Текст книги "Одной звезды я повторяю имя…"
Автор книги: Иннокентий Анненский
Жанр: Поэзия, Поэзия и Драматургия
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)
Грезы
Мне снилось вечернее небо
И крупные звезды на нем,
И бледно-зеленые ивы
Над бледно-лазурным прудом,
И весь утонувший в сирени
Твой домик, и ты у окна,
Вся в белом, с поникшей головкой,
Прекрасна, грустна и бледна…
Ты плакала… Светлые слезы
Катились из светлых очей,
И плакали гордые розы,
И плакал в кустах соловей.
И с каждою новой слезою
Внизу, в ароматном саду,
Мерцая, светляк загорался
И небо роняло звезду.
20 сентября 1881
«Сколько лживых фраз, надуто-либеральных…»
Сколько лживых фраз, надуто-либеральных,
Сколько пестрых партий, мелких вожаков,
Личных обличений, колкостей журнальных,
Маленьких торжеств и маленьких божков!..
Сколько самолюбий глубоко задето,
Сколько уст клевещет, жалит и шипит, —
И вокруг, как прежде, сумрак без просвета,
И, как прежде, жизнь и душит и томит!..
А вопрос так прост: отдайся всей душою
На служенье братьям, позабудь себя
И иди вперед, светя перед толпою,
Поднимая павших, веря и любя!..
Не гонись за шумом быстрого успеха,
Не меняй на лавр сурового креста,
И пускай тебя язвят отравой смеха
И клеймят враждой нечистые уста!..
Видно, не настала, сторона родная,
Для тебя пора, когда бойцы твои,
Мелким, личным распрям сил не отдавая,
Встанут все во имя правды и любви!
Видно, спят сердца в них, если, вместо боя
С горем и врагами родины больной,
Подняли они, враждуя меж собою,
Этот бесконечный, этот жалкий бой!..
Ноябрь 1881
В толпе
Памяти Ф. М. Достоевского
Не презирай толпы: пускай она порою
Пуста и низменна, бездушна и слепа,
Но есть мгновения, когда перед тобою
Не жалкая раба с продажною душою, —
А божество-толпа, титан-толпа!..
Ты к ней несправедлив: в часы ее страданий
Не шел ты к ней страдать… Певец ее и сын,
Ты убегал ее проклятий и рыданий,
Ты издали любил, ты чувствовал один!..
Приди же слиться с ней: не упускай мгновенья,
Когда болезненно-отзывчива она,
Когда от пошлых дел и пошлого забвенья
Утратой тягостной она пробуждена.
Не презирай толпы: пускай она бывает
Пошла и низменна, бездушна и слепа,
Но изучи ее, когда она страдает,
И ты поймешь, гордец, как велика толпа.
1881
Герою
Тебя венчает лавр… Дивясь тебе, толпится
Чернь за торжественной процессией твоей,
Как лучшим из сынов, страна тобой гордится,
Ты на устах у всех, ты – бог последних дней!
Вопросов тягостных и тягостных сомнений
Ты на пути своем безоблачном далек,
Ты слепо веруешь в свой благодатный гений
И в свой заслуженный и признанный венок.
Но что же ты свершил?.. За что перед тобою
Открыт бессмертия и славы светлый храм
И тысячи людей, гремя тебе хвалою,
Свой пламенный восторг несут к твоим ногам?
Ты бледен и суров… Не светится любовью
Холодный взор твоих сверкающих очей;
Твой меч опущенный еще дымится кровью,
И веет ужасом от гордости твоей!
О, я узнал тебя! Как ангел разрушенья,
Как смерч, промчался ты над мирною страной,
Топтал хлеба ее, сжигал ее селенья,
Разил и убивал безжалостной рукой.
Как много жгучих слез и пламенных проклятий
Из-за клочка земли ты сеял за собой;
Как много погубил ты сыновей и братий
Своей корыстною, безумною враждой!
Твой путь – позорный путь! Твой лавр —
насмешка злая!
Недолговечен он… Едва промчится мгла
И над землей заря забрезжит золотая —
Увядший, он спадет с бесславного чела!..
