Текст книги "Сочинения. Том I. Трактат «Личность и проступки». Пьесы. Статьи о театре"

Благодаря той двойной функции, которой обладает сознание, пребывая в границах собственной субъектности, мы не утрачиваем ощущения своего собственного бытия в его реальной объективности. То же, что наши переживания формируются благодаря сознанию, а без него нет человеческого переживания (хотя это и разные проявления жизни, разные актуализации потенциальности человека), по-своему объясняет как содержащееся в аристотелевской концепции и определении человека прилагательное rationale[25]25
  Разумный (лат.).


[Закрыть], так и в концепции и определении Боэция понятие личности: «Rationalis naturae individua substantia»[26]26
  Неделимая субстанция разумной природы (лат.).


[Закрыть].

Сознание открывает доступ к духовности человека, предлагает нам определенный на нее взгляд. Духовность человека проявляется в сознании и благодаря ему создает в переживании внутренний опыт его бытования и действия. Основы духовности человека, ее своего рода корни находятся за пределами непосредственного опыта (мы постигаем их путем понимания), сама же, однако, духовность имеет свое опытное выражение, проявляя себя в нем. Доказательством тому служит факт тесного, как бы укорененного соединения свойственных человеку переживаний с рефлективной функцией сознания. Человек мысленно переживает себя и все, что в нем происходит, весь свой собственный «мир», ибо по природе своей сознание разумно, интеллектуально. Оно также определяет в человеке природу его переживаний и некий их уровень.

Сознание поступка и переживание поступка в измерении нравственных ценностей

Каким же образом человек переживает себя в поступке? Мы уже знаем, что он сознает себя «действующим», или субъектным, виновником действия. Как следует понимать сознательностное отражение поступка, если этот поступок выходит за пределы субъектной сферы человека, распространяясь на внешний мир, – проблема отдельная.

Но помимо этого человек переживает свой поступок и в границах собственной субъектности, и это переживание (как и всякое иное переживание) обязано сознанию в его рефлективной функции. Человек переживает свой поступок как действие, будучи его субъектным виновником, а само это действие оказывается также и неким глубинным выражением и проявлением того, из чего состоит его собственное «я», того, чем это «я» просто является.

Свое действие человек отчетливо отличает от всего, что в его собственном «я» лишь «делается». Различение actio[27]27
  Действие (лат.).


[Закрыть] и passio[28]28
  Претерпевание (лат.).


[Закрыть] именно здесь находит свое первичноопытное обоснование. Само по себе различение – дело самосознания, и относится оно к сфере значений сознательностного отражения. Но оно протекает вместе с переживанием: человек переживает свое действие как нечто совсем отличное от того или иного действия, происходящего в нем самом.

Только в связи с действием (или поступком) человек переживает также и нравственные ценности «добра» и «зла» («нравственность» либо «безнравственность» – как зачастую ошибочно говорят) и переживает их как «свои» ценности. Он переживает их на основе отнесения, которое одновременно является и ощущением, и оценкой. В любом случае человек не только сознает «нравственность» своего поступка, но и адекватно (а иногда и очень глубоко) ее переживает.

Поступок и нравственные ценности объективно принадлежат реальному субъекту, которым является человек как их виновник и в реальном, и в экзистенциальном плане: они – просто действительность, которая особым способом связана с этим субъектом и от него зависит. Вместе с тем поступок и соответствующие ему нравственные ценности (добро и зло) функционируют (если так можно выразиться) насквозь субъектно в переживании, которое сознание в силу своей рефлективной функции обусловливает, а не только отражает через самосознание, что было бы всего лишь объектным уяснением себе как поступка, так и его нравственной ценности²².

Как видно, обе функции сознания принимают участие в этой, можно сказать, своеобразной драме человеческого «нутра», какой является драматичная борьба добра и зла, которая разыгрывается в поступке, а через поступок – в личности. Стало быть, одновременно с тем и сознание (которое благодаря своей отражающей функции тесно связано с самосознанием) позволяет нам объектно уяснить то добро или зло, виновниками которых мы в данном поступке становимся, и одновременно позволяет нам это добро или зло переживать вместе с собственной причинностью, в чем и выражается рефлективность сознания.

