Текст книги "Уинстон Черчилль"

Раздел четвертый
«Успех – это способность двигаться от неудачи к неудаче, не теряя энтузиазма»

30 мая 1889 года, школа Хэрроу

География. В школе Хэрроу должен был состояться очередной экзамен, и именно от его результатов зависел перевод Черчилля в военный класс. Конечно, Уинстон предпочел бы всякий раз сдавать историю или английский, а никак не этот скучный предмет!

«Зачем офицеру география, когда есть замечательные карты», – рассуждал 13-летний подросток. Он был едва ли не последним по успеваемости среди учеников своего заведения. По географии он имел массу «хвостов» и «пробелов».

«Так, сколько у нас билетов? Сорок шесть? Ладно, положимся на провидение», – решил он. Парень взял ножницы, бумагу и нарезал 46 полосок. На каждой из них он решил написать названия стран и местностей, которым был посвящен тот или иной билет. «Индия», – вывел он аккуратно чернилами. Затем, сообразив, что эти бумажки нужны только ему, а времени мало, Уинстон стал царапать карандашом.

Полоски быстро покрывались сокращенными надписями: «Фр» – Франция, «Яп» – Япония, «Бур» – Южная Африка, по названию европейских переселенцев, которых называли «бурами». Все бумажки подросток положил в шляпу и тщательно перемешал. Уинстон вздохнул, закрыл глаза и вытащил одну-единственную, которую был способен выучить за несколько часов, остававшихся до экзамена.

«НЗ» – значилось на полоске бумаги. «М-да, – подумал Уинстон. – Лучше бы Антарктида». Тем не менее, он развернул карту и учебник на странице, где было изображено два крупных острова и несколько мелких.

Их рассадили – каждый за отдельный стол. Отобрали все, вплоть до линейки, велели вывернуть карманы. Трое экзаменаторов строго следили, чтобы никто из мальчиков не имел ни малейшего шанса списать.

Наш герой с ужасом наблюдал, как к нему приближался мешочек, из которого каждый должен был собственными руками вынимать приговор. Шансы поймать удачу были минимальны: 1:46. «Сколько это в процентах? Два? Три? Нет, кажется, два», – в панике думал он. Если бы Уинстон лучше знал математику, в частности, изучил теорию вероятностей, он бы понял, что на самом деле его шансы составляют около 5 %. Но и это вряд ли бы его утешило.

До Уинстона мешочек должен был вообще дойти последним: проигнорировав неписаные правила, на сей раз учитель решил разносить билеты не порядку фамилий в списке, а по именам! Его имя начиналось с «W», а одноклассников на «X», «Y» и тем более на «Z» – не было! Затаив дыхание, он внимательно следил, кто что вынимает. Услышав «Греция» или «Китай», Уинстон громко вздыхал.

27 из 46 билетов были вынуты. «НЗ» оставалась в мешочке. 19 бумажек, 19! «Ну, что же вы? Мистер Черчилль, вы и здесь последний», – хриплый голос учителя обращался именно к нему.

Уинстон засунул руку в мешочек и вынул первый попавшийся билет. «Нарисуйте карту Новой Зеландии», – машинально прочел подросток, еще не осознавая написанного.

Ему показалось, что пенсне на лице экзаменатора хищно блеснуло. Карты были страстью учителя и головной болью Уинстона, который ненавидел «бессмысленную», с его точки зрения, работу. И вдруг до него дошла суть задания! Едва сдерживая желание станцевать канкан прямо на парте, он попытался придать себе задумчивый и сосредоточенный вид.

«Это как пройти над бездной, – думал подросток. – Над пропастью по веревке без страховки и даже без балансира. Никаких шансов, а ты безопасно проходишь. Рискуешь – и попадаешь в яблочко, почти не целясь. Это самое сладкое чувство на свете», – думал он, дорисовывая мелкие знакомые изгибы двух островов – Северного и Южного, подписывая выученные утром города и проливы.

Полюбовавшись выполненной работой, он добавил еще несколько более мелких островков. Стюарт с городом Обан и остров Руапюк на крайнем юге; Форсайд, Арапва, Блумин, Пикерсджил и даже Лонг – между двумя частями Новой Зеландии, а также Грейт Барьер и Литл Барьер, Дюрвиль и Вайхеке – на севере. Подумав еще немного, парень дорисовал несколько точек островов Трех Королей – далеко от Новой Зеландии.

Уинстон поднял голову и оглядел класс. Все ученики, которые начали отвечать на билет раньше, еще сосредоточено работали. Ему же оставалось сдать свою «Новую Зеландию».

Черчилль обмакнул перо в чернильницу и написал на листе собственную фамилию. Все было четко. Но, стремясь довести дело до идеала, он решил поставить точку, как бы подводя итог проделанной тяжелой работы. Грубая клякса наплыла на две последние буквы его имени, а возле Новой Зеландии возникло несколько новых островов – очевидно, вулканического происхождения.

«А, какая разница, – решил Уинстон. – Я все равно худший в классе». Он сдал работу и вышел на улицу, туда, где теплые лучи нагревали воду лучшего места в Хэрроу – открытого бассейна.

Над водой было переброшено два мостика. На одном из них задумчиво стоял незнакомый парень. Он накинул полотенце на свое тело цвета ощипанной курицы, явно опасаясь обжечься на коварном майском солнце.

«Лучше и быть не может – легкая добыча», – решил Уинстон. И, прежде чем он успел додумать мысль до конца, левая рука нашего героя сорвала чужое полотенце, а правая – толкнула незнакомца в воду.

Но совершенно неожиданно для Уинстона парень оказался настоящим атлетом! Резкими движениями рук он молниеносно преодолел расстояние до бортика, а потом за три прыжка догнал нашего героя, пытавшегося скрыться. Звать на помощь было бессмысленно – Черчилль знал. У врага был железный аргумент – «он первый начал», а также с десяток свидетелей, которые с интересом смотрели бесплатное шоу.

Сильные руки согнули Уинстона пополам, затянули на мост и изо всех сил швырнули в воду. Всплывая, Черчилль оттолкнулся от дна и доплыл до ближайшего берега. Его окружили «свидетели» – школьники, у которых не было экзаменов.

– Ты труп! – заявил один из них, пухлый мальчик с веснушками.

– Тебе крышка! – добавил какой-то коротышка.

– Это Эмери! Он с нашего шестого класса! – сказал знакомый Уинстону парень-выпускник с заметным темным пушком над верхней губой.

– И что же? – с апломбом спросил наш герой, выливая «бассейн» с обуви прямо на асфальт.

– Ты не знаешь Эмери?! Он чемпион школы по гимнастике! И еще играет в футбольной сборной!

И здесь Уинстон вспомнил. Он бывал на соревнованиях, восхищался этим парнем! Как можно было так ошибиться? Тем ни менее, подросток издевательски прокомментировал:

– С тыла вид у него был не слишком героическим!

«Даже если делаешь глупость – делай вид, то так и надо; вдруг проскочишь», – полагал Уинстон. Позднее он сформулирует свой принцип изящнее: «Успех – это способность идти от неудачи к неудаче, не теряя энтузиазма».

Но сейчас был явно не тот случай. Уинстон почувствовал, как его аккуратно, но крепко взяли за ухо. Перед ним стоял Эмери – уже одетый.

– Кажется, нам есть что обсудить? – подчеркнуто вежливо спросил он. И добавил: – Сэр!

– Что ж, обсудим! – вызывающе ответил наш герой.

– Не здесь, – предложил Эмери.

– Да, – согласился Уинстон.

Они вошли в корпус, и чемпион школы плотно закрыл дверь прямо перед носом многочисленных зевак.

– Извини, – начал Черчилль. – Я почему-то подумал, что ты из третьего класса, а не из шестого.

Старшеклассник пристально смотрел на него, но молчал.

– Ты же такой мелкий… Маленького роста! – продолжил Уинстон. И чтобы окончательно похоронить себя, ляпнул: – Мой отец – великий человек, министр. Но ростом он небольшой, как и ты, может, чуть выше… Да и ты еще можешь немного подрасти. Ой!

Наш герой понял, что несет чушь, и даже притих, ожидая справедливой кары. Эмери расхохотался.

– Не бойся! Человеку, у которого напрочь отсутствует связь между языком и мозгами, всегда будет доставаться на орехи! Я не хочу быть одним из многих, кто надерет тебе уши!

– Вопрос исчерпан? – осторожно поинтересовался Уинстон.

– Полностью. Побереги свои уши для других, – сказал чемпион школы. И снова насмешливо добавил. – Сэр!

Настанет время, когда пути этих мальчишек вновь пересекутся. Эмери будет работать в кабинете министров, который возглавит Уинстон. Они станут приветствовать друг друга, изображая руками волны и добавляя «сэр!» – но никто не будет понимать смысла этого ритуала.

Вечером Уинстона нашел учитель географии.

– Вы поразили меня, Черчилль. Я и не предполагал, что вы так хорошо знаете мой предмет. Почему вы раньше это так тщательно скрывали? Можете же, когда захотите! Высший балл, высший! Несмотря на грязь, которую вы, как обычно, умудрились развести даже в экзаменационном билете.

– Вы хотите сказать, что я попадаю в военный класс? – парень не верил услышанному.

– Да. Но учитывая предыдущие «успехи» и низкий рейтинг, вы зачислены только в «армейский» класс. Там вас подготовят к офицерской карьере. К государственной деятельности вы явно не пригодны.

– Почему? – подчеркнуто вежливо спросил Уинстон.

– Дисциплины не хватает. И дипломатичности, умения понимать, с кем и как разговаривать, – иронично ответил учитель. Он явно знал о сегодняшнем приключении. – Но есть шанс, что в армии вам быстро прочистят мозги. Или выбьют. Вы меня понимаете?

– Так точно, сэр! – ответил парень, салютуя по-военному.

Вопросы

1. Что за страна выпала Уинстону на экзамене по географии?

2. Каким образом можно вычислить шанс вынуть определенный билет и решились бы вы положиться на удачу, как это сделал наш герой?

3. Когда и при каких обстоятельствах Черчиллю придется работать с учеником, которого он когда-то сбросил в бассейн?

Раздел пятый
«Больше всего в мире я стремлюсь к репутации храбреца»

20 декабря 1892 года. Борнмут, имение тетки Черчилля

Бах! Бах!

Эти звуки вывели Рэндольфа Черчилля из состояния глубокой задумчивости. Когда он писал речи, то будто оказывался в глубоком туннеле, замуровывался в нем, сосредотачиваясь на сути вопроса. И пока он не заканчивал работу, выдернуть его из этого состояния было сложно, почти невозможно. Но если кому-то это удавалось – гнев лорда бывал страшен. Он сразу сыпал проклятиями, несмотря на статус, возраст и пол «преступника», о чем впоследствии не раз жалел.

Лорд Рэндольф подскочил к окну, как ужаленный. На поляне, припорошенной снежком, он увидел двух своих сыновей – 18-летнего Уинстона и 12-летнего Джека, а также племянника, 14-летнего Роберта. Джек держал охотничье ружье, а Роберт поднимал за лапы куропатку. Старший из этой троицы стоял, поставив ногу на парапет клумбы. Он победно оглядывал окрестности, будто находился вовсе не в Борнмуте, имении своей тетки, а в дикой Африке, и только что подстрелил не куропатку, а взбесившегося слона.

Дергая рычаг, лорд Черчилль чуть не выломал раму в чужом доме. Справившись, он свесился из окна и завопил:

– Несносные мальчишки! Вы понимаете, что кроме вас в доме еще кто-то есть?! И эти люди могут быть заняты чем-то важным! Да! Если вы этого не понимаете – мне вас жаль! Вы хулиганы – хулиганами и останетесь!

«Несносные мальчишки» молчали, потому что прерывать этот поток было бессмысленно. Они стояли с виноватым видом. Джек даже положил на траву ружье, а Роберт бросил несчастную птицу и убрал руки за спину, как бы говоря «я тут ни при чем». И только Уинстон стоял, держа ногу на парапете. Более того, – и это особенно взбесило отца – он раскачивал плохо подогнанный кирпич, вскоре вывалив его.

– Кто зачинщик, кто?! – продолжал разгневанный лорд. Ответа не было. – Молчите?! «Один за всех и все за одного»? Думаете, я не знаю, кто здесь главный? Уинстон, марш сюда.

Увидев, как «зачинщик» побежал к дому, лорд Рэндольф снова крикнул:

– Нет, нет!!! Только не на персидский ковер! Только не в этих сапогах! Переобуйся – и через пять минут чтобы был здесь!

Лорд и депутат парламента рухнул в кресло. В последнее время он плохо себя чувствовал. То, что раньше давалось ему легко, почти шутя, теперь требовало огромных усилий – а ему ведь только 45 лет! Как многое из того, над чем он трудился, еще не сделано. Правительство этих проходимцев-либералов во главе с Гладстоном – снова у руля; петля ирландской проблемы затягивается все туже; избирательное право дают кому попало, отказывая в нем разве что нищим и детям… Даже вопрос его собственного назначения послом во Францию вот уже несколько месяцев висит в воздухе.

Но чем дальше, тем острее чувствовал лорд Черчилль, что больше всего его беспокоят необычно узкие, эгоистические интересы. В частности, его собственное здоровье и будущее 18-летнего сына, балбеса Уинстона. Дважды завалить экзамены – нет-нет, даже не в Итон, где учились все представители их семьи! Не поступить в Итон, где были высокие требования – это еще можно как-то понять! Но дважды срезаться в Сандхерст! Для Рэндольфа Черчилля это было непостижимо.

В дверь осторожно постучали.

– Входи, – сказал отец. Он уже был спокоен и сдержан, как и положено настоящему англичанину.

– Простите, недавно вы говорили, что мы можем пострелять. Но так и не собрались, и я подумал… – начал было Уинстон.

– Я писал важную речь для предстоящей сессии парламента, а вы своими выстрелами сбили меня с мысли. Но какой смысл это объяснять – вопросы государственной политики тебя не интересуют! – сказал лорд Черчилль.

– Если вы надеялись, что я стану вашим помощником, как Остин Чемберлен, работающей секретарем своего отца, или Герберт Гладстон, который везде таскается вместе с «великим старцем» – своим папашей, то вы ошибались! – вызывающе заявил Уинстон.

Не успел лорд прийти в себя от такой дерзости, как сын продолжил:

– Они готовы выполнять роль мальчиков на побегушках и жить в тени славы своих предков. Им даже в голову не приходит, что родители порой ошибаются! Но это не обо мне! Я уверен, что должен идти своим путем. Эта хваленая «наследственность» загубит Британию!

– Возможно, ты хочешь покритиковать и мои решения? – поинтересовался лорд Рэндольф, багровея.

– Запросто! – и, поняв, что сболтнул лишнего, Уинстон поторопился объяснить. – Вчера прошло шесть лет, как вы подали в отставку с поста министра. Тогда вы не соглашались со своими коллегами по кабинету в вопросах внешней политики. Речь шла о вмешательстве Британии в европейский военный конфликт. Безусловно, я согласен с вами, что приоритетом для нас должны быть интересы империи и собственные колонии. Однако, занимаясь внутренними вопросами, мы не можем игнорировать самое важное: европейские дела. Ведь именно Европа и ее основные игроки формируют повестку дня!

Уинстон остановился, чтобы набрать воздуха. Отцу стало очевидно, что сын не просто болтает, а излагает то, над чем он долго думал. «Ну и ну», – подумал лорд.

– Если мы не будем держать руку на пульсе, – продолжал Уинстон, – если мы попробуем замуровать люки – пусть, мол, французы с немцами хоть поубивают друг друга, – мы, безусловно, сэкономим бюджет. Однако и проигнорируем важнейшие изменения. В будущем это приведет к гораздо большим потерям как денег, так и репутации! Сейчас идут необратимые процессы, многое происходит непосредственно у границ империи. Изоляционизм уже не работает – войны гремят по всему глобусу!

Лорд Рэндольф не прерывал разглагольствования сына. Первое чувство негодования изменило искреннее удивление. Как! Оказывается, этот мальчишка, которого он презрительно называл «болваном, неспособным даже к адвокатуре», давно и очень внимательно следит за его деятельностью! Более того, по каждому вопросу у него есть собственное мнение! Но по каждому ли?

– Твоя мысль ясна. Она неоригинальна, хотя имеет право на жизнь. Ты этого еще не знаешь, но в политике по любому вопросу есть два набора аргументов, как «за», так и «против». Есть разные способы проверить любой из этих доводов. Проанализировать, насколько он согласуется с мнением твоей партии по другим вопросам. Или с тем, что ты сам утверждал когда-то. Можно выписать плюсы и минусы, а потом посчитать, чего больше. Методов – много. Но! Ни знание методов, ни опыт, ни интуиция никогда не дадут 100 % гарантии его правильности. Кроме того, всегда нужно помнить главное: почему я поддерживаю какое-либо решение? Делаю ли я это из эгоистических интересов или интересов своей страны? Тактических или стратегических выгод? Готов ли я пожертвовать собственными амбициями ради общего благополучия?

Чувствуя, что его заносит в парламентский пафос, лорд осекся.

– Только будущее показывает, где мы были правы, а где нет. Это касается и политики, и жизни отдельного человека. Но мне вот что интересно: как бы ты поступил на моем месте?

– Вам интересно, ушел бы я в отставку, если бы не был согласен с коллегами в правительстве? – уточнил Уинстон.

– Да, молодой человек. Представь только: ты отстаиваешь определенную позицию. Одни коллеги категорически не согласны с тобой, другим безразлично. Но никто не готов поддержать твою мысль. А тебе с этими людьми работать – и не только по одному вопросу, – пояснил отец.

– Знаете, у меня тоже были постоянные конфликты в классе… – начал Уинстон.

– Дело не в конфликте! Министры – не мальчишки! Ты можешь поменять школу или не дружить с кем-то. А в кабинете министров – серьезные и отнюдь не глупые люди, – заметил лорд Черчилль.

– Я и хочу объяснить, – горячо сказал Уинстон. – Вы не знаете этой истории! Когда я учился в Хэрроу, учитель математики попытался «выдавить» меня из своего класса. Видимо, я ему не нравился, потому что портил статистику – я ведь не дружил математикой… Несколько месяцев мы портили жизнь друг другу, пока, наконец, не вмешался директор. Он предложил мне перевестись в другой, параллельный класс. Мол, там наставник – преподаватель английского, он и ко мне хорошо относится, и хвалит мои эссе. Я согласился, что если перейду к нему, то и мне, и моим одноклассникам станет легче. Однако тогда математик сможет считать, что достиг своей цели. Поэтому сказал: пусть лучше еще два года мы будем раздражать друг друга. Возможно, это будет мне во вред, возможно, в конце концов я так и не выучу математику – но победить себя ему не позволю.

– По крайней мере теперь я понимаю, отчего ты дважды подряд провалил экзамен по математике в Сандхерсте. Оказывается, мы сейчас тратим немалые деньги на репетиторов с Кромвель-роуд только потому, что ты когда-то решил отстоять свою гордость. Это бывает, – неожиданно мягко сказал отец и впервые искренне улыбнулся.

– Так вот что я имею в виду: поддаваться давлению – это проявлять слабость и глупость. Человек может убеждать себя, что он сохраняет достоинство, если откуда-то «добровольно уходит». Но при этом он теряет реальную власть и возможность хоть как-то влиять на ситуацию. Я мог благополучно уйти из класса и держаться на расстоянии от математика, невзлюбившего меня. Возможно, это распространенная практика и в политике. Но она – не моя.

– Ты бы не ушел? – уточнил отец.

– Они бы сломали об меня зубы, – с апломбом заявил сын, задирая подбородок. – И даже челюсти, – добавил он.

– Мама!!! – обычно спокойный Джек неистово вопил. – Он упал и больше не разговаривает!

Леди Черчилль заметила, что лицо ее младшего сына побелело от ужаса.

– Откуда? Где? Где Уинстон? – интуиция матери работала безошибочно.

Подхватив узкое платье, она побежала к мосту над обрывом.

– Он там, внизу! На лестницу! На лестницу! – кричал Джек, бежавший первым.

– Роберт… Роберт с ним? – спросила запыхавшаяся мать.

– Да! Он остался, а я побежал за помощью, – заверил мальчик. И оптимистично добавил: – Уинстон еще дышал, когда я его видел в последний раз.

– Как это случилось, как? – допытывалась леди Черчилль.

– Уинстон прыгнул с моста! – сказал Джек.

– После сегодняшнего разговора с отцом? – мелькнула страшная мысль у леди Черчилль.

– Именно! Уинстон сказал, что в этом разговоре отец ему запретил стрелять куропаток во дворе. Поэтому мы решили играть в догонялки. Уинстон побежал на мост, и тут мы с Робертом с обеих сторон… – Джек жестами пытался показать расстановку сил.

– Господи! Неужели вы не видели, что он творит? – спросила мать, сбегая по деревянной лестнице в десятиметровый обрыв.

– Все произошло так быстро! Он перемахнул через перила! Мы кричали, чтобы он не прыгал! Даже обещали, что уйдем, что он уже выиграл. Но он все равно прыгнул… Вот они, вот! – Джек показывал направо.

– Ро-о-бе-ерт! Уинстон жив? – крикнула леди Черчилль.

– Жив, тетушка! Я послушал – дышит. Только не разговаривает и кровь везде. Штаны, куртка, трава, – комментировал Роберт, пытаясь подготовить мать к страшному зрелищу.

Но она уже летела к месту, где лежало неподвижное тело в изодранной одежде – ее сын. Правая нога Уинстона неестественно вывернулась, а лицо – было все в крови.

– Его нельзя трогать. Нам на занятиях говорили. Вы можете его поломать еще больше, станет только хуже! – воскликнул Роберт.

– Ты прав! Джек! Беги за носилками! И полотенцами! Пусть придет несколько человек – придется нести осторожно и поднимать по лестнице.

Леди Черчилль старалась мыслить быстро и четко, но ее трясло. Когда Джек понесся наверх, она закрыла лицо руками.

– Может, я приведу доктора? Он живет по ту сторону моста, недалеко отсюда. Я хотел сразу сбегать, но боялся оставить Уинстона самого, – предложил находчивый Роберт.

– Да, мой мальчик! И как можно быстрее! – не успела леди Черчилль договорить, как ее племянник уже взбирался по лестнице.

– Через полчаса я приведу врача, – крикнул он уже с моста. – Только бы он не ушел к пациенту!

Сельский врач успел вовремя. Он объяснил, как транспортировать человека с многочисленными травмами. Уже в доме, когда на Уинстоне разрезали всю одежду, врач установил диагноз: переломы конечностей и ребер, разрывы связок, травма головы. К вечеру прибыл его более опытный коллега, вызванный из ближайшего военного госпиталя. Он уточнил: у старшего сына лорда Черчилля разорвана почка.

Затем приехали «светила» хирургии из Лондона – родители не считались с расходами. В одной из комнат поместья даже оборудовали операционную, чтобы никуда не перевозить этот «обломок кораблекрушения», как назвал Уинстона его отец.

После трех недель между жизнью и смертью, пережив несколько операций и тяжелую лихорадку, наш герой стал понемногу приходить в себя.

Сначала он ничего не понимал и не помнил. Когда память вернулась, Уинстон рассказал, что прыгая с десятиметровой высоты, он рассчитывал на сосны, растущие в обрыве.

«Их верхушки почти касались моста, и я подумал – ничего особенного… Всего три этажа…» – объяснял он. Матери при этом всякий раз делалось дурно, а отец задумчиво смотрел на него. «Прав герцог, прав… Хоть он и сумасшедший, но судьба его бережет. Вопрос: для чего», – бормотал лорд Рэндольф.

Удивительно, но именно благодаря этому несчастью в жизни Уинстона произошли две важные перемены.

Во-первых, вынужденно прикованный к постели, он наконец взялся за «невозможную» математику. Простые и десятичные дроби, квадратные и дифференциальные уравнения, теория коэффициентов, синусы, косинусы и тангенсы, которые он так и не смог одолеть за несколько лет в школе, вдруг покорились ему за полгода.

На августовском экзамене в Сандхерсте, который он сдавал уже третий раз, юному Черчиллю наконец повезло. Ему попалась сложная задача, которую Уинстон решал буквально накануне. Если раньше из 2500 возможных баллов по математике он едва набирал несколько сотен, то на сей раз – получил 2000. Как тут было не поверить в счастливую звезду?

Во-вторых, сын лорда Черчилля, как только врачи разрешили перевезти его в Лондон, стал посещать дебаты в парламенте. Сначала на костылях, потом с палкой, затем прихрамывая, он наблюдал, как делается британская политика, изучал ее «кухню». При содействии отца, который разумно счел, что общение с лучшими умами своего времени предпочтительнее прыжков с десятиметровой высоты, Уинстон завязал полезные контакты. Он познакомился с людьми, бывавшими у них дома, с теми, к кому ездил отец, с кем он встречался на тех или иных мероприятиях.

В последние два года жизни лорд Рэндольф, сам того не осознавая из-за стремительного прогресса тяжелой болезни, дал сыну больше, чем за предыдущие восемнадцать лет. Никто не заметил, что этот искалеченный сумасшедший мальчишка не только слушал, разинув рот, все эти дипломатические small talks – короткие беседы. Он рассуждал и делал выводы.

Вопросы

1. Какая наука не давалась Черчиллю? Почему ему было так трудно ее освоить?

2. Какая особенность характера заставила Уинстона совершить прыжок с моста? Это позитивная или негативная черта?

3. В чем суть конфликта, возникшего у отца Черчилля во время его работы в правительстве? Чью реакцию вы считаете верной: юного героя или его отца?