Текст книги "Рыжее наследство"

Инна Ромич
Рыжее наследство

– Леди, – сказала она, – ваше лицо, которое вы соблаговолили мне показать, долго будет жить в моей памяти. В нем преобладают кротость и доброта, а если среди этих прекрасных качеств можно найти оттенок мирской гордости или тщеславия, то можно ли винить плоть земную в том, что она обладает земными свойствами?

Вальтер Скотт. Айвенго

Никакая часть данного издания не может быть скопирована или воспроизведена в любой форме без письменного разрешения издательства

© Роменская И. А., 2014

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», издание на русском языке, 2014

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», художественное оформление, 2014

Предисловие

Далекие Британские острова, далекие времена… Англичане и шотландцы, римляне и пикты… Завоеватели и народы, искони живущие среди прекрасных гор… Жестокие дни, когда жизнь человеческая еще ценится невероятно низко, а жадность и спесь уже произросли до высот, до которых мы сейчас можем с трудом дотянуться в своем воображении.

Суровые замки, сложенные из холодного камня, пронизываемые сквозняками, изобилующие тайными ходами… Огромные камины и некогда роскошные гобелены с трудом противостоят холодам… Соседи жестоки, путника, что просится на ночлег, более чем легко заподозрить во враждебных намерениях.

И даже леса, обильные птицей и дичью, не дают душе спокойствия, не дарят мирной отрады уединения – за любым кустом может таиться лазутчик, просека может увести прочь от родных мест, а смиренный монах, тяжко опирающийся на посох, превратиться в охотника за головами или беглого наемника…

Таков мир Эрики, младшей дочери сэра Родерика Перси. Жена сэра Родерика умерла, когда девочка была совсем крохой – и ее, и старших братьев воспитывала кормилица, старуха Кэтрин. Воспитывала так, как и самого хозяина Тейндела, полузабытого замка у самой кромки гор.

Неудивительно поэтому, что девочка выросла не добродушной домоседкой, а неугомонным бесенком и куда больше похожа на мальчишку. Вместе с братьями она училась владеть оружием, вместе с братьями охотилась, вместе с братьями молилась перед трапезой и перед отходом ко сну.

И вместе с братьями осваивала рыцарский кодекс чести.

Кодекс, согласно которому рыцарь все свои деяния должен посвятить делу справедливости, согласно которому презрения заслуживает тот, кому меч служит лишь средством наживы, или, еще того хуже, кто обратил свой меч в орудие казни, стал наемным убийцей, бездумно служащим жестокому хозяину.

Кодекс, где слово рыцаря всегда нерушимо, где честь превыше жизни, где существование во лжи немыслимо, а предательство презренно.

Такой Эрика и выросла: сильной и решительной, привыкшей отвечать за свои поступки и знающей цену человеческой жизни, каждому слову и каждому деянию. Прекрасной и независимой, совершенно не похожей на других девушек, живущих вдали и по соседству, – милых и глуповатых, робких и застенчивых или, напротив, надменных и уверенных в том, что богатство может защитить от всего в этом презренном мире.

Судьбе не понравилось, какой стала юная наследница Тейндела, – и она обрушила на девушку все мыслимые и немыслимые беды. В огне пожара погибли отец, братья и даже старая Кэтрин; родные, живущие вдали, приняли ее, дали кров, но членом их семьи она не стала. Напротив, Эрика превратилась в лакомую добычу для охотников за ее именем и наследством, о котором она даже не подозревала. Почти наверняка девушка стала бы и жертвой, если бы не ее изумительный характер, сила, с которой она сопротивлялась ударам судьбы, стойкость, благодаря которой она не просто избежала смерти, но обрела дом, взаимную любовь и надежду, что завтра будет столь же прекрасным, как сегодня. Ведь она создала свой мир собственными руками, научилась бороться за него, своих близких, саму себя и знает, что, кроме нее, никто не сможет защитить ее и родных.

И такой Эрике уже не страшны удары судьбы – такую Эрику не сломить. Должно быть, ее изумительная стойкость и спокойная сила заслуживают не только уважения, но и подражания. Ведь и нам, мои любимые современницы, иногда нужны и такая стойкость, и такая сила. Так почему бы не поучиться у прекрасной рыжеволосой Эрики?

Елена Александровская

Пролог

– А потом они поженились и жили счастливо много-много лет.

