Текст книги "Алиса и Диана в Заболотье. Книга 2"

Тимоша опомнился первым:

– Это же Морские люди! Они соблазняют женщин и топят их, а потом превращают в русалок.

Морские люди – про них говорят «половина человека, а половина рыбы». Когда волнуется море, на поверхность выплывают Морские люди и поют песни. Морские люди поднимают бури и топят корабли, если где-то ранена Русалка. Хотя они более свирепые и безобразные, чем Русалки, их меньше интересуют смертные. Только один вид Морских людей выходит на берег, чтобы соблазнять женщин – это шелки, прекрасные люди-тюлени. Шелки – потомки людей, изгнанных в море за свои проступки. Когда они выходят из воды, то сбрасывают с себя тюленью шкуру и принимают человеческое обличье, превращаясь в обворожительных красавцев.

– А-а-а-а! – дикий крик Дианы разорвал пространство, и она с разбегу прыгнула в мутную муть – спасать сеструху. Растущая на поверхности ряска подождала, когда девичьи ноги уйдут под воду, и важно заполонила собой то место, куда нырнул ребенок. В Заболотье устаканилась тишина. Даже небо перестало твердить свои былины.

Черный друже нервно запрыгал по кочкам, замахал крылами и, заикаясь, закаркал – он не знал, что делать дальше, его черные бусинки глаз посерели и мгновенно состарились.

– Ну вот, ну вот, хорони теперь народ, – без конца повторяла дряхлая птица, а потом и вовсе уснула от шока, она впервые теряла любимых друзей.

Грустная кочка-Болотник медленно подплыла к Тимофею и попыталась его погладить коряжистой рукой. Ворон спал, как убитый. Или вовсе умер от горя?

Диана плыла вглубь болота и не знала, как у нее это получается. Вода не мешала ей дышать, не забивала легкие, девчушка просто-напросто не дышала и всё. И чем ниже она опускалась, тем чище становились воды. А вот и дно: лоскуты красно-бурых водорослей, устремленные на многие метры вверх, глупые рыбы с раскрытыми ртами, пятикилограммовые раки и чудовищные угри с муренами, норовящие поживиться свежей падалью.

– Я не падаль! – пригрозила им кулаком Диана и распихала наглых змей пинками.

Пробираться сквозь заросли водорослей было невероятно тяжело, но она шагала – шла ногами по илистому дну. А заросли тянули ее к себе и гундели похоронный мотив:

Мы плачем, рыдаем и ноем,

мы свои недра откроем,

откроем их и захлопнем,

и не будет никаких воплей,

лишь сон удивительно сладкий.

Зачем тебе, дочк, быть мамкой?

Ты устали, устала, устала;

жизнь ушла, ты ее проспала,

пропала, пропала, пропала,

упала, упала, упала,

и выхода нет никакого.

На воле? Там одно горе:

грешники, воры, убийцы

и их лица, лица и лица.

Лики эти недобрые,

не наши лики, голодные,

лики, исполненные печали.

Они, девчушечка, не встречали

твоей безвыходной нищеты!

Иди в наше жерло, иди.

И мутные, мутные воды

смоют непогоду,

смоют горькие слезы…

у девочки, у розы.

Впервые в жизни Динка так злилась на флору! Будь ее воля, она бы вырвала все эти поганые водоросли и выкинула их на сушу.

Но всё имеет свойство заканчиваться. Закончились и поля буро-зеленых глубинных трав. И пред человечком-амфибией предстал роскошный голубой дворец с синими куполами и резными ставнями. Рядом игриво плавали морские коньки. У крыльца с трезубцами в руках стоял караул – уже знакомые ей красавцы на рыбьих хвостах, Морские люди. Типа воины. Ага!

Девушка бесстрашно подошла к женихам-русалам и постаралась пробулькать как можно громче:

– А ну отвечайте, куда дели мою сестру?

Рыбы-парубки хмыкнули и пробулькали в ответ:

– Коль сама пришла, проходи, Лоскотуха, будь нам верной женой, а царю Морскому подругой!

Ребенок осерчал еще сильнее:

– Во-первых, я не Лоскотуха! Во-вторых, мне двенадцать лет, в таком возрасте замуж не выходят. Еще чего! А в-третьих, будете приставать, напущу на вас своего деда, он вас быстро в ментовку определит!

