Текст книги "Летиция, или На осколках памяти"

Глава 31 День абсолютной свободы

Москва встретила молодоженов еще не остывшей приподнято-радостной атмосферой. Совсем недавно прошел Всемирный фестиваль молодежи и студентов, и по городу еще тянулся шлейф этого поистине эпохального для СССР события, давшего начало «Оттепели» и посеявшего семена диссидентства в стране. Люди, особенно молодежь, после ужасов войны с жадностью припали к этому источнику свободы, хлынувшему вместе с гостями из разных стран. На улицах Москвы появились так называемые стиляги – молодежная субкультура, бросающая вызов окружающим своим внешним видом и не желанием быть, как все, но у молодоженов Димы с Миррой совсем другим была занята голова. Москва, конечно, красавица, но сейчас есть дела поважнее.

Хорошо, что на следующий день они были абсолютно свободны, если не считать поездку в библиотеку за получением книг по списку. Радует, что и сама Академия находится неподалеку, легко можно дойти пешком, не используя наземный транспорт, сесть в который подчас непросто, особенно по утрам и вечерам. В Москве еще на протяжении долгих лет будет не только жилищный, но и транспортный кризис.

Дима проснулся раньше Мирры. За окном разгорался по-летнему солнечный день. Мирра – мерзлячка, но и ей стала жарко под толстым пуховым одеялом. Она скинула его и оказалась обнаженной в солнечных лучах под любящим взглядом молодого мужа. Дима тихо лежал рядом, он решил хорошенько рассмотреть ее пока она спит.

Тонкое смуглое тело хранило загар прошедшего лета, так изменившего их жизни. Всего четыре месяца назад он и представить не мог, что поедет учиться в Академию Жуковского и не один, а с женой!

Его взгляд продолжал скользить по телу Мирры: она лежала на спине, слегка раскинув стройные, длинные, несколько суховатые ноги. Да и сама она была суховата, даже худа. Маленькая, почти детская грудь с темными сосками-вишенками, впалый живот, с остро выступавшими по бокам костями таза, напоминали фигуру подростка, курчавые и очень густые заросли волос на лобке все же доказывали обратное. Перед ним женщина, молодая женщина и этой ночью она доказала ему этот неоспоримый факт. Он, хоть и не очень много их повидал к своим почти двадцати четырем годам, но два года пробыть в любовниках у Томки, все же чего-то значило. Мирра не просто женщина, она суперженщина! Прошедшая ночь расставила все по своим местам. На него обрушилась лавина нежности и страсти. Ее руки, губы, рот – все было для него, и он вынужден признать, что этой ночью правила балом любви именно она, Мирра! Куда там Томке с ее пошловатой, а порой и разнузданной похотью! Как далеко ей до Мирры – настоящей королевы любви! Его не обмануть, он понимал, что с ней происходило… но откуда все это? Она ведь досталась ему девственницей, в этом он абсолютно уверен.

Мирра повернулась к нему лицом и открыла глаза.

– Негодник, ты меня спящую разглядываешь?! – она напрыгнула на него словно кошка, сделав пальцами «когти», провела ими по его груди. – Так не хочется идти в самый конец коридора, чтобы умыться и почистить зубы. – простонала она, как капризный ребенок, не желающий покидать теплую, уютную постель.

– Давай здесь умоемся, я тебе из чайника полью. Таз и ведро у нас есть. – сказал Дима.

– Это мысль! Ты, прямо, как моя Глаша! В детстве она на даче лила мне из чайника на лицо, когда не было водопровода! Вот и ты вчера мыл меня! Совсем разбалуюсь! Я ведь неженка! С ужасом признаюсь, что белоручка. Когда училась на фортепьяно и всерьез помышляла о музыкальной карьере, то руки приходилось беречь именно по этой причине. Музыкантом не стала, а привычка сохранилась. —

Они поднялись с кровати и заметив на столе большой графин с водой, обрадовались, что не надо идти далеко по коридору к умывальнику. Он полил ей водой над ведром, а она умылась и почистила зубы мятным порошком. Потом она ассистировала ему в том же порядке. Вдруг оба ощутили голод. Пришлось молодому мужу все же идти с чашками к титану в коридоре, хорошо, что это было гораздо ближе к их комнате.

