Текст книги "Сочинения. Том I. Трактат «Личность и проступки». Пьесы. Статьи о театре"

Переживание причинности как основание для разграничения «делать» и «делаться»

В учебниках мы обычно встречаемся с различением actus huma-nus и actus hominis[31]31
  Действие человека (лат.).


[Закрыть]. Таким образом, при помощи определения huma-nus поступок обособляется из всего числа актуализаций, происходящих в человеке (actus hominis). Представляется между тем, что это различение имеет скорее словесное (вербальное), нежели сущностное значение, скорее указывает на непохожесть, нежели объясняет ее.

Ведь actus humanus (а буквально его можно перевести как «действие человеческое») – это также и действие человека, или actus hominis, переводя дословно. Следовательно, надо прояснить, когда и из-за чего действие человека не является собственно человеческим действием, чтобы понять, что только человеческое действие и является подлинным действием человека, то есть, которое как раз и заключено в структуре «человек действует». Попытаемся предпринять попытку такого истолкования и постараемся при этом придерживаться уже выработанных нами в предыдущей главе предпосылок.

А исходим мы из констатации того опытного различия, которое существует в совокупном объеме динамизма человека между понятиями «человек действует» и «(нечто) делается в человеке». Приняв во внимание оба эти факта, мы придем к выводу, что главным различительным их признаком является момент причинности. В данном случае под моментом причинности следует понимать переживание «я – действующая причина». Именно это переживание отличает действие человека от всего того, что в нем только делается. Оно же объясняет и противоположение тех фактов и структур, в которых со всей очевидностью выражают себя динамические активность и пассивность.

Если я действую, то я и переживаю себя самого как виновника именно этого вида активизации [zdynaminazowania] собственного субъекта. Если же нечто делается во мне, указанная активизация наступает без причинного участия моего «я». Вот почему этот тип фактов мы определяем как нечто, что во мне делается, чтобы указать на динамичность без причинности, без причинного участия человека. Тогда-то в динамизме человека и проступает сущностное различие, которое вытекает из переживания причинности. Один вид динамизма человека – это тот вид, в котором он сам выступает виновником – или как сознающая свою причинность (26) причина [przyczynowanie]. Этот вид динамизма мы определяем словосочетанием «человек действует». Другим видом динамизма человека является тот, в котором человек не осознает своей причинности и не переживает ее. Этот вид динамизма мы определяем словосочетанием «(нечто) делается в человеке».

Противопоставление «делать» и «делаться», активности и пассивности обнаруживает еще одно противопоставление, которое проистекает из переживания причинности или его отсутствия. Переживанию причинности соответствует причинность объектная, поскольку это переживание вводит нас в структуру причинного «я». Отсутствие переживания причинности, отсутствие включенности причинного «я» по отношению ко всему, что в человеке лишь делается, не может означать, что этому объективно нет причины. Если что-то делается в человеке, если в нем происходит какая-то внутренняя перемена, то должна существовать и причина этой перемены. Опыт (в частности, внутренний) свидетельствует лишь о том, что собственное «я» не является этому причиной в том виде, в каком это имеет место в поступке как в сознательном действии.

Выявление причинной связи между личностью и поступком в переживании причинности

Итак, момент причинности, присутствующий в «делать» и отсутствующий в «делаться», не может сразу же объяснить внутреннюю перемену в человеке, зато он указывает на особую динамическую структуру человеческого действия, а также того, кто действует. Тот, кто действует, переживая себя виновником, обретает себя посредством этого у самых истоков своего действия. Действие как таковое зависит именно от него, от его бытия, он дает ему начало и поддерживает его существование. Быть причиной – значит и вызывать к началу, и способствовать результату существования, быть и его fieri, и его esse. Человек, стало быть, является в полном объеме опыта причиной своего действия.

Существует отчетливо переживаемая причинная связь между личностью и поступком, которая приводит к тому, что личность (или любое конкретное человеческое «я») может считать поступок результатом своей причинности, и в этом смысле – своим свойством, а также (особенно, если учесть нравственный характер поступка) полем своей ответственности.

