Текст книги "Лугару"

– Что это такое, машина смерти?

– Это полностью закрытый автозак. У него мотор мощнее и резче, поэтому он ревет громче всех остальных грузовиков. Мы ведь слышали его сквозь стены. Действует по очень простому принципу. Заключенных заводят в кузов, якобы куда-то везут, и плотно закрывают бронированную дверь. Выхлопная труба выводится внутрь кузова, и, когда машина едет, выхлопные газы идут внутрь, на людей. Люди задыхаются и умирают при перевозке. Тела сразу везут в крематорий и сжигают, чтобы скрыть следы. Потом душегубку дезинфицируют и готовят к следующей партии.

– Откуда ты знаешь это?

– Ты забыл, кем я был? Однажды я сам сажал в такую машину людей.

– Где ее изобрели?

– В одном из лагерей НКВД – где же еще?

Он молчал, пытаясь осознать смысл сказанного. Но его душа отказывалась в это верить.

– Поэтому я так перепугался, когда услышал знакомый рев, – пояснил чекист, – я узнал бы его из тысячи.

– Понимаю, – кивнул он.

– А знаешь, есть один интересный момент. У наших НКВДшников эту машину – вернее, конструкцию такой машины, зачем-то купили немцы.

– Немцы? – не понял он.

– Ну да. Там же сейчас нацистская партия пришла к власти. Собираются, наверное, ужесточать порядки. Вот и купили душегубку у наших. Изобретение машины смерти… Тоже будут перевозить.

После этого разговора он не смог заснуть. Что-то разрасталось в глубине него, как снежный ком. Что-то огненное и пугающее, такое, каким бывает предчувствие.

Посреди ночи он присел на нары к чекисту и разбудил его, тряся за плечо.

– Расскажи мне про этот лагерь, на шестом километре… Где лаз?

– Зачем сейчас? Там покажу, – буркнул чекист, недовольный, что его оторвали от сна даже в таком месте.

– Сейчас. На всякий случай. Нас могут отправить по отдельности. Если я вырвусь раньше, то тебе помогу. Хотя бы вещи в селе подготовлю. А если ты первым, то ты – мне.

В конце концов чекист согласился. Сбив со стенки кусок штукатурки, он нарисовал на полу план.

Через два дня после этого чекиста принесли в бессознательном состоянии и швырнули на пол. Он бросился к человеку, уже ставшему для него другом. Лицо его было синим. А руки… Его запястья на обеих руках были разодраны до кости, и из этих жутких ран толчками вытекала густая, венозная кровь, заливая весь пол. Что они делали с ним? Было похоже, что его подвесили на что-то острое на запястьях, и он оборвался. Думать дальше было нельзя – рассудок отказывался повиноваться.

Его друг умирал. Он прекрасно понимал, что нельзя соединить разорванные вены. Неизбежна смерть. Только один раз чекист раскрыл глаза и посмотрел на него.

– Беги… – прохрипел, – беги за меня…

Вскоре чекиста не стало. Он почувствовал это. Предчувствие поразило его, словно раскрыло какую-то странную, потаенную дверь. Теперь он мог через нее выйти.

Глава 14

Зинаида не любила опаздывать. Более того – она просто не выносила людей, хронически опаздывающих на работу или на встречи. А потому всегда приходила заранее или, в крайнем случае, вовремя. Это считалось у нее почти опозданием – прийти минута в минуту.

Поэтому она заступила на ночное дежурство не в шесть вечера, как было положено, а в 17.20. На работу она всегда приходила раньше. А почему, и сама не могла объяснить. Каждый раз давала себе слово этого не делать. Медленно собираться, вовремя выйти, но… Ноги словно сами несли ее к работе, ей хотелось там быть. Возможно, она уже сжилась с этим местом, не мыслила себя без него.

В морге было полно людей. Кац, два новых врача, которые поступили на прошлой неделе, и два санитара, которые сдавали смену. Ей предстояло дежурить вдвоем с религиозным стариком. Несмотря на то что Кац прилагал немыслимые усилия, чтобы найти санитара на место погибшего студента, а лучше – нескольких, у него ничего не выходило. Никто не хотел идти работать в морг. Приходили либо отпетые алкаши, либо бывшие уголовники, когда-то закончившие курсы санитаров. Они отсидели, их выпустили из тюрьмы, нужно было куда-то устроиться, вот они и шли в морг, считая это место чем-то вроде человеческого мусорника, где берут на работу всех. Кац смотрел на них, содрогался и говорил, что все места заняты. Соответственно, нагрузка на всех врачей страшно возрастала.

Кац выглядел очень уставшим и словно постаревшим. Зине подумалось, что на него свалилась куча забот. Тяжело выжить под этой грудой дел, разгрести ее и выползти на поверхность. Немудрено, что шеф сдал.

Он отвел ее в сторону.

– Меня вызвали на допрос в НКВД.

– Зачем? – вздрогнула она, полная самых плохих предчувствий.

– Спрашивали о погибшем санитаре. Кажется, он хранил у себя какую-то запрещенную литературу. Что-то такое они у него в общежитии нашли.

– А при чем тут вы? – От волнения голос Зинаиды прозвучал резко. – Вы не можете знать, что хранят у себя дома все ваши сотрудники! Вы же не ходите к ним домой!

– По их мнению, я должен контролировать, – вздохнул Борис Рафаилович, – но они не обвиняли меня, расспрашивали просто так.

– Они ищут убийцу? – спросила Зина, не надеясь на ответ.

– Мне показалось, что их больше интересовала литература, чем убийца парня, – печально вздохнул врач, – гнусный мир…

– Молчите! – взмолилась она. – Ну просто умоляю – молчите! Не нужно так…

Кац пожал плечами. Зине вдруг стало страшно. В этом жесте была такая обреченность, словно он уже смирился со своей судьбой, хотя и не знал эту судьбу до конца… Ей вдруг захотелось встряхнуть его, закричать, что все будет хорошо, что не надо так… Но она не могла – знала, что это неправда. А потому ей еще больней было видеть печальную улыбку шефа, к которому она уже успела привязаться чисто по-человечески. Ей очень нравился Кац и как профессионал, и как человек. Но в нем всегда ощущалась некая надломленность, словно он сдался. И вот этого Зина не могла понять до конца.

– Сегодня тебе должно быть спокойно, – перевел разговор Борис Рафаилович, – мы успели все сделать и отправить до вечера. Новых клиентов, надеюсь, не поступит. Так что посиди немного и ложись спать.

– Вот еще! – хмыкнула Крестовская. – Ну кто же заснет в морге?

– Где спать, как не здесь? – в тон ей ответил Кац. – Тут тишина!

Так они часто подкалывали друг друга, получая от этих пикировок понятное только им удовольствие.

К шести вечера все разошлись. Зинаида заперла входную дверь на ключ, погасила свет в коридоре, проверила холодильники, прозекторскую, лабораторию. Было слышно, как в своей каморке бубнит молитвы старик-санитар, обращаясь к никогда не видимому им Богу, пытаясь найти у него защиту, чтобы выстоять здесь, на земле.

Она решила вскипятить чайник и сделать себе травяной чай, который в последнее время очень полюбила. Ей казалось, что, как и сигареты, острые ароматы трав притупляют чувствительность и запахи. А может, это было лишь игрой ее воображения, которое не могло успокоиться ни на миг, а потому искало выходы там, где другому не за что было зацепиться.

Зина насыпала чай в чашку и взяла было чайник, как вдруг замерла на месте, пораженная знакомым звуком: ей вдруг показалось, что хлопнула входная дверь. Это было очень странно, ведь она сама заперла ее на ключ. Она так поступала всегда – у двери и у ворот были звонки, и если кто-то появлялся в морге ночью, то звонил.

Звук повторился с новой силой. Зина поняла, что не ошиблась: кто-то хлопнул входной дверью, зашел внутрь. И это был не старик-санитар – его бормотание не прекращалось ни на минуту и отдаленно доносилось до нее.

Значит, вернулся Кац, решила она. Видимо, что-то забыл. Ну или же ему настолько невыносимо было дома, что он решил вернуться сюда. Так уже бывало неоднократно. К тому же, только у него был ключ, и он не стал бы звонить в звонок. Немного успокоившись, Зина выдохнула с облегчением, прислушиваясь. Но никаких шагов не услышала.

«Что за чертовщина… – подумалось ей, – у порога он застрял, что ли? Пьян?»

Она решительно вышла из ординаторской и… застыла. В коридоре было темно. Почему Кац, открыв дверь, не зажег свет? Чего вдруг ему так стоять?

– Борис Рафаилович! – крикнула Зина в темноту. – Вы что-то забыли? Хотите чаю?

Ответом ей была мертвая тишина. Выключатель находился рядом с входной дверью, и она двинулась вперед, чтобы включить свет.

Внезапно Зине показалось, что за ее спиной раздался какой-то шорох. Но это было абсолютно нереально! Как мог Кац переместиться назад с такой быстротой? Крестовская почувствовала, как ее ноги налились свинцом. Она не могла ступить ни шагу! Через секунду, собравшись, она все же медленно пошла вперед.

Вот и выключатель. А рядом входная дверь. Она действительно была полуоткрыта. Значит, слух ее не обманул. Сюда кто-то вошел. Зина выглянула во двор – ни души.

Она обвела взглядом двор, привычный до тошноты, и снова заперла дверь. Ее немного успокоил скрежет запирающегося замка. Затем она обернулась в коридор – и замерла. Он был абсолютно пуст. Каца в нем не было.

– Борис Рафаилович! – снова крикнула Зина с каким-то надрывным отчаянием в эту пустую плоскость, залитую ярким белым светом больничных ламп. – Вы здесь?

Ответом ей была тишина. Ее стала бить дрожь. Она решила заглянуть в кабинет Каца, удостовериться, он ли это вошел… Пошла вперед, но прошла не долго.

Кто-то с силой резко схватил ее сзади так, что она не успела и вскрикнуть, а затем к ее лицу прижали плотную тряпку. Волны сладковатого запаха душили ее… Это был запах хлороформа. Зина узнала его последней вспышкой угасающего сознания, проваливающегося в сплошную, плотную черноту…

Она пришла в себя, лежа на боку в коридоре. Почувствовав под щекой холод кафеля, приоткрыла глаза. От неудобной позы затекло все тело. Мучительно болела голова.

Зина знала, что это побочный эффект от хлороформа. Это было дикое, мучительное ощущение. Череп ее словно распиливали ржавыми пилами ровно тысяча чертей, и она задыхалась в этом аду, полузадушенная нехваткой свежего воздуха. Перед глазами все двоилось и расплывалось.

Держась за стену, кое-как Зина поднялась на ноги. В морге стояла удивительная, просто невероятная тишина. Не было слышно ни тиканья часов, ни капанья воды, хотя было несколько протекающих кранов. Не слышно было и бормотанья старика-санитара.

Ужас поднялся по позвоночнику вверх, обволакивая всю спину влажным, ледяным покрывалом пота, и сдавил горло с такой силой, что даже прекратилась мучающая ее тошнота.

Зина решила пойти к старику – ей было невыносимо находиться одной здесь. Впервые в жизни место работы стало внушать ей ужас. Она пыталась уговаривать себя, что ей не страшно, но ничего не могла поделать с собой.

Дверь в клетушку санитаров была открыта. Это помещение было намного меньше ординаторской и действительно напоминало ей самую настоящую клетку. Было видно, что за приоткрытой дверью горит яркий свет. Зинаида окликнула санитара по имени. Тишина. Он не ответил. Не было слышно и бормотанья молитв. Ее дыхание замерло. Очень осторожно толкнула дверь вперед… Та поддалась под ее рукой, приоткрываясь с противным, надрывным скрипом…

Такого количества крови Зина не видела никогда. Ей вдруг показалось, что все, абсолютно все вокруг было забрызгано кровью. Стены, потолок, окно, пол – все утопало в крови. В этом ужасе она не сразу разглядела старика. Он лежал на полу, между стеной и стулом, отодвинутым от стола, неестественно изогнув ноги. А его разодранное горло было все в крови.