Старая Кэтрин аккуратно сложила руки на коленях и улыбнулась беззубым ртом. Пламя очага играло на ее коричневом морщинистом лице, похожем на печеное яблоко, превращая старуху в сказочную колдунью из только что рассказанной сказки. Дети сидели у огня притихшие, как мышата, восторженно поблескивая глазами.

Стены каминного зала, как гордо именовалась небольшая комната в главной (и единственной) башне замка Тейндел, смыкались над головой закопченными полукруглыми сводами. Огонь выхватывал из темноты то старую кладку стен, обнажившуюся под штукатуркой, то проржавевший древний меч, висевший над каминной полкой, то потрепанный временем и изъеденный молью гобелен. Под потолком завывал ветер, колыхая лохмотья паутины, которые сейчас, в неверном свете огня, казались печальными заблудившимися баньши[1]1
  Баньши – персонажи ирландского фольклора, духи умерших; обычно представлялись в виде издающих характерные крики и стоны женщин. По поверьям, баньши предвещали несчастья и смерть.


[Закрыть], издающими громкие печальные стоны. Замок был старым и неухоженным, словно уже давно заброшенным людьми, уступившими место духам и привидениям.

Однако четыре человеческие фигуры, уютно устроившиеся возле огня, начисто развеивали это гнетущее впечатление запустения. У самого очага, время от времени подбрасывая в него поленья и пошевеливая их длинной кочергой, сидела древняя старуха в длинном коричневом платье из грубой шерсти и овечьей накидке. Несмотря на близость огня и теплую одежду, она зябко ежилась, подвигаясь поближе к живительному теплу.

Чуть в стороне, на старом потрепанном кресле, знавшем и лучшие времена, судя по стершейся позолоте на ручках, восседал худощавый широкоплечий мужчина лет тридцати. И хотя на нем были простые и довольно потертые куртка и штаны, с первого взгляда становилось понятно, что этот человек привык повелевать, а не исполнять приказы. Хозяина замка Тейндел, сэра Родерика Перси, можно было бы назвать красивым мужчиной. Впечатления не портили даже его поношенная одежда, отросшие волосы и неопрятная борода. В конце концов, в такой глуши, как Тейндел, вовсе не нужно выглядеть придворным франтом. Здесь, на границе, ценились не богатое платье и изысканные манеры, а смелость и умение держать меч в руках… Однако выражение неизбывной тоски в глазах сводило на нет всю привлекательность его правильных мужественных черт. Темные волнистые волосы, давно не стриженные, спадали прядями на широкий лоб, закрывая глаза и придавая ему мрачноватый вид. Когда-то красивое лицо барона избороздили глубокие морщины; темно-карие глаза отрешенно смотрели куда-то вдаль. Сгорбившись, он молча сидел в своем углу, не особенно интересуясь окружающей его обстановкой.

Возле няньки, взявшись за руки, сидели двое мальчишек-погодков. При одном-единственном взгляде, брошенном на эту парочку, становилось ясно, кто тут верховодит. Тот, что был постарше, Бранвен, очень походил на отца – такой же темноволосый и кареглазый, с таким же крупным прямым носом и сросшимися бровями. Крепкий, с умным и подвижным лицом, он давал полное представление о том, каков был его отец в лучшие дни своей молодости. Младший же, светловолосый Гилберт, был хрупким, болезненным ребенком с мечтательным выражением лица, на котором сейчас было написано немое восхищение.

Дети завороженно смотрели на няньку, которая только что закончила свое повествование, видимо, полностью пребывая во власти чудесной сказки. За стенами замка гудел разбойник-ветер, гоняя по пустоши снег, но маленькое общество, собравшееся здесь, возле теплого очага, чувствовало себя прекрасно.

– Много-много лет… – эхом отозвался маленький Гил и даже шмыгнул носом от избытка чувств, незаметно покосившись на брата.

Бран тут же сурово нахмурился – будущему воину, почти взрослому, нечего слушать какие-то бабские сказочки, пусть даже и такие волшебные.

– А сколько это – много-много лет? Три года? – вдруг послышался звонкий требовательный голосок откуда-то из темного угла.

Из-за бесформенной груды пледов и соломы, сваленной неподалеку от камина, неожиданно вынырнула замурзанная мордашка девочки с огромными, в пол-лица, глазищами. Всем присутствующим одновременно показалось, что огонь, пылавший в очаге, волшебным образом перекинулся на эту кучу тряпья и заиграл веселыми искрами над головой ребенка. Золотисто-рыжие, необычайно яркого оттенка волосы пушистой копной венчали голову девочки лет шести с открытым от восхищения ртом.

– Эрика! Я-то думала, что ты давно уже уснула, баловница! – Кэтрин всплеснула руками и покачала головой. – Для чего ж я тут сказки рассказываю битый час, у меня уж, поди, и горло болит!

– Кэт, ты же знаешь, что дети могут слушать твои истории про эльфов и фей дни напролет, – с усмешкой заметил сэр Родерик.

– Ну, па! Сколько, три? – раздался требовательный голосок.

– Бог мой, как ты упряма. Почему три, Эрика? – устало и раздраженно спросил мужчина, не глядя на ребенка.

– Ну-у-у, вы же с мамой тоже жили счастливо целых три года, – уверенно сказала девочка, – а потом она умерла. Значит, жить счастливо много-много лет можно три года?

Она простодушно уставилась на отца, ожидая ответа.

– Эрика! – раздался нечеловеческий рев, от которого все вздрогнули. – Как ты смеешь, негодный ребенок!

Хозяин замка вскочил, непроизвольно сжав кулаки. Сэр Родерик, казалось, в мгновение ока лишился рассудка. Страшно побледнев, он подался в сторону испуганной дочери. Мальчики втянули головы в плечи, а Кэтрин так и замерла с открытым ртом. Вдруг он резко выдохнул воздух сквозь сжатые зубы и опустился обратно в свое кресло, жалобно скрипнувшее под его весом. В зале повисла неловкая тишина, нарушаемая только тяжелым дыханием сэра Родерика. Бран незаметно показал кулак сестре.

Через некоторое время Кэтрин, вздохнув, поднялась и неуклюже погладила мужчину по плечу.

– Сэр Родерик, да что вы… Она ж несмышленое дитя, не хотела вас обидеть. Не убивайтесь вы так! Уж сколько лет прошло, пора образумиться.

– Для меня не имеет значения, сколько прошло лет! – зло ответил тот, сбрасывая руку старой няньки со своего плеча. – Не лезь не в свое дело, Кэт!

– Успокойтесь, ваша милость, – продолжала монотонно уговаривать его старуха. – Детей-то нечего пугать.

Сэр Родерик взглянул на испуганных мальчишек, и взгляд его немного потеплел.

– Детям давно пора спать, – отрывисто бросил он. – Засиделись мы сегодня.

Сообразив, что опасность миновала, все трое облегченно вздохнули и зашевелились. Эрика решилась высунуть любопытный нос из своего убежища, а Бран и Гил прижались к няньке. Судя по всему, спать никто и не собирался. За стенами замка по-прежнему выл ветер и было слышно, как он сердито бросает пригоршни снега в затянутые пергаментом[2]2
  В Средние века из-за высокой цены на стекло даже в домах знати окна затягивали пропитанным маслом пергаментом или бумагой, а бедняки просто забивали оконные проемы соломой.


[Закрыть] окна. Некоторое время все молчали, и тишину нарушало лишь потрескивание поленьев в очаге.

Сэр Родерик погрузился в свои невеселые мысли. Лоб его прорезали глубокие поперечные морщины, делавшие этого молодого еще мужчину старше лет на десять. Казалось, он забыл, где находится – его темные глаза вновь приобрели мрачное отрешенное выражение, лицо застыло в страдальческой гримасе.

В углу опять послышалась возня и тяжкие вздохи.

– Кэт, расскажи еще… про лесную фею, – шмыгая носом, попросила Эрика.

Старая нянька фыркнула и отрицательно покачала головой.

– Спать пора, девочка. Отец приказал, ты слышала? Хватит на сегодня сказок.

– Нету никаких фей и эльфов, – авторитетно заявил старший Бранвен. – Это ерунда все. Мне просто было интересно, когда он победит дракона.

– Нет, есть! – немедленно возмутилась обладательница замечательной огненной шевелюры. – Ты такой взрослый, Бран, а не знаешь. И что бы твои рыцари делали без фей? Да я и сама их видела!

