Текст книги "Большая книга ужасов 2018"

– Откуда ты всё это знаешь? – недоверчиво спросил Лёнечка. – Я про такое в жизни не слыхал, и в «Словаре русских суеверий» об этом не сказано.

– Я знаю об этом потому, что это магия викингов, магия моей страны, магия севера. А мы сейчас сражаемся именно против северного зла – против Ледяного ада! Именно поэтому здесь больше пригодны мои знания, чем любые другие.

– Повезло нам, что ты у нас есть! – воскликнула Валюшка.

– Спасибо, Дистельфинк, – ласково улыбнулся Витки Сейтман. – Я тоже счастлив, что могу вам помочь, несмотря на то что…

– Не время любезничать! – перебила Ганка. – Как узнать, чей это фетч?

– А что, тебе завидно, что и со мной кто-то любезничает? – хихикнула Валюшка, но Ганка на нее даже не взглянула:

– Говори скорей, что нам делать, Витки Сейтман!

– Нужно каждому порезать левый указательный палец, – сказал он. – Фетч чует запах крови человека, чьим хранителем он является. Этот запах подчиняет его.

Валюшка побледнела:

– Я боюсь… я ужасно боюсь крови!

– Чем будем резать? – деловито огляделась Ганка. – У кого-нибудь есть что-нибудь острое?

– Я истратил все руны-стрелы, – виновато пробормотал Витки Сейтман.

Азанде развел руками.

Лёнечка растерянно моргнул.

Валюшка пожала плечами:

– Что я вам, Маленькая Разбойница из «Снежной Королевы», что ли, чтобы ножики с собой таскать?!

– Ладно, я буду разбойником, – буркнул Валер, доставая из кармана куртки перочинный ножик. Это был подарок Сан Саныча, и Валер с этим ножом практически не расставался.

Чиркнул по пальцу, сморщился от боли:

– Кто следующий?

Ганка и Витки Сейтман почти разом протянули руки, но Ганка оказалась чуть проворней.

Увидев, как кровь заструилась по ее ладони, Валер чуть не спятил от жалости – и в то же время от счастья.

Ему ведь иногда казалось, что Ганка что-то вроде призрака. Осуществленное невозможное!

А она не призрак! Она настоящая!

Кровь текла и по ладони Витки Сейтмана. Значит, и он не призрак?.. И Азанде? Нет, Валер уже совершенно ничего не понимал!

– Вы теперь одной крови, ты и она! – ехидно протянула Валюшка. – То есть кровная родня. То есть…

И она многозначительно умолкла.

Впрочем, ее никто не слушал.

Наконец Витки Сейтман забрал нож у Валюшки, которая нанесла себе царапину последней, ткнул его в землю, потом вытер о траву, очищая лезвие, сложил и отдал Валеру:

– Великолепный нож! Потом рассмотрю его получше, если успею. А сейчас повернитесь к волкам, зажмурьтесь и вытяните руку вперед. Левую руку, чтобы звери чуяли запах крови. И повторяйте за мной!

Все послушно закрыли глаза, вытянули руку вперед и принялись повторять заклинание:

 
Явись, фетч мой,
Хранитель священный!
Приляг у ног моих.
Докажи всем, что ты мой,
Только мой щит,
Мой истинный друг,
Слуга и защитник.
Докажи, что мне ты послушен,
Что ты раб моей воли!
 

В голосе Витки Сейтмана звучала страстная надежда, голос Валюшки дрожал, Ганка и Азанде произносили эти слова спокойно и твердо, и Валер надеялся, что именно так говорит и он сам.

А вот голоса Лёнечки он не слышал.

«Струсил! Даже слово боится сказать!» – презрительно по-думал Валер, открывая глаза… и покачнулся от изумления: волки лежали у ног Лёнечки!

И, кажется, это его в самом деле напугало…

– Вы что?! – завопил Лёнечка, выставляя руки ладонями вперед, словно пытаясь оттолкнуть призрачных зверей. – Чего пристали?! Уйдите от меня! Уйдите!

Голос у него сел, словно горло перехватила судорога страха. Да, Лёнечке было страшно… лицо его побледнело впрозелень, даже испуганно вытаращенные голубые глаза на какое-то мгновение словно позеленели от страха.

Волки не тронулись с места, пристально глядя на него неживыми белыми глазами.

– Скажи им, пусть вернутся в озеро, – чуть слышно пробормотал Витки Сейтман.