1881
«Я не зову тебя, сестра моей души…»
Я не зову тебя, сестра моей души,
Источник светлых чувств и чистых наслаждений,
Подруга верная в мучительной тиши
Ночной бессонницы и тягостных сомнений…
Я не зову тебя, поэзия… Не мне
Твой светлый жертвенник порочными руками
Венчать, как в старину, душистыми цветами
И светлый гимн слагать в душевной глубине.
Пал жрец твой… Стал рабом когда-то гордый царь…
Цветы увянули… осиротел алтарь…
1881
«Осень, поздняя осень!.. Над хмурой землею…»
Осень, поздняя осень!.. Над хмурой землею
Неподвижно и низко висят облака;
Желтый лес отуманен свинцовою мглою,
В желтый берег без умолку бьется река…
В сердце – грустные думы и грустные звуки,
Жизнь, как цепь, как тяжелое бремя, гнетет,
Призрак смерти в тоскующих грезах встает,
И позорно упали бессильные руки…
Это чувство – знакомый недуг: чуть весна
Ароматно повеет дыханием мая,
Чуть проснется в реке голубая волна
И промчится в лазури гроза молодая,
Чуть в лесу соловей про любовь и печаль
Запоет, разгоняя туман и ненастье, —
Сердце снова запросится в ясную даль,
Сердце снова поверит в далекое счастье…
Но скажи мне, к чему так ничтожно оно,
Наше сердце, – что даже и мертвой природе
Волновать его чуткие струны дано,
И то к смерти манить, то к любви и свободе?..
И к чему в нем так беглы любовь и тоска,
Как ненастной и хмурой осенней порою
Этот белый туман над свинцовой рекою
Или эти седые над ней облака?
1881–1882
Мечты королевы
Посвящается М. А. Р.
На мотив из Тургенева
Шумен праздник, – не счесть
приглашенных гостей!
Море звуков и море огней…
Сад, и за́мок, и арки сверкают в огнях,
И, цветной их каймой, как венком, окружен,
Пруд и спит и не спит, и смеется сквозь сон,
И чуть слышно журчит в камышах…
Шумен праздник и весел, – и только грустна
Королева одна:
Что ей в льстивых речах восхищенных гостей
И в стихах серенад знаменитых певцов!
Эти речи – продажные речи рабов,
В этой музыке слышатся звуки цепей!..
С колыбели ее появленье встречал
Общий рокот корыстных похвал, —
И наскучила ложь ей, и сердце в груди
Сжалось грустью, – и в эту душистую ночь
Страстно шепчет ей сердце: «Не верь им… уйди,
Убеги от них прочь!
Брось свой пышный престол и венец золотой
Жадной стае шутов и льстецов:
Здесь так душно, – а в роще, над тихой рекой
Так живителен воздух, согретый весной,
Так пристал бы к головке твоей молодой
Ароматный венок из цветов!..
Пусть под сводами зал и в затишье аллей
Веют перья беретов и шпоры звенят, —
Там, за садом, в тени наклоненных ветвей
Статный юноша ждет: волны русых кудрей
Упадают на грудь, и в лазури очей
Одинокие слезы горят!»
1881–1882
Весенняя сказка
Посвящается Екатерине Ильиничне Мамонтовой
Чудный, светлый мир… Ни вьюг в нем, ни туманов,
Вечная весна в нем радостно царит…
Розы… мрамор статуй… серебро фонтанов,
Замок – весь прозрачный, из хрустальных плит…
У подножья скал – сверкающее море…
Тихо льнет к утесам сонная волна
И, отхлынув, тонет в голубом просторе,
И до дна прозрачна в море глубина…
А за светлым за́мком и его садами,
От земли, нахмурясь, в небосклон ушли
Великаны го́ры снежными цепями
И по темным кручам лесом заросли.
И лесная чаща да лазурь морская,
Как в объятьях, держат дивную страну,
Тишиной своею чутко охраняя
И в ее пределах – ту же тишину.
Чудный светлый мир, – но злобой чародея
Он в глубокий сон от века погружен,
И над ним, как саван, высится, синея,
Раскаленный зноем, мертвый небосклон.
Не мелькнет в нем чайка снежной белизною,
Золотому солнцу подставляя грудь;
Не промчатся тучки дымчатой грядою
К отдаленным скалам ласково прильнуть.
