Текст книги "Одной звезды я повторяю имя…"

1

Аметисты

 
Когда, сжигая синеву,
Багряный день растет неистов,
Как часто сумрак я зову,
Холодный сумрак аметистов.
 
 
И чтоб не знойные лучи
Сжигали грани аметиста,
А лишь мерцание свечи
Лилось там жидко и огнисто.
 
 
И, лиловея и дробясь,
Чтоб уверяло там сиянье,
Что где-то есть не наша связь,
А лучезарное слиянье…
 

2

Сизый закат

 
Близился сизый закат.
Воздух был нежен и хмелен,
И отуманенный сад
Как-то особенно зелен.
 
 
И, о Незримой твердя
В тучах таимой печали,
В воздухе, полном дождя,
Трубы так мягко звучали.
 
 
Вдруг – точно яркий призыв,
Даль чем-то резко разъялась:
Мягкие тучи пробив,
Медное солнце смеялось.
 

3

Январская сказка

 
Светилась колдуньина маска,
Постукивал мерно костыль…
Моя новогодняя сказка,
Последняя сказка, не ты ль?
 
 
О счастье уста не молили,
Тенями был полон покой,
И чаши открывшихся лилий
Дышали нездешней тоской.
 
 
И, взоры померкшие нежа,
С тоской говорили цветы:
«Мы те же, что были, всё те же,
Мы будем, мы вечны… а ты?»
 
 
Молчите… Иль грезить не лучше,
Когда чуть дымятся угли?..
Январское солнце не жгуче,
Так пылки его хрустали…
 

1

Тоска отшумевшей грозы

 
Сердце ль не томилося
               Желанием грозы,
Сквозь вспышки бело-алые?
А теперь влюбилося
               В бездонность бирюзы,
В ее глаза усталые.
 
 
Всё, что есть лазурного,
               Излилось в лучах
На зыби златошвейные,
Всё, что там безбурного
               И с ласкою в очах, —
В сады зеленовейные.
 
 
В стекла бирюзовые
               Одна глядит гроза
Из чуждой ей обители…
Больше не суровые,
               Печальные глаза,
Любили ль вы, простите ли?..
 

2

Тоска припоминания

 
Мне всегда открывается та же
ЗалитаTя чернилом страница.
Я уйду от людей, но куда же,
От ночей мне куда схорониться?
 
 
Все живые так стали далёки,
Всё небытное стало так внятно,
И слились позабытые строки
До зари в мутно-черные пятна.
 
 
Весь я там в невозможном отсвете,
Где миражные буквы маячат…
…Я люблю, когда в доме есть дети
И когда по ночам они плачут.
 

3

Тоска белого камня

(В Симферополе летом)

 
Камни млеют в истоме,
Люди залиты светом,
Есть ли города летом
Вид постыло-знакомей?
 
 
В трафарете готовом
Он – узор на посуде…
И не всё ли равно вам:
Камни там или люди?
 
 
Сбита в белые камни
Нищетой бледнолицей,
Эта одурь была мне
Колыбелью-темницей.
 
 
Коль она не мелькает
Безотрадно и чадно,
Так, давя вас, смыкает,
И уходишь так жадно
 
 
В лиловатость отсветов
С высей бледно-безбрежных
На две цепи букетов
Возле плит белоснежных.
 
 
Так, устав от узора,
Я мечтой замираю
В белом глянце фарфора
С ободочком по краю.
 

1904

Симферополь

1

Тоска вокзала

 
О, канун вечных будней,
Скуки липкое жало…
В пыльном зное полудней
Гул и краска вокзала…
 
 
Полумертвые мухи
На забитом киоске,
На пролитой известке
Слепы, жадны и глухи.
 
 
Флаг линяло-зеленый,
Пара белые взрывы
И трубы отдаленной
Без отзыва призывы.
 
 
И эмблема разлуки
В обманувшем свиданьи —
КондуктоTр однорукий
У часов в ожиданьи…
 
 
Есть ли что-нибудь нудней,
Чем недвижная точка,
Чем дрожанье полудней
Над дремотой листочка…
 
 
Что-нибудь, но не это…
Подползай – ты обязан;
Как ты жарок, измазан,
Всё равно – ты не это!
 
