Электронная библиотека » Ирина Лобусова » » онлайн чтение - страница 5

Текст книги "Лугару"


  • Текст добавлен: 1 октября 2019, 11:00


Автор книги: Ирина Лобусова


Жанр: Исторические детективы, Детективы


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

Шрифт:
- 100% +

– Не знаю… – едва не плакала девочка, – и никто не знает. Но после вчерашнего вечера он такой.

– Не хочет выходить на улицу? И выглядит так, словно его кто-то очень сильно испугал?

– Ну да. Папа тоже сказал, что он сильно испуган. И еще папа сказал, что если и сегодня такое состояние не пройдет, придется приглашать ветеринара.

– Это правильно. Вдруг он заболел?

– Но отчего? Все же было в порядке! Вы же сами вчера видели!

– А как это случилось? Что произошло, когда он стал таким? – Зина по профессиональной привычке стала задавать вопросы.

– Да ничего не случилось. Я не знаю! Вчера вечером, уже после вас, поздно было, мы решили пойти на прогулку – с ним и с папой. Но папа немного задержался, он разговаривал с соседкой. Поэтому мы вдвоем стали спускаться по лестнице, чтобы подождать папу уже на улице, возле парадной. И вдруг… Вдруг он как завизжит! – Кивнула она на пса. – Стал пятиться назад. Скулить. Приседать на задние лапы. А потом пулей помчался наверх, домой. А дома забился под диван! Он никогда так не делал, представляете? Там же тесно! Как он вообще поместился? Мы хотели его вынуть. Но он так жалобно скулил, что папа сказал оставить его в покое. А утром он не хотел выходить. Вышел с трудом, возле парадной сделал свои дела и сразу назад.

– Может, вы кого-нибудь встретили на лестнице? Там же явно кто-то был, кто его так сильно напугал! Может, другая собака?

– Никого там не было. Вообще никого! Папа через пару минут спустился, и все, никого.

– Странно… А на лестнице темно было? Вчера я запомнила, что темно. Ты на каком этаже живешь? – продолжала Зина расспросы.

– На четвертом, рядом с квартирой профессора, к которому вы вчера приходили. И третья квартира у нас на площадке – бабушки. Она со всеми любит поговорить. Да, темно. А между вторым и третьим этажом света вообще нет, там лампочку разбили. Но это не страшно, ведь посторонние у нас не ходят, мы специально запираем двери.

– Значит, пес побежал наверх… А ты? Ты спускалась на лестницу между вторым и третьим этажом, там, где темно?

– Нет. Я тоже сразу побежала наверх.

– Понимаю. Но ты не переживай. Я думаю, у него этот страх пройдет.

И, попрощавшись с девочкой, Зина стала подниматься по этажам. От рассказа ребенка ей стало не по себе. Ведь явно то, что так напугало пса, было там, на лестнице, между вторым и третьим этажом, в темноте. И вряд ли это был человек. Человек, даже самый ужасный, не смог бы вызвать такую реакцию у собаки. Из ее памяти против воли выплыла страшная легенда, рассказанная студентом. Но, разозлившись на саму себя за столь лишенную логики фантазию, Зина сразу выбросила все из головы.

На лестничной клетке четвертого этажа она остановилась как вкопанная. Дверь квартиры Евгения была распахнута настежь. Изнутри не доносилось ни звука.

Зина остановилась, не решаясь войти. Затем нажала на звонок, крикнула:

– Это я, Зинаида! Ты дома?

Снова – никакого ответа. В квартире часы стали бить 12 раз. Полдень. Зина не опоздала ни на минуту. Она с детства не выносила опаздывать, и никогда не понимала таких людей, такого неуважения к чужому времени. Евгений сам назначил ей прийти к 12 часам! Куда он делся на этот раз?

Наконец Зина решилась и, вдохнув как можно больше воздуха, переступила порог квартиры. В прихожей было тихо. Запахи отсутствовали. Было видно, что Евгений любит старинные предметы. Она обратила внимание на зеркало в бронзовой оправе, настоящий антиквариат, и шкаф для одежды из черного дерева, похоже, XIX века. Ну да, и у отца, да и у Евгения были деньги. Они могли позволить себе покупать такую мебель, дорогие вещи. Им не нужно было записываться в очередь и месяцами ждать, чтобы получить фанерный диван стандартного советского производства.

