Текст книги "Стальные небеса"

Каролине, как принцессе Красного дома, необходимо достойное окружение и сопровождение из девушек ее возраста и дам постарше. И кто лучше подойдет на роль наставницы младшей сестры, как не Марья Васильевна Сенина, которая прекрасно зарекомендовала себя еще при матери, а потом – при сопровождении Полины? Настоящая придворная акула, в интригах смыслящая побольше самой Ангелины. Она и от давления защитит, и проследит за учебой, и будет всю информацию предоставлять Василине и, конечно же, ей, Ангелине.

Одна проблема – статс-дама, возможно, и не захочет менять почетную и важную должность во дворце на сады далекого Пьентана. Значит, придется придумать, чем ее убедить.

Ангелина с Нории вернулись в Истаил утром девятого апреля. В Теранови было решено отправиться на следующий день, а пока Владыка и Владычица с головой погрузились в накопившиеся дела. Письмо Марине так и не было отправлено – в этом не было смысла, раз завтра будет доступен телефон.

Но к вечеру из посольства в Теранови прилетел гонец с двумя известиями, которые снова напомнили Ани: сколько бы она ни провела в Песках, чувство вины и сожаления, что она сейчас не с сестрами, всегда будет преследовать ее.

Одно известие было о смерти герцога Дармоншира, случившейся накануне. Оно ввело Ангелину в тяжелое сожаление и беспокойство о Марине, а Нории – в глубокую печаль, от которой потемнело небо и пошел холодный косой дождь.

Во втором говорилось об утреннем возвращении Василины и закрытии портала на Севере. И о том, что на нее было снова совершено покушение.

Глава 6

Десятое апреля, Иоаннесбург, Королевский дворец

Утро после покушения на королеву

В это утро Мариан Байдек пропустил и зарядку, и построение. Ночью он несколько раз просыпался, чтобы убедиться – да, вот она, его жена, лежит рядом как прежде, цела и невредима. Ругал себя последними словами, обхватывая ее поверх спящей между ними Мартины, и снова засыпал, согревшись, счастливый и тревожный. С другого бока к Василине жались мальчишки – в эту ночь дети спали с ними, потому что вчера не сумели успокоиться и отпустить маму. И хорошо, что кровать была достаточно широкой, чтобы все поместились.

Но когда часы показали половину восьмого, на столике у кровати пиликнул телефон – пришло сообщение. Байдек протянул руку, прочитал его и зашевелился, аккуратно пытаясь отодвинуться от супруги, чтобы не разбудить ее и детей.

– Уходишь? – сонно пробормотала она, подгребая к себе задергавшую ножками Мартину.

– Нужно, – прошептал он. – Ты спи, василек. Я дойду до Тандаджи, пообщаюсь с ним и вернусь.

Выходя, он кинул взгляд на Василину в окружении детей – и сердце его на секунду кольнуло сожалением. Такой, уютной и спокойной, могла быть их жизнь в поместье. Без покушений, уходов жены туда, где он не в силах был ей помочь, и ее огненной силы, с которой ей тоже приходилось справляться самостоятельно.

В камине гостиной, как и прежде, горел огонь, и Байдек, налив в опустевшую за ночь плошку можжевелового масла, поставил ее перед нагретыми изразцами.

– Охраняй, – сказал он тихо.

– Коне-е-ечно! – прогудело пламя так самодовольно, что принц-консорт усмехнулся. Из камина показалась усатая гепардова морда, слизнула масло, зевнула: – Кто-о-о лучший охра-а-анник?

– Ты, ты, – заслуженно похвалил его Мариан.

– Я-а-а! – горделиво подтвердил Ясница и скрылся в огне.

Зеленое крыло, Майло Тандаджи

Наутро после покушения на королеву в разведуправлении царила тишина и атмосфера потрясающей работоспособности. Даже весенние отогревшиеся мухи опасались жужжать и безмолвно ползали по папкам с бумагами, телефонам и притихшим сотрудникам.