Попив чаю с вареньем и обнаружив, что нет хлеба к консервам, а только печенье, Мирра загрустила:

– Какая из меня жена? Брось пока не поздно! —

– Еще какая жена! А поесть я и в столовке могу. – успокоил Дмитрий.

Он опять почувствовал прилив желания. Он даже нервно заерзал на стуле, чего не могла не заметить Мирра.

– Иди ко мне! – позвала она его…

И они опять занялись любовью. Мирра, смеясь заметила:

– Пока я спала, ты меня разглядывал абсолютно голую, а тебя я видела только ночью, да и то под одеялом! В душе, когда ты вошел и так напугал меня своим неожиданным появлением, ты был в своих черных трусах. По-моему, это несправедливо? Как считаешь? —

– Да чего у меня смотреть-то… – смутившись ответил он.

– Мальчик мой стесняется! Милый, до чего же ты милый! – она под одеялом тихонько пощекотала у него в паху своими нежными тонкими пальчиками. Он, откинув голову на подушке, расхохотался, широко раскрыв перед Миррой рот. Заглянув в него глазами стоматолога, она сказала:

– О, здесь мне, как врачу, делать нечего: все тридцать два, как богатыри, стоят ряд в ряд. Один лучше другого, с чем тебя и поздравляю! —

Дмитрий улыбнулся и нашелся, что ответить:

– А говоришь, что не видела меня! А, вообще-то, нас постоянно проверяют и зубы в том числе. Еще в летном училище на медосмотрах. —

Про себя подумал:

– Хорошо, что не проктолог, есть и такие врачи! – он даже рассмеялся этим мыслям, но не стал их озвучивать.

Потом они оделись и решили вместе поехать в библиотечный фонд за книгами. Тем более, что погода стояла прекрасная. Мирра, посмотрев на довольно длинный список книг, резонно заметила:

– Книг много и они тяжелые. У нас выбор: нанять такси или захватить рюкзак и сумку для меня. Необходимо зайти в магазин по дороге, что-нибудь прикупить к ужину. —

– Главное, хлеб не забыть. Я без него голодный. – отозвался Дмитрий, вытряхивая из рюкзака какие-то вещи.

Глава 32 Неожиданная встреча

Они шли, весело держась за руки по парку, подковой окружавшему Петровский дворец, построенный по проекту Матвея Казакова при Екатерине Второй, в честь успешного окончания Русско-турецкой войны. Мирра, конечно, не раз бывала в Москве, но в этой части города, района метро Динамо, оказалась впервые. Величественный красно-белый ансамбль на Ленинградском шоссе. Из истории неприятный факт: дворец был не тронут наполеоновской армией, но после ухода французов из Москвы, местные крестьяне разграбили в нем все, что можно, включая двери. Но стены устояли и сохранились до сих пор. Сейчас там Дом приемов правительства Москвы.

Но в том, уже далеком от нас 1957 году, все принадлежало Военно-Воздушной инженерной академии им. Жуковского, где с августа 1946 года было создано много нового, прогрессивного: радиотехнический факультет, летно-экспериментальный отдел академии, кафедры реактивного управляемого вооружения и управляемых авиационных ракет. Поступление в академию им. Жуковского лейтенанта Дмитрия Ильина – летчика-испытателя, уже проявившего себя в рискованных экспериментальных полетах, было во многом оправдано, а с учетом его молодости, открывало в будущем перед ним огромные перспективы.

