Текст книги "Увещание к подвигам добродетели. Сборник бесед святого отца нашего Иоанна Златоустого духовно-нравственного содержания"

Беседа 40
О тщеславии[42]42
  2 Бес. на Посл. к Титу.


[Закрыть]

Нет ничего, чему бы не вредили страсти. Как бурные ветры, нападая на тихое море, возмущают его с самого дна, так что песок смешивается с волнами; так и страсти, вторгаясь в душу, возмущают в ней все и ослепляют мыслительную ее способность, – особенно же страсть к славе (земной, суетной). Презирать богатство не трудно для того, кто захочет; но чтобы презирать честь от людей, для этого нужно много усилия, великое любомудрие, нужна душа как бы ангельская, достигающая самой высоты небесной. Ибо нет, истинно нет другой страсти, столь же сильной и везде господствующей, хотя в большей, или в меньшей мере, но – везде. Каким же образом мы можем преодолеть ее, если не вполне, то хотя в малейшей степени? Если мы будем взирать на небо, если будем иметь Бога пред очами своими, если устремим помыслы наши выше всего земного. Когда ты желаешь славы, то представь, что ты уже получил ее, подумай о последствиях, и ты не найдешь там ничего; подумай, какой она причиняет вред, скольких и каких лишает благ; ибо для нее ты подвергаешься трудам и опасностям, а плодов и наград от нее не получишь.

Вспомни, что между людьми есть весьма много злых, и презирай их славу; помысли о каждом из них, кто он, и увидишь, что эта слава достойна посмеяния, узнаешь, что она есть больше стыд, нежели слава, и после того возведи ум свой к горнему зрелищу. Когда ты, делая какое-нибудь доброе дело, думаешь, что нужно показать его людям, ищешь, кого бы сделать зрителем этого дела, и стараешься быть видимым; то вспомни, что тебя видит Бог, и истребишь в себе всякое подобное пожелание; отрешись от земли и устреми взор к зрелищу небесному. Люди, если и похвалят, после будут хулить, будут завидовать, будут вредить; если даже и не сделают этого, то не принесут совершенно никакой пользы тому, кого хвалят. Но Бог не таков; напротив Он радуется, восхваляя наши подвиги.

Ты хорошо сказал и удостоился рукоплесканий? Но что пользы отсюда? Если рукоплескавшие получили пользу, исправились, сделались лучшими, отстали от прежних пороков; то поистине должно радоваться, – не бывшим похвалам, но благой и чудной перемене слушателей. Если же они, постоянно воздавая похвалы, продолжая шуметь и рукоплескать, сами не получают никакой пользы от этих рукоплесканий; то следует больше скорбеть, потому, что это послужит к их осуждению. Тебя прославляют за благочестие? Если ты истинно благочестив, и не знаешь за собой ничего худого; то должно радоваться, не тому, что тебя почитают таким, но что ты действительно таков; если же ты, не будучи таким, желаешь славы от людей, то вспомни, что не они будут судить нас в последний день, а Тот, Кто верно знает наше сокровенное. Если ты, сознавая за собой грехи, всеми почитаешься чистым от грехов, то не только должно радоваться этому, но скорбеть и горько плакать, представляя непрестанно тот день, в который откроется все, в который Бог приведет во свете тайная тмы (1 Кор. 4, 5). Тебе воздают честь? Отвергни ее, зная, что она делает тебя должником. Никто не воздает тебе чести? Должно радоваться этому; ибо, между прочим, Бог поставит тебе на вид и то, что ты пользовался честью. Или ты не знаешь, что между прочими благодеяниями Бог поставляет в укоризну и это, когда говорит чрез Пророка: поях от сынов ваших в пророки, и от юнот ваших во священие (Амос. 2, 11)? Таким образом, ты получишь ту пользу, что не будешь предан большему наказанию. Кто не получает чести в настоящей жизни, но терпит презрение, не пользуется никаким уважением, но подвергается оскорблению и унижению; тот если не приобретает ничего другого, то по крайней мере не подлежит ответственности за получение чести от подобных себе рабов. Между тем он получает отсюда и другую пользу. Он делается кротким и смиренным и, хотя бы захотел, никогда не станет превозноситься, если будет более внимателен к самому себе. Напротив человек, пользующийся великой честью, кроме того, что делается тяжким должником, предается надменности и тщеславию и делается рабом людей; затем, по мере умножения его власти, бывает принужден делать много, чего не хочет.

Итак, зная, что для нас лучше, не будем искать почестей, и даже, когда нам предлагают их, будем отвергать, отклонять от себя и истреблять в себе такое пожелание. Говорю это и начальствующим, и подчиненным. Душа, жаждущая чести и славы, не увидит Царства Небесного. Это – не мои слова, не от себя я говорю их, но – Божественного Духа. Такие люди не увидят Царства Небесного, хотя бы они упражнялись в добродетели: яко всоприемлют, говорит Господь, мзду свою (Мф. 6, 5). А кто не получит этой мзды, тот как может увидеть Царство Небесное? Я не запрещаю искать славы, но славы истинной, той, которая происходит от Бога: емуже, говорит Апостол, похвала не от человек, но от Бога (Римл. 2, 29). Будем благочестивыми втайне, не облекая себя гордостью, притворством и лицемерием; снимем с себя овчую кожу, или лучше, будем овцами. Нет ничего ничтожнее славы человеческой. Скажи мне: если бы ты увидел множество малолетних детей, т. е. грудных младенцев, то захотел ли бы себе славы от них? Так смотри и на всех людей в отношении к славе. Посему это и называется тщеславием. Не видишь ли, какие маски употребляются действующими на зрелище, – как они хороши, как благообразны, как подделаны под вид самой совершенной красоты? Можешь ли ты указать мне такие лица в действительности? Нет.

Что же? Возбуждается ли в тебе когда-нибудь любовь к ним? Нет. Почему? Потому, что это – пустая маска; она подражает красоте, а на самом деле не есть красота. Так и слава человеческая пуста; она только подражает славе, а на самом деле не есть слава. Постоянна только одна слава – естественная, внутренняя: а эта, внешняя, часто прикрывает безобразие; впрочем, прикрывает от людей, и только до вечера, а по окончании зрелища и снятии маски, каждый является тем, что он есть. Посему не будем обращаться с истиной так, как бы действуя на зрелище, с лицемерием. Скажи мне: что хорошего в том, чтобы быть предметом зрелища для многих? Это – тщеславие, и больше ничего; войди в дом, останься один, – и тотчас исчезнет все. Ты пришел на площадь и обратил на себя внимание присутствующих? Что же еще? Ничего. Все исчезло и прошло, как рассеявшийся дым.

Отчего же мы так пристрастны к вещам ничтожным?

Какое безрассудство! какое безумие! Нет, будем взирать только на то, как бы похвалил нас Бог: если это мы будем иметь в виду, то никогда не станем искать похвалы от людей, но, если даже они будут хвалить нас, станем презирать, посмеиваться, гнушаться, смотреть на это так, как бы мы, желая золота, получали грязь. Пусть не хвалит тебя такой-то: этим он не принесет тебе никакой пользы; а если он будет порицать, то не причинит никакого вреда. От Бога то и другое доставляет нам пользу или вред; а от людей – все это тщетно. Таким образом мы можем уподобиться Богу, Который не нуждается в славе человеческой: славы, говорит Он, от человек не приемлю (Ин. 5, 41). А это, скажи мне, разве немаловажно? Когда ты не расположен презирать славу, то скажи самому себе: презрев ее, я сделаюсь подобным Богу, – и тотчас станешь презирать ее. Раб славы не может не быть рабом всех, и даже презреннее самих рабов. Мы не призываем того своим рабам, что она – преданным ей; она заставляет нас и говорить и переносить постыдное и бесчестное; и чем более видит нас послушными, тем более увеличивает свои требования. И так будем убегать, увещеваю вас, будем убегать этого рабства.

А как, скажешь, мы можем сделать это? Если мы будем любомудро рассуждать о здешних благах, если будем сознавать, что все настоящее есть сон и тень, и больше ничего: то легко преодолеем эту страсть, и не будем предаваться ей ни в малых, ни в больших делах; а если будем допускать ее в малых делах, то легко подпадем под ее власть и в больших. Удалим от себя источники ее, т. е. безумие и низость души. Если таким образом мы будем иметь помыслы возвышенные, то будем в состоянии презирать честь от людей, устремлять ум свой к небу и получить тамошние блага, которых да сподобимся все мы, благодатию и человеколюбием Христа, с Которым Отцу, вместе со Святым Духом, слава, держава, честь, ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Беседа 41
О борьбе с диаволом[43]43
  31 Бес. на кн. Быт.


