Текст книги "Между Сциллой и Харибдой"

– Кристи?! Ты что здесь делаешь?

– Алан, я глупая курица, я всегда поступаю не так, как надо. Я больше не могу…

– Да что с тобой? Заходи же скорее! – вспомнил о правилах приличия не на шутку встревожившийся хозяин дома. – Что случилось?

Едва он посторонился, как девушка испуганным зайцем метнулась в прихожую и уставилась на него глазами, полными мольбы.

– Я не могу больше оставаться одна в этом доме! Я просто чувствую, как схожу с ума! Можно, я эту ночь проведу у тебя? Я не буду мешать, честное скаутское слово!

От такого потока слов Алан совсем растерялся. Он смотрел на подругу, одетую только в короткий халатик, из-под которого выглядывала прозрачная ночная рубашка, и не знал, как себя вести в столь щекотливой ситуации. Что ее нельзя в таком состоянии отпускать домой, было ясно, но что означал ее визит? Был ли это жест отчаяния, или она шла именно к нему, а если к нему, то в качестве кого?

Все эти мысли ураганом пронеслись в его мозгу, оставив в душе полный хаос. Понятно было одно: его любимой девушке плохо, и он просто обязан ей помочь. Но после того, как она практически выгнала его из своего дома, что следует сделать, чтобы не ухудшить и без того натянутые отношения?

А в это время Кристина отчаянно вглядывалась в растерянное лицо мужчины, пытаясь в свою очередь понять, что кроется за его молчанием. И вдруг ее пронзила простая и ужасная мысль о том, что, возможно, он в доме не один. Последние два месяца они почти не видели друг друга, и мало ли что могло произойти за это время? Может, его в спальне ждет какая-нибудь скучающая красотка, коих в их заштатном городишке пруд пруди? А она вот так, без предварительного звонка вваливается со своими проблемами, ставя парня в дурацкое положение.

Молчание затягивалось, и, не выдержав пытки сомнением, Кристина, прошептав: «Извини!», скользнула к двери, мечтая как можно быстрее исчезнуть с глаз долой, но Алан успел поймать ее за предплечье и сжать руку так, что она чуть не вскрикнула от боли.

– Подожди, не сердись. Просто все так… неожиданно… Я немного растерян. Давай перейдем в гостиную и спокойно поговорим. Думаю, что нам неплохо было бы немножко выпить.

– Я не пью после известных тебе событий. Хватит с меня одной оплеухи, – потихонечку успокаиваясь, сердито буркнула Кристина, только сейчас сообразившая, что выбрала для визита к мужчине далеко не лучший туалет. – Честно говоря, у меня и без выпивки голова кругом идет.

– Но я же не собираюсь потчевать тебя потом снотворными. Так что давай выпьем по чуть-чуть коньяка. Говорят, что он сосуды в голове расширяет. Может, я хоть тогда соображать начну.

Так, болтая ни о чем, они перешли в небольшую, но уютную гостиную, обставленную в соответствии со вкусом Кристины, принимавшей активное участие в благоустройстве холостяцкой «берлоги», и кредитоспособностью Алана.

Войдя в комнату, молодая женщина привычным взглядом окинула четыре стенных шкафа, набитые книгами, и уютную «тройку» – мягкий диван с двумя креслами напротив, между которыми пристроился журнальный столик. Кроме обилия книг, эту гостиную отличало наличие огромной плазменной панели и камина, на полке которого стояли фотографии в рамочках, большой коралл и на специальной подставочке – самая настоящая «трубка мира», оставшаяся Алану на память о его индейских предках.

Гостеприимный хозяин широким жестом указал нежданной гостье на диван, но Кристина привычно забралась с ногами в кресло, стоявшее рядом с огромной кадкой, в которой радовался жизни почти двухметровый бамбук.

Пока она устраивалась поудобнее, Алан быстро натянул брошенную на спинку стула футболку и, не слушая возражений Кристины, все-таки достал бутылку французского коньяка «Bisquit» и два фужера, в которые плеснул немного влаги цвета темного янтаря.