 
Уничтожиться, канув
В этот омут безликий,
Прямо в одурь диванов,
В полосатые тики!..
 

2

В вагоне

 
Довольно дел, довольно слов,
Побудем молча, без улыбок,
Снежит из низких облаков,
А горний свет уныл и зыбок.
 
 
В непостижимой им борьбе
Мятутся черные ракиты.
«До завтра, – говорю тебе, —
Сегодня мы с тобою квиты».
 
 
Хочу, не грезя, не моля,
Пускай безмерно виноватый,
Глядеть на белые поля
Через стекло с налипшей ватой.
 
 
А ты красуйся, ты – гори…
Ты уверяй, что ты простила,
Гори полоской той зари,
Вокруг которой всё застыло.
 

3

Зимний поезд

 
Снегов немую черноту
Прожгло два глаза из тумана,
И дым остался на лету
Горящим золотом фонтана.
 
 
Я знаю – пышущий дракон,
Весь занесен пушистым снегом,
Сейчас порвет мятежным бегом
Завороженной дали сон.
 
 
А с ним, усталые рабы,
Обречены холодной яме,
Влачатся тяжкие гробы,
Скрипя и лязгая цепями.
 
 
Пока с разбитым фонарем,
Наполовину притушенным,
Среди кошмара дум и дрем
Проходит Полночь по вагонам.
 
 
Она – как призрачный монах,
И чем ее дозоры глуше,
Тем больше чада в черных снах,
И затеканий, и удуший;
 
 
Тем больше слов, как бы не слов,
Тем отвратительней дыханье,
И запрокинутых голов
В подушках красных колыханье.
 
 
Как вор, наметивший карман,
Она тиха, пока мы живы,
Лишь молча точит свой дурман
Да тушит черные наплывы.
 
 
А снизу стук, а сбоку гул,
Да всё бесцельней, безымянней…
И мерзок тем, кто не заснул,
Хаос полусуществований!
 
 
Но тает ночь… И дряхл и сед,
Еще вчера Закат осенний,
Приподнимается Рассвет
С одра его томившей Тени.
 
 
Забывшим за ночь свой недуг
В глаза опять глядит терзанье,
И дребезжит сильнее стук,
Дробя налеты обмерзанья.
 
 
Пары желтеющей стеной
Загородили красный пламень,
И стойко должен зуб больной
Перегрызать холодный камень.
 

1

Я на дне

 
Я на дне, я печальный обломок,
Надо мной зеленеет вода.
Из тяжелых стеклянных потемок
Нет путей никому, никуда…
 
 
Помню небо, зигзаги полета,
Белый мрамор, под ним водоем,
Помню дым от струи водомета
Весь изнизанный синим огнем…
 
 
Если ж верить тем шепотам бреда,
Что томят мой постылый покой,
Там тоскует по мне Андромеда
С искалеченной белой рукой.
 

2

Бронзовый поэт

 
На синем куполе белеют облака,
И четко ввысь ушли кудрявые вершины,
Но пыль уж светится, а тени стали длинны,
И к сердцу призраки плывут издалека.
 
 
Не знаю, повесть ли была так коротка,
Иль я не дочитал последней половины?..
На бледном куполе погасли облака,
И ночь уже идет сквозь черные вершины…
 
 
И стали – и скамья и человек на ней
В недвижном сумраке тяжеле и страшней.
Не шевелись – сейчас гвоздики засверкают,
 
 
Воздушные кусты сольются и растают,
И бронзовый поэт, стряхнув дремоты гнет,
С подставки на траву росистую спрыгнёт.
 

3

«Pace»[2]2
  Мир (ит.). И. Ф. Анненский


[Закрыть]

Статуя мира

 
Меж золоченых бань и обелисков славы
Есть дева белая, а вкруг густые травы.
 