Интересно, был ли Евгений женат? Или, может, в его жизни были постоянные отношения с женщиной? Зина вдруг поймала себя на мысли, что ничего не знает о его личной жизни. Андрей никогда не говорил об этом, а с Евгением она не была знакома так близко, чтобы знать об этом. Тем более, что люди ее поколения, к которому принадлежали и Евгений, и Андрей, предпочитали держать свою личную жизнь в секрете. Иное поведение не одобрялось советской идеологией. Зина, в свою очередь, не одобряла эту самую советскую идеологию, но все-таки подобная норма казалась ей правильной. Зачем кричать о личном на всех углах? В постели находятся только двое. Что там делать всем окружающим?…

Женских вещей в прихожей не было. Один зонтик в подставке – мужской по виду, черного цвета, с костяной ручкой. Одна пара калош. Прихожая была достаточно освещена, несмотря на то что в ней не горело электричество – дневной свет падал из открытых дверей, явно из кухни и гостиной. Поняв, что в кухне Евгения нет, так как она была расположена близко, и он услышал бы ее крик, Зина решила пойти в гостиную.

Ее испугала удивительная тишина. В этой тишине было слышно только тиканье часов, достаточно отдаленное, и ничего больше. Подойдя к самому порогу, Крестовская остановилась.

Перед ней открывалась часть комнаты. Она не ошиблась – это была гостиная. Достаточно большая по размеру комната была залита потоками солнечного света. Пока Зина поднималась по лестнице, день перестал быть пасмурным и хмурым, и из-за облаков лился ослепительный солнечный свет.

Яркий. Ярче любого электричества. Почему же люстра в гостиной, хрустальная люстра с множеством лампочек, горела? Почему Евгений не выключил свет?!

Страшное предчувствие кольнуло ей в грудь. Зина уже собралась войти в комнату, как вдруг…

В спину ей уперся холодный, явно металлический предмет, и резкий мужской голос скомандовал:

– Не двигаться.

– Что…

– Молчать! – Команда прозвучала так грубо, таким хриплым, словно сорванным голосом, что она подчинилась мгновенно, тем более, что успела сообразить: в спину ей ткнули пистолет.

По ее телу зашарили мужские руки. Зина попыталась увернуться, но ее ударили пистолетом в лопатку, и удар был достаточно чувствительный:

– Стоять ровно!

Очень скоро она поняла, что ее обыскивают. Того, кто находился за ней, совсем не привлекало ее тело. Он искал оружие. Вскоре она получила и подтверждение.

Так же грубо голос скомандовал:

– Брось сумку на пол и отойди на два шага влево! Выполнять!

Краем глаза она увидела, как мужская рука схватила ее сумку, вывалила все содержимое на пол, затем принялась шарить по подкладке. Когда и в подкладке ничего не обнаружилось, сумку швырнули обратно, даже не сделав попытки собрать разбросанные вещи.

– Отступай назад, – скомандовал голос, – видишь открытую дверь в кухню? Иди туда.

И Зина пошла. Она оказавшись в чистенькой, уютно обставленной кухне с кружевными занавесками на большом окне. На подоконнике стояли вазоны с цветами. Здесь явно ощущалось женская рука. Но, может, кухню обставляла мать Евгения?

– Можешь обернуться.

Ей не надо было повторять дважды. Обернувшись, Зина на пару секунд буквально потеряла дар речи. Перед ней стоял… Эдуард Асмолов, тот самый НКВДшник, который привозил странный труп в морг. Но в этот раз он был в штатском. На нем были простые серые брюки и белая рубашка с коротким рукавом. Рубашка явно не первой свежести – на ней виднелись какие-то пятна, словно ее возили по земле. Даже воротник был вымазан этой грязью. В руке его был пистолет. И этот пистолет был нацелен прямо на нее.

– Что ты здесь делаешь? – усмехнулся Асмолов, явно наслаждаясь ее реакцией.

– А вы? Это квартира моего друга! Что здесь делаете вы? – дрожащим голосом проговорила Зина, не решаясь обращаться к человеку с пистолетом, да еще НКВДшнику, на «ты». Мало ли что ему взбредет в голову!

– С каких это пор Евгений Замлынский стал твоим другом? Насколько я знаю, ты его всегда не жаловала! Да и виделись вы черт знает когда в последний раз.

– Вы что, собираете обо мне сведения?

– Собираю, – кивнул Асмолов, – обо всех. Больше – о Евгении. Так зачем приперлась сюда?

– Он сам меня позвал. Запиской.

– Этой? – Асмолов показал ей письмо Евгения, которое вытащил из ее сумки, – она захватила записку с собой, правда, только одну, первую. Записку, полученную от старухи, Зина забыла дома на столе.

– Да, именно. Вчера я не застала его дома. Решила прийти сегодня. А где Евгений?

– Тебе-то что?

– Интересуюсь, что с моим другом.

– Другом, – хмыкнул Асмолов, – а ты не знаешь, да?

– Не знаю. Поэтому и спрашиваю у вас. Я не понимаю, что происходит.

– Поймешь. Увидишь своего друга. Скоро. Сесть, – скомандовал НКВДшник.

Зина подчинилась мгновенно.

Глава 7


– Ты действительно работаешь в морге с удовольствием? – спрятав пистолет в карман брюк, Асмолов подвинул к себе ногой табуретку и сел напротив. Она обратила внимание, что он смотрит на нее даже с некоторым интересом. Так смотрят на редкое насекомое.

– Вы же знаете, – резко отозвалась Зина, никак не реагируя на этот интерес, – вы же следите за всеми.

– Приходится, – согласился Асмолов, – за вами только перестань следить, и такое натворите… сами не рады будете, интеллигенты хреновы. Вон, сама сейчас увидишь, через пять минут. Воды выпьешь?

– Нет. Зачем? – удивилась она.

– Ну, как хочешь, – снова усмехнулся Асмолов.

Теперь, при дневном свете, при ярком освещении самыми настоящими солнечными лучами, Зина имела возможность хорошенько его рассмотреть. Выглядел Асмолов неважно.

Он был высокого роста – но скорее худой, чем спортивный. У него были темные вьющиеся волосы и очень внимательные серо-зеленые глаза. Его внешность сильно портила белая кожа. Чрезмерная, прямо-таки болезненная бледность свидетельствовала об усталости. Волосы его были всклокочены и грязны. На руке виднелись царапины. А вот глаза, напротив, как-то странно, лихорадочно блестели. У нее мелькнула мысль, не наркоман ли он. Но не морфинист – рубашка с короткими рукавами, на руках нет следов от уколов. Может, кокаинист? Может, сидит на кокаине и так подхлестывает себя во время службы? Это вполне могло быть правдой. Вообще Асмолов выглядел неряшливо. Ногти его были обломаны, и под ними проступали полоски грязи. Было видно, что он совершенно не следит за собой. Зине всегда были неприятны такие люди. И особенно мерзкий контраст его неряшливая внешность составляла с надменным, даже наглым выражением лица. Было понятно, что этот человек привык командовать всеми, упиваться своей вседозволенностью и внушать страх.

Внезапно Зина почувствовала, что пауза слишком затянулась. Уж очень долго она рассматривала его лицо. Наверное, это выглядело даже неприлично. А вот Асмолов, похоже, забавлялся, буквально читая ее мысли.

– Евгений находится здесь, в квартире? – спросила она. – Или вы его арестовали?

– Арестовал? – Асмолов вдруг грубо расхохотался, и это ударило прямо по ее нервам, настолько хриплым, просто зловещим был этот смех. – Ну нет, никто его не арестовал…

– Тогда проведите меня к нему! – Зина встала.

– Ты серьезно? Впрочем, да. Я понял. Ну, как хочешь. Идем.

Асмолов направился в гостиную, она шла следом. Когда Зина переступила порог, из ее груди вырвался болезненный крик. Евгений все время был здесь. Он находился в квартире. Теперь она понимала жесткий, издевательский смех чекиста.

В простенке между окнами стоял письменный стол. И Евгений на нем лежал. Из головы его натекла огромная лужа уже загустевшей крови. На полу, рядом со столом, валялся пистолет. Одна рука Евгения свесилась к полу вдоль тела. Пальцы были сведены предсмертной судорогой.

– Что произошло? Что это? – закричала Зина. Она предполагала нечто подобное, но не думала, что в реальной жизни все это будет выглядеть настолько ужасно.

– Ваш друг прострелил себе голову, – спокойно проговорил Асмолов.

– Андрей покончил с собой? Самоубийство? Но зачем?!

– Вот вы мне и скажите, если он ваш друг! – хмыкнул чекист.