– Буль-буль-буль! – зареготали подводные братья. – И кто это у нас дед-волшебник?

– Зубков Иван Вавилович. То есть… Иван-царевич. То есть Царь-самодур!

– Ух ты ж, ух ты ж, ух ты ж, буль-буль-буль, карасики! Это ты о первом на всю округу деревенском матершиннике? А второй, тот и вовсе безуркий. А еще у вас, девушка, папашка Грибнич – лесной заморыш бич!

Диана раздула ноздри. И если бы ни вода, было б видно как из них идет пар:

– Мой папа в Гидрострое работает!

– Ну да, ну да, он мужчинка гидростроевский, а ты кошка драная мгачинская! Вот поэтому он и бросил вас! Всех вас. Всю вашу ненормальную семейку.

Если бы ни вода, было б видно, как из женских глаз потекли огромные, обидные слезы.

– А вы, а вы, а вы… – девица чуть не задохнулась в припадке гнева и вспомнила наконец модное в их школе словосочетание. – А вы нарциссы геморройные!

Она оттолкнула дурней с трезубцами, покрутила пальцем у виска, указывая на их идиотские рыбьи хвосты, и прошлепала по богато украшенному жемчугами крыльцу, отворила тяжелую янтарную дверь, заглянула внутрь и сразу попала на королевский бал. Со всех сторон лилась сказочная музыка. А какая еще? По огромному залу кружили русалки и русалы, то бишь Морские люди с Морскими людихами.

– Врешь, не людихи мы, а Лоскотухи! И ты такая же будешь, – хохотали русалки и кружили, кружили, кружили.

А потом Лоскотухи бросили свое пустое занятие – танцевать, накинулись на гостью и принялись ее щекотать. Через минуту девочке стало невыносимо это терпеть, и она побежала. Дианка носилась из залы в залу (Лоскотухи за ней), пока не наткнулась на трон в виде белой раковины и сидящего на нем Морского царя. Выглядел царь, как обычный человек, но с зелеными волосами и бородой, в накидке из водорослей, в левой руке он держал весло, а в правой – трезубец.

Морской царь – владыка над всеми морями, над всеми обитателями моря и морскими стихиями. Разъезжает по морям в раковине, запряженной морскими морскими коньками. На голове у него венец из морского папоротника, в одной руке он держит весло, которым укрощает волны. А в другой – острогу или трезубец, которым он вызывает бури, сражается со своими противниками и карает непослушных. Чертоги его находятся в морской пучине, в глубине океана. Служит ему бесчисленное морское воинство. Когда Морской царь гневается или веселится, на море поднимается страшная буря, гибнут корабли и люди.

Рядом с вседержителем стояла Алиса, глаза которой были затуманены уже не гипнозом, а грозовыми тучами, направленными на повелителя морей и болот.

– Нашлась! – закричала Диана и бросилась к Алисе с поцелуями.

Та пшикнула на молодуху:

– Чего приперлась? Двух утопленниц наша мать не переживет!

– Батюшки мои! – запрыгал царь от восторга. – А вот и котейка Мары до нашей хаты доволоклась. Никак кот Баюн собственной персоной явился? Ты поди ж!

Диана вопросительно посмотрела на зеленого человечка. А Алиса попробовала ей всё объяснить:

– Этот непонятный мужчина уверен, что я какая-то там богиня смерти и зимы Мара, а иначе бы я в воде захлебнулась и утонула, как все обычные люди.

– Как смерды, – поправил ее Морской царь. – Да, да, всё верно. Ведь кто подружка у бабы Яги? Конечно же, Мара! А какая кошка в услужении у бабы Яги? Кот Баюн. А кто у нас баба Яга? Баба Валя – на том свете ваша родная бабка.

Царь обошел Дину три раза, три раза обнюхал ее и завизжал в ухо старшей сестре:

– Отвечай, нахалка Мара, зачем в наш нижний мир из Прави спустилась? Пошто котейку у Яги украла? Что замышляешь ты опять, медуза ядовитая? Никак все мировые воды заморозить удумала? Иль смерть посеять от чумы в темноруси и Заболотье? – монарх показал Алисе кукиш. – Не выйдет, слышишь, не выйдет! Молиться буду, всех Водяных заставлю по берегам костры жечь, богов славянских призывать, чтоб тебя наверх забрали с глаз моих долой!!!