Ответственность, как и ощущение этого свойства, особым образом квалифицируют само причинение и саму причинность личности в поступке. Те, кто со своей стороны изучает проблему причинности [przyczynowosc] (в отличие, например, от психологов, которые рассматривают ее совсем с другой стороны), неоднократно отмечали, что человеческое действие является единственным в полной мере адекватным опытом движущей причинности. Не вдаваясь глубоко в этот тезис, обратим внимание на ту его часть, которая со всей специфической очевидностью свидетельствует о движущем причинении человека в действии, личности – в поступке.

Трансценденция в человеке по отношению к собственному действию в переживании причинности

Сама причинность – как отношение между причиной и следствием – приводит нас к объективному порядку бытия и существования, а потому по природе своей она экзистенциальна. В нашем случае причинность является еще и переживанием. А отсюда проистекает особая эмпиричность человеческой причинности, связанной с действием. Эта причинность, как уже отмечалось выше, с одной стороны, вовлекает человека в тот вид свойственного ему динамизма, которым является действие, но с другой стороны, удерживает человека от него.

В структуре «человек действует» одновременно происходит и нечто такое, что стоит определить как имманенция [immanencja] человека в его собственном действии, и одновременно нечто такое, что мы называем его трансценденцией [transcendencja] в отношении того же самого действия. Момент причинности, переживание причинности выявляет прежде всего транценденцию человека относительно собственного действия. Однако трансценденцияе, свойственная переживанию «я – виновник действия», каким-то образом переходит в имманенцию переживания самого действия: если «действую», то я уже весь в моем действии, в той активизации собственного «я», которой я причинно содействовал. Одно не осуществится без другого. «Я движущее» и «я действующее» всякий раз создают динамический синтез и динамическое единство каждого поступка. Именно это и является синтезом и единством личности с поступком.

Однако это единство не затушевывает и не уничтожает различия. Именно то, что характерно для структуры «человек действует», принципиально отличает ее от структуры «(нечто) делается в человеке». В действии человек – явственный субъект, ибо он – виновник. В «делаться» же не человек, а «нечто» выделяется как причинное, меж тем как человек остается всего лишь пассивным субъектом. Он пассивно переживает свойственный ему динамизм.

То, что в нем делается, нельзя, следуя за опытом, определить как «действие», хотя оно всегда является и некоей актуализацией свойственной ему потенциальности. Термин actus не так феноменологически детерминирован, как «действие» (а тем более как «поступок»). В последнем речь идет не о какой-то вообще актуализации, не о какой-то вообще активизации субъекта «человек», а только о такой, в которой человек как «я» активен, то есть переживает себя виновником. Лишь тогда человек, по свидетельству интегрального опыта, совершает поступок.

Переживание причинности – способ отличить поступок от разного рода иных «активаций»

Всякую иную активизацию человека (то есть всякую такую, в которой он как конкретное «я» неактивен и, следовательно, не переживает как «я» своей причинности) можно бы – в духе избранного нами языка – назвать активацией [uczynnienie]. Активация возникает тогда, когда в человеке нечто только делается, причем это делание исходит из внутреннего динамизма самого человека, является вызовом изнутри и совсем не так, как если человек действует, то есть совершает поступок.

Слово «активация» призвано предельно точно соединять момент пассивности с моментом полноценной деятельности, активности, во всяком случае – актуализации. Это понятие употребляется в естественных науках, но оно никогда не применялось в науке о человеке, хотя призвано предельно точно передать и даже в какой-то мере объяснить то опытное различие, которое возникает между фактами «человек действует» и «(нечто) делается в человеке». Особенно точно это слово (в его разговорном варианте) выражает суть противоположности относительно «поступка» (поступок – активация) и содержащихся в нем самом разных значений.

Представляется, что на данном этапе свойственный человеку динамизм при первоначальном взгляде на него охарактеризован достаточно ясно. Этот первоначальный взгляд неотделим от различения опытом того же динамизма посредством наблюдаемых в человеке фактов действия и делания. В этом же первоначальном и опытном взгляде уже выявляется в структуре «человек действует» и всё своебразие сопряжения личности с поступком. Мы видим его через момент причинности, который одновременно является и моментом трансценденции личности относительно этого действия. Сопряжение личности и поступка осуществляется именно через этот момент трансценденции, и потому мы должны подвергнуть его еще и специальному основательному рассмотрению.

