Текст книги "Увещание к подвигам добродетели. Сборник бесед святого отца нашего Иоанна Златоустого духовно-нравственного содержания"

Ибо все это имеет особенную силу для них, чтобы погасить пламень преступной любви. Кроме сего представляй себе и то, что видимое тобой есть не более, как влага, кровь и гной согнившей пищи. А светлый цвет лица, скажешь ты? Правда. Но нет ничего светлее цветов земных; а и они увядают и согнивают.

Посему и здесь смотри не на цвет, но далее проникай мыслью; и, оставив без внимания красоту кожи, размышляй о том, что под кожей кроется. И у страждущих водяной болезнью тело светло, и снаружи не имеет ничего безобразного; но отвращаясь внутри его кроющейся гнилости, мы не можем обольщаться красотой лица таковых людей. А нежный и резвый глаз, красиво расположенная бровь, черные ресницы, кроткая зеница ока, веселый взгляд? Но знай опять, что и сие все не иное что, как нервы, жилы, перепонки и артерии. И на этот красивый глаз смотри как на больной, состарившийся, иссохший от печали, или пылающий гневом; тогда он представится тебе безобразным, вся прелесть его пропадет для тебя и тотчас исчезнет. Вместо сего устремляй лучше мысль твою к истинной красоте. Но я не вижу, скажешь ты, красоты душевной? Если захочешь, увидишь. Как, за отсутствием лиц, не видящий красивых глаз, умом удивляется им: также можно и тебе видеть красоту душевную без помощи глаз. Не воображал ли ты себе какого-нибудь красивого лица, и не ощущал ли от того в душе движения? Таким же образом воображай себе и красоту души, и наслаждайся ее благообразием. Ты скажешь, я не могу видеть бесплотного. Но умом мы еще лучше созерцаем бесплотное, нежели тела. Таким образом мы удивляемся и Ангелам и Архангелам, хотя их и не видим, также и добрым нравам и душевным добродетелям. Итак, когда увидишь кроткого и благоустроенного человека; то подивись лучше ему, нежели красивому лицом; и если заметишь, что кто-нибудь, без огорчения переносит напрасные обиды; то с удивлением вместе и возлюби его, хотя бы он был и старец. Ибо красота души такого свойства, что и в старости имеет многих любителей, потому что никогда не увядает и всегда цветет.

Итак, чтобы и нам стяжать такую красоту, станем ловить и любить тех, которые имеют ее. Ибо таким образом и мы стяжем ту же красоту и достигнем вечных благ, которых да сподобимся получить все мы благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа. Аминь.

Беседа 46
О целомудрии и театрах[48]48
  5 Бес. на 1 пос. к Фесс.


[Закрыть]

Как свинья, извалявшаяся в грязи, куда бы ни вошла, все исполняет зловония, и чувство обоняния поражает отвратительным запахом; так и блуд; ибо зло сие омывается с трудом. Когда же творят сие некоторые, имеющие жен, – то как велико бывает распутство? Апостол Павел говорит: сия бо есть воля Божия, святость ваша, хранити себе самех от всякаго блуда. И ведети комуждо от вас свой сосуд стяживати во святыни и чести, а не в страсти похотней, яко же и языцы неведящии Бога: и еже не преступаши и лихоимствовати в вещи брата своего (1 Сол. 4, 3–6). Хорошо сказал Апостол: не преступати; ибо каждому Бог дал жену и положил пределы природе, именно совокупление с одной. Поэтому совокупление с другой есть уже преступление и разбой и лихоимство, даже ужаснее всякого разбоя; ибо мы не столько скорбим тогда, когда похищают у нас деньги, сколько тогда, когда окрадывают брак. Называешь братом, и причиняешь обиду в том, в чем не должно? Здесь Апостол говорит о прелюбодеянии, а выше говорил о всяком блуде. Не подумай, говорит, что я говорю это только о братьях; нет, любодействовать не должно ни с чужими женами, ни с замужними, и вообще не должно иметь жен общими: зане мститель есть Господь о всех сих, якоже и прежде рекохом к вам и засвидетельствовахом. Делая сие, мы не останемся без наказания и не испытаем такого удовольствия, которое бы равнялось ожидающему нас мучению. Не призва бо вас Бог на нечистоту, но во святость. Темже убо отметаяй, не человека отметает, но Бога, давшаго Духа своего Cвятаго в нас (ст. 7, 8).