– Наверное, в бочке с водой во дворе, а? – лукаво подхватил тот. – Ты сама – рыжий эльф, фейри![3]3
  Фейри – фея, эльф, волшебное существо.


[Закрыть]

Все расхохотались. Даже сэр Родерик, оторвавшись от своих невеселых мыслей, скупо улыбнулся. Девочка вскочила, гневно сжав кулачки. Она в ярости топнула ногой, отчего стала до невозможности похожей на разгневанного представителя маленького народца[4]4
  Маленький народец – одно из названий племени эльфов.


[Закрыть].

– Ты опять дразнишься, Бран! Ну погоди, я вырасту и закачу тебе такую взбучку, что не обрадуешься! А ты чего молчишь, Гил? – накинулась она на брата. – Скажи ему что-нибудь!

– Ну вот, Эрика опять начинает наводить порядок, – проворчал хозяин замка, поднимаясь из своего кресла. – А так было хорошо, тихо… Я уж было хотел воздать за это хвалу святому Дунстану.

Мальчики, не сговариваясь, прыснули в ладошки.

– Я, наверное, отдам тебя на следующий год в обучение к монашкам, – подходя к девочке и беря ее на руки, произнес отец. Глаза Эрики, и без того большие, округлились и стали просто огромными. – А то ты с такой уверенностью изрекаешь глупости и задираешь нос, что мне страшно за окрестных ворон – увидев такой источник мудрости, они сдохнут от зависти! Нет, девочка, пора тебе научиться чуточку смирять гордыню, уважать старших и хоть иногда молчать. Кроме того, тебя давно пора учить писать и читать. Я и так слишком тебя разбаловал. – Несмотря на суровые слова, сэр Родерик с плохо скрываемой гордостью любовался дочерью.

– Это уж точно, – пробурчала Кэтрин, – разбаловали, милорд. Где ж такое видано – девочку не шить да прясть учить, а драться! Целый день с мальчишками носится, как чертенок, прости, Господи!

– Не ворчи, Кэт, – отмахнулся барон. – Ты сама знаешь, почему я учу ее драться. Но ты права. Пора заняться ее воспитанием. Поедешь учиться в монастырь, а?

Личико Эрики выражало упрямство. Светло-зеленые, как у дикого зверька, глаза негодующе сузились и в упор глядели на отца, а на скулах выступил румянец.

– Но, па! Я не хочу жить с монашками! Они скучные. Все время поют нудные песни, ходят в черном и заставляют молиться! Я лучше пойду к друидам[5]5
  Друиды – у древних кельтов: каста жрецов-прорицателей, колдунов и целителей, обожествлявших природу, деревья, хранивших народные поверья и предания.


[Закрыть]. Они животных любят и с деревьями разговаривают. – Девочка отвернулась, смешно надув губки.

– Эрика! – громыхнул сэр Родерик. – Не богохульствуй! Иначе Господь покарает тебя!

Его густые брови сошлись над переносицей, и девочка мгновенно притихла, поняв, что отец уже не шутит. Просительно глядя на него, Эрика надула губки.

– Ну ладно тебе, па… – смешно растягивая слова, произнесла она. – Я не буду… Только не отсылай меня в монастырь. Пусть лучше отец Годвин меня учит.

– Ах ты, маленькая проказница! – Барон передал девочку на руки няньке и погрозил ей пальцем. – Ты сейчас же идешь спать! Смотри, Кэт, чтобы дети легли, и не рассказывай им больше на ночь всяких историй. Если бы отец Годвин был здесь и слышал заявление этого бесенка о том, что она собирается идти в обучение к друидам, он бы заставил всех нас двадцать раз прочесть «Верую» и окропил замок снизу доверху святой водой!

Дети поцеловали отца на ночь и, тихонько прыская в ладошки, стали подниматься по старой скрипучей лестнице, которую уже давно не мешало бы починить. Бран и Гил шли сами, малышку Кэтрин несла на руках.

– Спокойной ночи, па!

Эрика, свесившись через перила, зевала во весь рот. Сэр Родерик не смог удержаться от улыбки при виде ее сонного личика. «Сейчас она больше похожа на ангелочка, а не на чумазого чертенка», – промелькнуло у него в голове.

– Спи, Эрика, – ответил он. И тихим срывающимся голосом добавил: – Спи, и пусть твой сон ангелы охраняют лучше, чем сон твоей матери.

Глава 1

Монотонный скрип колодезного ворота, доносившийся со двора, безжалостно гнал последний утренний сон. Эрика привстала на лежанке, сонно протирая глаза. «Опять Кэт сама носит воду!» – с досадой подумала девушка, отбрасывая одеяло и становясь босыми ногами на пол.

– Бр-р-р! – Она замотала головой, пытаясь проснуться.

Густые рыжие волосы в беспорядке разметались по плечам, окутав девушку огненным облаком. Эрика быстро, не расчесывая, привычным движением свернула их в замысловатый узел и закрепила кусочком бечевки. Как обычно, прикосновение к холодному каменному полу полностью пробудило ее. Остатки сна развеялись как дым, и она, стуча зубами и подпрыгивая на одной ноге, начала быстро одеваться. Наступала осень, и в комнате по утрам становилось холодно.

Конечно, нужно было застелить пол ковром или, на худой конец, циновками, но в замке Тейндел не было хозяйки, которая бы проследила за этим. Впрочем, не только за этим… Крыша давно прохудилась, и во время дождя на пол лило как из ведра, давно нужны были новая одежда и обувь. Отец не обращал внимания на подобные неудобства, а Кэтрин была слишком стара, чтобы справляться с хозяйством. Эрика и мальчики уже давно привыкли, что пол холоден, по комнатам гуляют сквозняки, а на кухне не всегда есть чем подкрепиться. Впрочем, она не знала другой жизни, да и не хотела ее. Ей нравилось жить так, как хочется: вставать спозаранку, помогать Кэтрин, потом убегать в лес или на соседние холмы, часами просиживая на вершине и глядя на заходящее солнце; бегать с соседскими мальчишками, упражняясь в бросании камней, или тренироваться в искусстве боя на мечах с отцом. Вряд ли кому из дочерей баронов доводилось пользоваться подобной свободой, и Эрика ничего не имела против такого времяпрепровождения. Бывало, дни напролет она гуляла в одиночестве, а в желудке не было ничего, кроме горсти овсяной каши, но она была по-настоящему счастлива.

Однако бывали и другие времена – когда отец закрывался в своей комнате наверху с бутылкой можжевеловой настойки или парой кувшинов вина, и тогда счастье тут же куда-то улетучивалось. В эти дни все в Тейнделе ходили хмурые, не разговаривали друг с другом. Это началось не так давно – Эрика помнила времена, когда отец еще не пил, а больше внимания уделял им и хозяйству. Тогда они и жили лучше… Он сам занимался с ней, учил драться на коротких мечах. Он всегда хотел, чтобы она умела за себя постоять, и Эрика с восторгом училась воинскому делу. Правда, теперь вместо отца с ней частенько занимался кто-то из замковой стражи, чаще всего здоровяк Джош.

При мысли об отце она помрачнела. Два дня назад он опять уехал «по делам» к соседу, хромому Вилли, и сегодня должен был вернуться. А это значило, что все в этот день получат взбучку, поскольку отец и Вилли наверняка крепко выпили накануне и у отца будет болеть голова. Следовало хоть как-то приготовиться к его приезду, чтобы он не мог придраться к чему-нибудь.

Скрип колодезного ворота прекратился. Эрика, закатав широкие рукава, наскоро завязала тесемки на платье и выскочила из комнаты. Платье было ей велико и противно кололось шерстью, но другого не было. Из своих детских рубах она давно выросла, и Кэтрин пришлось вытащить из сундука старое домашнее платье Эйлин и кое-как перешить его.

Сбежав в темноте по скрипучей лестнице, девушка толкнула тяжелую дверь и остановилась на пороге, щурясь от яркого света. Солнце уже взошло за горами, но еще не показалось – на востоке виднелась лишь лиловая полоска зари. Сизый туман стелился по земле, горы вдалеке были окутаны плотной пелериной синих и розоватых облаков. Замок стоял на возвышенности, со всех сторон окруженной темно-синими горами. Справа от крепостной стены начинался густой лес, и покрытые им холмы казались сейчас совершенно черными. Внизу начиналась узкая долина Тейна, несущего свои быстрые воды по ущелью на далекие равнины Нортумберленда. Сейчас узкая полоска реки сверкала в лучах восходящего солнца, как вынутый из ножен остро отточенный меч. Как обычно, Эрика на мгновение застыла, любуясь этой грозной дикой красотой. Вздохнув, она посмотрела туда, где светлел восход. Жаль, но вряд ли сегодня удастся ускользнуть из дома… А день обещает быть прекрасным.

