Текст книги "Любовь на краю света"

Посреди ночи я проснулась. Было слишком тихо. Никаких самолетов. Никакого городского шума. Никаких автомобилей. Ничего. Я закрыла уши, а затем снова открыла. Было так же тихо, как и раньше. Я как будто оглохла. Потом мне вспомнилась музыка, которую Ной играл на фортепиано, и я снова заснула.

Будильник на телефоне, поставленный на шесть тридцать, разбудил меня.

Я сразу же поняла, где нахожусь, и внутри меня все задрожало.

Занятие по плаванию с Ноем. Что я должна сделать теперь, уйти или остаться? Вероятно, монахиня уже давно не спала: утренняя молитва и так далее. Я могу сразу пойти вниз и побеседовать с ней. Но что делать еще целый час?

Купальник Ирины помог мне в принятии решения. Он подходил мне. Я достала спортивные штаны и футболку. В конце концов, это Ной должен быть в воде, а не я. И в ледниковое озеро мне не нужно будет погружаться. На всякий случай я обмотала полотенце вокруг шеи. Внешне я вполне производила спортивное впечатление. О том, насколько запутанно все было внутри меня, не мог знать никто. Кроме оленя, мимо которого я сейчас пробегала.

– Привет, олень! – крикнула я ему странным голосом. Мне показалось, что он и подмигнул мне. В фантазии есть что-то прекрасное.

6

В семь я стояла под беркутом у начала лестницы и смотрела через открытые двери на чистый утренний свет. Занимался прекрасный летний день. Розы цвели еще пышнее, чем вчера. Ной спускался по лестнице вслед за мной и, казалось, хотел окончательно свести меня с ума.

– Хей! – крикнула я, когда он практически подошел ко мне, как бы все еще во сне.

– Простите, – сказал он и испуганно замолк.

– Доброе утро, – сказала я.

Проснувшийся около семи утра, он был очень энергичен, и это меня удивило.

– Хорошо спалось? – спросил он.

– Спасибо, да… а тебе?

– Тоже. Нам сюда.

Он обошел перила, пошел направо по коридору за изразцовой печью, который делал изгиб, а затем снова вышел в коридор. Ной спешил. Я едва успевала за ним. Еще одна лестница.

– Здесь выход к озеру? – спросила я.

– К озеру? – Он остановился и задумался. – Вы думали, мы будем плавать в озере? – Он улыбнулся. – Вы знаете, какое оно холодное?

– Очень холодное, – сказала я.

Тут он впервые непринужденно рассмеялся, и его смех прошелся по мне как лезвие стекла. Плотина была прорвана, и волна нежности к этому необычному человеку захлестнула меня. Я сделала глубокий вдох и попыталась снова обрести твердую почву под ногами.

– Пожалуйста, не делай так больше.

– Что вы имеете в виду? – ответил он. Безнадежный случай.

Я почувствовала запах хлора. Мне сразу же стало плохо. Я ненавидела этот запах. Несколько секунд спустя мы стояли в темной комнате. Я протянула руку к Ною и почувствовала, что она неестественно длинная и становится все длиннее, подобно шлангу, который протягивают в черную яму. Мне стало не по себе. Казалось, что Ной исчез, что его больше нет здесь, что его поглотила тьма, в которой исчезала моя рука.

– Где ты? – спросила я растерянно, нащупывая рядом с дверью выключатель, но вместо этого касаясь его руки. Он был быстрее. Таинственный свет сотен мерцающих огоньков отражался в историческом бассейне с мозаичным сводом.

– Вау! – неожиданно воскликнула я. – Это тоже построил сэр Моррис?

– Нет, бассейн здесь существует лишь с начала пятидесятых годов. Он был спланирован одним художником и сравнительно недавно воссоздан одним из реставраторов.

Ной без предупреждения снял футболку, потом джинсы. Кожа гладкая, подобно мрамору, с ключицами, животом, мышцами, упругими бедрами правильной формы. Кровь прилила к моему лицу. Я изучала красочный мозаичный узор под ногами – пятиугольники из желтого лазурита, ярко-красные звезды, октаэдры из голубых рубинов… и так далее. Когда я снова подняла глаза, то увидела, как он в облегающих боксерах подошел к воде, почти бесшумно погрузился в нее – пенящиеся пузыри воздуха окружали его лицо, – снова показался на поверхности, убрал мокрые волосы со лба. Вода стекала по его лицу.

– А теперь? – спросил он в ожидании.

– Теперь?.. Хм… Плавать, конечно.

– А как? – спросил он.

Я никак не могла себе представить, чтобы он не умел плавать. Во мне снова пробудились подозрения, что здесь что-то неладно. Если Ирина Павлова действительно была вице-чемпионкой страны, она ведь наверняка не имела дела с новичками. Я, наверное, что-то неправильно поняла. Подумав, я нашла очевидное решение. Вероятно, такой профессионал, как Ирина, была нужна для того, чтобы тренировать Ноя до тех пор, пока он не сможет переплыть Ла-Манш за рекордное время. Этим можно было объяснить его мускулистый торс с широкими плечами и прежде всего тот факт, почему он был здесь. Спортсмены ведь постоянно тренируются на каких-то отдаленных базах, подальше от всяких искушений. Словно гора свалилась с моих плеч.

– Ну, а теперь давай посмотрим, на что ты способен, – подбодрила я его.

Когда он начал шлепать по воде, как пес, мне захотелось смеяться. Он морочил мне голову. С плавательными движениями это не имело ничего общего, с большим спортом – тем более. Руками он делал нервные движения вверх и вниз, подобно утенку; что он делал ногами, я не видела, но и это, конечно, было совсем не то. Он не проплыл и метра, барахтаясь вместо этого на одном месте, как щенок, которого бросили в воду. К счастью, в этой части бассейна он смог остановиться, иначе бы он просто утонул. Он вытер воду с лица.

– Разве сейчас ты не видела, на что я способен? – спросил он, и это звучало совершенно убедительно.

Я отбросила теорию Ла-Манша, а с ней и идею о спортивном лагере. Видимо, он действительно не умел плавать.

– Это было не так уж и плохо, – проговорила я и почесала за ухом.

От раздражения его рот перекосило.

– Вы плохая лгунья… извиняюсь.

– Попробуй еще раз.

Я просто не знала, что нужно делать. Но его вторая попытка сделать заплыв в мою сторону была не лучше, чем первая.

– Итак, я покажу тебе, как это делается. Начнем с малого, – сказала я, как настойчивая учительница, и сделала движение руками. – Вперед и назад. Тебе нужно просто грести воду руками. Делай движения вперед и назад. Попробуй. Ну же, давай.

Я сама не поняла, как бесчувственно я бросила его в буквально ледяную воду. Я возненавидела бы любого учителя, который бы так обошелся со мной. Но мне было трудно вести себя нормально с Ноем. Этот тип совершенно сбил меня с толку. Все в нем смущало меня. Мне было сложно общаться с парнями, я не знала, как вести себя с ними, чувствовала себя в их присутствии маленькой и беззащитной, только с Кэти я могла быть такой, какая я есть на самом деле, и пока я была с ней – все мальчики оставались в стороне. Мне было не больше тринадцати лет, когда я впервые по-настоящему влюбилась издали, никогда не признаваясь в своей любви и не позволяя никому разбить свое сердце – то, что удалось этому симпатичному парню в воде, заставившему меня понервничать больше, чем все остальные, с кем я имела дело до сих пор. Как я это допустила?

– Грести воду, – повторил он недовольным голосом. – Нельзя ли точнее?

– Руки вперед, вот так, видишь, держи их впереди ушей, а затем греби, делая движения назад и снова вперед.

Я чувствовала, что его совершенно не интересует то, что я тут выдумывала. Его следующая попытка оказалась столь же неудачной. Он протянул руки прямо перед ушами в высоту, потом опустил их в воду и снова начал барахтаться по-собачьи. Я натянуто рассмеялась:

– Не хочешь ли ты взять меня на руки?

– Нет, – сказал он таким серьезным тоном, что улыбка застыла на моем лице.

Я ничего не понимала. В чем была его проблема? Любой младенец умеет плавать лучше. К тому же он не производил впечатления человека с проблемами моторики.

– Ты можешь не поднимать руки вверх, а протянуть вперед? Это же логично, – сказала я ему.

– Что здесь логичного? – Он выругался и сделал еще один круг по-собачьи.

Я никогда не видела никого, кто бы плавал так неуклюже.

– Не хочешь ли ты войти в воду и показать мне, как правильно это делать? – предложил он разочарованно.

Я вздрогнула и взяла себя в руки. Никто не заставит меня окунуться в воду.

Еще несколько раз я говорила ему то же самое. И всякий раз он делал все наоборот. Может быть, где-то здесь установлена скрытая видеокамера?

– Человек не может быть настолько непонятливым, – взорвалась я после очередной неудачной попытки. – Даже слепой бы понял.

– А я нет, – сказал он тихо, положив руки на край бассейна, а затем, опираясь на них, выбрался из бассейна. Фантастические мышцы живота. Он сделал два шага к лежаку и схватился за пустоту.

– Если ты ищешь свое полотенце, то оно находится вон там, – сказала я.

– Где там? – зашипел он на меня.

– Вон там! – прокричала я и показала на лежак рядом с ним. Он смотрел перед собой и не последовал моему указанию. – Да посмотри же туда!

– Я не могу, – сказал он. Наткнувшись на второй лежак, он нащупал полотенце и вытерся.

«Я не могу» – ударило по моей голове. Это значит, что он слепой. Боже мой! У меня внутри что-то оборвалось. Я уставилась на него и все еще никак не могла удержаться, чтобы снова не начать – совершенно напрасно – размахивать перед ним руками. Ной не видел меня, потому что он не мог меня видеть. Ной был слеп.

Я помчалась наверх из бассейна, по лестнице и коридору, под беркутом, мимо оленя, который с любопытством наблюдал за мной, упала на кровать и обхватила подушку. Я чувствовала себя ужасно, глотала слезы от стыда. Зачем я наговорила ему все это? Я посмеялась над ним. Но как я должна была что-то заметить?

Ну, может быть, потому, что он держал пальцами стейк, или потому, что он играл на фортепиано в темноте, или потому, что на лестнице он едва не столкнулся со мной. Я хотела провалиться сквозь землю. Мое состояние было просто ужасным.

В дверь постучали.

– Ирина, ты здесь?.. Ирина… мне очень жаль, – сказал он.

Ему было жаль? Я же посмеялась над ним. Парень, я была глупа. Нужно уйти отсюда подальше, чтобы не случилось ничего еще более ужасного.

– Я думал, ты знаешь. Обычно это первое, о чем предупреждает сестра Фиделис.

Она этого не сделала. Да и я была не Ирина и не умела плавать, не говоря уже о том, чтобы учить этому слепого.

А потом вдруг он подошел к моей кровати. Его бедра были завернуты в полотенце. Его мраморная кожа еще блестела от капель воды. Я смотрела на него. Микеланджело сразу бы увековечил его в камне и поставил где-нибудь во Флоренции. Я была рада, что он не мог видеть мое унылое лицо.

– Мы должны вернуться, – прошептал он, как будто боясь, что кто-то может услышать нас. – Если сестра Фиделис заметит неладное, на протяжении ближайших нескольких дней она будет сидеть у бортика и контролировать нас. Ты этого хочешь?

– Нет.

– Ну, тогда пошли.

И затем он быстро пошел назад, то и дело касаясь правой рукой деревянной стены, элегантно и легко дотрагиваясь до перил, и безошибочно нашел капитель в конце лестницы.

Тысячи вопросов заполнили мою голову. Почему он был слеп? С каких пор? Он никогда не видел? Он знал цвета? Что было для него светлым и темным? Как он мечтал? Вопросы, которые я не решилась бы задать. И еще одна мысль: я не должна быть здесь. Во всем этом была моя вина, и я должна была это сказать наконец.

Прежде чем открыть дверь к бассейну, он повернулся ко мне. От него исходило тепло, чистая энергия. Он слегка коснулся моего плеча, чтобы определить, где я стою. По моей коже побежали мурашки. Я захотела отряхнуться, словно на меня сел надоедливый жук. Его близость заставила меня нервничать. Он заставил меня нервничать.

