Текст книги "Однажды, когда-нибудь…"

Глава 14

Лилька позвонила, как всегда, неожиданно. Привыкшая идти напролом для достижения своих целей, она упорно двигалась в нужном направлении и сейчас.

Варвара не торопясь протянула руку и, взглянув на телефон, усмехнулась:

– Что-то опять стряслось. – Но все же, кашлянув, поспешила ответить: – Привет, Лилек!

– Наконец-то! – Лилька сердито хмыкнула, – чего трубку так долго не берешь? Спишь, что ли?

– Да что случилось-то? Поздоровайся с подругой хотя бы для приличия! Или, быть может, у нас пожар?

Лиля, помолчав, чуть смягчилась и уже спокойнее произнесла:

– Ты готова?

Варвара, округлив глаза, даже опешила от неожиданности:

– Готова?! К чему?

Но тут уже Лилька, не сдерживаясь, закипела, как самовар:

– Что?! Как это к чему? Ты что, забыла? Нет, это невозможно! Ну что ты за человек? И о чем ты думаешь?! Мы же три дня назад договаривались, что я за тобой заеду и мы поедем в одно место!

– Ой, – Варя виновато замолчала, а потом, тут же вспомнив их разговор, тихонечко прошептала: – Лилек, прости ты меня, глупую… Ну, прости, забыла совсем!

Но тут же, очевидно, собравшись с мыслями, тоже пошла в атаку:

– Да и потом… Чего это ты возмущаешься? Я что, малый ребенок? Что это за бесконечные тайны? Прошлый раз ехали без всякого объяснения, сегодня вот опять… Вот куда это – в одно место? И зачем поедем?!

– Да какая тебе разница! – Лиля громко захохотала, тут же возвращаясь в свое привычно-веселое расположение духа. – Ты что, мне не доверяешь? А?

– Доверять-то я тебе, конечно, доверяю, – Варька помолчала. – Но все-таки не нравится мне это твое игривое настроение.

Варя подозрительно свела брови на переносице и, глубоко вздохнув, продолжила:

– Нет, что ни говори, а какие-то дурацкие у тебя шутки, честное слово… То в салон меня обманом затащила на прошлой неделе, то теперь вот вообще не пойми что! Объясни мне сейчас же, куда ты все-таки меня зовешь?

Но Лилька не была бы сама собой, если бы позволила любопытству Варвары нарушить ее план, поэтому она, ни минуты не колеблясь, тут же выдала:

– Ой, ну что нам тут по телефону разбираться, времени и так в обрез! Давай уж, когда встретимся, все и обсудим… А то взяла моду, что да как, куда да зачем… Ну, давай, быстренько, приводи себя в порядок, я минут через тридцать уже возле твоего дома буду, поняла?

– Поняла, – послушно повторила Варвара, смирившись с тем, что хитрая Лилька ни за что раньше времени не раскроет свои планы, но тут же встрепенулась опять: – Стой, стой! Как это – в порядок? Что нужно-то?

– Слушай, Варька, – уже не сдержавшись, завопила в трубку подруга, – я понимаю, конечно, что ты на два года просто выпала из жизни, но русский язык-то ты не забыла, надеюсь? Ну, платье, что ли, понаряднее надень, глаза подкрась, туфли на каблуке… Ну что ты, с луны свалилась?!

Варька обиженно вздохнула и печально нахмурилась, собираясь обидеться на Лильку После гибели Сашки она действительно вообще никуда не ходила, не красилась и уж, конечно, ничего себе не покупала – не до этого было. От таких мыслей слезы сразу же навернулись на глаза, и она тихонько всхлипнула, совсем забыв, что все еще держит в руках телефонную трубку.

Лилька же, услышав на другом конце тяжелый всхлип и долгую паузу, вдруг все поняла и, проклиная себя за вспыльчивость и несдержанность, очень тихо и очень виновато произнесла:

– Варька? Эй, Варюшка?! Эй!!!

Вслушиваясь в тишину, она помолчала и опять прошептала:

– Ну, прости ты меня, дуру набитую! Это я так… не со зла! Ну, ты же знаешь, как я переживаю! Извини, а? Слышишь?

Варвара, улыбнувшись, представила себе виноватое лицо любимой подруги и негромко ответила:

– Да ладно, ладно, я и не сержусь.

Она глубоко вздохнула и уже веселее продолжила:

– Ну, говори, что надевать, ты же мой гардероб лучше меня знаешь…

Время пролетело незаметно.

Они подъехали к ресторану, когда уже начинало темнеть.

Варька, увидев старинный красивый особняк, залитый ярким светом, удивленно обернулась к подруге:

– Так, а это еще что? Лилек, зачем мы здесь?

Лилька конечно же и не собиралась открывать ей, что посещение ресторана – это только часть грандиозного плана по спасению будущего Варвары, поэтому, нарочито равнодушно пожав плечами, она спокойно взглянула на свою подругу, давно забывшую, что такое развлечения, и, небрежно кивнув в сторону сияющего иллюминацией ресторана, неторопливо произнесла:

– Господи! Варька! Только не ищи криминала там, где его нет! Ты уж совсем одичала! Боишься всего как огня… А ведь все просто, мы вкусно поужинаем, только и всего! Идет? Ну, давай, выгружайся!

За два прошедших года Варька сильно отвыкла и от большого скопления людей, и от громкой «живой» музыки, и уж тем более от вышколенных услужливых официантов. Совершенно растерявшись, она, испуганно озираясь, поднималась вслед за Лилькой по роскошной лестнице на второй этаж, туда, где их ждал заказанный еще накануне столик. Вся эта праздничная беспечная атмосфера, насквозь пропитанная духом изысканности и утонченности, казалась Варе нереальной, она ощущала себя совершенно чужеродным телом на этом «празднике жизни» и потому, ссутулившись и вжав голову в плечи, молодая женщина понуро двигалась за стремительно летящей впереди подругой. Наконец, усевшись за столик, Лилька, широко улыбнувшись, взмахнула ресницами и тоном, не терпящим возражения, приказала услужливому официанту в накрахмаленной манишке:

– Подайте-ка для начала кофейку, а чуть позже, когда гости подъедут, мы сделаем заказ. Да, и еще водички без газа…

Услышав ее слова, Варвара встрепенулась, испуганно сжалась и сердито зашептала, стараясь не привлекать внимания людей за соседними столиками:

– Что?! Гости?! Какие еще гости? Лилька?! Говори сейчас же… Ты что, ждешь еще кого-то?

Но Лилька не была бы Лилькой, если бы ее что-то могло застать врасплох. Широко улыбнувшись, она чуть скосила на возмущенную подругу глаза:

– Варюш, расслабься! Ну, остынь… Какие еще гости? Это я так, для красного словца… Правда, может поъехать один мой знакомый, так он сам напросился! Говорит – приеду, поужинаю с вами… Ну, не могла же я ему этого запретить, некрасиво как-то! Правда?

Лилька лучше бы дала себе руку отрезать, чем признаться Варе, что это она сама все придумала и подстроила! Она прекрасно понимала, что стоит Варваре что-то заподозрить, как та тут же развернется и понесется домой сломя голову Допустить этого Лиля никак не могла, ведь ее единственной целью сейчас стало принятое недавно решение во что бы то ни стало изменить к лучшему жизнь Вари. Пошел уже третий год после гибели Сашки, а Варька все продолжала и продолжала рыдать и стонать. Сердобольная и решительная Лиля всем сердцем чувствовала, что если не она, то тогда никто! Никто и никогда не спасет любимую подругу! Если она сейчас же не возьмется за нее, то так Варюшка и зачахнет от горя и страданий, а это никак не входило в Лилькины планы. Поэтому, решительно мобилизовавшись для выполнения поставленной задачи, Лилька готова была сейчас и приврать, если понадобится, и приукрасить действительность, и вообще все что угодно, лишь бы помочь любимой подруге.