– Что? – дрожащими губами пролепетал Лёнечка.

– Прогони их! – чуть громче приказала Ганка.

– Идите, идите! – смешно замахал руками Лёнечка. – На место! Пошли вон! В озеро, в озеро!

Волки не сдвинулись с места.

Лёнечка обернулся с беспомощным выражением:

– Не могу! Они меня не слушаются! Они не мои! Я им не хозяин!

И вдруг истерически расхохотался, но тут же замолчал, будто сам себя испугался, и даже зажмурился, зажав рот руками. Из-под крепко сжатых век полились слезы.

– Лёнечка! – бросилась к нему Валюшка. – Успокойся! Успокойся, что с тобой?

В это мгновение Валер заметил, как волки завертели головами, насторожили уши, словно прислушиваясь к чему-то, – и вдруг вскочили, вздыбив шерсть на загривках и оскалив зубы.

«Они услышали голос настоящего хозяина! – понял Валер. – Урда! Урана! Но где он? Где-то близко…»

Он заметил, как встревоженно переглядывались Ганка, Витки Сейтман, Азанде, и понял, что они сейчас подумали о том же. И в это мгновение Витки Сейтман крикнул:

– Бегите в дом! В дом! Они сейчас бросятся на нас!

Валер всполошенно огляделся и обнаружил, что волки окружили их с трех сторон. Только один путь был свободен, и вел он в избушку Веры.

Он не хотел туда идти! Не хотел! Но сейчас деваться было больше некуда, а потому Валер ринулся в избушку, успев схватить за одну руку Ганку, а за другую Валюшку.

Та, впрочем, не выпустила руки Лёнечки – потащила его за собой; сзади молча мчались Витки Сейтман и Азанде, подталкивая Лёнечку, слишком длинные ноги которого, как всегда, заплетались, и когда через несколько мгновений Валер притормозил у дверей избушки и, пропуская девчонок вперед, оглянулся, он увидел новую опасность: за ними по пятам летели уже не белые волки, а катилось какое-то существо. Возможно, это был призрак, тоже созданный из тумана, но его красные глаза лишали разума и наполняли душу таким страхом, что хотелось только одного: укрыться где угодно, как угодно, только бы его больше не видеть.

Один за другим они вбежали в избушку, Витки Сейтман и Азанде общими усилиями закрыли разбухшую дверь, после чего Азанде, бормоча какие-то заклинания, приставил к двери илю и принялся колотить в него кулаком, словно молотом. С каждым ударом илю все сильнее влипал в дверь, становился все прозрачнее, словно растворялся в ней, и наконец его вовсе не стало видно.

Азанде повернулся к остальным, с трудом переводившим дух, и сказал дрожащим голосом:

– Теперь я лишился илю навсегда. Зато эту дверь уже никто не откроет. Сюда уже никто не войдет.

– А как насчет того, чтобы когда-нибудь отсюда выйти? – спросил Витки Сейтман.

Азанде растерянно оглянулся:

– Выйти? Не знаю… Я об этом не подумал… Зато я остановил чудовищ!

– А зачем выходить? – проворчал Лёнечка. – Давайте наконец отдохнем.

– Где же тут отдыхать? – напряженным вздрагивающим голосом спросила Ганка, оглядываясь.

Только сейчас Валер заметил, что единственная комнатушка пуста. Ни табурета, ни топчана, ни шкафчика, ни печки, ни стола, ни ложки, ни плошки. Грубо вырубленные оконные проемы, заколоченные досками, пропускали в пустую комнату только слабые лучики. Зачем их вообще вырубали, эти окна, непонятно, если потом забили?!

Как же Вера и Уран жили тут?.. Где спали, что ели?

Впрочем, вполне возможно, только люди ничего тут не видят, а для Веры и Урана, точнее – для Варгамор и Урда, этот дом был полон удобств. Или, к примеру, для них эта дверь означала не вход в пустой дом, но и вход в подземный мир Хельхейма, туда, где оби-тает их муж и отец Хресвельг. «А лицо на нем было железное…»

В смысле каменное!

Ужас так и подполз к сердцу, но Валер уже немного научился скрывать свои чувства.

Все, кроме одного…

Он подошел к стене, ощупал ее, потом постучал кулаком.

Стена была обыкновенная бревенчатая – твердая и вроде надежная. Пол, кажется, тоже не собирался проваливаться. Потолок – крепкие, одно к одному, бревна. Вряд ли рухнет.

– Давайте немного посидим, дух переведем, – предложил Валер, садясь на пол и прислоняясь спиной к стене.

Ганка немедленно опустилась слева от него. Рядышком.

Сердце так и стукнуло…

– Давайте отдохнем, правда, – прошептала она.

Дрожал не только ее голос – она вся дрожала от страха, и Валер, плюнув на приличия и застенчивость, обнял ее.

Ганка опустила голову на его плечо. Валер уткнул нос в ворох ее кудрявых волос.

Волосы пахли полынью. Валер обожал этот запах! Мама разводила дома хризантемы – это были ее любимые цветы, – и Валерка еще малышом общипывал листья, растирал между ладонями и нюхал, нюхал, потому что эти зимние цветы пахли летней полынью. В любое время года!

Ганкины волосы пахли полынью. Это было удивительно, но вместе с тем ничего другого и быть не могло, Валер это прекрасно понимал. Ведь он не влюбился бы в нее так… смертельно, если бы она не была именно такой, какая ему нужна, – от этих кукольных ресниц до аромата волос.

Они сидели на полу, а остальные стояли и смотрели на них.

Вдруг раздался какой-то странный звук.

Валер поднял голову и обнаружил, что это всхлипнула Валюшка. Да как громко! А через мгновение она уже рыдала и бормотала сквозь слезы что-то неразборчивое.

– Что ты говоришь, Дистельфинк? – переспросил Витки Сейтман, и Валюшка прокричала:

– Да неужели меня никто так не полюбит?!

Витки Сейтман и Азанде разом шагнули вперед, но Валюшка раздраженно отмахнулась:

– Только не говорите мне про викингов и вождей племен с их бивнями! Мне это не нужно! Мне нужно просто, чтобы кто-нибудь влюбился и вот так же с ума по мне сходил два года и… и… до самой смерти! Неужели никто не полюбит? Никто?!

В голосе ее звучало такое отчаяние, что Валеру почудилось, будто даже стены дома задрожали.

И внезапно раздался голос, он доносился снаружи – звонкий юношеский голос:

– Валюшка! Я! Я люблю тебя! Я! Никто!

Валюшка застыла с раскрытым ртом, а потом кинулась к двери с криком:

– Никто! Никто! Я сейчас выйду!

Она хотела потянуть дверь на себя, но на двери не было ручки. Ударилась в дверь всем телом, но та даже не дрогнула.

– Открой! – крикнула Валюшка Азанде.

Тот растерянно моргнул.

– Успокойся, Дистельфинк, – сказал Витки Сейтман. – Возможно, это ловушка, возможно, преследователи просто хотят нас выманить отсюда. Как сюда мог попасть еще какой-то человек, кроме нас?!

– Да он не человек! – воскликнула Валюшка. – Это мой ангел-хранитель. То есть он был моим ангелом-хранителем, потом его разжаловали в черта. Мы с ним зимой такое испытали вместе! Он меня от Гарма спас. А потом я его спасла. И он снова ангелом-хранителем стал, только уже не моим [21]21
  Об этом можно прочитать в повести Елены Арсеньевой «Никто из преисподней».


[Закрыть].

– Ты мне про это не рассказывала, – с ноткой обиды проворчал Лёнечка.

– Я никому про это не рассказывала, – вздохнула Валюшка. – Про это никто не знает, кроме меня и Никто. Я, дурочка, о нем забыла, а он меня не забыл! Не забыл! Давайте откроем дверь. Я хочу его видеть! И вы все его увидите!

– Ты что, забыла, какой там ужас, за дверью? – неприятным, каким-то лающим голосом проговорил Лёнечка. – Выйдем, а там на нас чудища набросятся. Здесь лучше. Здесь тепло, уютно…

Ганка тихонько хихикнула, по-прежнему утыкаясь в плечо Валера. Он тоже не мог сдержать усмешки. Назвать обиталище Веры и Урана уютным могли бы только Нао, Нам и Гав, первобытные люди из книжки Жозефа Рони-Старшего «Борьба за огонь».

«А ведь Лёнечка, похоже, просто приревновал Валентину к этому Никто, – подумал Валер. – Вот и не хочет, чтобы она к нему выходила».

– Валюшка! – снова раздался юношеский голос. – Выходи скорей! Он вас хочет убить своим молотом!

В голосе Никто звучал такой страх, что Валер вскочил и, протянув руку Ганке, помог подняться и ей.

– О ком он говорит? – прошептала Ганка.

– Да не верьте вы этому Никто, – бубнил Лёнечка. – Не верьте! Мыслимое ли дело – чертям верить! Пусть даже бывшим!

– Тихо! – вдруг шикнул Витки Сейтман, подняв руку. – Слушайте!

Все замолчали – и сразу услышали какие-то странные звуки, доносившиеся с крыши. Казалось, кто-то стучит по ней молотком. Сначала легонько, словно примеряясь, но постепенно удары становились все более увесистыми.

– Надо выходить! – воскликнула Ганка. – Азанде, открой скорей!

– Не могу, – виновато развел тот руками. – Не могу открыть без илю, а он канул в дверь и держит ее.

А с крыши между тем посыпалась древесная труха, бревна задрожали.

– Нас тут раздавит! – закричала Валюшка. – Никто не зря предупреждает! Витки Сейтман, Азанде, сделайте что-нибудь! Скорей! Откройте дверь!

– Не понимаю, чего вы перепугались, – проворчал Лёнечка, и как ни был Валер напряжен, он подумал, что не только любовь лишает человека рассудка, но и ревность. Вот сейчас Лёнечка, и в обычном-то состоянии отчетливо крезанутый, совершенно спятил! У него даже голос изменился, даже лицо исказилось.

«Ревность – чудище с зелеными глазами!» – вспомнил Валер. Мама так иногда говорила отцу, когда тот начинал ворчать, что она слишком долго говорит по телефону со своими студентами (зимой мама преподавала в геологическом техникуме на заочном отделении, и среди ее студентов были люди вполне взрослые).

Сейчас Валер понял, что эти слова вполне соответствуют истине, потому что у Лёнечки позеленело не только лицо, но и глаза – как раньше зеленели от страха при попытке усмирить волков.

Одно из бревен в углу комнатушки треснуло.

Валюшка и Ганка испуганно вскрикнули.

– Я вспомнил, как можно открыть дверь, запертую волшебством! – крикнул Витки Сейтман. – Мне надо соединить железо, камень и дерево для заклинания, которое открывает любую дверь. Дай мне твой нож, – протянул он руку к Валеру.

Тот выхватил нож из кармана.

– Хорошо. Теперь дерево.

Витки Сейтман вонзил нож в дверь, однако тот противно взвизгнул – и сломался.

– Это не дерево! – вскричал Витки Сейтман. – Это… камень! Как я мог забыть слова Вёльвы «Дом на том Острове сложен из камня живого…»!

Да, убогое жилище Веры и Урана преобразилось на глазах! Вместо бревен людей со всех сторон окружали грубо обтесанные каменные плиты, на головы сыпалась не древесная труха, а каменная крошка. И окна, и дверные проемы оказались плотно завалены глыбами. Комната теперь выглядела как самая настоящая пещера, и Валер подумал, что не зря ему вспомнились первобытные люди.

– Ничего, железо и камень соединены, теперь нужно дерево! – воскликнул Витки Сейтман, обернувшись. – Но где его взять?!

Все испуганно переглянулись.

– Валюшка! – снова закричал Никто. – Я задержу его, но не медли! Выходи! Дом вот-вот рухнет!

Топот по крыше прекратился, но дом качался, будто снаружи началось землетрясение.

– Дерево! – простонал Витки Сейтман, и впервые Валер увидел выражение отчаяния на этом бледном, чеканном, всегда таком невозмутимом лице.

– А трава не подойдет? – подал голос Азанде, обрывая со своей юбчонки сухие травинки, однако Витки Сейтман резко качнул головой:

– Только дерево!

– Осина! У нас же осиновые браслеты на руках! – вспомнил Валер, срывая свой с запястья, однако Витки Сейтман отмахнулся:

– Осина способна только ослабить злые чары, но не скрепить разрушение заклятья. Дуб! Лучше всего подошел бы дуб!

– Ишь привередливый какой! То ему не так, это не этак! Да где ж тут, среди камня, дуб возьмешь? – пробурчал Лёнечка, который, похоже, один из всех не чувствовал страха, и осторожно потрогал так и не затянувшуюся ссадинку на переносице.

И тут Валер вспомнил…

Вот Лёнечка лежит без сознания под дубом, который только что едва не уволок его своими корнями под землю. С дрожащих ветвей осыпаются желуди, один даже рассекает Лёнечке переносицу, а потом скатывается в нагрудный карман его куртки.

– У тебя желудь в кармане! – крикнул Валер. – Дубовый желудь! Доставай скорей!

Лёнечка попятился. Лицо его приняло замкнутое, ожесточенное выражение.

– Нет у меня никакого желудя, – сказал он высокомерно. – Чего ты городишь?

Но Валер кинулся вперед и хлопнул его ладонью по груди. Ладонь ощутила небольшую твердую выпуклость.

– Вот желудь! – крикнул он.

Лёнечка было попятился, но Валюшка бросилась к нему и схватила за руку.

– Лёнечка, ты что, с ума сошел?! – закричала она сквозь слезы. – Ты хочешь, чтобы я погибла?

Ожесточенное, угрюмое лицо Лёнечки дрогнуло. Он зажмурился и словно во сне, словно против воли вытащил из кармана желудь.

Витки Сейтман выхватил желудь из его пальцев и, прижав к каменной двери, вонзил в него обломанный нож.

Дверь рассыпалась мелкой каменной крошкой, обнаружив изорванный практически в клочья илю.

Азанде тигриным прыжком оказался рядом, схватил его и прижал к груди с радостным криком:

– О мой драгоценный илю!

Но тут же Витки Сейтман как пробку из бутылки вышиб африканца наружу, чтобы не загораживал выход. Люди один за другим вылетели вон из дома… за мгновение до того, как он рухнул со страшным грохотом.

Впрочем, никто даже не оглянулся – слишком невероятная картина открылась их глазам.

Где дремучий лес? Куда он пропал? Их окружало нагромождение валунов, огромных глыб. Высокие скалы почти смыкались над головами, стояли стеной. А у подножия одной из скал каменное существо с огромной головой, длинными руками и короткими ногами, держа в ручищах каменный молот, пыталось ударить им юношу с белыми волосами, одетого во все белое.

В первое мгновение Валеру показалось, что перед ним Уран, но это был другой человек – с добрым, удивительно красивым лицом. И у него были крылья – белые крылья!

Впрочем, нет: они казались серыми от каменной пыли, они волочились по земле словно переломанные и явно мешали юноше сдерживать врага.

– Никто! – воскликнула Валюшка, бросаясь к нему, и он обернулся на ее крик.

Счастливая улыбка осветила его лицо:

– Валюшка! Я тебя люблю! Прощай!

Никто с усилием вскинул одно крыло и накрыл им каменное чудище. Другое воздел к небу и крикнул:

– Я нарушил свой долг! Покарай меня!

Пронзив тяжелые облака, стрела молнии ударила с неба, вонзившись прямо в лоб Никто, прочертила огненный след по его телу, скользнула по крылу, которым он накрыл каменное чудище, – и в следующий миг оно вместе со своим молотом рассыпалось на мелкие камешки. А Никто исчез, словно его и не было никогда…

* * *

 
Она повествует, Вёльва, она прорицает:
«Будут свирепствовать оба,
Гарм с Хресвельгом,
Пока день не смешается с ночью,
Пока солнце не сгаснет.
Отныне только луна
Будет мир освещать,
От человека свободный
И чистый, прекрасный,
Вечно холодный,
Засыпанный снегом
И мирно-спокойный…
О если б три жертвы нашлись для Хельхейма –
Три добровольные жертвы!..»
Из «Сказаний о Гарме, Лунном псе»
 

* * *

Валюшка покачнулась и упала бы, если бы ее не подхватил Витки Сейтман. И тут раздался отчаянный крик:

– Хар! Друг!

Лёнечка кинулся вперед и принялся собирать крошку, оставшуюся от каменного существа, пересыпая ее из ладони в ладонь. Он рыдал, беспрестанно твердя одно и то же:

– Хар! Мой верный друг!

Вдруг он вскочил, сверкнув зелеными глазами, и кинулся к Валюшке, воздев кулаки:

– Из-за тебя погиб лучший из цвергов!

И внезапно побледнел, лицо его стало изумленным, ошеломленным, глаза вновь обрели обычную голубизну, Лёнечка схватился за голову, словно не понимая, что происходит, и со стоном рухнул наземь. Он был без сознания.

– Что это? Что случилось?! – испуганно прошептала Ганка, с силой стиснув руку Валера. Но он не знал, что ответить… Он сам ничего не понимал!

Совершенное обалделое выражение лица было и у Азанде. Валюшка плакала, уткнувшись в грудь Витки Сейтмана, в глазах которого был ужас.

– Ты что-нибудь понимаешь? – воскликнул Азанде.

– Кажется, да, – тихо сказал Витки Сейтман. – Хар – один из цвергов, карликов, которые живут в горах, искусных мастеров, кладоискателей… и темных, недобрых божеств. Некоторые цверги созданы из камня, вот и Хар такой же. Лишь небесная молния – или собственная воля могут прервать их существование. Они дружны только с великанами, такими как Хресвельг.

– Почему же тогда Лёнечка называл его другом? – растерянно спросил Азанде.

– Это уже не Лёнечка, – тихо сказал Витки Сейтман. – Неужели вы не поняли?! В него вселился Урд. Урд, сын каменного великана Хресвельга, друг цвергов и прежде всего Хара…

– Но как это могло произойти?! – пробормотал Валер, недоверчиво оглядываясь на неподвижно лежащего Лёнечку. – Неужели это началось уже тогда, когда к нему приплыла лодка Урана?

– Да, думаю, именно тогда Урд и выбрал его, – кивнул Витки Сейтман.

– А вселился в него, когда его оплели дубовые корни, – тихо заговорила Ганка. – Я не раз видела, как Уран качался на его ветках… раньше, давно!

– Корни-змеи… – задумчиво проговорил Азанде. – Это плохо. Это плохо…

– Что плохо? Кто в Лёнечку вселился?! – зло выкрикнула Валюшка, отстраняясь от Витки Сейтмана. – Что вы тут все городите?! Да Лёнечка… он самый лучший, самый добрый! Он мне с самого начала помогал от Гарма спастись! В него вселялся айсбайль, один из тех, кто сражается с исчадиями Ледяного ада! Благородный герой! А вы говорите – Уран! Урд!

– Это не важно, кто овладевал его душой, – тихо сказал Витки Сейтман, и в голосе его звучала жалость. – Это прежде всего значит, что душа его открыта для того, чтобы ею могла овладеть некая сила, а злая или добрая – уж смотря по обстоятельствам. То есть путь для Урда был открыт.

– А в прошлом году Владычица Острова подчинила себе Лёнечку, заставляла его убить меня, – проговорил Валер. – Помнишь, Валентина? У него тогда менялось лицо и глаза становились белые, как белая трава. А несколько минут назад глаза у него были зеленые, как у Урана.

– Да, это правда, – подтвердила Ганка. – У Урана были зеленые глаза.

– Ну и что, ну и что?! – яростно вскричала Валюшка, с ненавистью глядя на Валера. – Меня Владычица Острова тоже заставляла убить тебя. Что, теперь ты скажешь, что в меня тоже кто-нибудь вселился? Может быть, сама эта, как ее… Варгамор?

И она хрипло, с отчаянием, расхохоталась, а потом снова расплакалась и с трудом сквозь слезы выговорила:

– Прекратите! Не хочу больше ничего слышать! Никто погиб из-за меня! Лёнечка – это единственный друг, который у меня остался!

И, оттолкнув Витки Сейтмана, который пытался ее удержать, она бросилась к неподвижно лежащему Лёнечке и, сев около него на камень, снова уткнулась в ладони, горько всхлипывая.

Валер заметил, как Витки Сейтман и Азанде озабоченно переглянулись, а потом Азанде осторожно встал рядом с Валюшкой.

Ганка тяжело вздохнула и посмотрела на часы.

– А время уходит как вода, – пробормотала она, и в голосе ее впервые зазвучала безнадежность. – До полудня осталось всего лишь полчаса. Но теперь я не знаю, где озеро. А главное – не представляю, как отсюда выбраться!

Да, невесть откуда взявшиеся скалы сомкнулись плотной стеной.

– Крепко же нас заковал Хресвельг! – горестно улыбнувшись, сказал Витки Сейтман. – Неужели и впрямь он опасается, что мы сможем убедить Гарма нарушить волю Хель? А если так, значит, выйти отсюда к Озеру Туманов мы должны во что бы то ни стало.

– Как? – с той же безнадежностью спросила Ганка. – Мы не выйдем отсюда никогда.

– Недавно Дистельфинк произнесла замечательные слова: «Никогда не говори «никогда»!» – улыбнулся Витки Сейтман. – Я их запомнил – и напоминаю вам. Не все еще потеряно! Туманы – это значит вода. А вода всегда устремится к воде!

Он вскинул голову к небу и простер руки вверх:

– Тор, Один! Последний раз обращаюсь к вам! Предки мои – к вам обращаюсь! Руна лёгр! Предвечная вода! Та, которая питает корни и ветви! Ты, что убивает и оживляет! С тобой мы пришли в жизнь – с тобой совершим последний путь! Проведи же меня, чье время земное давно иссякло, в бездны Хельхейма, но оставь живыми тех, для кого я бросаю сейчас свою последнюю руну!

С этими словами Витки Сейтман сделал правой рукой странное движение, словно рисовал на камнях латинскую букву L, но не простую, а перевернутую, больше напоминающую половинку стрелы, чем букву. В следующий миг словно воздушная волна завилась вокруг него, и перед Валером, Ганкой, Азанде и Валюшкой, которая отняла ладони от заплаканного лица, внезапно предстал молодой викинг в рогатом шлеме, из-под которого ниспадали белые волосы, заплетенные в косы у висков. Белый короткий плащ на груди был щедро обагрен кровью. Сверкнули льдистые глаза, дрогнули в улыбке губы:

– Идите путем воды, и да пребудет с вами удача! Прощайте! Прощай, Дистельфинк!

И Витки Сейтман исчез.

Валер замер.

Ганка плакала, вцепившись в него одной рукой, а другой пытаясь вытереть слезы, но Валер был так потрясен, что не мог даже утешить ее. Валюшка сидела как окаменелая, и единственный, у кого достало силы что-то сказать, был Азанде, который произнес:

– Смерть воина – прекрасная смерть! Но не время оплакивать его. Нам нужно идти путем воды. Смотрите!

Он показал на землю, и остальные, преодолев потрясение, взглянули туда же. По камням бежал тоненький ручеек, уходя куда-то между скал. Оказывается, они стояли не так уж плотно, как казалось! Там была расщелина, в которую можно было протиснуться, через которую можно было выбраться из этого каменного плена!

– Идемте! – еще слабым после рыданий голосом сказала Ганка, потянув Валера за руку. – Идемте скорей! Может быть, мы еще успеем до полудня!

Азанде наклонился к Валюшке и сказал ласково:

– Вставай, Дистельфинк. Идем!

Валюшка подняла к нему опухшее от слез лицо и безжизненно улыбнулась. Потом кое-как встала, сделала несколько деревянных шагов и вдруг, словно спохватившись, оглянулась на Лёнечку:

– А как же он? Нет, мы не можем его так бросить!

И, стремительно нагнувшись к воде, набрала ее в ладони и брызнула в безжизненное бледное лицо:

– Лёнечка, очнись!

– Нет! – крикнул Азанде, но было поздно.

Лежащее на земле тело выгнулось дугой. Открылись глаза – зеленые глаза! – а потом тело резко потемнело, стало зелено-коричневым, и это было уже не человеческое тело, а словно клубок корней старого дуба… но нет – это был не клубок корней, а клубок змей!

В следующую секунду они свились в одно тонкое змеиное тело с человеческой головой. Лицо этого существа было лицом Лёнечки – и в то же время лицом Урана, каким его помнили Валер и Ганка: прекрасным, холодным и бесконечно жестоким. Разные глаза смотрели на них – голубой и зеленый. Голубой точил слезы, а зеленый горел мстительным торжеством. Из приоткрытого рта вырвалось слабое шипение:

– Прос-стите… прос-сти… – Но змей тотчас поднялся на хвост и бросился на Ганку.

Валер еле успел дернуть ее к себе, и тогда змей повернулся к нему, но на его пути встал Азанде.

Он пристально смотрел змею в глаза и свистел – тихо, но грозно. На миг змей замер, и глаза его начали закрываться, но тотчас распахнулись и уставились в глаза Азанде.

Тот покачнулся и сделал было неуверенный, покорный шаг к чудовищу, однако из волос его вырвались два скорпиона и вцепились в змея. Тот отпрянул, издав поистине звериное рычание, но сразу же сильным рывком сбросил с себя скорпионов и, припечатав их двумя ударами хвоста к камням, раздавил их черные панцири, как яичную скорлупу.

Азанде вскрикнул, словно от боли, воздел над головой илю и принялся бить в него то кулаком, то кончиками пальцев.

От некогда грозного барабана остались одни клочья, однако слабый рокот заставил змея отпрянуть.

– Уходите! – не оглядываясь крикнул Азанде. – Спасайтесь! Я задержу его!

В то же мгновение змей рванулся в сторону и загородил своим телом расщелину, в которую уходила вода. Илю хрипел, надрываясь, однако на змея это уже не действовало.

– Мбисио мангу! Душа колдовства! – вскричал Азанде. – Озари меня своим светом в последний раз, а потом прими мою жертву и отдай на растерзание вечной стуже!

Он отшвырнул илю и поднялся на цыпочки, воздев руки. Тело его внезапно заблестело черным металлическим блеском, и в следующее мгновение на месте Азанде оказался огромный скорпион, который бросился на змея и вцепился ему в горло своими клешнями, одновременно вонзив в его тело хвост с ядовитым жалом на конце.

Содрогнулось змеиное тело, заметалось, сбрасывая с себя скорпиона, – и это ему удалось. Бросок был так силен, что скорпион отлетел к скале, ударился о нее… и в то же мгновение исчез.

Змей оглянулся на оцепеневших Валера, Ганку и Валюшку – голубой глаз его смотрел умоляюще, а зеленый яростно сверкал – и канул в ручей, который повлек его израненное, с изорванным горлом тело куда-то за скалы.

– Неужели все напрасно? – прошептал Валер. – Неужели он оживет?

– А ты хотел бы, чтобы он умер?! – так и взвилась Валюшка. – Это же Лёнечка!

– Это уже не Лёнечка – это Уран, ты забыла? Урд! И чтобы спасти нас от него, ради нас такие люди погибли! Витки Сейтман, Азанде… и что – зря?!

Он умолк, чувствуя, что перехватывает горло, а Валюшка вдруг пробормотала:

– Они нас спасали, это верно, но они ведь… они ведь не люди были, да? Ну скажи, ведь так? – Она требовательно взглянула на Ганку. – Я давно об этом догадывалась, а сейчас окончательно уверилась. Если бы это были люди, от них бы мертвые тела остались. А так – ничего! Как и от Никто! А он был не человек, хоть и… хоть и любил меня, – закончила Валюшка с трудом.

Ганка, к изумлению Валера, кивнула:

– Да. Это были не люди.

– Погоди, погоди! – забормотал Валер. Он не хотел этого слышать! Не хотел, чтобы самые тягостные его подозрения подтвердились. – Как это – это были не люди?! А кто же?!

– Призраки? – подсказала Валюшка.

Ганка посмотрела в глаза Валеру. Губы ее улыбнулись, но в глазах была печаль – такая печаль, что у Валера сжалось сердце. Показалось, что его ждет сейчас что-то страшное – может быть, даже страшнее всех событий этого кошмарного дня, который скоро кончится… кончится их поражением и началом гибели человечества!

– Призраки?.. А откуда они берутся, вы знаете? – заговорила Ганка. – Чаще всего это происходит, когда нарушается покой останков. Связь души с оставшимся в земле прахом приводит к материализации энергетической сущности в виде призрака. Души тех, кто безвременно ушел из жизни после несчастного случая или насильственной смерти, не могут перейти в загробный мир и постоянно находятся где-то рядом с живыми людьми, словно ожидая, что живые вспомнят о них и позовут на помощь. Особо нетерпеливые или коварные прорываются в наш мир сами. Но можно позвать или заставить вернуться именно тех, кто нужен… Это способны делать маги – но и ученые тоже. Поистине, грани непостижимого неисчислимы! Группе исследователей, которые работали над проблемой грядущего оледенения Земли, удалось обнаружить ДНК двух величайших колдунов, известных по старинным рукописям, по сказаниям, которые передавались из поколения в поколение. Один из них – африканец, вошедший во множество сказок и легенд, другой – молодой викинг, которому повиновались морские волны и ветры, правнук знаменитой Вёльвы. О смертельной опасности, которая угрожает человечеству, о новой опасности всемирного оледенения известно давно. Было сделано множество попыток предотвратить беду.

Ганка говорила медленно, и Валер не мог понять, то ли она подбирает слова, то ли прислушивается к чему-то.

– Это были попытки и вполне научные, и… сверхъестественные, можно сказать. Остров – явление непостижимое, и неудивительно, что даже самые заядлые скептики среди ученых решили рискнуть – и пойти путем чудесным, необъяснимым. По ДНК, о которых я говорила, были воссозданы два искусственных существа, обладающих родовой памятью Витки Сейтмана и Азанде и «заряженных» всей современной информацией. Темпоральной, то есть соответствующей нынешнему времени. Они были нацелены на самопожертвование ради достижения цели… ради победы, но…