Это переживание, как мы уже отмечали выше, не является какой-то дополнительной, вроде бы поверхностной реакцией поступка или же выражением добра и зла в качестве его нравственных критериев. Нет, здесь идет речь о прямо противоположном – о таком рефлективном проникновении «внутрь», в результате которого и сам поступок, и такие нравственные ценности, как добро и зло, вместе составляют в человеке именно целостную субъектную действительность. Она обретает в человеческой субъектности присущую ей законченность. И тогда человек переживает добро и зло просто в себе самом – в своем собственном «я». А тем самым переживает себя как того, кто является хорошим или плохим. В этом и заключена вся полнота измерения нравственности как субъектной и личностной действительности.

Значение собственного «я» в понимании человека

Эта «полнота измерения» (или измерение переживания) в то же время является и измерением опыта, через который добро и зло как нравственные ценности личности, а вместе с ними – и сама личность и поступок становятся объектом понимания, причем понимания самого глубинного, как о том уже говорилось во вступлении к нашему исследованию. Там была речь об опыте человека и нравственности как основе и источнике понимания человека и нравственности.

Этот опыт и это понимание, безусловно, шире того само-опыта и развивающегося вместе с ним само-понимания, которые заключены в переживании собственного «я». В этих предварительных рассуждениях мы задавались вопросом, можно ли этот само-опыт (или переживание собственного «я»), как и растущее вместе с ним само-понимание (или осознание себя в опоре на самосознание), в их совокупности перенести за пределы его собственного «я» в расширяющийся все время круг опыта человека?

Такая проблема, безусловно, существует. Мы затрагивали ее в рассуждениях о самосознании, и теперь возвращаемся к ней снова. Ибо нельзя отрицать, что, находясь в границах само-опыта и само-понимания, мы находимся в своего рода особо привилегированном и наиболее благодатном месте опыта и понимания человека. А потому, сохраняя всю неповторимую специфику и самосознания (о чем была речь в конце предыдущего раздела), и переживания собственного «я», мы в нашем познании человека будем стараться так или иначе черпать из этого источника само-опыта и само-понимания. Происходит это, наверное, таким образом, что уже на самом выходе мы словно дважды перестраиваемся: выходя из своего «внутреннего мира» за пределы собственного «я» к «человеку» и одновременно идя от этого «человека», мы возвращаемся к своему «я», а следовательно, опять-таки в свой «внутренний мир».

Наше познание человека носит тем самым определенного рода циклический характер. И он в полной мере оправдан, поскольку объектом познания должно быть не только собственное «я», но и человек, но вместе с тем этот человек среди других людей является и «мной» тоже, моим собственным «я».

Сознательностные и эмотивные начала в человеке

В настоящем параграфе мы предполагаем заняться исследованием весьма конкретной проблемы, но этого не сделать, если не расширить хотя бы контекст. А поскольку расширенный контекст еще будет предметом особого анализа в последующих разделах настоящего исследования, здесь нам придется (как и анализируя целиком сознание), отчасти забежать вперед и коснуться того, что будет нами подробно изучено далее.

Речь сейчас о том особом пределе жизненных ресурсов [żywotność] человека, которые по происхождению – из эмотивных [emotywnych] начал его психики. Известно, что сознательное действие человека (или собственно поступок) может быть связано с этими началами и с их воздействием по-разному, может быть, с ними связано даже и внутри себя. Voluntarium – как существенно важная для поступка активность воли, подвергается с этой стороны разным модификациям. И это, естественно, более всего нас интересует во всем исследовании личности и поступка. Однако в первоначальном нашем наброске мы попытаемся взглянуть на подобные модификации в аспекте (или в измерении) сознания, каким оно было здесь представлено, выделено и выдвинуто на первый план всей совокупностью наших ожиданий.

Сознание отражает собственное «я» человека и его поступок и одновременно позволяет переживать это «я», переживать себя и свой поступок. И в том и в другом случаях в этом участвует и собственное тело. Человек обладает сознанием своего тела и его переживает тоже, переживая при этом собственную «телесность», подобно тому как и собственную чувственность [zmysłowość] или чувствительность [uczuciowość] (21). Эти переживания сопряжены с сознательностным отражением, а потому ими также управляет и самосознание. Его наличие легко обнаруживается по некоей отвлеченности осознаваемого и переживаемого.