Разноса, подобного тому, что устроил начальник подчиненным, отвечавшим за отработку заговорщиков, в Зеленом крыле припомнить не могли. Как и того, чтобы его высочество Мариан Байдек был настолько зол: все управление слышало, как он, быстрым шагом проследовавший в кабинет полковника вечером через пару часов после покушения, выговаривал, срываясь на рык, что у того тут заговорщики пешком ходят, контакты не отработаны и не просчитана элементарная раскладка действий противника.

«Виноват, ваше высочество, – то и дело раздавался ровный голос Тандаджи. – Мое упущение, ваше высочество».

Принц-консорт, после очередного «виноват» зарычавший уже натурально, хлопнул дверью и удалился, хмурясь и бросая тяжелые взгляды на любопытствующих.

В шесть утра тидусс собрал по итогам первых следственных действий совещание, которое больше напоминало экзекуцию. Когда за последним из присутствующих захлопнулась дверь, Тандаджи, красными от недосыпа глазами полюбовавшись занимающимся над парком рассветом, достал из стола стопку бумаги. На одном из листов он написал «Заявление об увольнении», а на втором «Отчет о следственных действиях». Поколебался и подвинул к себе «Заявление».

Но стоило ему вывести первые полные раскаяния и самоуничижения строки, как дверь открылась, и в кабинет вошел принц-консорт Мариан Байдек. Он сел в кресло и бросил взгляд на лист, над которым замерла рука полковника с зажатой в пальцах ручкой.

– Опять балуешься? – сказал его высочество сдержанно, ослабляя воротник.

Тандаджи промолчал, откинувшись на спинку кресла и едва заметно подняв брови. Байдек поморщился.

– Обиделся? – проворчал он. – Нежный какой. Прекращай. Я был неправ, Майло. Мои люди так же виноваты, как твои. Да и ведомство Игоря Ивановича подкачало. Его люди не отработали убежище заговорщиков в Блакории, твои упустили контакты персонала, а мои и вовсе пропустили взрывчатку в здание. Мог бы мне это вчера сказать, а не слушать с таким видом, будто я тебе отходную читаю.

– Если бы я тебе это сказал, ты бы меня съел, – невозмутимо отозвался начальник разведуправления. Но ручку отложил.

– Не смешно, – буркнул принц-консорт. Оценил общую тидуссову потрепанность. – Ты вообще спал сегодня?

– Нет, – Тандаджи выдвинул ящик и достал мешочек, явно пахнущий дурман-травой. Байдек принюхался и едва заметно покачал головой, наблюдая, как собеседник споро крутит из куска разорванного заявления об увольнении пухлую самокрутку и поджигает ее. Полковник затянулся пару раз, выпустил дым – и лицо его расслабилось.

– Не замечал за тобой склонности к театральным эффектам, – проговорил принц-консорт.

– Возможно, я слишком много общался с Кембритчем, – согласился Тандаджи, благодушно улыбаясь, и только взгляд его потяжелел.

Они помолчали. Известие о смерти Дармоншира пришло вчера в разгар расследования, и ни Тандаджи, ни Байдеку не было легко принять его. И сейчас вместе с запахом дурман-травы по кабинету потекло сожаление. Заявление тлело, начальник разведуправления попыхивал самокруткой.

– Что там с задержанным? – нарушил тишину Мариан.

– Темный, который оказался нашим старым знакомым, – сообщил Тандаджи, опять сверкая белоснежными зубами. Байдек мрачно взглянул на него, и улыбка полковника стала еще шире.

– Как узнали?

– Съездили к Дорофее, показали его фотографию герцогине Симоновой, как видевшей часть заговорщиков, – объяснил тидусс. – Она и опознала. Именно он ее вербовал тогда, когда должна была выманить к ним ректора Свидерского и ее высочество Марину. Он же провел принцессу к заговорщикам, когда она… поддалась эмоциям и сбежала.

– Он попался, значит, – с удовлетворением проговорил Байдек, чуть поморщившись при напоминании о Маринином безрассудстве. – Молчит?

– Заговорит, – пообещал Тандаджи весело. – Если понадобится, я его сам «Смыком» разговорю.

Он одно за другим потер запястья, переломанные после личного знакомства агента Тандаджи с аппаратом «Смык-181» в доме Смитсена и снова затянулся. Байдек несколько раз при допросах преступников сталкивался с этим прибором, вызывающим у человека чудовищный страх, поэтому понимающе качнул головой.

– Менталисты с задержанным работали?

– Он темный, – напомнил тидусс, и принц-консорт досадливо постучал пальцами по столу. – Менталистов и магов к нему подпускать не стану, не дай боги, выпьет, но снаружи у камеры дежурят сильнейшие боевые маги Управления под щитами и несколько служителей Триединого. Его Священство согласился прислать нам помощь, чтобы блокировать возможный темный срыв. Но, памятуя о том, что случилось семь лет назад, – безопаснее ликвидировать, – закончил полковник все с той же благодушной улыбкой.

– Согласен, но если мы его не заставим говорить, за ним придут другие, – возразил принц-консорт тяжело. – И рано или поздно они добьются цели. Потому что идеальной защиты не существует. Тем более, когда на стороне заговорщиков маг такой силы, как Черныш. Но я, собственно, не только извиниться зашел. Стрелковский здесь?

– Где же ему еще быть? – Тандаджи докурил и теперь встал, чтобы открыть окно.

– Тогда зови его в операторскую, сейчас посмотрим видео, – Байдек достал из кармана длинный кристаллический накопитель. – Мои ребята наконец-то смогли восстановить записи. Думали, уже не выйдет, так сбоили кристаллы после взрыва, но нет, даже звук есть. В этот накопитель свели информацию со всех камер, которые не сгорели.

Тандаджи уже с привычным каменным лицом повернулся от окна и подошел к телефону.

– Игорь, – сказал он в трубку, – запись взрыва есть. Иди в операторскую.

В операторской, или информационном центре Управления работали с фото-, аудио– и видео– материалами, поступающими от агентов и других источников как внутри страны, так и из-за границы. Часто из-за экстремальных условий записи эти материалы были такого качества, что без обработки и восстановления сотрудниками информационного центра не читались. В службе охраны, возглавляемой Байдеком, была своя операторская – и так как лазарет относился к дворцовому комплексу, то ключи от камер слежения, шифры записывающих кристаллов и мониторы, на которых охране транслировалось происходящее, тоже находились в ведомстве принца-консорта. Поэтому и расшифровкой занимались специалисты охраны, а не управления.

Хотя Тандаджи и планировал накануне запросить у гвардейского корпуса передачу кристаллов-накопителей своим операторам, лезть под горячую руку Мариана, который только что чуть не потерял вернувшуюся жену, он не стал, отложив вопрос на утро. И это оказалось верным решением – его высочество сам принес записи.

Байдек и Тандаджи прошли в большой информационный центр, напоминающий белый аквариум с множеством стекол-экранов по периметру, у которых, разделенные звукопоглощающими перегородками, сидели операторы, просматривая видео – большинство из них были в наушниках. Там уже ждал Стрелковский. Один из операторов вставил переданный принцем-консортом длинный кристалл в небольшую коробочку-считыватель на буквенной панели – магтехнологии во всей красе, – набрал несколько символов, и на экране высветился белый коридор лазарета за несколько минут до взрыва.

Мимо пустующих палат шла молоденькая санитарка – простовато улыбаясь встречным, перебрасываясь короткими фразами с коллегами. В зеленом халате, шапочке, с вышитым именем на груди, с тележкой, на которой стопкой были сложены полотенца, бруски мыла, флакончики с шампунем и с десяток свечей в прозрачных стаканах. Вот ее показали со спины: впереди, в конце коридора, у дверей в палату королевы стояла охрана, а санитарка подходила к посту старшей сестры, расположенному посередине.

– Громче звук, – попросил Стрелковский, и оператор выкрутил громкость.

– Не помешаю я там, Лариса Павловна? – тихо спросила подошедшая.

– Нет, Оленька, ты как раз вовремя, – ответила сестра, – его высочество с детьми только что ушел. Полчаса у тебя есть.

– А свечи в палату зачем, не знаете?

Старшая поколебалась и склонилась над стойкой.

– На смену. Принц-консорт несколько с собой принес, в палате зажег, – едва слышно поделилась она. – Приказал менять, так уже почти все прогорели. Катя, медсестра, говорила, что видела, как королева руки над свечами держит и улыбается, а вокруг пальцев так и полыхает, словно они бензином облиты! И бабочки по палате огненные летают! Это что, говорят, во дворце их каждый день видят! И саламандры по стенам бегают, и даже птицы огненные летают!

– Чудеса, – выдохнула санитарка: на глуповатом лице ее разлился восторг. – Пойду я, может, тоже увижу, а?

Из ординаторской на шум голосов вышел врач, строго взглянул в сторону поста, и женщины отпрянули друг от друга. Доктор, поправив очки, шагнул обратно.

Санитарка, поглядывая на гвардейцев, катила тележку к палате королевы, охранники смотрели на нее с каменными лицами. А когда до них осталось шагов пятнадцать, из-под двери вдруг скользнула пламенная широкая лента, закрутившись вихрем и обратившись в огнедуха Ясницу.

Охранники напряглись, но с места не двинулись. Огнедуха они знали – тот каждое утро, если не было дождя, приходил на зарядку с капитаном Байдеком, да и днем постоянно следовал за ним.

Гепард зевнул, с интересом глядя на тележку, затем шагнул-метнулся к ней, обтек вместе с замершей девушкой, едва не касаясь ее. Санитарка вцепилась в рукоятку тележки и замерла.

– Ф-фу, вода, – прогудел Ясница, ткнувшись под тележку, в ведро, стоящее на нижнем ярусе. – О-о-о, свечи! Люблю-у-у свечи-и-и, – он обнюхивал лежащее сверху. Затем сел перед тележкой, задрав лапу и неприлично лизнув ее. – Ма-а-ало везешь. Быстро-о сгоря-а-ат!

Он протянул пылающий коготь и коснулся одной из свечей. Фитилек сразу занялся, воск в стакане мгновенно расплавился.

– А что еще-е-е есть? – с любопытством спросил он.

– Мальчики, – жалобно позвала Оленька, – а можно его как-то прогнать?

– Заче-е-ем меня-я прогоня-а-ать?! – возмутился огнедух, снова мягкой петлей обтекая и тележку, и санитарку. – А поговори-и-ить? Дава-а-ай в зага-а-адки поигра-а-аем? Ответишь пра-а-авильно, пропущу-у-у!

– Я его боюсь! – Служащая умоляюще посмотрела на охранников, и те неохотно зашевелились.

– Капитану позвонить? – буркнул один из них второму, старшему.

– Подожди, договоримся, – ответил тот. – Он не тронет. Уважаемый Ясница, – гвардеец шагнул вперед, – не пугайте девушку, пропустите. Иначе придется звать его высочество.

– Я-а-а уважа-а-аемый, – с удовольствием зевнул огнедух. – Я-а-а почте-е-е-нный! Не-е на-а-адо зва-аа-ать! Я-а-а не пугаю-у-у, а играю-у-у. Ну-у-у, краса-а-авица-а-а, – тут в голосе гепарда послышалось отчетливое ехидство, – отве-е-етишь?

– Да ответьте ему, – посоветовал старший сочувственно. – Он и отвяжется.

– Ф-фрр, как невежливо, – зафырчал Ясница.

Санитарка тяжело потерла глаза ладонью.

– Зага-а-адка, – прогудел Ясница. – Что ты такое вкусное везе-е-ешь, краса-а-авица?

Девушка замерла.

– У меня нет еды, – неуверенно сказала она.

– А для меня-а-а е-е-есть! – рявкнул огнедух и, рванувшись вперед, распахнул пасть, заглотив горку мыла вместе с частью тележки. Санитарка, охнув, бросилась назад к посту – и тут гепард вдруг беззвучно разбух клубами пламени до ширины коридора. На экране видна была его исказившаяся увеличившаяся морда, расплющенная об стену, распахнутая огромная пасть, из которой вырвался взрывной столб пламени, нагнавший санитарку и сбивший ее с ног. Засверкали вокруг девушки щиты, которых не могло быть на ней, полопались – и когда огонь отступил, на полу остался корчиться мужчина, сбивая огонь с одетого на нем горящего халата санитарки Оленьки.

– Вку-у-усно! – прогудел Ясница, вернувшись в обычный размер, и закашлялся – с каждым кашлем у него из пасти стреляли язычки пламени. – Но мно-о-ого, – прохрипел он, – сильный порох теперь ста-а-ал!

Огневик прыгнул к мужчине в горящей одежде, который уже не шевелился – потерял сознание, – провел над ним лапой, и пламя впиталось в нее.

Охранники, которых чуть не задело увеличившейся задницей огнедуха, вжавшись в стену, держались за красные лица – видно, жаром полыхнуло неслабо. Один из них кое-как снял с пояса рацию и что-то быстро заговорил в нее – звонил Байдеку. На стенах коридора копотью отпечаталась искаженная морда Ясницы и след огромной лапы.

Через несколько секунд в коридор ворвались гвардейцы, среди них – несколько боевых магов, мужчину лицом вниз погрузили на носилки и под охраной потащили прочь: в Зеленом крыле была камера с медицинским оборудованием. Ясница, горделиво прохаживающийся туда-сюда, лег у дверей в палату королевы и начал вылизывать лапу.

Открылась дверь, оттуда наконец-то выглянула привлеченная шумом Василина – в простом платье, в тапочках, – и в изумлении прижала руку к груди. Охранник, кривясь от боли, что-то сказал ей – видимо, просил вернуться в палату, потому что она кивнула и скрылась. Подошли еще гвардейцы, сменили пострадавших – их приняли врачи, – быстрым шагом прошел к палате жены Байдек, и через минуту королева в окружении гвардии покинула лазарет.

Запись оборвалась и началась снова.

– Лескова Ольга, двадцати двух лет от роду, – проговорил Тандаджи: на экране санитарка опять катила тележку по коридору, – на работу была принята полгода назад по королевской программе трудоустройства сирот. Работала то во вторую, то в ночную смены, по утрам училась, в этом году должна была закончить медицинский колледж. Соседок по общежитию уже опросили. Собиралась идти в медслужбу на фронт, горела этим, но с месяц назад передумала. Стала пропадать, не выходила на учебу, обзавелась деньгами. Как-то обмолвилась, что у нее появился мужчина, а две недели назад и вовсе написала заявление на академический отпуск с сохранением места в общежитии. Но после этого в комнате больше не появлялась и на звонки соседок не отвечала. Однако на работу выходила исправно.

Его слушали внимательно – пусть каждое ведомство проводило профильное расследование, но вся информация стекалась к Тандаджи, и основная следственная работа легла именно на внутреннюю разведку.

– Персонал лазарета описывает ее как трудолюбивую и исполнительную работницу, медлительную и не очень сообразительную, но чистоплотную и вежливую, – продолжал тидусс. – Никаких нареканий за время работы не было. Личное дело чистое. Ни капли магических способностей. Все возможные проверки Лесковой были пройдены, получены допуски под щиты дворцового комплекса, подписан магдоговор, который в случае покушения сразу же ликвидировал бы ее. Как мы видим, задержанный жив, следовательно, кровный договор подписывала лично Лескова и она же получала допуски под щиты.

– Значит, в какой-то момент санитарку Лескову сменил темный под ее личиной, – пробормотал Байдек.

– Львовский Константин Генрихович, – сухо уточнил Тандаджи, заложив руки за спину. – Родился в Рудлоге, в юности вместе с семьей переехал в Блакорию к деду по материнской линии. Блестяще закончил Высшую Блакорийскую магическую школу двадцать лет назад. Чуть больше восьми лет назад внезапно уволился из блакорийской армии, где служил боевым магом и делал прекрасную карьеру, и пропал. Весенцев, – обратился он к оператору, – сделай громче. Слышите акцент?

На экране санитарка шушукалась со старшей медсестрой, и сейчас, при усилении звука, в речи девушки стал заметен легкий блакорийский выговор.

– А сама Лескова по-рудложски говорила чисто. Мы опросили персонал, но никто не обратил внимания, что у Лесковой поменялась манера речи. Люди удивительно невнимательны.

– Львовский уволился восемь лет назад? – хмуро переспросил Стрелковский. – Где-то за полгода до переворота?

– Да-да, – подтвердил Тандаджи невозмутимо. – Ты в правильном направлении думаешь.

– Какое это имеет отношение к покушению? – принц-консорт нетерпеливо взглянул на часы, и полковники обменялись быстрыми понимающими взглядами. У всех есть слабое место, и у истинного служивого Байдека тоже.

– Мои люди отработали контакты Романа Соболевского. Мага, который этой осенью организовал серию покушений на ее величество Василину и был обезглавлен лордом Троттом, – напомнил Стрелковский Мариану. – И я поднял свои старые наработки по Смитсену. Темному, – голос его охрип, – который устроил революцию почти восемь лет назад и убил ее величество Ирину-Иоанну.

Игорь Иванович закашлялся и, поморщившись, отвернулся. Несколько раз шумно вдохнул воздух и продолжил:

– Они оба отлично зачищали следы, контакты и биографию, но кое-что ухватить удалось. Соболевский тоже внезапно ушел с работы в корпорации «Рудложское золото» примерно восемь лет назад, как наш задержанный из армии. Только Соболевский проявился спустя два года после переворота уже как финансовый консультант в Иоаннесбурге, а Львовский пропал надолго и всплыл только в истории с герцогиней Симоновой и ее высочеством Мариной. И хотя связи между Соболевским и Львовским мы не смогли найти, совпадение слишком очевидно, чтобы быть случайным. Особенно если учесть, что в то же время восемь лет назад по всему миру ушли в тень еще несколько десятков человек, которые имели в предках темных и до этого жили как обычные граждане. И это только те, о которых удалось узнать, разработав контакты Смитсена и Соболевского.

– То есть вы полагаете, что Львовский – один из тех темных, кого в свое время инициировал и взял под свое крыло Смитсен? – уточнил Байдек.

– Скорее всего, – кивнул Тандаджи. – А точно мы скоро узнаем от самого Львовского. Как мы видим, – он кивнул на девушку на экране, – с каждым разом их методы все изощреннее. Сейчас они воспользовались личиной санитарки. А завтра захватят кого-то из министров, часто встречающихся с ее величеством, а мы не сможем это вовремя вычислить.

– Я понимаю, как можно скопировать внешность. Но допуски? – с сомнением пробормотал Байдек. – Все-таки вероятнее, что Львовский сам подписал договор, уже находясь под личиной девушки, и получил допуски под щиты.

– Нет, если только он не способен одновременно находиться в двух местах, – ответил Тандаджи невозмутимо. – Установлено, что в тот день, когда задержанный шантажировал герцогиню Катерину Симонову, Ольга Лескова работала в лазарете.

Мариан покачал головой. Его тревожило только одно – как не дать повториться покушению.

– Тогда нужно выяснить, как личина не слетела при проходе через ворота и как получены допуски. Иначе все наши щиты – бесполезная трата стихийной энергии.

– Личина держалась на амулете, – Тандаджи ткнул пальцем в шею санитарки на экране, – наши магэксперты сейчас исследуют его. Но, полагаю, если амулет делал Данзан Оюнович Черныш, то его силы бы хватило, чтобы преодолевать ворота без разоблачения. А вот с допусками сложнее. Уверен, – его голос стал чуть едким, – господин Львовский будет так любезен, что прольет свет и на этот вопрос.

На записи вокруг тележки вился звезда вечера – Ясница, и тидусс повернулся к Байдеку.

– Удалось расспросить твоего подопечного?

Байдек едва заметно усмехнулся – Ясницу как основного свидетеля опрашивали в начале следствия, и огневик очень гордился этим.

– Сказал, что учуял еду. Для них чем огнеопаснее, тем вкуснее и питательнее. Вышел посмотреть, увидел «еду», спрятанную в кусках мыла, унюхал, что девушка пахнет мужчиной, и понял, что что-то неладно.

– Экспертиза взрывчатки готова? – вмешался Стрелковский.

– Работают, – отозвался Тандаджи. – В предварительном заключении речь про тот же орвекс, который ты первым обнаружил в цехах в Тидуссе.

– Как только удалось пронести такое количество, – пробормотал Байдек. – Судя по силе взрыва, не меньше двухсот грамм.

– На это я могу ответить, – Тандаджи смотрел на экран, где Ясница вылизывал себе лапу. – Вещи Лесковой обыскали. Она носила с собой еду в широком термосе со стальной колбой. А внутри – двойное дно, куда в слое густого крема помещался кусок мыла в целлофане, с прослойкой взрывчатки. Сканеры воспринимали его как термопрокладку. Если бы не знали, что нужно искать тайник, не нашли бы. Она проносила взрывчатку с собой, складывала куски мыла в двадцатилитровую емкость с мылом жидким. Взрыватель пронесла как часть заколки на волосы. Остальное – мобильный телефон и пара проводков. Идеально, – заключил он с удовольствием. – Нам бы его завербовать, да, Игорь Иванович?

Игорь усмехнулся. Он тоже умел оценить мастерство противника. А вот Байдек был попроще и любование действиями заговорщика не разделил.

– Итак, что мы имеем на данный момент? – сухо проговорил он. – Львовский вступил в контакт с санитаркой, каким-то образом сумел перенастроить на себя допуски и день за днем носил сюда взрывчатку, ожидая появления ее величества? Не слишком ли он полагался на случайность? Моя супруга, слава богам, отличается завидным здоровьем. И никто ее вчерашнего появления предвидеть не мог. Если только у заговорщиков нет прорицателя.

– Зачем ждать? – невозмутимо откликнулся Тандаджи. – И прорицатель тут ни к чему. Основной задачей, как я полагаю, было доставить под щиты взрывчатку. А затем достаточно было прямо на дворцовой территории сменить амулет и внешность Лесковой на внешность кого-то из придворных и попасть во дворец. То, что ее величество вернулась и оказалась в лазарете – удачное стечение обстоятельств, которым Львовский решил воспользоваться.

Мариан поморщился.

– Подумать только, – сказал он с глухой злостью, – страна с двух сторон в войне, гибнут тысячи людей, и только Василина может закрыть порталы. А этим выродкам война нипочем, они как преследовали свои цели, так и преследуют.

Его собеседники помолчали – этот выплеск эмоций комментариев не требовал. На экране полыхнуло, показалась кривая огромная морда Ясницы, вырвался из его пасти столб огня.

– Львовский способен говорить после такого? – спросил принц-консорт, глядя, как горит одежда на заговорщике. – Раз к нему нельзя допускать ни менталистов, ни виталистов, то достаточно ли простой медицинской помощи?

– Вчера его обезболили, очистили раны, обработали их, – пояснил тидусс. – Был в сознании, вел себя спокойно, не дерзил, но говорить отказался категорически. Его состояние мониторят, ночью провели осмотр, врач доложил, что он удивительно быстро регенерирует.

– Не боитесь допускать врачей?

Тандаджи едва заметно пожал плечами.

– Мы все рискуем, Мариан, сам знаешь, работа у нас такая. Врачи управления понимают, что работают с преступниками. Естественно, уже имея опыт задержания Смитсена, который разрушил нашу защиту, как картонную, мы перестраховались, как могли: Львовский обездвижен, помещен в специально подготовленную для темных камеру с усиленными стенами и двойными дверями, в которую при необходимости можно пустить газ. Вдобавок, пока Львовский был без сознания, над ним провел стабилизирующий ритуал служитель Триединого. То есть неосознанно он выпить никого не сможет, а вот что касается осознанной подпитки – тут мы слишком мало знаем о возможностях темных. Поэтому и не допускаем к нему магов. Если выпьет кого-то из врачей, следователей или агентов, будет прискорбно, но малое количество энергии ему не поможет выбраться.

Запись остановилась.

– Еще раз, господин полковник? – спросил оператор воодушевленно. Недавно принятый на постоянную работу из стажеров, с торчащими волосами, долговязый и молоденький, он явно хотел еще раз увидеть огнедуха, раздувшегося до стен, как фигурный воздушный шарик.

– Достаточно, – проговорил Тандаджи. – Сделайте копии, Ве́сенцев, исходный накопитель нужно вернуть в службу охраны ее величества.

– Так точно, – разочарованно пробормотал оператор и потянулся за чистыми кристаллами-накопителями, что стояли тут же, в «сотах».

Они не успели дойти до кабинета, когда Тандаджи позвонили с тюремного этажа и доложили, что задержанный пришел в себя после медицинского сна. И первое, что он сказал, – что готов говорить.

Господа полковники и принц-консорт спустились вниз на подземный этаж, где, помимо Львовского, в камерах находились и задержанные иномиряне (в том числе тха-нор, с которым в данный момент работала Люджина), и те, кто участвовал в заговоре Соболевского, раскрытого еще Кембритчем, и многие другие, чья судьба была незавидна и печальна.

Через широкое смотровое окно, усиленное магическим щитом, было прекрасно видно камеру, а у стекла был расположен наблюдательный пункт с системой управления дверями, вентиляцией и прочими функциями.

Темный лежал лицом вниз на медицинской койке. Руки и ноги его были пристегнуты к койке наручниками, спина была покрыта оранжевой восстановительной пеной, к вене вела капельница. Там, где пена впиталась, видны были страшные ожоги. Но уже подживающие, хотя у обычных людей сейчас шла бы стадия омертвения и интоксикации. Он не спал. Зеленые глаза болезненно и равнодушно смотрели в сторону стекла.

Тандаджи нажал кнопку на панели и склонился над микрофоном.

– Доброе утро, господин Львовский, – проговорил он, и задержанный дернулся, лицо его тут же искривилось от боли. – Полковник Тандаджи. Мне сообщили, что вы передумали за ночь и готовы добровольно пообщаться со следствием.

Глаза темного остановились на стекле. Он помолчал. Сглотнул и облизал сухие потрескавшиеся губы.

– Я хочу пить.

– Конечно, – ласково сказал Тандаджи. – Во время разговора и попьете.

– Нельзя, – прошелестел Львовский, тяжело дыша. – Нельзя. Я проклят. Только капельница.

– Все зависит от вашей сговорчивости, – подтвердил тидусс.

Темный несколько раз судорожно дернулся, с хрипами. Смеялся.

– Вы все мне дадите, даже если я буду молчать. Вам не нужна моя смерть.

– Жизнь может быть хуже смерти. Болезненнее так точно, – равнодушно проговорил Тандаджи.

– Да-а, – снова засипел-засмеялся заговорщик. – Но я все равно не расскажу вам много. На мне блоки, которые могут снять всего несколько человек в мире. Вы о нас ничего не узнаете. Как это я попался, а? Все было продумано идеально…

– И вы нам про это расскажете, – подсказал Тандаджи. И вдруг, обернувшись на звук поспешных шагов, склонился в поклоне – как и Стрелковский.

По тюремному коридору мимо камер к смотровому стеклу шла ее величество Василина Рудлог – одетая в светлые брюки и мягкий свитер под горло, с волосами, просто забранными в хвост. Лицо ее было немного сонным. За ней следовали бледные гвардейцы.

– Полковник Тандаджи, полковник Стрелковский, – приветственно кивнула она.

Байдек шагнул навстречу, взглядом размазав подчиненных по стенке, и Василина мягко взяла его за руку.

– Не ругай их, – шепнула едва слышно, – я запретила им звонить тебе. Ты был бы против.

– Я против, – подтвердил он сдержанно. – Я провожу тебя обратно.

Господа полковники, как и сотрудники наблюдательного пункта, и охрана камеры, застыли со склоненными головами, готовые к семейной сцене.

– Хорошо, – сказала она так же тихо. – Только дай мне взглянуть на него. Я хочу увидеть человека, который хотел меня убить. Понимаешь? Это как посмотреть в лицо своему страху.

– Да, – коротко и тоже почти неслышно проговорил принц-консорт. – Но ты будешь говорить мне о таких желаниях, Василина.