Таким образом, говорит, одинаковое совершаешь преступление, когда растлишь царицу или же рабу твою замужнюю. Почему? Потому что Бог мстит не за лица, тобою оскорбленные, но за Себя; а ты одинаково оскорбил Бога. Ибо то и другое есть прелюбодеяние; так как то и другое есть брак. Хотя ты и не прелюбодействуешь, а блудодействуешь, хотя блудница и не имеет мужа; однако же, Бог отмстит, поелику Он мстит за Себя. Делая это, ты оказываешь презрение не столько к мужу, сколько к Богу; это видно из того, что от мужа, по крайней мере, скрываешь это; а о Боге, который видит, и не думаешь. Скажи мне, если бы царь удостоил кого-либо багряницы и многих иных почестей, а тот, получив приказание жить сообразно с саном, пошел и осквернился с какой-либо женщиной; кого бы он оскорбил: женщину или царя, удостоившего его награды? Оскорбил бы, конечно, и ее, но и не столько. Посему умоляю, будем хранить себя от греха сего. Ибо, подобно тому, как мы наказываем жен, когда они, живя снами, отдают себя другим, так и мы сами будем наказаны, если не по законам римским, то от Бога; потому что и это есть прелюбодеяние. Ибо прелюбодеяние бывает не только тогда, когда прелюбодействует связанная браком с другим, но и тогда когда прелюбодействует оженившийся. Внимательно слушай, о чем я говорю. Ибо для многих и прискорбно слышать, что говорится; но говорить об этом необходимо, чтобы впоследствии исправиться. Не то только прелюбодеяние, когда растлеваем замужнюю женщину, но и то также есть прелюбодеяние, когда сами, будучи женаты, совершаем блуд с отпущенной и свободной. Ибо, что следует из того, что прелюбодействующая не сопряжена с мужем? Ты сопряжен; ты закон преступил, – ты обидел свою плоть. Ибо за что, скажи мне, наказываешь ты жену свою, когда она сотворит блуд со свободным и не имеющим жены мужчиной? За прелюбодеяние, скажешь; ибо хотя со-блудивший с нею не имел жены, но она замужняя. Но так как и ты женат; то и твой поступок есть прелюбодеяние. Отпущаяй жену свою, говорит Господь, разве словесе любодейнаго, творит ю прелюбодействовати, и иже пущеницу поимет, прелюбодействует (Мф. 5, 32). Если женящийся на отпущенной прелюбодействует, то не тем ли паче виновен в прелюбодеянии тот, кто согрешает с нею, имея свою жену? Конечно, это для всякого очевидно. Но для вас, мужья, довольно будет того, что сказано; ибо о таковых и Христос говорит: червь их не умирает и огнь их не угасает (Мк. 9, 44). Однако же надобно говорить к вам ради юношей, или лучше не столько ради их, сколько ради вас; ибо не к ним это идет, а к вам. А как? Сейчас скажу. Не узнавший блуда, не будет знать и прелюбодейства; а осквернившийся с блудницами, скоро дойдет и до сего и будет творить блуд если не с замужними женами, то с отпущенными.

Итак, какое преподам вам наставление? Чтобы отсечь самые корни зла, пусть те, которые имеют детей, находящихся в юношеском возрасте, и намереваются ввести их в мирскую жизнь, скорее соединяют их узами брака, потому что еще в юности возмущают их страстные пожелания. До времени брака воздерживайте их увещаниями, угрозами, страхом, обещаниями и другими бесчисленными средствами; а когда наступит пора брака, – пусть никто не медлит связывать детей своих узами брака. Не правда ли, что я говорю, точно сваха; но я не стыжусь говорить о сем, потому что и Павел не стыдился когда говорил: не лишайте себе друг друга (1 Кор. 7, 5). Это, по-видимому, более надлежало стыдиться, однако же, он не стыдился; ибо не на слова обращал внимание, а на поступки, которые хотел исправить при помощи слов.