– Но он не такой близкий… – лихорадочно заговорила Зина. – Мы учились вместе, я не понимаю… У него ведь все было хорошо. Работа, карьера. Зачем ему кончать с собой? Он не мог этого сделать! Он не мог себя убить!

– А он оставил предсмертную записку, – лениво протянул Асмолов.

– Кто его нашел? Вы?

– Это не ваше дело! – вдруг обозлился Асмолов, и Зина вдруг заметила, что он снова стал обращаться к ней на «вы».

– Почерк его? – допытывалась она.

– Будет экспертиза.

– Мне можно посмотреть?

– Да сколько угодно! – Асмолов взял со стола, накрытого парчовой скатертью, какой-то клочок бумаги и протянул ей.

Зина развернула тетрадный листок в клеточку – в точности такой, на котором были написаны две адресованные ей записки. Это был почерк Евгения.

Буквы прыгали между строк. Было видно, что записка написана в состоянии крайнего душевного волнения, жесточайшего стресса, возможно, даже аффекта. Если Евгений написал записку сам, то в таком состоянии он вполне мог решиться на самоубийство. Написано было следующее: «Простите все… За тот ужас… который я не смог остановить».

– Очень странная записка, вам не кажется? – ехидно проговорил чекист.

– Кажется… Никогда не читала подобного. У нас бывает много тел самоубийц. Иногда приносят и записки. Ужас, который он не смог остановить… О чем это он?

Асмолов выразительно пожал плечами.

– Это почерк Евгения, – обернулась Зина к чекисту, – в этом нет никаких сомнений! Если, конечно, кто-то не подделал так искусно… Но очень похоже, что его. Как давно он мертв?

– Это вы мне скажите.

– Вы позволяете осмотреть тело?

– Разумеется. Вы и так видели достаточно много.

Зина бросилась к Евгению. Перчаток не было, поэтому она начала осмотр без них. Было очень страшно осматривать тело человека, которого она хорошо знала при жизни. Ничего ужаснее просто нельзя было придумать.

– Он мертв уже давно… – заговорила она. – Не меньше 10 часов. Предполагаемое время смерти – с полуночи до двух ночи. Входное отверстие соответствует диаметру пули марки данного пистолета. Но, чтобы это проверить и сказать больше, следует извлечь пулю. На руке следы пороха… На правой руке… выстрел произведен именно этой рукой… Евгений был правшой. Да, и еще. От него ощущается легкий запах алкоголя.

– Да вот же! – не выдержал Асмолов, указав на стоящую на столе бутылку водки, пустую примерно на треть, и большой граненый стакан: – «Столичная»!

– То есть он выпил, а потом прострелил себе голову?

– Выпил для храбрости, – сказал Асмолов. – Это доказывает, что он был серьезно настроен на самоубийство. Боялся.

– Да, возможно, – нехотя согласилась Зина, продолжая осмотр.

Внезапно внимание ее привлекла левая рука Евгения. Она попыталась немного отодвинуть в сторону ворот рубашки, но тут прозвучал резкий голос Асмолова:

– А вот это не трогать! К одежде прикасаться нельзя.

– Он одет, как для улицы, – повернулась Зина к нему, – на нем уличная одежда – брюки, рубашка, летние туфли… Уличные туфли. Дома так не ходят. В прихожей я видела его тапочки. Он не стал переобуваться. Вы не находите это странным?

– А что тут странного? – хохотнул чекист. – Зачем переобуваться в тапочки, если собираешься прострелить себе башку? Разве что в белые…

– Он пришел откуда-то! – Зина вскинула на него глаза. – Он вернулся домой в полночь, откуда-то, где его довели до самоубийства. Где с ним произошло что-то настолько страшное, что он решил застрелиться. Он принял это решение по дороге, возвращаясь из этого места. Когда он звал меня, он еще не думал себя убить.

– Вполне возможно, – согласился Асмолов, – но раздевать его все же не следует. Его должны осмотреть наши эксперты.

Однако снять рубашку с Евгения Крестовская хотела совсем по другой причине. На его руке и немного на груди она заметила пятна ожогов – точь-в-точь, как те, что были на трупе, который привозил в морг Асмолов. На трупе с прокушенной шеей! Это были ожоги от кислоты. Она узнала бы их из тысячи других! И вот теперь снова увидела – уже здесь. Однако о своей странной находке Зинаида решила не говорить.

– Почему он не дождался меня… – В голосе ее прозвучали слезы.

– А что бы это изменило? – зевнул чекист. – Если уж он решился прострелить себе башку, кто ему доктор?

Зина закончила осмотр. К глубокому сожалению, она не нашла никаких признаков того, что Евгений мог быть убит. Наоборот, все указывало на то, что он сам совершил этот страшный поступок.

– Откуда у него оружие? – задумалась она вслух.

– Разве это проблема, достать оружие? – пожал плечами Асмолов. – Вон сколько осталось еще с гражданской войны. Мы до сих пор все разгребаем и разгребаем.

– Этот пистолет выглядит современным.

– Подарил кто-то или купил. Судя по его хате, мужик он был не бедный.

– Он был женат? Или жил один?

– Жил один после смерти родителей. Женат не был. Ни разу. Но не сильно от этого и страдал.

– Что вы имеете в виду?

– Он со студентками кувыркался, кобель! – сально хихикнул Асмолов. – Приглашал студенток в свою квартиру и принимал экзамены через постель. У него их было немерено, со всех курсов…

– Зачем вы так… – начала Зина, но тут же прикусила язык. Странно было сомневаться в словах чекиста, НКВД никогда не ошибалось.

– Что, противно слушать, мерзко? – тут же среагировал Асмолов. – Или виды на него имели? Понятно, могли быть виды. А о таком никто и не знал. А мы вот знали! Мы обо всех знаем. Он рано или поздно залетел бы к нам прямиком в ручки, тепленьким. Но сам решил раньше отправиться на смотр к черту. Ну, ему видней.

Евгений раскрывался с очень неприятной стороны. Зина подумала, что недаром всегда считала его очень нехорошим человеком.

– Одна тупая селючка даже залетела от него в прошлом году, едва не случился скандал, – продолжал Асмолов. – Он нашел для нее бабку на Слободке, подпольный аборт сделала. Криминальный, между прочим. Влетело это ему в копеечку.

– Зачем вы мне все это рассказываете? – сухо спросила Зина.

– Вы сами поинтересовались, – ехидно ухмыльнулся Асмолов, – личной жизнью друга… А, кстати, есть очень интересный момент. Он в письменном столе хранил вашу фотографию. Студенческую. Как думаете, зачем?

– Не знаю и знать не хочу!

– Вот это правильно! Меньше знаешь – крепче спишь. Но спать тебе осталось не долго. В смысле, спокойно спать, – снова перешел на «ты» Асмолов – очевидно, припадок вежливости у него закончился.

– В каком смысле? – насторожилась Крестовская.

– А в прямом! Как думаешь, чего я здесь торчу? Группу жду. Сейчас наши приедут в полном составе! А ты здесь. Уж не ты ли его часом грохнула? В общем, арестуют, а потом уже будут разбираться. Или не будут, что скорее всего.

– Но за что? – Зина вдруг почувствовала, что теряет сознание. – Я… не убивала его! Я только сейчас пришла! Вы сами видели! Не было меня здесь этой ночью!.. – лепетала она.

– Я-то видел! – хмыкнул чекист. – Но ты наши методы работы знаешь. То-то же!

Она рухнула на стул. У нее подкосились ноги. Страшное воспоминание ранило ее душу – воспоминание о том, что она уже была в тюрьме НКВД. Она не выдержала бы во второй раз весь этот ужас! Впрочем, интуиция ей подсказывала, что сейчас этот ужас может быть гораздо худшим, чем тогда.

– Ты вообще тетка подозрительная, – Асмолов не спускал с нее глаз, – работаешь в морге. Разве нормальные люди в морге работают? Значит, прячешься от чего-то. Либо враг народа, шпионка, например. Чем не приговор?

Вся жизнь Зины промелькнула перед ее глазами и растворилась, исчезла в бесцветных глазах Асмолова, смотревших на нее с каким-то таким выражением, которое она не могла описать…

– Теперь ты поняла, что тебя ждет? – усмехнулся он.

Зина молчала. Отчаяние мешало ей говорить.

– Это ждет тебя, если ты задержишься еще на 15 минут. Поэтому встала и пошла отсюда!

– Что? – Это был совершенно неожиданный поворот, выбивший почву из-под ее ног.