Всё оцепенело, всё мертво и глухо,
Как в могиле глухо, как в могиле спит:
Ни одно дыханье не встревожит слуха,
Ни один из чащи рог не прозвучит.
В воздухе, сверкая, замер столб фонтана,
Замер мотылек над чашечкой цветка,
Пестрый попугай – в густых ветвях каштана,
В чаще леса – лань, пуглива и дика.
Точно этот за́мок, рощи и долины,
Пурпур этих роз и белизна колонн —
Только полотно сверкающей картины,
Воплощенный в красках, вдохновенный сон.
Точно тот, кто создал этот рай прекрасный,
Жизнь и разрушенье в нем остановил,
Чтоб навек свой блеск, и девственный и ясный
Он, как в день созданья, свято б сохранил…
Посмотри: как змейка, лестница витая
Поднялась в чертог, и тихо у окна
Спит в чертоге том царевна молодая,
Словно ночь прекрасна, словно день ясна.
До земли упали косы золотые,
На щеках – румянец, и порой, чуть-чуть
Вздрогнув, шевельнутся губки молодые,
Да тревожный вздох подымет слабо грудь.
Темный бархат платья резко оттеняет
Белизну плеча и нежный цвет ланит,
Знойный день в уста красавицу лобзает,
Яркий луч отливом на кудрях горит…
Сон ее тревожат тягостные грезы —
Посмотри: печаль и страх в ее чертах,
Посмотри: как жемчуг, тихо льются слезы,
Словно сжечь хотят румянец на щеках!
Снится ей, что там, за этими хребтами,
Истомлен путем и долгою борьбой,
Молодой красавец с темными кудрями
Силится пробиться через лес густой…
Плащ его в лохмотьях и окрашен кровью,
А в лесу – что шаг, то смерть ему грозит,
Но на трудный подвиг призван он любовью, —
И его нога по кручам не скользит…
О, как он устал!.. Какой прошел далекий,
Бесконечно тяжкий и суровый путь!..
Хватит ли отваги для борьбы жестокой.
Выдержит ли битву молодая грудь?
Но – победа!.. В мраке тягостных сомнений
Светлый луч блеснул, окончен долгий спор, —
И уже гремит по мрамору ступеней,
Всё слышней, всё ближе, звук шагов и шпор
Словно вихрь коснулся сонного чертога,
Словно дождь весной по листьям пробежал —
И, светлей и краше молодого бога,
Гость давно желанный перед ней предстал.
И предстал, и обнял, и прильнул устами —
Жаркими устами к трепетным устам,
И ответа молит страстными речами,
И тяжелый меч сложил к ее ногам.
«Милая! – он шепчет, – я рассеял чары,
Я развеял власть их, этих темных сил;
Грозно и сурово сыпал я удары,
Оттого, что много верил и любил!
О, не дли ж напрасно муки ожиданья!
Милая! проснися, смолкнула гроза!» —
Долгое, любовью полное лобзанье —
И она открыла ясные глаза!..
_________
Старое преданье… Чудное преданье…
В нем надежда мира… Мир устал и ждет,
Скоро ль день во мгле зажжет свое сиянье,
Скоро ли любовь к страдающим сойдет?
И она сойдет, и робко разбегутся
Тучи с небосклона – и в ее лучах
Цепи сна, как нити, ржавея, порвутся,
И затихнут слезы и замолкнет страх!
Светел будет праздник – праздник возрожденья,
Радостно вздохнут усталые рабы,
И заменит гимн любви и примиренья
Звуки слез и горя, мести и борьбы!
1881–1882
«Не я пишу – рукой моею…»
Не я пишу – рукой моею,
Как встарь, владеешь ты, любя,
И каждый лживый звук под нею
В могиле мучил бы тебя…
1882
«Если любить – бесконечно томиться…»
Если любить – бесконечно томиться
Жаждой лобзаний и знойных ночей, —
Я не любил – я молился пред ней
Так горячо, как возможно молиться.
Слово привета на чистых устах,
Не оскверненных ни злобой, ни ложью, —
Всё, что, к ее преклоненный подножью,
Робко желал я в заветных мечтах…
Может быть, тень я любил: надо мной,
Может быть, снова б судьба насмеялась
И оскверненное сердце бы сжалось
Новым страданьем и новой тоской.