[Закрыть]

Радуюсь и веселюсь, что духовная нива ваша зеленеет и духовное семя (учения) укоренилось в недрах вашей души, но в тоже время и беспокоюсь сильно, зная лукавство врага и наветника нашего спасения. Ибо, как морские разбойники, когда увидят корабль, исполненный многими товарами и везущий несказанное богатство, тогда-то особенно и употребляют всю хитрость, чтобы потопить весь груз и пловцов лишить всего и сделать нищими; так точно и диавол, когда увидит, что (человеком) собрано много духовного богатства, что (у него) усердие пламенно, ум бодр, и богатство увеличивается с каждым днем, мучится и скрежещет зубами, и, подобно разбойнику, ходит взад и вперед, выдумывая тысячу хитростей, чтобы как-нибудь подступить к нам, обнажить и ограбить нас, и похитить все наше духовное богатство.

Поэтому, прошу, будем бодрствовать, и в какой мере станет умножаться наше духовное богатство, в такой же постараемся усиливать и нашу бдительность, отовсюду заграждать диаволу доступ к нам, и, доброй жизнью привлекши к себе благоволение Божие, поставим себя выше стрел диавольских. Ибо это – лукавое существо и употребляет многоразличные козни: когда не может прямо увлечь нас ко злу и уловить обманом, – он ведь не делает насилия, не принуждает, нет; а только обольщает, и как увидит, что мы беспечны, то и полагает нам претыкания, – так, когда не успеет он явно грехами повредить нашему спасению, тогда часто самими добродетелями, какие мы совершаем, тайно обольстив нас, погубляет все наше богатство. Что значат эти слова мои? Надобно выразиться об этом яснее, чтобы нас, узнав козни его, избежать вреда от них. Итак, когда увидит он, что нас нелегко склонить к явному греху, что мы, например, убегаем невоздержания и любим целомудрие, также отвращаемся корыстолюбия, ненавидим неправду, пренебрегаем удовольствиями, а посвятили себя посту и молитвам, и заботимся о милостыне: тогда уже вымышляет другую хитрость, посредством которой он мог бы погубить все наше богатство и сделать бесплодными столь многочисленные добродетели наши.

Тем, которые с великим трудом успели уже преодолеть его козни, он внушает высоко думать о своих добродетелях и искать славы у людей, чтобы чрез это лишить их истинной славы. Ибо, кто совершает духовные подвиги и ищет (за них) человеческой славы, тот уже получает себе награду и в Боге уже не имеет должника. Получив похвалу от тех, от кого искал он славы, он лишал уже себя похвалы, обещанной Господом, так как временную славу от подобных ему людей предпочел похвале от Творца вселенной. И Сам Господь, прежде всего, так учил и о молитве, и о милостыне, и о посте: когда ты постишься, говорит Он, помажи главу твою, и лице твое умый: яко да не явишися человеком постяся, но Отцу твоему, иже в тайне: и Отец твой, видяй в тайне, воздаст тебе яве (Мф. 6, 17–18). И еще: егда твориши милостыню, не воструби, говорит, пред собою, якоже лицемери творят в сонмищах и в стогнах, яко да прославятся от человек: аминь глаголю вам, восприемлют мзду свою (ст. 2). Видишь, как ищущий здешней славы лишается тамошней, и как, напротив, творящий добродетель по этой заповеди и старающийся скрывать оную от людей, явно получит от Господа награду вот страшный день. Ибо Отец твой, сказано, видяй в тайне, воздаст тебе яве; то есть, не думай о том, что ни один человек не похвалит тебя, и что ты тайно творишь добродетель; нет, размышляй о том, что, немного спустя, щедрость Господа будет так велика, что Он прославит, и увенчает, и наградит тебя за подвиги добродетели, не тайно, не сокровенно, но пред всем человеческим родом, начиная от Адама до скончания мира. Какого же извинения будут заслуживать те, которые, хотя и подъяли труд добродетели, но, из-за временной, ничтожной и суетной славы от подобных себе людей, лишили себя славы небесной?

Итак, будем, прошу, осторожны, и если успеем совершить какое-либо духовное дело, постараемся всячески скрывать оное от всех в клети души нашей, чтобы получить нам похвалу от неусыпающего Ока, и чтобы из-за славы человеческой и из-за похвал часто льстивых, не сделаться недостойными славы от Господа. Ибо равно пагубно и вредно для нашего спасения, как совершение дел духовных ради славы человеческой, так и высокое мнение о совершенных нами добродетелях. Поэтому надобно быть бдительным и осторожным, и постоянно пользоваться пособиями Божественного Писания, чтобы не отдаться в плен этим пагубным страстям (славолюбию и высокомерию). Ибо пусть кто-либо совершит бесчисленные подвиги и сотворит всякую добродетель: но, если он станет высоко думать о себе, то будет самый жалкий и несчастный человек. Это известно нам из того, что случилось с фарисеем, который так величался пред мытарем и вдруг стал ниже мытаря; который, своим языком рассыпав все богатство своих добродетелей, сам обнажил себя и лишил всего, и потерпел странное и необычайное кораблекрушение: ибо вошедши уже в самую пристань, он потопил весь груз свой. Подлинно, потерпев это от молитвы, совершенной неправильно, значит тоже, что потерпеть кораблекрушение в самой пристани. Посему-то и Христос такую дал заповедь ученикам своим: егда вся сотворите, глагол-те, яко раби неключимы есмы (Лк. 17, 10), дабы чрез сие предохранить их и удалить от этой пагубной страсти. Видели вы, возлюбленные, что, как гонящийся за человеческой славой и только из-за нее творящий добрые дела не получает никакой пользы, так и совершивший все добродетели, если возмечтает о них, теряет все и остается ни с чем? Будем же, прошу, бегать этих гибельных страстей и взирать только на оное неусыпающее Око; не станем ничего домогаться у людей, не станем искать похвалы от них, но удовольствуемся похвалой от Господа. Верующему, сказано, похвала не от человека, но от Бога (Рим. 2, 29). И, чем больше станем мы преуспевать в добродетели, тем более постараемся смирить себя и быть скромными. Ибо, хотя бы мы взошли на самый верх добродетелей, но, если добросовестно сравним свои добрые дела с благодеяниями Божиими, то ясно увидим, что наши добродетели не равняются и малейшей части того, что сделано для нас Богом. Ибо этим-то и прославился каждый из святых. А чтобы тебе увериться в этом, послушай учителя вселенной, эту небошественную душу, как он, по совершении таких добродетелей, после такого о нем свидетельства свыше, – сосуд бо, сказано, избран ми есть (Дн. 9, 15), – не забывает о своих согрешениях, но постоянно носит их в уме, как он не позволяет себе забывать даже и о том, в чем, как он совершенно был уверен, получил уже прощение в крещении, но вопиет и говорит: мний есмь Апостолов и несмь достоин нарещися Апостол (1 Кор. 15, 9). Потом, чтобы мы познали всю глубину его смиренномудрия, присовокупил: зане гоних Церковь Божию. Что делаешь, Павел?

Господь по своему милосердию простил и загладил все грехи твои, а ты еще помнишь о них? Так, говорит, я знаю и уверен, что Господь разрешил меня (от грехов), но когда подумаю о делах своих и посмотрю на бездну человеколюбия Божия, тогда вполне удостоверяюсь, что благодатью и человеколюбием Его я то, что есмь. Ибо, сказав: несмь достоин нарешися Апостол, зане гоних Церковь Божию, он присовокупил: благодатию же Божиею есмь, еже есмь (1 Кор. 15, 10). То есть, хотя я с своей стороны выказал так много злости, но Его неизреченная благость и милосердие даровали мне прощение. Видел ты душу, сокрушенную и постоянно памятующую о своих грехах, содеянных еще до крещения? Сему-то станем и мы подражать, и, ежедневно припоминая о грехах, сделанных нами после крещения, будем постоянно содержать их в уме и никогда не попустим себе забыть об них. Это будет для них довольно сильной уздой, чтобы смирить и укротить нас. И что говорю я о Павле, столь великом и высоком муже? Хочешь ли видеть, как и ветхозаветные более всего прославились этим же самым, тем, т. е. что по совершении бесчисленных подвигов и имея уже неизреченное дерзновение (пред Богом) они смирялись? Послушай, как патриарх, уже после собеседования с Богом, после данного ему обетования говорил о себе: аз есмь земля и пепел (Быт. 18, 27).

Беседа 42
О том, чтобы приобщаясь св. Таин не презирать бедных и не предаваться пьянству[44]44
  27 Бес. на 1 пос. к Коринф.


[Закрыть]

Апостол Павел обличая Коринфян, что они оставляют бедных голодными, когда сами приобщаются Святых Таин, старался пристыдить их и сделать кроткими, обращает речь к важнейшему предмету: аз бо, говорит, приях от Господа, еже и предах вам, яко Господь Иисус в нощь, в нюже предан бываше, прием хлеб, и благодарив преломи, и рече: приимите, ядите: сие есть тело мое, еже за вы ломимое; сие творите в мое воспоминание (1 Кор. 11, 23–24). Почему он упоминает здесь об этих тайнах? Потому, что это было весьма нужно для настоящего предмета. Господь твой, говорит, удостоил всех одной и той же трапезы, и притом самой страшной и много превосходящей достоинство всех; а ты считаешь других недостойными твоей трапезы, маловажной и незначительной, и, тогда как они не получают от тебя ничего из благ духовных, отнимаешь у них и телесные, хотя и они – не твои. Впрочем он не говорит этого, дабы слова его не были слишком тяжкими, но употребляет речь более кроткую и говорит: Господь Иисус Христос в нощь, в нюже предан бываше, прием хлеб. Для чего он напоминает нам об этом времени, об этой вечери и предательстве? Не просто и не без причины, но дабы сильнее тронуть и самим временем. Ибо всякой, хотя бы кто был даже камнем, представив, как в эту ночь Господь скорбел с учениками, как был предан, связан, веден и осужден, как терпел все прочее, сделается мягче воска, отрешится от земли и всей здешней суеты. Для того Апостол и напоминает нам о всем этом; пристыждает нас и временем и вечерью и предательством и говорит: Господь твой предал Себя самого за тебя, а ты не хочешь уделить и хлеба брату для самого же себя?

Но почему Павел говорит, что он принял это от Господа, между тем как сам не был вместе с ним, а находился тогда в числе Его гонителей? Дабы не уразумел, что та вечеря не заключала в себе ничего большего в сравнении с последующими. Ибо и ныне тот же Господь все совершает и преподает, как и тогда, и не для этого только он напоминает нам об этой ночи, но дабы тронуть нас еще иным образом. Как вообще мы более помним последние слова, которые слышим от умирающих, и наследникам их, когда они дерзают нарушить их завещания, в укоризну говорим: вспомните, что это последние слова отца вашего, которые он завещал пред самой своей кончиной; так и Павел, желая, таким образом, усилит речь свою, говорит: вспомните, что это было последнее таинство, которое Он преподал вам, что Он заповедал это в ту ночь, в которую готовился умереть за нас, и, предложив нам эту вечерю, после нее уже не предложил никакой другой. Затем он излагает самые обстоятельства события и говорит: прием хлеб, и благодарив преломи, и рече: приимите, ядите: сие есть тело Мое, еже за вы ломимое. Если ты приступаешь (к приобщению) для благодарения, не посрамляй брата своего, не презирай алчущего, не упивайся, не оскорбляй церкви. Ты приступаешь, чтобы благодарить за те блага, которые получил: воздавай же и в своей стороны и не отделяйся от ближнего. Христос преподал вечерю равно всем, сказав: приимите, ядите. Он равно всем преподал Свое тело, а ты не хочешь равно всем раздавать общий хлеб? Хлеб был преломлен им равно за всех и соделался телом равно за всех. Такожде и чашу, по вечери, глаголя: сия чаша, новый завет есть в моей крови: сие творите, елижды аще пиете в мое воспоминание (ст. 25). А ты что делаешь? Совершаешь воспоминание о Христе, и презираешь бедных, и не трепещешь? Когда ты совершаешь поминовение по умершем сыне или брате, то совесть замучила бы тебя, если бы ты не исполнил обычая и не пригласил бедных; а совершая воспоминание о своем Господе, ты не хочешь даже поделиться трапезой? Но что означают слова: сия чаша Новый завет есть? Была чаша и Ветхого завета – возлияния и кровь бессловесных животных: наполняли чашу и фиал кровью и после жертвоприношения совершали возлияние. Предложив вместо крови бессловесных Свою кровь, дабы, слыша это, кто-нибудь не смутился. Господь напомнил о древнем жертвоприношении. Сказав о вечери, далее Апостол соединяет настоящее с прошедшим, дабы верующие были и ныне в таком расположении духа, как будто присутствовали на той самой вечери, возлежали вместе с Апостолами и принимали от самого Христа эту жертву, и говорит: елижды бо аще ясте хлеб сей и чашу сию пиете, смерть Господню возвещаете, дондеже приидет (ст. 26). Как Христос сказав о хлебе и о чаше: сие творите в мое воспоминание, открыл нам причину установления таинства, а между прочим внушил, что эта причина достаточна для возбуждения в нас благоговения: ибо когда ты представишь, что потерпел для тебя Господь твой, то сделаешься любомудреннее: так и Павел говорит здесь: елижды аще ясте, смерть Господню возвещаете. Такова эта вечеря! Далее внушает, что она пребудет до скончания века, словами: дондеже при-идет. Темже иже аще яст хлеб сей, или пиет чашу Господню недостойне, повинен будет телу и крови Господни (ст. 27). Почему? потому, что проливает кровь и производит заклание, а не жертву приносит.

Как тогда пронзившие Господа пронзали не для того, чтобы пить, но чтобы пролить кровь Его; так поступает и тот, кто приобщается недостойно, и не получает никакой пользы. Видишь ли, как страшна речь его и как сильно он тронул их показав, что если они, таким образом, намерены пить (кровь Господню), то будут недостойно причащаться предлежащих Таин?

И подлинно, не недостойно ли приступает тот, кто презирает алчущего, и кроме того, что презирает, еще посрамляет его? Ибо, если неподавание милостыни бедным лишает человека Царствия Небесного, хотя бы он был девственник, равно как и не щедрое подавание, – ибо и девы имели у себя елей, но только не в изобилии, – то представь, сколь велико зло, если совершится столько преступлений?

Каких, скажешь, преступлений? О каких преступлениях говоришь ты? Приобщившись такой трапезы тебе следовало бы сделаться смиреннее всех и уподобиться ангелам, а ты сделался жестокосерднее всех; ты вкусил крови Господней и не признаешь своего брата; достоин ли ты прощения? Если бы даже ты не знал его доселе, то после этой трапезы должен был бы признать его; а ты бесчестишь и самую трапезу, считая сподобившегося быть причастником ее недостойным яств твоих. Разве ты не слышал, чему подвергся требовавший сто динариев от брата своего, как он утратил дар, уступленный ему господином его? Разве не знаешь, чем ты был прежде и чем стал теперь? Разве не помнишь, что гораздо более этого бедного деньгами ты был беден добрыми делами, быв исполнен бесчисленных грехов? Однако Бог простил тебе все грехи и удостоил тебя такой трапезы; но ты и после того не сделался человеколюбивее; посему не остается ничего более, как и тебя предать мучителям (Мф. 18, 34). Будем же внимать словам Апостола все мы, которые здесь приступаем к священной трапезе вместе с бедными, а вышедши отсюда, не хотим и смотреть на них, но, предаваясь сами пьянству, алчущих оставляем без внимания, в чем тогда виновны были и коринфяне. Когда же скажешь, это делается? Всегда, особенно же, в праздники, когда особенно следовало бы не делать этого. Тогда-то, после причащения, тотчас и начинается пьянство и пренебрежение бедных; тогда-то, после принятия крови Господней, когда тебе следовало бы соблюдать пост и воздержание, ты и предаешься пьянству и бесчинию. Скушав за обедом что-нибудь приятное, ты остерегаешься, чтобы другим дурным кушаньем не испортить прежнего; а приняв Духа, предаешься сатанинским удовольствиям. Вспомни, что делали Апостолы, причастившись священной вечери; не к молитвам ли и песнопениям обратились они, не к священному ли бдению, не к учению ли продолжительному и исполненному великого любомудрия? Ибо великие и дивные тайны Господь преподал и объяснил им тогда, когда Иуда пошел призвать будущих Его распинателей. Также и три тысячи верующих, сподобившись причащения, не пребывали ли постоянно в молитвах и учении, а не в пьянстве и бесчинии? А ты, если прежде причащения постишься, чтобы сколько-нибудь оказаться достойным причащения, то после причащения, когда надлежало бы усилить воздержание, погубляешь все. Но не одно и тоже поститься прежде или после; должно быть воздержным и в то и в другое время, но особенно после принятия Жениха; прежде для того, чтобы сделаться достойным принятия, а после для того, чтобы не оказаться недостойным полученных даров. Неужели же, скажешь, должно поститься после причащения? Я не говорю этого и не принуждаю; хорошо делать и так; но я не требую этого, а увещеваю не предаваться безмерному пресыщению. Ибо, если вообще никогда не должно пресыщаться, как внушает Павел в словах: питающаяся пространно жива умерла (1 Тим. 5, 6), то тем более угрожает смерть пресыщающимся после причащения. Если для жены пресыщение есть смерть, то тем более для мужа; если оно пагубно во всякое время, то тем более, после причащения Таин. А ты, приняв хлеб жизни, совершаешь дела смерти, и не трепещешь? Или не знаешь, сколько зол происходит от пресыщения? Неуместный смех, непристойные речи, пагубные шутки, бесполезное пустословие и многое другое, о чем и говорить неприлично. Все это делаешь ты после того, как причастился трапезы Христовой, в тот самый день, в который удостоился прикоснуться языком своим к плоти Его. Посему дабы этого не было, пусть каждый соблюдает в чистоте руку свою, язык и уста, которые послужили предверием при вшествии Христа, и предложив свою чувственную трапезу, обращает мысли свои к той духовной трапезе, к вечери Господней, к бдению учеников в ту священную ночь; или лучше сказать, если тщательно вникнем, то и теперь – та же ночь. Будем же бодрствовать вместе с Господом и благоговеть вместе с учениками Его.

Непрестанно следует молиться, а не пьянствовать, особенно же в праздник. Праздник не для того, чтобы нам бесчинствовать и умножать грехи свои, но чтобы очистить и те, какие есть у нас. Знаю, что говорю это напрасно, но не перестану говорить. Если вы не все послушаетесь, то не все же и не послушаетесь; а если все не послушаетесь, то мне будет тем большая награда, а вам тем большее осуждение. Дабы с вами не случилось этого, я не перестану говорить; частым повторением, может быть, и трону вас. Итак, увещеваю вас: дабы причащение не послужило к нашему осуждению, напитаем Христа, напоим и оденем; это достойно такой трапезы. Ты слышал священные песни, видел брак духовный, насладился царской трапезы, исполнился Святого Духа, приобщился к лику серафимов, сделался сообщником горних сил? Не нарушай же такой радости, не теряй такого сокровища, не предавайся пьянству – этому источнику скорби, утешению диавола, виновнику бесчисленных зол; ибо от него и сон, подобный смерти, и головокружение, и болезни, и забвение, и изнеможение. Ты, конечно, не решился бы в пьяном виде встретиться даже с другом; как же осмеливаешься, скажи мне, предаваться пьянству, имея в себе Христа? Но ты любишь удовольствия? По этому-то и перестань предаваться пьянству.

И я желаю тебе удовольствия, но удовольствия истинного и никогда не увядающего. Какое же это удовольствие истинное и всегда цветущее? Призови к обеду своему Христа, раздели с ним свои, или лучше, Его же блага; вот в чем заключается бесконечное и всегда цветущее удовольствие! А удовольствия чувственные не таковы; они, как скоро являются, тотчас же исчезают, и наслаждающийся ими находится нисколько не в лучшем, или даже худшем состоянии, нежели не наслаждающийся. Тот находится как бы в пристани, а этот увлекается потоком и осаждается болезнями, не имея возможности преодолеть такую бурю. Посему, дабы не случилось этого, будем соблюдать умеренность; тогда сохраним и тело здравым, и душу спокойной, избавимся от настоящих и будущих зол, которых да избавимся все мы и да сподобимся Царствия Небесного, благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу, вместе со Святым Духом, слава, держава, честь, ныне и присно и во веки веков. Аминь.