Варвара все же не успокаивалась, испуганно озиралась, то сжимая, то разжимая ладошки под столом. Лиля, взглянув на нее, всем сердцем почувствовала, как подруге нехорошо, неуютно, неудобно. Чтобы хоть как-то развлечь ее, она стала рассказывать какие-то небылицы про свою работу, знакомых и друзей.

За разговорами они и не заметили, как к их столику подошла Юля. Варька, увидев ее, просто потеряла дар речи:

– Не верю своим глазам – Юляша, это ты?

Юля весело рассмеялась:

– Я, собственной персоной.

Варя подозрительно прищурилась и обернулась к Лиле:

– Так, так… Признавайся, это твоя работа?

Лилька, подмигнув Юле, недоуменно пожала плечами:

– Вот что за привычка обвинять меня во всех грехах?

Но Варька твердо стояла на своем:

– Не прикидывайся бедной овечкой, я тебя насквозь вижу! Вы что, договорились?

Юля, совершенно не умеющая врать, покраснела:

– Да ты что? Вот еще…

Лиля улыбнулась:

– Все, Шерлок Холмс из тебя не вышел!

– Ну, это мы еще посмотрим, – Варька погрозила ей пальцем, – в жизни не поверю, что Юлька одна без Коли по ресторанам ходит.

– Здравствуйте! – удивленно распахнула глаза Лилька, не сдаваясь, – ты что, забыла, что они развелись?!

– Не развелись, а просто не живем вместе, – осторожно поправила азартную Лилю уже присевшая за стол Юля.

Варька обреченно покачала головой:

– В общем, вас не переспоришь… Но что-то тут все-таки не так!

Лилька захохотала:

– Так или не так, какая разница?! Давайте лучше ужинать, а то ты нас с голоду уморишь своими подозрениями!

Подруги, согласно улыбнувшись, дружно взялись за меню, но заказать ничего не успели, так как к столу неторопливо подошел высокий, достаточно стройный, чуть поседевший мужчина:

– Добрый вечер, дамы!

Варька, увидев его, чуть не вскочила со стула от неожиданности и резко обернулась к Лильке, ожидая от той объяснений. Но подруга, даже и не подумавшая что-то объяснять, радостно подняла глаза на подошедшего мужчину и приветливо кивнула:

– Ой, как я рада вас видеть! Вот здорово, что и вы здесь… Ну, присаживайтесь к нашему столу, разбавьте нашу женскую компанию.

Мужчина, чуть наклонившись, не растерялся и сразу же поддержал шутливый тон Лильки:

– С удовольствием присоединюсь к вам. Но для начала, Лилечка, представьте меня вашим очаровательным спутницам!

Юля, искоса взглянула на Варвару Та, чуть раскрасневшись, упорно глядела в меню, словно читала не перечень предлагаемых блюд, а по меньшей мере – «Войну и мир». Давясь от подступившего смеха, Юля толкнула ее ногой под столом, прошептав:

– Варя, отвлекись от меню, некрасиво же…

Варька нахмурила брови, но, понимая, что деваться некуда, усилием воли преодолела свою природную застенчивость и за два года сформировавшуюся замкнутость и улыбнулась, подняв глаза на мужчину.

Лилька же не заставила себя долго ждать и тут же заспешила:

– Конечно, познакомлю! Итак, дамы, прошу любить и жаловать – Алексей Петрович!

Лилька победно огляделась, словно только что выиграла миллион, и поспешила продолжить:

– Алексей Петрович, между прочим, полковник. Настоящий полковник!

Юля, утонченная интеллигентка, первой пошла на контакт, понимая, что неприлично демонстративно отмалчиваться и упрямо отворачиваться, человек же не виноват, что Лилька затеяла этот маскарад. Она широко и приветливо улыбнулась:

– Добрый вечер, Алексей Петрович! Я – Юля, подруга Лили. А это, – она обернулась к Варьке, сообразив, что та ни за что сама себя не представит, – это Варвара, наша третья подруга. Присаживайтесь, пожалуйста.

Мужчина, внимательно взглянул на упорно молчавшую Варьку, смущенно кашлянул и присел за стол, осторожно подвинув стул.

Глава 15

Егор долго возился с машиной, которая ни за что не хотела заводиться. Вконец измученный неравной битвой с этим когда-то очень любимым железным конем, мужчина раздраженно схватил тряпку и стал ожесточенно вытирать перепачканные руки. «Да, – подумал он, расстроенно покачав головой, – видно, пришло ее время и ничто уже не способно ее оживить. А жаль… Веселая была машинка, настоящая помощница».

Бросив грязную тряпку прямо на траву возле машины, Егор, еще раз взглянув на свою боевую подругу, опять задумчиво покачал головой и неторопливо пошел в дом.

Здесь, в этом крошечном дачном домике, он чувствовал себя, как нигде, спокойно и комфортно. Ведь это ж не просто дом, это и убежище, и пристанище, и теперь вот холостяцкая берлога, милая сердцу гавань… Сюда, в этот крошечный, на две комнатки, дом, устав от бесконечных ссор с бывшей женой и сварливой, тоже уже, к счастью, бывшей, тещей, он сбегал, чтобы, присев вечером на скрипучее крыльцо, спокойно выпить чашку крепкого чая, глядя в быстро темнеющее низкое небо, или чтобы, увидев падающую звезду, загадать желание. Правда, повзрослев, он давно уже не верил в чудеса и исполнение желаний, но отчего-то по-прежнему, как в далеком детстве, смотрел в бесконечное небо, искрящееся миллионами сверкающих звезд, испытывая то ли робость, то ли томление, то ли еще что-то, чего не понимал и чему не мог дать объяснений. Вот и теперь, оставшись один, он по старой привычке в любую свободную минуту старался выбраться сюда, за город, в этот старый заросший сад, где когда-то, страшно подумать как давно, был счастлив.

Все проходит – это правда.

Уходит невозвратно. Прошло и это. И счастье, и любовь, и робость и доверие…

Все ушло.

Когда? Он и сам не понял, не заметил… Спохватился только тогда, когда внезапно ощутил, что раздражает жену, что ему не хочется возвращаться домой после работы, что радость общения стала давно забытым явлением в их скучной семейной жизни. Жена из радостной худенькой хохотушки как-то незаметно превратилась в толстую, вечно недовольную им грубую тетку с жирным лоснящимся лицом. Теща, переехавшая к ним и занявшая целую комнату в их и без того крошечной двушке, бесконечно гундосила что-то насчет маленькой зарплаты и его неумения жить, даже кошка, раньше ласкавшаяся и громко мурлыкавшая при его появлении, вдруг стала шипеть и сердито выгибать полосатую спину. Поначалу Егор этого не замечал, а когда все понял – оказалось слишком поздно. Детей не было, как любила говорить, изображая душевные страдания, потолстевшая жена – «Бог не дал», поэтому Егор, долго терпевший и молчаливо сносивший бесконечные упреки противной тещи, однажды не выдержал, собрал свои скромные пожитки, да и покинул этот уголок несбывшегося и несостоявшегося семейного счастья, снял комнату у своего сослуживца и стал жить, никого не трогая и никому не мешая. Где-то через год уставший и какой-то бесцветный судья районного суда безразлично объявил их брак расторгнутым, тем самым очень осчастливив Егора. Жене, пришедшей в суд со свежей «химией» на голове и по-прежнему лоснящимся лицом, по обоюдному согласию досталась их скромная двушка в тихом переулке, а ему – старенькая дача с заброшенным, заросшим садом и крошечным домиком. Вот так… Егора все устраивало, справедливость, что ни говори, все-таки восторжествовала.

Сегодня с утра было очень жарко.

И слава богу, что еще вчера вечером Егор, сообразив, что утренние бесконечные пробки забьют все возможные выезды из любимой столицы, не поленился и, побросав свои скромные пожитки в большую дорожную сумку, поехал по вечернему холодку за город. Радуясь тому, что теперь целый день впереди, он с самого утра занимался машиной. В последнее время она, раньше безотказная труженица, не на шутку взбрыкнула и никак не хотела добросовестно служить хозяину. И то сказать, столько времени верой и правдой отработала. Как говорится, пора и честь знать! Выдохлась, бедолага…

Егор, огорченный этим неоспоримым фактом, невесело усмехнулся и, войдя в дом, взглянул на часы. «Ого, уже семь! – он вздохнул, – надо же, день пролетел. Даже и не заметил… Здорово, что сегодня только суббота, впереди еще воскресенье. Хорошо-то здесь как – просто блаженство! Тишина, покой, благодать…»

Есть отчего-то не хотелось, поэтому, заварив крепенького чайку, Егор вышел на крыльцо и с удовольствием опустился на его скрипучие доски, держа в руках большущую чашку ароматного напитка. Огляделся, сделал глоток чая и неожиданно задумался…

Ах, память, память!

Быстрее всякой птицы переносишь ты нас то в детство, то в юность, воскрешая в душе давно, казалось бы, забытые любовь и радость, ненависть и гнев, робость и смущение.

Эх, память, память, не даешь ты забыть ни горькое, ни сладкое, все цепко хранишь, авось когда-нибудь понадобится.

…Детство Егора прошло в далекой-далекой деревне. Это отдаленное уральское поселение, достаточно большое и многолюдное, называлось довольно странно для данной местности – Солнечное. Будто кто-то решил подшутить над жителями этой деревни и назвал место, где солнечные дни бывают крайне редко, Солнечным. Но жители, надо сказать, давно уже привыкли и даже отчасти гордились таким необычным названием – надо же хоть как-то выделяться из общей бесцветной массы позабытых поселений. Деревня, оторванная от цивилизации многими километрами беспутных дорог, жила своей размеренной жизнью. Спасибо, тогда, в незапамятные советские времена, колхозы были сильны своей властью, крепким хозяйством и налаженным плановым умением выживать. Как ни странно, деревня прилично существовала, жила, а не выживала, как теперь. Школа, причем десятилетка (в которую, кстати, приходили еще и ученики из близлежащих таежных заимок, лесничества, крошечных хуторов), гордилась большим трехэтажным зданием, отстроенным три года назад колхозной бригадой. Деревенские умельцы постарались на славу – строили-то для своих детей и внуков. Наличники на окнах резные сделали, крыльцо хоть сейчас на картинку, с перилами да лавочками – просто загляденье! Школьный сторож, дед Савка, сразу облюбовал себе местечко прямо на излете, на самом краю крыльца. Сидел, как говорится, кум королю, сват министру, да грозно поглядывал на спешащих на занятия учеников, иногда сурово покрикивая, а чаще довольно покряхтывая, уж больно любил он эту деревенскую неугомонную детвору. Дети, надо сказать, никогда не сердились на его сварливые окрики, только самые непримиримые огрызались поначалу, а потом привыкали и лишь только исподтишка посмеивались над старым Савкой, при этом никогда его не обижая.

Вспомнив сейчас все это, Егор усмехнулся и удивленно повел плечами: «Надо же… Хорошие, оказывается, были времена! Ох и хорошие!» Он отхлебнул уже порядком остывший чай и прикрыл глаза, снова уносясь в те далекие годы, когда и мама, и отец еще были живы, и все вокруг казалось легким, чудным и многообещающим.

А годы бежали.

Эх, до чего же они прыткие да скорые! Бегут, не оглядываясь, унося с собой молодость, а с ней и наивность, и доверчивость, и приветливость… Куда только все и девается?! Егор выдохнул… да, что ни говори, все меняется, и он стал с годами не только серьезнее, но и скупее на эмоции, грубее, угрюмее. Что ж делать?

Жизнь, будь она неладна! Жизнь…

Мужчина хлебнул чайку, закурил и, выпустив струйку дыма, усмехнулся. Да… Не зря мама в детстве все говорила, что жизнь, мол, прожить, не поле перейти… Он тогда все посмеивался над ней, а теперь вот понимает, что права она оказалась! Ох как права!!

Сидит вот один. Хотя, честно говоря, одиночество его не тяготило, но все-таки хотелось с кем-нибудь поговорить, посмеяться, да хоть бы того же чаю вместе выпить. Да… А не с кем! Один.

Он опять прикрыл глаза.

Мама умерла, когда ему едва исполнилось восемнадцать. В тот самый год… Отчего-то, умирая, она все повторяла совершенно непонятно для чего и почему: «Прости меня, милый! Прости ты меня, беспутную! Прости, сыночек, грешна…»

Опечаленный, расстроенный и рыдающий Егорка тогда и внимания-то на это не обратил, а после похорон вдруг отчего-то задумался, припомнив ее слова. Странным ему показалось, что мама в такую страшную минуту все какое-то прощение вымаливала. Не зная, что и думать, он пришел тогда к убитому горем, потерянному отцу, который горевал ужасно. Но тот, отчего-то пряча глаза, только горько плакал, скорбя о потере. Мама с отцом, надо сказать, жили по деревенским понятиям неплохо, правда, в не большом достатке, но и не бедствовали. Мать на колхозной ферме коров доила, а отец в ремонтной бригаде работал. Комбайны, косилки, веялки – вот его занятие, весь год с перемазанными машинным маслом руками да разбитыми в кровь пальцами. В колхозе же ими гордились – да и то, передовики, одно слово! Детей у родителей, кроме него, не было. Но мать и не горевала, сына своего единственного просто обожала, пылинки сесть не давала, от дурного глаза берегла да почему-то пуще огня приезжих из города боялась.

Жили вроде хорошо, а вот не стало родителей – и вспомнить нечего.

Егор усмехнулся. Вот так и проживешь, просуществуешь… Он прикрыл глаза, опять уносясь в далекую юность…

Друзья сразу поразъехались, он в армию отправился, два года верой и правдой долг отечеству отдавал, а когда, отслужив, вернулся, – опять потянуло в далекие края, посмотреть на людей захотелось, себя показать… Уехал поначалу в областной центр. Отца, правда, навещал часто, а вот после его смерти и вовсе укатил вдруг в самую столицу. Зачем? Он и сам до сих пор не знает, просто хотелось только туда, и никуда больше! С тех пор Егор в столице-матушке живет, водителем работает, благо в армии курсы шоферские закончил. Жизнь его била – учила не на шутку… Много чего, конечно, повидал, и подонков ужасных, и добрых людей, и здоровых, и больных, работа на «скорой» просто так не дается – ох и насмотрелся!

…Егор распрямил затекшую спину и оглянулся, вернувшись в настоящее из далеких воспоминаний.

Да… Хорошо-то как! Тишина. Благодать.

Он поднял глаза и по давней привычке взглянул на тыльную сторону своей правой руки, держащей большую чашку. Прямо на сгибе, между большим и указательным пальцами, словно крошечная бабочка, находилось родимое пятно. Егор усмехнулся – и впрямь как бабочка, ишь, крылья развернула, мгновение – и полетит! С этим родимым пятном он родился, с ним живет, и не мешает оно ему, уже привык. А вот покойная мать отчего-то все ужасно беспокоилась, переживала, суетилась, пыталась свести родимое пятно, убрать эту раскрывшую крылья крохотную бабочку, к врачам водила. Чего-то она явно боялась, опасалась. Но на все расспросы упрямо отмалчивалась, отшучивалась, говорила, что слишком приметный, сглазу, мол, боится.

…День постепенно подходил к концу.

Егор глубоко вздохнул, потянулся и встал со скрипучей ступеньки. «Здорово, что завтра выходной, отосплюсь, – опять подумалось ему».

В саду терпко запахло приближающейся ночью. В траве беспокойно застрекотал кузнечик. Багровое солнце неторопливо, степенно садилось, обещая назавтра жаркий безветренный день.

Егор задумчиво вздохнул. Что-то принесет он?

Слава богу, никто из нас не знает, что день грядущий нам готовит.

И хорошо, а то как тогда жить?