 
Не тешит тирс ее, она не бьет в тимпан,
И беломраморный ее не любит Пан.
 
 
Одни туманы к ней холодные ласкались,
И раны черные от влажных губ остались.
 
 
Но дева красотой по-прежнему горда,
И трав вокруг нее не косят никогда.
 
 
Не знаю почему – богини изваянье
Над сердцем сладкое имеет обаянье…
 
 
Люблю обиду в ней, ее ужасный нос,
И ноги сжатые, и грубый узел кос.
 
 
Особенно, когда холодный дождик сеет,
И нагота ее беспомощно белеет…
 
 
О, дайте вечность мне, – и вечность я отдам
За равнодушие к обидам и годам.
 

<1905>

1

Черная весна

(Тает)

 
Под гулы меди – гробовой
Творился перенос,
И, жутко задран, восковой
Глядел из гроба нос.
 
 
Дыханья, что ли, он хотел
Туда, в пустую грудь?..
Последний снег был темно-бел,
И тяжек рыхлый путь,
 
 
И только изморозь, мутна,
На тление лилась,
Да тупо черная весна
Глядела в студень глаз —
 
 
С облезлых крыш, из бурых ям,
С позеленевших лиц.
А там, по мертвенным полям,
С разбухших крыльев птиц…
 
 
О люди! Тяжек жизни след
По рытвинам путей,
Но ничего печальней нет,
Как встреча двух смертей.
29 м<арта> 1906
Тотьма
 

2

Призраки

 
И бродят тени, и молят тени:
               «Пусти, пусти!»
От этих лунных осеребрений
               Куда ж уйти?
 
 
Зеленый призрак куста сирени
               Прильнул к окну…
Уйдите, тени, оставьте, тени,
               Со мной одну…
 
 
Она недвижна, она немая,
               С следами слез,
С двумя кистями сиреней мая
               В извивах кос…
 
 
Но и неслышным я верен пеням,
               И как в бреду,
На гравий сада я по ступеням
               За ней сойду.
 
 
О бледный призрак, скажи скорее
               Мои вины,
Покуда стекла на галерее
               Еще черны.
 
 
Цветы завянут, цветы обманны,
               Но я, я – твой!
В тумане холод, в тумане раны
               Перед зарей…
 

3

Облака

 
Пережиты ли тяжкие проводы,
Иль глаза мне глядят неизбежные,
Как тогда вы мне кажетесь молоды,
Облака, мои лебеди нежные!
 
 
Те не снятся ушедшие грозы вам,
Все бы в небе вам плавать да нежиться,
Только под вечер в облаке розовом
Будто девичье сердце забрезжится…
 
 
Но не дружны вы с песнями звонкими,
Разойдусь я, так вы затуманитесь,
Безнадежно, полосками тонкими,
Расплываясь, друг к другу всё тянетесь…
 
 
Улетели и песни пугливые,
В сердце радость сменилась раскаяньем,
А вы всё надо мною, ревнивые,
Будто плачете дымчатым таяньем…
 

1

Я люблю

 
Я люблю замирание эхо
После бешеной тройки в лесу,
За сверканьем задорного смеха
Я истомы люблю полосу.
 
 
Зимним утром люблю надо мною
Я лиловый разлив полутьмы,
И, где солнце горело весною,
Только розовый отблеск зимы.
 
 
Я люблю на бледнеющей шири
В переливах растаявший цвет…
Я люблю все, чему в этом мире
Ни созвучья, ни отзвука нет.
 

2

Закатный звон в поле

 
В блестках туманится лес,
В тенях меняются лица,
В синюю пуTстынь небес
Звоны уходят молиться…
 
 
Звоны, возьмите меня!
Сердце так слабо и сиро,
Пыль от сверкания дня
Дразнит возможностью мира.
 
 
Что он сулит, этот зов?
Или и мы там застынем,
Как жемчуга островов
Стынут по заводям синим?..
 

3

Осень

 
…………………………………………………………
 
 
Не било четырех… Но бледное светило
Едва лишь купола над нами золотило
 
 
И, в выцветшей степи туманная река,
Так плавно двигались над нами облака.
 