Зябко передернув плечами, она стала осматривать двор. Так и есть – у колодца виднелась сгорбленная старушечья фигура в черном платье.

– Кэт! Кэ-эт! – закричала девушка что есть силы. – А ну поставь его!

Старуха, которая с натугой поднимала полное ведро, от неожиданности выпустила его из рук, и оно с громким стуком упало на землю, расплескав воду.

– Ах ты, Господи, – запричитала Кэтрин, с трудом наклоняясь к нему. – Ох, напасть какая!

– Оставь, тебе говорят! – Эрика резво подскочила к ней и подхватила ведро.

– Эрика, что ты наделала, – закряхтела старуха, медленно разгибаясь. – Негодница, ты напугала меня! Разве можно так кричать? Я только-только набрала воды, а ты так завопила, что я подумала, будто в доме что-то случилось. Посмотри, я вся мокрая из-за тебя!

– Кэтрин, сколько раз я тебе говорила, чтобы ты сама не носила ведра, не рубила дрова и не таскала хворост из лесу? – не обращая внимания на ворчание старой няньки, строго проговорила Эрика. – Я сама наношу воды, если надо, а еще лучше – разбужу Брана, и он поможет тебе.

Девушка споро подцепила ведро на веревку и, вращая скрипучий ворот, принялась его вытаскивать. Видно было, что это дело для нее привычное.

– Ох, что ж это делается! Где ж это видано, чтобы благородные Перси вот так просто из колодца таскали воду, – запричитала Кэтрин, всплеснув руками.

– Если ты знаешь другой способ достать воды, предложи его мне, – сквозь зубы проговорила Эрика, следя, чтобы ведро не перевернулось второй раз.

Она уже начинала жалеть, что проснулась так рано. Кэт сегодня явно была настроена поворчать, а в такие дни ее не остановишь.

– Да разве ж я об этом, – горько скривилась старуха. – Ты молодая леди высокого рода, да еще такая хорошенькая, если умыть… Тебе надобно сидеть у окошка да вышивать, поджидая богатого жениха, а ты, вся растрепанная, грязная, ведра носишь да камнями с мальчишками бросаешься!

Эрика подхватила ведро и медленно двинулась в сторону кухни, бросив через плечо насмешливый взгляд.

– Кэт, что на тебя нашло? – спросила она. – Ты решила научить меня хорошим манерам? Так кому они тут нужны! Крестьянам из деревни или нашим баранам на пастбище? Поверь, мне достаточно и отца Годвина, который замучил меня своими проповедями!

– А все ж таки читать и писать ты теперь умеешь, – удовлетворенно произнесла Кэтрин, семеня за свой воспитанницей. – Не всякая богатая невеста может этим похвастаться! Вот появится у тебя жених, а ты ему…

– Опять ты о своих женихах! Заладила: женихи, женихи! – с досадой воскликнула Эрика. – Нужны они мне! Я, может, замуж и вовсе не собираюсь.

– Это ты сейчас так говоришь, – уверенно проскрипела старуха. – А вот придет время, подыщем тебе богатого да красивого англичанина…

Эрика, выведенная из себя, с размаху поставила ведро на землю перед кухонными дверями[6]6
  В Средние века кухню обычно выносили за пределы дома отдельным строением, чтобы избежать пожаров.


[Закрыть].

– Слушай, Кэт, – вырвалось у нее, – что-то я не верю, что ты сама обращала внимание на то, кем был твой Томас – англичанином или бедным шотландцем. Небось выходила по любви за него, а?

В следующее мгновение девушка уже пожалела о своих словах. Лицо старой Кэтрин перекосилось, словно она съела кислую сливу, а из маленьких голубых глазок покатились слезы.

– Кэт! Ну что ты, Кэт… Я не хотела, прости! – Эрика бросилась утирать слезы старой женщине своими чересчур длинными рукавами. – Господи, не нужно было напоминать тебе…

– Ох, не смотри ты на меня, дуру старую, – закрываясь от нее руками, проговорила нянька. – Как вспомню своего Томми, так и плачу, совсем как ваш батюшка за матушкой. Его ругаю, а сама плачу.