Протянув один из них девушке, он взял свой в ладони, согревая благородный напиток, и только после этого подчеркнуто спокойно поинтересовался:

– Ну и что все-таки произошло?

– Не знаю, – пожала она плечами, автоматически глотая обжигающий рот напиток, который терпеть не могла. – Просто я после твоего ухода поняла, что начинаю сходить с ума от всяких нехороших мыслей и одиночества. Ты был прав! Мне нужен хоть кто-нибудь, с кем можно поговорить. Я сейчас рада любому собеседнику, будь он хоть Ли Харви Освальд, хоть Дракула.

– Ну спасибо! – усмехнулся Алан, несколько шокированный ее словами. – И на кого из них я похож?

– Извини, – смутилась она. – Я глупость сказала. Совсем плоха… Мне уже начинает мерещиться всякая мистика. Сегодня ночью, лежа в кровати, я посмотрела на окно, и мне показалось, что кто-то стоит за занавеской. Я так заорала, что чуть челюсть не вывихнула.

– Ничего себе, мистика! Интересно, а почему я не слышал никаких криков?

– Так у меня с перепугу голос пропал, понимаешь? Я молча орала на весь город… Я останусь у тебя сегодня, ладно? А в свою спальню еще неделю не войду, хоть режь!

– Да я тебя никуда и не гоню. Я так понимаю, что мы помирились? Ты на меня больше не сердишься?

– Нет, конечно! Разве я могу на тебя злиться? Но ты не ответил на мою просьбу.

– Разве? А мне кажется, что я давным-давно на нее ответил, выдав тебе и Майклу ключи от моего дома. Ты можешь здесь оставаться, сколько пожелаешь. Мой дом – это твой дом. Зачем какие-то разрешения?

Кристина только виновато пожала плечами, словно говоря «Извини, не хотела тебя обидеть». Она бы еще долго сидела вот так, свернувшись в просторном кресле, если бы Алан, пробормотав «Утро вечера мудренее», не полез в шкаф за комплектом белья.

– Я постелю тебе в спальне, а сам переночую здесь, на диване, – смущенно пробормотал он.

– Ни за что! – возмутились незваная гостья, которую и так мучила совесть за беспардонное ночное вторжение. – Я лягу здесь на диване – и точка! А ты иди досматривать свои сны в спальню. Мне здесь будет очень комфортно.

Алан хотел было возразить, что сильно сомневается в том, что на узком диване ей будет лучше, чем на двуспальной постели, но потом решил не начинать очередное препирательство, подумав, что, скорее всего, подруга таким образом хочет обезопасить себя от его возможных домогательств. Что ж, она имеет право этого опасаться, хотя, с другой стороны, он никогда не давал никаких поводов усомниться в своей порядочности.

Пожав плечами, он начал застилать ей диван, и это почему-то произвело на них обоих странное действие, заставив закипеть кровь. В том, что мужчина стелил для нее постель, было столько скрытого эротизма, ощущения предчувствия близости, что сердце Кристины невольно забилось быстрее, и она поспешила опустить глаза, чтобы ее верный рыцарь не заметил в них призывного блеска. Это было какое-то удивительное, забытое ощущение, которое одновременно возбуждало и пугало.

Похоже, что примерно те же чувства обуревали Алана, который и так делал героические усилия, чтобы не смотреть на выглядывающий из-под халата край кружевной ночной рубашки и стройные ножки с узкими щиколотками. Во всяком случае, аккуратно постелив ей на диване, он опустил свои густые длинные ресницы и, пробормотав «Спокойной ночи!», быстро ретировался в направлении спальни.

Кристина дождалась, пока за ним закрылась дверь, и, соскользнув с кресла, забралась в постель, предварительно погасив в комнате свет.

Удивительно, но, чуть не задремав в присутствии Алана, она совершенно проснулась, как только ее голова коснулась подушки. Сначала девушка просто лежала, лениво разглядывая все, что находилось в зоне ее видимости, потом начала считать кроликов и, наконец, стала сама себе мурлыкать колыбельную песню.