От такой пламенной речи у девчушек закружилась головки, они обе были на грани обморока. Лоскотухи и их женихи сгрудились вокруг своего хозяина и не знали, что делать дальше: то ли бояться девчонок, а то ли продолжить попытку защекотать несчастных до смерти?

Первой пришла в себя богиня Алиса:

– Как мне доказать тебе, что я не Мара?

Морской батюшка подозрительно посмотрел на нее и, показывая рукой на проползающего мимо рака, приказал:

– Плюй на омара!

Алиса пожала плечами и плюнула на членистоногое. Не получилось – кругом вода.

– А ну потрогай, потрогай его руками! – увивался царек вокруг.

Алиса наклонилась и погладила рака, тот махнул хвостом и продолжил свой путь. Морской царь прикусил кулак.

– Так, так, не сдох. И этот факт настораживает еще пуще, – мужичок стал странно приплясывать. – Врешь, не возьмешь! Ну, не смерды вы. Нет, не смерды. Никогда не поверю, что смерды.

– Дяденька, можно мы пойдем отсюда? – взмолилась уставшая от его клоунады Диана.

Зеленый дядька с жалостью посмотрел на «котейку» и промолвил:

– Идите, чего уж.

– А мы? – заверещали Лоскотухи.

– А вы на бал валите!

Морские парни весело подхватили на руки русалок и поплыли в тот зал, где они танцевали. Алиса с Дианой охнули, пожелали Морскому царю побольше рыбы в прудах и двинули по дну болота к берегу.

Глава

6.

Алиса

продолжает

выяснять,

кто

она

на

самом

деле

Повелитель озер и прудов нервно побегал по своим угодьям еще часок-другой, подергал водоплавающих за хвосты, загадочно пожевал морской салат, но, так ничего и не придумав, уселся на трон-ракушку. Трон вдруг размяк, сплющился и превратился в Болотника.

Болотник — угрюмое неподвижное существо, сидящее на дне болота, безглазый толстяк, покрытый слоем грязи: налипшими водорослями, улитками, рыбьей чешуей. Болотник заманивает человека или животное в трясину и губит его. Приманивает болотник свою жертву, крякая по-утиному, ревя по-коровьи, дико стонет или хохочет. Когда человек застревает в трясине, Болотник хватает его за ноги и затягивает вглубь.

– Разрешите обратиться, господин Черномор! – сказал Болотник. – Дык эти две бабы с того света ползут нашу Сказочницу ото слепия выручать!

– Хм. И что с ней?

– Бельмо изъело очи. Рыдает. Не могёт она более сказочки строчить.

– Сказки писать не может?

– Гы-гы! Ага.

– Чего ж ты, дурень, ржешь? Не будет сказок, исчезнем и мы с тобой, да в прах рассыпемся… Ай, не брешешь ли, коряжина замшелая? Не может быть, чтобы Мара с Баюном нашу Сказочницу выручать надумали. Не в их прерогативе сии задачи.

– На, смотри, – Болотник выудил из своего неопределенного тела мутную бутыль, непонятно когда затонувшую, и приставил её горлышком к глазу Черномора.

Владыка посмотрел внутрь бутылки, калейдоскоп раскрылся и показал ему слепую Сказочницу, разговаривающую с мгачинскими ученицами и булку хлеба с салом на пороге избушки. Вот старушка машет девочкам рукой, а они уходят, подгоняемые черным вороном.

Черномор сочувственно поморгал, покивал, пару раз хлюпнул носом для порядка и засунул бутыль в карман своего плаща.

– Ну, лады. Пущай идут. Подмогём, если смогём, – разрешил царь добраться сестрам до живой воды и задумался. – Чи не Мара она? Тогда кто?

Болотника этот вопрос мало интересовал, он снова превратился в трон и захрапел.

*

А сестренки в это время боролись со стихией. Идти по дну то ли моря, а то ли болота, конечно же, было непросто! Диана вела старшую за собой, нюх у девочки после кошачьей жизни остался животным.

«Ну, хоть какая-то польза от моего прошлого», – бурчала младшенькая.

Опля! Перед двумя недорыбами новой зловещей стеной встали заросли ламинарии и потянули жертв внутрь себя, гундя похоронный мотив:

Мы плачем, рыдаем и ноем,

мы свои недра откроем,

откроем их и захлопнем,

и не будет никаких воплей,

лишь сон удивительно сладкий.