Но одно дело – переживать собственное тело, и совсем другое – переживать собственную телесность. Различие во многом зависит от степени мыслительной отвлеченности, которая относится к процессам понимания, а в связи с собственным «я» – и к процессам самосознания. Самосознание создает смысловую сторону сознательностного отпечатка, которая вместе с рефлективной функцией сознания включается в переживание, определяя также и его содержательный характер. В актах самосознания человек, опираясь на само-опыт, воспринимает собственное «я» специфически, но в то же время и целостно.

Если речь идет о понимании тела, то самосознание, а вместе с ним и сознание во многом обязаны отдельным телесным ощущениям. Известно, что ни организм при всей его специфической внутренней структуре, ни также отдельные вегетативные процессы, которые в нем происходят, не составляют – в общем объеме – ни объекта самосознания, ни объекта сознания. Самосознание, а вместе с ним и сознание проникают в организм и его жизнь так далеко, а точнее, так глубоко, как это только могут позволить им чувства. Очень часто, например, в силу того или иного заболевания, которое высвобождает соответствующие телесные ощущения, человек начинает осознавать в себе тот или иной орган тела или вегетативный процесс.

Человеческое тело в целом, а также всё, что с ним связано более или менее непосредственно, является сначала объектом чувств и лишь потом – самосознания и сознания. Понятия «сначала» и «потом» употребляются тут в значении не временной последовательности, а естественной адекватности объекта субъектным актам. Переживанию тела больше соответствуют акты ощущений, а не те акты пониманий, из которых каким-то образом выстраивается сознание. И тем не менее человек переживает не только ощущение своего тела, но еще и сознание своего тела.

Мир чувств – это объективно богатый мир человека, который является существом еще и чувствующим, а не только мыслящим. Богатство это в известной степени соответствует как структуре человека, так и мира вне человека. Чувства разнятся между собой не только количественно, но и качественно, и с этой точки зрения они образуют определенную иерархию. Качественно высокие чувства участвуют в духовной жизни человека. В одном из последующих разделов этого исследования мы специально остановимся на человеческой эмотивности как особом свойстве психики.

Известно, что вся эмоциональная жизнь человека оказывает огромное влияние на формирование человеческих поступков. Известно также (этот факт подтверждают многочисленные учебники по этике), что чувства, по мнению одних, интенсивно влияют на наши действия, по мнению других – влияют, ограничивая их, а порой даже и парализуя: это влияние распространяется на то, что составляет саму суть действия и является для него существенно важным, – на voluntarium. Выше мы отметили, что voluntarium – это наличие свободной воли в том действии, которое в то же время является и действием осознанным. В настоящем разделе мы, как уже сказано, и займемся этим сознательным действием (а стало быть, и voluntarium) в аспекте сознания.

Суть эмоционализации сознания

В этом же аспекте мы собираемся проанализировать воздействие эмотивных начал, причем в определенном ракурсе, а не в полном объеме. Речь пойдет об эмоционализации сознания – так мы решаемся назвать это особое воздействие эмотивных начал на сознание действия (что, естественно, не может не иметь и особого значения для всего динамизма личности, для сознательного действия или поступка)²³.

Суть проблемы заключается в том, что эмоции, эмотивные факты в тех разных видах, в каких они происходят («совершаются») в человеке как субъекте, не только отпечатываются в сознании, но и особым, свойственным лишь им способом влияют на сознательностное отражение различных объектов, начиная с собственного «я» и поступка. Разнородные чувства эмоционализируют сознание, то есть включаются в обе его функции – отражающую и рефлективную, – меняя несколько их характер.

Вначале это обнаруживается в том сознательностном отпечатке, который утрачивает дистанцию относительно эмоции и объектов, охваченных этой эмоцией. Этой дистанцией, как уже известно, сознание обязано самосознанию. Самосознание обладает определенной способностью объективировать также эмоции и чувства, тогда как сознание владеет значением тех эмотивных фактов, которые имеют место в субъекте, благодаря чему и сохраняется эта объективирующая дистанция относительно них самих и тех объектов и предметов, которые охвачены эмоцией.

Сами эмоции в человеке «делаются», но одновременно с тем и сам человек осознает, а с помощью сознания и овладевает ими. Для внутренней интеграции это господство сознания над эмоцией в высшей степени важно. «Сознательностное» господство над эмоцией не может, без сомнения, осуществляться помимо воли, без ее участия. Отсюда на его канве могут создаваться нравственные ценности. Мы стоим перед фактом взаимопроникновения сознания и воли; сознательностное господство над тем спонтанным эмотивным динамизмом, которым обусловливается voluntarium (действие, свойственное воле), в то же время обусловлено и волей.

Эмоционализация сознания возникает тогда, когда в отражении исчезает значение отдельных эмотивных фактов и объятых ими объектов, когда ощущения как бы вырастают над актуальным их пониманием со стороны человека. Это своего рода надлом в самосознании, ибо сознание продолжает отражать те эмотивные факты, которые «делаются» в человеке, хотя оно и утрачивает свое приоритетное и объектное к ним отношение. В этом случае, как известно, объективация оказывается функцией, свойственной самосознанию. Надлом объектного отношения сознания к чувствам и ощущениям, которые «делаются» в человеке, а также и к охваченным ими объектам, происходит оттого, что самосознание перестает объективировать: оно не устанавливает значений и потому не удерживает эмоции в интеллектуальной зависимости.

Почему так происходит? По разным причинам. Чаще всего поводом служит сила (или интенсивность) ощущений, их переменчивость, быстрота смены одного ощущения другим. Но это объясняет лишь одну сторону проблемы, потому что, с другой стороны, надо принять во внимание большее или меньшее достоинство самосознания. Ведь оно в той же мере подчиняется закону достоинства, в какой и всякое знание, и потому может – хорошо ли, плохо ли, – но справляться с собственным объектом (имеется в виду «объектный материал», которым для самосознания являются все факты, связанные с собственным «я», а таковыми оказываются именно эмотивные факты).

Подчеркнем еще раз, что речь тут идет не о самом по себе эффективном «владении чувствами» [opanowanie uczuć], которое находится в компетенции воли (а также и не о соответствующих добродетелях, которые отвечают, согласно аристотелевской концепции (23), нравственным ценностям), но о своеобразном «овладении ощущениями» [zapanowanie nad czuciami] – именно таком, которое входит в задачу самосознания и сознания (связь ощущений с чувствами мы постараемся рассмотреть позже – в специальном разделе, посвященном эмотивной проблематике).

Здесь основополагающую роль играет самосознание, и потому столь важно, какими способностями оно обладает. Представляется, что само по себе сознание, скорее всего, не подлечиняется законам способностей. Не предполагается, что оно может быть более или менее способным, хотя оно может быть более или менее развитым или зрелым. Всю нагрузку той стороны сознания, которая связана с его способностями, берет на себя самосознание. А еще самосознанию требуется работать над тем, чтобы не допустить эмоционализации сознания, то есть добиться того, чтобы сознание не оказалось лишенным объективирующего начала по отношению к совокупности эмотивных фактов.

В субъекте, каким является человек, ощущения подвержены колебаниям. Иногда они оказываются на подъеме – то есть множатся, но прежде всего выигрывают в силе. Между тем в каждом человеке имеется специфически эмотивная динамика, существующая как объективный факт психики. Она характеризуется степенью усиления отдельных ощущений или же целого их набора, их «результирующей» (представляется, что можно говорить и об определенной «результирующей» эмоциональных переживаний в человеке).

Эмоционализация по отношению к двойной функции сознания – отражения и переживания

Если эмоции в определенной степени этого усиления обусловливают нормальное или даже однозначно правильное функционирование сознания, то, преодолев эту степень (переступив порог), сознание подвергается эмоционализации. Вследствие либо излишнего числа или силы чувств (излишнего по сравнению с пороговой степенью), либо недостаточного достоинства самосознания это последнее лишается способности объективировать эмоции и с ними интеллектуально отождествляться. То есть утрачивается смысловая сторона эмотивных по своему характеру фактов. Сначала сознание еще отражает эти факты как «нечто такое, что делается во мне». При большем же усилении или при таком же ослаблении их актуального самосознания сознание продолжает еще их отражать, но только как «нечто такое, что делается», словно бы упраздняя их личную связь с собственным «я».