Так прошло почти два часа. Все трещины на потолке, изгибы люстры и противоположная стена, вдоль которой выстроились шкафы с книгами, были внимательнейшим образом изучены, пересчитана целая кролиководческая ферма и трижды спета единственная известная Кристине колыбельная «Спи, моя радость, усни!», причем последний раз она попыталась ее переложить на мотив модной в 60-е годы песни «Когда святые маршируют».

Спать не хотелось категорически, особенно после безуспешной борьбы с Моцартом.

Наконец, устав от дуэли с бессонницей, Кристина уселась на импровизированной постели, подперла рукой голову и затосковала. В доме царила гробовая тишина.

Ну вот, подзуживал ее гаденький внутренний голос, я тут мучаюсь бессонницей, а Алан за стеной дрыхнет как сурок. Неужели его совершенно не трогает, что в доме находится посторонний? Вернее, посторонняя? Вернее, старая приятельница, которая, кстати, очень в нем нуждается! Ну сурок да и только! Ну ничего, дорогой, на каждого сурка есть свой День сурка!

Вдохновившись таким образом на неправое дело, она спустила босые ноги на маленький коврик и, не надевая тапочек, зашлепала по паркету в направлении хозяйской спальни.

Ощупью пробираясь по чужому дому, Кристина достигла заветной двери и, взявшись за ручку, замешкалась.

Все в ней – и характер, и воспитание – истошно протестовало против этого поступка, и она стояла в нерешительности, не зная, что делать: плюнуть на миссис Картрайт и войти или не искушать судьбу и попробовать еще раз пересчитать кроликов?

При воспоминании о непреклонной соседке, у Кристины заныло под ложечкой, а рука, которой она секунду назад держалась за дверную ручку, сама собой спряталась за спину. М-да, не получится из нее гетеры, хотя прогресс, безусловно, на лицо. Если бы еще несколько месяцев назад ей кто-нибудь сказал, что она окажется ночью в доме чужого мужчины и станет ломиться в его спальню, она бы долго смеялась над подобной фантастикой.

Если бы ее муж узнал о таком… Впрочем, он уже на небесах, а оттуда все видно, так что бедный Майки, наверно, уже рвет и мечет от злости… Хотя… тут возможны варианты, потому что Майкл очень ценил людей, способных на поступок. Ей даже послышался его голос, прошептавший: «Ну же, Принцесса!», и тогда, тихо нажав на ручку, Кристина беззвучно открыла дверь.

Лунный свет, падающий из окна, прочертил дорожку к постели, но, словно уважая сон ее хозяина, не лег на лицо, а замер на одеяле.

Алан спал, лежа на животе, обняв подушку и повернув голову к окну. Во сне черты его лица смягчились, красиво очерченные губы чуть приоткрылись, обнажая белую полоску зубов, длинные ресницы бросали слабые тени на щеки, скульптурную рельефность которых подчеркивали чуть выступающие скулы. Даже ямочка на подбородке, символизирующая мужественность ее обладателя, сейчас выглядела так по-детски, что Кристине захотелось прижаться к ней губами. Впрочем, она тут же отогнала это дьявольское искушение, хотя и продолжала стоять на месте, словно не могла оторвать взгляд от спящего мужчины. В доме было довольно жарко, и одеяло закрывало его только до талии, оставив открытым хорошо развитый торс. Кристина, любуясь спящим, отметила, что, в отличие от многих других мужчин, он выглядел в таком виде более физически развитым, чем в одежде.

Внезапно Кристина почувствовала, что у нее прошло всякое желание будить этого парня, который и так сделал для нее больше, чем кто-либо на свете, включая Майкла. Эта кощунственная мысль потрясла ее до глубины души. Но ведь Алан действительно часто помогал ей в тех случаях, когда муж занимался своим «адреналином», как он называл поиск приключений на свою голову.

Для Майкла она была любимой Принцессой эльфов, которую надо баловать, как маленькие девочки балуют любимых кукол, наряжая их в фантастически красивые туалеты, катая в колясочке… и убирая в ящик для игрушек, когда появляются более интересные дела.

А Алан просто помогал принести из машины тяжелые пакеты, утешал, когда она сожгла чудесный яблочный пай, который готовила для городского конкурса «Королева выпечки», и заступался за нее перед Майклом, когда тот пытался втравить ее в свои авантюры.