Зачем вам, дочки, быть мамкой?

Вы устали, устали, устали;

жизнь ушла, вы ее проспали,

пропали, пропали, пропали,

упали, упали, упали,

и выхода нет никакого.

На воле? Там одно горе:

грешники, воры, убийцы

и их лица, лица и лица.

Лики эти недобрые,

не наши лики, голодные,

лики, исполненные печали.

Они, девчушечки, не встречали

вашей безвыходной нищеты!

Иди в наше жерло, иди.

И мутные, мутные воды

смоют непогоду,

смоют горькие слезы…

– В лютые морозы! – закончила их песню Алиса и поежилась, представив, что она и есть богиня холода и зимы Мара.

Продравшись через бесконечные заросли морской капусты и ругаясь, почти как дед Иван, девушки потихоньку приблизились к родному берегу.

Они вышли из воды, как самые настоящие монстры-амфибии, не хватало только торжественной космической музыки. Но ее с лихвой заменило задремавшее было небо, которое вдруг очнулось от дремы и как ни в чём не бывало продолжило свой сказ:

– Ай, Василиса дочь Микулична подрубила волоса по-молодецки, нареклась Васильем Микуличем, брала дружинушки хоробрыя, сорок молодцов удалых стрельцов, сорок молодцов удалых борцов, поехала ко граду Киеву. Не доедучи до града до Киева, пораздернула она хорош бел шатер, оставила дружину у бел шатра, а сама поехала ко солнышку князю Владимиру…

– Тимофей! – закричали вылезшие из воды девушки.

Крылатый воин очнулся, увидел воскресших мертвецов и снова упал в обморок. Растормошив птичку, победительницы мутных вод разожгли костер, разделись и занялись сушкой одежды. Им очень хотелось есть. Ворон, потерявший на время дар речи, молча предложил подругам лягушек, но те отказались.

Морской царь, пристально следивший за передвижением иномирянок в подзорную трубу-бутыль, сжалился над «котом Баюном» и кинул к их костру жирную плотву. Алиса не удивилась летающей рыбе, она очень хорошо знала зоологию. Да, есть такая. И, достав перочинный ножик, лихо разделала рыбку, а затем поджарила ее на камне, как учил Леший. Диана поморщилась и отказалась от подарка. Владыка вод тоже сморщился и кинул привереде лист морской капусты и связку морского винограда.

– Неплохо! – оценили сестры обед, нажевавшись сырых водорослей и запеченной плотвы без соли.

Тимофей перекусил рыбьими головами, хвостами, и к нему вернулся дар речи. Он попросил юннаток рассказать, что они делали на дне болота и много ли там вкусных земноводных? Школьницы рассказали всё, что с ними приключилось.

– Тим, а кто такие Лоскотухи? – спросила Диана.

– О, Лоскотухи – это русалки, души мертвых дев. Они защекочивают насмерть парубков и девиц. А потом уносят их с собой на дно морское, где те превращаются в Русалов и Русалок.

Лоскотухи — это один из видов русалок, которые стали называться Лоскотухами из-за того, что могут защекоторать человека до смерти. Чтобы уберечься от русалок-щекотух, старались не ходить в одиночку в лес или к воде, а также в засеянное рожью поле. А после захода солнца носили с собой отпугивающие Лоскотух травы (чеснок или полынь).

Ворон подозрительно обошел девушек со всех сторон. – Так вы говорите, что не превратились в Лоскотух? Это странно.

– Вот и болотному монарху показалось это необычным. Он обозвал Алису богиней Марой, а меня котом Баюном, – надула губы младшенькая.

– Мара? – птичка чуть не подавилась. – Кот Баюн? Нет, нет, нет, только не это!

Ворон взлетел и очень больно тюкнул в лоб сначала Алиску, а потом Динку. Дочечки закричали от боли и расплакались от обиды.

– Расслабьтесь! – важно гаркнул Тимофей и занялся чисткой перьев. – Вы обе не те, что подумал Черномор.

– Черномор?

– А Морской царь не назвал свое имя? Странно. «Там все красавцы удалые, великаны молодые, все равны, как на подбор, и с ними дядька Черномор».

– Да какие они великаны! – с досадой рявкнула бывшая кошка. – Нарциссы с рыбьими хвостами.

– Ну да, ну да, ну да, – согласился Тим.