 
И столько мягкости таило их движенье,
Забывших яд измен и муку расторженья,
 
 
Что сердцу музыки хотелось для него…
Но снег лежал в горах, и было там мертво,
 
 
И оборвали в ночь свистевшие буруны
Меж небом и землей протянутые струны…
 
 
А к утру кто-то нам, развеяв молча сны,
Напомнил шепотом, что мы осуждены.
 
 
Гряда не двигалась и точно застывала,
Ночь надвигалась ощущением провала…
 

1

Лишь тому, чей покой таим

 
Лишь тому, чей покой таим,
               Сладко дышится…
Полотно над окном моим
               Не колышется.
 
 
Ты придешь, коль верна мечтам,
               Только та ли ты?
Знаю: сад там, сирени там
               Солнцем залиты.
 
 
Хорошо в голубом огне,
               В свежем шелесте;
Только яркой так чужды мне
               Чары прелести…
 
 
Пчелы в улей там носят мед,
               Пьяны гроздами…
Сердце ж только во сне живет
               Да меж звездами…
 

2

Аромат лилеи мне тяжел

 
Аромат лилеи мне тяжел,
Потому что в нем таится тленье,
Лучше смол дыханье, синих смол,
Только пить его без разделенья…
 
 
Оттолкнув соблазны красоты,
Я влюблюсь в ее миражи в дыме…
И огней нетленные цветы
Я один увижу голубыми…
 

3

Дальние руки

 
Зажим был так сладостно сужен,
Что пурпур дремоты поблек, —
Я розовых, узких жемчужин
Губами узнал холодок.
 
 
О сестры, о нежные десять,
Две ласково дружных семьи,
Вас пологом ночи завесить
Так рады желанья мои.
 
 
Вы – гейши фонарных свечений,
Пять роз, обрученных стеблю,
Но нет у Киприды священней
Не сказанных вами люблю.
 
 
Как мускус мучительный мумий,
Как душный тайник тубероз,
И я только стеблем раздумий
К пугающей сказке прирос…
 
 
Мои вы, о дальние руки,
Ваш сладостно-сильный зажим
Я выносил в холоде скуки,
Я счастьем обвеял чужим.
 
 
Но знаю… дремотно хмелея,
Я брошу волшебную нить,
И мне будут сниться, алмея,
Слова, чтоб тебя оскорбить.
 

20–24 октября 1909

Два паруса лодки одной

 
Нависнет ли пламенный зной,
Иль, пенясь, расходятся волны,
Два паруса лодки одной,
Одним и дыханьем мы полны.
 
 
Нам буря желанья слила,
Мы свиты безумными снами,
Но молча судьба между нами
Черту навсегда провела.
 
 
И в ночи беззвездного юга,
Когда так привольно-темно,
Сгорая, коснуться друг друга,
Одним парусам не дано…
 

1904

Две любви

С. В. ф. Штейн

 
Есть любовь, похожая на дым:
Если тесно ей – она дурманит,
Дай ей волю – и ее не станет…
Быть как дым – но вечно молодым.
 
 
Есть любовь, похожая на тень:
Днем у ног лежит – тебе внимает,
Ночью так неслышно обнимает…
Быть как тень, но вместе ночь и день…
 

Другому

 
Я полюбил безумный твой порыв,
Но быть тобой и мной нельзя же сразу,
И, вещих снов иероглифы раскрыв
Узорную пишу я четко фразу.
 
 
Фигурно там отобразился страх,
И как тоска бумагу сердца мяла,
Но по строкам, как призрак на пирах,
Тень движется так деланно и вяло.
 
 
Твои мечты – менады по ночам,
И лунный вихрь в сверкании размаха
Им волны кос взметает по плечам.
Мой лучший сон – за тканью Андромаха.
 
 
На голове ее эшафодаж,
И тот прикрыт кокетливо платочком.
Зато нигде мой строгий карандаш
Не уступал своих созвучий точкам.
 