Девушка совсем расстроилась. Кэт нечасто плакала при ней, все больше бранила за какую-нибудь провинность, которых у нее бывало множество. А тут… Эрика почти силой усадила Кэтрин на ступеньку перед кухней.

– Кэт, прости. Поплачь, может, тебе станет легче. – Она обняла няньку за плечи, и та понемногу стала успокаиваться.

– Не будет мне уже легче, девочка, – грустно глядя вдаль своими выцветшими голубыми глазами, произнесла старуха. – Видно, только в могиле успокоюсь. Очень уж мы любили друг друга, Томми и я. Бывало, обнимет он меня вот так, да все горести куда-то и денутся. И никакого богатства мне не нужно было, в этом ты права… Но Бог дал, Бог и отнял…

Старая нянька замолчала, пожевав беззубым ртом. Девушке самой стало так грустно, что захотелось плакать. «Очень уж мы любили друг друга…» Наверное, это так страшно – потерять любимого человека. Эрика крепко обняла ее. Кэтрин давно стала членом их семьи, ведь она нянчила сначала маленького сэра Родерика, а потом последовала за своим воспитанником в Тейндел, когда барон Генри Перси изгнал своего старшего сына из родового замка. Сколько Эрика помнила, нянька всегда была старой, сгорбленной и морщинистой, словно трухлявый пень на болоте. Трудно поверить, что когда-то и она была молодой… Муж Кэтрин погиб давным-давно, еще в битве при Бэннокберне[7]7
  Во время битвы у реки Бэннокберн шотландцы нанесли сокрушительное поражение английским войскам, которыми командовал король Эдуард II Большеногий, после чего тот вынужден был признать независимость Шотландии.


[Закрыть], и с тех пор Кэт жила с ними.

Эрика частенько просила Кэт рассказать о тех временах, и она охотно делилась своими воспоминаниями. Детьми они всегда с восхищением слушали эти рассказы, и Эрику всегда озноб пробирал, когда она думала об Уильяме Уоллесе и короле Брюсе[8]8
  Король Брюс – король Шотландии под именем Роберта I в 1306–1329 годах.


[Закрыть], битве при Бэннокберне, о славной победе шотландцев… Лишь десять лет спустя молодой король Эдуард III в битве при Халидон-Хилле смог вернуть Англии власть над непокорной Шотландией. Эрика вздохнула. Это было так давно! Она еще даже не родилась. Все это невольно затрагивало в ее душе неведомые струны. Картины грандиозной битвы, шотландские шилтроны[9]9
  Шилтроны – мобильные отряды шотландцев, вооруженных длинными копьями.


[Закрыть], грозно ощетинившиеся длинными копьями, проносились перед ее глазами, и волосы на голове вставали дыбом. Как, должно быть, страшно было этим простым людям, которые шли на закованных в латы рыцарей, навстречу своей смерти! Девушка знала, что там, при Бэннокберне, сражался ее дед-шотландец, но никто и никогда из домашних не заговаривал с ней на эту тему. Видимо, отцу не очень-то приятно было вспоминать о поражении соотечественников, в котором был отчасти повинен и его тесть.

Эрика подумала о том, как удивительно сложилась ее судьба. Один ее дед – англичанин, знатный и надменный лорд Перси, королевский наместник. Второй – патриот, отдавший жизнь за свободу Шотландии, известный своим буйным нравом Томас Рэндолф, граф Мар, ближайший соратник короля Брюса. Именно за тайную женитьбу на его дочери лорд Перси и изгнал из дома своего сына Родерика. Отец… Когда-то ему прочили блестящее будущее – богатство, почет, слава… Сейчас он изгнанник, бедный и всеми забытый. Эрика почти не помнила свою мать – баронесса Эйлин Тейндел погибла вскоре после рождения дочери, и смерть ее была страшна… Отец запретил говорить об этом.

Чего же больше в ней самой? С малых лет Эрика слушала шотландские сказки, почти каждый день видела пастухов-шотландцев в тяжелых черно-белых клетчатых пледах, которые пасли скот на крутых склонах Чевиотских гор. Их соседями были и шотландцы, и англичане. Частенько, когда она шалила, отец со вздохом говорил: «Это в тебе играет кровь старого Рэндолфа. Вот рыжий дьявол!» А Кэт, ругая свою воспитанницу за очередную проделку, всегда приговаривала: «Чертов английский характер!» Вот и думай, кто виноват…

– Что мы можем знать о промысле Божьем? – неожиданно вновь заговорила старая Кэтрин, отвлекая Эрику от грустных мыслей о ее семье. – Когда твоя бабка, мать сэра Родерика, едва родив его, подхватила горячку, я как раз потеряла своего только что рожденного ребенка. И как можно было иначе истолковать эту случайность, что я, с полными грудями молока, брела по дороге, изнемогая от голода, а твой дед послал всех своих слуг рыскать по округе, чтобы найти кормилицу для своего наследника? Конечно, это было знамение Господне, когда они наткнулись на меня. Если бы не твой отец, который заменил мне мое дитя, я ожесточилась бы сердцем и что-нибудь с собой сделала. А так я поняла, что не все англичане злы и жестоки, среди них встречаются добрые люди. Все Перси хорошо со мной обращались. Я привязалась к вам и считаю вас своей семьей. Мне ничего больше не надо на старости лет.

– И все же я не понимаю… – задумчиво покачала головой девушка. – Если бы я только что похоронила своих близких и встретила тех, кто мог быть виноват в их гибели… Я бы отомстила!

У нее непроизвольно сжались кулачки, в зеленых глазах вспыхнули гневные искорки.

Кэтрин окинула ее взглядом.

– Ты поймешь, Эрика, когда вырастешь. Не всегда месть приносит облегчение. Мстить людям лишь за то, что они англичане или шотландцы, не велит Господь. Судить о человеке надо не по той стране, в которой он живет, а по тому, какая у него душа… Все, пора приниматься за дело, – неожиданно, без всякого перехода заявила Кэтрин, поднимаясь со ступеньки и отряхивая платье. – А то так мы и до вечера не управимся.

Эрика, недовольно скривившись, пошла за ней. Вот так всегда – только сядешь, как тебя вновь заставляют работать! Где уж тут помнить о своем знатном происхождении… Они давно уже были простыми небогатыми дворянами, у которых осталось только доброе имя, полуразрушенный замок, две коровы, четыре лошади, стадо гусей да два десятка овец.

Минуту спустя она уже усердно таскала тяжелые ведра из колодца в кухню. Не очень-то она любила это занятие, да что поделаешь, когда из слуг в доме была только старая Кэт да толстая лентяйка Долли, которая наверняка до сих пор спит! Еще в замке было с десяток воинов, и отец раздал свой куцый надел земли им в аренду, надеясь хоть как-то прокормиться самому и не дать умереть с голоду своим людям. Но это мало помогало – урожаи были небольшими, и обитатели замка Тейндел были бедны как церковные мыши. Хорошо хоть, что они сейчас не голодали. Чума, поразившая Британию пять лет назад, выкосила добрую половину населения, так что теперь стало некому обрабатывать землю. Бристоль, Лондон и другие крупные города вымерли наполовину, графства Уилтшир, Дорсет, Пул, Девоншир практически обезлюдели… В Эдинбурге чума тоже собрала обильную людскую жатву – болезни все равно, англичанин ты или шотландец. Их спасло то, что жили они в малонаселенной местности. Эрика прекрасно помнила, как ворота замка Тейндел, как и всех окрестных замков, почти год были наглухо закрыты от всех. Тогда они едва не умерли с голоду – приходилось есть даже траву, но черная смерть остановилась у подножия Чевиотских гор, унеся с собой лишь жителей двух поселений в долине Тейна. Так что теперь ей приходилось выполнять почти всю работу по дому.

Эрика вытерла ладонью пот со лба. Твердо пообещав себе убежать сегодня в лес, она поставила последнее ведро на пол. Кэтрин уже успела разжечь огонь и возилась у большой печи, собираясь стряпать.

– Уф! Все, Кэт. Пойду-ка я разбужу этих лежебок, своих братцев, да погоню их собирать хворост.

– Пойди, пойди, – согласилась старуха. – Пора бы уж. А не то приедет сэр Родерик, задаст им взбучку! Я уже растолкала Долли, она пошла доить коров, пока я приготовлю чего-нибудь поесть. Было бы неплохо, если бы Бран подстрелил какого-нибудь кролика.