Текст книги "Измайловский парк"

Глава 18

Разговоры с отцом после драки были намного сложнее и далеко не так интересны. Кроме того, после неожиданных исчезновений Арама – а он теперь довольно часто бывал у Светланы – родители словно затаили некую обиду. Особенно мать. Неужели она и впрямь верила, что сумеет удержать сына возле себя навсегда?..

Однажды Арам вернулся домой необычно рано, удивив этим обрадованную Станиславу Владимировну, наспех поужинал и уткнулся в телевизор.

– Ты не заболел? – с тревогой спросила Стася.

Арам покачал головой. Он не сумел бы ответить на вопрос, что показывают, хотя не отрывал глаз от экрана, поскольку был очень далек от телевизионных событий.

Отец тоже пришел не слишком поздно, повозился на кухне, поговорил с матерью и, осторожно постучав, вошел к Араму в комнату. Присел рядом на тахту.

– Ты как? – спросил он.

– Лучше всех! – отрезал сын, не повернувшись.

– Молодец! – похвалил Айрапетов-старший. – Что смотришь?

Арам пожал плечами:

– Понятия не имею. Кто-то мельтешится и что-то говорит.

– А зачем тогда тебе это нужно? Можно я выключу? – Отец заглядывал Араму в лицо заискивающе и ласково, и Арам устыдился:

– Конечно, выключай. Я просто размышлял под этот дурацкий аккомпанемент.

Отец встал, и экран наконец погас. Стало тихо. Где– то во дворе начали перелаиваться собаки.

– Сынок, – осторожно начал Айрапетов, опять присаживаясь на тахту рядом, – я что-то плохо тебя понимаю… Ты решил расстаться с Валерием?

Арам кивнул. Странно, а разве могло быть иначе? И его решение окончательное и обжалованию не подлежит.

– Но… – Отец помолчал. – Валерий, на мой взгляд, такой приличный парень… Заботливый, внимательный… Вы столько лет дружили…

И Арам взвился. Они, видите ли, дружили! Ну вот пусть отец и дружит дальше! С этим Тумановым!

Именно это он и посоветовал родителю, постаравшись немного смягчить формулировку и интонацию.

– Этот Туманов какой-то липкий, – определил Арам характер отцовского друга.

– Пожалуй, – согласился с ним Айрапетов-старший. – Наверное, ты прав… Мы с матерью его как-то не разглядели. Но он нам немало помогал, и совершенно бескорыстно.

Арам выслушал вполуха. Что говорить, когда нечего говорить… Но приходится.

– Этот Валерий… Скрытный он чересчур. Хотя мне раньше всегда было с ним спокойно… Возникало такое чувство, когда я сидел рядом с ним, что все у нас будет хорошо и даже отлично. И я ничем не мог объяснить это ощущение…

Айрапетов покосился на сына.

Мало ли кто дерется из-за девушки… Но Арам моментально сделал глобальные, далеко идущие выводы, прямо-таки забросал парня грязью и объявил, что он неприятен… Ладно, неприятен… Вечно улыбается… И ни слова в простоте…

Вигену тоже больше нравились открытые, легкие характеры, чем заковыристые.

Но когда-то, в прошлом, теперь уже ставшем далеким и реявшем в воспоминаниях, Айрапетов очень дружил с Тумановым. Был многим ему обязан. И характером сын в Михаила не пошел – тот всегда был игривым, легкомысленным, предельно контактным. Вечный неугомонный ловелас… Откровенный бабник. Только Валерий казался еще хуже, намного тягостнее и сложнее. С этаким придется всю жизнь мучиться да его проблемы разбирать. Хотя уж как жена мучилась с Тумановым…

Айрапетов понял, что зашел в тупик.

– На некоторые вещи ничем ответить нельзя – можно только дать в морду, – бросил Арам. – Так и Петр Александрович считает.

Сын вырос. Обзавелся новыми авторитетами. И его сложности – сложности уже взрослого человека – оказались куда тяжелее подростковых и юношеских. Тогда он вечерами неизменно терпеливо ждал возвращения отца из клиники, потом дожидался, пока тот поужинает, и садился возле него, прижимаясь щекой к отцовскому плечу. И начиналась задушевная беседа, рассказы обо всех сегодняшних событиях, вопросы, вопросы, вопросы без конца…

Виген всегда с нетерпением ждал этих вечерних часов. Сидели в полутемной комнате, не включая верхнего света. Смутный блик настольной лампы бросал на стены размытые пятна. Стася ходила на цыпочках…

Теперь Арам стал замкнутым, нервным, дергался по пустякам, искал чего-то запредельного… Романтическая натура… Наверное, в жену. Айрапетов никогда романтизмом не отличался. Может, кто-нибудь был в роду…

– Почему люди обожают смотреть на огонь? – задумчиво спросил Арам, уставившись в камин.

– От наших предков досталось по наследству, – устало откликнулся Виген, с наслаждением вытягивая ноги поближе к теплу. – Когда-то точно так же сидел возле пещеры первобытный человек, уставившись на костер. И пытался в его языках разглядеть свое будущее…

– Это войну, что ли? – хмыкнул Арам. – Да не одну, а великое множество… О них часто вспоминает наш профессор Бочкарев.

– И их в том числе. А еще наш далекий предок пробовал увидеть в огне свою любовь, своих друзей, своих врагов… Чтобы потом легко отличить их и найти на Земле.

– И увидел?

– Если бы… Тогда, сынок, может, и жизнь на Земле наступила бы совсем другая. А знаешь, самое ценное на Земле – это дружба.

– Это ты сейчас так подумал, – логично возразил Арам. – Судя по обстоятельствам. А когда-то, – он хитро прищурился, – ты был убежден, что нет ничего выше и сильнее на Земле, чем любовь.

Айрапетов-старший слегка покраснел:

– Ну, пусть так, ты прав… Человеку свойственно ошибаться.

– А почему ты думаешь, что ошибался тогда, а не сейчас? Ладно, не обращай на меня внимания. Я болтаю всякую чушь собачью.

– Не люблю ворошить старое… – пробормотал Виген. – Оно как осенние листья – давно ушло в землю… Да все помнится… Извини… Я хочу тебе рассказать о нас с мамой… – неловко продолжал Виген.

– И ты рвешься к мемуарам! – простонал Арам. – Нашел время для воспоминаний!

Айрапетов-старший нервно закурил:

– Душа человеческая, сынок, времени для исповеди не выбирает. Наболит у нее – вот и кричит она, исходит мукой и страданием… А насчет дружбы… Есть на Земле честность и верность. А пока они остались, и Земля будет. Друзей и родителей надо всегда почитать. Что это за люди такие, которые родителей не уважают и забывают?.. На Кавказе живут по-другому…

«Забубнил, – злобно подумал Арам. – Чуть что, сразу: «Сынок! Сынок!» Как в фильме «Золушка».

– Кучеряво… Но мы с тобой не на Кавказе, а в Москве! Здесь другие законы, не твои правильные законы гор. И почему я должен почитать, как ты говоришь, этого Панина?! Какой он мне теперь друг?! Он подлец, негодяй!

Отец смотрел как-то растерянно.

– Думать о предателях и помнить их всех, конечно, не надо, а вот лишний раз без толку душу себе бередить – совсем не обязательно. У воина, когда он идет в бой, сердце должно быть на месте. Это правило, даже закон. И не стоит тебе их отвергать. А человеческая доброта закончится вместе с родом человеческим. Или наоборот… Мне кажется, что Валерий добрый. Вы дружили много лет… Но только он почему-то свою доброту прячет поглубже, будто стесняется. А разве это плохое качество? Нет, конечно. Хорошее, очень хорошее… Боюсь, что с ним произошло какое-то недоразумение… И надо уметь прощать…

– Добрый, как же! – усмехнулся Арам.

Валерка всегда о себе говорил так:

– Я не добр, но надежен. У меня природный цинизм компенсируется огромным чувством долга. Почему же, несмотря на это, за цинизм мне в жизни все равно достается?

И Арам как-то ему ответил:

– Ну, ведь тебе не придет в голову, если у тебя болит горло, снизить себе дозу панадола на том основании, что у тебя не болит, скажем, еще и зуб!

Отец курил и смотрел в огонь.

– Вот Земфира пела: «Курить – значит, буду дольше жить!» – хмыкнул Арам. – Разделяешь девичье мнение?

Айрапетов-старший ответил предельно деловито, с тонким куражом, подстраиваясь под интонацию сына:

– Она не права.

– Говорят, что курение вредит организму, а никто ведь этого не доказал! Где доказательство, что болезни курящих связаны именно с их куревом? Непросто и доказать, что вредно злоупотреблять алкоголем.

– Чтобы это понять – достаточно просто посмотреть на алкоголиков. – Отец задумчиво дымил в потолок.

– И на Панина тоже достаточно посмотреть. Так что насчет недоразумения с ним… – продолжал Арам. – Пусть каждый из нас останется при своем мнении. Зато потом из множества разных суждений легко составить четкую характеристику. Хотя она мне совершенно не требуется. И так все ясно.

В отличие от него Виген запутался окончательно.

Он по-прежнему любил жену. И слишком хорошо понимал, какими сложностями обернулась для нее жизнь.

Оставшись без матери, Стася упорно пыталась сберечь для себя тех, кого могла: отца, бабушку, мужа, сына. Она словно забывала, упрямо не хотела помнить о том, что жизнь все равно сильнее, что она неизменно настаивает на своем и заявляет свои права, что уходят все и всегда… Просто в разное, обозначенное Небесами время.

Стася абстрагировалась от этой мысли – и мечтала все сделать по-своему. Она была очень несчастна, и Виген жалел ее, страдал вместе с ней и понимал, в какое тяжкое, почти невыносимое испытание может, в конце концов, превратиться жизнь Станиславы, если она не пересмотрит своих взглядов.

Однако ничего пересматривать Стася не собиралась, и Виген пробовал ее уберечь, но разве это в его силах…

Стася с его помощью выдержала смерть бабушки и отца, от которого в последний месяц его жизни Виген почти не отходил – взял отпуск. Но потом вырос Арам и заявил о своих правах… И Стася впала в ужас.

– Нет! – сказала она. – Я его никому не отдам: ни армии, ни девкам, ни науке! Это мой сын и только мой!

Сознавать настоящую глупость своего желания Станислава отказывалась. Она вообще не желала мыслить, когда дело касалось Арама, и лишь твердила свое:

– Это мой сын!

В ту ночь, когда Арам впервые не пришел домой и не позвонил, со Стасей случилась истерика. Да еще это ограбление в тот страшный день…

И Виген поклялся себе, в который раз, сделать все от него зависящее. Тогда рыдающая Стася попросила развести Арама с Женей. Она почему-то была убеждена, что все зло исходит именно от этой девицы.

Сидевшая рядом Галина кивала. Ей тоже не нравилась Женя.

И Виген сдался и пообещал исполнить желание своей Кувшинки, правда подумав при этом, со сколькими еще девушками ему придется так «разводить» сына.

И вспомнил, что еще в советские времена в «Пионерской правде» фигурировали в отдельной рубрике два веселых остроумных друга-выдумщика – Петя и Вася, которые делали всякие мысленные и реальные изобретения. Каждый по-своему. Например, один покрасил свою лодку во все цвета радуги, а другой – свою лодку ошкурил, покрыл пинотексом, и получилась эдакая «первобытная» лодка с полным «рисунком» сучков. Чья лодка лучше? Ставьте, дорогие читатели, свою оценку каждой и присылайте письма в редакцию. Мы сложим баллы всех ваших оценок и вынесем вердикт – по читательскому голосованию.

Редакция так и делала: публиковала, кто на этот раз победил – Петя или Вася.

Дочка обожала этих приятелей-изобретателей.

И еще в те времена Петя и Вася, читая про мамонтов, вдруг задумались: какое хорошее, милое животное этот мамонт. Вот бы нам его вернуть в наше советское сегодня! Но как? И один предложил взять хорошо сохранившуюся «мумию» мамонта из вечной мерзлоты и, вытянув оттуда несколько сохранившихся клеток, мамонта клонировать. А другой выдвинул идею создания электронного мамонта – мамонта-биоробота, внешне не отличимого от настоящего, который может даже жевать зеленую ветку и радоваться, что она такая вкусная.

Да, довольно давно кто-то уже мечтал о том, о чем сейчас мы говорим почти определенно, и умел предсказывать будущее на манер гадалки.

Однажды Арам со смехом рассказал отцу, что спросил Валерку, не хочет ли тот завести дома рыбок. А приятель деловито ответил:

– Уже есть! Только виртуальные, электронные рыбки. У них много плюсов и преимуществ перед настоящими. Они так же плавают в «воде» под переливчатым светом, так же приятно на них смотреть. Можно их кормить. Для собственного удовольствия. А не накормишь – ничего страшного, они точно так же будут плавать бодренько дальше, им все равно. И еще кактус у меня «растет» возле компьютера. Зеленый, глаз радует… А поливать – не надо! Сплетенный из ниток и украшенный блестками.

Иногда Вигену казалось, и очень настойчиво, что Станислава тоже постоянно пробует создать себе такой вот неживой, искусственный мир, что жить в настоящем она не может, не умеет, не хочет. Ее вполне устраивают люди– клоны и люди-роботы. И сын ей нужен лишь подвластный и покорный, почти неживой, без собственной воли и личных желаний.

Но Виген любил Станиславу… Свою Кувшинку.

Глава 19

Поздним февральским вечером Валерий встретил Женьку возле ее дома. Она стояла с каким-то фраером, конечно, удивительно дорого и хорошо одетым. Шикарная дубленка и блестящие сапоги Женькиного ухажера бросались в глаза даже в темноте двора, где все полуразбитые фонари искривились и согнулись под снегом, как замученные ревматизмом старики, оказавшиеся теперь никому не нужными.

Валерий хотел безмолвно и незаметно проскользнуть мимо – что же мешать влюбленным? – но Женька его неожиданно окликнула:

– Эй, Панин! Не торопись, а то успеешь… Ты совсем зазнался, отличник Первого меда! Даже не заходишь… Хоть бы поздоровался.

– Ты занята, зачем мешать? – буркнул Валерий, вспомнил ее отвратительные обязательно розовые или лиловые лифчики и содрогнулся. Неужели нельзя купить белые или черные?!

– Аркадий уже уходит. Он очень спешит. Мы просто никак не можем с ним проститься, – внезапно низким голосом хохотнула Женька и, встав на цыпочки, поцеловала своего длинного кавалера. – Ну, Аркаша, пока! Звони!

Тот весело кивнул, усмехнулся, сверкнув в темноте белыми зубами, и исчез.

– Как всегда, поклонники, – пробурчал Валерий. – Ты не изменилась…

– А ты думал, что я за это время снова превратилась в девушку? – фыркнула Женька. – Напрасно надеялся! Или мечтал, чтобы я стала кикиморой? Тоже зря!

Она выпрямилась, лениво изогнулась и картинно порисовалась перед Паниным своей безупречной фигурой.

– Ну, что смотришь? Хороша? – с вызовом спросила она.

– Д-да… Одним словом… – сквозь зубы нехотя согласился Валерий. – Девка видная…

Она всегда была как намек на что-то, таинственное и прекрасное… И нехорошее и темное одновременно.

«Возьми себя в руки, – приказал себе Валерий и вспомнил Арама. – Или опять драться будем?»

– То-то! – удовлетворенно сказала Женька. – А ты ведь подлец и сволочь, Панин! Совсем исчез, к телефону не подходишь, на мои письма не отвечаешь… А я ведь ждала, что ты вернешься…

– Ну да? – иронично справился Валерий. – Ждала меня вместе с этим шикарным типом? И очевидно, еще с парой-тройкой других. Ты ведь, Евгения, одним ухажером никогда не ограничивалась. Тем более теперь, когда приобрела вкус к настоящей жизни.

– А ты как думал?! – злобно прошипела Женька. – Что будешь на меня плевать, а я тут изойду слезами и высохну, как доска на солнце, от тоски и горя?! Нет, дорогой! Я, когда поняла, что тебе все равно, есть я или нет на белом свете, что ты на меня плевал и все забыл, решила жить иначе. Вот и живу! Как могу и умею!

– Можешь ты хорошо! – хмыкнул Валерий и повернулся, чтобы пойти дальше.

Но Женька вцепилась в его рукав.

– Слушай, Панин! Я давно догадалась, что служила тебе чем-то вроде игрушки, забавы, но зачем тебе понадобилось так ловко мной играть? Ты не такой уж негодяй и мерзавец, и так низко падать не любишь и не умеешь! Слишком гордый для этого! Объясни, в чем было дело?!

– Жень, не надо! – попросил Валерий. – Не стоит ворошить старое… Ты, в общем, догадалась правильно… Но говорить на эту тему я не хочу…

– А я хочу! – крикнула Женька, и Валерий догадался, что она немного пьяна. Видно, напоил тот длинный фраер. – Когда папа умер, сразу после Нового года, и мы с мамой остались одни, мне было так плохо, так тяжело… Я не знала, куда кинуться за помощью, к кому обратиться… Нас сразу бросили и забыли все папины друзья и коллеги. Вообще все! И я подумала: ничего, ты ко мне вернешься, и тогда у меня в жизни будет настоящая опора!

Евгений Петрович, став бизнесменом, моментально оттолкнул всех своей суровостью и недоступностью. Так же точно он расправился и с родственниками жены. Поэтому друзей у него не оказалось. Во всяком случае, после похорон никто из его знакомых и коллег в дом Мягких носа не казал.

Серафима Гавриловна целыми днями только плакала.

– Мама, – наконец раздраженно заметила ей Женя, – нельзя же теперь оплакивать отца вечно! Надо ведь что– то делать!

– Да что я могу? – снова залилась слезами мать. – Я ничего не умею…

Это была правда. Она не умела ни почистить картошку, ни зажарить яичницу, ни вымыть полы.

Домработницу Тосю пришлось уволить сразу, а потом Женя в изумлении и панике обнаружила, что никаких больших денежных запасов в семье не насчитывалось. Вероятно, они с матерью абсолютно бездумно тратили деньги на украшения и тряпки, мотали на курорты и престижных портних и парикмахеров, на дорогостоящую мебель, посуду, хрусталь… Глупые, неопытные, легкомысленные… И чересчур беззаботные.

Валерию стало стыдно и противно от самого себя. Хорошо, что Женька в темноте не могла разглядеть его расстроенное виноватое лицо. Когда на тебя надеются, ждут от тебя защиты, успокоения, это очень приятно. Но и трудно!

– Жень, ну какая из меня опора? – смущенно пробормотал он. – Ты ошиблась…

– Ошиблась… – горько повторила Женька. – Это уж точно, что ошиблась… Но я долго надеялась на тебя и продолжала тебе верить… А ты… Эх, ты… – Она горестно махнула рукой и побрела к своему подъезду. У дверей остановилась и оглянулась: – Я любила тебя, Панин… Может быть, так сильно я уже никого и никогда любить не буду… Не знаю… Я чем-то виновата перед тобой?

Валерий досадливо поморщился:

– Если ты держишь слона за заднюю ногу, а он вырывается, самое лучшее – отпустить его. Жень, ты ведь знаешь, я сумасшедший.

– Еще бы не знать! – крикнула она. – Именно поэтому собираешься их лечить. Как все психиатры! А процент дураков и безумных во всех профессиях примерно одинаков!

За Женькой гулко хлопнула дверь. Валерий стоял и глядел на этот хорошо знакомый подъезд, на его освещенные окна и чувствовал себя распоследним негодяем. Нет, он никогда не сможет рассказать Жене обо всем. Это выше его сил. И это совсем доконает Женьку, убьет ее. Кому она нужна, эта правда… Пусть все останется по-прежнему… Так будет лучше. Хотя на самом деле ничего хорошего в сложившейся ситуации и впереди себя Валерий сейчас не видел…

Домой Валерка приплелся, с великим трудом заставляя себя двигаться. Галина Викторовна не задала ни одного вопроса, погрустнела и моментально накрыла на стол. Валерий сел ужинать, и сразу позвонил телефон. Трубку сняла мать.

– А-а, это ты…

По ее тону Валерий тотчас догадался, кто звонит. Давненько не слышали…

– Да, все в порядке… Он ест. Недавно пришел. Устал. Ну хорошо…

Мать вошла в кухню.

– Дядя Витя просит тебя…

Валерий мрачно пробубнил вместо приветствия:

– Никак, драгоценности объявились?

Дядька захохотал:

– Голубь ты мой! А ведь и вправду объявились. Лежат себе и смеются… Матери только не говори. Значит, встречаемся завтра в семь вечера у центрального входа в парк. А вот ты мне пока объясни один случай, будущий доктор. Раньше, когда я начинал болеть, прекращал холодное обливание и разбаливался сильно, и невольно завязывал с холодной водой надолго, потом начинал все заново. А тут вот недавно, встав с насморком, все равно облился по всей форме. И что же? Насморк через час прошел. Странно, но сие – факт, упрямый и наглый. Как его истолкуешь?

– Ну, насморк просто испугался и убежал! Кто же не испугается четырех ведер ледяной воды, которые вы радикально на себя вылили? Если бы пять, он удрал бы еще быстрее.

Мать смотрела вопросительно, но спрашивать не осмелилась.

– Насморк он лечит… – пробормотал Валерий.

«Дурит меня дядька, за нос водит, – думал он. – Ничего там никогда и не было! Хотя зачем тогда он сам там искал?»

Фантазии, иллюзии… Дядька сам уже настолько привык им верить, что жизни без них не мыслит.

Около семи Валерий аккуратно появился на условленном месте. Дядьки не было видно.

Валерий вспомнил дядю Борю, его странные предостережения и оглянулся на парк. Деревья шумели глухо и настороженно. Но это ему казалось, дурацкие фантазии… Деревья всегда шумят одинаково. Просто люди воспринимают их шум по-разному.

Привык Валерка к этому парку…

В небе медленно кружилось заиндевевшее колесо, на аллейках кричал чем-то довольный или недовольный морозоустойчивый молодняк, день заканчивался. И парковая жизнь тоже. На сегодня. Завтра все будет по-прежнему: колесо, вопли, детишки на дорожках…

Осенью в Измайловском парке к Валерию подошел незнакомый тип с невыразительной, невзрачной внешностью. Такого даже если постараешься, запомнишь не слишком. И сказал:

– У меня к тебе, Валерий Панин, очень серьезный и абсолютно конфиденциальный разговор. О нем не должен знать никто: ни твои родители, ни соседи, ни друзья.

Валерка насторожился и на всякий случай приготовился к бою и нащупал стилет в рукаве. Откуда этот проходимец знает его имя и фамилию? Что все это значит? Он терпеть не мог никаких тайн и секретности, когда их требовали от него, хотя сам вел довольно скрытную личную жизнь.

– А вы кто? – спросил он мрачно.

– Отойдем, – предложил незнакомец.

В глухом закоулке темной пустой аллеи подозрительный тип показал удостоверение сотрудника агентства частного сыска. Это еще больше не понравилось Валерию. Он давно хорошо знал, чем пахнет дело, если к тебе подходят ни с того ни сего подобные дяди с бесстрастными физиономиями… И сильно забеспокоился.

Очевидно, дядька догадался о его тревоге. Это было неприятно. Валерка думал, что его не так легко раскусить.

– Не волнуйся! – криво и противно ухмыльнулся опасный тип. – Просто тебе тут надо выполнить одно задание…

– Какое еще задание? – сильнее нахмурился Валерий. – От кого?

Сотрудник ухмыльнулся:

– От тех, кто платит. Ну, не пугайся! Задание легкое, как таблица умножения. Девушек любишь? – И он вновь мерзко, сально ухмыльнулся.

Валерия передернуло.

– Допустим, а что? – осторожно вступил он в новую загадочную игру.

– Вот и хорошо, – ласково кивнул детектив. – Верю, что у тебя все получится. Нужно увлечь одну девушку. Красивую, модную, неглупую… Погулять с ней и вскружить ей голову. Тут, понимаешь, какое дело… – Дядька оглянулся, проверяя, нет ли кого поблизости. – Один человек хочет, чтобы его сын не встречался больше с этой девицей. Для этого нужно кое-что подстроить… И ты, парень дворянского происхождения, справишься с задачкой как нельзя лучше. Лучше других.

Сыщик весьма удачно и ловко капнул на чувствительную струнку в душе Панина. Тот был предельно самолюбив, и его гордость, заботливо политая водой из рук опытного детектива, тотчас стремительно рванулась вверх, словно та водичка оказалась живой.

Вот даже как… Его, простого в общем-то парня Валерия Панина, сына врачей, присмотрел некто, очевидно, высокий в стране! Ничего себе! Кому рассказать – не поверят.

– А что дальше? – спросил Валерка. – Одним словом…

Все-таки природная осторожность нашептывала ему о некой опасности.

– Дальше? Уже подумал про теплую приятную постельку? – развязно хмыкнул дядька. – Ты парень резвый, знаем, знаем… Но пока лишнего себе не позволяй, погуляй с ней вот тут, в парке, для начала. Там видно будет. А вообще, этому человеку все равно, что там будет дальше. Главное – развести его сына с девахой. Можешь ее продинамить, дело твое. Тут твоя полная инициатива и фантазия. Творческое дело!