«Сотворение себя» через поступок: у основания человеческого этоса

Одновременно с причинностью и трансценденцией возникает особая зависимость действия от личности. Человек является не только виновником своего действия, но и его творцом. Суть причинности заключается в вызове к существованию, в результате существования, тогда как суть творчества – в создании произведения. Действие – в какой-то степени тоже произведение человека. Об этом его характере особо свидетельствует нравственность как свойство действия, на которое мы постоянно ссылаемся в этом исследовании.

Нравственность является чем-то по сути своей отличным от человеческого действия, и вместе с тем она столь тесно с ним спаяна, что в реальности не существует без человеческого действия, без поступка. Сущностное своеобразие не исключает экзистенциального единства действия и нравственности. И то, и другое теснее всего связано с причинностью личности – конечно же, с переживанием причинности как феномена (здесь феноменология должна смелее вторгаться в метафизику, но в то же время она и более в ней нуждается, ибо сами по себе феномены вполне достаточно раскрывают явления, но недостаточно их объясняют).

Если человек вырабатывает в действии свою нравственную ценность (в чем и заключены начала специфически человеческого творчества), то этим еще больше подтверждается факт создания самого действия, поступка человеком-виновником. Старая аристотелевская дилемма²⁸ (является ли поступок производным от действующего человека, или производным является лишь внешний результат действия, вроде, например, исписанного листка бумаги или мысленно созданного стратегического плана) в достаточной мере указывает на то, что человеческая причинность – это в то же время и творчество. Но это такое творчество, изначальным материалом которого является сам человек.

Посредством действия человек создает прежде всего себя самого. В противопоставлении «человек—творец» и «человек—материал» (27) мы обнаруживаем некий вид, или точнее, некий аспект того самого противопоставления активности и пассивности, agere– pati, на след которых мы вышли вначале. Скорее, это даже новый аспект, чем новый вид, ибо мы не можем просто и полностью отождествить «человека-творца» с человеческим действием, а «человека-материал» – с тем, что делается в человеческом субъекте. Зато фактом является то, что поступок всегда оказывается каким-то овладением человеческой пассивностью.

Момент творчества, который происходит вместе с моментом причинности, с переживанием причинности, устанавливающим объектную структуру «человек действует», еще больше выделяет приоритет причинности перед совокупным динамизмом человека. Но и сама причинность представляет собой нечто динамическое, она становится как бы вершиной динамизма человека. Но вместе с тем она и очень сильно отличается от этого динамизма во всей его цельности. Эту разницу мы и должны, собственно, выделить в интерпретации.

Противопоставление причинности и субъектности человека в разграничении «делать» и «делаться»

Анализ динамической совокупности «человек действует» предполагает равномерное рассмотрение как «человека», так и «действия», ибо данная совокупность состоит из этих двух элементов. Кто он – человек, который действует, и кто он – человек, когда действует? Вот вопрос, которым нам надлежит задаться в продолжение наших поисков. «Человек является субъектом своего действия» – такую формулировку можно услышать не раз, и в целом она принимается за аксиому. Но что, однако, значит субъект?

Следуя логике предыдущего анализа, можно констатировать, что в совокупном опыте человека (в особенности, имея в виду его внутренний аспект) вырисовывается различение и даже некое противопоставление субъектности и причинности. Человек переживает себя как субъект тогда, когда в нем что-то делается. Когда же человек действует, он переживает себя как виновника, что мы уже выявили раньше.

Переживаниям соответствует самая полная опытная действительность. Субъектность оказывается структурно связанной с деланием, тогда как с действием человека структурно связана причинность. Когда я действую, мое собственное «я» является причиной активизации субъекта. Позиция этого «я» главенствует тогда, когда субъектность указывает на нечто противоположное: на «я», которое находится «под» фактом своей активизации. Это происходит в том случае, если нечто делается в этом «я», причинность и субъектность призваны делить поле человеческих переживаний на две не сообщающиеся между собой части. Вместе с переживаниями идут структуры. Структура «человек действует» и структура «(нечто) делается в человеке» призваны делить и человека на два мира. К изучению этих миров мы обратимся в дальнейшем.

Помимо столь очевидного различения и противопоставления (в частности, в аспекте внутреннего опыта) нельзя не согласиться и с тем, что тот, кто действует, является в то же время и тем, в котором то или иное делается. Не подлежит сомнению единство и тождество «человека» у основания «делать» и «делаться». Не подлежит также сомнению его единство и тождество у основания причинности и субъектности, которые структурно содержатся в действии и в том, что делается в человеке.

Этот человек (как мы уже отмечали ранее) представляет собой динамическое единство (а в предыдущем анализе мы просто назвали его динамическим субъектом). И тут мы это определение подтверждаем. Действие и конституирующая его опытная причинность человека, как и все то, что в нем делается, словно соединяются в общем корне. Корнем этим является человек как динамический субъект. Говоря «субъект», мы в то же время сразу указываем и на субъектность. Но эта «субъектность» по значению своему отличается от той, которую мы обнаруживаем в переживании структуры «(нечто) делается в человеке», противопоставляя это переживание (а с ним вместе – и структуру) действию и содержащейся в нем причинности. В той сфере субъектность и причинность не представляются сводимыми друг к другу, но зато здесь обе они сводятся к той же субъектности. Из нее они и проистекают, как на каждом шагу убеждает нас в этом опыт.

Suppositum как субъект

Эта общая для обеих структур («делать» и «делаться») субъектность человека в философии, развивавшейся на основе учения Аристотеля и св. Фомы Аквинского, нашла свое выражение в концепции sup-positum. Этимологически это выражение указывает на нечто, что лежит «под» (sub-ponere). Именно так: «под» всяким действием и «под» всем, что делается во мне, «лежит» человек. Suppositurn указывает на саму эту бытийность в качестве субъекта или же на субъекта как на бытие. Этот субъект как бытие находится у основания каждой динамической структуры, каждого действия и делания, каждой причинности и субъектности. Это бытие – реальное, бытие-«человек» – реально существующее (вследствие чего и реально действующее). Между существованием и действием имеется та тесная связь, которая составляет проблему одного из самых главных человеческих пониманий. Философ выразил его в следующем высказывании: «Operari sequitur esse», что можно перевести как: «Сначала что-то должно существовать, чтобы потом могло действовать». Само esse – существование – находится у истоков действия, как также находится и у истоков всего, что делается в человеке; находится у истоков всего свойственного человеку динамизма.

Это esse не является тем же, что и suppositum, а есть только его конституируемый аспект. Следовательно, если бы это «нечто» не существовало, оно не было бы ни началом действия и делания, ни субъектом всего присущего ему динамизма. Если бы человек не существовал, он бы не действовал и ничего бы в нем не делалось. Принимая во внимание этот основополагающий и конституируемый аспект каждого бытия, иногда говорят, что suppositum – это бытие как субъект существования и действия. Согласно концепции св. Фомы, существование является первоначальным актом (actus) всякого бытия, или первоначальным и основополагающим фактором его активизации²⁹. Весь динамизм, который основан на действии (как и на делании, которое происходит в динамическом субъекте), вторичен по отношению к динамизму «operari sequitur esse». Под operari следует понимать именно весь этот вторичный динамизм, а не только само действие, как и всё, что делается в субъекте.

Человек как suppositum

Прежде всего необходимо человека-личность идентифицировать с suppositum. Личность – конкретный человек, individua substantia[32]32
  Неделимая субстанция (лат.).


[Закрыть], как об этом говорит Боэций в первой части своего классического определения³⁰. Конкретность тут одновременно в известной степени и единственность, и неповторимость, во всяком случае, она означает индивидуализированность. Однако в понятии личность заключено нечто большее, чем в понятии individuum, поскольку личность – это нечто большее, чем просто индивидуализированная природа. Личность всегда является индивидуумом разумной природы, как об этом говорит полное определение Боэция: «Persona est rationalis naturae individua substantia»[33]33
  «Личность – это неделимая субстанция разумной природы» (дат.).


[Закрыть].

Тем не менее ни понятие природы (разумной), ни ее индивидуализация не способны передать всей той специфичности, которой соответствует понятие личности. Во всей полноте это не только конкретность, но, скорее, единственность и неповторимость. В разговорном языке тут используется лапидарное, но вместе с тем и меткое местоимение: личность – это «кто-то». Это местоимение является великолепным семантическим сгустком, ибо мгновенно вызывает ассоциацию, в которой содержится и сравнение с «кем-то», и противопоставление ему. Идентифицируя личность с suppositum, следует учесть то различие, которое существует между «кем-то» и «чем-то».

Личность – suppositum, но и отличное от всех, кто окружает человека в обозримом им мире. Это «отличие», эта пропорция, а скорее, диспропорция (на нее указывают местоимения «кто-то» и «что-то») пронизывает до самых корней бытие, которое есть субъект. Основополагающая, согласно св. Фоме, активизация бытия посредством существования (esse), а в результате этого и весь вторичный его динамизм, выражающийся в operari (действия и делания), выказывают отличие и пропорцию, в которых заключена диспропорция. Существование и действие личности подлежат принципу метафизической аналогии (аналогия сущего), но одновременно с ее помощью объясняются и обособляются.

Личность, человек как личность – это suppositum, это субъект существования и действия, с той, однако, разницей, что существование (esse) свойственно ему личностно, а не только индивидуально (в смысле индивидуализации природы). Вслед за тем и operari, под которым мы понимаем весь динамизм человека (как действие, так и то, что в нем делается), тоже личностно. Личность можно идентифицировать с suppositum в том случае, если применить надлежащую аналогию: suppositum «кто-то» указывает не только на сходство, но и на различие, на дистанцию относительно каждого suppositum «что-то».

Различение причинности и субьектности и их синтез

Идентификация человека-личности с suppositum позволяет нам видеть в нем синтез тех переживаний и одновременно тех динамических структур, различие которых было нами установлено еще в самом начале этого раздела. Структуры «человек действует» и «(нечто) делается в человеке» пересекают феноменологическое поле человеческого опыта, тогда как в поле метафизическом они сближаются и соединяются. Их синтезом является человек-личность, а конечный субъект этого синтеза получил у нас наименование suppositum. Suppositum не только существует статично («лежит») под всем динамизмом человека-личности, но и сам составляет динамический источник этого динамизма. Динамизм, по происхождению из существования, из esse, влечет за собой динамизм, присущий operari.

Синтез действия и делания, который осуществляется на почве человеческого suppositum, в то же время опосредованно является и синтезом свойственной действию причинности, как и субъектности, присущей всему тому, что в человеке делается. Этот синтез окончательно завершается в suppositum или в сущностном субъекте. Потому-то человек, будучи виновником действия, не перестает быть его субъектом. Он одновременно является и виновником, и субъектом, переживает себя и как виновника, и как субъекта, хотя переживание причинности отодвигает переживание субъектности на задний план. Но вот когда в человеке только нечто делается, проявляется само переживание субъектности. причинность не переживается, если человек как личность не является одновременно и виновником.

Различие между этими переживаниями и структурами отнюдь не затушевывается фактом синтеза причинности и субъектности, сведением двух этих элементов к suppositum. Наоборот, это различие будет в дальнейшем постоянно заставлять нас к нему обращаться, ибо без этого присущий человеку динамизм не может быть в полной мере ни понят, ни истолкован.

Человек как личность, как «кто-то» (если сохранять метафизическую аналогию) тождествен suppositum. Suppositum – субъект, но одновременно основа и источник обоих этих столь разных видов динамизма. В нем (и в них) коренится и в конечном итоге из чего проистекает динамизм всего, что делается в человеке, и в целом весь динамизм действия с осознаваемой причинностью – тем, что для него конституируемо. Но единство человеческого suppositum не устраняет тех глубинных различий, которые являются показателем подлинного богатства динамизма человека.