В парке до сих пор много дубов, свидетелей былых времен. Возможно со времен еще Екатерины. Через высокие, пожелтевшие кроны, сквозит солнце. Ни ветерка, листья еще крепко держатся за родные ветви и лишь некоторые из них, медленно кружась в прозрачном воздухе, тихо ложатся на землю, напоминая гуляющим по аллеям парка, что осень пришла, она все вокруг позолотила напоследок, прежде чем собрать это богатство и надежно спрятать его под зимним белым покрывалом.

Мирра и Дмитрий шли по аллеям Петровского парка в радостном настроении, Мирра даже тихонько запела какую-то песенку, раскинув руки, она подняла голову кверху и счастливо закружилась в вальсе, легко перебирая ножками в изящных туфельках на тонких каблучках. Он смотрел на нее и думал:

– Какая же она еще девчонка! —

Внутреннее убранство дворца впечатлило обоих. Тогда еще многое было сохранено даже после крестьянских грабежей и закрытия на реставрацию в 19 веке. Колонны, лестницы, роскошные потолки с лепниной и росписью, центральный купол. Одним словом, дворец!

Немного побродив по нему, они направились в библиотеку. Им выдали книги по списку. Дмитрий сложил их в походный рюкзак, закинул его на спину, за свои широкие плечи и они с Миррой вышли из старинного дворца, словно побывав в другой эпохе. Пройдя наискосок парком, вышли к транспортной остановке. Позванивая и поблескивая на солнце большими окнами, трамвай неожиданно быстро показался из-за поворота и, что особенно приятно удивило, внутри было много незанятых мест. Проехав несколько остановок, они вышли, чтобы зайти в продуктовый, купить хлеб и чего-нибудь на ужин. Трамвай, громыхнув и звякнув, остановился. Дмитрий вышел из него и подал руку Мирре, она, держась за его руку, при спуске с подножки на проезжую часть, выложенную булыжником, нечаянно зацепилась тонким каблучком туфелек, но он подхватил ее, не дав упасть. Мирра оперлась на его руку и они направились ко входу в магазин, как вдруг, прямо перед собой Дмитрий увидел знакомое лицо. Это была Лида. Они почти столкнулись перед продуктовым магазином. Дмитрий, опомнившись, сказал:

– Лида, познакомься, это моя жена Мирра.

Мирра протянула девушке руку, но вместо ответного жеста у Лиды побелело лицо и задрожали губы, она резко повернулась и побежала прочь, натыкаясь на встречных прохожих.

– Кто это? Почему она так отреагировала на меня? – недоумевала Мирра.

– Так, одна знакомая… – не нашел, что ответить Дмитрий. – встречались пару раз. Она билетами в кинотеатр торгует. – добавил он.

Разрезая собой толпу, идущих после окончания смены рабочих завода «Знамя революции», находящегося поблизости, Лида бежала, не разбирая дороги, пока не уперлась в тенистую аллейку, где на лавочках сидели люди, а дети играли на еще зеленом газоне. Первое, что ей пришло в голову, – это бросится под трамвай, но его долго не было и представив, как ее окровавленное тело будет перемолото колесами, превратив его в фарш, Лида раздумала бросаться, тем более на ней было новое пальто, а под ним ее любимая китайская кофточка, купленная из-под полы у какого-то барыги на Бутырском рынке. Нет, Лида не была способна на такое, подобно толстовской Анне Каренине, хотя та бросилась не под трамвай, а под поезд.

Внезапно встретившийся Дима Ильин, да еще и с женой под руку, всколыхнул в ней, казалось, уже подзабытый их роман годичной давности. Промучившись и протосковав о нем зиму, дождавшись весны, но так и не дождавшись своего возлюбленного, Лида решила отсечь старое и не потерять предстоящее лето: открыть сердце новому роману, а если повезет и попадется кто-то стоящий, то и замуж выйти. Имеет право, уже совершеннолетняя.