– Так почему мы обе не те, что подумал Черномор? – взъелась Алиса, потирая лоб.

– Ха! То есть кар-кар! Я вам сделал очень больно, к тому же неожиданно. Так? Так. А какая реакция была б у злыдней на такой маневр? Не знаете? А я вам отвечу. Мара инстинктивно заморозила бы меня, а Баюн вцепился бы в горло.

– Логично, – согласилась опытная Алиса.

Мара (Морена Кащеевна или Морана) – богиня плодородия и смерти, покровительница колдовства. Мара светлокожая, темноволосая и черноглазая красавица, воплощение льда и достоинства. Мара живёт во дворце из чистого льда и ей подчиняются все духи воды и холода. Она водит дружбу с Ягой. Мара отдаёт Яге души людей, а Яга взамен позволяет богине смерти спускаться в загробный мир, в который ни божество, ни живой человек не имеют хода.

Кот Баюн – огромный кот-людоед, обладающий волшебным голосом. Баюн сидит на высоком железном столбе. Обитает за тридевять земель в тридесятом царстве в безжизненном, мертвом лесу, где нет ни птиц, ни зверей. Он заговаривает и усыпляет своими сказками путников. А всех, у кого недостаточно сил противостоять его волшебству, кот-колдун безжалостно убивает. Но тот, кто сможет добыть кота, найдет спасение от всех болезней и недугов – сказки Баюна целебны.

Озябшая без одежды Динка вспомнила, как хорошо, тепло было жить у мамы, спать на печке, и жалобно мурлыкнула:

– А мне жизнь прожить без всякой бредятины уже не светит никогда?

Ворон и старшенькая кинули на нее удивленные взгляды и угрожающе замотали головами:

– Нет! Размечталась, серая!

Ну, как говорится: разговоры говорятся, а дело делается. Кроссовки, штаны, футболки и курточки высохли. Походницы оделись да легли спать. Ворон же полетел на разведку.

Глава

7.

Болотные

духи

Ичетики

,

карты

и

их

несбывшееся

зазеркалье

Когда девчонки проснулись, Тимоши нигде не было. Они звали его, звали да звать устали. Где же шныряет эта вольная птица, опять бросила их ради какой-нибудь старой любви? Эх, и дорогу до Бриллиантовых гор они не знали. Решили идти в ту сторону, куда и шли до сих пор.

– Найдется, он же крылатый. Увидит нас с высоты и прилетит, – вздохнула Дина.

И сестры продолжили путь к живой воде наугад да по наитию. Нет, они не прыгали по кочкам, как заставляла их делать коварная птичка, а пробирались по краю болота. Они даже планировали свернуть к суше, но запасы мутной воды крепко держали людей рядом с собой. О! Алиса очень хорошо помнила свои засушливые мытарства в темной Руси.

Вдруг вдали замелькали два силуэта, они были по пояс в воде.

– Принимают грязевые ванны у бережка? – сощурилась семиклассница.

– Вроде бы да. Осторожно, мужчины! – подтвердила ученица начальных классов.

– Подойдем, дорогу у них спросим! – отважилась старшенькая, она уже знала: тут ее и смерть не берет, а сеструха – та и вовсе оборотень.

Девушки взялись за руки и крадучись, подползли к забавляющимся в болоте дядькам. Те оказались жирными, с зелеными телами, облепленными пиявками и водорослями, с длинными спутанными волосами, но веселые! Шпионки приблизились и присмотрелись: мужички азартно играли в карты, ругались и хихикали.

– Ха! – Алиса поднялась с колен и смело двинула к ним. – Здравствуйте, люди добрые, как вас звать-величать?

Однако нахватавшаяся модных старорусских слов девушка не поклонилась три раза до земли, как раньше, Заболотье уже успело отбить охоту от супервежливости.

– От нижепоклонства, – подправила ход ее думок подошедшая Диана, она вновь обрела способность читать чужие мысли.

Алиса не обратила на это внимания, а, раскрыв рот, пялилась на толстых людей-жаб с безобразными рожами да с большими носищами в форме соплей, отвисшими аж до подбородков.

Дядечки бросили свое развлечение и с интересом посмотрели на каликов перехожих.

– Ичетиками нас кличут! – представились носачи. – Духи водяные, нежить болотная, помощнички царю Черномору, слыхали о таких?

