Текст книги "Увещание к подвигам добродетели. Сборник бесед святого отца нашего Иоанна Златоустого духовно-нравственного содержания"

Беседа 49
Женам, чтобы не украшаться дорогими одеждами[51]51
  28 Бес. на Пос. к Евр.


[Закрыть]

Для чего я напрасно предлагаю свои увещания людям, которые не хотят отказаться от привязанности к деньгам, считают их как бы бессмертными и, если подадут только малое из многого, то думают, что уже исполнили все? Нет, это – не милостыня; милостыня – подаяние той вдовы, которая пожертвовала все житие свое (Мк. 12, 44). Если же ты не хочешь подать столько, сколько эта вдова; то отдай по крайней мере все лишнее; пусть будет у тебя всего достаточно, но без излишества. Но никто не подает даже и лишнего; а пока ты имеешь множество слуг и шелковые одежды, то все это лишнее. Нет ни нужды, ни пользы в том, без чего мы можем жить; оно – лишнее и напрасно привходящее. Посмотрим же, если угодно, без чего мы не можем жить. Если мы имеем только двух слуг, то можем жить. Ибо если есть люди, которые живут вовсе без слуг, то какое мы можем иметь оправдание, не довольствуясь двумя?

Мы можем иметь и кирпичный дом с тремя комнатами, и этого будет для нас достаточно; ибо, скажи мне, разве нет людей, которые с детьми и женой занимают только одну комнату? Пусть же будут у тебя, если хочешь, двое слуг. Но не стыдно ли, говорят, свободной женщине ходить с двумя только слугами? Нет, не с двумя слугами стыдно ходить свободной, а стыдно ходить со многими. Может быть, вы смеетесь, слушая это. Поверьте, стыдно ходить со многими. Как бы какие продавцы овец, или торговцы невольниками, вы считаете чем-то важным – ходить в сопровождении множества слуг. Это – гордость и тщеславие; а то – благоразумие и скромность. Свободной женщине нужно отличаться не множеством идущих за нею; что за добродетель – иметь много невольников? Это не свойственно нашей душе, то не делает ее свободной. Когда она довольствуется немногим, тогда она истинно свободна; а когда нуждается во многом, тогда она – раба и хуже невольников. Скажи мне: Ангелы не одни ли обтекают вселенную и нуждаются ли в ком-нибудь, кто бы следовал за ними?

Неужели потому они, не нуждающиеся в этом, хуже нас, нуждающихся? Если же не иметь нужды в сопровождающих свойственно Ангелам, то кто ближе к ангельской жизни, – та ли, которая имеет нужду во многих слугах, или которая – в немногих? И разве это стыдно? Стыдно делать что-нибудь порочное.

Кто, скажи мне, более обращает на себя внимание находящихся на площади, – та ли, которую сопровождают многие, или которую немногие? А еще более этой, сопровождаемой немногими, – не та ли, которая выходит одна, без всякой пышности? Видишь ли, как первое постыдно? Кто более обращает на себя внимание находящихся на площади, – та ли, которая носит красивые одежды, или та, которая одевается просто и неизысканно? Кто более обращает на себя внимание находящихся на площади, – та ли которая едет на мулах с позлащенными покровами, или та, которая выходит просто и как случилось, но с приличием? Не правда ли, что на последнюю мы не обращаем особенного внимания, хотя и видим ее, а первую не только многие стараются увидеть, но и спрашивают: кто это такая и откуда? Не стану говорить, сколько отсюда рождается зависти. Что же, скажи мне, стыд-нее быть или не быть предметом наблюдения? Когда бывает более стыдно, – когда все смотрят не нее или когда никто не смотрит, – когда стараются узнать об ней, или когда нисколько не заботятся? Видишь ли, что не из стыда, а из тщеславия мы делаем все это?

Впрочем, вас невозможно отучить от этого; и потому для меня довольно будет внушить вам, что простота не постыдна. Постыден один грех, которого никто не считает постыдным, а скорее считает таким все другое, нежели грех. Одежды должны быть у нас необходимые, а не излишние; впрочем, дабы нам не слишком опечалить вас, внушаю только, что у нас не должны быть ни позлащенные одежды, ни тонкие покровы. Не я говорю это, не мои эти слова, но блаженного Павла, который, послушай, как увещевает жен украшать себя: не в плетении, ни златом, или бисерами, или ризами многоценными (1 Тим. 2, 9). Чем же, Павел, научи нас? Может быть, скажут, что одни только золотые одежды драгоценны, а шелковые не драгоценны; научи же нас, чем именно? Имеюще же, говорит он, пищу и одеяние, сими довольны будем (1 Тим. 6, 8). Одежда должна быть такова, чтобы только прикрывала; ибо для того Бог и дал нам ее, чтобы мы прикрывали наготу, – а это может делать и всякая недрагоценная одежда. Может быть, теперь смеетесь вы, облекающиеся в шелковые одежды? Поистине это достойно смеха. Что заповедал Павел, и что делаем мы? Не к одним только женам я обращаю свое слово, но и к мужам. Все, что мы имеем кроме этого, есть лишнее. Одни только нищие не имеют лишнего, но и те, может быть, по необходимости, так что, если бы можно было, то и они не отказались бы. Впрочем, по наружности ли только, или в действительности, по крайней мере они не имеют лишнего. Так и мы будем носить одежды, удовлетворяющие необходимости.

Ибо к чему служит множество золота? Это прилично действующим на зрелище; это – одежда их, тех распутных женщин, которые делают все для того, чтобы быть видимыми. Пусть наряжается актриса или танцовщица; ей хочется привлечь к себе всех. А посвятившая себя благочестию не так должна украшаться; у нее есть другое украшение, гораздо лучшее. И у тебя есть свое зрелище; украшайся прилично этому зрелищу; облекайся в этот наряд. Какое же твое зрелище? Небо, лик ангелов. Говорю не об одних только посвятивших себя девству, но и о мирских; для всех верующих во Христа, открыто это зрелище. Будем же, говорит то, чем можно доставить удовольствие этим зрителям, и одеваться так, чтобы они радовались. Ибо, скажи мне, если бы блудница, оставив золотые украшения и одежды, смех, шуточные и непристойные выражения, оделась в простую одежду и украсила себя неизысканно, если бы она вышла и стала говорить благочестивые речи, беседовать о целомудрии и не произносить ничего непристойного; то не встали ли бы все, не нарушилось ли бы зрелище, не выгнали ли бы ее вон, как не умеющую применяться к народу и говорящую о том, что чуждо этому сатанинскому зрелищу? Так, если и ты, одевшись в свойственные ей одежды, войдешь на зрелище небесное: то зрители изгонят тебя вон. Там нужны не эти золотые одежды, а другие. Какие же? Те, о которых говорит Пророк: рясны златыми одеяна и преиспещрена (Пс. 44, 14). Не тело нужно делать белым и блестящим, но украшать душу; ибо она подвизается и берется. Вся слава дщере Царевы внутрь, говорит Пророк. Так украшай себя. Тогда ты избавишься от множества и других зол, освободишь и мужа от забот и себя от хлопот; тогда ты будешь и почтенна в глазах мужа, если не станешь нуждаться во многом.