– А жениться потом не придется? – выпалил Валерий.

Его ужаснула эта подневольная свадьба.

Детектив заржал:

– Ох и лихой малый! Прямо подметки на ходу рвешь! О женитьбе говорить рано. В общем, ты меня понял… Но смотри! – Он выразительно погрозил толстым корявым пальцем перед носом Панина. – Чтобы выполнил все на ять! Иначе… – Морда у него стала чересчур свирепая. – А вообще не тревожься, вот… – И он вытащил ласково прошуршавшую пачку долларов. – Это только задаток. Остальное получишь потом.

– Ладно, – буркнул Валерий, засовывая деньги в карман. – Давайте позывные!

– Чего? – не понял малость туповатый, несмотря на работу в органах, дядька.

– Ну, как там ее звать-величать, эту вашу деваху! И где живет. Я же не могу ее отыскать самостоятельно. Всех красивых в округе перебирать, что ли?

– А-а! – дошло наконец до сыщика. – Она живет в твоем дворе. Женя Мягких. Поди, знаешь такую?

– Женя?! – похолодел Валерий. – Нет, я не могу… Почему Женя?..

Дядька насупился:

– Ты чего, пацан, плохо соображаешь? Я же тебе все объяснил! И деньги выдал. Тут никакие не могу не допускаются! И вообще, что это еще за новости? Что за капризы? Почему ты вдруг не можешь? Не нравится она тебе разве? Да такие девушки нарасхват!

Валерий мялся, не зная, что сказать. Значит, отец Арама… Этот Айрапетов, приятель родителей Валерки… Ну и сволочь!

– Не в этом дело… – пробубнил он. – Нравится, не нравится…

– А в чем? – настаивал детектив. – Ты скажи, вдруг я все причины устраню одним махом.

– Ладно, договорились, – буркнул Панин. – Охмурю в два счета! Только потом не жалуйтесь, если она сама начнет таскаться за мной хвостом…

– Вот это, я понимаю, деловой разговор! – снова заржал дядька. – Молодец ты, парень! Не зря выбрали именно тебя. Но помни: наш разговор должен остаться строжайшей тайной!

– Да помню я, помню! Не совсем идиот! – пробормотал Валерий. – Чего уж тут не понять… Умный не спросит, дурак не догадается…

Так он стал ухаживать за Женей. И приударил настолько ловко, как умел лишь он один. Айрапетов сделал правильный выбор. Женька уже через неделю была без ума от своего нового кавалера и напрочь забыла обо всех остальных…

Сейчас Валерий вспомнил все это и совсем захмурел. Позже, после драки, он стал неаккуратно отделываться от Жени, что-то решать… И все это нескладно, нелепо, бездарно…

Внезапно подковылял дядя Боря.

– Гуляешь? А чего один? Где твоя краля мягковская?

Валерий потер лоб. Пошел снег – вялый, последний, тихое воспоминание о еще одной ускользающей зиме…

– Глаза бы мои ее не видели, эту кралю…

Дядя Боря хмыкнул:

– Чего так?

Валерка помолчал.

– Да так… Давно пройденный этап…

Сосед ухмыльнулся:

– Это как посмотреть… Ее ждешь?

Валерий покачал головой:

– Нет.

– А кого?

Вот привязался…

– Дядьку, – нехотя признался Панин. – Этого тоже бы сто лет не встречать…

Дядя Боря хмыкнул:

– А может, и не встретишь больше, кто знает… По твоему желанию.

– Как же, как же… – усмехнулся Валерий и осекся.

Слишком пристально смотрел дядя Боря, слишком тяжело…

– Ездил он не раз в эту вашу Берендеевку… Без толку мотался… Я ведь его еще в самый первый раз предупредил – сколько годов назад это было! – чтобы не лез не в свое дело! Там и без него охотников на сладкое предостаточно. Так нет! Не слушал!

Валерий удивился:

– А откуда вы его знали?

– Да как откуда? Брат он ведь твоей матери, соображай… В одном подъезде с Галиной живем…

Домой Валерий вернулся мрачным и сразу лег спать. Галина Викторовна, как всегда, никаких вопросов задавать не стала.