Текст книги "Цена победы. Российские школьники о войне. Сборник работ победителей V и VI Всероссийских конкурсов исторических исследовательских работ старшеклассников «Человек в истории. Россия – ХХ век»"

«Можно ли людям сказать, что все это не напрасно?»
Партизаны Заполярья

Андрей Меньшенин, Мурманская область, г. Мончегорск 10-й класс, научный руководитель Е. А. Зубкова

Военные действия на фронте Заполярья начались 29 июня 1941 года. И я (как и каждый северянин) знаю, что защитники Заполярья – разведчики, пограничники, морские пехотинцы, летчики – отстаивали «насмерть» каждую пядь земли. В сентябре 1941 года защитники Заполярья окончательно остановили захватчиков в районе реки Западная Лица, и фронт стабилизировался в 48 километрах от Мурманска. Немцы закрепились здесь и к 1942 году создали тройную оборону, которая держалась до 1944 года. Затем начался разгром и изгнание врага.

Казалось, что я много знаю о боевых действиях в Заполярье. И вдруг в очередном номере городской газеты я увидел заметку о… партизанах Заполярья. Я и не знал, что у нас на Севере воевали партизаны. В моем представлении партизаны действовали на территории Белоруссии, Украины, Брянской области… У меня появилось много вопросов. Почему возникла необходимость в создании партизанского движения? Кто был организатором? Каким образом формировался отряд или отряды? Кто снабжал оружием, медикаментами, продовольствием, одеждой и т. п.? Результативны ли были их боевые действия?

Я начал действовать. Вначале, конечно, обратился в городскую библиотеку и нашел всего две книжечки о партизанском движении на Севере, но какие (!) – воспоминания партизан через 20 лет после окончания войны.

В списках партизан я искал фамилии моих земляков-мончегорцев. Я обрадовался, когда нашел три фамилии: Злобин Василий Александрович, 1916 года рождения, бывший слесарь комбината «Североникель»; Орлов Петр Григорьевич; Сергиевская (Филонова) Екатерина Алексеевна, бывший фельдшер комбината «Североникель». Сразу обратился в городской Совет ветеранов. Но таких фамилий на учете уже не было: я опоздал… Обратился в архив городской администрации и Музей истории города – нужной информации там не оказалось. Стало досадно, что наш Мончегорск не был линией фронта или территорией боевых действий (конечно, дай бог, что не был!).

Тогда я разложил карту Мурманской области и понял, что «все дороги ведут» в Мурманск – столицу нашего Заполярья, а от Мончегорска до Мурманска почти 200 километров. В Государственном архиве Мурманской области и Областном музее истории и краеведения я получил доступ к партизанским документам, которые использовал затем в работе. Например, партизанские дневники – тетради, где листочки исписаны простым карандашом; некоторые даже без обложки; уже очень ветхие, надписи стираются (понятно, в каких условиях они заполнялись); а поэтому хранение их затруднительно (даже не позволили отксерить). Здесь я узнал, что некоторые документы засекречены на 75 лет и к ним пока доступа нет. А детей в областном архиве к документам вообще не допускают, только в присутствии взрослого (желательно научного руководителя работы). Посетили мы и музей Партизанской славы в соседнем городе Полярные Зори и под впечатлением собранной информации даже прошлись по улице с названием Партизан Заполярья.

Но вот самое главное – найти живого участника событий – мне по-прежнему не удавалось. Тогда я обратился к автору заметки, с которой все и началось. Им оказался Виктор Александрович Тельминов – сын члена партизанского отряда Анны Николаевны Тельминовой. Виктор Александрович и стал для меня связующим звеном между прошлым и настоящим. Мы вместе отправились на Партизанский остров.

Путь на Партизанский остров очень сложный – за город Колу (он в стороне от Мурманска) по автотрассе 110–115 километров к финской границе, затем лесная ухабистая местность – сплошные камни разного калибра под ногами, идти практически невозможно. Сразу подумал: а как же здесь ходили партизаны, нагруженные оружием, боеприпасами, продуктами, а если еще несли раненых?!

«Остров Партизанский, находится под охраной государства», – прочитал я на табличке. И ощутил трепет… Встречает всех прибывших главный памятник «Партизанам Заполярья»: высокая каменная стела. На ней читаю фамилии партизан, 48 человек… Это те, кто погибли во время войны и… остались здесь. Всего в списках партизан 154 человека. 2004 год встретили из них только три, которые проживают в Москве, Ленинградской области, Вологде…

Я хочу понять: какие люди были, ведь некоторые из них – почти мои ровесники? Как на нашем севере могли воевать партизаны вопреки отсутствию всех, известных мне, необходимых условий для этого: густой лес, помощь местного населения и т. п.? Противником или помощником была для партизан природа севера? Каким был их быт? Как их обеспечивали хозяйственными принадлежностями, оружием, боеприпасами? Как чувствовали они себя в отряде? Партийная пропаганда, патриотическое чувство и только или что-то еще помогало держаться в невыносимых для человека условиях, стоять «насмерть»? Выполнима ли была партизанская присяга в этих условиях? Какие трудности испытывал командир отряда, ведь партизаны – не солдаты с армейской дисциплиной? Почему на всю оставшуюся жизнь главным в памяти командира отряда и других ветеранов стала их партизанская база, а не действующая армия, в которой многие из них служили до и после появления в отряде? Со всеми этими вопросами я шел по земле партизан…

«Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, вступая в партизанский отряд, принимаю присягу…»

К концу осени 1941 года гитлеровцы, не добившись решающего успеха ни на Мурманском, ни на Кандалакшском направлениях, перешли к обороне и начали возводить долговременные оборонительные сооружения, укрепляя линию фронта и готовясь затем к наступлению. Тогда штаб Карельского фронта и Мурманский обком партии приняли решение приступить к формированию партизанских отрядов, чтобы встревожить врага и дать ему понять, что география Севера советским партизанам «по плечу» в любое время года. В этом решении я узнаю черты сталинского режима. Директива сверху – и выполнение «любой ценой». Во что это обойдется, тогда не знал никто.

Из воспоминаний командира партизанского отряда «Советский Мурман» С. Куроедова: «Было создано 12 отрядов на Мурманском направлении, но действовать пришлось только двум – „Советскому Мурману“ и „Большевику Заполярья“. Названия отрядов были определены Мурманским обкомом партии». Командиры и комиссары отрядов были назначены обкомом партии, в отряды были направлены специалисты – подрывники-минеры, радисты, медработники, хозяйственники.

Основу же отрядов составляли добровольцы – около 100 человек. В обком, райкомы и горкомы партии были поданы многочисленные заявления с просьбой о зачислении в партизанский отряд. Были примеры, когда люди записывались даже семьями: отец и сын, было несколько пар братьев. Но в отряд непросто было попасть. Отдавалось предпочтение людям, владеющим немецким или финским языками, охотникам и следопытам, хорошо знающим нашу северную тундру, лыжникам, сильным, выносливым людям, и, конечно, имеющим нужную военную специальность. А главное, не было ограничительных рамок по возрасту, как в армии. По характеру заявлений видно, что люди были настроены на быстрый исход войны и с негодованием стремились расправиться с врагом, хотя многие не держали никогда винтовку в руках.

Отряды носили статус комсомольско-молодежных. Средний возраст – чуть больше 20 лет. Но были и опытные люди старшего возраста: бывшие участники Гражданской войны, Финской кампании. Самому молодому партизану было 16 лет, самому старшему– 52 года. Мурманские рыбаки, Мончегорские металлурги, апатитские горняки, кандалакшские лесорубы стали северными партизанами.

В июле 1942 года отряды были сформированы, определен район базирования и действий отрядов. После ускоренной военной подготовки неподалеку от Мурманска в тундре, с ночевками у костра, были назначены еще и «курсы поведения под обстрелом и бомбежкой»: Мурманск в то время сильно бомбили. Партизаны «проходили» курсы: тушили пожары, откапывали в заваленных щелях и под обломками зданий жителей города.

В ночь на 14 августа 1942 года отряды отправились к месту постоянной партизанской базы – высота «Ударная» в среднем течении реки Лотты около государственной границы. Этим четырехдневным походом они проверили свои силы. И вот 18 августа достигли высоты 137,2. На долгие 27 месяцев эта высота стала для партизан их лесным домом.

Читаю документы архивного фонда: «Главным объектом нападения была автострада Петсамо-Рованиеми, по которой шло снабжение немецких войск. Взрывая мосты, организуя засады на пути автоколонн, уничтожая мелкие гарнизоны, разрушая линии связи, партизаны тем самым должны были „парализовать“ эту основную коммуникацию противника»[41]41
  Государственный архив Мурманской области (далее: ГАМО). Ф П-20. On. 1. Д 41.


[Закрыть]. Да, это задачи партизанского характера: диверсии, засады, подрывы – чтобы «мешать» врагу и беспокоить, результативно «парализуя его силы». Партизанское движение ведется, как мне известно, на своей территории в период ее оккупации врагом. Но в нашем случае я обратил внимание на то, что автострада Петсамо-Рованиеми – это Финляндия, а значит, партизанам придется действовать на чужой территории! Вот уже и проявляется различие. Хотя задачи партизанские у всех одинаковы, но ведь в нашем случае выполнять их гораздо сложнее. Таким образом, анализируя деятельность северных партизан, я нашел еще несколько особенностей партизанского движения в Заполярье, значительно усложнявших выполнение оперативных партизанских заданий. На основании этого я позволил себе заключить, что…

ПАРТИЗАНСКОЕ ДВИЖЕНИЕ В ЗАПОЛЯРЬЕ – ОСОБЕННОЕ

Итак, первой особенностью, усложнявшей действия партизан, мне кажется, было то, что для выполнения задания им приходилось действовать на территории чужого государства, а отряды базировались на территории своей страны. Это предполагало многокилометровые походы до цели. Читаю воспоминания А. С. Смирнова: «В отличие от партизан Брянщины, Белоруссии и Украины мы ходили на боевые операции в глубокий тыл, порой за 300–350 километров от своей базы, на север Финляндии, преодолевая каждый раз линию обороны противника, представляющую цепь хорошо укрепленных, связанных между собой пикетов и опорных пунктов, расположенных вдоль нашей государственной границы»[42]42
  Смирнов A.C. Партизаны Заполярья. Мурманск, 1989.


[Закрыть]. Поскольку чужое государство было еще и враждебным, то партизанам необходимо было передвигаться скрытно, чтобы не ввязываться в открытый бой до выполнения основной задачи. Ведь боеприпасы всегда были ограничены ввиду оторванности от базы.

Вторым различием было то, что воевать им пришлось не только с немцами (гитлеровцами), но и с финнами (щюцкоровцами)[43]43
  Щюцкор – добровольческая военизированная организация Финляндии, созданная в помощь армии для обороны страны. Шюцкоровцы также несли и пограничную службу.


[Закрыть]. Это значительно осложняло деятельность партизан. Две разные нации: обмундирование, язык, поведение, оружие, тактика и стратегия военных действий. Ведь не секрет, что, прежде чем воевать с врагом, необходимо его «изучить». Например, по звуку автомата (у финнов автоматы «Суоми») партизаны могли различить врага и разработать тактику боя. А финским подразделениям «горных егерей» были не страшны северный климат и северная зима. Поэтому для партизан финны были даже более опасны, чем немцы. Из воспоминаний А. С. Смирнова: «Честно скажу, мы с уважением относились к финнам, как к солдатам. Немцев мы не боялись, в лесах они чувствовали себя скованно и не решались туда соваться. А финны, даже если их оставалось четверо-пятеро, продолжали преследовать нас»[44]44
  Мурманский вестник. 1996. 27 апреля.


[Закрыть].

Поскольку действия партизан происходили на чужой территории и пути походов были разные, то третьей особенностью я бы отметил то, что действовать им приходилось на незнакомой географической местности. Из записей командира отряда А. С. Смирнова после первого похода в 1942 году: «До нашей границы идти просто: карта поднята – и все ясно. Вот дальше… только схема… белый лист бумаги с координатной сеткой». Партизанам неизвестно было, что впереди – речка, овраг или болото. Не сразу и не все карты местности (как, например, в армии) были у них в наличии. Из воспоминаний партизан: «Наши действия осложнялись тем, что мы не умели ориентироваться на однообразной местности, а топографические карты оказались устаревшими»[45]45
  Костры партизанские: (Сборник воспоминаний партизан, фотографии и документы). Мурманск, 1973.


[Закрыть].

Следующая особенность: в районе действия партизан не было гражданского населения, которое бы оказывало им помощь и снабжало продовольствием, одеждой и т. п. Поэтому продукты, боеприпасы, запасную одежду, медикаменты и прочие необходимые предметы им приходилось носить с собой на длительные многокилометровые расстояния или отбивать у немцев. А для переноски раненых нередко брали с собой в походы оленей, даже был выделен человек по уходу за ними.

Читаю воспоминания А. С. Смирнова: «Действовали мы на территории государства, которое находилось в состоянии войны с нами, и поэтому население его было враждебно настроено к партизанам… Сложно нам было решать проблемы продовольственного снабжения и эвакуации раненых. Поход нередко длился месяц, а то и больше. Каждому партизану надо было взять с собой 300–400 патронов, 4–6 ручных гранат, 1,5–2 кг тола, термитные шары, мины… Брали 60 ржаных сухарей (из расчета полтора сухаря на день), шпик, соль, гороховый суп-пюре, концентрат каши. Поэтому вес рюкзака достигал 40–50 кг. Такая ноша затрудняла движение, изматывала силы… Но если с голодом как-то можно было бороться, то проблему эвакуации раненых мы по существу так и не смогли решить. Попытались использовать для этой цели оленей – безуспешно. И если летом ослабевшие от голода партизаны, меняясь через каждые полсотни метров, могли еще тянуть десятки километров на плечах самодельные носилки с ранеными, то зимой раненого укладывали на волокуши, сделанные на скорую руку из его лыж. Долго ли он мог пролежать при морозе 20–30 градусов, укрытый одной плащ-палаткой?!»

Пятой отличительной особенностью я определил сам наш Север, вернее, его географию: тундра, сопки, скалы, бурливые реки, многочисленные озера и болота, мошка и комары. На сотни километров бездорожье и глушь… Из записей А. С. Смирнова: «Пройдя часа три, поднимаемся на сопку. Насколько хватает глаз – болото. На север оно тянется в сторону долины реки Лотты, на запад – видимо, до самого шоссе. За болотом – мощный горный массив. Хвойный лес поднимается по хребту на несколько сот метров, выше – кустарник… Все это нам нужно пройти…» И ко всему еще непредсказуемая погода. Эти реки, озера и болота партизанам приходилось постоянно преодолевать на своем долгом пути, зачастую по грудь в ледяной воде. Из дневника политрука П. Евсеева: «Чуть забрезжил рассвет – двинулись в последний переход… Только бы добраться до перевала, думал я, а оттуда до базы рукой подать. Выкладываем последние силы, с великим трудом дотягиваем до перевала – и что же? За болотом снова такой же перевал, путь до него нелегок, а высота „Ударная“ по-прежнему в далекой дымке… Когда поднимались на какую-то высотку, я оглянулся и поразился: казалось, это взбирается не боевой отряд, а плывет ручей человеческой муки…»[46]46
  ГАМО. Ф. П-20. On. 1. Д. 41.


[Закрыть] Такие переправы и переходы были на всем пути партизан в 6 тысяч километров, длившемся 27 месяцев.

Летом тундра «богата» еще одной примечательностью – комары и мошки. Из дневника политрука П. Евсеева: «Людям, не знающим тундры, трудно и представить, сколько здесь бывает мошки и комаров. А если добавить еще слепней, которые появляются в жаркие дни, то такая компания может заесть до смерти… Комары встретили нас в Мурмашах и провожали далеко за границу. Едва показывалось солнце, как они облепляли все, что не защищено. И не было никакого спасения. Помню, у Рестикента впереди меня шел Колычев. Его куртка, фуражка и накомарник, брюки и сапоги стали серыми, мохнатыми, будто их покрыли верблюжьей шерстью. Насекомые сидели один к одному, крыло к крылу, и старались прокусить ткань. Их укусы – настоящее наказание. Мазались всем, что было под руками: одеколоном, водкой, ружейным маслом. Натирались настоем табака, багульником и еще какими-то травами, но помогало мало. Казалось, на всем свете нет существа страшнее и кровожаднее. Лицо покрывалось сплошными волдырями, тело нестерпимо чесалось и горело, словно его облили кислотой… На одном из привалов сильно пострадал радист Борисов. Его лицо так опухло от укусов, что потеряло всякую форму. Глаза заплыли. Кончик носа едва выступал между вздувшимися щеками. Все старания Шуры Артемьевой сбить опухоль не давали результатов. Пришлось на двое суток отложить выход. Когда Борисов стал наконец открывать один глаз, отряд немедленно продолжил путь. Вели его под руки».

Непредсказуемость погоды заставляла на месте менять планы. Из записей А. С. Смирнова: «Тяжелее всего приходилось зимой. С ноября и до конца апреля, даже в мае, лежал снег. Морозы иногда достигали 30–35 градусов. На реках и озерах сплошные наледи, под снегом вода. Лыжи проваливались, валенки намокали, и все это тут же обмерзало, идти становилось совсем невмоготу. Погода менялась по нескольку раз в сутки». Переход за сутки мороза в оттепель и обратно в густой снег, продувные метели, сильные ветра, лютые морозы – испытание не для слабых. Больше суток на улице – уже приговор… Партизаны в одном из зимних походов находились около 20 суток, без костра. Это было страшно…

Поэтому я решил «записать» северный климат третьим врагом (если первый – немцы, второй – финны) партизан.

Итак, многокилометровые походы с тяжелой ношей без поддержки и помощи населения, сражения с тремя «стихиями» (немцы, финны, климат севера) для маленького соединения людей. У каких партизан это еще было? Могло ли предположить командование, организуя партизанское движение в Заполярье, что оно столкнется с такими сложностями? Склонен считать, что командование предполагало, какие жертвы это повлечет за собой. Но это никого не остановило. Советское время требовало героических поступков – «мы за ценой не постоим»…

УЧИЛИСЬ СТРЕЛЯТЬ И БЕРЕЧЬ БОЕПРИПАСЫ, «ДОБЫВАТЬ» И БЕРЕЧЬ ОРУЖИЕ

Читая дневник политрука партизанского отряда, я обратил внимание на то, какое плохое оснащение оружием было первоначально в отряде: «Вскрыли ящики и горько разочаровались. Думали, что дадут автоматы, карабины, пулеметы, „лимонки“, пистолеты, а в ящиках оказались реставрированные винтовки „маузер“. Ни одного автомата и пулемета. Гранаты – РГД, патронов мало, да и те ржавые… На наши претензии в штабе ответили: „Возьмете у немцев, и будут у вас автоматы и пулеметы. Сейчас Родина другого оружия дать не может».

И они «добывали» себе оружие. Очень ценился немецкий пистолет «Вальтер», считался офицерским оружием. Поэтому первый же, добытый при разгроме офицерского дома отдыха в 1943 году, подарили командиру отряда А. С. Смирнову. Поскольку действия партизан в большинстве своем носили диверсионный характер, то для врага их появление зачастую было неожиданным, а результаты – ошеломляющими. Опомнившись, каратели бросались в погоню. Здесь любая ноша тормозит. И поэтому добытое оружие иногда приходилось бросать: топить в реке, болоте… Но уж зато то, что удавалось доставить на базу, пользовалось особым вниманием.

К середине 1943 года оснащение оружием нормализовалось, и даже появились новые виды оружия. Из записей А. С. Смирнова: «6 августа 1943 года в 19 часов отряд в составе 53 человек вышел в свой седьмой поход. Мы взяли два ручных пулемета, по четыре штуки ручных гранат, автоматы (наши ППШ и немецкие), карабины, термитные шары и шашки, противотанковые гранаты – вооружились, что называется, до зубов». Кроме того, в арсенале партизан появились автоматические винтовки, пулеметы «Дегтярев», тол и даже «Брамит» – прибор для бесшумной стрельбы.

УЧИЛИСЬ ХОДИТЬ БЕЗ СЛЕДОВ

Партизанская война требует особого умения. Из воспоминаний командира отряда «Советский Мурман» С. Куроедова: «В партизанской борьбе успех дела, как правило, решала внезапность. Для этого надо было так проходить линию боевого охранения или вражеские контрольные тропы, чтобы противник не смог заметить нас. Летом мы широко развертывали отряд по фронту. Запрещалось идти след в след, сбивать мох, ломать сучья, бросать на землю окурки. В зимнее же время линию охранения проходили ночью или в ненастную погоду». А ходить партизаны должны по-партизански: легко, маневренно, аккуратно и бесшумно, не оставляя следов. Трудно приобреталось это умение. Из записей А. С. Смирнова: «Кто-то зацепился за торчащий из-подо мха корень и растянулся, гремя снаряжением и чертыхаясь. Кирилл Будник, задев ручным пулеметом за ветви дерева, производит невероятный шум. Впереди отряда идет разведка, которая то и дело докладывает: „Хорошо слышу шум идущего сзади отряда, он мешает что-нибудь услышать впереди“».

Кроме того, после первых же походов командир отряда отметил, что многие бойцы совершенно не умеют ориентироваться в незнакомой лесистой местности: теряются, блуждают и отстают от отряда. «Мы твердо договорились: отстал и заблудился – с места не уходи, замаскируйся и жди. Отряду легче найти одного человека, чем одному человеку отряд… Кроме того, во взводах, отделениях все партизаны были разбиты по парам. И друг без друга каждая пара – никуда. Все это стало непреложным законом партизанской жизни во время похода. После этого у нас не было ни одного случая, чтобы кто-нибудь заблудился, отстал или совсем потерялся», – пишет командир в дневнике.

Учение давало свои результаты – отряд научился ориентироваться в любую погоду, передвигаться, не оставляя следов.

УЧИЛИСЬ БЕРЕЧЬ НОГИ И ОБУВЬ

Была проблема в отряде и с обувью. Сапог не хватало, носили ботинки с обмотками. Из дневника П. Евсеева: «Уйма хлопот с обмотками, все их клянут почем зря: на икрах плохо держатся, съезжают, разматываются на ходу. Попросил командование решить вопрос с сапогами…»

А зимой, конечно, валенки. И свой секрет (или совет) у командира: «Ноги коченели. Забывшись коротким, тревожным сном, я по привычке, приобретенной еще в Финскую кампанию, и во сне все время шевелил пальцами ног». И все-таки надежного способа, как сберечь ноги зимой 18 суток под открытым небом без костра на 35-градусном морозе, не придумал никто…

УЧИЛИСЬ ПОЛЗАТЬ

Из дневника политрука П. Евсеева: «Учились ползать по-пластунски без оружия. Оказалось, что для многих занятие это очень трудное: надо ползти, не поднимая головы и зада, по сырой земле. Неприятное ощущение». Никакое занятие не проходит даром. Настал день, когда политрук Евсеев записал: «Любой из партизан может километр и больше проползти, сливаясь с землей».

УЧИЛИСЬ МОЛЧАТЬ

«Забудьте, что у вас есть во рту языки… На полную катушку должны работать слух, нюх, зрение» – так приказал командир. Теперь языком партизан должны были стать условные сигналы и знаки. Изучали и применяли такие знаки. Рука, поднятая вверх на высоту головы, – «Внимание!» Вытянутая рука, поднятая вверх и резко опущенная, – «Стой, ложись!» Руки, вытянутые в стороны на ширине плеч, – «Открыть огонь!» Рука в сторону, на высоте плеча, несколько раз опущенная, – «Путь свободен». Разработали и сигналы: один короткий свист – «Стой!», два длинных – «Вперед!».

УЧИЛИСЬ МАСКИРОВАТЬСЯ

Политрук Евсеев в своем дневнике отмечает, что на занятиях вопрос о маскировке был спорным: «Одни доказывали, что это перестраховка. Она изматывает, прививает трусость, нерешительность, мол, каждому «апхчи» не наздравствуешься. Другие поддерживали: действительно, маскировка необходима – береженого бог бережет. Договорились, что маскироваться будем обязательно, но сообразуясь с местностью и обстановкой». Как это выглядело на деле, я узнал из записей А. С. Смирнова: «Легкий свист с головы колонны – все замерли на месте. И тут же неслышно растаяли: кто скрылся, прижавшись к стволу дерева, кто присел меж двух камней…» Или так: «Отряд, маскируя себя ветками берез, взятыми из леса, втянулся в болото и пошел…» Я подумал, что сама северная погода и природа – лучший маскировщик. Летом спасали партизан вещевые мешки, которые по цвету сливались с болотными кочками и принимали на себя основные удары бомбежек. В этом же случае помогали и скалы. Партизаны вспоминают, что, спрятавшись между ними, можно было отсидеться и передохнуть. А зимой даже командир, выйдя из палатки, не видел партизан – только снежные бугорки и богатырский храп. Вот вам и маскировка…

УЧИЛИСЬ ЯЗЫКУ

В отряде среди партизан было несколько карелов, которые отлично знали финский язык. При приеме в партизаны знание языка приветствовалось. Но вот немецкий приходилось учить. Из дневника политрука: «На ходу и на привалах партизаны учат немецкий язык. Уже знают, как сказать по-немецки „стой“, „руки вверх“, „сдавайся“, „вылезай из машины“, „стойте спокойно“, „тихо“, „ложись“, „кругом“». А кроме того, партизаны учились подражать языку… леса. Имитировали крики оленя, куропатки, утки. Сама деятельность партизан требовала этого: невидимость, скрытность, а потому неожиданность, внезапность, молниеносность нападения и исчезновения. Как неуловимые мстители…

УЧИЛИСЬ РАЗВОДИТЬ КОСТРЫ

Из дневника П. Евсеева: «Для партизан костер – это сама жизнь: можно обогреться, сварить еду, обсушиться, хорошо отдохнуть. У каждого из нас была „великая“ мечта: разжечь побольше костров в заснеженном лесу, а когда растает снег, убрать угли и головешки и упасть на еловые лапы, под которыми дышит теплом земля. В этом мы видели свое счастье». Костер, землянка, лес, партизан – крепко связанная цепочка. И костер всегда на первом месте. Эту «мечту», «счастье», «жизнь» нужно было научиться использовать: разводить в любую погоду, причем костер должен быть бездымным и при необходимости быстро погашаться. Разработали свой северный партизанский способ. Из записей командира А. С. Смирнова: «Пришлось учить и помогать. Непростое это дело, в глубоком снегу, из низкорослой, изогнутой, насквозь промерзшей, твердой, как железо, тонкой березки развести костер. Многие вспоминали Дерсу Узала, который всегда носил в своем узелке „смолье“ для растопок – еловые или сосновые щепочки, густо пропитанные смолой. Такая растопочка быстро вспыхивала даже в дождливую погоду и долго горела, разжигая сырые березовые дрова. Вот и мы строгаем тонкие березовые щепочки, прячем их за пазуху, потом используем как разжигу. Или ищем кустики можжевельника. Наш „заполярный кипарис“ обладает чудесным свойством быстро и жарко разгораться».

УЧИЛИСЬ ХОДИТЬ НА ЛЫЖАХ

Север, зима и снег. Для стремительных разведывательных, штурмовых и диверсионных действий зимних походов партизан, конечно, необходимы лыжи. И умение ходить на них было одним из условий при приеме в отряд. Партизаны понимали это. Понятно, что валенки не совсем удобная обувь для лыж. Партизаны отряда «Советский Мурман», карелы Антон и Лео Биргет, сшили специальную лыжную обувь из голенищ изношенных валенок. Партизаны называли их кеньками[47]47
  Кеньки – специальная лыжная обувь, сшитая партизанами из голенищ изношенных валенок. Эти войлочные легкие удобные «ботинки» с крючкообразными носками позволяли быстро сбросить с ног лыжи. Это часто спасало жизнь.


[Закрыть]. Кеньки, а также крепления – кожаные «наносники» (нашивались на валенки) позволяли мгновенно сбрасывать и надевать лыжи.

УЧИЛИСЬ ВЗРЫВНОМУ ДЕЛУ

В отряде были специалисты-подрывники, инструкторы минного дела. Но и им необходимо было в соответствии с местностью научиться применять свои знания с максимальной пользой для партизан. Нужно было детально изучить границы вражеских минных полей и характер минирования. Кроме того, необходимо было ознакомить партизан со взрывчаткой (мины, тол, термитные шары) и научить этим пользоваться, тем более что боеприпасы всегда были ограничены.

Задачей взрывников отряда было уничтожение мостов и дорог, проводной и кабельной связи, высоковольтной линии. Из воспоминаний партизан отряда: «Мы научились быстро уходить от места диверсии и ловко минировать свои следы, используя для этого гранаты Ф-1. Гранату привязывали к дереву или кусту, к чеке протягивали веревочку или проволоку, свободный конец прикрепляли на расстоянии за какой-нибудь предмет. Каратели, наталкиваясь на такие „сюрпризы“, теряли сразу по нескольку солдат и нередко отказывались от погони». У партизан выработался и свой метод взрыва мостов. Из записей командира А. С. Смирнова: «Метод взрыва мостов „на партизанскую удочку“ нами был многократно опробован. Он заключался в том, что под опоры моста закладывался заряд тола. Сюда же в общий заряд закладывалась толовая шашка от противопехотной мины с упрощенным взрывателем натяжного действия, а к чеке взрывателя привязывалась леска – полевой провод длиной около 70 метров. Она тщательно маскировалась и протягивалась в сторону от моста к сидевшему в засаде партизану. Специальная группа вела наблюдение за дорогой и подавала подрывникам сигналы. И вот по сигналу, в нужный момент (момент „клева“, когда по мосту проходила машина) подрывник рывком лески выдергивал чеку („подсекал удочку“)». Эти результаты давали о себе знать. На крупных мостах немцам пришлось выставить дополнительную охрану. Через каждый километр на столбах была предостерегающая надпись: «Внимание! Близко партизаны! Будьте осторожны!»

На основании одного из документов архивного фонда делаю выводы, что партизаны должны были обнаруживать и обезвреживать диверсионные группы врага, забрасываемые в наш тыл.

«Директива начальника Штаба партизанского движения Карельского фронта генерал-майора С. Я. Вершинина начальнику оперативной группы Штаба партизанского движения Карельского фронта при Военном Совете 14-й армии майору Г. И. Бетковскому о ликвидации диверсионных групп противника, забрасываемых на нашу территорию.

26 декабря 1942 года.

Немедленно ориентируйте командиров отрядов, диверсионных групп, что гестапо выбросило в разных направлениях полицейских предателей, одетых в лохмотья, вооруженных карманным оружием, с задачей пробираться в отряды для уничтожения командиров их… Приказываю:

1. Задерживать всех бродяг, учинять лично тщательный обыск и допрос, выводить в наш тыл, а при невозможности – уничтожать на месте.

2. <…>

3. Настоящий приказ довести до командиров отрядов, командиров взводов <…> Вершинин»[48]48
  ГАМО. Ф. П-366. On. 1. Д. 1. Л. 122.


[Закрыть].

Описание подобного случая есть в воспоминаниях командира отряда «Советский Мурман» С. Куроедова: «Как-то в тылу противника во время большого привала наш пост охраны задержал трех неизвестных людей. На допросе они заявили, что на днях бежали из немецкого лагеря, находящегося где-то на севере Финляндии. Однако их холеные лица, компас, обнаруженный в спичечной коробке, – все это настораживало. Те ли они, за кого себя выдают? Встал вопрос: что делать с пленными?.. Решили передать их пограничникам. Но как? Мы идем на задание, погранполк от нас в 40–45 километрах. Отправить с одним-двумя сопровождающими рискованно. Выделили для конвоя отделение Никифорова. Сразу хочу сказать, что пленные были доставлены по назначению. Пограничники провели соответствующую работу, и „бывшие заключенные“ подробно рассказали о том, когда и как их завербовали в немецкую разведку, с какой целью пробирались на советскую территорию. Командир погранполка выразил нам благодарность за поимку вражеских агентов».