 
Ты весь – огонь. И за костром ты чист.
Испепелишь, но не оставишь пятен,
И бог ты там, где я лишь моралист,
Ненужный гость, неловок и невнятен.
 
 
Пройдут года… Быть может, месяца…
Иль даже дни, и мы сойдем с дороги:
Ты – в лепестках душистого венца,
Я просто так, задвинутый на дроги.
 
 
Наперекор завистливой судьбе
И нищете убого-слабодушной,
Ты памятник оставишь по себе,
Незыблемый, хоть сладостно-воздушный…
 
 
Моей мечты бесследно минет день…
Как знать? А вдруг, с душой
                                           подвижней моря,
Другой поэт ее полюбит тень
В нетронуто-торжественном уборе…
 
 
Полюбит, и узнает, и поймет,
И, увидав, что тень проснулась, дышит, —
Благословит немой ее полет
Среди людей, которые не слышат…
 
 
Пусть только бы в круженьи бытия
Не вышло так, что этот дух влюбленный,
Мой брат и маг не оказался я,
В ничтожестве слегка лишь подновленный.
 

Он и я

 
Давно меж листьев налились
Истомой розовой тюльпаны,
Но страстно в сумрачную высь
Уходит рокот фортепьянный.
 
 
И мука там иль торжество,
Разоблаченье иль загадка,
Но он – ничей, а вы – его,
И вам сознанье это сладко.
 
 
А я лучей иной звезды
Ищу в сомненьи и тревожно,
Я, как настройщик, все лады,
Перебираю осторожно.
 
 
Темнеет… Комната пуста
С трудом я вспоминаю что-то,
И безответна, хоть чиста,
За нотой умирает нота.
 

Невозможно

 
Есть слова – их дыханье, что цвет,
Так же нежно и бело-тревожно,
Но меж них ни печальнее нет,
Ни нежнее тебя, невозможно.
 
 
Не познав, я в тебе уж любил
Эти в бархат ушедшие звуки:
Мне являлись мерцанья могил
И сквозь сумрак белевшие руки.
 
 
Но лишь в белом венце хризантем,
Перед первой угрозой забвенья,
Этих вэ, этих зэ, этих эм
Различить я сумел дуновенья.
 
 
И, запомнив, невестой в саду,
Как в апреле, тебя разубрали, —
У забитой калитки я жду,
Позвонить к сторожам не пора ли.
 
 
Если слово за словом, что цвет,
Упадает, белея тревожно,
Не печальных меж павшими нет,
Но люблю я одно – невозможно.
 

1907

Царское Село

Стансы ночи

О. П. Хмара-Барщевской

 
Меж теней погасли солнца пятна
На песке в загрезившем саду.
Всё в тебе так сладко-непонятно,
Но твое запомнил я: «Приду».
 
 
Черный дым, но ты воздушней дыма,
Ты нежней пушинок у листа,
Я не знаю, кем, но ты любима,
Я не знаю, чья ты, но мечта.
 
 
За тобой в пустынные покои
Не сойдут алмазные огни,
Для тебя душистые левкои
Здесь ковром раскинулись одни…
 
 
Эту ночь я помню в давней грезе,
Но не я томился и желал:
Сквозь фонарь, забытый на березе,
Талый воск и плакал и пылал.
 

Месяц

Sunt mihi bis septem[3]3
  Мои дважды семь (лат.). 79 Одной Звезды я повторяю имя


[Закрыть].

 
Кто сильнее меня – их и сватай…
Истомились – и всё не слились:
Этот сумрак голубоватый
                      И белесая высь…
 
 
Этот мартовский колющий воздух
С зябкой ночью на талом снегу
В еле тронутых зеленью звездах
Я сливаю и слить не могу…
 
 
Уж не ты ль и колдуешь, жемчужный,
Ты, кому остальные ненужны,
Их не твой ли развел и ущерб,
На горелом пятне желтосерп,
 
 
Ты, скиталец небес праздносумый,
               С иронической думой?..
 