Ичетики – злые духи из рода водяных. Это души погибших младенцев, которых специально утопили по каким-либо причинам. Утопленник живёт, где совершено убийство. У таких мест, слышатся свист и стоны: так духи гоняются за людьми. Ичетики любят играть в карты и пакостить по-мелкому: заливать посевы, подмывать мосточки и крутые берега. Ичетик не упускает случая затянуть под воду ребенка или хмельного взрослого. Встреча с ним предвещает несчастье, а о грядущих неприятностях Ичетик предупреждает такими звуками: как будто кто-то громко хлопает по воде хвостом.

– Уже наслышаны! – сердито хрюкнула в ответ Диана. – Черной птицы не видали?

– Нет, – развели руками Ичетики.

– А до Бриллиантовых гор далеко отсюда?

Духи взглянули на девушек такими тоскливыми взглядами! Дина прочла в нем следующее: «Мы, конечно, знаем, сколько верст до чертовых блестящих гор, но как же мы вас отпустим? В картишки перекинуться – душа зудит!»

А вслух заверещали:

– А давайте в карты сыграем! Ваша возьмет – дорогу скажем, а коли нам повезет – утянем вас на дно болота, на съедение царскому сому, тому самому на котором Черномор ездит: океяны, моря проверяет, озера да болта ощупывает.

– Хм… – задумалась Алиса, внутри сома она еще не сидела, но нутром чуяла, что и из этой беды выберется целой да невредимой.

Водяные подозрительно покосились на бессмертную, заскучали и прошамкали:

– У-у, дочь мамкина, ты хочешь сделать триллер Инны Ванны совсем неинтересным. Кто же будет эту сказку читать, когда вам обеим любая гадость, что укус комарика?

– Триллер, говоришь? – задумалась младшенькая и вдруг не по-детски озверела. – А я его разукрашу! Пущай мамаша напишет и объяснит мне и добрым людям: зачем, зачем она рожала второго ребенка от мужика, который уже год как ее бросил?

У старшенькой округлились глаза, о таких душевных травмах сестры она даже и подумать не могла:

– Ты о себе что ли?

– А о ком же? Это ты у нас в любви да в браке родилась. А я брошенка!

Алиса аж подскочила на месте:

– Это кто тебе сказал такое, баба Дуся что ли?

– Мальчишки! – Диана расплакалась.

– Ты дура набитая! – закричала она на малышку. – Мама с папой до сих пор расписаны, они муж и жена, понятно тебе! Ты в паспорт к ним заглядывала?

Диана еще плохо представляла себе, что такое паспорт, поэтому нет, не заглядывала. Да и какая разница, что там в бумажке, вместе же не живут!

Динка насупилась и пошла в наступление:

– Факты такие: я родилась не по любви!

– И что? Ты сдохнуть хочешь? Ты для себя рождалась, а не для них! Слышишь, для себя! И кто бы тебя ни родил, да хоть Кощей Бессмертный с бабой Ягой, ты в этот мир пришла для себя и со своей собственной миссией! Поняла, мозги куриные?

– Кощей Бессмертный с бабой Ягой? – вздохнула Диана. – Ты недалека от истины…

Девчонки переглянулись, вспомнили бабу Валю – Ягу, папку – Грибнича, мамку – старуху Сказочницу, да деда Ваню – царя-самодура и рассмеялись.

– Да, да, коль родилась, так живи и стихи свои пиши! – вспомнила Алиса слова мамы Инны.

– А если жить совсем уж тошно? – спросила бывшая кошка.

– Борьба. Борьба за жизнь – главный фактор эволюции! Так все учителя говорят. А им нельзя не верить.

– Почему?

– Потому что учитель – это и есть бог на земле.

– Кто тебе такое сказал?

– Сами учителя и говорят.

Диана засомневалась.

– Да, да, и баба Валя это подтвердила, и мама, и папа.

– А дед?

Алиса развела руками:

– Ну, у деда свои бог и дьявол: топор да политика.

– Неужто?

– Так точно! – рявкнули водяные, нырнули в воду, вынырнули, держа в руках фляжки с бражкой, отхлебнули по глотку и гаркнули. – А теперь айда в картишки ёриться!

– Может, перескочим главу про карты? – попросила Алиса.

– Никак нельзя! Законы жанра-с, – заржали Ичетики, размахивая Таро перед носами сестренок.

Алиска запротестовала:

– Ну, нет, в картинки я играть не умею, мы только в подкидного или, на худой конец, переводного дурачка ругались.

– В лото хочу! – потребовала Диана. – Там такие смешные бочоночки, и монетки так загадочно звенят.

Водяные пожали плечами, и карты Таро превратились в обычные, с мастями. Алиса деловито расселась на мху, Диана рядом, Ичетики раскинули колоду, и игра началась. Играли они тридцать раз подряд. День сменился ночью, но продолжалась ничья с переменным успехом. А как же! Ведь каждому хотелось отыграться.

– Стоп, баста! – не выдержал один из духов, когда выигрыш был на его стороне.

– Нет! – закричали сестры. – Играем в последний раз.

– По рукам, – кивнули водяные и раскинули в последний раз.

Выиграли наши внучки. А то! Деда Ивана школа. Нежити насупились:

– А всё одно – не скажем вам, где Бриллиантовые горы, где птица черная прячется и даже то, кто вы сами такие и откуда.

Алисе стало жаль потерянного времени, она сжала кулаки и зашипела:

– Ну, и ладно! Фиг с вами. Сопьетесь – не жалко!

А Диана, вспомнив свой животный инстинкт, резко развернулась и толкнула Ичетиков в воду.

«Буль, буль», – заволновалась мутная жижа, поглощая грузные тела.

– За вами должок! – пригрозила старшая пальцем сомкнувшейся воде.

– Пошли отсюда, – брезгливо сплюнула Диана.

Сестры поднялись и заспешили прочь по темному Заболотью – туда, куда несли их ноги. Темно, зябко, но лишь бы подальше от склизких пересмешников!

– Дин, а Дин, – пыхтела Алиса, едва поспевая за сестрой.

– Чего тебе?

– А ты никогда не простишь меня за то, что я тебя в шахту толкнула?

– Да ладно тебе, – пропыхтела девочка-кошка. – Зато теперь я чую дорогу. Всё плюс, а не минус в пути.

– И то верно, – облегченно вытолкнула из себя чувство вины вторая нашкодившая «кошка».

Бежать в темноте им стало гораздо веселее.

А где-то там, далеко-далече: у подслеповатой Сказочницы ёкнуло сердечко:

– И то верно, пусть бегут веселее. Не надо нам страшных сказок. Устал народ, сдулся, – старушка завернулась в теплый тулуп.

– Беги, дочка, беги! – промурлыкала она, засыпая.

И дочки бежали. Вернее, летели навстречу новым приключениям, уже не таким страшным и колючим, как раньше. Или просто они стали отважнее?

– Растут! – прослезился в темной Руси Леший и тоже захрапел в своем уютном шалаше.

Глава

8.

Злой

дух

Моховой

«Вот я и бегу, загадочно так бегу, – думала Алиса на ходу. – Сказочницу из беды выручаю. Сказки – дело святое! Она должна их писать. Но почему судьба всегда бьет по самому больному? Ну, подвернула б она руку или ногу. Нет же, ослепла. А слепой как писать?»

Тут ей очень стало жаль не только незрячую старушку, но и горемыку маму, пытающуюся уловить и записать нашептывания Сказочницы, и даже свихнувшуюся на ясельных байках бабу Валю. Алиса вдруг сама захотела стать доброй-предоброй бабушкой и каждый вечер читать своим внукам «Колобок», «Теремок» и «Репку».

«Вот мы и бягём. А куда бягём? – думала на ходу Диана. – Прижаться бы как раньше к теплой печке, закрыть глаза и никогда-никогда их не открывать!»

Белый свет глазами кошки казался ей гораздо серьезнее, больше и загадочнее. Незнание мироустройства приводило ее то в дикий восторг, то в глубокое равнодушие. А теперь жизнь по-скоморошьи пестрила в глазах, очарование ушло, загадки стали объяснимы и не таинственны. Каждый взрослый и ребенок пытался ей что-нибудь да объяснить. Тьфу! Бывшей кошке как-то неинтересно стало жить. Она злилась на Заболотье, на родные Мгачи и на всё-всё вокруг: «Нет, есть где-то мой край, где мне будет хорошо! Или было…» – в ее голове иногда проскальзывал многогранный темно-сиреневый мир с осколками звуков «дзинь-дзинь», там она ощущала себя ни человеком и ни животным, а глазами, заглядывающими в крохотную вселенную. Такую крохотную, что невозможно даже рассмотреть кипящую на планетах жизнь. И таких вселенных была тьма тьмущая! И они плавали какой-то в сфере, а ее глаза находились за сферой – в другом, еще более огромном пространстве. И ей не то чтобы было всё равно, что творится на планетах, но даже самые глобальные проблемы казались проходящими. Еще миг, и этот шар лопнет, и народится новый с новыми вселенными, а жизнь практически повторится со всеми ее большими взрывами и мучениями душ. Ее заботила только одна мысль: как сделать так, чтобы жизнь не повторилось, а сделала новый виток: лучше, добрее, веселее, без злобы? Но в этом она была бессильна. Она просто вглядывалась внутрь маленького мира, да и только. Хотя нет. Она пускала туда свои фантомы… Нет, нет, она запускала туда крохотные частицы своего разума, которые подселялись в души людей. А как всё это выглядит на планетах – ее глаза рассмотреть не могли. Или Динке просто дали посмотреть на запредельный мир теми большими глазами? Потому что ничего другого она не помнила и не знала о том гигантском пространстве. В детском уме сталось лишь ощущение фразы (даже не сама фраза, а легкий ее призрак): «За моим фиолетовым миром есть еще больший мир, я там никогда не была, но оттуда приходят посланники мысли. Разные. Злые тоже».

Диана, пожив кошкой и посмотрев на вселенское днище огромными космическими глазами, уже сомневалась, что она человек.

«Опять, поди, временное пристанище для моей души?» – думала она о своем теперешнем теле.

– Кар! – неожиданно прервал думки сестер родной звук.

Они остановились. У Алисы затрепыхало сердечко:

– Тимофей!

Диана повела носом, принюхалась, вгляделась вдаль и сказала:

– Нет, кто-то темный, не он.

– Кар!

– Он! – зашептала душа, которая жила дольше в человеческом организме.

– Не он.

– Кар! – прозвучало уже жалобно.

– Бежим туда! – зашипела старшенькая. – Он мой друг. Ты его не любишь, я знаю.

И во всём уверенная девочка помчалась в сторону звука, младшая за ней. А куда деваться? Не бросать же эту неуравновешенную одну! Дина хотела было объяснить сестрице, что привыкла охотиться на птиц и сейчас ей очень трудно принять ворона как друга, но темнота опять закудахтала.

– Кар, кар, кар! – звучало всё дальше и дальше, в разных местах: то спереди, то сзади, слева, справа.

Подружки бегали за вороньем очень долго и уже без всяких думок. Наконец они вымотались, упали на землю и закрыли глаза. Но как только они прикрыли свои ясные очи и приготовились провалиться в царство сна, на свободу вывалилось красное солнышко и заулыбалось рассветом. Небо тоже очнулось, порозовело, поголубело, раскачалось, расшаталось на месте и забубнило прежним голосом, нуднее нудного: «А из-под ельничка, с подберезничка, из-под часта молодого орешничка, выходила калика перехожая, перехожая калика переезжая. У калики костыль дорог рыбий зуб, дорог рыбий зуб да в девяносто пуд, о костыль калика подпирается, высоко калика поднимается, как повыше лесу стоячего да пониже облачка ходячего, опустилася калика на тыи поля, на тыи поля на широкие, на тыи лужка на зеленые…»

– Кар, кар, кар! – прокудахтало прямо на груди моей старшей дочери.

Дщерь открыла один глаз, потом второй и приподняла голову. Прямо по ее телу бодро прохаживался крохотный старичок зеленовато-бурого цвета, одетый в бараний кожух, с ярко-зелеными волосами и пушком на тельце. Алиса закрыла глаза, пощупала эмоции внутри себя: поискала ужас или на худой конец страх. Не нашла. Открыла веки и рассмеялась, уж больно смешно выглядел мохнатый дед. Пробудилась и ее соратница по несчастьям:

– О! Ёкарный бабай, и этот карлик водил нас всю ночь туда-сюда? – и закрыла лицо руками, уж очень ей хотелось спать.

Но старшая сестра знала, что всякое живое существо может пригодиться.

– Или навредить! – пробурчала младшая, засыпая.

Алиса снова не обратила внимания на то, что Динка прочла ее мысли и рассыпалась в приветствиях: