Текст книги "Маленькая книга счастья. Где прячется радость и как ее найти"

Сенсорный голод

Недавно, осознав, насколько остро я нуждаюсь в ощущениях, я стала рассматривать их как питательное вещество. Достаточно ли я получаю витамина С? В норме ли количество кальция? А как насчет цвета, текстур и форм – довольно ли всего этого вокруг меня, чтобы почувствовать в себе жизнь? Несколько дней я оглядывалась – и, к сожалению, ответ был отрицательным. Большая часть нашей среды имеет упрощенное минималистическое наполнение, которое скорее напоминает холодную пустыню, чем пышный лес. Офисные парки и торговые центры рассыпают по пригородам серые коробки, оставляя большие участки земли в сенсорном вакууме. Большинство аэропортов, вокзалов и муниципальных зданий – это безликие монолиты, огромные эхо-пещеры, которые скорее нервируют, чем пробуждают чувства. За это мы должны сказать спасибо модернизму – движению, которое возникло в Европе в начале XX века. Модернизм решил отбросить декоративные элементы и традиции и создать новый вид архитектуры, основанной на геометрических формах и простых материалах. Модернисты признавали монолитные конструкции и прочные материалы, такие как стекло, сталь и бетон. Лучшие здания этого стиля могут быть совершенны. Однако, я считаю, на каком-то уровне они нас напрягают. Возможно, именно поэтому так много киношных злодеев живут в модернистских домах. Дизайнер Бенджамин Криттон просмотрел множество фильмов – от сериала про Бонда и «Бриллианты навсегда» до «Бегущего по лезвию» Ридли Скотта и «Большого Лебовски» – и обнаружил, что отрицательные персонажи, как правило, обитают в логовах со строгим интерьером [14]. Лишенные всех украшений, матовые поверхности имеют суровый и неприветливый вид, эмоциональный эквивалент лысой горы и незасеянного поля.

Дома в стиле минимализма обещают безмятежность в духе дзен, но постоянная жизнь в такой среде, кажется, идет вразрез с самой сутью человеческой природы. Даже мнимый минималист Филип Джонсон не жил все время в своем знаменитом «Стеклянном доме». Спустя всего несколько лет он перестроил соседний «Кирпичный дом» в уютную гавань для сна и чтения, дополнил его плюшевым ковром, сводчатыми потолками и узорчатой тканью на стенах. То есть можно сказать, что жажда новых ощущений все равно неотвратима, и ее можно сдерживать только до поры до времени. Архитектор Оскар Нимейер извлек аналогичный урок, когда проектировал город Бразилиа. Новая столица Бразилии, задуманная как символ упорядоченного и эгалитарного будущего, отличалась массивными идентичными кварталами с рядами зданий в строго геометрическом порядке. Ушли былые трущобы и пробки, а на их месте стоял чистый, просторный, современный город. Но когда жители переехали туда, то обнаружили, что большие жилые дома стерильны и дезориентирующи. Как пишет урбанист Чарльз Монтгомери, «они скучали по старым переполненным рыночным улицам, по местам, где беспорядок и запутанность вели к случайным столкновениям с новыми зрелищами, запахами и другими людьми» [15]. Со временем город разросся и новые районы, похожие на старые, восстановили прежний полный разнообразия образ жизни.

Непреходящая неудовлетворенность и тоска по ощущениям может в самом деле вызвать настоящее чувство голода. Несколько лет назад я ездила на гавайский остров Кауаи и заметила удивительную вещь: за те пять дней, которые я там провела, я ни разу не перекусывала между основными приемами пищи. Это было странно, потому что дома меня можно назвать заядлым «грызуном». Пакетик с орехами и сухофруктами или миска попкорна почти всегда есть на моем столе. Но в этом отпуске – ни кусочка! Я осознала, что на Гавайях весь день была окружена пышными джунглями, шумом океана и запахом соленой воды. Ноги в вулканическом песке, а на шее лея плюмерии. Я была сыта с головы до пят. Конечно, к 11:00 в самый первый день после отпуска я мысленно двинулась на офисную кухню в поисках миндаля. Люди любят сваливать бездумное питание на силу привычки и отвергают его вред, но я считаю, что такой подход игнорирует истинную причину. В нашей монотонной среде мы живем, страдая от сенсорного голода, и, не имея возможности утолить его как-то иначе, просто его заедаем.

Этот опыт изменил мое представление о питании. Пища предлагает чувственное насыщение, а не только физические питательные вещества, и создать блюдо, которое было бы на вид так же прекрасно, как и его пищевая ценность, не составляет большого труда. Один из моих вдохновителей в этой области – Кимберли Хасселбринк, фотограф и автор поваренной книги под названием «Живая еда» (Vibrant food). Хасселбринк описывает, как фиолетовая цветная капуста, растущая в саду у подруги, подарила ей новое видение еды. Удивительная интенсивность цветов, которые она обнаружила в сезонных продуктах, стала точкой фокуса в ее работе. Кимберли начала сочинять блюда с яркими цветовыми гаммами, например хумус, тонированный оранжевым с помощью моркови; розовые фаршированные яйца, маринованные в свекольном соусе; совершенно белый зимний салат. Игра с цветом не требует сложного оборудования или виртуозной подачи. Просто нужно обращать внимание на те свойства продуктов, о которых мы часто забываем. Хасселбринк также говорит о важности текстуры. Что-нибудь настолько простое, как способ нарезки продуктов, может вдруг изменить весь ваш опыт. Например, если морковь не резать, а стругать длинными лентами, это не только выглядит красиво, но и создает более легкое и свежее ощущение, чем просто нарезанные кружками овощи.

Когда у меня возникает острое желание перекусить, я останавливаюсь и спрашиваю себя: я хочу есть или ощущаю сенсорный голод? И если последнее, то я спрашиваю себя вновь: что я могу сделать? И я пытаюсь превратить свой офис в гавань изобилия. На стенах моего офиса висят на веревочках множество ярких помпонов, красочные морские флаги и коллекция открыток с любимых художественных выставок.

На столе у меня лежит дюжина ручек разных цветов, ароматический крем для рук, бальзам для губ и бутылка эфирных масел, а под столом – груда журналов. Я изменила свои взгляды на отпуск. Раньше я рассматривала поездку как способ отдохнуть от чрезмерно беспокойной жизни, выискивала тихие и спокойные места, где я могу просто расслабиться и развеяться. Теперь я смотрю на отпуск как на способ получить абсолютно новые ощущения, которых не найду у себя дома, впитать их в себя как губка, чтобы затем возвращаться к ним. Теперь мои каникулы более яркие, а воспоминания более красочные, чем раньше.

Возрождается интерес к минимализму, поскольку люди жаждут передышки от набитых шкафов и от беспокойной жизни в вечном режиме онлайн. Сначала я скептически отнеслась к этому повальному увлечению, в частности к вызвавшей настоящую лихорадку книге Мари Кондо «Магическая уборка. Японское искусство наведения порядка дома и в жизни». Кондо проповедует пятиступенчатый метод достижения радости в доме, и все эти пять методов заключаются в том, что нужно поэтапно выбрасывать лишние вещи. Но, будучи новобрачными, мы с Альбертом владели вдвое большим количеством вещей, чем необходимо, и были опасно близки к героям сериала «Барахольщики». Поэтому мы послушно рассматривали каждый предмет в нашем – теперь общем – доме и задавали себе вопрос Кондо: дарит ли он «искру радости»? Безрадостные предметы были упакованы доверху в сумки и коробки и загружены в машину. Мы опустошили шкафы наполовину и отдали практически всю кухонную утварь паре, которая переезжала в свою первую квартиру.

Я не вру, стало хорошо. Но я поняла, что философия Кондо – совсем не минимализм. Ее философия – здравый смысл. В конце концов у нас с Альбертом все еще остается куча лишних вещей. И теперь, когда мы видим то, что имеем, в нашей квартире, то чувствуем себя не беднее, а богаче. И все потому, что изобилие – не просто накапливание вещей. Речь идет о том, чтобы окружить себя богатой палитрой текстур, которые оживляют чувства. Если истинный минимализм подобен сплошной вырубке леса, то метод Кондо похож на прополку сада. Это процесс удаления фоновых помех для создания основы, на которой можно построить полный радости дом. Тем не менее стоит помнить, что прополка сама по себе не создаст красивый сад. Нужно также посадить цветы.

Конфетти и радуги

Назревает вопрос: какие цветы вы посадите? Если вы посмотрите вокруг и обнаружите, что ваше окружение более спартанское, чем вам бы хотелось, с чего бы вы начали изменять его? Чтобы найти ответ на этот вопрос, я собрала пантеон муз – женщин (и нескольких мужчин), кто олицетворяет раскрепощенную радость в парадигме эстетики изобилия. Одна из них – Айрис Апфель, седовласая икона стиля, чье жизненное кредо: «Больше – это больше, а меньше – это скучно». Апфель часто наслаивает три разных узора в одежде, любит вышивку и бахрому, носит до семи ярких браслетов на каждом запястье. И в ее девяносто с лишним лет она – амбассадор настолько большого количества брендов, что я затрудняюсь их сосчитать: от Кейт Спейд до Happy Socks и Macy’s. Но что более важно, она всегда выглядит так, словно вот-вот отправится на бал. Сэр Пол Смит, британский дизайнер, чей фирменный стиль из цветных полосок раскрашивает все от банных халатов до велосипедных сидений, – другая муза. Смит – заядлый коллекционер: он увлекается любопытными вещицами, которые привозит из путешествий, и превратил подвал своего дома в пространство, которое называет Долиной дураков. В Токио я нашла французского архитектора Эммануэль Муро, которая создает стильные и в то же время жизнерадостные пространства с помощью сотни различных цветов. А в Бруклине живет Тина Рот Айзенберг, основательница эксцентричной фирмы по производству временных татуировок Tattly, которая сообщила мне с совершенно невозмутимым видом, что она твердо убеждена в силе конфетти.

Мы с Тиной дружили несколько лет до того, как я обнаружила, что у нее в офисе есть целый шкаф, всегда полный конфетти. Естественно, я настояла на том, чтоб его увидеть, и однажды утром заглянула в офис Тины, где она встретила меня с круассанами и позволила заглянуть в самый радостный в мире шкаф. С момента открытия Tattly Тина всегда хотела, чтобы посылки от компании вызывали такое же чувство радости, как и письмо от доброго друга. Вместо того чтобы пользоваться обезличенным штрих-кодом из франкировальной машины, Тина и ее команда стояли в очереди в почтовое отделение, чтобы купить тысячи почтовых марок разного номинала; иногда они наклеивают дюжины марок на один конверт, если необходимо. В конце концов необходимость отслеживать посылки заставила их сменить тип отправлений на более практичный. Тогда они запустили смешную рассылку, предлагая возможность добавить в конверт конфетти. «С конфетти все становится лучше», – сказала Тина.

Когда Тина открыла шкаф с конфетти, я не удержалась, окунула руки в разноцветную россыпь и наткнулась на рулон красных стикеров с предупреждением «ОСТОРОЖНО! ВНУТРИ КОНФЕТТИ!». Тина, смеясь, объяснила: «Мы поняли, что нужно уважать получателя. Если мы собираемся отправлять конфетти, лучше наклеить предупреждающий знак на конверт, чтобы получатели знали, что их ждет». Однажды, когда конфетти внезапно закончилось, а посылка с пополнением запаса потерялась, команда Тины сделала все возможное, чтобы она не заметила нехватку конфетти. К счастью, у нее на столе всегда есть банка с конфетти на непредвиденный случай, например в случае импровизированного торжества. Кроме того, в Tattly новых сотрудников приветствуют россыпью конфетти в форме сердца на их столе. Это может прозвучать глупо, но осыпание конфетти имеет еще более важное значение. «Считаю, в мире бизнеса все слишком серьезны, – говорит Тина, – людям нужно больше веселья на работе».

На примере Тининого шкафа с конфетти я поняла, что эстетика изобилия оказывает огромное влияние даже в малых дозах. Женщина может быть одета во все черное, но шарф в горошек дополнит ее облик так, что она будет выглядеть посланницей радости. Полосатый навес над рестораном может развеселить всю улицу. Вы можете добавить изобилия там, где хотите почувствовать всплеск радости, но не можете менять освещение или цвет стен – например, на вашем рабочем месте. Полосатая настольная лампа или разноцветная накидка на стуле может серьезно повлиять на ощущение всего пространства. Это также применимо к небольшим пространствам или поверхностям, которые вы хотите сделать неожиданно очаровательными: туалетная комната с раковиной, посылка из дома, внутренняя сторона ланчбокса.

Мне понадобилось некоторое время, чтобы понять, почему конфетти, горошек и полоски производят такой несоизмеримый эффект. Причина оказалась обманчиво простой: небольшое, но много раз повторяющееся создает куда более сильный всплеск радости, чем каждый повтор по отдельности. Давайте подумаем вот о чем: каждое конфетти – это просто кусочек бумаги. Если вы заметите одно конфетти у себя на ботинке, вы, скорее всего, просто стряхнете его без раздумий. Но умножьте одно это конфетти на несколько тысяч – и вот у вас уже есть пригоршня одного из самых мощных создателей радости в мире, праздник на ладони. Блестки, декоративные посыпки, рождественские гирлянды получили свою способность вызывать радость за счет простого повторения. Даже обычные предметы, собранные вместе, могут создать чудесный ансамбль. Один из самых радостных примеров в Нью-Йорке – это миниатюрный магазин карандашей CW Pencil Enterprise, стенные шкафы которого заставлены сотнями карандашей разных видов со всего мира. Дизайнер Пол Смит также использует этот прием в своих магазинах и шоу. Для недавней выставки Смит создал интерактивную стену с семьюдесятью тысячами цветных пуговиц!

Благодаря разнообразию ощущение изобилия увеличивается еще больше. Вспомните магазин сладостей: M&M’s, Skittles, Mike and Ike и желейные бобы – все они более очаровательны благодаря ярким вкусам и цветам. Разнообразие форм и пропорций тоже может приносить радость: представьте нить бусин ручной работы, каждая из которых немного отличается от других. Но максимальный эффект достигается от изобилия ярких цветов, предпочтительно всех сразу. Радуги настолько наполнены радостью: неявные, тонкие полосы могут преобразить все небо и остановить толпу людей на их пути. Радуга – идеальное сочетание энергии и эстетики, множество фотонов, пляшущих друг с другом. Сложно придумать, что может быть еще более радостным, чем буйство радужных красок. Я расставила свои книги по цветам радуги, потому что так они выглядят как одна большая творческая инсталляция, полная радости. Радуга нашла свое проявление в разных видах пищи, от бубликов до блинчиков. Но, возможно, самый полихромный тренд в еде – это радужные боулы, в которых встречаются овощи всего цветового спектра: морковь, свекла, редис, тыква, капуста, обретающие форму цветного колеса и создающие здоровое блюдо, которое выглядит так же радостно, как коробка конфет.

Я люблю цвета радуги за их способность привносить радость даже в те места, которым несвойственно быть радостными. На одном непримечательном углу на северо-западе Токио стоит здание, которое выглядит как многослойный торт, слои которого сложены неровно и с просветами, так что заметны внутренние поверхности всех оттенков шербета. Когда я увидела его на фото, я подумала, что это самое полное радости здание из всех, что мне попадались. Мне стало интересно: может, это головной офис компании по производству красок или игрушек? Но нет: в этом здании расположен банк.

Поначалу удивлялись даже клиенты банка. Я зашла и поговорила с седовласым мужчиной, сидевшим в малиновом кресле. Он рассказал мне, что, когда отделение только открылось, он и его соседи были сбиты с толку. «Что это? Совсем не похоже на банк», – сказал он. Но затем улыбнулся и добавил, что вид этого здания поднимает ему настроение, – и это повторили специалисты по кредитам и банковские клерки, которых я встретила после. Самое интересное мое наблюдение – каждый человек в этом здании выглядел расслабленно. Никто не постукивал носком ботинка, не скрещивал в нетерпении руки. Четыре или пять человек расположились в креслах разных цветов и спокойно читали. Обстановка больше походила на независимый книжный магазин, чем на финансовое учреждение.

Этот банк – одно из четырех красочных отделений банка Sugamo Shinkin. Идея принадлежит Эммануэль Муро, французскому архитектору, живущей в Токио и по уши влюбленной в цвет. За чаем в своем разноцветном офисе Муро рассказала мне, что ее задачей было сделать банк местом, где хочется задержаться еще на мгновение. Я была озадачена: при такой поставленной задаче многие бы немедленно подумали о полезных услугах – бесплатном кофе, Wi-Fi, кабельном телевидении с новостными каналами. Муро, как и немногие другие архитекторы, увидела, что цвета радуги оказывают магическое действие на окружающих. В данном случае эстетика изобилия создает ощущение щедрости как формы гостеприимства. Большинство отделений банков, где я была, переполнены брендированием – создается ощущение, что гуляешь среди рекламных щитов. В отделениях банка Sugamo Shinkin нет даже вывески на входе. Цвета – их визитная карточка.

Радуга привносит ощущение наполненности энергией в любую ситуацию, даже (и в особенности) сложную. Радужный флаг объединяет разных активистов под знаменем радости выражения собственной позиции. На фотографиях демонстрации часто больше похожи на фестивали, чем на акции протеста. Экспансивная природа радуги объединяет людей и развеивает воинствующую нетерпимость.

Тонкие и невесомые, радуги иногда выглядят банально, но я была свидетельницей, как они производили на людей по-настоящему глубокое впечатление. Несколько лет назад я получила письмо еще от одной вдохновительницы – моей читательницы, у которой недавно трагически погиб маленький сын, – с историей про радугу. Организуя похороны, она попросила доставить однотонный белый гроб к себе домой, чтобы она могла украсить его. Она и ее дети провели весь день накануне похорон, раскрашивая гроб в цвета радуги, и она сама засиделась допоздна, рисуя радужные хризантемы на крышке. И что-то в этих цветах вдохновило ее, как она писала, двигаться дальше, несмотря на горе и утрату, охватившие ее семью.

В то время как во многих культурах черный цвет традиционно остается цветом скорби, некоторые выбирают почтить память ушедших любимых обилием цветов. В гватемальских городках, таких как Чичикастенанго, родственники красят могилы ушедших в их любимые цвета и обновляют краску каждый год в память о них. В результате радужное кладбище больше похоже на живой город и место чествования жизни, чем на погребальный монумент.

Радуги – неутомимые солдаты радости; то, что может победить глубокое отчаянье. Они проникают в пустоты наших жизней – в депрессивные районы, угнетенные сообщества или сердца, страдающие от потери, – и поднимают сигнальный флаг надежды.

Правила максималиста

Вдохновители, деятельность которых я изучала, показали мне силу эстетики изобилия, в том числе то, как сочетания рисунка, текстуры и цвета радуги могут оказывать огромное эмоциональное воздействие. Но я так и не нашла ответа на свой вопрос: что происходит, когда изобилия становится слишком много?

Найти на него ответ мне помогла последняя муза – первый американский декоратор интерьеров, Дороти Дрейпер. Дороти была необузданной максималисткой и создала фирменный авторский стиль, характеризующийся смелыми жестами, графичными узорами, яркими цветами – обычно одновременно. Ее стиль описывали как современное барокко – забавно, если подумать о том, что модернисты мало чему противостоят так горячо, как барокко. Дрейпер умерла в 1969 году, но самый популярный из ее проектов, курорт Гринбрайер в Западной Вирджинии, до сих пор блаженствует в своей сногсшибательной популярности. Гринбрайер был основан более двухсот лет назад как место для отдыхающих «на водах» из близлежащих источников Уайт-Сульфур-Спрингс, но сейчас он вырос в летний лагерь для взрослых с развлечениями от гольфа до крокета и стрельбы из лука. Во время Второй мировой войны он служил военным госпиталем, после которого был оставлен в руинах в 1946 году, – тогда Дрейпер была приглашена для восстановления интерьера. За шестнадцать месяцев она заново воссоздала и преобразовала весь внешний облик здания от осветительных приборов и фарфора до униформы горничных.

Из Нью-Йорка до Уайт-Сульфур-Спрингс добраться можно за одиннадцать часов пути поездом, и я была немного заторможенной, когда увидела маленький зеленый микроавтобус, ожидающий напротив вокзала. Я села в него, не сообразив, что отель находится прямо через дорогу, и почувствовала себя немного нелепо, когда мы остановились через минуту. Я вышла из автобуса в крытую галерею. Автобус смотрелся как игрушка на фоне внушительного здания Гринбрайера в федеративном стиле. Фасад здания был ровным и белым как мел. Я распахнула стеклянные двери в лобби и – пуф! – попала в другой мир. Это было как поднять прохладную крышку бабушкиной шкатулки с драгоценностями, где одно сокровище лучше другого. В центральной комнате стены были насыщенного зеленого и аквамаринового цветов с огромными арками во всех направлениях. По бокам арки идеально обрамляли пары круглых окон на розовом фоне. Под ногами лежал зеленый ковер с тигровым принтом, люстра в виде гигантской птичьей клетки звездной россыпью светила с потолка. Зеленые ковровые дорожки покрывали лестницу, повторяя все до единого изгибы потолка. Тема, воплощенная Дрейпер, – «романтика и рододендроны», но более метко ее можно описать как «Скарлетт О’Хара разлила кислоту» [16]. У меня открылось второе дыхание, как при прозрении, и я решила что-нибудь выпить.

Со стаканом в руке я рассматривала высокие потолки, расходящиеся из верхнего лобби. Стены спальни были цвета мятного мороженого, а на ковре распустились розовые букеты цветов. Я насчитала по меньшей мере семь различных узоров: растительные орнаменты разных размеров, морские ракушки, шотландская клетка. В кабинете в викторианском стиле я влюбилась в мягкое кресло, обитое одной из любимых тканей Дрейпер – Fudge с принтом из красных роз и желтых лилий. Сидя в нем, немного чувствуешь себя командующим флотом на цветочном параде. Такие же пышные цветы распустились на противоположных креслах, оттоманках и пышных портьерах. Это было великолепно, но обескураживающе: у меня перехватило дыхание, когда я пыталась осознать все это великолепие одним махом. Переведя дух и успокоив головокружение, я увидела всю глубину дизайнерского замысла. Дрейпер, несомненно, была мастером наложения слоев. Вместо того чтобы работать на нейтральном базовом холсте, она использует высококонтрастную базу: шахматные полы, широкие полосы, дерзкое сочетание цветов, таких как цвет оперения фламинго с ярким желто-зеленым или вишнево-красный с бирюзовым. Также она наслаивает узоры – столистные розы и тропические листья – минимум два или три на комнату. И на вершине всего – бесчисленные маленькие детали: ленты и вышивки, бра и часы, облицовки и лепнина, от которых глаза разбегаются. В мире Дрейпер у всего многослойная текстура. Для обрамления картин она выбрала паспарту с рисунком вместо простого фона. Под стекло кофейного столика положила журналы. Шторы подвязаны кисточками, у абажуров – бахрома и оборки. Все вместе выглядело напыщенным, причудливым, безудержным – взрослая версия магазина сладостей.

Стиль Дрейпер, возможно, не слишком отличается от стиля Сюсаку Аракавы и Мадлен Гинс, но подтверждает широко известное мнение о том, что сила изобилия поддерживает дух и обновляет тело. В больнице Делнор в Сент-Чарльзе, штат Иллинойс, Дрейпер воспользовалась своим фирменным приемом – использовала набивной ситец в цветочек вместе с моющимися обоями под сосновое дерево, чтобы создать пространство, абсолютно не похожее на больницу. «Что сделано для создания обстановки для пациента, побуждающей в нем желание жить, бороться за восстановление своего здоровья?» [17] – спрашивает она, повторяя слова Флоренс Найтингейл. В Нейплсе, штат Флорида, она спроектировала другую больницу, покрасив ее в лазурно-голубой и разбив клумбы олеандра по кругу здания. В помещениях появились небесно-голубые потолки и полы в зеленую полоску, а еще Дрейпер удалось заменить стандартную бежевую больничную мебель на коралловую.

Работы Дрейпер наполнены радостью не случайно. Она пережила глубокую депрессию, когда ее муж ушел к молодой девушке в ту же неделю, когда Нью-Йоркская фондовая биржа пережила крах ценных бумаг в 1929 году. Терапевт посоветовал Дрейпер посетить лекцию Нормана Винсента Пила, священника, который затем напишет «Силу позитивного мышления». Оттуда она ушла уверенной во взаимосвязи между декором и эмоциями, провозгласив: «Серое время позади… Сейчас мы знаем, что приятные, чистые цвета оказывают живительный эффект на психологическое здоровье. Современные врачи и психотерапевты уверены в этом» [18].

И хотя ее дизайны выглядят роскошными, она никогда не рассматривала крупные финансовые вложения в них как обязательное условие. В ее колонке «Доброе домоводство», а также в книге «Декорирование – это весело! Стань сам себе декоратором!» (Decorating Is Fun! How To Be Your Own Decorator) Дрейпер предлагает доступные советы для создания роскошных интерьеров с бюджетами, урезанными Великой депрессией. Для тех, кто не мог себе позволить очаровательных ковров, Дрейпер предлагала отделать пол узором в клетку или в крупный горошек, который «выглядит как веселые воздушные шары». Женщинам, безжалостным к несочетающейся мебели, она сообщала, что сочетать все слишком дотошно – безвкусно, и предлагала покрасить отличающиеся предметы белой краской или обить цветной тканью.

Если цветы слишком дорогие, большая ваза с листьями лавра или сосновыми иголками может стать отличной заменой. Или предложение для тех, кому нужны новые шторы: почему бы не сшить лоскутное полотно из старой одежды? Интерьеры Дрейпер всегда вносят роскошь даже в самую простую обстановку. Ее советы помогают увеличить ощущение текстурности в доме, напоминая рукодельницам, что их цель – радость, а не достижение совершенства.

Дрейпер призывала женщин думать о доме как об обители восхищения и фантазии. Она убеждала игнорировать общепринятое мнение и создавать дом, слушая чувства, а не разум. Когда я смотрю на Гринбрайер, я думаю о том, многие ли из нас дают волю хоть небольшой части своих желаний, как часто мы передумываем или одергиваем сами себя. И вспоминаю о гофрированном платье, которое примеряла пару недель назад и отложила, услышав в голове незнакомый строгий голос: «Это так вульгарно!» Интересно, сколько радости отобрал у меня этот голос за всю мою жизнь?

Минимализм часто пытается декларировать высокие моральные цели, игнорируя эстетику изобилия как чрезмерное распутство. «Свобода от украшений – это знак силы духа», – провозглашает австрийский архитектор Адольф Лоос в лекции с говорящим названием «Орнамент и преступление» (1910). Подобно модернистскому отказу от цвета, это стремление к чистоте было объявлено путем к более просвещенной цивилизации, но по сути оно едва прикрывало этнические и расовые предрассудки. Лоос преисполнен презрения к людям, которых считал безыскусными, – «деревенским женщинам ЮАР, Персии и Словакии» [19], – тем, кто не может отказать себе в украшении дома и одежды. Традиционные ремесла, такие как вышивка, вязание крючком, ткачество, полные замысловатых узоров (и часто, хотя и не всегда, выполняющиеся женщинами), были забыты как второразрядные формы искусства. Дороти Дрейпер подверглась похожей критике: архитектор Фрэнк Ллойд Райт называл ее второсортной осквернительницей – каламбур, поругавший тем самым почти религиозное презрение модернистов к изобилию, словно оно подразумевает нечистоту. Столкновение между эстетикой и моральными ценностями повторялось в истории много раз, создавая ситуации, когда наш выбор эстетики олицетворял мост к нашим добродетелям. Так происходит и сейчас. В мире, переполненном дешевыми и доступными вещами, выбор простых, неукрашенных товаров стал символом добродетели – таким же, как стройность и следование общепринятым правилам гигиены. Многие из нас несут камень этого стереотипа и неосознанно боятся, что любовь к узорам, текстурам и роскоши – это потакание внутреннему гедонисту.

Но на примере более длительного периода истории эволюции мы обнаруживаем, что изобилие – часто признак здоровья и жизнестойкости [20]. Блестящие медальоны у павлина на спине совершенно не нужны для выживания, но они сообщают самке павлина с ощутимой ясностью, что ей повстречался достойный самец. Мужская особь птиц-шалашников строит сложное гнездо, украшенное цветами, листьями, ракушками и даже кусками пластика, чтобы продемонстрировать своим потенциальным партнершам, что они в отличной форме. Минимализм взращивает идею, что все в природе создано с идеальной экономией, но в действительности роскошь в природе проявляется повсеместно. Разве в экономном мире плодовая мушка танцует, а лось носит ветвистые рога на голове? Такие выступления требуют много энергии: яркие узоры или экспрессивные движения явно демонстрируют, что организм достаточно активен для подобных затрат. Эволюционный теоретик Денис Даттон верил, что подобная логика применима ко всем формам искусства, созданного человечеством, – от изобразительного искусства до музыки и фольклорных ремесел, так презираемых Адольфом Лоосом. Трудоемкая работа над произведением, создание красоты и изобилия – не что иное, как рукотворный хвост павлина. Это говорящий символ того, что вы обладаете энергией и у вас ее в достатке для того, чтобы позволить себе радость чистого созидания.

Оказывается, слово gaudy «безвкусный, кричащий» происходит от латинского слова gaudere – веселиться (to rejoice) или наслаждаться; получается, что слово joy «веселье» имеет те же корни. Выбор в пользу изобилия – это не нравственное падение, а выражение глубокого восторга, признание, что мы пришли в этот мир для чего-то большего, чем просто влачить свое существование от рождения до смерти.

Мы здесь, как пишет Диана Акерман, не только для того, чтобы прожить жизнь в длину, но также и в ширину: увидеть радуги и раскрасить их, щекотаться и очаровываться и есть второе пирожное, если хочется [21]. И иногда чувствовать, насколько верен любимый афоризм Мэй Уэст: «Слишком много хорошего – это прекрасно» [22].