Текст книги "Твоя безумная фанатка"

Однако выяснить наверняка их теперешний "статус" Пелька и сама не торопилась. Если по началу её тормозили более важные проблемы, то теперь ею двигал банальный страх потерять то, что она обрела. Как бы эгоистично это не звучало. Ведь если они попробуют и у них не сложится, обратно в «дружбу» вернуться не получится. А значит конец. Всему. Всей компании. И она снова останется одна.

Вот и получалось, что они дружили той дружбой, которая была похожа на всё что угодно, только не на дружбу. Звучит странно, но больше года эта схема исправно работала. Пока работала.

***

Нелли выступала на сцене: в белом платье-карандаш с закрытой шеей и юбкой чуть ниже колен. Волосы убраны в мальвинку и спадали волнами по плечам. Из намёка на маскарадный костюм только перламутровые тени. В отличие от зала, который пестрел нелепыми нарядами в стиле: «я пчела», «а я енот», «дурак, ты зебра».

…Не можешь забыть эти глаза оттенка синевы,

Ищешь её повсюду, всё ещё веря в чудеса.

Мне очень жаль, она не здесь, увы,

Твоя диснеевская принцесса…

И снова авторские песни чередовались с популярными треками, что ежедневно крутились по радио. Пелька вставляла свои работы очень дозировано, прежде внимательно прислушиваясь к посетителям. Так она никогда не начинала свой выход с личного: публика сырая, только принюхивающаяся, она сама на нервах – велик шанс с треском опозориться. Другое дело, когда народ уже на расслабоне. Там главное не забывать чередовать лирику и танцевальное. А то быстро устанут и зачахнут.

Конечно, Пылаева могла вообще не исполнять ничего своего, но ведь так хотелось. Это было как наркотик: ждать оценки. Раз попробовав, хотелось снова и снова. Петь и наблюдать. Наблюдать, как твои стихи, нечто по-особенному сокровенное касается если не сердца, то ушей других. Как воспринимается ими, как затем звучат аплодисменты: сухие или же оживлённые. Оживлённые, значит понравилось. Значит их зацепило. Значит всё не зря.

В честь праздника и наплыва клиентов начальство попросило её задержаться. Пельке было несложно, она никуда не торопилась. Так что развлекала народ практически до полуночи. Микрофон не превратился в тыкву, платье не обернулось обратно в лохмотья, а кеды так и остались кедами, без претензий на хрустальные туфельки – эх, никакая она не принцесса из своих песен. Однако прекрасный принц всё равно её ждал.

Максим приходил почти каждую смену, как бдительный страж карауля подругу от выпивших ловеласов и провожая до ворот Академии. А если по какой-то причине не мог, присылал кого-то из ребят. Или всех сразу. Но одна после работы по темноте Нелли ещё ни разу не шла домой за последние месяцы. Вот и сейчас, едва Нелли закончила и, попрощавшись со слушателями, покинула сцену, через пару минут выйдя к барной стойке, чтобы отметиться в журнале, Майер был тут как тут.

Сегодня он пришёл один. Остальных поглотила собственная личная жизнь. Никиту, наверное, ангажировала его девушка. Филипп, пока одиночка, вполне мог составить им компанию и попытать счастья на любовном фронте, попросив найти ему миленькую подружку, чтобы устроить двойное свидание. Вдруг, именно сегодня ему встретиться та самая, кто знает? Ну а Давид дома. С молодой женой и маленьким сыном. Семейная идиллия.

– Привет, красавица, – Максим приобнял её одной рукой, второй скидывая с головы капюшон чёрного балахона.

Пухлые губы, лукавый взгляд ярких синих глаз, короткий ёжик волос, сильное накаченное тело – последствия многолетних физических тренировок. Компашка разодетых девчонок у барной стойки, заметив красавца, мысленно успела раздеть его всего за пару секунд. Раздеть и оседлать, по всей видимости. Тот же никого не замечал. Всё его внимание принадлежало Нелли, что размашисто оставляла автограф в одной из колонок на бумажных страницах толстой книжонки.

– Уже здоровались, – не поднимая головы ответила она, ставя точку. Всё. Рабочий день официально закончен.

– Но ещё не танцевали.

– Макс, я без сил. Не хочу…

– Хочешь, у тебя сегодня праздник.

– Он уже прошёл.

– Пройдет, когда мы так решим, – не слушая пререканий, её, надутую и возмущённую, вытащили на свободный участок, увлекая в танцевальную солянку, пульсацией отбивающей барабанную дробь в ушах. Толик, местный диджей, получив вседозволенность, отрывался по полной. До самого закрытия теперь будет что-то чудить и миксовать.

Пылаеву так азартно кружили по залу, что против воли тело подхватило заводной ритм. Она любила танцевать. Четыре года в танцевальной студии в конце концов не просто так отплясались, но потом пение всё же перевесило чашу весов.

Теперь же не прошло и минуты, а она уже, напрочь позабыв про свою усталость, активно двигалась, позволяя сильным рукам прижимать её к себе и приобнимать за бёдра. Тёплое дыхание волнующе ласкало кожу на лице и волосы. Оба натянуты как струна. Оба в волнительном напряжении. И это у них дружба такая, да?

***

Всё это время за танцующий парой долго и пристально наблюдали из глубин ресторана, пока в какой-то момент высокий мужской силуэт в замшевом пальто, круто развернувшись, не направился к выходу.

– Ой, вы забыли, – догнала его официантка, протягивая оставленный на столе букет кустовых розовых роз.

– Оставьте себе, – коротко бросили в ответ, блеснув тёмными стёклами солнцезащитных очков, и вышли на улицу.

Понятное дело, Пылаева и предположить не могла, что Матвей тоже надумает прийти к ней. Именно сегодня. А даже если бы и могла… Разве она сделала что-то не так? Она ведь ничего ему не должна. Не была должна, судя по всему… Потому что, вернувшись пару часов спустя в общежитие, в полумраке включённого ночника, ошарашенная Нелли обнаружила на своей постели подарок. Подарок для неё. От него.

Глава 6. Ножницы

На заправленной пушистым пледом кровати гордо возлежал жёсткий футляр, для торжественности с налепленным на него бантом, а в футляре… новехонькая электрогитара. Розовая, обрамлённая чёрным кантом. Блестящая, ещё пахнущая лаком и с брендовым оттиском внизу. Недешёвая. Неллина старушка в наклейках, спрятавшаяся в нише между стеной и комодом, грустно звякнула струнами, понимая, что её время ушло.

Ни записки, ни открытки, но то, что благодарить за эту красоту нужно Бондарева Пылаева не сомневалась. Рядом с грифом на плюшевой подложке обнаружился ещё один подарочек: знакомая розовая повязка в горошек.

– Прям загуляла, именинница, – зевая, из-под одеяла на свет выползла кудрявая макушка Дины.

– Зато ты рано. У вас же сегодня концерт. Рок-группы заканчивают выступать сразу после «спокойной ночи, малыши»?

– Какой концерт? – не поняла та, сонно потирая глаза. – Мы ж его отменили. Мотя тебе разве не сказал?

– Что сказал? Когда бы он сказал?

– Он же вроде к тебе… А… О… – до Дины начало доходить. – Ну, в общем неважно. Отменился и отменился. Всё, я дальше спать. С меня тоже подарок, кстати. Но потом. Я ещё не успела по магазинам прошвырнуться, – поспешно замотавшись обратно в одеяло, наподобие шаурмешки, тело скрылось с глаз и на дальнейшие вопросы уже не реагировало.

Мало что понимающая, а от того заметно растерявшаяся Пелька приставать с расспросами к ней не стала, снова переключившись на гитару. Следующие минут десять она ласково гладила прохладную полировку, осторожно регулировала колки, нежно касалась кончиками пальцев струн – словно общалась с одушевленным предметом. Ей так хотелось прямо сейчас что-нибудь сыграть, но время… Соседка не обрадуется. Завтра. Завтра она обязательно опробует красотку, поблагодарит дарителя и вернёт её ему. Потому что так нельзя. Такие подарки нельзя принимать.

Пересечься с Бондаревым оказалось не так просто. Группа «Ящик Пандоры» в полном составе куда-то уехала в субботу рано утром, когда нагулявшиеся студентки только-только стекались обратно в Академию: с опухшими губами и поплывшим макияжем. Вернулись же лишь поздно в воскресенье. На завтраке выудить его тоже не вышло, а первая пара у них с Пелькой была раздельная. В конечном итоге встретились они лишь ближе к обеду в классе у Никитича, где Матвей… Спал.

Сладко дрых, сложив руки на парте и спрятав в них голову. Умиротворённо вздымалась сгорбленная спина и чуть слышно раздавалось слабое похрапывание. У Пылаевой хватило совести не тормошить его.

– Как я рад видеть ваши счастливые лица, безголовые вы мои птенчики, – довольной тучкой с неизменным шарфиком на шее заплыл в кабинет Чудик, на ходу уплетая столовскую мини-пиццу. – Рад, что вы добрались до новой недели в полном составе. Я-то ставил на то, что кто-то непременно загремит в обезьянник.

– Это вы вспоминаете свою молодость? – хихикнул пацан с непонятной причёской, которой требовался либо ободок, либо стрижка под ноль. Чтоб на человека стал похож.

– Ну почему молодость, – преподаватель призадумался. – Всего лишь прошлое двадцать третье февраля. – Итак, приступим к тому, что вы называете "бесцельно прожитое время". Где наш ревнивый Отелло? Ага, – взгляд из-под постоянно запотевающих очков нашарил спящего ученика. Матвей даже не шелохнулся, когда Никитич замер рядом с ним. – Какая прелесть. А ну-ка… – он склонился над его ухом и вдруг заорал. – Где деньги, Лебовски???

Тут и мёртвый подорвётся из могилы. Бондарев испуганно подскочил.

– Что? А? Я не сплю, – растерянно потряс он головой, не сразу включаясь в реальность.

– Я тебя разбудил? – театрально опечалился учитель. – Прости, я не хотел, чтобы ты меня слушал. Отдыхай-отдыхай дальше. Кто я, в конце концов, чтобы тратить твоё драгоценное время.

– Просите. Я просто не выспался, – потирая лицо с отпечатком складки от толстовки, поморщился Матвей. Пробуждение давалось ему с трудом.

– Тяжёлая ночка? – понимающе кивнул Чудик.

– Тяжёлые двое суток, – обречённо вздохнули в ответ.

Если продюсер собирается в таком бешеном режиме все два года мурыжить их, навёрстывая по выходным упущенное в будни время, очень скоро он попросту двинет ноги. Шесть часов пути. Ради часового выхода на сцену. И сразу обратная дорога. Своим ходом. На машине. Где он за рулём. Это издевательство. В следующий раз Бондарев будет требовать личный самолёт.

Никитич сочувствующе похлопал его по плечу.

– Соболезную, мой мальчик. Такова она, цена славы. Если ты не против, я ещё подолью бензинчика в канистру с другим бензинчиком – марш на сцену. Будешь отрабатывать пятничную истерию…

Матвей неохотно поплёлся куда велели, и следующие десять минут пытался изобразить что-то маловразумительное, то и дело зевая, чем невольно заражал весь класс.

– Ой, иди уже обратно, – чувствуя, как у него самого начинали закрываться глаза глядя на умирающее царство, отмахнулся учитель, вообще-то изначально заказывающий монолог Гамлета. – Сил нет тебя слушать. Это ещё хуже, чем нравоучения тёщи, когда та приезжает с генеральной проверкой.

***

Так четвёртый курс впервые узнал, что преподаватель по сценическому искусству был женат. И имел в родственничках нравную тёщу.

Пользуясь возможностью, довольный Бондарев скользнул обратно на пригретое место. На самом деле, проснулся он уже давно, но решил похитрить, так как с Гамлетом дружил на уровне знаний пятиклассника: «ну где же Йорик? А не, не так. Бедный, бедный Йорик. Так, да?».

Нелли, улучив момент, пока Никитич занялся другим студентом, извернулась на стуле.

– Спасибо. За гитару.

Её встретил прохладный взгляд. Лёгкая самодовольная улыбка, блуждающая по мужскому лицу, померкла.

– Пожалуйста.

– Она замечательная, но я не могу её взять.

– Можешь. Это подарок.

– Не могу.

– Ну тогда выбрось. Мне она не нужна, – резко бросил ей он, ставя точку в беседе.

Матвей злился, но злился не на неё, а на себя. За то, что поддался порыву, наплевал на группу, концерт и ради чего? Ради ничего. На что он рассчитывал? Приватную встречу? Романтическое свидание под луной? Нужно было догадаться, что без этой гориллы не обойдётся.

Зато теперь всё встало на свои места. Как Бондарев и думал, дружбой там не пахло. Так не обнимают просто подруг. Так вьются, когда кого-то считают своей собственностью. И, судя по ответному поведению Нелли, она об этом прекрасно знала, напропалую пользуясь парнем в личных целях. Какая, однако…

Пелька смену настроений ощутила, но акцентировать на этом внимание благосклонно не стала. Ну не выспался человек, бывает. Она тоже с утра обычно та ещё редкостная тварь, лающаяся похлеще сапожника с тормознутыми соседками, с которыми приходилось делить ванную.

Однако к репетициям плохое настроение Матвея не ушло, что усложняло задачу. Работать с огрызающимся на каждое слово напарником было невыносимо. Жутко хотелось с разворота зарядить ему по причинному месту, а потом смотреть, как он корчится и скулит, катаясь по полу.

– Стоп!!! Что за полнейшая ху… муть??? Мы ведь уже репетировали этот отрывок! – от Никитича тоже не скрылись внутренние конфликты актёров. – Танец – как поцелуй. Соприкосновение тел. А ты что? Ещё за километр отойди от Нелли! Обними её нормально! Она ж не бомж-трансвестит, чтобы ею брезговать!

– Сами обнимайте.

Очки на переносице преподавателя озадаченно дрогнули.

– Что?

– Говорю, сами обнимайте! – вспылил Матвей, пинком сшибая шаткий столик, на котором лежали распечатанные сценарии и бутылки с газированной водой.

– Куда? Я не давал разрешения уходить! – строго крикнули ему вдогонку, когда тот спрыгнул со сцены и направился к выходу. – Макар, а ну вернись!!

Удаляющаяся фигура яростно развернулась.

– Задрали! И вы, и ваш придурошный мюзикл. И в сотый раз повторяю: меня зовут Матвей. МАТВЕЙ. Если не можете запомнить имена ваших учеников, проваливайте на пенсию.

Нелли, как и с десяток других ребят, с офигевшим видом оцепенели, даже не дрогнув, когда со всей дури хлопнула высокая дверь зала. Все, затаив дыхание, ждали реакции Чудика…

Который преспокойно повернулся в сторону Пельки.

– Ну что, довела пацана?

– Кто, я? – опешила та. – Да я его пальцем не трогала.

– А пальцем и не надо. Вы можете и без тактильности довести. Все беды от женщин. Как от прабабки Евы проблемы начались, так и покатилось… – сняв очки, протерев стёклышки и вернув те на место, Никитич нетерпеливо похлопал в ладоши. – Продолжаем, чего встали? Пропускаем пока вальс. Прогоняем заново момент в Париже с липовыми Анастасиями.

Хорошо, что в этой сцене Нелли не участвовала. Какое там репетировать. У неё теперь мозг вообще не работал, отказываясь генерировать и складывать осмысленные предложения в давно выученный текст. Маленькие шарики стучали в голове, пытаясь понять, когда это она успела вывести их с Бондаревым отношения из фазы "хрен поймёшь" в разряд «кажется, я тебя ненавижу». С последнего раза они ж вроде мирно разошлись.

Непонимание съедало, но в исконно женской манере первой идти на контакт она отказывалась. Хочет дуться непонятно на что, ради бога. Флаг в руки, ковровую дорожку под ноги, сухой паёк в котомку и чеши на все четыре стороны, малыш. Привези магнитик и брелок из дальнего путешествия.

Так всё это странное подвешенное состояние и затянулось бы, наверное, на неопределённый срок, если бы через пару дней в её с Диной комнату не постучался Тимур.

– Можно я у вас тут посижу часок? – стягивая с выбритого хвостика резинку, смущённо попросил он. – А то мне скучно. Уборщица выгнала из гостиной, а телефон я забыл захватить. Так бы в туалете посидел хоть.

Кудряшка, ковыряющаяся в ноутбуке, молча кивнула. Нелли, уже практически заснувшая, приподнялась на локтях, щурясь и нашаривая взглядом часы. Час ночи.

– А чё спать не идёшь?

– Да не могу. Попросили, хм…  – он растормошил волосы, от чего те пальмочкой криво упали на лицо. – Не мешать.

– Нежный Мотя не может уснуть под твой храп?

– Да не. Он как раз спать и не собирается пока.

Пылаева непонимающе уставилась на соседку, но та лишь потупила глаза. И тут до неё дошло. Да ладно? То есть сначала эта зараза вся такая милая-милая, целоваться-обжиматься лезет, потом несколько дней он тупо игнорит её непонятно за что, а сам девок левых по комнатах таскает???

– Ты куда? – не понял Тимур, когда та подскочила на ноги, спихивая мешающееся одеяло. Босые ноги стремительно влезли в пушистые тапочки.

– Хочу присоединиться к вечеринке.

– Вряд ли она рассчитана на троих.

– Ничего. Групповушка с поножовщиной никогда лишней не бывает.

Едва дверь за Пелькой захлопнулась, Дина моментально ожила, меняясь на глазах, отбрасывая в сторону ноут и ликующе разведя руками, как бы говоря: кто умница? Я умница!

– Я же говорила. А то я не видела, с какой моськой она последние два дня сидела. Гони бабло.

– Отвечаю, я был уверен, что никак не отреагирует, – ей протянули честно проигранные деньги. В этот момент дверь снова открылась. Вернувшаяся Нелли, не обращая на них внимания, порылась в выдвижном ящике комода, что-то достала оттуда и снова умчалась.

Парочка, чуть не застигнутая врасплох, переглянувшись, рассмеялась. В эту секунду они чувствовали себя настоящими заговорщиками, но что поделать. Порой упёртых баранов нужно столкнуть лбами, чтобы получился результат. А то ходят оба: ни рыба ни мясо. Ещё нагородят себе проблем из врождённой вредности, потом вообще не расхлебают заваренную кашу.

***

В дверь забарабанили так, что заходила ходуном дверная коробка. Удивительно, но из соседних спален даже носа никто не показал, чтобы выразить своё "фи". Хотя нет, не удивительно. Здешнему народу всегда на всё пофиг, ей ли не знать.

– О, – Нелли расплылась в ядовитой улыбочке, которая спокойно могла принадлежать кобре за секунду до атаки. Матвей ошарашенно застыл на пороге. Одетый: спортивки, футболка. И на том спасибо.

– А ты тут что делаешь? – кажется, он был готов увидеть что угодно и кого угодно перед собой, но только не две смешные косички в обрамлении милой пижамки с пингвинами.

– Я самоприглашённая гостья, – зоркая Пелька разглядела в полумраке комнаты женский силуэт. Бондарева бесцеремонно отодвинули, влетая внутрь жизнерадостным вихрем. – Привет всем, кто меня не ждал. В компанию примите? Посуда у меня своя. О, – узнала она знакомое лицо. – Аксянова. Ты ли это? Хотя почему нет. Ты у нас знатная шлёндра.

– Пылаева, ты чё припёрлась?

Не то, чтобы симпатичная, но более-менее миловидная круглолицая девушка, расфуфыренная как на праздник в палатку к дальнобойщикам, хмуро поджала тонкие губы, намалёванные блеском. Ага, значит до поцелуев пока не дошло. Слава богу. Не хватало Бондареву подцепить герпес. А потом и её заразить.

– Как чё? – Нелли весело запрыгнула на кровать, хлопая по свободному месту между ней и Аксяновой, приглашая присоединиться в конец офигевшего Матвея. – Разве я отдам тебе на растерзание своего лапушку? Ты, кстати, как, сифилис вылечила?

С Дашей и Никой они поступали в Академию одновременно, но так как Пылаева взяла академку и год упустила, училась теперь на курс младше. Соответственно, пересекались они редко. Да и раньше никогда не дружили. Аксянова у них была типа начинающий писатель, из тех, который всех достал ещё до того, как выпустил многострадальную книжонку. Даша больше ныла, как устала за день вымучивать несчастную страничку про «властного властелина и скромную служанку» и какой это тяжкий труд – писательство, нежели действительно делала что-то стоящее.

Из любимого жанра с пометкой «18+» плавно вытекало, что не меньше теории Аксянова любила практическую составляющую, а если точнее: имела по Академии репутацию редкостной шлюхи, которая даже цветы не просила взамен, работая на чистейшем энтузиазме.

– Какой нафиг сифилис? Ты чё несёшь?

– Ну не знаю. Какой ты там в прошлый раз подцепила? Месяц по клиникам носилась. Или это был не сифилис? А что? Хламидии?

– Дура.

– Дура ты, если ещё не вкурила, что тебе пора валить.

– Это с хрена ли?

Нелли вытащила из-за под резинки пижамных штанов прихваченные с собой ножницы. Большие, металлические, с обколупавшейся на кольцах краской. Добротная вещица, которой можно убить просто стукнув.

– Иначе я сделаю тебе дополнительные дырки для проветривания в башке, – преспокойно пригрозила она с видом, словно звала подстричь сухие кончики.

Даша с визгом подскочила с места.

– А-а-а!!! Больная, зря тебя в тюрягу не запихали! – прячась за спиной Бондарева завопила она. – Ты же психопатка конченная! Человека уже раз порезала и хоть бы что! Бедной овечкой прикинулась, все и повелись! Чумичка! Полоумная!

– Что ты сказала, мразь??? А НУ ПОВТОРИ ЕЩЁ РАЗ!! – Пылаева рванула к ней, намереваясь вцепиться в круглую физиономию ногтями, но была поймана Матвеем и обездвижена.

– Брысь отсюда, – шикнул на Аксянову он, пока пленница брыкалась и извивалась, всячески пытаясь высвободиться. – Быстро! Ох ты ж, – одновременно с тем, как Даша с воплем: "Я же говорю, придурошная!" вылетела из комнаты, в запястье Бондарева впились острые зубы.

С трудом отобрав стиснутые в кулаке ножницы, Нелли бросили обратно на кровать, тряся прокушенной рукой. Даже несколько капель крови проявилось.

– Ай, – хныкнула обиженно Пелька, потирая ушибленный затылок, встретившийся со стеной. – Больно!

– Ты меня укусила! – в который раз за последние несколько минут офигел Матвей.

– А ты мне башку чуть не разбил.

– Психопатка.

– А ты озабоченный маньяк. Если тебе без разницы куда совать свою фигульку, чего Каролину обделяешь вниманием? Ей обидно вообще-то, – чтобы наглядно доказать, что тонкая душевная резиновая организация тоже требует ласки, она доползла до сидящей в углу куклы и, притянув ту к себе, демонстративно улеглась с ней в обнимку.

Матвей удрученно моргнул.

– Ты такая чудачка.

– Я тебя спасла от похода к венерологу, лучше б поблагодарил. И инвентарь верни. Это мой талисман, – на ножницы вопросительно уставились. Пылаева кивнула, щекой вжимаясь в Каролину. – Кстати, и им спасибо скажи. Это они тебе причесон подправили. А то ходил, как мальчик из бойсбенда 2000-х годов.

Бондарев не смог сдержать смешка. Талисман. Прикольно. У одних талисманы браслетики и всякие женские фигнюшки вроде брошек, а у этой старые швейные ножницы. Закономерный после недавних событий вопрос так и крутился на языке.

– Можно поинтересоваться?

– Правда ли я порезала человека? Нет. Всего лишь разок пырнула. Он заслужил.

– Это твой бывший? – молчание. – Ясно. Пока эта информация всё так же не для моих ушей.

– Пока? – Нелли аж отлепилась от куклы. – А ты собираешься продолжать со мной общаться?

– А почему нет?

– Может потому что игнорил последние несколько суток? И вообще, ты меня что, совсем не боишься?

– А должен?

– Не знаю. Вдруг я и тебя пырну.

– Это будет любопытно.

Брови Пылаевой поползли вверх.

– Я полагала, в нашей компашке ты самый адекватный.

– А я на тебя рассчитывал.

– О… что ж, Штирлиц никогда ещё не был так близок к провалу, – Матвей, на лице которого расползлась непроизвольная улыбка, отложил ножницы подальше, на всякий случай, и требовательно вытащил из-под неё Каролину. – Эй, было удобно. Куда? Эй, ты что… а-а-а… – писк оповестил, что рядом плюхнулось тело, настойчиво привлёкшее её к себе. – Да не хочу я с тобой ложиться, извращенец! Выпусти меня! – сопротивлялась она, но сопротивлялась вяло, пока в какой-то момент не уступила. Слишком завлекающе пахло от него одеколоном, а от мужских запахов Пылаева всегда балдела. Часами могла торчать в парфюмерном возле пробников. Вот и сейчас её практически гипнотизировали пряные нотки, за день почти выветрившегося, но всё ещё яркого. Хотелось нюхать и нюхать… Что она и сделала, уткнувшись носом ему в ключицу.

– Ты такая странная, – покачал головой Бондарев, приобнимая тонкую талию и больше не чувствуя сопротивления. Такая странная… и такая беззащитная. В данный момент так и хотелось спрятать её от всех, укрыть и отгородить от любых вмешательств извне. Наверное, это и привлекло блондина, которому, судя по его обращению с Нелли, просто необходимо по жизни заботиться о ком-то.

И Матвей чувствовал, как тоже начинает этого хотеть. Злость, которую он так старательно накручивал в себе эти дни, стремительно улетучивалась. Вот же манипуляторша. Лежит, сопит ему в шею, такая кроткая и послушная. Невинный ангел, а на деле чертёнок, который любому даст прикурить. Хитрая лиса, вот кто она. Что этим своим качком, что им вертит как хочет. Господи, и почему ему хронически не везёт на девушек?

Нелли и правда тихонько лежала, поджав под себя руки, не зная куда те деть. Не ему же на грудь класть. Вроде бы надо уйти, но она не могла. Не хотела. Ей было так приятно: надёжно и спокойно. Поэтому она и не шевелилась даже, чувствуя приятное поглаживание по позвоночнику и вдыхая остатки туалетной воды, перемешанной с естественным мужским запахом, от которого крыша ехала ничуть не меньше.

– Я не сумасшедшая, – в какой-то момент тихо сказала она.

Ого.

– Я знаю.

– Тогда больше не называй меня психопаткой.

Ничего себе. Оказывается, существуют вещи, которые могут её задеть.

– Я понял. Прости.

– Неадекватной или истеричкой на здоровье. Не запрещаю.

– Разберёмся по ходу дела.

– И ещё раз спасибо за гитару.

– Я заметил, что твоя еле дышит.

– Она досталась от папы, когда тот по молодости покорял маму бардовскими песнями у костра.

– Это от него к тебе перешла любовь к музыке?

– Вряд ли. Папа любил петь, но не умел.

– Любил?

– Он умер. Давно.

– Прости.

– Да ну. Никогда не понимала этих извинений. Откуда тебе знать? Так какой смысл извиняться?

– Я о тебе вообще мало что знаю. Ты ведь не любишь делиться.

Где-то с минуту Пелька молчала.

– У моей бабули, по маминой линии, замечательный голос. Она по молодости выступала с ансамблем. Постоянно таскала маму со своим кочующим балаганом. Только из-за этого мама не стала связывать жизнь с музыкой. Устала и хотела осесть на одном месте. Просто иметь дом.

– А чего хочешь ты?

– Не знаю. Я давно ничего не хочу.

– А раньше?

– А раньше мы с Никой планировали создать дуэт. Ну типа «Тату», которые были модные в своё время, но только без лесбийских намёков.

– Вы были так близки?

– Очень. Всегда вместе. Одинаковые интересы, общая компания…

– Один вкус на парней.

– И это тоже… – невесело согласились. – Ей жаль, я знаю, но… Предательство не прощают.

– Она пыталась объясниться?

– Конечно. Десятки раз. На днях передала с Диной фотоальбом с нашими старыми снимками. Знала, что если вручит лично, я его не приму.

Матвей молчал. Да и что мог ответить? Его кисть то ли случайно, то ли обдуманно скользнула вниз, касаясь её бедра, от чего Пылаева вздрогнула, требовательно возвращая его конечность выше, на талию. Ясно.

– Ты меня сегодня опять обломала, так что чисто технически получается, что ты мне должна уже два раза, – не мог не заметить он.

Под боком недовольно заёрзали.

– Что я тебе должна?

– То самое, что проспорила, – Бондарев со смехом полетел на пол, атакованный сразу с четырёх точек – лягается не хуже лошадки. Он проворно забрался обратно, на этот раз нависнув над Нелли. Так близко, что их тела вжимались друг в друга. – Может тебя того, тихонько? Пока никто не слышит?

– Что ты там собрался тихонько? – нервно сглотнула Пылаева, не отрывая взгляда от его губ. – Озабоченный маньяк. Ты представляешь, как я орать буду?

– Да я имел в виду придушить, маленькая извращенка. Но твой вариант мне тоже нравится.

Вот сволочь.

– Мозгов у тебя. Как у носочка.

– Носочка? – несерьёзно хихикнул Бондарев. А затем хихикнул снова, попробовав обзывательство на вкус. – Реально сказала – носочка? Молодец. Скреативила.

– Ой, да иди ты, – из-под него, извернувшись, выскользнули, вскакивая на ноги и нашаривая в потёмках слабой подсветки слетевшие во время борьбы тапочки.

– Ты куда? – грустно развалился на подушке Матвей. – Останься.

– Ага, уже бегу. Шиш тебе. Мавр своё дело сделал, – ножницы были убраны обратно под резинку штанов. – Мавр свободен. Нашествие безумных фанаток можно официально считать закрытым.

– Фанаток? Или ревнивых истеричек?

– Товарищ, это на что намёк? Прежде чем ответить, вспомни: при мне холодное оружие.

Да уж. С ней связываться рискнул бы точно не каждый. Такая реально пырнёт на эмоциях, и сама же потом будет носить мандарины в больничку, рассыпаясь в неловкостях. Отношения с ней как посиделки с сигаретой на пороховой бочке. Неосторожное движение и привет, большой «бадабум».

Зато какой яркий будет этот «бадабум».

Возможно, он стоил нервов и потраченных сил.

Возможно, она того стоила…

***

Об этом и о многом другом призадумался Бондарев, когда следующим утром наблюдал в столовой зрелище, которое не оставило бы равнодушным никого: как Нелли и Дина прыгали на обеденных столах, практически синхронно выполняя незамысловатые танцевальные движения и подпевали под играющую из настенных колонок песню.

Началось всё мирно: вернувшись ночью обратно в свою комнату Пылаева обнаружила, что соседка с Тимуром смотрит новый сезон молодёжного сериала с элементами городского фэнтези: подростки, всякая мифологическая лабуда, колдовство и, конечно же, многочисленные рокировки в отношениях главных героев. Сериал, который сама Пелька давно хотела досмотреть, но никак не доходили руки.

В общем, после недолгой беседы, звучащей как: " – О, круто. Тоже хотела. – Ну так ходь сюда, чё стоишь" женские кровати сдвинули вместе, образуя просторное ложе для домашнего мини-кинотеатра в виде ноутбука. Из закромов холодильника была выужена чья-то забытая упаковка баночного пива, а из заначки в чемодане Кудряшки несъеденные чипсы. Просмотр затянулся почти до рассвета, где все трое так и уснули вместе – за не поставленной на паузу серией.

Понятно, что за несколько часов никто не успел выспаться, так что на завтрак они плелись кляклыми вялыми субстанциями, однако по радио в какой-то момент заиграл саундтрек. Именно того самого сериала, вот судьба. Ну и пошло-поехало. Тихая подпевка переросла в громкое соло, ведь фанаты, истинные фанаты, а не подставные (камень в огород некоторых) знали наизусть не только слова, но и танцы из клипа под этот трек.

На несколько минут в столовой развернулось целое представление: народ хлопал в такт, подпевал, пританцовывал. Пока не пришла злая тетя Зоя, ответственная по кухне, и не устроила разбор полётов: мол, нашли где плясать, у вас для этого огромное здание, так нет, вы здесь удумали. «Кыш, брысь и фу» для надёжности сопроводили опасно свистящим в воздухе полотенчиком.

Заливающуюся смехом и уворачивающуюся от опасного снаряда Нелли поймал Матвей, опередив Кота, готового прийти на помощь. Прости, Гоша, ты отправлен в отставку.

– Так, значит, – обиделась Дина, о которой брат и не вспомнил. – А я так-то родная сестра.

– Вот именно, что сестра. Чего с тебя взять? – усмехнулся Тимур, подавая ей руку и протягивая собранные с пола балетки.