Но я устал… Мне наскучило жить
Пошлою жизнью; меня увлекала
Гордая мысль к красоте идеала,
Чтоб, полюбив, без конца бы любить…
1882
«Ах, довольно и лжи и мечтаний…»
Ах, довольно и лжи и мечтаний!
Ты ответь мне, презренья ко мне не тая:
Для кого эти стоны страданий,
Эта скорбная песня моя?
Да, я пальцем не двинул – я лишь говорил.
Пусть то истины были слова,
Пусть я в них, как сумел, перелил,
Как я свято любил,
Как горела в работе за мир голова,
Но что пользы от них? Кто слыхал их – забыл…
1882
«Я не щадил себя: мучительным сомненьям…»
Я не щадил себя: мучительным сомненьям
Я сам навстречу шел, сам в душу их призвал…
Я говорил «прости» всем светлым убежденьям,
Все лучшие мечты с проклятьем погребал.
Жить в мире призраков, жить грезами и снами,
Без думы плыть туда, куда несет прилив,
Беспечно ликовать с рабами и глупцами —
Нет, я был слишком горд, и честен, и правдив.
И боги падали, и прежние светила
Теряли навсегда сиянье и тепло,
И ночь вокруг меня сдвигалась, как могила,
Отравой жгучих дум обвеяв мне чело, —
И скорбно я глядел потухшими очами,
Как жизнь, еще вчера сиявшая красой,
Жизнь – этот пышный сад, пестреющий цветами, —
Нагой пустынею лежала предо мной!..
Но первый вихрь затих, замолкнул в отдаленьи
Глухой раскат громов – и ожил я опять:
Я стал сбирать вокруг обломки от крушенья
И на развалинах творить и созидать.
Из уцелевших грез, надежд и упований
Я создал новый мир, воздвигнул новый храм
И, отдохнув душой от бурь и испытаний,
Вновь стал молиться в нем и жечь мой фимиам!..
И в тягостной грозе, прошедшей надо мною,
Я высший смысл постиг – она мне помогла,
Очистив душу мне страданьем и борьбою,
Свет отличить от мглы и перлы от стекла.
«Вперед же! – думал я, – пусть старая тревога
В твоей груди, боец, заглохнет и замрет,
Ты закалил себя, ты истинного бога
Прозрел в угрюмой мгле – не медли ж, и вперед!»
Напрасная мечта!.. Уходят дни за днями,
И каждый новый день, отмеченный борьбой,
С бессильным ужасом, с безумными слезами,
Раскаты новых гроз я слышу над собой!
Святилище души поругано… сомненья
Внесли уж и в него мертвящий свой разлад
И в мой священный гимн, в смиренный гимн
моленья,
Кощунственных речей вливают тайный яд!..
Отверстой бездне зла, зияющей мне в очи,
Ни дна нет, ни границ – и на ее краю,
Окутан душной мглой невыносимой ночи,
Бессильный, как дитя, в раздумье я стою:
Что значу я, пигмей, со всей моей любовью,
И разумом моим, и волей, и душой,
Пред льющейся века страдальческою кровью,
Пред вечным злом людским и вечною враждой?!
Апрель 1883
«Я пришел к тебе с открытою душою…»
Я пришел к тебе с открытою душою,
Истомленный скорбью, злобой и недугом,
И сказал тебе я: «Будь моей сестрою,
Будь моей заботой, радостью и другом.
Мы одно с тобою любим с колыбели
И одной с тобою молимся святыне, —
О, пойдем же вместе к лучезарной цели,
Вместе в людном мире, как в глухой пустыне!»
И в твоих очах прочел я те же грезы:
Ты, как я, ждала участья и привета,
Ты, как я, в груди таить устала слезы
От докучных взоров суетного света;
Но на зов мой, полный теплого доверья,
Так же беззаветно ты не отозвалась,
Ты искать в нем стала лжи и лицемерья,
Ты любви, как злобы, детски испугалась…
И, сокрыв в груди отчаянье и муку
И сдержав в устах невольные проклятья,
Со стыдом мою протянутую руку
Опускаю я, не встретивши пожатья.
И, как путник, долго бывший на чужбине
И в родном краю не узнанный семьею,
Снова в людном мире, как в глухой пустыне,
Я бреду один с поникшей головою…
Апрель 1883
«Давно в груди моей молчит негодованье…»
Давно в груди моей молчит негодованье.
