Текст книги "Когда падали звезды"

Валерий Петрович снова устало вздохнул и вернулся на своё место за письменным столом. Он посчитал разговор оконченным, и терпеливо ждал момента, когда эта назойливая дамочка, наконец, удосужится покинуть «ординаторскую», но та явно не спешила.

– Гипноз поможет?! – Вдруг спросила она, стараясь не замечать усталости в каждом движении собеседника.

– Помните? Для достижения цели все средства хороши. Если поможет гипноз, пожалуйста, применяйте, но помните, что в остром периоде гипноз категорически противопоказан. Сначала она должна окрепнуть, – строго сказал Валерий Петрович.

В его глазах Лариса читала и протест, и просьбу одновременно, но уйти не могла. Какая-то сила удерживала её. Какие-то струны в её сердце задел этот странный доктор, этот удивительный мужчина.

– Валерий Петрович…

– Ну, что ещё?! – Уже с заметным оттенком раздражения отреагировал Валерий Петрович на реплику Ларисы.

– Если понадобится, можно обращаться за помощью к вам? – Смущённо спросила Лариса.

– Я же сказал: милости просим, если что вдруг. Но лучше живите счастливо без нашей помощи! – В тот момент он был неприлично груб, и откровенно хотел избавиться от порядком надоевшей посетительницы, не смотря на то, что чем-то она, всё же, сумела зацепить его. А та, вырвав из записной книжки листок бумаги, уже быстро что-то писала на нём, и совсем не обращала внимания на мрачное настроение доктора.

– Вот, смотрите, – спокойно сказала она, дописав и протягивая почти полностью исписанный листок собеседнику.

– Что это? – Удивился Валерий Петрович.

– Расслабляющий и успокаивающий чай и правила его заварки. Как раз, то, что вам сейчас необходимо. Аню я тоже буду поить этим чаем, – скромно ответила Лариса, собираясь выйти из кабинета.

Валерий Петрович быстро пробежал глазами по исписанному листку и бросил испытывающий взгляд в сторону Ларисы.

– Что это ты, красавица, мне тут нацарапала? Ты, что, имеешь какое-то отношение к медицине? – Его чётко очерченные брови удивлённо поползли вверх и остановились почти на середине лба, встав домиками над глазами. Ларисе вдруг захотелось расхохотаться, но она сдержалась.

– Почти. Вот уже около шести лет я занимаюсь нетрадиционной медициной. Так получилось. А рецепт дал мне один хороший знакомый. Я заметила, что вы слишком утомлены, чтобы вести светские беседы. Постарайтесь воспользоваться моим предложением. Усталость пройдёт быстрее…

– У тебя в запасе ещё что-то есть? – Лукаво улыбнувшись, спросил Валерий Петрович, не замечая, что перешёл к более упрощённой форме общения.

– Пока хватит чая. Я думаю, мы ещё не раз встретимся, до свиданья, – улыбнулась Лариса, и поспешила покинуть кабинет, не дожидаясь, пока её вытолкнут насильно.

– Подожди! – Крикнул вслед ей Валерий Петрович. – Свидание с моей подопечной пора прекратить. На первый раз достаточно, а с тобой мне хочется посоветоваться по одному вопросу…

Лариса вместе с Аликом вышла в промозглость осеннего утра. Дождь лениво разбрызгивал свои капли, и не стремился разгуляться в полную силу. Холодный ветер безжалостно срывал стайки жёлтых листьев с почти уснувших деревьев и играл с ними на аллее больничного парка, а стаи ворон, отчаянно каркая, без устали кружились в сером мрачном небе осеннего утра.

Взяв Ларису под руку, Алик медленно вёл её по засыпанной жёлтыми листьями аллее парка. Никому из них не надо было спешить. Из окна второго этажа больницы за этой неспешащей парочкой внимательно наблюдал моложавый мужчина в белом халате.

– Ну, как ты? – Тихо спросила Лариса, не обращая внимания на назойливый ветер, пытавшийся сорвать красивую шёлковую шаль с её головы.

– Скверно! – Признался тоскливо Алик и снова замолчал.

– Мне доктор дал хороший совет, – Лариса не торопила Алика. Она шла рядом, всем своим видом пытаясь поддержать расстроенного встречей с женой друга.

– Какой? – Безразлично спросил он.

– Алик, может, и не повторится дома её состояние, и тогда совет будет не уместным…

– Не знаю, – пожал плечами Алик. – Хорошо, что мама в субботу приедет, поможет с Богданом.

– Да, хорошо… – Эхом откликнулась Лариса.

– Что за совет дал тебе доктор?

– Гипноз… Её необходимо вернуть в прошлое. Может, там найдётся причина, приведшая к такому нервному срыву… – Она не призналась, что о гипнозе заговорила с доктором первой.

– Ты сама придумала? – Догадался Алик. Он даже приостановился от удивления.

– Нет, Я же сказала, Валерий Петрович посоветовал. Но ты не торопись. Посмотрим, как будут развиваться события. – Не моргнув глазом, сказала Лариса.

– У-гу… – Отрешённо махнул рукой Алик.

Валерий Петрович не изменил своего решения выписать Аню из больницы в конце недели. В пятницу Алик поехал забирать её домой. Он договорился с доктором, чтобы как-то скрыть пребывание жены в больнице. Тот пообещал, оставить только в своей картотеке индивидуальную карту больной. Справку из психиатрической лечебницы Ане не выписали, но подробную выписку из больницы Алик всё же получил.

Аня радовалась свободе и возвращению домой, как маленький ребёнок, и, ещё не успев снять пальто, бросилась в комнату к малышу.

– Сыночек мой золотой, Богданчик мой ненаглядный! – Вся в слезах, шептала она, с нежностью прижимая ребёнка к груди. – Мамочка вернулась, и уже никогда…

Ребёнок сначала молчал, но потом раскричался и долго не мог успокоиться, а Аня не желала прислушиваться к советам мужа положить ребёнка в кроватку. Она изо всех сил тискала малыша, не обращая внимания на его крик.

– Маленький мой, никому тебя не отдам. Ты останешься со мной, милый мой малыш…

Она ходила по комнате в полурасстёгнутом, пальто с ребёнком на руках и старалась укачать орущего младенца. Укачивала, трясла, уговаривала и снова нервно трясла ребёнка, и не было возможности отнять у неё и успокоить маленького Богданчика.

В тот день Алик взял на работе отгул, и никуда не торопился. Он побоялся оставлять Аню одну с детьми. Когда же он ворвался в комнату на истошный призывный крик сына, мурашки побежали по его спине. Аня запихивала в маленький ротик малыша левую грудь. Ребёнок отказывался принять угощение и продолжал истошно орать, отчаянно стараясь выплюнуть то, что так упорно пытались засунуть ему в ротик.

– Анечка, надо бы его переодеть… – Как можно, спокойнее, сказал Алик, от изумления, застыв на пороге комнаты. – Давай сделаем это вместе…

– Нет! – Закричала вдруг Аня, продолжая своё занятие – Я сама! Она того и ждёт, чтобы я положила ребёнка в кроватку. Вон, она в углу стоит, и смотрит! – В её голосе было столько боли, отчаяния и страха, что у Алика невольно сжалось сердце от жалости к ней. Он с удивлением смотрел на жену и не узнавал её. Сейчас с его сыном на руках сидела на диване совсем чужая, не знакомая ему, истерически возбуждённая женщина. Она лишь внешностью напоминала его Анечку.

Ребёнка необходимо было забрать из рук разбушевавшегося чудовища. Алик подошёл к Ане совсем близко, он почти касался её рукой.

– Анечка… – Едва сдерживаясь, прошептал Алик.

– Не подходи! – Вдруг, угрожающе зарычала она. В глазах её застыл страх и, неведомая Алику, ярость. Состояние жены не на шутку испугало его. Он даже представить себе не мог, что может случиться такое. Не смотря на то, что Валерий Петрович предупреждал его, Алик отказывался верить в справедливость слов доктора. Он не имел понятия, как надо поступать в подобных случаях. Одна надежда была на мать, которая должна была приехать уже завтра. Сегодня ему предстояло, сдерживая эмоции, сражаться с Аней самостоятельно. Хорошо, что доктор предупредил о возможности повторения приступов ярости у Ани. Он лишь весьма запутанно рассказал Алику, что необходимо предпринимать в таких случаях, но Алик хорошо выучил урок.

Казалось, время остановилось, а он и на сантиметр не приблизился к Ане и истошно оравшему маленькому комочку у неё на руках. Она замечала малейшее движение по направлению к себе и снова угрожающе рычала на Алика, чтобы тот не смел приближаться.

В одно мгновение Алик изловчился, и выхватил из рук Ани ребёнка. Аня разъярённой тигрицей набросилась на него, пытаясь вырвать из его рук Богдана. Казалось, в тот момент она не узнавала мужа и яростно сражалась с ним, охваченная единственным желанием снова получить ребёнка.

– Даринка, помоги! – Крикнул в отчаянии Алик, пытаясь увернуться от яростных наскоков жены.

В дверях тут же возникла Даринка. Напуганная громкими криками, доносившимися из родительской спальни, она давно стояла под дверью, не решаясь войти, и была готова в любой момент прийти на помощь отцу.

– Папа, что, совсем плохо? – Спросила она, подхватывая ребёнка и кивая в сторону матери.

– Вымой его, переодень и накорми. Если не справишься, иди к тёте Ларисе… Мама пока не сможет ухаживать за Богданом! Уходи! – Задыхаясь от возбуждения, выкрикнул Алик. В тот момент он изловчился оттолкнуть жену на мягкий диван.

Ни слова больше не говоря, Даринка, с ребёнком на руках, убежала в свою комнату. Вскоре крики Богдана затихли в глубине квартиры. Алик вздохнул с облегчением, продолжая крепко держать Аню за обе руки. Аня больше не сопротивлялась. Она, казалось, потеряла сознание, и лежала на диване без единого движения, но Алик боялся отпустить её… Он мёртвой хваткой вцепился в её хрупкие руки и готов был предупредить малейшее их движение, но Аня не подавала признаков жизни.

– Аня! – Шёпотом позвал он жену. Аня, откинув голову в сторону, без единого движения лежала на диване. – Анечка, очнись! Ты жива?! – Он попытался ослабить хватку рук, заметив, что руки Ани неестественно побелели. Потом он совсем отпустил её, навалившись на жену всем телом. – Анюточка, очнись, прошу тебя! – Возбуждённо и испуганно шептал он, ласково гладя её по голове.

– Аль, зачем ты меня будишь? – Вдруг, слабым голосом проговорила она. – Я пока не хочу просыпаться…

– Анечка, расскажи мне, что тебе снилось? – Снова шёпотом спросил Алик.

– Ох, снова та дорога. Я иду по ней с ребёнком на руках. Мне надо куда-то торопиться, а жандарм хочет отнять у меня моего ребёнка и убить его… Потом появился ты. Ты спас нас от неминуемой гибели!.. Алик, не бросай меня, я очень боюсь! – Заплакала Аня, и изо всех сил обвила его руками.

– Анечка, любимая, я никому не позволю обижать тебя, даже во сне. Я всегда настигну обидчика и покараю его. Ничего не бойся, я – с тобой! – Ласково уговаривал он жену, нежно целуя, распухшие от слёз, губы. – Ты уже дома. Ты со мной. Открой глазки, посмотри на меня, я рядом.

Аня осторожно открыла глаза, и, не скрывая страха, взглянула на Алика. У Алика снова сжалось сердце от жалости к ней.

– Ты?… Ты!.. Я так боюсь потерять тебя… – Прошептала она, пытаясь немного изменить положение своего тела.

– Анечка, надо раздеться… Ты же до сих пор в пальто… – Алик старался говорить как можно мягче и ласковее, и Аня услышала его.

– Да, надо раздеться… Что со мной было? – Сейчас она, казалось, была такой, как прежде.

– Ну, что, давай, я тебе помогу раздеться, – не отвечая на вопрос, предложил Алик, приподнявшись. – Надо растереть твои ручки, чтобы синяков не осталось…

– Ага, значит, это – правда! Они были здесь?! – Истерически выкрикнула она, пытаясь подняться с дивана.

– Кто?! – Удивлённо вскрикнул Алик.

– Тот жандарм и та страшная женщина…

– Нет. Никого не было. Тебя пришлось немного придержать, чтобы с тобой ничего плохого не случилось, – сказал виновато Алик и ласково улыбнулся.

Он снял с Ани пальто, а она и не торопилась вставать с дивана. Раскинув руки в стороны и расслабившись, продолжала лежать в нервном бессилии, устремив свой бездумный взор в потолок. Она отдала все силы на борьбу с Аликом за избавление от своих призрачных страхов, и больше не стремилась предпринимать каких-либо попыток к действиям, чтобы снова завоевать свои призрачные вершины.

– Аль, включи свет, меня пугает эта серость! – Лишь попросила она.

Дни послушно сменяли друг друга, скатываясь по наклонной плоскости неумолимого времени в прошлое. Аня постепенно привыкала к нехитрым будням. Ей помогала вся семья.

Мама Алика приехала на следующий день после возвращения Ани из больницы. Маленький Богданчик к вечеру уже без слёз реагировал на Аню. Она уже без опасений смогла взять его на руки, и даже покормить грудью. Наевшись, он, мирно посапывая, спал у неё на руках, а она, счастливо улыбаясь, с любовью укачивала сына, и что-то тихонько ему напевала.

Ночь, перед приездом матери Алика, прошла спокойно, без приключений, а утром снова повторился приступ неуправляемого страха, но Алик лаской, уговорами и угрозами в сторону невидимого объекта разогнал страхи жены. Аня уже спокойно лежала в постели, а он вышел в кухню, чтобы самому немного успокоиться.

На шум возбуждённых голосов, доносившихся из родительской спальни, снова прибежала Даринка, и теперь она сидела в обнимку с матерью, пока Алик успокаивал себя в кухне сигаретой.

Зажигалка никак не хотела вспыхивать в дрожащих от только, что пережитого нервного перенапряжения, руках. Сигарета сломалась сразу в двух местах, но Алик не заметил этого и не бросил её в мусорное ведро. После нескольких безуспешных попыток, он, наконец, прикурил от потерявшей стыд, непокорной зажигалки измученную сигарету и застыл у окна, жадно глотая клубы сизого дыма.

За окном, в сереньком платьице хмурого рассвета, бродила осень, откровенно напоминая людям о том, что пришла её пора быть полноправной хозяйкой. Деревья в золотом убранстве синхронно покачивались под порывами холодного ветра. Стайки жёлтых листьев кружились в шальном вихре над ещё редкими, в столь ранний час, прохожими. Низкие, тяжёлые тучи, нависая над домами, переваливались с боку на бок по хмурому небу, подгоняемые ветром, будто спорили между собой, кто первый прольётся на город осадками.

Алик с нетерпением ожидал приезда матери. Он надеялся, что мать задержится в городе на какое-то время, потому, что увезти Аню с маленьким Богданчиком в Кабанцы она не сможет. Аню никуда нельзя отпускать. Она сейчас не сможет жить в деревне. Необходимо немного подождать и определиться. Он сможет уговорить мать остаться в городе и помочь Ане ухаживать за ребёнком. Сейчас такой подход к проблеме необходим.

Валерий Петрович предлагал свою помощь. Доктор категорически не верил, что у Ани развивается шизофрения, в чём упорно пытался убедить его профессор. Он утверждал, что состояние женщины стабилизировалось на столько, что вполне можно считать её здоровой в психологическом отношении, но её способность тонкого восприятия окружающей среды способствует более конкретной оценке действительности.

Ох, что-то не верилось Алику в правоту и вычурность течения мыслей Валерия Петровича. Что-то пошло не так с самого начала. Алик ругал себя за то, что позволил Ане сохранить и выносить ребёнка. Ведь предупреждали же его врачи. Верить в приговор не хотелось, но врачи знали, о чём говорили…

Но сын родился абсолютно здоровым, без видимых отклонений, и теперь развивается нормально. А, вот, с Аней что-то не так, а где искать правду, и как помочь жене, Алик не знал. Он помнил последний разговор с Ларисой. Она настойчиво предлагала выяснить причину страхов, с завидным постоянством возникавших у Ани в сумеречное время, с помощью гипноза. И опять «но»… Валерий Петрович пока оказался противником метода гипноза в связи с тем, что Аня совсем недавно перенесла мощное психическое расстройство, и сеанс гипноза мог оказать пагубное влияние на психическое здоровье пациентки. Но Аня вчера сама рассказала о том, что пугает её в сумерки, какие образы возникают в это время у неё в голове. Тогда, зачем нужен этот дурацкий гипноз, тем более, что его нельзя применять в период обострения болезни?! Каждый день приносит свои неожиданности, и трудно поймать спокойное состояние ума у Ани. Если бы можно было всё предвидеть, как бы многого можно было бы избежать.

Неожиданно, яркая вспышка света резко прервала, мешавшие жить, размышления и заставила крупно вздрогнуть. Сигарета разломалась на две половинки и обожгла пальцы, падая на пол. От резкой боли ожога Алик вскрикнул.

– Фу, ты, и я уже туда же!.. – Выругался он, собирая бесполезные обломки несбывшейся мечты.

– Пап, ты что, испугался?! – Улыбнулась Даринка, входя в кухню. – У мамочки сегодня молочка совсем мало, и она попросила, чтобы я Богданчику кашку сварила…

– Почему ты в школу не собираешься? – Напустился на дочь Алик.

– Пап, ну, какая же сегодня школа?! Сегодня же суб-бо-та! Ты же тоже на работу не собираешься.

Верно, Даринка права. Сегодня – суббота. Сегодня во второй половине дня приедет мать. Она поможет справиться с бедами, так неожиданно и вероломно обрушившимися на его голову. Она мудрая женщина, сумеет расставить всё на свои места, и поможет разобраться в том, чего он не может понять… А к вечеру заглянут на огонёк Валерий Петрович с Ларисой. Кажется, они нашли что-то приятное в общении друг с другом. Ну, и пусть, ну, и хорошо, лишь бы его Анечке помогли выздороветь…

Мысли лениво шевелились в голове, но от слов дочери об Анечке что-то тревожно заныло под «ложечкой». Ведь рассвет ещё не до конца овладел миром, а Анечка осталась одна с сыном в комнате.

– Что там делает мама? – Не сумев скрыть тревогу, спросил Алик, и дочь почувствовала тревожные нотки в голосе отца. Она вдруг рассмеялась звонким весёлым смехом, будто кто-то звенящие шарики рассыпал по полу кухни.

– Мамочка попробовала накормить Богданчика из груди, но у неё ничего не получилось. Богданчик сначала сердито кричал, а мама расплакалась. А потом заигралась с нашим мальчиком. Он её за пальцы ручонками ловит и крепко так держит, а она смеётся! – Весело рассказывала Даринка. И всё бы было хорошо, мирно, спокойно, если бы не было того приступа страха на рассвете. – Пап, ты иди к ней, она тебя зовёт, а я сейчас кашку принесу…

Крякнув от досады, растирая обожжённые сигаретой пальцы, Алик поплёлся в спальню. Когда-то это была его комната… В углу, где сейчас стояла детская кроватка, маминой рукой всегда были аккуратно сложены детские игрушки. Его, Алика игрушки. А в другом углу, у балконной двери, всегда стоял письменный стол, за которым Алик обычно готовился к урокам и контрольным работам. Стол и сейчас стоит на своём месте. Под стеной у дивана терпеливо дожидались Алика коньки, клюшки, шайбы, а летом в маленьком манеже лежали мячи, висели на стене ракетки. Там же, в том же углу, лежал и другой спортивный инвентарь, который менялся в зависимости от времени года. Мама тщательно следила за порядком в квартире, и убирала в кладовку не нужные вещи. Алик не сердился на мать. Он думал, что так и надо.

Сейчас в большой, просторной комнате, бывшей его детской, стоял всё тот же старенький, но очень удобный диван, тот же шкаф хранил в своём лоне уже не детские вещи, письменный стол до сих пор служил Алику верой и правдой. Из новой мебели в комнате лишь детская кроватка для Богданчика стояла у стены за диваном, там, где когда-то родителями был создан для Алика игрушечный, волшебный мир. Однажды, перед первым классом, он собрал все детские игрушки в большой мешок от картошки, и, вместе с отцом, отнёс тот мешок в ближайший детский сад. Спортивный инвентарь же изнашивался и постепенно приходил в негодность. Мать с отцом выносили на помойку испорченные спортивные принадлежности, но Алик не замечал пропаж. Из всего своего богатства, Алик оставил лишь две импортные ракетки для большого тенниса, хоккейные коньки и старый футбольный мяч с подписью одногзнаменитого местного футболиста на боку. Он сам заткнул свой, оставшийся скарб, в кладовку. Попросил мать, чтобы та больше ничего не выбрасывала без его, Алика, ведома. Ему трудно было сразу и навсегда расстаться с детством. Пришедшие на смену школьным будням перемены заставили забыть о тех вещах, которые Алик когда-то бережно сложил в кладовке. Вот уже больше десяти лет Алик не вспоминал о коньках и о старом футбольном мяче. Он забыл, когда играл в теннис. Все друзья выросли и разъехались. Играть стало не с кем. Появились другие увлечения, а потом Анечка заполнила собой весь белый свет, снилась ему ночами, и он уже не представлял себе жизни без неё. Сейчас он страстно желал избавить от мучений свою Анечку, но не знал, с чего следует начать борьбу за её душу.

Аня в ночной рубашке сидела на разложенном диване и игралась с Богданчиком. Ребёнок в мокрых насквозь ползунках лежал на самом краю дивана и весело дрыгал ножками. Каждый палец на руках Алика закололо тысячей острых иголочек, и он мгновенно приготовился к прыжку, чтобы подхватить сына, который в любой момент готов был свалиться на пол.

– Анечка, подвинь малыша на середину дивана, – собрав всю волю в кулак, как можно, спокойнее и очень тихо сказал Алик, но, она услышала его слова.

– Зачем? Ему и так хорошо. Смотри, как он мои пальцы ловит. Пупсик, словно, живой, как мой сын… – Аня продолжала играть с малышом, совершенно не отреагировав на замечание Алика.

– Анечка, его переодеть и накормить надо. Он же мокрый весь и может простудиться, – с трудом сдерживаясь, сказал Алик, и сделал ещё один осторожный шаг к дивану.

– Не заболеет. Пупсы же не болеют. И где ты купил такую игрушку? Он же, как настоящий!

– Анечка, Богданчик голодный, его накормить надо. Сейчас Даринка ему кашки принесёт…

– У меня молоко убежало куда-то. Смотри, ничего нету… Я не смогу его накормить. Это она молоко забрала, я знаю… – Прошептала испуганно Аня. – Но мы будем с ним играть. Скоро за нами придут, – она продолжала подставлять свои пальцы под кулачки сына, и Алик отчётливо осознал, что Аня не здесь, а где-то в другом месте, совсем далеко отсюда…

Раздумывать и жалеть Аню, было уже некогда. Малыш на половину своего крохотного тельца сполз с дивана, и уже был готов свалиться на пол. Алик в прыжке быстрым движением руки подхватил ребёнка, готового упасть, за мокрые ползунки, и шутливо пригрозил Ане обожжённым пальцем.

– Я переодену малыша в сухие ползунки, и ты будешь кормить его из соски, – мягко улыбаясь, сказал Алик. Ему необходимо было перевести дух после только, что пережитого стресса. – Пойди в ванную, умойся.

– Нет! – Испуганно взвизгнула Аня. – Там темно, и они обязательно придут туда… Они заберут меня, а я не хочу с ними идти, я их боюсь!..

– Хорошо, подожди немного, пока я переодену Богдана. В ванную пойдём вместе. Ты сама убедишься, что там никого нет, – слегка раздражённо сказал Алик, и принялся переодевать малыша, удобно устроившись на письменном столе. Он устал от дурацких бредней жены и хотел на минутку забыть о том, что она где-то далеко, не с ним…

Успокоившись и накормив малыша, Аня вдруг всем телом прильнула к Алику. Они мирно лежали на диване, а в детской кроватке посапывал сытый Богданчик. В ответ Алик обнял жену и поцеловал её в щеку.

– Аль, ты прости меня, глупую… Я сама не понимаю, как они сюда заходят. Но они здесь, и я их боюсь. Они всё слышат. Они даже убить могут!

– И сейчас? – Удивился Алик.

– И сейчас… Вон, они за столом спрятались, к стене приклеились, картины из себя изображают. Думают, спрятались, а я их вижу, и боюсь! Знаешь, я могу нарисовать их на бумаге и покажу тебе, как они выглядят…

– Нарисуй, Анечка, нарисуй! Мы будем знать их в лицо, и Валерий Петрович поможет с ними разобраться, – он ухватился за идею, выдвинутую Аней, как утопающий за спасательный круг. Возможно, её рисунки во многом помогут разобраться…

Алик вихрем соскочил с дивана и бросился к письменному столу. Он долго копался в ящиках, и, наконец, извлёк из нижнего ящика письменного стола до сих пор не востребованный альбом, подточил простой карандаш и протянул нехитрые предметы для рисования Ане.

И работа закипела. Не отрываясь ни на миг от белого листа, Аня рисовала до вечерних сумерек. Ела урывками, и то, приходилось заставлять её проглотить хоть кусочек пищи, приготовленной Аликом. Он уже давно готовил обеды сам. Увлечённая рисованием, Аня совершенно забыла о существовании мира вокруг неё. О существовании мужа и детей и не вспоминала.

Во второй половине дня, ближе к вечеру, когда тени, отбрасываемые предмерами в комнате, стали вытягиваться и сгущаться в причудливые очертания, а сумерки сгущаться, Аня пришла сама в кухню к Алику. Он готовил еду. В кастрюлях что-то шипело и булькало, а аромат от еды исходил такой, что Аня сморщила носик. Ей был неприятен запах еды, а Алик, как добрый волшебник, мужественно стоял у плиты, приподнимал крышки над кастрюлями, помешивая ложкой то в одной, то в другой из них. Из кастрюль поднимался густой пар и клубился над плитой. Аня закашлялась, и Алик обернулся.

– Нарисовала!.. – Выдохнула Аня, сглотнув набежавшую вдруг слюну.

– Есть хочешь? – Заботливо спросил Алик. – Вкусно, попробуй!

– Нет, сначала посмотри. Они скоро оживут и забегают здесь…

Алик оторвался от кастрюль, взял из рук Ани альбом, развернул его и обомлел. С первого листа белой бумаги альбома на него смотрела сама Аня. Тонко были схвачены черты её лица. С альбомного листа Аня грустно и немного хищно смотрела на него. Из глаз её бурным потоком лилась неизгладимая печаль.

– Анечка, это же ты… Зачем ты себя нарисовала?! – С изумлением воскликнул Алик.

– Нет, Аль, это – она!.. Вон, она стоит у холодильника и грозит мне пальцем. Вглядись, нисколько-то она на меня и не похожа! Я нарисовала только её лицо. Завтра нарисую, как она выглядит во весь рост… Ох, Аль, как же я боюсь её!

– А второго нарисовала? – Спросил Алик, переворачивая лист и рассматривая рисунки с другой его стороны.

– Он не страшный. Он её слушается, и быстро исчезает. Я его не боюсь. Он добрый…

– А это что такое?! – Даже присвистнул Алик, разглядывая следующую страницу альбома. Там, на обратной странице альбомного листа, были изображены лица. Много лиц, им не было числа. Казалось, все они кричали от боли и ужаса. Эти лица составили своеобразный узор боли и скорби на белом листе. У Алика мороз побежал по коже.

– Это люди, с которыми я всегда встречаюсь там…

– Где?! – Удивлённо и испуганно воскликнул Алик.

– Там, у того обрыва. Меня туда водит эта жуткая женщина. Но ты не думай, она очень добрая, просто её вечно текущая кровь меня пугает. Там, куда она меня водит, все стоят у обрыва, потом падают вниз. Все, кроме меня… Та женщина тоже падает вместе со всеми, и мне кажется, что я уже никогда не увижу ни её саму, ни её помощника. Но потом, вдруг, она появляется снова, и опять зовёт меня к обрыву. Я не соглашаюсь, и тогда тот, что вместе с ней, бьёт её плёткой. У неё, из лопнувшей от ударов плёткой кожи, потоком льётся кровь, но кровавых следов за ней не видно… Но я не хочу прыгать вниз и не хочу, чтобы меня стегали той жуткой плёткой. Мне так страшно!.. Там внизу много таких несчастных. Им больно, они кричат, зовут на помощь, но спасения нет. Никто не спешит им помогать выбираться из той чудовищной ямы, никто не слышит, как они кричат от дикой боли и молят о пощаде. Никому не нужны те, кто прыгнул вниз. Я не хочу туда! Я же нужна тебе?! – В прекрасных карих глазах Ани застыли страх и немой вопрос. Она замерла в тревожном ожидании ответа.

У Алика сжалось сердце от сострадания к жене. Он нежно обнял её за хрупкие плечи, притянул к себе и нежно поцеловал в щеку.

– Не уходи туда, Анечка! Что я без тебя делать буду, как жить?! Не прыгай вниз. Мы постараемся прогнать ту, что сидит в углу. Ты подожди немного, мы обязательно найдём способ!.. – С жаром говорил Алик, продолжая целовать жену, но сам он не верил в свои слова и обещания.

– Я подожду… – Доверчиво и тихо сказала Аня. В словах её было столько сомнения, что в одно мгновение Алику показалось, его сердце не выдержит такой небывалой нагрузки и разорвётся на мелкие кусочки от жалости и сострадания.

Родители приехали из Кабанцов под вечер. Шумно вошли в квартиру, и мать тут же принялась раздавать советы и распоряжения. Они торопились вернуться домой. С некоторых пор в Кабанцах был их дом, и они теперь не представляли себе жизни без просторов степей, раскинувшихся рядом с деревней.

Изловчившись, Алик обнял мать и мягко увёл её в кухню. Отец остался в гостиной вместе с Даринкой, Аня ушла на балкон. Она включила там свет и снова принялась рисовать, забыв о гостях. Малыш сыто посапывал в кроватке. В детской было тихо.

– Мама, Аня не сможет поехать с вами в Кабанцы сейчас, – смущенно сказал Алик, усаживая мать на стул. Он был сдержан и до предела осторожен в выражениях, но он должен был ввести мать в курс дела и просить, умолять о помощи.

– Что за фигли-мигли?! – Возмущённо воскликнула она, резко сбросив с плеча руку Алика. – Вечно у неё какие-то ланцы!

– Нет, мама, на сей раз Анечка не капризничает. Она серьёзно больна. И Богданчика увезти в Кабанцы пока невозможно. Аня будет против. И, не известно, чем всё закончится.

– Баба Яга всегда против. Вечно ты ей потакаешь! – Обиженно воскликнула мать.

– Мамочка, любимая, Анечка не баба Яга, она больна. Но, мама, отец же тоже… – Он не успел договорить.

– Ой, ты отца не трожь. Он – святой. И нас с вами не равняй. У нас была другая жизнь, а вы какие-то не приспособленные! И Анька твоя дурью больная! – Гневно воскликнула мать.

– Никто же не против, мама! Но Аня действительно больна. Этот последний месяц она провела в психиатрической лечебнице. Мы только вчера забрали её домой…

– Она, что, психичка?! – Взвизгнула мать, схватившись за голову. – Ой, ещё психички нам не хватало! – В её глазах застыли протест, ужас и сострадание.

– Нет, мама, тут что-то другое. Никто так и не смог поставить правильный диагноз, а смотрело Аню много специалистов, и никто ничего не нашёл, никто не может сказать, что с ней. Говорят, состояние её приближено к здоровью, но галлюцинации-то продолжаются, особенно в сумеречное время. В любой момент может случиться приступ. Она просто теряет сознание, и никто не может объяснить, почему. И что ты там, в селе, будешь делать? Ты же не сумеешь ей помочь!

– Так, что же делать? – В растерянности спросила мать. Она, словно статуя скорби, застыла у стола, сложив на груди руки.

– Жить, мама, жить. Приступы у Ани прекращаются при ярком освещении. Надо просто включить свет. Она не может находиться в сумерках в неосвещённом помещении. В остальное время дня и ночи она абсолютно здорова, даже Богданчика пытается кормить грудью, правда, у неё пока плохо это получается… Мама, мамочка, прошу тебя, задержись в городе на некоторое время. Поживи с нами недельку. Я знаю, тебе трудно, но ты всё поймёшь, во всём разберёшься и нам поможешь… К тому времени и Богданчик больше привыкнет к жизни на Земле, и с Аней что-то, да прояснится…

– Надо с отцом посоветоваться, а потом уже думать, что, куда и почём, – примирительно вздохнула мать, и Алик понял: она останется и поможет!