В этот раз раны не вызывали никаких сомнений. Она видела, что старик мертв, а горло разорвано, словно его грыз дикий зверь. В этот раз горло было не прокушено, а разодрано с такой яростью, что голова несчастного держалась на тоненькой полоске кожи, почти отделенная от тела. Крестовская проработала в морге достаточно долго, но даже ей стало нехорошо от этого вида.

Она подошла ближе. Судя по состоянию крови, старика убили совсем недавно – максимум полчаса назад. Кровь еще не успела свернуться.

Кровавые следы вокруг означали, что кто-то с силой поднял старика в воздух и трепал по всей комнате, разрывая ему горло. Что за дикая ярость? Зина никогда не сталкивалась с такой…

Ее вдруг пронзила мысль о том, что в этой ярости не было ничего человеческого. Поражало еще одно – тот, кто сделал это со стариком, обладал огромной силой.

Опустившись на корточки, Крестовская принялась осматривать рану. Горло убитого словно искрошили чем-то острым, к примеру, острыми клыками, измельчая каждый фрагмент кожи, каждую артерию. Подобных ран видеть ей не доводилось.

Эти раны не имели ничего общего с теми, которые она уже видела на двух трупах с прокушенными шеями. Эти были гораздо страшнее – в них чувствовалось что-то адское. Ярость, злоба, с которой они были нанесены, просто потрясали. Кто бы это ни сделал, в этом существе бушевало безумие. Зверь ли, человек набросился на несчастного старика, разрывая его со страшной силой, было понятно, что убийца – больное, безумное существо. И оттого мгновенно появлялся ужас, с которым нельзя было совладать.

Полчаса… Мог ли быть этот зверь еще здесь? Затаиться среди помещений морга? Зина задрожала всем телом, словно попала под колючий, ледяной дождь.

Затем, не в силах больше находиться в этом ужасающем месте, бросилась звонить по телефону – вызывать милицию и шефа, которому обязательно нужно было все сообщить.

Их с Кацем увезли сразу. Борис Рафаилович приехал раньше милиции и едва не потерял сознание, заглянув в комнату.

– Кто это сделал? Кто? – едва не плача, снова и снова повторял он, словно уговаривая себя успокоиться.

– Зверь. Сюда пробрался какой-то зверь, – ответила Зина, решив теперь уже все говорить вслух. Время недоговорок прошло.

– Никогда такого ужаса не видел… – причитал Кац, и очень скоро она перестала слушать его стенания.

Потом помещение морга заполнилось людьми в форме. Их было слишком много – гораздо больше, чем обычно. Ее и Каца посадили в машину. И отвезли в городское управление НКВД.

Там их разделили. Его отвели в один кабинет, ее – в другой. Прежде чем завести Зину в кабинет, женщина в форме НКВД ее обыскала, но не раздевала. Это означало, что она пока не арестована. НКВДшница просто прошлась руками по ее одежде, затем завела в кабинет и велела ждать.

Сколько Зина просидела в кабинете? Она не знала. Время казалось ей бесконечным. В кабинете она находилась абсолютно одна. Никто не пришел ее допрашивать, никто даже не заглянул. Что происходит, она просто не понимала.

Она ведь нашла труп! Убийца усыпил ее хлороформом – ясно, что для того, чтобы убить старика. Но почему с ней убийца не расправился?

Сидя в одиночестве, Зинаида пыталась понять, как все это произошло. В руках убийцы был ключ. Он тихонько отпер двери и оказался в помещении. Чтобы привлечь ее внимание, стукнул дверью. Она вышла посмотреть. Улучив удобный момент, убийца усыпил ее. Что произошло дальше? Убедившись, что она в отключке, он запустил в помещение зверя, а затем – натравил его на старика. Значит, этого зверя он контролирует.

Для чего, для какой цели он убил старика? У Зины было только одно объяснение. Очевидно, убийца убирал тех, кто видел первый труп – тот самый, что привез чекист Асмолов. То есть он убирал свидетелей. Но если это так, тогда под угрозой двое – Кац и она, они ведь оба делали вскрытие.

Но она уже была во власти убийцы! Лежала без сознания, и он мог сделать все, что угодно. Почему он ее не убил? Почему не спустил зверя на нее? Зина не понимала. Она ведь знала больше, чем Кац. Она видела целых два трупа с одинаковыми ранами, и об этом не знал ни один человек! Почему же убийца не расправился с ней? Это было за гранью ее понимания. Рассуждая, Зина не замечала, как идет время, забыла о том, что находится в кабинете уже давно.

Дверь громко открылась, и на пороге появилась та самая женщина в форме, которая ее обыскивала.

– Вы свободны, можете уходить, – сказала она с полнейшим равнодушием, – вот ваш пропуск, он подписан. Уходите.

Несмотря на весь свой авантюризм, Зина была не настолько безумна, чтобы интересоваться в НКВД, почему ее не допрашивает никто из сотрудников. А еще по собственному опыту и по рассказам других знала, что в такой момент не стоит интересоваться судьбой Каца. Поэтому, быстро схватив пропуск, она покинула здание городского управления. И почти квартал практически бежала, пытаясь удалиться от страшного места как можно дальше.

И только когда она уже преодолела достаточно большое расстояние, вдруг поняла, что за ней неотрывно следует темный автомобиль. Зеленый или синий – Зина настолько была поглощена своими мыслями, что ничего не различала в упор.

Машина поравнялась с ней. Со стороны водителя опустилось стекло, и из него выглянуло знакомое лицо.

– Садитесь, подвезу, – усмехаясь, сказал Эдуард Асмолов, – вы так бежите, что за вами и не успеть.

– Там, где я была, лучше не задерживаться, – запыхавшись, ответила Зина.

– Знаю, – кивнул Асмолов, – садитесь в машину. Надо поговорить.

– Почему меня отпустили? Ваша работа? – прямо спросила она.

– А вы как думаете? – Асмолов засмеялся. – Вы мне нужны на свободе. Пока еще рано отправлять вас в расход. Поэтому садитесь в машину, пока не передумал!

Крестовская понимала, что он шутит. Но от его мрачного юмора ей было не по себе. Кроме того, ей страшно хотелось поговорить с кем-то обо всем этом, хотя бы для того, чтобы привести в порядок свои собственные мысли. А лучше Асмолова варианта просто не существовало!

Поэтому она села в машину. Ехали в полном молчании. Так, молча, проехали до Красной армии. Неожиданно Асмолов припарковал машину у тротуара и повернулся к ней.

– Здесь неподалеку есть хорошая чайная. И она уже открыта в это время. Предлагаю выпить чаю – вам не помешает сладкий чай, чтобы снять шок, и поговорить. Или вы предпочитаете говорить здесь?

Только теперь, взглянув на свои часы, Зина обнаружила, что уже восемь утра. Значит, в помещении НКВД она просидела остаток ночи. Мысль о чае вдруг вызвала у нее аппетит. Улыбнувшись, она вышла из машины вслед за Асмоловым.

Чайная находилась в подвале в одном из ближайших переулков и больше напоминала наливайку возле Привоза. От кирпичных стен шла сырость. В помещении было пусто. Неопрятная сонная девица возила по столам мокрой тряпкой, равнодушно глянув на ранних посетителей из-под сальных, давно не мытых прядей. Асмолов заказал чай с бутербродами. Они сели за самый дальний столик от входа, в углу.

– Происходит то, что я говорил, – спокойно произнес Эдуард. – Убийца убирает всех, кто осматривал труп. В опасности теперь Кац и вы. Поэтому вам лучше рассказать, что вы видели этой ночью.

Зина начала рассказывать. Асмолов слушал ее очень внимательно, не перебивал ни разу. Когда она замолчала, он задумался.

– Плохо, – наконец резюмировал. – У него появились ключи. Вам срочно нужно поменять все замки в морге.

– Я скажу Кацу.

– А я пришлю мастера.

– У меня создалось впечатление, что вы ожидали чего-то подобного, – не выдержала Зина.

– Так и есть, – кивнул Асмолов. – Я знаю, кто убивает. Один заключенный, который сбежал из секретного спецлагеря НКВД на шестом километре Овидиопольской дороги. Он перебил охрану с помощью… В общем, об этом позже.

– А зверь?

– С ним. Мы должны задержать его во что бы то ни стало, потому что он натворит бед. Это очень серьезная и секретная операция. А вы поможете мне в этом.

– Почему я?

– Потому, что теперь он охотится на вас.

Глава 15

– Я все еще не понимаю своей роли во всем этом, – на Зину вдруг накатила огромная усталость и все происходящее она стала воспринимать с трудом – словно сидела в зрительном зале, а перед ней на сцене разворачивалось действие пьесы, которую она все не могла досмотреть до конца.

– Я скажу вам правду, – Асмолов неотрывно смотрел на нее, – когда я привез к вам на вскрытие труп следователя…

– Следователя? – она вскинула на него глаза.

– Следователя НКВД, который допрашивал заключенного в лагере НКВД на шестом километре Овидиопольской дороги, я вез его не к вам, а к Кацу. Мне хотелось получить независимое заключение. О репутации Каца я был наслышан. Он был лучшим. И я был удивлен, увидев в морге вас. Не скрою, вы произвели на меня серьезное впечатление. Настолько серьезное, что, вернувшись обратно, я навел справки. Поднял все, что есть на вас в НКВД. Каково же было мое удивление, когда я узнал, что вы уже работали с 1-м отделом.

– Я? С 1-м отделом? – Выстрели Асмолов в нее, Зина бы удивилась меньше.

– Вы разоблачили немецкого шпиона, который охотился за снадобьями подземной секты в Одесской области. Вы лично работали с очень серьезным человеком, Григорием Бершадовым. Именно Бершадов прикрывает вас. И я подумал, что если уж все так совпало, то для меня просто неоценимой может быть ваша помощь. Поэтому я решил работать с вами. А уж когда на вас вышел Евгений Замлынский, который тоже работал на 1-й отдел, я подумал, что это не случайность. В результате я решил попробовать развивать наше сотрудничество.

– Честно говоря, я и понятия не имела, что уже работала на 1-й отдел, – вздохнула Зинаида.

– Знаю, – кивнул Асмолов, – когда я соврал вам, что я представляю 1-й отдел, вы никак на это не отреагировали.

– 1-й отдел – шпионаж, – резко сказала она.

– Не совсем, – усмехнулся чекист, – скорей, внешняя безопасность, внешняя разведка. И поиски этого заключенного, которого я должен найти, курирует лично Григорий Бершадов.

– Почему? Какое отношение этот человек имеет к разведке? – в лоб спросила Зина.

– Он иностранный диверсант, румынский шпион, который прислан в Одессу со специальной миссией – дестабилизировать обстановку на границе с Бессарабией.

– Я не понимаю…

– Сейчас объясню. Вы слышали о том, что Бессарабия – очень серьезная головная боль для советского правительства?

– Честно говоря, нет. Мало интересуюсь международной политикой.

– Румыния незаконно оккупировала, захватила земли, которые исконно и по справедливости должны были принадлежать Советскому Союзу. Симпатии населения на советской стороне. В этом регионе постоянно происходят волнения. Бессарабия хочет присоединиться к Стране советов. Но Румыния не может допустить этого. Поэтому был принят план дестабилизировать различными диверсиями обстановку на границе и в бессарабских селах и обвинить в этом советскую сторону. Советское правительство играет честно и не устраивает никаких провокаций. А вот румыны – наоборот. Этого человека схватили в тот момент, когда он должен был совершить серьезную диверсию, жуткое преступление – взорвать железнодорожный мост. Этот теракт был целиком и полностью подготовлен румынской стороной. Но сотрудники НКВД сумели разоблачить этого шпиона и арестовать его до того, как он произвел взрыв. Он жутко опасен, этот тип. При аресте застрелил двоих чекистов. На допросах отказывался сотрудничать, вел себя вызывающе, нагло, несмотря на всю вежливость следователей, образцов советских офицеров. Потом произошло непоправимое. Оставшись наедине со следователем на очередном допросе, этот тип убил его и сбежал через окно. Ему удалось выломать лаз в заборе заранее – как оказалось, он готовил побег давно, и сбежать. До сих пор его не нашли. Моя задача – найти его и обезвредить. Он страшно опасен. И если он доберется до границы с Румынией, до Бессарабии, серьезно пострадают невиновные люди. Вы же мне нужны еще по одной важной причине. Я хочу понять, что с ним происходит…

– Подождите, – прервала его Зинаида, – вы хотите сказать, что у этого человека есть какие-то особые способности, которые так интересуют 9-й отдел?

– Совершенно верно, – кивнул Асмолов, – этот человек обладает особыми способностями. Сверхспособностями, и вот что это такое, я и хотел бы выяснить с вашей помощью. Вы же врач.

– Какими именно сверхспособностями? – уточнила она.

– А вот это вы узнаете в процессе нашего расследования. Завтра.

– Что произойдет завтра? – удивилась Зина.

– Завтра вечером мы с вами поедем в Лузановку, проникнем тайком в детский лагерь и поговорим с детьми, которые видели его вблизи, разглядели и смогут описать то, что они видели.

– Почему вечером?

– Чтобы не попасться на глаза начальству и вожатым. К вечеру дети в лагере больше предоставлены сами себе.

– Как зовут этого человека, вы знаете? – поинтересовалась Крестовская, вникая во всю странность сказанных Асмоловым слов.

– Его позывной, псевдоним, под которым он работал на румынскую разведку и выходил на связь, Ноэль Гару.

– Это французское имя, – удивилась она.

– Его отец был французом, представителем древнего дворянского рода крестоносцев. Будучи в Москве в командировке, влюбился в русскую женщину, аспирантку Московского университета. Женился, они уехали во Францию. Там родился их сын. Они дали ему французское имя Ноэль, что означает Рождество. Настоящая фамилия этого человека де Гару де ла Тардье Монфлар. Потом его отец… умер.

– Почему вы запнулись перед словом умер? – тут же насторожилась Зинаида.

– Честно сказать, он был убит. Это произошло во время ограбления. После этого мать Ноэля вернулась вместе с ним в СССР, в Москву, где умерла. Мальчик был отправлен в детский дом. Ноэль превратился в Николая. Николай Гару – второе его имя. Вернее, еще одно. Мальчик проявлял очень большие способности к языкам. Поступил в Московский университет на романно-германскую филологию. Бывал в частых командировках в Европе, в частности, в Бухаресте. Там он и был завербован румынской разведкой.

– Какая невероятная судьба, – вздохнула Зина. – Выходит, он молод?

– Молод. Но этих сведений, что я вам рассказал, недостаточно. Это лишь короткие фрагменты его настоящей истории.

– Вы видели этого человека?

– Видел. Один раз. Меня поразило его стремление к свободе. Это как болезнь. Я уже тогда подумал, что он не будет жить в клетке. Не похож он на всех. Он рожден быть свободным…

– Но смерть и свобода разные вещи.

– Иногда они идут рука об руку.

Асмолов замолчал. Лицо его стало странным. Сохраняя молчание, он пристально всматривался в темный проход между пустыми столами. Всматривался так, словно в реальности видел дух свободы, ставший убийцей.

– Почему он убивает? – спросила Зина, и чекист вздрогнул, возвращаясь на землю. – Какая у него цель?

– Свобода, – вздохнул он.

– Но ради свободы жертвуют своей жизнью, – возразила она, – он же убивает других людей.

– Разве это не одно и то же? – вскинул на нее глаза Асмолов.

– Скольких человек он убил? – нахмурилась она.

– Точных данных нет.

– А вот у меня – есть. Раз уж мы с вами в этом расследовании, я вам скажу: он убил четырех человек. Ваш следователь – раз. Потом безымянный бродяга, – вкратце Зина рассказала про бродягу и затем подытожила: – Три – человек, который был убит до бродяги, буквально за полчаса. Если предположить, что бродяга был вором, значит, это может быть его напарник. И, наконец, четвертый труп – старик-санитар, на которого он напал. Четыре человека! Как много стоит такая свобода?

– Свобода только тогда ценна, когда она полита человеческой кровью, – возразил Асмолов, – тому в истории масса примеров.

– Может быть. Но безобидный старик никому не мешал, не делал зла, – жестко отозвалась Крестовская.

– Вы так думаете? – чекист посмотрел на нее со злобой, и ей вдруг не понравился его взгляд. – А если я вам скажу, что наш убийца убил старика потому, что тот его шантажировал?

– Что? – удивилась она.

– Он пытался выкрасть кое-что в морге. Старик его застукал. Но вместо того, чтобы заявить в милицию, принялся вымогать деньги. Ну, и поплатился. В назначенный для передачи денег час явилось… то, что старик никак не ожидал. Шансов спастись у него не было.

– Что же он хотел выкрасть?

– Человеческое сердце.

– Но для чего? – По телу Зины вдруг прошла дрожь.

– Вы поймете это чуть позже, когда узнаете о его особых способностях. И произойдет это скоро – скорее, чем вы думаете.

Закатное солнце стало опускаться за горизонт, окрашивая спокойные воды моря в золотистый цвет. Пляж все еще был шумным. Несмотря на закат, на песке оставалось еще довольно много отдыхающих. Люди не желали терять ни минутки светового дня, ни секунды теплоты моря, наслаждаясь этим удивительным даром, который приготовила для них земля, – морем, теплым песком, раскаленным от дневной жары воздухом, в котором уже чувствовалась ночная прохлада.

Асмолов уверенно вел Зину по песку к видневшейся впереди сетке, преграждающей дорогу, – так была огорожена территория детского лагеря. Они подошли к сетке вплотную и медленно пошли в сторону, противоположную от моря. И шли так, пока не оказались в небольшой парковой зоне или лесопосадке, где уже было темно от раскидистых крон деревьев.

Чекист вытащил фонарик и стал просвечивать сетку – до тех пор, пока не обнаружил большую дыру. Взрослый пролез бы в это отверстие с трудом, но для ребенка или подростка это не представляло никакой сложности.

– Здесь, – сказал Асмолов и скомандовал: – Теперь ждем. Скоро они появятся. В лагере у меня есть свои информаторы.

– У вас везде свои информаторы, – съехидничала Зина.

– Разумеется, – кивнул Эдуард со спокойным и уверенным видом. – Для хорошего чекиста главное – собирать информацию. А потом правильно ее использовать.

– Да уж… – вздохнула она, но тут же решила промолчать. И без того между ними ощущалось немалое напряжение.

Несмотря на всю откровенность Асмолова, на то, что он вроде бы выложил все карты на стол, Зина продолжала его бояться. Этот человек внушал ей какую-то инстинктивную неприязнь. Она никак не могла прочитать, что скрывается за его мутными, подозрительными и часто совершенно непроницаемыми глазами, и это внушало ей беспокойство. Казалось, под маской обычного человека кроется кто-то другой. Тот, встречаться с которым совершенно не стоило!

Она не понимала, как относится Асмолов к ней, но все равно не доверяла ему. Впрочем, было понятно, что он решил просто использовать ее знания и опыт, потому, что они оказались под рукой. В тот самый подходящий момент, в котором выгоду для себя он увидел сразу. Для себя. Но не для нее.

Шорох прервал ее размышления, и за сеткой вдруг показались трое чумазых, перепуганных мальчишек, которые смотрели на них. Со стороны они напоминали встревоженных зверьков.

– Ну, вперед, орлы! – подбодрил их Асмолов. – Чего сдрейфили? Я не кусаюсь.

Мальчишки переглянулись и полезли в отверстие. Мгновение – и все трое оказались возле них. Зина обратила внимание, что двое были постарше, а третий – совсем сопливый. Этот младший мальчишка был перепуган больше всех и не пришел бы, если б не товарищи.

– И вот сюда вы по ночам лазите? В эту дыру? – усмехнулся Асмолов.

– Нет, – отозвался старший, – не до сюдова. Здеся народ и по ночам ошивается. А мы до лодок – там завсегда никакого шухера, и левые не нашкандыбают… В смысле, никто не замусорит… то есть не застукает.