Итак, когда сын возрастет, то прежде, чем вступить в воинское звание, или другой род жизни, позаботься об его супружестве. И ежели он будет полагать, что ты скоро приведешь ему невесту и что уже немного остается времени до брака; то в состоянии будет терпеливо переносить пламень страсти. Если же узнает, что ты нерадишь о сем и медлишь, и выжидаешь, когда он будет получать большие доходы, дабы тогда женить его; то пришедши в отчаяние от долгого ожидания, легко устремится к блуду. Но, увы! И здесь корень зла составляет сребролюбие! Итак, как никто не заботится о том, каким бы образом сына сделать целомудренным и скромным, а все с неистовством прилепляются к золоту, ради которого никто и не имеет попечения о целомудрии; то умоляю вас, прежде всего, заботиться об их душах. Ибо если вступит в брак с невестой непорочной, ежели будет знать только ее тело; то и любовь будет пламеннее, и больше будет страха Божия, и брак будет подлинно честный, связывая тела чистые и нескверные, и рождаемые будут исполнены всякого благословения; и будут угождать друг другу – жених и невеста: ибо будучи незнакомы с привычками посторонних людей, будут взаимно подчиняться друг другу. А кто с юных лет начал вести жизнь распутную и ознакомился с обычаями блудниц; тот в первый и второй вечер будет любоваться своей женой, а после сего скоро обратится к прежнему распутству, к чрезмерному и бесчинному смеху, – будет искать речей, исполненных бесстыдства, телодвижений страстных и всякой другой мерзости, о которой нам и говорить неприлично. Жена же благородная не допустит сего, и не позволит осквернять себя. Ибо она вышла замуж для сожительства и для деторождения, а не для распутства и смеха, – для того, чтобы беречь дом, научить и мужа быть честным, а не для того, чтобы воспламенять в нем сладострастие. Но тебе приятными показываются телодвижения блудницы? Знаю. Ибо и Писание говорит о сем: мед каплет от уст жены блудницы (Притч. 5, 3). Для того я и делаю все сие, чтобы ты не отведывал этого меда; ибо он тотчас обратится в желчь. Тоже самое говорит и Писание: яко на время наслаждаешь твой гортань, последи же горчат желчи обрящеши, и изощренну паче меча обоюду остра (ст. 3, 4). Что ты говоришь, скажете? Будьте снисходительны ко мне, если я говорю нечто, так сказать, нечистое, не стыдясь и не краснея.

Не по доброй воле делаю это, – ибо я вынуждаюсь говорить такие слова для тех, которые не стыдятся таких дел. Много подобного мы видим и в Писании. Ибо и Иезекииль, укоряя Иерусалим, много говорит подобного, – и не стыдится. И справедливо. Ибо не по собственному желанию говорил он это, но из благопопечительности. Хотя мои слова, по-видимому, неприличны, но цель не неприлична, и даже весьма хороша для того, кто хочет истребить нечистоту душу. Ибо если не услышит таких слов бесстыдная душа, то не устрашится. Как врач, желая пресечь гниение, сперва влагает персты в раны и, если прежде не осквернит целящих рук, то не возможет уврачевать: так и я. Если сперва не оскверню уст, целящих ваши страсти, то не возмогу вас исцелить. Впрочем, здесь уста точно также не оскверняются, как там руки. Почему же так? Потому, что это не есть нечистота естественная, и не от нашего тела происходит она; равно как и там – не от рук врача, но от чужих ран. Если же там врач не отказывается вкладывать свои руки в чужое тело; то здесь, скажи мне, откажемся ли мы от своего тела? Ибо вы наше тело, хотя больное и нечистое, но все же наше.