Она бы еще долго предавалась воспоминаниям, если бы Алан не пробормотал что-то во сне, сдвинув брови. С чутьем, присущим людям, привыкшим смотреть в глаза опасности, он сквозь дрему почувствовал присутствие в комнате постороннего.

И тогда, решившись, Кристина поправила спадающую на глаза белокурую прядь волос и, чуть склонившись, положила на его обнаженное плечо горячую ладонь.

Его глаза мгновенно открылись, словно он ждал ее прикосновения. В комнате было все так же тихо, хотя молодой женщине казалось, что было слышно, как грохочет ее сердце.

Не убирая руки, она смотрела ему с глаза, и он тоже молча глядел, казалось, ей в самую душу. Наконец Алан медленно повернулся набок, взял ее ладонь, поднес к губам и начал нежно целовать ее тонкие пальцы.

Это был тот момент, о котором он мечтал уже много лет, как о чем-то несбыточном. Вот она – любимейшая из женщин, стоит перед ним в полупрозрачной рубашке, под которой прорисовываются груди с выступающими сосками. Ее глаза выразительнее любых слов говорят о том, что она хочет с ним близости. Потяни ее за руку, повали на постель – и ты получишь то, что требует твоя мужская сущность.

Он чуть сильнее сжал ее ладонь, и она подалась легко, словно только и ждала этого сигнала.

Но внезапно, среди окутывающего мозг морока желания, он услышал холодный голос рассудка, и почти отбросил ее руку, словно символ искушения.

– Кристи, что ты здесь делаешь? Уходи к себе, пожалуйста!

Не отводя глаз, она отрицательно помотала в ответ головой.

– Кристи, девочка, – проговорил он хрипло, изо всех сил стараясь, чтобы его голос звучал бесстрастно. – Ты завтра не простишь меня за эту слабость.

– Пусть, – прошептала она, протягивая к нему руки-лианы, – это будет завтра, а сегодня я не могу быть одна. Если ты меня прогонишь, я умру. Правда-правда!

– Но Майкл, – почти простонал он, хватаясь за последний аргумент и чувствуя, как сводит желанием мышцы. – Мы не можем…

– Майки нас простит. Он сам меня к тебе послал. Я слышала его голос… – еще тише проговорила она, присаживаясь боком к нему на постель и склоняясь к желанным губам.

Из последних сил он попытался отклониться, и тогда она медленно поцеловала его в шею, в то место, где сонная артерия подходит к подбородку.

Такое искушение оказалось слишком сильным для Алана, который, невзирая на свой стоицизм, был все-таки нормальным мужчиной со всеми присущими представителю сильного пола инстинктами.

Обняв Кристину, он перевернулся на спину, и девушка оказалась лежащей на нем. Ее жадный рот все-таки нашел его губы, которые на этот раз ответили со всем жаром долго подавляемого желания. Их поцелуй длился вечность.

Кристина чувствовала, как просыпается его тело, и это ощущение придало ей смелости, о которой она не могла даже помыслить. Оторвавшись от его губ, она скатилась с него на постель и откинула одеяло.

Дева Мария! Народная примета, утверждающая, что по длине пальцев у мужчин можно судить о размерах члена, действительно не обманывает!

Она наклонилась и начала медленно целовать его грудь, опускаясь все ниже, но Алан вдруг остановил ее, прошептав:

– Милая, позволь мне, хорошо?

Она не возражала и послушно отдалась его мягким рукам, позволяя стянуть с себя ночную рубашку, открывшую красивое нерожавшее тело с высокими грудями, устремившими свои соски к жадному мужскому рту.

Но вместо того, чтобы приникнуть к этим холмам страсти, Алан передвинулся к ее ногам, начав целовать пальцы. Это было так возбуждающе, что тело Кристины выгнулось дугой, и, застонав, она стиснула кулаки, зажав в них скомканную простыню.

А Алан медленно поднимался все выше, заставляя сокращаться под его поцелуями все ее тело.

Она уже не могла сдерживаться и громко стонала от желания, призывая его войти в нее.

И он послушался ее зова. Она почти взвыла, выгнувшись дугой, когда он резко проник в нее.

А потом они поднялись на вершину блаженства в теплое марево, когда от желания хочется разорвать тело своего партнера.

Их влажные тела танцевали танец страсти, а разум опускался все глубже и глубже в дебри животных инстинктов, пока не оставил наконец на смятой постели первобытного самца, яростно берущего самку.

Наконец Алан забился в конвульсиях и, застонав, упал на Кристину, почти теряя сознание.

Так они лежали, приходя в себя и восстанавливая дыхание. Это было восхитительно! Даже с Майклом Кристина не испытывала ничего подобного… или, может, уже забыла об этом? Они идеально подошли друг другу, и молодая женщина, всю жизнь имитировавшая оргазм с мужем, который этого даже не замечал, впервые действительно ощутила это состояние.

На нее накатило такое чувство благодарности к Алану, что она перекатилась на живот и потерлась щекой о его мокрое от пота плечо.

– Милая, что ты делаешь? – слабо запротестовал он. – Подожди, я хотя бы вытрусь.

– Ничего не надо, – проворковала она, снимая губами соленую капельку с его виска. – Это такой кайф – лежать рядом с тобой, что я не позволю прерывать его такими пустяковыми вещами. Мне бы тоже неплохо сбегать в ванную, но я никуда не пойду.

– Эй, – встревожился этот образец благоразумия, – а ты не рискуешь?

– Ерунда! – отмахнулась она, пристраиваясь у него на груди. – Мы с Майклом столько всего делали, чтобы заиметь детей, и за десять лет ничего не добились. Видимо, со мной что-то не в порядке…

– Это врачи сказали?

– Да нет, – пожала она плечами. – Это мы сами решили. У Майкла в роду не было бесплодных женщин, так что там все в порядке, а у меня тетка никак не может забеременеть. Так что я, как видишь, дама с изъяном.

– Не говори чушь, – прижал Алан к себе хрупкое маленькое тело своей подруги. – Ты самая лучшая на свете женщина, поверь мне на слово!

– Так уж и самая лучшая! Откуда ты знаешь? Ты же просто шарахаешься от женщин!

– Так это было не всегда, а только когда встретил тебя. А до того все было совсем по-другому…

Кристина почувствовала в сердце легкий укол ревности.

– Да? И сколько женщин у тебя было?

– Милая, уж не ревнуешь ли ты меня?

– Вот еще! Но ты не ответил на мой вопрос!

– Просто мне трудно на него ответить. Я же не вел картотеку.

– Что, так много?!

– Кристи, перестань! Это было давно!

Но она так не считала. Повернувшись к Алану спиной, Кристина обиженно запыхтела носом.

Это было так по-детски, что не могло не вызвать веселья у мужчины. Услышав сзади смех, Кристина резко повернулась и попыталась стукнуть насмешника, но тот перехватил ее руку, как когда-то на горе сделал Джерри, и подмял ее под себя.

– Ах так, воинственная амазонка, придется мне побыть немного Александром Македонским и покорить тебя, как некогда тот покорил этих красоток.

С этими словами он склонился над ее сияющим белизной телом, и ее груди наконец дождались причитающихся им знаков любви.

Кристина проснулась, когда солнце уже давно заливало спальню ярким светом. Если верить часам, висевшим в другом конце комнаты, была уже почти половина одиннадцатого. Девушка сладко потянулась – и вдруг вспомнила прошедшую ночь и всю ее предысторию. Какой ужас! Она зарылась лицом в подушку, как будто это что-то могло изменить. Она же ничего этого не хотела! Как она теперь посмотрит в глаза людям! Что скажет миссис Картрайт?!

Боже всемогущий! Она же вчера прибежала сюда в черт-знает-каком виде! Ей нечего даже надеть, чтобы вернуться к себе домой! Не будет же она на глазах у изумленной публики бродить по городу в прозрачной ночной рубашке! Какой позор!!!

В коридоре послышались мужские шаги, и совершенно деморализованная Кристина натянула на голову одеяло, словно импровизированную шапку-невидимку. Она слышала, как открылась дверь, и Алан остановился около их ночного ложа любви.