Как в юности, не рвусь безумно я на бой.
В заветный идеал поблекло упованье,
И, отдаленных гроз заслышав громыханье,
Я рад, когда они проходят стороной.
Их много грудь о грудь я встретил, не бледнея.
Я прежде не искал, – я гордо ждал побед.
Но ближе мой закат – и сердце холоднее,
И встречному теперь я бросить рад скорее
Не дерзкий зов на бой, а ласковый привет.
Я неба на земле искать устал… Сомненья
Затмили тучею мечты минувших дней.
Мне мира хочется, мне хочется забвенья.
Мой меч иззубрился, и голос примиренья
Уж говорит со мной в безмолвии ночей.
Весна 1883
Цветы
Я шел к тебе… На землю упадал
Осенний мрак, холодный и дождливый…
Огромный город глухо рокотал,
Шумя своей толпою суетливой;
Загадочно чернел простор реки
С безжизненно-недвижными судами,
И вдоль домов ночные огоньки
Бежали в мглу блестящими цепями…
Я шел к тебе, измучен трудным днем,
С усталостью на сердце и во взоре,
Чтоб отдохнуть перед твоим огнем
И позабыться в тихом разговоре;
Мне грезился твой теплый уголок,
Тетради нот и свечи на рояли,
И ясный взгляд, и кроткий твой упрек
В ответ на речь сомненья и печали, —
И я спешил… А ночь была темна…
Чуть фонарей струилося мерцанье…
Вдруг сноп лучей, сверкнувших из окна,
Прорезав мрак, привлек мое вниманье:
Там, за зеркальным, блещущим стеклом,
В сияньи ламп, горевших мягким светом,
Обвеяны искусственным теплом,
Взлелеяны оранжерейным летом, —
Цвели цветы… Жемчужной белизной
Сияли ландыши… алели георгины,
Пестрели бархатцы, нарциссы и левкой,
И розы искрились, как яркие рубины…
Роскошные, душистые цветы, —
Они как будто радостно смеялись,
А в вышине латании листы,
Как веера, над ними колыхались!..
Садовник их в окне расставил напоказ.
И за стеклом, глумясь над холодом и мглою,
Они так нежили, так радовали глаз,
Так сладко в душу веяли весною!..
Как очарованный стоял я пред окном:
Мне чудилось ручья дремотное журчанье,
И птиц веселый гам, и в небе голубом
Занявшейся зари стыдливое мерцанье;
Я ждал, что ласково повеет ветерок,
Узорную листву лениво колыхая,
И с белой лилии взовьется мотылек,
И загудит пчела, на зелени мелькая…
Но детский мой восторг сменился вдруг стыдом:
Как! В эту ночь, окутанную мглою,
Здесь, рядом с улицей, намокшей под дождем,
Дышать таким бесстыдным торжеством,
Сиять такою наглой красотою!..
К чему бессилен ты, осенний вихрь? К чему
Не можешь ты сломить стекла своим дыханьем,
Чтоб в этот пошлый рай внести и смерть и тьму
И разметать его во прах с негодованьем?
Ты помнишь, – я пришел к тебе больной…
Ты ласк моих ждала – и не дождалась:
Твоя любовь казалась мне слепой,
Моя любовь – преступной мне казалась!..
1883
«Не вини меня, друг мой, – я сын наших дней…»
Не вини меня, друг мой, – я сын наших дней,
Сын раздумья, тревог и сомнений:
Я не знаю в груди беззаветных страстей,
Безотчетных и смутных волнений.
Как хирург, доверяющий только ножу,
Я лишь мысли одной доверяю, —
Я с вопросом и к самой любви подхожу
И пытливо ее разлагаю!..
Ты прекрасна в порыве твоем молодом,
С робкой нежностью первых признаний,
С теплой верой в судьбу, с детски ясным челом
И огнем полудетских лобзаний;
Ты сильна и горда своей страстью, – а я…
О, когда б ты могла, дорогая,
Знать, как тягостно борется дума моя
С обаяньем наставшего рая,
Сколько шепчет она мне язвительных слов,
Сколько старых могил разрывает,
Сколько прежних, развеянных опытом снов
В скорбном сердце моем подымает!..