Всякий человек обыкновенно гордится пред теми, которые нуждаются в нем; а когда видит не имеющих в нем нужды, тогда умеряет гордость свою и говорит с ними, как с равными ему. Так и муж, если увидит, что ты ничего не требуешь от него, что ты не дорожишь его подарками: то, хотя бы он был крайне высокомерен, будет уважать тебя гораздо более, нежели видя тебя одетую в золотые одежды, и ты уже не будешь больше его рабой. Ибо, в ком мы имеем нужду, тому по необходимости подчиняемся; если же воздержим себя, то будем не подвластны ему, но он поймет, что мы по страху Божию оказываем ему некоторое повиновение, а не за подарки его. Между тем теперь он поступает как бы оказавший нам великие благодеяния и какой бы чести ни удостаивался от нас, думает, что еще не вся честь воздана ему; а тогда, если он удостоится хотя малой чести, будет благодарен, не станет упрекать и сам не будет вынужден предаваться любостяжанию для тебя. Что может быть безрассуднее, как собирать золотые украшения для того, чтобы показывать их в банях и на торжищах? Но еще может быть нисколько неудивительно, что это делается в банях и на торжищах; а весьма смешно входить и в Церковь одетой таким образом. Ибо, к чему входит сюда в золотых украшениях та, которая должна здесь выслушать, что нужно украшаться не златом, или бисерами, или ризами многогрешными (1 Тим. 2, 9)? Для чего же ты, жена, входишь сюда? Не спорить ли с Павлом и доказать, что – хотя бы он тысячу раз говорил это, ты не исправишься? Не обличать ли нас – учителей и показать, что мы напрасно говорим об этом? Скажи мне: если какой-нибудь язычник и неверный услышав приведенное место, где блаженный Павел убеждает жен не украшаться ни златом, или бисерами, или ризами многоценными, и имея жену верную, увидит, что она много заботится об украшении себя и наряжается в золотые одежды, чтобы идти в Церковь; то не скажет ли он в самом себе, когда она одевается и убирается в своей спальне: зачем жена моя остается в спальне? Зачем так медлит? Зачем надевает золотые украшения?

Куда хочет идти? В Церковь? Для чего? Для того, чтобы услышать: не украшайте себя ризами многоценными? Не станет ли он после этого смеяться? Не будет ли издеваться? Не сочтет ли наше учение шут-кою и обманом? Посему, увещеваю вас, предоставим золотые украшения мирским торжествам, зрелищам и модным лавкам; образ же Божий должен украшаться не этим; свободная должна украшаться свободой; а свобода чужда гордости и тщеславия. Таким образом, ты приобретешь славу и от людей, если хочешь приобрести ее. Жене мужа богатого мы не столько удивляемся тогда, когда она одета в золотые и шелковые одежды, – это обыкновенно для всех, – сколько тогда, когда она будет одета в одежду простую и неизысканную, сделанную из одной шерсти; этому все будут удивляться, этому станут рукоплескать. Ибо в украшении себя золотыми и драгоценными одеждами она имеет себе много сообщниц, делающих тоже; если она превзойдет одну, ее превзойдет другая; если превзойдет всех, и тогда не сравнится с самой царицей. А тогда она превзойдет всех, и даже самую жену царскую; ибо она одна при великом богатстве изберет свойственное бедным. Так, если даже мы домогаемся славы, то здесь больше славы. Говорю это не одним вдовым и богатым, – ибо здесь, кажется, и самое вдовство заставляет поступать так, – но и замужним.

Но иначе, скажешь, я не буду нравиться мужу? Не мужу ты хочешь нравиться, а множеству беднейших жен, или лучше сказать, не нравиться, а унижать их и оскорблять и тем увеличивать бедность их. И какие хулы произносятся по твоему поводу! «Бедность, говорят, не должна быть; Бог ненавидит нуждающихся, Бог не любит бедных». А что ты не мужу хочешь нравиться и не для него наряжаешься, это очевидно для всех из твоих собственных поступков. Ибо, как только ты переступаешь порог спальни, тотчас снимаешь все, и одежды, и золотые украшения, и драгоценные камни; и дома, конечно, не носишь их. если же в самом деле ты хочешь нравиться мужу, то можешь нравиться скромностью, кротостью, честностью; и поверь мне, жена, как бы муж твой ни был низок и невоздержен, гораздо более удержит его твоя скромность, честность, простота, бережливость, умеренность. Мужа развратного не удержишь, хотя бы ты придумывала тысячи подобных украшений; это знают те, которые имели таких мужей; и как бы ты ни наряжала себя, твой развратный муж уйдет к другой; а целомудренному и скромному угодишь не этим, но совершенно противным; этим только оскорбишь его, внушив ему подозрение своей привязанностью к нарядам. Если муж по скромности и благоразумию и не скажет этого, то осудит тебя тайно, и от огорчения и досады не удержится. Таким образом, не лишаешь ли ты себя всякого удовольствия, возбуждая против себя ненависть?

Может быть, вы с негодованием слушаете сказанное, огорчаетесь и говорите: он еще раздражает мужей против жен. Нет, я говорю это не с тем, чтобы раздражить мужей, но желая, чтобы вы поступали так добровольно для вас самих, а не для них, – не с тем, чтобы их избавить от досады, но чтобы вас отклонить от житейских прихотей. Ты желаешь казаться красивой? И я желаю этого, но только той красотой, которой желает Царь небесный. Кого ты желаешь иметь любящим тебя, – Бога или людей? Если ты будешь прекрасна этой красотой, то Бог возжелает доброты твоея (Пс. 44, 12); а если – той без этой, то Он отвратится от тебя, а любящими тебя будут развратные люди; ибо не добрый человек тот, кто любит замужнюю женщину. Так рассуждай и о внешних украшениях. То украшение, украшение душевное, привлекает Бога; а это, украшение телесное, – людей развратных. Видишь ли, что я беспокоюсь о вас, забочусь о вас, о том, чтобы вы были прекрасными, истинно прекрасными и истинно славными, чтобы вместо людей развратных вы имели любящим вас Бога, Господа всех. Подлинно, кому подобна та, которая имеет Бога любящим ее?

Она ликует с Ангелами. Если любимая царем считается блаженной больше всех, то чего сподобляется та, которую любит Бог великой любовью? Если противопоставить ей целую вселенную, то ничто не сравнится с красотой ее. Будем же заботиться об этой красоте, будем украшаться этим украшением, чтобы нам войти на небеса, в духовные обители, в нетленный брачный чертог. Красота телесная от всего повреждается, и если даже хорошо сохраняется, если ни болезнь, ни заботы не искажают ее, что впрочем, невозможно, – и тогда она не сохраняется и двадцати лет; а красота душевная всегда цветет, никогда не увядает; она не боится никакой перемены; ни наступившая старость не наводит морщин, ни приключившаяся болезнь не заставляет увядать, ни беспокойная забота не вредит ей, но она выше этого. Напротив красота телесная не успеет появиться, как уже исчезает и, появившись, возбуждает удивление не во многих. Люди благонравные не удивляются ей, а удивляются только невоздержные. Будем же заботиться о той красоте, а не об этой;

будем ее приобретать, чтобы нам войти в брачный чертог с горящими светильниками. Не девам только это заповедано, но душам девственным; ибо, если бы это было заповедано просто девам, то другие пять не были бы отвергнуты. Следовательно это относится ко всем, кто девствен душой, кто чужд житейских попечений; ибо эти попечения развращают души. посему, если мы останемся чистыми, то войдем туда и будем приняты. Обручих бо вас, говорит Апостол, единому мужу, деву чисту представити Христови (2 Кор; 11, 2).

Не девам сказал он это, а целому обществу Церкви.

Нерастленная душой есть дева, хотя бы она и имела мужа; она девственна истинной, чудной девственностью; ибо самое телесное девство есть последствие и тень этой девственности, а она есть истинное девство. Будем же приобретать ее, и мы тогда будем в состоянии взирать на Жениха со светлым лицом, войти с горящими светильниками, если у нас не оскудеет этот елей, если мы растопим золотые украшения и извлечем из них елей, который делает светильники горящими; а этот елей есть человеколюбие. Если мы уделим другим из нашего имущества, если соделаем из него елей; тогда он поможет нам, и мы не станем говорить в то время: дадите нам от елея вашего, яко светильницы наши угасают, не будем нуждаться в других, не будем исключены, отошедши к продающим, и не услышим, стуча в двери, страшных и ужасных слов: не вем вас; но будем признаны, войдем вместе с Женихом и, вошедши в духовный брачный чертог, будем наслаждаться бесчисленными благами (Мф. 25, 8–12). Ибо, если здесь чертог жениха бывает так блестящ и брачные покои так прекрасны, что никто из зрителей не может насмотреться; то не тем ли более там? Небо есть брачный покой, а чертог Жениха лучше неба; туда мы и войдем. Если же так прекрасен чертог Жениха, то каков сам Жених? Но что я говорю: сняв золотые украшения, отдадим их нуждающимся? Если бы нужно было даже продать самих себя, из свободных сделаться рабами, для того, чтобы иметь возможность быть вместе с этим Женихом, наслаждаться Его красотой, или только взирать на лицо Его; то не должно ли было бы с охотой исполнить все это? Для того, чтобы видеть только земного царя, мы часто бросаем все, что у нас под руками, и даже самое необходимое; для Царя же и вместе жениха небесного, для того, чтобы не только удостоиться видеть Его, но и предшествовать Ему со светильниками, быть близ Него и оставаться с Ним навсегда, чего не должно делать, чего невозможно совершить, чего перенести? Посему, увещеваю вас, будем, хотя несколько стремиться к этим благам, будем любить этого Жениха, будем девственными истинным девством; Господь желает от нас девственности душевной. С нею мы войдем на небо, не имея скверны или порока, или, чего-либо от таковых (Ефес 5, 27), и получим обетованные нам блага, которых да сподобимся все мы благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу, вместе со Святым Духом, слава, держава, честь, ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Беседа 50
О покаянии[52]52
  3 ч. на мес. Свящ. Пис. О жене ханан.


[Закрыть]

Не будем, братие, пренебрегать нашим спасением и отчаиваться; но обратимся к Врачу, который может уврачевать нас одним хотением, ибо Он всемогущ.

Смотри как Он уврачевал Павла, как Матфея. Один из них был хулитель, а другой – мытарь. Но хулитель не остался хулителем, а сделался Апостолом, и похититель не остался похитителем, а сделался Евангелистом. Я упоминаю о прежних пороках их и о последующих добродетелях для того, чтобы ты знал, какова польза покаяния, дабы тебе никогда не отчаиваться в своем спасении. Учители наши прежде известны были по грехам, а впоследствии прославились праведностью; мытарь и богохульник – крайние степени нечестия. Ибо, что такое звание мытаря? Уполномоченное хищничество, дерзновенное насилие, несправедливость, защищающаяся законом; мытарь хуже разбойников. Что такое звание мытаря? Насилие, укрывающееся под предлогом закона, обращающее врача в палача. Разумеете ли, что я сказал?

Законы суть врачи, а здесь они делаются палачами; потому что не лечат рану, а увеличивают ее. Что такое звание мытаря? Бесстыдный порок, ничем не оправдываемое воровство, хуже грабительства. Грабитель, по крайней мере, стыдится, когда ворует; а этот похищает с дерзостью. И такой мытарь вдруг сделался Евангелистом. Как и каким образом? Пре-ходя, говорится в Евангелии, Иисус виде Матфея, на мытнице седяща, и глагола ему: по Мне гряди (Мф. 9, 9). О, сила слова! Брошена уда, и пленника сделала воином, обратила грязь в золото; брошена уда, и тотчас мытарь восстав по нем иде. Он был во глубине нечестия, и взошел на высоту добродетели. Итак, возлюбленные, пусть никто не отчаивается в своем спасении. Порок не в нашей природе; мы почтены волей и свободой. Ты – мытарь? Можешь сделаться Евангелистом. Ты – разбойник? Можешь приобрести рай. Ты – волхв? Можешь поклониться Владыке. Нет такого порока, который не изглаждался бы покаянием. Для того Христос и избрал крайние степени нечестия, чтобы никто при конце не мог чем-нибудь оправдываться.

Не говори мне: я погиб; что мне остается делать? Не говори мне: я согрешил; что мне делать? У тебя есть Врач, который выше болезни; у тебя есть Врач, который побеждает силу болезни; у тебя есть Врач, который лечит одним мановением; у тебя исцеляет одним хотением, который и может и хочет врачевать. Если Он произвел тебя из небытия, то тем более может исправить тебя, существующего и поврежденного. Разве ты не слышал, как Он, взяв перст от земли, образовал человека? Как сделал землю плотью? Как устроил нервы, как кости, как кожу, как жилы, как нос, как глаза, как ресницы, как брови, как язык, как грудь, как руки, как ноги, как все прочее? Взята была земля, одно вещество; приложено творчество и образовало разнообразные произведения. Ты не можешь сказать, каким образом ты создан? Точно также не можешь сказать, каким образом истребляются грехи. Если огонь, падая в терние, истребляет его, то тем удобнее воля Божия истребляет и с корнем исторгает наши прегрешения и грешника делает подобным безгрешному. Не спрашивай, как это бывает, не исследуй, как это совершается; но веруй чуду. Ты скажешь: я согрешил много и грехи мои велики; но кто же без греха? Ты скажешь: я согрешил тяжело, больше и хуже всех людей. Но тебе достаточно принести эту жертву: глаголи ты беззакония твоя прежде, да оправдишися (Ис. 43, 26). Признайся, что ты согрешил, и это послужит началом твоего исправления.

Сетуй, умились, проливай слезы. Разве другое что пролила блудница? Ничего другого, кроме слез раскаяния и пришла к Источнику.

Беседа 51
О молитве[53]53
  30 Бес. на Кн. Быт.


[Закрыть]

Молитвы совершаются со вниманием особенно во время поста, потому что тогда душа бывает легче, ничем не отягчается, и не подавляется гибельным бременем удовольствий. Молитва великое оружие, великая защита, великое сокровище, великая пристань, безопасное убежище: только бы мы приступали ко Господу с бодрой душой и собранными мыслями, не давая никакого доступа врагу нашего спасения. Так как он знает, что в это время мы можем, беседуя о необходимом для нас, и исповедуя свои грехи и показав раны врачу, получить совершенное исцеление: то в сие-то особенно время и нападает и употребляет все усилия, чтобы низложить и повергнуть нас в беспечность. Посему, молю вас, будем бодрствовать, и зная коварство диавола, постараемся особенно в это время отгонять его так, как будто бы мы видели его присутствующим и стоящим пред нашими глазами, постараемся удалить от себя всякий помысл, смущающий душу нашу, напрягать все свои силы и творить усердную молитву, так, чтобы не только язык произносил слова, но и душа вместе со словами восходила к Богу.

Ибо, если язык и произносит слова, а душа скитается вне, помышляя о домашних делах, мечтая о том, что бывает на торжище: то нам не будет никакой пользы, а может быть будет еще и большее осуждение. Если мы, пришедши и к человеку, показываем такое к нему внимание, что часто не видим даже людей, стоящих по– близости, но сосредотачиваем мысль свою, и видим того только, к кому пришли: тем более должны мы так поступать в отношении к Богу, всегда и непрестанно пребывая в молитвах. Поэтому и Апостол Павел писал: молящеся на всякое время, молитеся и духом (Еф. 6, 18), то есть, не языком только и с постоянным бдением, но и самой душой: духом. Ваши прошения, говорит, да будут духовны; да бодрствует ваш ум, ваша душа да внимает словам. Просите того, что прилично просить от Бога, чтобы получить вам и просимое. И при этом ведите себя внимательно, трезвясь и бодрствуя душой, не выказывая небрежности, не носясь умом туда и сюда; но свое спасение со страхом и трепетом соделывайте; ибо сказано: блажен иже боится всех за благоговение (Прт. 18, 14).

Великое дело – молитва. Ежели кто, разговаривая с добродетельным человеком, получает от того немалую пользу: то каких благ не получит удостоившийся беседовать с Богом? Потому что молитва есть беседа с Богом. И чтобы тебе удостовериться в этом, послушай, что говорит Пророк: да усладится Богу беседа моя (Пс. 103, 34), то есть, да будет приятна Богу беседа моя. Разве не может Он и прежде нашего прошения подать нам? Но он потому ожидает (нашего прошения) чтобы иметь случай праведно удостоить нас своего промышления. Итак, получим ли просимое, или не получим, будем прилежать к молитве и благодарить не только тогда, когда получаем, но и когда не получаем: потому что и неполучение, когда бывает по воле Божией, не менее благотворно, как получение. Ибо мы не знаем, что нам полезно в той мере, в какой Он это знает. Следовательно, получим ли или не получим, мы должны благодарить. И что удивляешься, что мы не знаем, что полезно для нас? И Павел, муж столь великий и высокий, удостоившийся таких неизреченных (откровений), не знал, что он просил неполезного ему. Видя себя окруженным бедствиями и непрестанными искушениями, он молился об избавлении от них, и не однажды, не дважды, но многократно; ибо говорит, трикраты Господа молих: трикраты. Так, трикраты, т. е. многократно, он молил и не получил. Посмотрим же, как он это перенес.

Возроптал ли? впал ли в уныние? отчаялся ли? Нет; но что он говорит? рече: довлеет ти благодать Моя, сила бо Моя в немощи совершается (2 Кор. 12, 8, 9). Бог не только не освободил его от постигших его бед, но и попустил ему оставаться в них. Пусть так. Но откуда известно, что он не роптал на это? Слушай, что сам Павел говорил, когда узнал, что так угодно Богу. Сладце убо похвалюся в немощех моих; не только, говорит, не ищу уже освободиться от этих бед, но еще с великим удовольствием хвалюсь ими. Видишь, какая благопризнательная душа, – какая любовь к Богу? Послушай, что еще говорит он: о чесом же помолимся, яко же подобает, не вемы (Рим. 8, 26); то есть, мы как люди, не можем знать все обстоятельно. Итак, должно все предоставить Создателю естества нашего и принимать с веселием и великой радостью все, что не определит Он, и смотреть не на то, чем кажутся нам происшествия, а на то, что так угодно Богу. Ибо Он, лучше нас зная, что нам полезно, знает и то, как устроить наше спасение.