– Пошла отсюда! – повторил Асмолов. – Я тебя выпускаю. Ты меня поняла? Я решил тебя отпустить! Надеюсь, ты понимаешь, что я тебя спасаю? Придет время, и ты вспомнишь, что я тебя спас. Уходи. Беги. Я тебя спасаю. Кто знает, может, однажды и ты спасешь меня. Пошла вон!

Зине не надо было повторять дважды. Пулей она рванулась к выходу, слетела с лестницы и, не останавливаясь, бежала до самого дома. Там она заперлась изнутри и до самой ночи не выходила из комнаты.

Ночь Зина провела в кошмарах. Ей все чудились мрачные тени, окружавшие ее кровать, гулкие тревожные шаги по коридору. Она вздрагивала от ужаса при любом шорохе, звуке, треске. Ей казалось, что за ней идут. И ужас этого доводил ее до истерики.

Только к рассвету, издерганная, больная, Зина вдруг поняла, что Асмолов отпустил ее по-настоящему. И, рухнув на подушку, она залилась слезами. Зина уже не была нормальным человеком. И это открытие жгло ее изнутри. Тот, кто прошел тюрьму НКВД, уже не сможет спать нормально. Никогда.

На следующий день Зина не выходила из дома, несмотря на то что это был выходной перед очередным дежурством, и она заранее запланировала множество дел. Нужно было сходить на рынок, вернуть книги в библиотеку, зайти в гости к школьной подруге, что она собиралась сделать достаточно давно… Вместо этого Зина просидела сутки в своей запертой изнутри комнате, выходя из нее только по необходимости. Ее страшно мучила мысль, что за ней придут. Но никто не пришел.

К вечеру следующего дня, когда Зина поняла, что за ней не пришли и вряд ли уже придут, она впервые ощутила спокойствие. А вместе со спокойным расположением духа к ней вернулась способность мыслить логически. Итак, необходимо было себя защитить от подозрений в причастности к смерти Евгения.

В искренность чекиста Асмолова Крестовская не верила ни капли. Ее все время мучила мысль, что он отпустил ее ради какой-то своей цели, о которой она пока не знает. Только этим можно было объяснить его странную учтивость, на которую, она знала по опыту, просто не способен сотрудник НКВД. В этой организации нет нормальных людей. Люди в ней не работают. Зина убедилась в этом лично. Да и много знала по рассказам других. Правда, о подобных вещах было не принято говорить вслух, никто не хотел рисковать своей жизнью. Но все же кое-какие сведения появлялись.

А были поистине страшные вещи. Вдруг целые семьи исчезали неизвестно куда, а в освободившиеся квартиры заселялись другие люди. Крестовская не знала, что происходит там, в партийных верхах, но этот кошмар касался совершенно обычных, рядовых людей, из ее жизни. И оттого пелена страха становилась более жесткой, страшной, плотной оградой, отделяя людей друг от друга, приучая во всех видеть врагов. До нее уже доходило это странное выражение «враг народа». Но она никак не могла понять его смысл. Кто враг? Почему? И как можно быть врагом абсолютно всем? Что нужно такого сделать, чтобы стать врагом целому народу? И народ – это кто? Такие же люди, как она сама, – или партийная верхушка и сотрудники НКВД? Они тот же самый народ – или уже другой? И тогда какому народу – враг? А как же презумпция невиновности?

Очень опасно было высказывать подобные мысли вслух. Однако это странное выражение звучало все чаще и чаще. Зине всегда хотелось возразить, но безопаснее было молчать. Существовала необходимость держать свои мысли при себе.

Зина всерьез задумалась, как обезопасить себя, и сразу вспомнила о второй записке Евгения – той самой, в которой он назначал ей встречу ровно в 12 часов. Эту записку она оставила дома по чистой случайности: закрутилась и просто забыла положить в сумку. Теперь это должно было стать ее спасением.

Эта записка доказывала, что к 12 часам, когда она вошла в квартиру, Евгений был уже мертв. Это показал осмотр его тела. Он умер ночью, и к 12 часам уже успел остыть. На теле появились даже признаки, которые проявляются спустя несколько часов после смерти. Крестовская не могла ошибиться, она была уже опытным патологоанатомом. И если она стала забывать свою любимую педиатрию, то приобретенные навыки хранились в памяти ее довольно надежно, ведь этими знаниями она пользовалась каждый день.