1883
«Не сравнивай с грозой души моей страданье……»
Не сравнивай с грозой души моей страданье…
Гроза б умчалась прочь: ее мятежный гром
Сменило бы опять дубрав благоуханье
И солнца мирный свет на небе голубом.
Гроза – мгновение: суровы и могучи,
Над миром воцарив томительную ночь,
С разбега налетят разгневанные тучи,
Просыплют гром и блеск – и разлетятся прочь.
И как хорош покой остынувшей природы,
Когда гроза сойдет с померкнувших небес!
Как ожили цветы, как влажно дышат воды,
Как зелен и душист залитый солнцем лес!
Нет, я бы рад сойтись лицом к лицу с грозою,
Но жизнь вокруг меня так буднично пошла,
Что даже нет вокруг врагов, могущих к бою
Позвать меня, – и враг язвит из-за угла!..
1883
«Не завидуй им, слепым и беззаботным…»
Не завидуй им, слепым и беззаботным,
Что твоим они не мучатся мученьем,
Что живут они мгновеньем безотчетным,
Пошлой суетой и детским обольщеньем…
Не считай с упреком слез, за них пролитых,
И обид, от них услышанных тобою:
Тяжесть жгучих мук и песен ядовитых
Скажется тебе бессмертия зарею.
1883
«Сегодня как-то я особенно устал…»
Сегодня как-то я особенно устал:
Блеск радостного дня мне жег и резал очи,
Веселый шум толпы мне душу раздражал,
И я как избавленья ждал
Безмолвной ночи.
И ночь сошла с небес; в открытое окно
Пахнуло ласкою и сонной тишиною,
И вот вокруг меня всё спит давным-давно,
А я – я не могу уснуть, и вновь полно
Больное сердце старою тоскою…
1883
«Нет, я больше не верую в ваш идеал…»
Нет, я больше не верую в ваш идеал,
И вперед я гляжу равнодушно:
Если б мир ваших грез наконец и настал, —
Мне б в нем было мучительно душно:
Столько праведной крови погибших бойцов,
Столько светлых созданий искусства,
Столько подвигов мысли, и мук, и трудов, —
И итог этих трудных, рабочих веков —
Пир животного, сытого чувства!
Жалкий, пошлый итог! Каждый честный боец
Не отдаст за него свой терновый венец…
1883
«Так вот она, «страна без прав и без закона»…»
Так вот она, «страна без прав и без закона»!
Страна безвинных жертв и наглых палачей,
Страна владычества холопа и шпиона
И торжества штыков над святостью идей!
О нет, не может быть!.. Вы лжете мне, вы лжете,
Апостолы борьбы!.. Неправою враждой
Вы сердца моего корыстно не зажжете —
Я верю в мой народ и верю в край родной!
Он не унизился б до робкого смиренья,
Не стал молчать года с покорностью раба
И гордо б встал на бой, могуч, как ангел мщенья,
Неотразим, как вихрь, и страшен, как судьба;
Пока в нем слышен смех…
1883
Из песен любви
Не гордым юношей с безоблачным челом,
С избытком сил в груди и пламенной душою, —
Ты встретила меня озлобленным бойцом,
Усталым путником под жизненной грозою.
Не торопись же мне любовь свою отдать,
Не наряжай меня в цветы твоих мечтаний, —
Подумай, в силах ли ты без конца прощать,
Не испугаешься ль грядущих испытаний?
Дитя мое – ведь ты еще почти дитя,
Твой смех так серебрист и взор так чудно ясен, —
Дитя мое, ты в мир глядишь еще шутя,
И мир в очах твоих и светел и прекрасен;
А я, – я труп давно… Я рано жизнь узнал,
Я начал сердцем жить едва не с колыбели,
Я дерзко рвался ввысь, где светит идеал, —
И я устал… устал… и крылья одряхлели.
Моя любовь к тебе – дар нищего душой,
Моя любовь полна отравою сомненья;
И улыбаюсь я на взгляд твой, как больной,
Сознав, что смерть близка, – на речи ободренья.
Позволь же мне уйти, не поднимая глаз
На чистый образ твой, стоящий предо мною, —
Мне стыдно заплатить за царственный алмаз
Стеклом, оправленным дешевой мишурою!..
1883
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.