Текст книги "Демоны ее прошлого"

Глава 6

Нелл хорошо помнила, как впервые попробовала курить.

– Тебе не понравится, – предупредил Оуэн, когда она попросила у него сигарету.

– Почему? Тебе же нравится.

– Я притворяюсь, – усмехнулся он.

– Неправда.

– Правда. Давно притворяюсь. Так давно, что сам уже верю, что мне это по душе.

– Тогда я тоже притворюсь.

– Ну попробуй.

Горький дым оцарапал горло, но она сделала еще одну затяжку и зашлась лающим кашлем.

– Не твое это. – Оуэн похлопал ее по спине и отобрал сигарету.

– И не твое, – выдавила она сквозь навернувшиеся слезы.

Речь шла уже не о курении, и Оуэн, как всегда, отмолчался.

Он привык притворяться. Убедил всех вокруг, что не знает и не хочет другой жизни, кроме жизни на ферме. Добротный дом, виноградник, отара на выпасе – для большинства в Расселе так и выглядело счастье. И Оуэн был счастливчиком в их глазах.

Кем он был на самом деле, Нелл так и не узнала.

Целителем? Он умел лечить. Знал свойства растений и камней. Готовил для Нелл мазь, защищавшую ее кожу от солнца.

Но мог быть и зоомагом. Животные слушались его. Собаки выгоняли овец без науськивания пастухов, а овцы не разбредались по холмам. Всегда шли послушно под его руку, даже когда эта рука сжимала отточенный нож.

Алхимиком? Из овечьих желудков он вырезал сычуг и выбирал, если попадались, безоары. Камни заряжал силой и продавал аптекарю в Фонси, а сычуг сушил для зелий, но в первую очередь – для сырной закваски.

Он мог быть кем угодно, но был простым фермером и соленый овечий сыр готовил чаще волшебных эликсиров.

– Самое сложное в этом деле – подоить овец, – говорил он Нелл. – А дальше проще простого. Научишься.

Она научилась. Доила овец, процеживала молоко, мешала с закваской, укутывала. Получившиеся плотные сгустки раскладывала по холщовым торбам и ставила под гнет, чтобы сыворотка стекла. Из сыворотки, белой и жирной, вываривала еще творог, а готовый сыр резала кусками и укладывала в бочонок, пересыпая солью. Кожа на руках зудела, но сыр получался вкусный.

У Нелл все получалось, что-то сразу, что-то со временем.

И сыр, и лепешки, и густая острая подлива. И овечью требуху она готовила с травами и специями, убивавшими даже намек на неприятный запах. Гусей и уток сама резала и общипывала, тушила в большом котле, раскладывала по горшкам, заливала жиром и спускала в погреб. Жир застывал, и мясо в нем хранилось долго.

И шить она худо-бедно научилась.

Только прялка ей долго не давалась, хотя лишь в этом занятии и был смысл. Не ради ниток. Шерсть Оуэн продавал сырцом, а прясть ее заставлял для другого. Терпение тренировать. Концентрацию. Моторику. Вспоминать и учиться заново. Потому что ферма – это не ее.

Но Оуэн ошибался, она привыкла бы.

Если бы он остался – привыкла бы, как потом приучила себя к сигаретам, то ли назло ему, то ли от безысходности. Нашла в его вещах мятую пачку и выкурила все зараз, кашляя, утирая слезы и сдерживая приступы тошноты.

После нашла другие сигареты – тонкие, приятно пахнущие табаком и мятой. Они лежали в изящном дамском портсигаре в зачарованной от губительного времени шкатулке, которую Оуэн держал под кроватью в старом чемодане. Там был только этот портсигар, длинный мундштук и фотоснимки, вложенные вместо конверта между двумя документами.

О женщине с фотографий Оуэн никогда не рассказывал, но из бумаг Нелл узнала ее имя – Вилма.

– Хорошо, Вилма, – сказала она ей, вставив тонкую сигаретку в мундштук. – Пусть будет так, Вилма, – кивнула, разжигая огонек на кончиках пальцев. – Забирай его. А я… Я заберу твой портсигар, Вилма. Неравноценный обмен, но я согласна.

Портсигар она сохранила. За два с половиной года сигареты и воспоминания о ферме прочертили границу между давним прошлым и зыбким настоящим. Без этого встреча с Аланом и Сюзанной была бы слишком болезненной, а так – оцарапало вскользь по затянувшейся ране, но швы уже не разойдутся. Главное, чтобы удалось договориться со старыми знакомыми. Иначе придется уезжать, а Нелл этого не хотела. Снова мотаться по провинциальным городкам в поисках работы, зная, что для мага со свидетельством младшей школы не найдется ничего стоящего и вырученных мелким колдовством денег хватит лишь на еду и оплату съемного жилья? В академии же со второго года обучения можно подыскать приработок к стипендии, а после окончания… Нелл не любила загадывать, но и совсем не думать о таком не могла. После окончания она получит диплом, который откроет перед ней лучшие перспективы. И возраст будет еще не тот, когда уже поздно устраивать судьбу.

Однако присутствие Алана и Сью ставило эти планы под угрозу, и всякая сентиментальность была задвинута на задний план. Нет памяти, нет боли. Есть проблема, которую нужно решить.

Видимо, так думала не только Нелл. Получаса не прошло после разговора с Сюзанной, как появился ее супруг. Нелл все еще сидела на скрытой кустами скамейке, словно знала, что не нужно спешить с возвращением в общежитие, и почти не удивилась, когда Алан присел рядом.

– Ты не можешь ничего рассказать или не хочешь? – спросил он без предисловий.

– Не вижу смысла. Случившегося уже не изменить, да это и не нужно. Разве тебя чем-то не устраивает твоя жизнь?

– А твоя? Твоя жизнь тебя устраивает?

– Вполне.

Хотелось верить, что он не уподобится жене и не сбежит, сердито сжимая кулаки и вымещая злость на подвернувшихся под руку ветках. Прежний Алан так не поступил бы, но кто знает, вдруг привычки в семье передаются подобно инфекциям?

– Я сказала Сью, зачем я здесь и чего хочу. Думаю, наши желания совпадают. Всем нам выгодно сохранять прежнее положение вещей и не создавать проблем себе и друг другу. Ты же не хочешь проблем?

– Ты мне угрожаешь? – рыкнул Алан. Синие глаза потемнели от гнева. – Угрожаешь моей семье?

– Я? – Голос дрогнул, но не от страха, а от незаслуженной обиды. Если бы Нелл могла взглянуть на себя со стороны, вместо сдержанной молодой женщины увидела бы растерянную девчонку, готовую вот-вот расплакаться. В следующую секунду она взяла себя в руки и покачала головой. – Не угрожаю. Неверно выразилась, прости.

– Ты прости, нервы, – проговорил он, отворачиваясь.

Заметил. Понял. Но не поверил, иначе не вытащил бы из кармана складной нож и не положил бы его на скамью между ними.

Объяснений не требовалось.

Нелл взяла нож, открыла лезвие.

– Я действительно не хочу проблем, – пробормотал Алан. В глаза не смотрел – только на ее руку, с которой покатились на траву алые капли.

– Пусть моя кровь станет залогом, – произнесла Нелл ритуальную фразу. Она так торопилась покончить с этим, так крепко сжала лезвие, что рассекла ладонь слишком резко и глубоко, но боль не мешала говорить: – Клянусь, что не желаю зла и не причиню его намеренно ни тебе, Алан, ни Сюзанне, ни вашим детям.

– Намеренно? – уточнил он, морщась.

– Я могу ручаться лишь за свои поступки, а не за их последствия. И от других не прошу большего.

Она протянула ему нож. Несколько минут назад готова была поверить на слово, но Алан сам напомнил о том, как далеки те времена, когда они могли доверять друг другу. Выслушав ответное обещание, достала из сумочки платок и портсигар. Платком перетянула порез. Закурила.

– Так странно, – в пустоту произнес Алан.

Нелл промолчала, и он, поняв, что говорить уже не о чем, ушел.

Она тоже не видела причин задерживаться в парке. Нужно было вернуться в общежитие, перевязать руку и немного поспать, ведь ночью ей этого толком не удалось. Причину, по которой она не выспалась, Нелл старалась не вспоминать, надеясь, что и причина не вспомнит о ней.

Копание в архивах не дало результатов. Как сообщали газеты, отец Хелены, Эрик Вандер-Рут, работавший когда-то все в том же Глисетском университете, скончался от сердечного приступа, спровоцированного резким оттоком сил, – в среде магов явление нередкое. Что сталось после с его женой, действительно ли она вышла замуж и сменила имя, выяснить не удалось. О младшей сестре Хелены упоминали только в заметке о похоронах. Больше всего информации было о Йозефе Вандер-Руте, но, невзирая на его заслуги перед наукой, милорда Райхона давно покойный основатель знаменитой династии демонологов не интересовал.

Когда Оливер покинул библиотеку, солнце уже клонилось к закату. Подумалось, что неплохо бы компенсировать пропущенный обед плотным ужином, но идея эта была подхвачена потоком других мыслей, а те унесли и ее, и самого ректора не в сторону столовой, а к третьему женскому общежитию. Снова. Простая логика: близится время ужина, который Элеонор, в отличие от него, вряд ли захочет пропустить, и можно перехватить ее по пути. От решения объясниться Оливер не отказался, а раз так, то и откладывать разговор не стоило. Впереди ночь, а именно по ночам, как известно, обостряются зубная боль и муки совести, и он не желал, чтобы Элеонор терзалась сожалениями до утра. Да и самого подобная перспектива не прельщала.

Набросив иллюзию, он остановился в тени пожелтевшего клена, откуда мог наблюдать за входом в общежитие. То ли охотник, выслеживающий добычу, то ли караулящий жертву маньяк. Оба сравнения ему не понравились, но нейтральное определение «преподаватель, ждущий студентку, чтобы обсудить насущные проблемы» настолько отдавало фальшью, что Оливер, даже наедине с собой избегавший внешнего проявления эмоций, недовольно поморщился.

Вскоре он морщился и кривился, уже не сдерживаясь: закончилось время действия наложенного Грином анестезирующего заклинания и разболелась рука, которую доктор во избежание прилива крови к поврежденным тканям велел держать на перевязи, о чем Оливер благополучно забыл. Кроме того, выяснилось, что целительские чары распространялись не только на руку, но и на остальные части тела, потому что одновременно с проснувшейся в кисти болью начали чесаться расцарапанные плечи и спина.

Чесаться одной рукой было неудобно. Шероховатый ствол выручал, но лишь до тех пор, пока милорд ректор не представил, как это выглядит со стороны. В надежности иллюзии он не сомневался, но нарисовавшееся в воображении зрелище заставило взять себя в руки. Фигурально выражаясь. В действительности же в руку, здоровую, он взял перебинтованную кисть, прижал ее к груди и, стиснув зубы, мужественно терпел расползающийся по лопаткам зуд, изредка позволяя себе словно невзначай потереться о дерево.

За время, пока он страдал в засаде, из общежития вышло уже немало девушек, но Элеонор среди них не было. Возможно, ночной инцидент на весь день испортил ей аппетит и ждать дальше не имело смысла. Но Оливер ждал.

И не он один. Сосредоточившись на спускающихся с крыльца студентках, он не сразу обратил внимание на прохаживающегося у крыльца юношу, а ведь тот был ему хорошо знаком. Реймонд Бертон, незадачливый аллергик из курируемой ректором группы. Если бы в день отбора парня не угораздило столкнуться с фобосами, а Элеонор не пришла ему на помощь, показав себя далеко не бесчувственной ледышкой, Оливер не изменил бы первоначального мнения о девушке, не взял бы на свой курс и вчера вряд ли заговорил бы с нею. Значит, мистер Бертон был косвенно виновен в том, что его куратор сейчас прятался под иллюзией, баюкая ноющую руку. Отсюда и невольно вспыхнувшая в глубине души неприязнь. Хотя тот факт, что ждали они оба, скорее всего, одну и ту же особу, тоже сыграл роль, ведь теперь, чтобы поговорить с Элеонор, придется как-то отвлечь от нее провожатого.

– Рей! – Сбежавшая с крыльца девица без стеснения ухватила молодого человека под руку. – Давно караулишь?

Что ответил Реймонд, Оливер не расслышал, а вот девица, в которой ректор опознал ту самую куколку, чью кандидатуру он отклонил на отборе, говорила так громко, что слышал ее не только стоявший в десяти ярдах маг.

– Нелл на ужин не пойдет. Сказала, не голодная. Бродила где-то полдня, на свидание, наверное, бегала…

Куколка захихикала и потащила Бертона в сторону столовой. Оливер выждал немного и тоже пошел. В общежитие.

Иллюзию не снимал. Сигнальную сеть, призванную оповестить смотрительницу о визитере, миновал легко: у ректора были преимущества перед мальчишками, рвущимися в окна к подружкам. В холле остановился невидимый перед списком жиличек и узнал номер комнаты мисс Мэйнард.

В третьем общежитии жили девушки из простых семей, преимущественно стипендиатки, чья родня не в состоянии оплачивать дополнительный комфорт. Вместо персональных ванных тут была общая купальня, прачечная, предоставлявшая воду и мыло, но не прачек, уборкой помещений студентки тоже занимались самостоятельно, а в комнатах размещалось до пяти человек. Элеонор, как староста, могла переселиться в отдельную комнату, но Оливер знал, что она предпочла дополнительные талоны на питание, а с жильем, если верить списку, ей по меркам общежития и так повезло: соседка у нее была только одна – наверняка та самая болтушка, что ушла в столовую. Значит, разговору никто не помешает.

На втором этаже Оливер остановился перед нужной дверью, избавился от защитного полога и постучал. Когда на стук никто не отозвался, вошел. Не хотелось торчать в коридоре, а о вторжении он предупредил.

Думал, что предупредил. Элеонор же понятия не имела, что у нее посетитель: она спала, причем так крепко, что стучать он мог еще долго и безрезультатно.

Оливер пару минут рассеянно рассматривал книжные полки, отметив наличие у бедных студенток нескольких довольно дорогих книг, подумал, насколько скудным должен быть гардероб девушек, если вся одежда умещалась в небольшом шкафу, и как неудобно готовиться к занятиям за одним столом, а затем, придерживая перевязанную руку, опустился на корточки рядом с кроватью.

Спящая Элеонор выглядела иначе, не такой, какой он привык видеть ее на лекциях. На умиротворенном лице не было и тени обычной холодности. Ничего холодного, хоть и казалось, что лицо это вылеплено из снега, как и лежащая поверх одеяла рука, как и округлое плечо, с которого сползла уступающая ему белизной рубашка. Ресницы – иголочки инея. Из такого же инея тонкие дуги бровей. Волосы – снежное облако. Только губы нежно-розовые, а на щеках едва-едва проступает румянец, словно светится что-то под снегом.

Потому что совсем она не ледяная, подумалось с непонятной грустью. Внутри ее живет огонь. И глаза у нее – теплые желтые солнца.

Задумавшись, откуда взялась вдруг эта грусть, Оливер и не понял сразу, что глаза девушки открыты и он смотрит в них, пока она глядит на него с рассеянной улыбкой.

«Ты – сон, – говорила ее улыбка. И разрешала: – Ладно, снись…»

– Вы? – Очнувшись, Элеонор вскочила на постели. – Здесь?

– Простите, я хотел…

– О боги, о чем вы только думали, приходя сюда?

На счастье, вопрос ответа не требовал.

– Станьте к двери, чтобы никто не вошел, – приказала Элеонор. Отбросив одеяло, соскочила на пол. – Вы представляете, как это будет выглядеть, если кто-нибудь заглянет? – без возмущения, словно сама еще не осознала реальности происходящего, выговаривала она незваному гостю.

Повернувшись к нему спиной, принялась торопливо одеваться. Наверное, предполагалось, что и Оливер отвернется, но ему это и в голову не пришло, в отличие от совершенно неуместной мысли предложить даме помощь.

Помощь не потребовалась.

Корсет застегивался крючками впереди, и затягивать шнуровку на спине с такой фигурой, как у мисс Мэйнард, необходимости не было. С завязками нижней юбки Элеонор тоже справилась без помощников. А форменное синее платье изначально шилось так, чтобы студентки могли одеваться, не прибегая к услугам камеристок. Ректор, к слову, утверждал среди прочего и фасон формы, но убедиться в ее соответствии требованиям до сегодняшнего дня случая не имел.

– Не стоило беспокоиться, – пробормотал он, когда девушка, застегнув пуговицы и быстро скрутив волосы в узел, непонятно как державшийся на затылке без шпилек, обернулась. – Если кто-то… я бы…

Оливер изобразил здоровой рукой нечто, по его мнению, символизировавшее воронку портала, и Элеонор, судя по ее взгляду, поняла, что он хотел сказать. А он понял, что говорить об этом нужно было сразу или же не говорить совсем.

Показалось нелишним сменить тему.

– Что у вас с рукой? – спросил он, заметив, что левая ладонь девушки забинтована.

– А у вас? – спросила она в ответ.

– Упал.

– Порезалась.

– У меня есть знакомый целитель…

– У меня есть заживляющая мазь на травах. – Элеонор отвела взгляд. – Но вы ведь не об этом собирались поговорить?

С учетом зудящей от царапин спины заживляющая мазь тоже была достаточно интересной темой, но Оливер действительно пришел не за этим.

– Да, я… Поужинаете со мной?

Она медленно подняла на него глаза.

– Я подумал, раз вы не пошли в столовую… – поспешил объяснить он. – И мы могли бы поговорить в спокойной обстановке.

– Вы планировали долгий разговор?

– Нет, но…

– Я не голодна, спасибо.

Тон, которым были произнесены эти слова, подействовал так же, как подействовала бы ледяная вода, вылитая ему на голову. Оливер тут же вспомнил, что собирался уладить проблему, а не создавать себе новые, да и не в его возрасте и не при его должности вести себя подобно зеленому юнцу, робеющему в обществе неприступной девицы.

– В таком случае не буду отнимать у вас время, – проговорил он ровно. – Я лишь хотел сказать, что заинтересовался случаями спонтанных трансляций эмоций, просмотрел соответствующую литературу и пришел к выводу, что в произошедшем ночью определенно есть и моя вина. Наверняка вы тоже изучали это явление и знаете, что такое резонанс. Полагаю, он имел место, и не только ваше настроение передалось мне, но и мое вам. Не скажу, что подобное поведение обычно для меня, но усиленные резонансом чувства сложно контролировать, а вы – привлекательная женщина… девушка…

Он все-таки сбился: в конце концов, не классификацию проклятий на лекции объяснял. Но выражение лица Элеонор подобало как раз слушающей лекцию студентке – внимательное и понимающее. Преподавателям нравится видеть подобные лица. Но не в таких же обстоятельствах!

– Спасибо, милорд, – кивнула она, и даже дураку стало бы ясно, что благодарность относится не к невнятному комплименту. – Мне будет спокойнее знать, что случившееся было не слишком неприятно для вас. И что вы понимаете природу произошедшего и не считаете меня окончательно падшей особой.

– Ни в коей мере, – заверил Оливер, помрачневший еще на словах «не слишком неприятно». – Можете не опасаться, что данный инцидент как-то скажется на моем отношении к вам в дальнейшем.

– Спасибо. Это все, что я хотела услышать, милорд.

– В таком случае, всего доброго, мисс Мэйнард.

– До сви…

Провалившись в портал, он не слышал окончания фразы и не видел, как оставшаяся в комнате девушка опустилась на кровать и закрыла лицо руками, посидела так с минуту, вскочила, схватила сумочку и выбежала за дверь.

Оливер тем временем, оказавшись в своей гостиной, стянул сюртук, скинул туфли и соорудил кое-как перевязь для больной руки. Подумал, что сварить себе кофе, управляясь в прямом смысле одной левой, все равно не сможет, и достал из буфета бутылку бренди. Посмотрел на нее и убрал обратно. Надел сюртук, влез в туфли и открыл портал к арке рядом со стоящим особняком одноэтажным зданием, в котором размещалось управление внутренней полиции академии.

Милорд Райхон слыл человеком нелюбопытным, но данное утверждение лишь отчасти соответствовало истине. Не всякое дело способно было его заинтересовать, и не всякий свой интерес он стремился демонстрировать. Сейчас, например, совсем не стремился, однако уже убедился, что самостоятельно ответов не найдет. Возникшая в библиотеке версия, будто Элеонор – сестра покойной невесты Алана Росса, не давала покоя, как и само то дело. Вроде бы все ясно, прозрачно, доказано, но Оливер, как никто другой, знал, что далеко не все подробности подобных происшествий выносятся на суд широкой общественности и даже в отчетах министерству и королевской комиссии многое утаивается. Пусть те комиссии и состоят из опытных магов-дознавателей, но учились эти маги где и у кого? То-то же! Вот и приходилось лорду-министру демонстрировать полное доверие магическим учебным заведениям высшего уровня. А что на самом деле творится в этих заведениях, известно только их руководству.

Лезть в глисетскую историю одиннадцатилетней давности Оливер не собирался: невольно поднимет шум – ректор Хеймрик спасибо не скажет, а усложнять жизнь уважаемому магу, не раз поддерживавшему его на министерских сборищах, Райхон не планировал. Все, что он хотел, – установить, связана ли Элеонор с семейством Вандер-Рут.

– Добрый вечер, милорд, – приветствовал вошедшего в помещение ректора дежурный. – Вы к инспектору? У него выходной сегодня…

– Я знаю, – успокоил засуетившегося полицейского Оливер. – Мне нужен сержант Эррол.

– А, этот есть. Отчеты по празднику заканчивает. Вы же за отчетами?

Он кивнул. Нужно поддерживать репутацию въедливого зануды. Вот, не дотерпел до понедельника, примчался в выходной, узнать, кто и что учудил на Осеннем балу. Хотя вряд ли кто-нибудь из студентов или преподавателей смог переплюнуть в этом вопросе ректора.

Отчетами сержант Эррол занимался весьма своеобразно. Открыв дверь в кабинет инспектора Крейга, где, по словам дежурного, находился означенный сержант, Оливер увидел пустой стол, перешагнул порог и тут же споткнулся о разлегшуюся у входа рысь. Зверь недовольно рыкнул и клацнул зубами в опасной близости от ректорской ноги, за что получил пинок, не со зла, а исключительно рефлекторно.

– Простите, милорд, – пробормотал Норвуд Эррол, приняв человеческий облик. – Не узнал спросонья. А что у вас с рукой?

Перебинтованные конечности собеседника, оказывается, здорово выручают, если нужно сменить тему.

– Да вот так же споткнулся об оборотня, – усмехнулся ректор, глядя на заспанного полицейского. Наделенные способностью к обороту маги хоть и происходили от природных оборотней, меняли облик не только благодаря свойствам крови, но и с помощью магии и сохраняли при трансформации одежду и личные вещи, от часов до оттягивающего карман револьвера. И одежда, как ни странно, не мялась, в отличие от лица перевертыша, уснувшего в зверином обличье.

– Всю ночь на ногах, – оправдывался сержант. – До утра загулявших студентов отлавливали, а с утра – здесь. Думал, подремлю часок.

– Почему рысью?

– Мягче, – передернул плечами Норвуд.

История, в ходе которой Эдвард Грин обзавелся женой, и для инспектора Крейга не прошла без последствия. Только вместо супруги шеф внутренней полиции отхватил талантливого стажера, за семь лет успевшего окончить академию, дослужиться до сержанта и не раз доказать, что старик недаром тратил на него время.

– Норвуд, я к вам по делу, – начал ректор, сочтя обмен приветствиями состоявшимся. – Для вас ведь несложно по полицейским каналам разыскать человека?

– Для меня? Может, шефа попросить? Или?..

– Или. Мне бы не хотелось привлекать к этому инспектора.

Крейг слишком глубоко копает – это профессиональное. А Оливеру глубоко не нужно, не в этот раз.

– Ясно, – кивнул Рысь, оставив при себе выводы относительно нежелания ректора посвящать старика в свои дела. – Кого ищем?

– Некогда в Глисетском университете работал демонолог – Эрик Вандер-Рут. Около двадцати пяти лет назад он умер, а его жена со временем повторно вышла замуж. Хотелось бы узнать, как сложилась судьба этой женщины, ее новое имя, есть ли у нее дети и, если да, их имена и по возможности нынешнее местонахождение.

При такой постановке вопроса выходило, что Оливер интересовался в первую очередь вдовой глисетского демонолога, а не ее дочерью. Если выяснится, что эта самая дочь учится в академии, спишет на совпадение, в которое Рысь Эррол, естественно, не поверит, но и болтать лишнего не станет. Если же окажется, что сестра Хелены Вандер-Рут не имеет никакого отношения к Элеонор Мэйнард… А кто тут вообще говорит об Элеонор Мэйнард?

Но кое о чем сказать нужно было.

– У дамы, которой я интересуюсь, в первом браке была дочь. Она погибла больше десяти лет назад. А до этого была помолвлена с одним из наших преподавателей. С Аланом Россом, он работал на тот момент в Глисете. Уверен, это первое, что вы выясните, взявшись за поиски, поэтому предупреждаю сразу: Алан может поддерживать отношения с семьей покойной невесты, но узнавать что-либо через него я не хочу. Вопрос… э-э-э… конкуренции.

– Чего? – не понял оборотень.

– Конкуренции. Среди демонологов. – Объяснение Оливер придумал только что, но тон взял уверенный. – Один мой знакомый полагает, что у вдовы Вандер-Рута хранятся какие-то его наработки, и готов их купить. А Алан – сам демонолог.

– А, в этом смысле. – Рысь зевнул, соперничество демонологов его не интересовало.

– Именно в этом. Как много времени потребуется на поиски?

– Ну… – Оборотень почесал макушку. – Завтра с утра запрошу в главном управлении информацию по Эрику Вандер-Руту, у них должны быть сведения о живых членах семьи. Узнаю имя его жены и сделаю еще один запрос. Можно через попечительский совет провести, как поиск предполагаемой родни. Мы по просьбам студентов иногда так делаем, вы знаете. Как малолетнего сироту приютить – так никого нет, сразу в приют сдают, а как мага в семью получить – тут же родственники находятся, вплоть до четвероюродной прабабки… Вы же будете в среду у Гринов? Если повезет, к тому времени что-то узнаю.

Домой Оливер пошел пешком: последние теплые дни, нужно пользоваться. По пути зашел в кондитерскую, выпил кофе, игнорируя любопытные взгляды расположившихся за соседним столиком студенток, съел булочку с корицей, еще три попросил завернуть с собой, к завтраку.

Дома ворчал по-стариковски, ругая Эдварда. Трудно тому было сразу залечить переломы? А теперь приходилось мучиться, снимая одежду, и одной рукой стелить постель.

В процессе приготовлений ко сну между матрасом и спинкой кровати обнаружилась кружевная подвязка. Оливер сунул ее, не рассматривая, в ящик с бельем и продолжил ворчать на нечуткого целителя, правда, уже не так сердито.

Проснувшись в постели Оливера Райхона, Нелл желала, чтобы все случившееся оказалось сном.

Желание сбылось.

Самым жутким образом.

– Ты стонала во сне, – с сочувствием сообщила растолкавшая ее среди ночи Дарла. – Негромко, но так… жалобно… Кошмар, да?

– Кошмар, – согласилась Нелл.

Кошмарнее не придумаешь.

Дождалась, пока соседка крепко уснет, и, захватив сигареты, вышла в уборную.