Из-за него, этого Димки, она совершила страшный поступок – сделала подпольный аборт на большом сроке. Все ждала, что он вернется, вот и затянула. В больнице ей отказали бы, хорошо Шурка, с ее опытом в таких делах, надоумила, что в абортарии не помогут избавиться от младенца, а в милицию сообщат, чтобы отследить чем дело кончится. Шурка и отвезла ее к бабке. Они ехали на пригородной электричке, потом шли по полю с мартовским рыхлым снегом. Она заметно устала, а малыш в ее утробе, как-то особенно был неспокоен и бился внутри нее. Наверное, предчувствовал конец своей, так еще и не начавшейся жизни. Но она все решила за него: и в самом деле, не рожать же без мужа в 18 лет… Да и мать ее из дома прогонит, если не прогонит, то сто раз упрекнет. Позор перед соседями, а парни будут обходить ее стороной, как чумную. Представив себе такую картину жизни, Лида только ускорила шаг.

Она помнит, как они с Шурой постучали и вошли в дом на краю деревни, как она отдала бабке деньги вперед, а та сунула их в шкатулку и повела ее на кухню. Помнит, как легла на стол, покрытый клеенкой, как бабка, налив в большую резиновую спринцовку какой-то раствор, задрала на ней юбку и вставив в ее нутро резиновую трубку с пластмассовым наконечником, больно протолкнула его в самую глубину. Что было далее Лида не запомнила, хоть и была в сознании. Стоило ей немного прийти в себя после подобных манипуляций в домашних условиях, как бабка подала ей пальто и помогая одеться сказала, что завтра из нее все выйдет, затем подвела к двери и выставила их с Шурой за порог. И они опять пошли по полю с рыхлым мартовским снегом, а солнце еще сильнее грело, превращая его под их ногами в шмякающее месиво из оттаявшей земли, прилипающее к обуви тяжелым грузом.

На следующий день, после ухода матери с сестрой на работу, а брата в ремесленное училище, у Лиды начались недолгие схватки. Она села на ведро, в которое сливались отходы жизнедеятельности, и их сын вышел из ее тела. Он был уже довольно большим, с хорошо сформировавшимся тельцем и Лиде даже показалось, что он шевельнулся и слабо пискнул. Она, как только отошло детское место, бросила в ведро тряпку, прикрыв синюшный маленький трупик от чужих глаз. Затем оделась, взяла ведро с абортированным плодом под тряпкой и пошла на двор к отхожему месту, собираясь выбросить своего мертвого сына в выгребную яму, но вовремя опомнилась, сообразив, что, если кто-то увидит, может и в милицию заявить, начнутся опросы, расследования.

Передумав бросать мертвый плод в зловонный накопитель открытого сортира, она, озираясь, пошла к курятнику. Закрыв за собой вход, пошла в дальний угол, где мать кормила кур. Взяв лопату, она закопала трупик младенца вместе с тряпкой в землю.

Когда дело было закончено, Лида, хорошенько потоптав ногами в материнских валенках с галошами место захоронения и поставив на него большую лесенку-стремянку, вернулась в комнату, улеглась на кровать, натянув на себя одеяло и заснула крепким сном.

Глава 33 Свадьба Лиды

Она проспала так до прихода брата из ремесленного. Он, несмотря на обед в училище, гремя крышками, прошелся по кастрюлям и сковородкам в поисках съестного. Его молодой, растущий организм постоянно требовал еды. Что-то обнаружив из приготовленного сестрой и матерью, сунул в рот, натянул кепку с телогрейкой и был таков.

– Наверное, пошел к голубятнику Ваське, – подумала Лида и повернувшись на другой бок, продолжила спать.

Она поднялась с постели только к приходу сестры и матери. Ей не хотелось, чтобы мать что-то заподозрила. Рано вышедшая замуж Ксения, родив троих и сделавшая бесчисленное количество абортов, была женщиной опытной и ее наметанный глаз сразу распознал бы причину недомогания младшей дочери. Лиде стоило больших трудов сдерживать приступы дурноты на ранних сроках беременности и, если мать была поблизости, старалась скрыться с ее глаз. В памяти крепко засело материнское:

– Ты только в подоле не принеси! —

Валя – старшая дочь, уже работающая после окончания техникума, казалось и не думала о романах и замужестве. Занявшая место рабочей лошадки в семье после ухода отца, Валентина напрочь была лишена кокетства и заигрывания с молодыми людьми.

– Наверняка в девках останется, – думала мать, глядя на старшую, – не то, что Лидка-шалава. —

А у Лиды неожиданно быстро появился кавалер, молодой управдом, приезжий с Луганщины, Федор. Как-то зашел по работе к ним в дом и влюбился в нее сразу и бесповоротно со всем жаром украинской души своей. Помните, у Гоголя в его «Рождестве на хуторе близь Диканьки», как кузнец Вакула на черте отправился в Петербург за туфельками от самой царицы и привез их своей Оксане. А в «Майской ночи, или Утопленнице», как красиво ухаживал Левко за Ганной! Вот и устроившийся в Москве молодой и симпатичный Федор Шевчук, стал так же ласково и настойчиво ухаживать за Лидой Макаровой, будто она принцесса, достойная преклонения и обожания. Возможно, именно это и подтолкнуло Лиду к Федору. Она стала приходить к нему в его служебную комнату, где он щедро делился с ней посылками от родителей: салом с чесноком, вареньем и сушеными фруктами с урожайной украинской земли.

Сидя с Федором на его кровати, перед табуреткой с уставленными на газете угощениями, Лидка отъедалась сала, не стесняясь закусывать чесноком, а он только целовал ее в сочный алый рот с идеально ровными, белоснежными зубами. Федор любил в ней все: даже ее тщедушное тело и малый рост не казались ему недостатками, а от ярко голубых глаз и золотистых кос девушки он буквально впадал в ступор. Лидка, почуяв свою власть над ним, решила, что раз любви у нее не случилось, то лучше Феди ей не сыскать, тем более он работящий, непьющий и есть жилплощадь, где они смогут жить отдельно от ее семьи, учитывая, что она до сих пор спит со старшей сестрой валетом на одной койке.

А еще есть брат с матерью и все они в одной комнате, хоть и достаточно просторной, угловой с четырьмя окнами на две стороны. Короче, ухаживания от украинца Лида приняла. К ее удивлению, Федор не торопился уложить ее в койку, хотя для этого были все условия, да и она не стала бы долго ломаться, а он, как порядочный человек, купил обручальное кольцо и повел Лиду в ЗАГС. В те годы добрачные связи, особенно у девушек, осуждались, если не сказать большего. Чего-чего, а этого у Лиды было немало, а теперь еще и недавний аборт от Димки довершил все «прелести» незащищенного секса. Она очень хотела ненавидеть его, мысленно ругалась с ним и говорила обидные слова в адрес его жены:

– Предпочел ей, еврейку! Наверняка богатая и со связями! Ей одного взгляда хватило, чтобы заметить, какие туфельки и сумочка были у его жены! И пыльник модный. И менингитка на голове! Наверняка дочка какого-нибудь директора магазина, – решила Лидка, все больше распаляясь, – вот встречусь с ними в следующий раз под ручку с Федором, пусть посмотрит! —