Главный смысл сознания – собственное «я» – оказывается отодвинутым на задний план, и усилившиеся чувства начинают проявлять себя так, словно их отторгли от той почвы, которая дала начало как их единству, так и множественности и смысловому своеобразию. Самосознание же одинаково объективирует в собственном «я» как то единство, так и ту множественность и смысловое своеобразие отдельных эмоций при нормальном развитии явлений. В моменты же эмоционализации (в особенности, крайней эмоционализации) они падают прямо на сознание, которое, правда, не перестает их отражать, но отражение лишено зачатков какой-либо объективации и понимания, ибо самосознание еще этого не достигло. Человек осознает тогда свои эмоции, но уже не владеет ими с помощью сознания.

Вместе с эмоционализацией в сфере сознательностного отражения происходит эмоционализация переживания. Сознание, как было сказано, не перестает отражать (даже при самом значительном усилении эмоций и чувств мы все еще продолжаем открывать это сознательностное отражение), но оно уже не имеет самостоятельного значения для формирования переживаний в эмоциональной сфере всей внутренней жизни.

Рефлективная функция сознания (которая формирует переживание) сразу же утрачивает свое решающее влияние. Характерно, что при значительном усилении ощущений или при эмоциональном напряжении человек их вообще перестает переживать, он только «живет» ими или, скорее, даже позволяет им жить в себе и собой каким-то первоначально им свойственным и вроде бы безличностным образом. Личностным же является то переживание, в котором тотчас обозначается переживание субъектности собственного «я».

Между тем эмотивные факты типа напряжения – passiones[29]29
  Страсти, аффекты (лат.).


[Закрыть], хотя и обладают своей собственной первоначальной субъектностью, сами по себе не служат тому переживанию субъектности, в котором личное «я» являет себя как источник переживаний и как центр, господствующий над эмоцией. Все это соединяется с рефлективным воздействием сознания. Иногда этому воздействию мешает само волнение и вторжение ощущений, перед лицом которого рефлективная функция сознания замирает. И тогда человек всего лишь живет своими ощущениями, позволяет им жить в себе в меру их собственной первоначальной субъектности, но он не переживает их субъектно так, чтобы в этом переживании личное «я» выявляло себя в качестве подлинного центра переживания.

Проблема эмоционализации сознания, как видно, – очень сложная и всякий раз чрезвычайно индивидуальная и неповторимая. Бывает, что даже при максимальном усилении эмоций сознание не подвергается эмоционализации в том смысле, о котором тут идет речь, и не перестает господствовать над эмоцией. Но бывает и наоборот, когда эмоционализация сознания наступает при слабом (объективно) движении эмоции. Этих случаев мы тут рассматривать не собираемся. Нас интересует суть проблемы – именно с точки зрения сознания, как и того совместного утверждения личностной субъектности человеческого «я», в котором сознание принимает свое участие, что мы и попытались показать в предыдущем параграфе.

Подлинно человеческими (личностными) являются переживания чувств, и в этом смысле само эмоциональное переживание призвано стремиться к тому порогу сознания, о котором мы говорили выше. При определенной степени усиления ощущений сознание функционирует нормально – как в отношении отражения, так и в отношении рефлективности. Тогда могут создаваться и подлинно эмоциональные переживания во всей их субъектной завершенности, а не только первичные эмотивные факты, которые, конечно, в субъекте существуют, но которым сознание не может предоставить субъекного профиля, свойственного личностному «я». Ибо эмоционализация сознания затрудняет (делает прямо-таки невозможной) свойственную ему самому актуализацию.

Говоря обо всем этом, мы ни в коей мере не собираемся считать уже предрешенным значение ощущений и эмоций для внутренней жизни человека и его нравственности. Этому мы посвятим специальную главу.