Записка была четким доказательством того, что к 12 часам Евгений был мертв, она его не убивала. Записку Зина спрятала в тайник – выемку в одном из ящиков шкафа, которую не так-то просто было обнаружить. Обычно она хранила там деньги – запас на черный день.

Во времена ее работы в детской поликлинике этот тайник был почти всегда пустым. А вот теперь в нем была отложена небольшая сумма – в морге удавалось зарабатывать неплохо. Спрятав записку в тайник, Зина почувствовала себя лучше и даже полезла в учебник по судебно-медицинской экспертизе, который когда-то давно дал ей Кац. Она сравнила пулевое отверстие Евгения с тем, что было описано в учебнике. Параметры совпадали. Признаков того, что стрелял другой человек, не было.

Зина прочертила траекторию полета пули. Исходя из того, как пуля вошла в отверстие, выходило то же самое. Никакого угла наклона, никакого дрожания. Судя по данным, которые она успела запомнить, Евгений застрелился сам. Но это был лишь первичный осмотр, поверхностный. При полном, более подробном, все могло выглядеть иначе.

Единственное, о чем она жалела – ей не удалось осмотреть тело Евгения полностью. Были ли на теле какие-то другие повреждения – раны, синяки, царапины, следы ударов? Это могло бы полностью изменить картину! Плюс содержимое желудка, содержание в крови алкоголя или медикаментов. Только изучив эти данные, можно было сделать подробный вывод о том, что произошло.

Но тела Зина, считай, не видела. Асмолов не позволил даже отогнуть ворот рубашки и осмотреть, продолжаются ли ожоги на груди. Жаль, что ей не удалось это сделать. Но, может, тело Евгения привезут к ним?

Тут Крестовскую посетила одна мысль, которую она решила проверить сразу же, тем более, что уже наступил вечер. Она оделась и вышла из дома. На улице нашла ближайший телефон-автомат. Зина решила позвонить двум-трем своим однокурсникам, с которыми поддерживала дружеские отношения. Они прекрасно знали Евгения, общались с ним, и о смерти его должны были узнать первыми.

Все трое оказались дома. Это были люди с положением, обладатели личных телефонов – не то что она. Всем в процессе болтовни Зина задавала один вопрос: что слышали про наших, какие новости? Весть о смерти Евгения стала бы для них громом среди ясного неба. Они бы говорили только об этом, но, похоже, никто ничего не слышали о его смерти. Зину это поразило.

Ничего… Не выдержав, она позвонила Кацу на работу, он был там. Сказала, что ей нужно кое-что спросить у Евгения, не знает ли он, что с ним, как у него дела, и подобное – в том же духе.

Кац сказал, что видел Евгения буквально пару дней назад, с ним все в полном порядке, цветет и пахнет, наводит новые порядки на кафедре, и чтобы она позвонила туда завтра с утра. Евгений должен быть там, на работе.

После этого Зине стало по-настоящему страшно. Это означало, что в НКВД приняли решение скрыть самоубийство Евгения. Возможно, даже спрятать труп. Неужели причина, по которой он решился на такое, действительно настолько ужасна? Что за история, в которую он попал? О смерти Евгения Замлынского, кроме нее, не знает ни один человек, даже ближайшие друзья. Это просто не укладывалось у нее в голове!

Погруженная в свои мысли, Зина быстро шла к дому, ничего не замечая по сторонам. А там ее ждал сюрприз. Виктор Барг стоял прямо возле ее подъезда, сжимая в руках очередной букет, на этот раз это были ромашки.

– Добрый вечер! Это вам! – Барг протянул ей цветы. Зина едва не разрыдалась. Ее затрясло словно в лихорадке – сказалось страшное нервное напряжение последних дней.

– С вами все в порядке? – испугался Барг.

– Нет, не в порядке. Я страшно устала. Спать хочу.

– Извините… Я не надолго. Хотел вам сказать, что на субботу взял билеты в Оперный театр. Вы ведь свободны в субботу?

– Свободна… – выдохнула она, вообще не понимая, какой сейчас день недели и свободна ли она в субботу. Но это было не страшно. В крайнем случае, отпросится у Каца.

– Вам нужно отдохнуть. На вас лица нет.

Ей хотелось сказать, что не только лица, но и души. Вместо этого она схватила ромашки, буркнула что-то под нос и ушла. Виктор Барг растерянно смотрел ей вслед.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации