Текст книги "Письма к утраченной"

Глава 12

1943 год

День выдался ясный, звонкий, ослепительный. Дэн Росински чувствовал себя до смешного маленьким: вероятно, такое действие оказывает на людей Трафальгарская площадь. Товарищи Дэна при каждом удобном случае прохаживались насчет скромных размеров Англии – мол, на территории Техаса таких четыре спокойно уместится, но здания, окружавшие площадь, подавляли величием. Дэн успел привыкнуть к равнинам, к приземистым строениям с гофрированными жестяными крышами (точь-в-точь консервные банки, разрезанные вдоль). А еще он привык смотреть на германские города с высоты тридцать тысяч футов.

Вчера в это же время они бомбили судоверфь в Вильгельмс-хафене. Неделю назад – Бремен. Неужто прошла всего неделя? Мозг Дэна приноравливался к ужасам, максимально растягивал интервалы между вылетами. Как давно это было: пятнадцать вражеских истребителей, подобно осиному рою, вынырнувших из-за тучи, несколько уничтоженных американских экипажей? Дэн потер лоб, словно пытаясь подчистить воспоминания.

Рассеянно стал прикидывать, сама ли она придет или пришлет подругу. Впрочем, какая разница? На противоположной стороне площади, на ступенях Национальной галереи, выстраивалась очередь – люди ждали дневного концерта, и Дэну тоже захотелось провести целый час в покое. Быть может, рев самолетных двигателей у него в голове удастся заглушить Иоганну Себастьяну Баху? Сколько времени он ждет? Подняв взгляд от часов, Дэн увидел Стеллу.

На ней было платье того же оттенка, что молодые листочки. Не видя Дэна, она с трудом пробиралась по неспокойному людскому морю. Он воспользовался моментом, чтобы сопоставить девушку в зеленом платье с коленопреклоненной девушкой в полуразрушенной церкви, с той, что он сфотографировал без ее ведома. Сейчас она выглядела иначе. Строже. Хрупкий эльф исчез, появилась замужняя дама. В глубине души что-то кольнуло – не больно, но ощутимо.

Не спеша Дэн пошел ей навстречу. Она его увидела и остановилась резко, будто споткнувшись. Создала помеху для других пешеходов.

– Привет.

– Добрый день.

– Я не был уверен, что вы придете. Думал, может, вместо вас придет ваша подруга. Нэнси.

Он сказал так, потому что надо же было что-нибудь сказать, чем-то заполнить неловкость первых мгновений. И почти сразу раскаялся – его слова придали встрече известный оттенок предосудительности. Или добавили ненужный подтекст.

Стелла Торн качнула головой, заискрились под солнцем ее густые локоны. Ветерок поймал один локон, бросил ей на лицо. Она аккуратно вернула локон за ухо.

– Я хотела встретиться с вами лично, поблагодарить за то, что вы нашли мои часы.

Было людно, каждый спешил перекусить до конца обеденного перерыва. Дэн Росински и Стелла Торн мешали движению. Какой-то субъект в очках и деловом костюме едва не натолкнулся на Стеллу, давая дорогу двум девушкам из Службы воздушного движения и не желая спугнуть голубя, клевавшего крошки. Дэн взял Стеллу под руку и мягко привлек к себе. Часики он заранее запечатал в конверт с ее адресом. В случае если бы Дэн не вернулся с задания, часы передали бы хозяйке. Теперь он извлек конверт из внутреннего кармана и вручил Стелле Торн.

– Вот, держите. Наша доставка – самая надежная. Вскройте конверт, проверьте – ваши ли часы? Правда, в противном случае я ничем не смогу вам помочь. На ваших была гравировка – «С.Т. 1942». Так?

– Так. Часы мне подарили на Рождество свекор со свекровью.

Чувство облегчения, а пожалуй, и благодарности немного раскрепостило Стеллу Торн. Дэн вел ее дальше, мимо фонтанов, к Национальной галерее.

– Вы нашли часы в церкви, да?

Он не проговорился, потому что давно изгнал из памяти стычку с коренастым наглецом.

– Конечно! Как раз там, где вы искали. Не пойму, как вы их не разглядели.

Они добрались до лестницы и остановились. Очередь медленно продвигалась в здание. Возникла короткая пауза. Дэн думал, как бы повежливее попрощаться. Усилия не увенчались успехом – он одичал на авиабазе, отупел от усталости.

– Собирался пойти на концерт. Это здесь, прямо в галерее. Сегодня играет Майра Хесс, а я давно мечтал ее послушать.

Стелла вздрогнула. Того и гляди, рванет с места, как нервная кобылка.

– Простите. Я не хотела вас задерживать… Мне пора домой. Большое спасибо за часы.

Вот она уже пятится. Через секунду развернется, через две – будет проглочена толпой.

Сердце сделало неожиданный кульбит, рот сам собой открылся, не дожидаясь одобрения мозга.

– Послушайте! В смысле… если вы не очень торопитесь… если у вас нет срочных дел, давайте вместе сходим на концерт!

Они поднялись по ступеням, правда, на некотором расстоянии друг от друга, ничего не говоря, встали в очередь. Впрочем, Дэну-то было что сказать. Он говорил беспрерывно, только про себя и обращаясь к себе, и речь изобиловала словами «черт возьми», «идиот» и «ошибка».

Он не ожидал согласия Стеллы Торн. Он ожидал отрицательного качания кудрявой головки, а также выдуманного наскоро «срочного дела». Тогда он с чистой совестью, с чувством исполненного долга мог бы наслаждаться игрой Майры Хесс. Теперь же на него легла ответственность: следить, чтобы Стелла Торн не скучала, в антракте занимать ее светской беседой, даром что от усталости он едва собственное имя помнит.

Холсты из Национальной галереи вывезли, на стенах зияли пустые глазницы рам, однако в глазах Дэна отсутствие картин лишь подчеркивало прелесть архитектуры, вызывало ассоциации с красавицей, которая еще милее без бриллиантовой мишуры. А еще – со Стеллой Торн. Проходя гулким холлом, он бросил на нее взгляд. Девушки, которые бегали на их базу потанцевать, а также те, которых он встречал в лондонских барах, поголовно злоупотребляли алой помадой. Алая помада была вроде пароля, вроде особого знака. Губы Стеллы Торн имеют естественный бледно-розовый оттенок. На ум пришло слово «нагота». Боже! Понимает ли Стелла Торн, насколько это сексуальнее? Нет, конечно, не понимает.

И, будто мало было Дэну предполагаемой светской болтовни в антракте, со всей отчетливостью возникла новая проблема. Каким образом справится он с плотским желанием, которое непременно вызовет близость такой женщины, как Стелла Торн, – юной, прелестной, застенчивой, замужней? Нет, Дэн не из категории парней, которые едва дотягивают до увольнительной и устремляются в Лондон, чтобы как придется потушить пламя в штанах. Но он и не каменный. Несмотря на отчаянные усилия родной армии, Дэн до сих пор сохраняет человеческую природу.

Для концерта отвели восьмиугольную галерею, стулья установили в трех залах, к ней примыкающих. Большинство мест было уже занято, но острый глаз летчика выхватил два соседних пока свободных стула в конце ряда.

Не успели они усесться, как музыканты взялись за финальную настройку, и разговаривать стало невозможно. Вокруг шуршала и шаркала публика – лондонское общество в разрезе. Тут были представители всех слоев – от конторских служащих и солдат в увольнительной до пенсионеров. Опоздавшие продолжали проскальзывать в зал, занимать неудобные скамьи вдоль стен. Скоро мест почти не осталось. Внезапно среди общего гула и звуков настройки четко обозначились совсем иные шумы. Дэн обернулся к двери и увидел внушительную даму в меховой горжетке, с надежно зафиксированными на ушах локонами стального цвета. Горестно вздыхая, дама по-черепашьи вытягивала морщинистую шею, высматривала свободный стул. Окружающие демонстрировали крайнюю погруженность в себя.

Дэну стало неловко. В нем боролись привитое с детства почтение к старшим и сравнительно недавно приобретенная усталость. Очень скоро победу одержала привычка мирного времени. Дэн тронул локоть Стеллы, извинился одним взглядом, встал и взмахнул рукой, чтобы привлечь внимание пожилой дамы. Просияв, та устремилась к нему.

– Ах, как это мило с вашей стороны, юноша! Знаете ли, люмбаго совсем замучило…

Скамья у стены была узкая, неудобная. А впрочем, дама в горжетке сделала Дэну своего рода одолжение. Теперь можно наслаждаться музыкой в полной мере, не отвлекаясь на близость к Стелле Торн. Не тут-то было! Едва оркестранты закончили готовиться и на сцену взошла прославленная Майра Хесс, как Стелла скользнула на свободное местечко рядом с Дэном.

За миг до того, как она села, их глаза встретились, и ее губы – мягкие, розовые губы – расцвели смущенной улыбкой.

Стихли все шумы и шорохи. Майра Хесс взяла первые аккорды «Искусства фуги». Измученный недосыпом Дэн пристроил затылок к стене, стал смотреть на голубой лоскут, сиявший в стеклянном куполе, и повторять про себя «Чтоб я пропал».

Стелла никогда не слышала такой музыки, даже не подозревала, что такая музыка существует. Ничего общего ни с одышливым оргáном в церкви Святого Криспина, ни с пианино, на котором по приютским праздникам упражнялась мисс Мейсон, ни с шипением из радиоприемника и граммофона. Эта музыка захватывала, проникала в самое нутро. Стелла воспринимала ее не только органами слуха, но и кожей, и кровью. Музыка пульсировала глубоко внутри. Стелла закрыла глаза, и ей почудилось, что музыка еще и видима. Ослепительные потоки звуков смыли, унесли жалкий голосишко, нудивший о том, что Стелле нельзя, не пристало, не подобает находиться там, где она находится.

Зачем она пошла на концерт? Будь у нее время на раздумья, она ответила бы отказом. Однако приглашение поступило спонтанно, и Стелла согласилась прежде, чем сообразила, что делает. Да еще весна – солнце, листочки; да еще особое настроение, обуявшее город… Ужасно досадно было бы просто съездить за часами и сразу вернуться в Кингс-Оук. Тем более что там ждали только грязное белье преподобного Стоукса да не первой свежести пикша, из которой требовалось состряпать съедобный ужин. Наверное, поэтому Стелла и согласилась послушать Майру Хесс, наверное, поэтому и не жалела о своем согласии, отдаваясь сияющему потоку звуков.

Вдобавок теперь будет о чем написать Чарлзу, прикидывала она, стараясь не коситься на стройное бедро Дэна Росински в дюйме от ее собственного бедра. Чарлз получил прекрасное образование, Чарлз разбирается в искусстве и периодически дает Стелле понять, насколько невежественна она сама. «Я была в Национальной галерее на дневном концерте, – вот как напишет Стелла. – Это вышло случайно, я просто оказалась на Трафальгарской площади и решила послушать, ведь произведения Баха исполняла сама Майра Хесс. Какой восторг я чувствовала, когда…»

На стенах двигались тени, водопад звуков, обрушившись, потек дальше широкой, мощной рекой. Напряжение постепенно отпускало Дэна Росински. Он слегка обмяк, его бедро соприкоснулось с бедром Стеллы. Стеллу будто током ударило. Сердце запрыгало, обгоняя музыку. Она что, опять все неверно поняла? Дэн Росински решил, будто, согласившись сходить с ним на концерт, она согласилась заодно и?..

Стелла рискнула взглянуть на него. Выдохнула. Дэн Росински, в неудобной позе, с неловко закинутой головой, не замечая бьющего по векам потолочного света, крепко спал.

Эффектного финального аккорда не было. Звуки гасли постепенно, отзывались болезненным эхом. Затем настала тишина, еще полная волшебства, а через миг тишину взорвали аплодисменты. Рука Дэна Росински дернулась, пальцы распрямились, напряглись. Стелла не смотрела на него, но знала: он делает усилие, чтобы очнуться. Наконец он выпрямился, отодвинул ногу от бедра Стеллы и тоже начал аплодировать.

Это продолжалось недолго. Чары были разрушены, люди вставали, расходились по конторам и другим делам. Стелла мысленно репетировала прощание с Дэном Росински – как бы еще раз выразить благодарность без лишней эмоциональности… Правильные слова ускользали. Ни она, ни Дэн Росински не двигались, в то время как публика спешно покидала зал. Дэн Росински со вздохом пригладил волосы.

– Извините.

– За что?

Стелла успела достать из-под скамьи свою сумочку и делала вид, будто ищет в ней что-то крайне нужное.

– Вы очень вежливы. Или же часто имеете дело с людьми, которые засыпают в вашем обществе.

Стелла не стала притворяться. Улыбнулась.

– Вы просто очень устали, вот и все.

– Неделя выдалась тяжелая.

Дэн Росински потемнел лицом, но в следующий миг его особая кривоватая улыбка прогнала тень.

– А еще я ужасно голоден. Поблизости должна быть какая-никакая кафешка. Давайте вместе поищем.

Тут бы Стелле и сочинить уважительную причину, исчезнуть, но она упустила шанс. Оглянуться не успела, а уже стоит на лестнице, у балюстрады, поджидает Дэна, который пристроился в очередь за чаем и сандвичами. От ее внимания не укрылось, что обе буфетчицы, опрятные и чопорные, наперебой стремятся обслужить Дэна, краснеют по-девичьи, ставя на поднос посуду, беря деньги, отсчитывая сдачу. Это из-за акцента, догадалась Стелла. А может, из-за улыбки. Тут важно самой не покраснеть. Стелла взяла себя в руки – приближался Дэн Росински с угощением.

Свободных столиков не было, и они примостились прямо на ступенях, под массивной колонной – совсем как в то утро, возле Буш-хауса.

– В один прекрасный день я угощу вас ужином в настоящем ресторане. Мы будем сидеть как положено – за столом, на стульях, – с улыбкой пообещал Дэн, берясь за сандвич. В следующую секунду выражение его лица кардинально переменилось. – Боже! Мне не следовало так говорить. Я, наверное, все еще сплю. Совсем забыл – вы замужем. Ваш муж на фронте?

– Да, в Северной Африке. Но в боях не участвует. Мой муж – армейский капеллан.

Стелла не извинялась и не оправдывалась – констатировала факт. С облегчением вывела из тени призрак Чарлза. Хорошо, что Дэн сам его помянул, избавил Стеллу от ощущения, будто она играет чужую роль или интригует. Стелла сделала глоток чаю.

– Значит, вы – жена священника. Мне следовало догадаться по вашему адресу. Давно вы замужем?

– С августа прошлого года.

Дэн чуть поднял брови.

– А когда ваш муж ушел на войну?

– В октябре.

Видно было, что Дэн Росински переваривает информацию. В глазах возник вопрос. Дэн даже рот открыл, чтобы озвучить его, да спохватился.

– Бедняга, – сказал он с улыбкой. – Покидать дом и само-то по себе неприятно, а уж если оставляешь молодую жену…

«Никто ему повестку не посылал. Он сам решил меня оставить».

Но эту фразу Стелла вслух не произнесла, только отхлебнула еще чаю.

Потом они гуляли по набережной. Солнце светило по-прежнему ярко, однако ветер успел нагнать пухлых, как вата, облаков, и тени от них окатывали Стеллу и Дэна с периодичностью морского прилива. Серебристые заградительные аэростаты парили над городом. Отсюда, снизу, небо казалось мирным.

Они вышли из галереи, не сговариваясь, куда направятся. Пересекли площадь, занятые беседой. Говорил в основном Дэн. Стелла задавала вопросы, слушала с искренним интересом. Дэн рассказывал об отце и о брате, Алеке. О матери, умершей очень давно. До сих пор при слове «мама» Дэн представлял себе черно-белую карточку в серебряной рамке, теперь под внимательным взглядом Стеллы мать будто ожила.

– Мамины родители осели в Чикаго в девяностых, а папа приехал только в четырнадцатом. Он учился на инженера в Варшаве, пока жареным не запахло. Не хотел воевать под немецким флагом, считал войну безумием. Решил, что будущее за Америкой, особенно если у тебя диплом инженера. В Чикаго была крупная польская диаспора, поэтому папа направился именно туда. С мамой он познакомился на танцах.

Стелла смотрела мимо него, глаза сияли.

– Это была любовь с первого взгляда?

– Да. Правда, мамины родные не сразу приняли папу. Они были католики, а он – еврей. Ему пришлось много работать, доказывать, что он достойная партия.

Дэн не мог без улыбки вспоминать, посредством каких ухищрений Джозеф Росински доказывал собственную пригодность в качестве жениха.

– Простите. Сначала я отключился на концерте, теперь вот мучаю вас разглагольствованиями о себе…

– Не о себе, а о семье, – поправила Стелла. – И ничуть вы меня не мучаете, мне очень интересно.

От солнечных бликов ее волосы приобрели оттенок лакированного красного дерева. Дэн жалел, что фотоаппарат остался в обшарпанном офицерском клубе на Пиккадилли. Надо было с собой прихватить.

– Расскажите о своих родных, Стелла.

Не сговариваясь, они остановились, опершись на перила моста. Темза была цвета хаки, будто тоже надела военную форму и направлялась на задание. По контрасту с руками Дэна руки Стеллы казались бледными и неестественно хрупкими. Он вдруг остро почувствовал, насколько успел отвыкнуть от женского общества.

– Я своих родителей никогда не видела. Наверное, поэтому люблю слушать про чужих. Я росла в приюте, вместо семьи у меня только Нэнси. И, пожалуй, мисс Бёрч, наша директриса. Не то чтобы она с нами очень нянчилась, но теперь я понимаю – таких заботливых наставниц еще поискать.

И снова ветер выхватил медно-каштановый завиток, бросил Стелле на щеку.

– Мисс Бёрч вела меня к алтарю.

– А как к вам относятся родственники мужа? Те, что подарили часы?

– Хорошо относятся. Так, как надо относиться к невестке. – Стелла заправила локон за ухо, пожала плечами. – Вообще-то они рассчитывали на лучшую партию для Чарлза, но разочарования не выказывают.

Дэн нахмурился.

– Как вы познакомились с будущим мужем?

– Школа всегда подыскивает работу для выпускниц. Когда началась война, экономка викария уволилась, место освободилось. Вот меня и порекомендовали.

– То есть сначала вы работали экономкой? Вы же были совсем ребенком!

– Мне сравнялось семнадцать. Я понятия не имела, как вести дом, однако в то время хватало других дел – дежурства на эвакопунктах, сбор вещей для беженцев из Бельгии и Голландии. Наверное, глядя, как я справляюсь, Чарлз решил, что из меня получится хорошая жена священника.

Мрачноватое ухаживание, думал Дэн. Когда девушка вроде Стеллы – прелестная, нежная, хрупкая, милая, вдобавок совсем юная – вдруг решает, что лучший для нее удел – статус жены приходского священника, что-то здесь не так.

– Ловкий парень ваш муж, – уронил Дэн.

– Разве? По-моему, насчет меня он ошибся. Иначе он сейчас не был бы в Африке.

Ох, этот будничный тон, сколько в нем безнадежности!.. Дэн подался к Стелле, повинуясь порыву, накрыл ладонью ее предплечье.

– В этом Гитлер виноват, а не вы.

Она застыла, окаменела. Отвернулась, стараясь избегать его взгляда.

Сам испугавшись, Дэн отнял руку.

Обнаженная кожа покрылась зябкими пупырышками, Стелла принялась растирать предплечья.

– Зря я вышла без пальто. На улице прохладно.

Дэн не мог дать ей свой китель, это было строжайше запрещено. Сам он плевал на запреты, но что, если появится (откуда ни возьмись, как ей свойственно) военная полиция, начнет разбирательства, станет оскорблять Стеллу?

– Не будем останавливаться. Ходьба вас согреет, – сказал Дэн. (Надо же, чуть не спугнул ее!) – Отсюда недалеко до собора Святого Павла. Если не возражаете, можем зайти, полюбоваться. По-моему, это лучшее, что создал Кристофер Рен.

Стелла ничего плохого не делала и делать не собиралась. В конце концов, ее пригласили в церковь.

За массивными дверьми их с Дэном Росински ждала атмосфера благоговейного трепета. Атмосфера святости. Это не в бар пойти и не в ночной клуб, где пульсирующая музыка пробуждает самые низменные инстинкты, где дурманит и горячит духота.

В соборе оказалось холоднее, чем на улице. По голым рукам снова забегали мурашки. Медленно, очень медленно шла Стелла по черно-белым плиткам, шаги эхом отзывались в завороженной тиши. Едва переступив порог, Стелла и лейтенант Росински инстинктивно разделились. Росински отстал, засмотрелся на купол. Это напряженное внимание помнилось Стелле по их первой встрече. Она направилась к алтарю, движимая странной потребностью объясниться перед Богом. Чарлз утверждает, что Бог – отец всего сущего, знающий и любящий всякую тварь, однако Стелла, как ни старалась, не могла не думать о Боге как о приятеле Чарлза – вроде преподобного Стоукса или Питера Андервуда. О приятеле, который терпит ее, Стеллу, исключительно из уважения к Чарлзу. Словно гостья на вечеринке, она чувствовала: нужно официально поблагодарить устроителя.

В полумраке боковой часовни мерцали свечи. Стелла тоже зажгла свечу.

«Господи, убереги Чарлза, где бы он ни был, дай ему знать, что я люблю его…»

Молясь привычными словами, Стелла почти воочию видела: Бог смотрит на нее с легким презрением. Конечно, она ведь с самого начала была третьей лишней в союзе Чарлза с Богом, Бог и без ее напоминаний знает, что о Чарлзе надо заботиться. Ну не смешно ли с ее стороны просить Бога передать Чарлзу, что она его любит? Со свадьбы еще и года не минуло. Как молодая жена, Стелла и сама могла бы внушить эту мысль мужу. Вообще-то признанием в любви она заканчивала каждое письмо, а вот Чарлз о любви не упоминал, разве что в каком-то общем смысле, и отвечал будто не лично Стелле, а всему приходу. Ей казалось, она стоит на горной вершине и выкрикивает признания в ледяную гулкую пустоту.

Дэн Росински принял небрежную позу – прислонился к колонне и сложил на груди руки. Чарлза бы это покоробило, вскользь подумала Стелла. Бог, конечно, отец всего сущего – но отец строгий, из тех, кого дети величают «сэр». Такой фамильярностью Его и прогневить недолго. Странно, думала Стелла, наблюдая за Дэном из проема, ведшего в часовню, почему так бьется сердце? Дэн Росински – всего-навсего американский солдат, их здесь тысячи, они заполонили улицы Лондона и других городов, без конца мелькают в кинохронике. И тем не менее Дэн Росински – больше не чужой Стелле. Его отец – выходец из Польши. Его мама умерла. У него есть брат по имени Алек, он сейчас проходит подготовку в зенитно-ракетной части в Мериленде. Дэн обожает отца – это сразу чувствуется по особым интонациям в голосе. И Дэн не просто американский солдат. Он теперь друг Стеллы.

Дэн Росински выпрямился, шагнул к Стелле.

– Вам здесь нравится?

Она кивнула:

– Очень красиво.

– А теперь представьте, какое впечатление производил собор на прихожан, когда только открылся. Вообразите, каково было воскресным утром выйти из мрачного тесного дома, с низким потолком, с крошечными окнами, и ступить в этот храм…

Стелла представила без труда. Дэн Росински сумел объяснить так, что она сразу все поняла. Не стадная боязнь гнева Господня влекла сюда людей, а дивная красота, совершенство форм. Дух благодати. Вера, что каждый будет вознагражден за убогую повседневность, в коей тянет лямку – слишком короткую, чтобы назвать ее жизнью, слишком длинную, чтобы не мечтать о конце.

– Откуда вам все это известно? Я родилась и выросла в Лондоне, а не знаю и половины того, что знаете вы.

– Я учился в архитектурном университете. Был на последнем курсе, когда грянул Перл-Харбор. Моя жизнь разом изменилась. Раньше я штудировал немецкую архитектуру – теперь я ее уничтожаю.

Взгляд Дэна затуманился, стал блуждать под величественными сводами.

– Иначе люфтваффе уже сровняла бы собор Святого Павла с землей, – возразила Стелла. – На алтаре, чего доброго, красовалась бы сейчас фотография Гитлера.

– Не исключено.

Дэн улыбнулся. Чистый, без примесей, солнечный свет подчеркнул резкость носогубных складок, углубленных усталостью, и темные круги под глазами.

– Пойдемте, я вам кое-что покажу.

Он повел Стеллу обратно, к дверям. Она молча следовала за ним по витой каменной лестнице – такие рисуют в книжках про принцесс. Пришлось отступить, пропуская встречных. Наконец они достигли цели. Подъем был нелегок, но у Стеллы дух перехватило не столько от крутизны ступеней, сколько от великолепия, открывшегося ей. Они с Дэном оказались в узкой галерее, которая шла по всей окружности купола. Небеса сияли над ними синевой и золотом; словно намечая складки на роскошном балдахине, их располосовывал нереальный свет.

– Никогда ничего прекраснее не видела!

Грудь сдавило, целую секунду Стелла была уверена, что сейчас разрыдается. Сначала – музыка, теперь – собор. Она будто шла по темному коридору, мимо запертых дверей и вдруг обнаружила, что за ними скрыт рай.

– Мы находимся в Галерее шепота.

– Почему она так называется?

– Присядьте вот здесь, и сами поймете, – ласково предложил Дэн. – По моей команде закройте глаза и прижмитесь щекой к стене, договорились?

По всей галерее тянулся каменный выступ, до блеска отшлифованный за многие годы. Стелла уселась на него и стала смотреть, как Дэн удаляется легкой, неспешной походкой. Стелле хотелось смеяться – как в детстве, без причины. Давненько не возникало у нее такого желания. Пришлось плотно сжать губы, иначе смех прорвался бы, рассыпался под каменными сводами.

Дэн остановился как раз напротив Стеллы с другой стороны и махнул ей – дескать, закрывайте глаза. Едва веки сомкнулись, детская веселость сменилась ощущением сродни тому, что испытываешь у гадалки. Холодок пробежал по спине. Стелла вжалась щекой в стену, вся обратилась в слух. Снизу поднималось нечеткое эхо чужих шагов и голосов, и вдруг шепот Дэна Росински щекотнул Стелле ухо, вызвал дрожь:

– Вы поужинаете со мной завтра?

Стелла дернулась, распахнула глаза, уверенная, что Дэн рядом. Однако Дэн по-прежнему был в отдалении, там, откуда махал ей. Стоял, по обыкновению, небрежно прислонившись к стене. Стелла заморгала, и тут-то смех прорвался, и прежде чем сомнения, реальность и обязанности успели задушить секундный чистый восторг, Стелла снова прижалась щекой к стене и шепнула тихо, как выдохнула:

– Да.