Тоска медленных капель

 
О капли в ночной тишине,
Дремотного духа трещотка,
Дрожа набухают оне
И падают мерно и четко.
 
 
В недвижно-бессонной ночи
Их лязга не ждать не могу я:
Фитиль одинокой свечи
Мигает и пышет, тоскуя.
 
 
И мнится, я должен, таясь,
На странном присутствовать браке,
Поняв безнадежную связь
Двух тающих жизней во мраке.
 

Тринадцать строк

 
Я хотел бы любить облака
На заре… Но мне горек их дым:
Так неволя тогда мне тяжка,
Так я помню, что был молодым.
 
 
Я любить бы их вечер хотел,
Когда, рдея, там гаснут лучи,
Но от жертвы их розовых тел
Только пепел мне снится в ночи.
 
 
Я люблю только ночь и цветы
В хрустале, где дробятся огни,
Потому что утехой мечты
В хрустале умирают они…
Потому что – цветы это ты.
 

Ореанда

 
Ни белой дерзостью палат на высотах,
С орлами яркими в узорных воротах,
Ни женской прихотью арабских очертаний
Не мог бы сердца я лелеять неустанней.
Но в пятнах розовых по силуэтам скал
Напрасно я души, своей души искал…
Я с нею встретился в картинном запустеньи
Сгоревшего дворца – где нежное цветенье
Бежит по мрамору разбитых ступеней,
Где в полдень старый сад печальней и темней,
А синие лучи струятся невозбранно
По блеклости панно и забытью фонтана.
Я будто чувствовал, что там ее найду,
С косматым лебедем играющей в пруду,
И что поделимся мы ветхою скамьею
Близ корня дерева, что поднялся змеею,
Дорогой на скалу, где грезит крест литой
Над просветленною страданьем красотой.
 

Весенний романс

 
Еще не царствует река,
Но синий лед она уж топит;
Еще не тают облака,
Но снежный кубок солнцем допит.
 
 
Через притворенную дверь
Ты сердце шелестом тревожишь…
Еще не любишь ты, но верь:
Не полюбить уже не можешь…
 

Осенний романс

 
Гляжу на тебя равнодушно,
А в сердце тоски не уйму…
Сегодня томительно-душно,
Но солнце таится в дыму.
 
 
Я знаю, что сон я лелею,
Но верен хоть снам я, – а ты?..
Ненужною жертвой в аллею
Падут, умирая, листы…
 
 
Судьба нас сводила слепая:
Бог знает, мы свидимся ль там…
Но знаешь?.. Не смейся, ступая
Весною по мертвым листам!
 

1903

Среди миров

 
Среди миров, в мерцании светил
Одной Звезды я повторяю имя…
Не потому, чтоб я Ее любил,
А потому, что я томлюсь с другими.
 
 
И если мне сомненье тяжело,
Я у Нее одной ищу ответа,
Не потому, что от Нее светло,
А потому, что с Ней не надо света.
 

3 апреля 1909

Ц<арское> С<ело>

Миражи

 
То полудня пламень синий,
То рассвета пламень алый,
Я ль устал от четких линий,
Солнце ль самое устало…
 
 
Но чрез полог темнолистый
Я дождусь другого солнца
Цвета мальвы золотистой
Или розы и червонца.
 
 
Будет взорам так приятно
Утопать в сетях зеленых,
А потом на темных кленах
Зажигать цветные пятна.
 
 
Пусть миражного круженья
Через миг погаснут светы…
Пусть я – радость отраженья,
Но не то ль и вы, поэты?
 

Гармония

 
В тумане волн и брызги серебра,
И стертые эмалевые краски…
Я так люблю осенние утра
За нежную невозвратимость ласки!
 
 
И пену я люблю на берегу,
Когда она белеет беспокойно…
Я жадно здесь, покуда небо знойно
Остаток дней туманных берегу.
 
 
А где-то там мятутся средь огня
Такие ж я, без счета и названья,
И чье-то молодое за меня
Кончается в тоске существованье…
 

Второй мучительный сонет

 
Вихри мутного ненастья
Тайну белую хранят…
Колокольчики запястья
То умолкнут, то звенят.
 