Свадьба состоялась в комнате жениха: набилось полно гостей, стол накрывала старшая сестра Валя и подружки невесты. Было нарублено ведро винегрета, щедро сдобренного душистым подсолнечным маслом, начищено десять селедок с луком, наварена большая кастрюля холодца из свиных ножек и несметное количество картошки. Ксения принесла к столу несколько куриц и корзинку яиц, а также огромную бутыль наливки. Она радовалась, что дочка, выйдя замуж, остепениться и заживет, как все порядочные женщины. Невеста была в фате и белом платье. Лида заказала его у Фроси. А отрез – белый шелк с искорками, трофейный из Германии, Федор подарил Лиде, как только раскрыл перед ней кожаный чемодан, тоже трофейный, прибывший с ним из немецких краев, где он успел послужить в армии и даже оставался там на сверхсрочную службу. Сам Федор был постарше Лиды, ему уже стукнуло тридцать, а ей всего лишь восемнадцать. Но ни ростом, ни внешностью, ни темпераментом он обижен не был. Напротив, после свадьбы был неутомим и жаден до секса с молодой женой. Но Лиду это почему-то вовсе не радовало, она часто имитировала усталость или изображала из себя недотрогу. Знал бы ее новоиспеченный супруг, сколько травы в парке было помято парнями на пару с Лидой до их свадьбы! Но молодого мужа Федора Лида не баловала и держала в черном теле, будто пытаясь переложить на него всю вину за свои неудачи на любовном фронте и наказать его за измену Дмитрия. Можно смело утверждать, что Лида являла собой классический пример становления стервы из просто дурочки. Следующей ступенью такой трансформации обычно бывает перерождение стервы обыкновенной в жену-пилу, но это еще впереди и с годами. Хотя ростки первых признаков стали проявляться в Лиде рано. Она мечтала о муже – знаменитом летчике, в орденах и наградах, а получила управдома-провинциала с грошовой зарплатой. Нет, не о таком муже мечтала Лида Макарова.

Ее алчущее нутро, вдоволь наевшись сала и варенья, сваренного матерью Федора из фруктов их сада, было удовлетворено лишь частично. Лиде хотелось не только сытой жизни, ей мечталось красиво жить в элитном доме, в котором она побывала однажды, когда приезжала выдать премию от министерства прославленному летчику. Вот о такой жизни мечтала простая конторщица с пятью классами образования Лида Макарова. Ее летчик Дима, молодой и красивый, а главное – перспективный, женился на этой еврейке и, наверняка, по выгоде. Хоть сам из деревни, а не лопухом оказался. А она, как-никак, в Москве родилась!

Прошла осень, прошла и длинная темная зима. Дни стали светлее и жизнь не казалась уже такой уныло-однообразной. Как-то, уже весной, Лида шла с рынка с авоськой в руках. В авоське был большой пакет с жирной жаренной салакой, которой Лида обожала лакомиться. Стоила она сущие копейки, но вкус, запах этой копченой по всем правилам рыбешки, до сих пор в памяти людей, живших до «Перестройки» с ее «Гласностью». Все мы тогда жили по ГОСТу и КЗОТу, и в далекие 50-е годы казалось, что так будет вечно.

Придя домой, Лида вывалила из бумажного пакета в большую эмалированную миску золотистую салаку, запах от которой поплыл по комнате так, что под дверью громко заорала приблудная кошка, настойчиво требуя поделиться и с ней. Скоро придет с работы голодный муж. Лида по природе лентяйка, особо не баловала Федора гастрономическими изысками, на это у нее не было времени, а главное, желания. Она покупала чего-нибудь из дешевых полуфабрикатов в кулинарии на Бутырском рынке или консервы, копеек по 12—16 за небольшую баночку и сварив картошку, старалась накормить этим мужа и себя. Она искренне считала, что не стоит много тратиться на еду и две-три картофелины с тремя-четырьмя малюсенькими рыбками из консервной банки Федору, вернувшемуся с работы, вполне достаточно. А сама вкусно поесть любила и часто забегала к сестре и матери, чтобы самой хорошенько наесться борща и еще чего-нибудь, особенно из выпечки. Пекли мать с сестрой отлично, особенно капустный пирог с яйцами. Румяный и огромный во весь противень, он мгновенно разлетался по кускам и быстро съедался наперегонки с братом, который все же умудрялся умыкнуть кусок, спрятав его за пазухой, относил к вечно голодному Ваське. Они дружили с раннего детства и оба увлеклись разведением голубей, иногда даже продавали их и получали за это какие-то небольшие деньги, чтобы потратить на корм птиц.