Итак, что же значит то, что я говорю, и для чего я делаю такое наставление? Одежду, которую носит раб, конечно, ты не согласишься когда-либо надеть, гнушаясь ею по причине нечистоты, но лучше согласишься быть нагим, нежели употреблять ее: а тело нечистое и скверное, которым пользуется не только раб твой, но и другие без числа, ты будешь употреблять во зло и не будешь им гнушаться? Вам стыдно стало слышать это.

Стыдитесь дел, а не слов. Я умалчиваю о всем прочем, о развращении и нечистоте нравов, и о прочем, что есть рабского и низкого в жизни. Скажи мне, не к одной ли и той же ходишь и ты, и раб твой? И о, если бы только раб! Но – и палач. Ты не решился бы взять палача за руку; между тем ту, которая была с ним одно тело, обнимаешь и лобызаешь – и не трепещешь, не боишься?

Не стыдишься? Не краснеешь? Не смущаешься? Говорил я вашим отцам, что скорее надобно вас женить; впрочем, и вы не изъяты от наказания. Ибо если бы не было много других юношей целомудренно живущих и прежде и ныне: то, может быть, нашлось бы для вас какое-нибудь оправдание; но так как они существуют, то как можете сказать, что мы не были в силах подавить пламя вожделения? Те, которые могли, будут вашими обвинителями, ибо они одной с вами природы. Послушайте, что говорит Павел: мир имейте и святыню со всеми, ихже кроме никтоже узрит Господа (Евр. 12, 14). Ужели эта угроза не может устрашить вас? Видишь, что другие всю жизнь хранят целомудрие и живут в чистоте; а ты до юношеских лет не хочешь потерпеть? Видишь, что другие тысячекратно препобеждали похоть; а ты и однажды не устоял? Если хотите, я скажу причину. Не молодость тому причиной, ибо тогда все юноши были бы невоздержны; но мы сами себя повергаем на костер. Ибо когда ты войдешь в театр и сядешь там, услаждая взор свой обнаженными членами женщины; то, конечно, сначала будешь чувствовать удовольствие, но потом сильный воспламенишь в себе жар. Когда видишь женщин, являющихся как бы в образе обнаженного тела; когда зрелище, и песни не что иное выражают, как только одну гнусную любовь, – именно: такая-то, говорят, полюбила такого-то, и не имела успеха и удавилась, – когда предаются даже преступной любви к матерям; когда все это принимаешь в себя и чрез слуг, и чрез женщин, и чрез образы, и даже чрез стариков-мужчин, ибо и из них многие, надев на себя маски, представляют нам женщин, то как, скажи мне, можешь ты после сего быть целомудренным, когда такие рассказы, такие зрелища, такие слухи обдержат твою душу и потом уступят место таким же сновидениям, потому что душе прирождено видеть во сне призраки многих таких вещей, которых она днем ищет и желает? Итак, если там (в театре) и дела видишь срамные, и речи слышишь еще срамнейшие, – если раны получаешь, а врачевства не принимаешь: то как, в самом деле, не увеличиться в тебе гнилости? Как не усилиться болезни (в душах), и притом в гораздо больше размере, нежели как сие бывает в телах наших? Ибо воля, если только захотим, легче принимает исправление, нежели тело.

Потому что здесь нужны и врачевства, и врачи, и время; а там довольно захотеть, чтобы быть или добрым или злым. Поэтому в тебе усилилась болезнь. Итак, если мы собираем только то, что вредит нам, а о том, что пользует, нимало не помышляем, то как можем мы быть здоровыми? если язычники, не ведующие Бога, часто бывают целомудренными; то какой стыд и страх должен овладеть нами. Мы хуже их, и потому должны стыдиться! Проводить жизнь в целомудрии легко; если захотим, если будем удаляться от того, что вредит.

Если же не захотим, то и блуда нелегко избегнуть. Что легче, как ходить на площадь? Но по причине великой изнеженности, и это сделалось трудным, не для женщин только, но даже и для мужчин. Что легче сна? Но и это сделали мы трудным. Много богачей во всю ночь ворочаются с боку на бок, потому что ложатся спать, не дожидаясь, когда появится потребность сна. И вообще ничто не трудно при нашем хотении, равно как ничто не легко при нашем нехотении. Мы над всем властны.

Посему-то и говорит Писание: аще хощете и послушаете мене; и еще: аще не хощете, ниже послушаете мене (Ис. 1, 19–20), – так что все зависит от хотения или нехотения. Посему-то мы и заслуживаем наказания или похвалы. О, если бы мы, находясь в числе заслуживающих похвалу, сподобились получить обещанные блага, благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу вместе со Святым Духом, слава, держава, честь и поклонение ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Беседа 47
О терпении в скорбях[49]49
  40 Бес. на книг. Быт.


[Закрыть]

Возлюбленные, будем иметь великое терпение и никогда не ослабевать и не унывать в подвигах добродетели; будем знать, что Владыка наш, щедрый и многомилостивый, воздает нам за малые труды великими наградами, и что Он не только в будущем веке уготовляет для нас бессмертные блага, но и в настоящей жизни, утешая нас в немощах естества нашего, подает нам многие дары. Ибо Господь всяческих, имея попечение о наших немощах, не всегда нас и скорби терпеть попускает, чтобы не слишком отягчали они немощь нашу; напротив. Сам скоро подает нам свою помощь, укрепляя наше сердце и ободряя дух; равно и в благополучии не всегда оставляет нас, чтобы мы, сделавшись беспечными, не склонились сами ко злу. Ибо природа человеческая, когда наслаждается, слишком много счастьем, забывает благородство, и не удерживается в своих пределах. Потому-то Он, как любвеобильный Отец, иногда снисходит к нам, иногда наказывает нас, чтобы таким образом управить нас ко спасению душевному. Или как врач, когда лечит больного, не всегда томит его скудной пищей, не всегда позволяет и наслаждаться обильно яствами, чтобы многоядение не произвело воспаления, и чрез то не усилило болезни, а с другой стороны, чтобы постоянно скудная пища не ослабила его еще более; но располагает свое врачевание, соображая состояние и силы болящего, и со тщанием употребляя все свое, искусство; так точно и человеколюбец Бог, ведая, что каждому из нас полезно, иногда дозволяет нам наслаждаться благополучием, иногда же подвергает нас искушениям. Потому что, если искушаются люди добродетельные, то чрез искушение они являются еще более светлыми, и приобретают свыше большую благодать; если подобные нам грешники, то с благодарностью принимая наведенные на них искушения, они слагают с себя тяжкое бремя грехов, и получают во многом прощение. Поэтому, умоляю вас, зная благопромыслительную премудрость Врача душ наших, не будем испытывать судеб Его. Поелику разум наш не может постигнуть их, то тем более будем благоговеть пред Его судьбами, и за все прославлять Его, именно потому, что имеем такого Владыку, которого промысл не может быть обнят никакой мыслью, ни вообще разумом человеческим. Притом, мы и сами не так знаем, что для нас полезно, как Он знает, и не столько сами мы заботимся о себе, сколько Он печется о нашем спасении, и все творит и совершает так, чтобы только вести нас к добродетели и исхитить из рук диавола. И когда Он видит, что счастье не может принести нам пользы, тогда, как наилучший врач, который заметив, что кто-либо от пресыщения тучнеет, возвращает тому здоровье чрез воздержание, подобно тому и дивный Врач наших душ наведением хотя немногих искушений, дает нам чувствовать вред, какой мы потерпели бы от благополучия; а когда видит, что здоровье довольно уже восстановлено, тогда собственной помощью избавляет нас и от искушений, и преизобильно являет Свое о нас промышление.

Итак, если некоторые, живя добродетельно, впадают в искушения, то да не смущаются духом, а тем более да питают себя утешительными надеждами, что чрез искушения уготовляются для них венцы и награды.

Если же и во грехах живущие подвергаются скорбям, пусть и они не отчаиваются, зная, что искушения во всякое время могут послужить к очищению грехов, если только все, случающееся с нами, мы принимаем с благодарностью. Ибо свойство признательного раба не тогда только благодарит своего Господа, когда сам наслаждается беспечальной жизнью, но и в неприятных обстоятельствах показывать тоже благодушие.

Беседа 48
О страхе Божием[50]50
  Хр. Чт. 1848 г. 16 Бес. на назв. стат.


[Закрыть]

Если бы страх не был благом, то ни отцы не приставляли бы надзирателей к детям, ни законодатели начальников к городам. Что ужаснее геенны? Но нет ничего полезнее страха ее, потому что страх геенны приносит нам венец царствия. Где страх, там нет зависти; где страх, там не мучит сребролюбие; где страх, там погашен гнев, усмирена злая похоть, искоренена всякая безумная страсть. И как в доме воина, постоянно вооруженного, не посмеет появиться ни разбойник, ни вор, ни другой подобный злодей, так, когда и страх объемлет души наши, ни одна из низких страстей не может легко войти в нас, но все удаляются и бегут, гонимые отовсюду силой страха. И не эту одну пользу получаем мы от страха, но и другую, гораздо большую этой: он не только отгоняет от нас злые страсти, но и вводит с великой удобностью всякую добродетель. Где страх, там и заботливость о милостыне, и усердие к молитве, и слезы теплые и непрерывные, и стенания, выражающие великое сокрушение. Ничто так не истребляет греха, а добродетели не способствует расти и процветать, как непрестанный страх. Поэтому, кто не живет в страхе, тому невозможно быть добродетельным; так как и живущему в страхе невозможно грешить…

Если бы страх не был благом, Христос не изрек бы много и продолжительных наставлений о тамошнем наказании и мучении. Страх есть не иное что, как стена и ограда, и столб необоримый; а нам и нужно великое ограждение, потому что отовсюду множество засад, как Премудрый, увещевая, сказал: познавай, яко посреде сетей минуеши, и по забралом гради ходиши (Сир. 9, 18).

О, сколько добра заключает в себе это изречение! Напишем же его каждый в уме своем, будем всегда носить в памяти, и не скоро согрешим. Напишем, но наперед изучим его со всем тщанием. Он не сказал: смотри, яко посреде сетей минуеши, но – познавай. Почему же сказал: познавай? Сеть, говорит прикрыта: это ведь и сеть, когда смерть не является открыто, и гибель не явна, но предлежит сокрытая со всех сторон; поэтому говорит, познавай. Нужна тебе великая осмотрительность и тщательная осторожность; ибо, как дети прикрывают сеть землею, так и диавол – грехи житейскими удовольствиями. Но познавай, тщательно исследуя; и, если представится прибыль, не смотри только на прибыль, но исследуй тщательно, не скрывается ли грех и смерть в этой прибыли; и если увидишь это, беги прочь. Опять, когда представится наслаждение и удовольствие, не смотри только на удовольствие, но тщательно разведай, не скрылось ли в глубине удовольствия какое беззаконие; и если найдешь, удались. Советует ли кто, льстит ли, услуживает ли, обещает ли почести, или что-нибудь другое, все будем исследовать тщательно и осматривать со всех сторон, нет ли нам какого вреда, нет ли какой опасности от совета, или почести, или услуги; не будем увлекаться скоро и необдуманно. Если бы была только одна или две сети, легко было бы остеречься: но теперь послушай, как говорит Премудрый, чтобы показать их многочисленность: познавай, яко посреде сетей минуеши. Не сказал: подле сетей ходишь, но – посреде сетей. С обеих сторон у нас пропасти; с обеих сторон козни. Пришел иной на площадь, увидел врага, и – воспламенился от одного этого взгляда; увидел друга, пользующегося хорошим мнением, и – позавидовал; увидел бедного, и – презрел, воз-гнушался; увидел богатого, и – позавидовал. увидел кого-нибудь обижаемом, и – огорчился; увидел обижающего, и – вознегодовал; увидел красивую женщину, и – пленился. Видишь, возлюбленный, сколько сетей; поэтому и сказал (мудрый): познавай, яко посреде минуеши. И дома – сети, и за столом – сети, в собраниях – сети. Нередко иной по доверчивости скажет необдуманно между друзьями какое-нибудь слово, которого произносить не следовало бы, и причинит такую беду, что разрушит целый дом.

Итак, будем рассматривать вещи внимательно со всех сторон. Часто и жена бывает сетью для невнимательных, часто – дети, часто – друзья, часто – соседи. Для чего же, скажете, столько сетей? Для того, чтобы мы не стремились долу, но искали горнего. И птиц уловить не легко, доколе они летают высоко в воздухе; так и ты, доколе будешь стремиться к горнему, не легко будешь уловлен сетью или другой какой хитростью. Диавол – есть птицелов: будь же выше силков его. Взошедший на высоту не станет дивиться житейскому. Когда взойдем мы на вершину горы, нам представляется малым и город, и стены; а люди, ходящие по земле, кажутся, как муравьи. Так, когда и ты взойдешь к высоким помыслам любомудрия, ничто на земле не в состоянии будет поразить тебя; но, как смотришь ты на небесное, то все будет казаться тебе и малым, и богатство, и слава, и могущество, и честь, и все другое тому подобное. Так и Павлу все казалось малым, – и блеск настоящей жизни бесполезнее трупов. Поэтому он и восклицал так: мне мир распяся (Гал. 6, 14); поэтому и нас увещевает он сими словами: горняя мудрствуйте (Кол. 3, 2). Горняя? О каком горнем говоришь, скажи мне. О том ли, где солнце, где луна? Нет, говорит; где же? где Ангелы, Архангелы, Херувимы, Серафимы? Нет, говорит; так где же? идеже есть Христос одесную Бога седя (Кол. 3, 1). Итак, послушаемся и будем непрестанно размышлять о том, что, как птичке, попавшей в сеть, нет пользы от крыльев, и напрасно и тщетно бьет она ими: так и тебе нет пользы от разума, если ты попал под власть злой похоти; сколько бы ни бился, ты – в плену. Для того крылья у птиц, чтобы избегали сетей; для того у людей разум, чтобы избегали грехов. Какое же будем иметь извинение, какое оправдание, когда мы неразумнее бессловесных? Птичка, раз пойманная в сеть, и из ней улетевшая, и лань, попавшая в тенета, и потом убежавшая, не легко попадутся в них опять, потому что опыт для той и другой бывает учителем осторожности; а мы, и часто быв уловлены одним и тем же (грехом), впадаем в него же; и, почтенные разумом, неподражаем предусмотрительности и осторожности бессловесных. Сколько раз, например, увидя женщину, терпели мы тысячу бед, – возвращались домой с возбужденной похотью и мучились в течение многих дней: однако же не вразумляемся, но, едва уврачевали прежнюю рану, и опять впадаем в тот же (грех), уловляемся той же (похотью), и за краткое удовольствие глаз терпим постоянную и продолжительную скорбь.

Но если мы научимся постоянно повторять себе это изречение, то избегнем всех бед. Величайшая сеть – красота женская; или вернее, не красота женская, а сладострастный взгляд. Мы осуждаем не вещи, а себя и свою беспечность; и не говорим: не будь женщин, но – не будь блудодеяния; не говорим – не будь красоты, но – не будь прелюбодеяния; не говорим – не будь чрева, но – да не будет пресыщения; потому что не чрево рождает пресыщение, а наша беспечность. Не говорим, будто все зло от того, что едим и пьем; не от этого оно, а от нашей беспечности и жадности. Диавол не ел и не пил, и – пал; а Павел ел и пил, и – взошел на небо. Сколько, слышу я, говорят; если бы не было бедности! Заградим уста тех, которые ропщут так; потому что говорить это – богохульство. Итак, скажем им: да не будет малодушия; а бедность вносит бесчисленные блага в жизнь нашу; без бедности и богатство бесполезно. Не будем же обвинять ни этого, ни той: бедность и богатство суть оружия; и приведут оба к добродетели, если мы захотим. И как храбрый воин, какое бы ни взял оружие, выкажет свою силу; так слабый и робкий затрудняется всяким. А чтобы узнать, что это правда, вспомни Иова, который был и богачом, и бедняком, владел тем и другим оружием и тем, и другим победил. Когда он богат был, говорил: дверь моя открыта всякому приходящему; когда же стал беден, говорил:

Господь даде, Господь отъят: яко Господеви изволися, тако бысть (Иов. 1, 21). Когда богат был, показал много страннолюбия; когда сделался бедным, – много терпения. И ты, богат? Покажи великое милосердия; стал беден? – великое терпение и благодушие.

Ни богатство, ни бедность не суть сами по себе зло; но бывают оба таковыми по изволению пользующихся ими. Итак, приучим себя не иметь таких суждений о вещах, и станем винить не дела Божии, но злую волю человеческую. Малодушному и богатство не может принести пользы: великодушному и бедность никогда не повредит.

Итак, познаем сети, и будем ходить дальше от них; познаем стремницы, и не будем приближаться к ним. Мы будем совершенно безопасны, если станем избегать не только грехов, но и того, что, хоть и кажется безразличным, однако же бывает, для нас преткновением ко греху. Так, например, смех и шуточные слова не кажутся явным грехом, а ведут к явному греху: часто от смеха рождаются скверные слова, от скверных слов еще более скверные дела; часто от слов и смеха ругательства и оскорбления удары и раны, от ран и ударов смертельные поражения и убийства. Итак, если желаешь себе добра, убегай не только скверных слов и скверных дел, – не только ударов, ран и убийств, но даже и безвременного смеха, даже и шуточных слов; потому что они бывают корнем последующих зол. Поэтому Павел говорит: сквернословие и буесловие да не исходит из уст ваших (Ефес. 5, 4; 4, 29); потому что, хоть само по себе и кажется незначительным, но бывает для нас причиной великих зол. Опять веселость, не представляется явным и открытым грехом, но порождает нам много зол – пьянство, неистовство, любостяжание, хищничество. Человек роскошный и многотратящий, и несущий для чрева тяжелые службы, часто вынуждается и красть, и похищать чужое, и захватывать более, и делать насилия. Итак, если избежишь веселости, то отнимешь повод и к любостяжению, и к хищничеству, и к пьянству, и к тысяче зол, – издали отсечешь корень греха. Поэтому и Павел сказал: вдовица, питающаяся пространно, жива умерла (1 Тим. 5, 6). Опять, ходить на зрелища, и смотреть на конские ристалища, и играть в кости, для многих не кажется преступлением, но все это вводит в жизнь тысячу зол. Пребывание на зрелищах пораждает любодеяние, невоздержность и всякое бесстыдство; – смотренье на конские ристалища заводит споры, брани, удары, обиды, вражды постоянные; любовь к игре часто бывает причиной злословия, убытка, гнева, брани и тысячи других, еще более тяжких, зол. Итак, будем избегать не только грехов, но и того, что, хоть кажется безразличным, однако же, мало-помалу увлекает нас к этим грехам.

Идущий подле стремницы, если и не упадет, так содрагается, и часто от этого содрагания низвергается и упадает: так и тот, кто не удаляется от грехов, но ходит близ них, будет жить в страхе, и часто впадать в них. например, засматривающийся на чужую красоту, если и не совершил блуда, так уже возымел похоть и сделался, по суду Христову, прелюбодеем; а часто этой похотью увлекается он в грех и на деле. Итак, будем держаться вдали от грехов. Хочешь быть целомудренным? Бегай не только блуда, но и нескромного взгляда. Хочешь быть дальше от убийств? Бегай ругательств. Хочешь стать далеко от пьянства? Избегай увеселений и роскошных столов, и с корнем вырви этот порок. Большая сеть – необузданность языка; ей нужна и великая узда. Поэтому сказал некто: сеть крепка мужу свои устне, и пленяется словами своих уст (Притч. 6, 2).