 
Ужас краденого счастья —
Губ холодных мед и яд
Жадно пью я, весь объят
Лихорадкой сладострастья.
 
 
Этот сон, седая мгла,
Ты одна создать могла,
Снега скрип, мельканье тени,
 
 
На стекле узор курений,
И созвучье из тепла
Губ, и меха, и сиреней.
 

Бабочка газа

 
Скажите, что сталось со мной?
Что сердце так жарко забилось?
Какое безумье волной
Сквозь камень привычки пробилось?
 
 
В нем сила иль мука моя,
В волненьи не чувствую сразу:
С мерцающих строк бытия
Ловлю я забытую фразу…
 
 
Фонарь свой не водит ли тать
По скопищу литер унылых?
Мне фразы нельзя не читать.
Но к ней я вернуться не в силах…
 
 
Не вспыхнуть ей было невмочь,
Но мрак она только тревожит:
Так бабочка газа всю ночь
Дрожит, а сорваться не может…
 

Прерывистые строки

 
Этого быть не может,
               Это – подлог,
День так тянулся и дожит,
               Иль, не дожив, изнемог?..
               Этого быть не может…
С самых тех пор
В горле какой-то комок…
               Вздор…
Этого быть не может…
               Это – подлог…
Ну-с, проводил на поезд,
               Вернулся, и solo, да!
Здесь был ее кольчатый пояс,
               Брошка лежала – звезда,
Вечно открытая сумочка
Без замка,
И, так бесконечно мягка,
В прошивках красная думочка…
………………………………………………
               Зал…
Я нежное что-то сказал
               Стали прощаться,
Возле часов у стенки…
Губы не смели разжаться,
               Склеены…
Оба мы были рассеянны,
Оба такие холодные,
               Мы…
Пальцы ее в черной митенке
               Тоже холодные…
«Ну, прощай до зимы,
Только не той, и не другой
И не еще – после другой…
               Я ж, дорогой,
               Ведь не свободная…»
               – «Знаю, что ты – в застенке…»
               После она
Плакала тихо у стенки
И стала бумажно-бледна…
Кончить бы злую игру…
               Что ж бы еще?
Губы хотели любить горячо,
               А на ветру
Лишь улыбались тоскливо…
Что-то в них было застыло,
               Даже мертво…
Господи, я и не знал, до чего
               Она некрасива…
Ну, слава Богу, пускают садиться…
Мокрым платком осушая лицо,
Мне отдала она это кольцо…
Слиплись еще раз холодные лица,
               Как в забытьи, —
                              И
               Поезд еще стоял —
                                            Я убежал…
               Но этого быть не может,
                             Это – подлог…
День или год, и уж дожит,
Иль, не дожив, изнемог…
                        Этого быть не может…
 

Июнь 1909

Царское Село

Canzone[4]4
  Песня (ит.). 93 Одной Звезды я повторяю имя


[Закрыть]

 
Если б вдруг ожила небылица,
На окно я поставлю свечу,
Приходи… Мы не будем делиться,
Всё отдать тебе счастье хочу!
 
 
Ты придешь и на голос печали,
Потому что светла и нежна,
Потому что тебя обещали
Мне когда-то сирень и луна.
 
 
Но… бывают такие минуты,
Когда страшно и пусто в груди…
Я тяжел – и немой и согнутый…
Я хочу быть один… уходи!
 

Дымы

 
В белом поле был пепельный бал,
Тени были там нежно-желанны,
Упоительный танец сливал,
И клубил, и дымил их воланы.
 
 
Чередой, застилая мне даль,
Проносились плясуньи мятежной,
И была вековая печаль
В нежном танце без музыки нежной.
 
 
А внизу содроганье и стук
Говорили, что ужас не прожит;
Громыхая цепями, Недуг
Там сковал бы воздушных – не может.
 
 
И была ль так постыла им степь,
Или мука капризно-желанна, —
То и дело железную цепь
Задевала оборка волана.