– Кристи, – вкрадчиво проговорил он голосом санитара, работающего в палате для буйнопомешанных, – я принес тебе завтрак. Может, ты на пару минут выглянешь из своего убежища, чтобы подкрепиться? А потом можешь играть в прятки, сколько душе заблагорассудится.

Тишина в ответ.

– Эй, ты там не задохнулась?… Принцесса, ну пожалуйста, яви свой светлый лик миру!

Он тихонечко потянул за край одеяла, но она вцепилась в него мертвой хваткой.

– Ладно, давай так поговорим, если тебе хочется… Дорогая, я все прекрасно понимаю. Можешь не волноваться. Этой ночи не было, и ты никогда не переступала порога этого дома. Никогда, ни при каких обстоятельствах я не напомню тебе о ней, если ты сама этого не захочешь. Теперь ты вылезешь оттуда, или я что-то неправильно понял?

– Да, – раздался сдавленный голос.

– Ну вот и хорошо. Будем считать, что твое «да» относится к первой половине вопроса. Если не хочешь кофе в постель, то я подожду тебя на кухне. Думаю, у нас есть о чем поговорить.

Одеяло зашевелилось, и из-под него показался кончик носа Кристины и один глаз, глядящий испуганно-виновато на хозяина ее убежища.

– Мне даже нечего надеть, – грустно сообщил кончик носа.

– Ах, ты об этом! Тогда все в порядке. Пока ты спала, я сходил к тебе домой и принес джинсы, майку, белье (пардон!) и босоножки. Так что ты сможешь пересечь улицу во вполне приличном виде. Кстати, чтобы ты не волновалась: я предпринял этот вояж ранним утром, так что меня никто не видел. Можешь без страха смотреть в глаза своей любимой миссис Картрайт, чтоб ей пусто было! А теперь я пошел на кухню и жду тебя там. Если ты все же соблаговолишь вылезти из своей засады и посмотреть по сторонам, то твоя одежда на стуле.

Не успела за Аланом закрыться дверь, как Кристи была уже на ногах. Ее одежда – счастье-то какое! И как это Алану все время удается предугадать ее желания – просто мистика! Так, что он там выбрал из ее гардероба?

Угу, самые лучшие выбеленные джинсы, бирюзовая маечка с сумасшедшим декольте и весьма эротичный комплект белья, который подарил ей Майкл, но она так и не успела ни разу надеть его. На полу красовались ее выходные белые босоножки на высоком каблуке. Понятно, этот змей-искуситель специально выбрал из всего ее гардероба самые «антитраурные» вещи, чтобы вогнать ее в краску и довести до инфаркта пуритански настроенных соседей.

А ведь придется вырядиться в этот вызывающий костюм! Не в ночной же сорочке мчаться домой!

Оттягивая момент встречи с Аланом, она потихоньку умылась, оделась и закончила туалет расчесыванием «эльфийских» волос цвета спелой соломы, крупными кольцами рассыпавшихся по плечам. Заколку бессовестный интриган, конечно, прихватить позабыл, так что ей пришлось вместо того, чтобы убрать волосы в скромный хвостик, приличествующий женщине в трауре, позволить им свободно ниспадать на спину.

Алан ждал ее на кухне с тостами, джемом, вареными яйцами и неизменным зеленым чаем. Очень умиротворяющая картинка для женского сердца.

Увидев Кристину, он просто засиял от радости.

– Ну вот, наконец-то ты похожа на нормальную женщину, а не на плакальщицу на похоронах!

– Послушай, друг ты мой единственный, – начала Кристина заготовленную в процессе умывания речь, стараясь не поддаваться на его комплименты. – Я очень благодарна тебе за все то, что ты для меня сделал… Если честно, ты меня, можно сказать, из руин поднял (поверить не могу, что еще вчера была полутрупом!), но ты правильно заметил: сегодняшняя ночь – это мое временное помешательство, про которое лучше забыть. И я клянусь, что больше этого не повторится.

– Но ведь нам было хорошо! Ты сама об этом говорила несколько раз!

– Хорошо, кто спорит! Но мне теперь будет гораздо труднее носить траур…

– Ну так не носи!

– Ты говоришь глупости, Ал! Я не хочу, чтобы все прохожие тыкали в меня пальцами и кидались тухлыми помидорами. Мне здесь еще жить и жить!

– И приговор апелляции не подлежит?

– Нет!

Поняв, что все его призрачные надежды пошли прахом, мужчина устало потер лоб рукой, но голос его оставался все таким же ровным и мягким:

– Послушай, у меня появилась одна мысль. Тебе явно надо хотя бы на время сменить обстановку, и я могу кое-что интересное предложить. Как ты знаешь, мой отец был наполовину итальянцем, и у меня там осталась родня. В частности, недалеко от Рима в небольшом портовом городке Чивитавекья живет моя тетя Кьяра, и она будет очень рада оказать тебе гостеприимство на столько времени, сколько тебе понадобится, чтобы прийти в себя. Я уже говорил с ней с утра по телефону. Она сказала, что сегодня же приготовит комнату, куда ты сможешь завтра въехать. Поживешь вдали от всех нас, успокоишься… Ты согласна?

– Нет, конечно! – Она чуть не поперхнулась тостом от такого предложения. – Неужели ты думаешь, что я потащусь в Италию, которую вряд ли смогу найти на карте, к совершенно незнакомой женщине… Да я даже итальянского языка не знаю!

– Тетя неплохо говорит по-английски, так что вы поймете друг друга. Главное условие: не пытайся сразу запомнить имена всех наших родственников и друзей, которых там пруд пруди, а то точно сойдешь с ума.

– Да не собираюсь я никуда ехать, ты что, не понял?

На следующий день, созерцая из иллюминатора «боинга» серые волны Атлантики, Кристина вновь и вновь задавалась вопросом, как ее угораздило согласиться на эту авантюру. Еще совсем недавно она и знать не знала ни про какую тетю Кьяру, Чивитавекью и вообще Италию, и вдруг, словно под гипнозом, сорвалась из родного дома и понеслась в неизвестность.

Разумеется, если бы Алан предоставил ей хоть минуту на раздумье, она бы наверняка нашла предлог, чтобы увильнуть от этого путешествия, но тот не давал ей ни секунды свободного времени.

Сразу после их разговора он забронировал ей билет до Рима, а потом заставил заняться генеральной уборкой в комнатах «родового поместья Хендриксенов», а сам отправился на кухню, откуда выволок на помойку несколько мешков всякого мусора, невзирая на отчаянное сопротивление Кристины, кричавшей, что сможет разобраться в своей помойке самостоятельно.

Потом они съездили на кладбище к Майклу. После минувшей ночи Кристине было до дрожи в коленках страшно «показываться на глаза» усопшему супругу, но Алан твердо сказал «надо», и она, выйдя из машины у знакомых ворот, побрела к могиле мужа, трясясь от страха. Ей казалось, что Майкл может восстать из мертвых и… Дальше ее фантазия не распространялась, но и этого было достаточно. Пару раз она оборачивалась, словно ища поддержки у соучастника «преступления», который шел позади на некотором расстоянии, чтобы не смущать подругу, и видела его ободряющую улыбку.

Вот и знакомая плита с выбитым именем и годами жизни. Миссис Картрайт долго приставала к Кристине, требуя непременно еще и эпитафию, но та уперлась, не желая делиться с кладбищенскими зеваками своими самыми сокровенными чувствами, и непримиримой матроне пришлось пойти на попятную.

Кристина неуверенно остановилась с поникшей головой, ожидая кары за ночное прегрешение, но вокруг все было так же светло и солнечно, и через некоторое время она почувствовала облегчение и даже благодарность Алану за его «самодурство».

Во всяком случае, она не будет теперь мучиться мыслью, что Майки ее осудит. Ее не поразила молния, небеса не разверзлись, мир не стал иным. Алан прав: жизнь продолжается!

Наблюдавший за девушкой издали мужчина увидел, как распрямились ее плечи, и порадовался своей настойчивости. Ведь это благодаря ему Кристина из потерявший вкус к жизни вдовы меньше чем за сутки превратилась… или почти превратилась в ту, кем была несколько месяцев назад – в прелестную молодую женщину, Принцессу эльфов, по меткому выражению Майкла. Ну что ж, покойся с миром, старина. Я присмотрю за тем, чтобы Кристина была счастлива!

А потом они вернулись в город и занялись покупкой подарков и сувениров для половины жителей Чивитавекьи, а поздно вечером – упаковкой ее багажа.

Самое ужасное, что вся эта суета происходила, можно сказать, на глазах у соседей, что привело миссис Картрайт в предынфарктное состояние.

Мало того, что молодая вдова с утра вышла из дома мужчины (!) в совершенно не подобающем ее положению одеянии (!!), что, в принципе, еще можно как-то объяснить тем, что у нее кончился чай или соль, и она на минутку зашла по старой памяти к соседу одолжить эту малость. Но ведь и потом целый день они были неразлучны (!!!), что уже нельзя никак объяснить отсутствием соли в доме. Непростительное легкомыслие для приличной вдовы!

А на следующий день с утра произошло вообще из ряда вон выходящее событие: этот подозрительный мистер Шевалье подогнал к дому миссис Хендриксен автомобиль, они закинули в машину целую кучу чемоданов, пакетов и пакетиков и умчались в неизвестном направлении. Ради всех святых, куда катится мир?!

Кристина хмыкнула, вспоминая возмущенное лицо старой ханжи. Ничего, в ближайшие пару месяцев она будет свободна от общения с этим бультерьером.

Кристина никогда не покидала границ Штатов, и перелет в Старый свет был для нее равносилен вояжу в космос, первому причастию, выпускному балу или свадьбе с Майклом. Даже поездка в Канзас-сити, откуда она отправилась навстречу приключениям, – и та уже была великим событием.

Дожидаясь, пока Алан припаркует машину, она смотрела на здание аэропорта «Джонсон», за которым взлетали и садились самолеты, с острым ощущением печали. Сюда много раз она отвозила Майкла, и здесь встречала его после «получения очередной дозы адреналина».

И вот теперь впервые провожают ее, и это показалось Кристине странным и знаковым – словно открывалась новая страница ее жизни, а вот какая – плохая или хорошая – покажет время.

В ожидании приглашения на посадку, они зашли в кафе и взяли по чашечке кофе. Кристине хотелось так много сказать своему спутнику о себе, о своих страхах и надеждах, но она не знала, с чего начать, и вместо этого все мешала и мешала ложечкой сахар в остывающем кофе.

Алан тоже молчал, глядя куда-то над головами сидевших за столиками людей, пока не объявили ее рейс.

Говорят, что уезжающим легче, чем провожающим. Первых ожидают новые впечатления и возможности, вторых – возвращение в опустевшее прошлое. Неправда это! Уезжающие оставляют позади все, что им дорого и привычно, отправляясь в неизвестность. Вот и Кристина, идя вслед за стюардессой на посадку, несколько раз оборачивалась, глядя на грустно улыбающегося Алана, и ее сердце щемило от тоски расставания.

Теперь, вцепившись в подлокотники кресла и живо представляя воздушную бездну под тонким слоем металла, она, трясясь от страха, то воображала, как разваливается самолет, то обдумывала сцену встречи с совершенно незнакомой женщиной – теткой Алана. А если она окажется такой же святошей, как миссис Картрайт? (сейчас, когда рядом не было ее кареглазого рыцаря и он не мог услышать ее самые сокровенные мысли, она была вынуждена признать, что, давая нелицеприятные характеристики вышеупомянутой даме, он был в чем-то прав). А если – даже подумать страшно! – ее никто не встретит в аэропорту и ей придется самой разыскивать итальянскую родственницу своего тайного возлюбленного?

Ей ужасно хотелось поделиться с кем-нибудь своими сомнениями, но соседями Кристины оказалась насмерть перессорившаяся итальянская пара средних лет, возвращавшаяся после посещения родственников. Муж и жена всю дорогу орали друг на друга драматическим шепотом, и девушка чувствовала себя третьей лишней.