Итак, единственным делом с нашей стороны, да будет постоянно пребывать в молитве и не роптать на нескорое исполнение прошений, но показывать великое терпение. Бог медлит исполнить наши прошения не потому, чтобы отвергал их, но потому, что хочет научить нас усердию и постоянно привлекать нас к Себе. Так и чадолюбивый отец, будучи и часто упрашиваем сыном, не исполняет просьбы его не потому, чтобы не хотел дать, но чтобы чрез это побудить сына к усерднейшему прошению. Зная это, не будем никогда отчаиваться, и не престанем приступать к Богу и возносить к Нему усердные молитвы. Ибо, если усердная просьба женщины подействовала на оного жестокого, бесчеловечного и не боявшегося Бога, судию, и заставила его оказать ей защиту (Лк. 18, 2–7): мы ли, если только захотим подражать этой женщине, не расположим оказать нам помощь нашего милосердого и человеколюбивого Господа, который по благоутробию своему хочет устроить наше спасение? Итак, научимся неотступно и постоянно прилежать к молитве, и днем и ночью, и особенно ночью, когда никто не смущает, когда ум спокоен, когда великая тишина и нет никакого волнения в доме, потому что никто не препятствует нам заняться молитвой и не отвлекает от нее, когда возбужденная душа может обстоятельно высказать все Врачу душ. Если блаженный Давид, царь и пророк, хотя был отягощен многочисленными делами, и облечен в порфиру и диадиму, говорил, однако же, о себе: в полунощи востах исповедатися тебе о судьбах правды твоея (Пс. 118, 62), то что скажем мы, которые, хотя и провождаем частную и свободную от дел жизнь, однако же не делаем и того, что он делал? Так как днем у него было множество забот, дел и беспокойств и он не находил времени, удобного для молитвы: поэтому время покоя, которое другие проводят во сне, возлежа на мягких постелях и ворочаясь туда и сюда, это время царь, связанный такими заботами, употреблял на молитву, беседовал наедине с Богом, и вознося искренние и усердные моления, получал то, чего желал. При содействии этих молитв он счастливо вел войны, воздвигал трофеи, одерживал победу за победой. Ибо у него было непобедимое оружие – сила вышняя, которая может выдержать борьбу не только с людьми, но и с демонскими полчищами. Итак, ему-то будем подражать и мы, частные люди царю, ведущие жизнь легкую и спокойную тому, кто, облеченный порфирой и венцом, превзошел монахов в жизни. Ибо послушай, как он же говорит в другом месте: быша слезы моя мне хлеб день и нощь (Пс. 41, 4). Видишь, как душа его была в непрестанном сокрушении? Пищей для меня, говорит он, хлебом, пиршеством было не другое что, как слезы мои ночью и днем. И еще: утрудихся воздыханием моим, измыю на всяку нощь ложе мое (Пс. 6, 7). Что скажем или чем извинимся мы, которые не хотим показать и такого сокрушения, какое показывал царь, обремененный столькими делами? А что, скажи мне, прекраснее этих глаз, которые непрестанными слезами украшались, как бы перлами? Ты видел царя, который и ночью и днем проливал слезы и пребывал в молитве: посмотри и на учителя вселенной, как он, заключенный вместе с Силою в темницу, имея ноги, забитые в колоду, молился всю ночь, не удерживаясь от этого ни болью, ни узами, но тем большую и пламеннейшую показывая любовь к Господу. Ибо сказано: Павел и Сила в полунощи молящеся, хва-ляху Бога (Дн. 16, 28). Давид, облеченный царским достоинством и диадимой, всю жизнь пребывал в слезах и молитве; Апостол, восхищенный до третьего неба, удостоенный неизреченных таин, находясь в узах, в полночь возносил молитвы и хвалы ко Господу. И Царь, вставая в полночь, исповедывался, и Апостолы также в полночь, совершали усердные молитвы и хвалы. Им-то будем подражать и мы, да ограждаем жизнь нашу непрестанными молитвами, и ничто да не будет для нас препятствием к этому: потому что действительно ничто и не может воспрепятствовать нам, если только мы сами бдительны.

Разве для этого мы нуждаемся в месте или времени?

Всякое место и всякое время удобно для нас к молитве. Ибо послушай того же учителя вселенной, что он говорит: на всяком месте воздеяюще преподобныя руки без гнева и размышления (1 Тим. 2, 8). Если сердце твое свободно от нечистых страстей, – то, где бы ты ни был, на торжище ли, дома ли, на пути ли, в суде, на море, в гостинице, или в мастерской, везде можешь помолиться Богу и получить просимое. Зная это, прошу вас, вместе с постом покажет усердие и к молитве, и в ней приобретем себе помощницу, чтобы, удостоившись благодати Божией, провести нам и настоящую жизнь благоугодно Ему, и в будущей сподобиться его человеколюбия, благодатию и щедротами Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу вместе со Святым Духом слава, держава, честь, ныне и всегда, и во веки веков. Аминь.