– Слушай, – прошептал он. – Мне бесполезно объяснять на словах, как нужно плавать. Я не знаю, что значит «плавать». Ты должна показать мне это как-то по-другому.

Я нерешительно кивнула. Он заметил это, поскольку его рука коснулась моих волос, и улыбнулся:

– Кивок для меня непонятен. Я больше полагаюсь на «да» или «нет».

– Да… нет… Да, – сказала я и почувствовала себя стоящей на грани безумия. – Почему ты все время разговариваешь шепотом?

Он ничего не ответил и вошел в помещение. Потом его как будто осенило, он вернулся ко мне, нащупал выключатель, которым он, вероятно, нечасто пользовался, и включил свет:

– Достаточно ярко?

– Сейчас ты выключил свет, если ты имеешь в виду это.

– Извиняюсь.

Он включил его снова.

– Спасибо, – сказала я. Настоящее фрик-шоу.

Ной нащупал пальцами край бассейна, схватился за лестницу и спустился. Он ждал меня. С трепетом я сняла спортивные штаны и футболку, положила их вместе с полотенцем на стул и подошла к лестнице.

Слишком много воспоминаний. Мои колени затряслись, в глазах потемнело; ловя ртом воздух, я упала на пол и затем, сидя, поставила ноги на верхнюю ступеньку.

– Что с тобой? – спросил он, ощупывая мои ноги. Он исследовал мои лодыжки, как под микроскопом.

– Ничего, – соврала я.

Как будто бы поняв, в чем дело, он испуганно отстранил руки.

– Ты боишься, – отметил он. – Меня?

Я покачала головой. О, ужас.

– Нет.

– Тогда чего же?

– Я думаю, для начала ты должен изучить движения ног, – сказала я и крепко уцепилась за лестницу. Хорошо бы, если бы мне удалось ограничиться чем-то тривиальным, вроде порядка движений.

– Что ты имеешь в виду?

Он вздохнул, словно предчувствуя катастрофу. Я смогла удержаться на краю бассейна и еще раз попробовала объяснить. На этот раз у меня было больше терпения и мой тон был более понимающим, однако то, что делал Ной, имело с плаванием примерно столько же общего, сколько с ездой на велосипеде.

– Очень хорошо. Уже лучше, – соврала я, и мне стало стыдно своего сладковатого голоса.

– Не обманывай, – сказал он и, разочарованный, вышел из воды. – Уже восемь.

– Откуда ты знаешь?

Он показал наверх:

– Напольные часы в коридоре этажом выше.

Я не слышала часы.

Мы оба были разочарованы. Я уже собиралась покинуть бассейн, как вдруг он взял меня за руку, потащил за собой в раздевалку и закрыл за нами дверь. Там было тесно. Почувствовав близость его волос и кожи, я захотела отойти, однако для этого просто не было места.

– Послушай меня, – сказал он. Капля воды повисла на его длинной реснице. Я не могла поверить, что эти большие глаза цвета голубого сапфира ничего не видят. – Я не знаю, кто ты и как ты здесь оказалась, но я дам тебе добрый совет – уходи из этого проклятого места. Лучше всего сегодня. Чем быстрее, тем лучше. Ты окажешь нам обоим большую услугу.

– Я думала, ты хочешь научиться плавать.

– Сестра Фиделис хочет, чтобы я научился плавать.

– А ты нет?

– Я тоже, но ты видишь, насколько это хлопотно. Я бы давно бросил, если бы ты не настаивала на еще одной попытке.

Я ошибаюсь или он понюхал мои волосы?

– Что мы делаем здесь, в раздевалке?

– Ты ничего не понимаешь! – сказал он в отчаянии. – Попроси Виктора, а если он не отвезет тебя обратно, придумай что-нибудь необыкновенное, что-нибудь… послушай, уходи подальше отсюда, и чем быстрее, тем лучше! И никому не говори о том, что не знала о моей слепоте. А сейчас пойдем. Нам нужно на завтрак.

Он вышел из раздевалки, спешно зашагал и оставил меня в полном замешательстве.

7

Когда я вошла в столовую, Ной уже сидел у своей тарелки. На нем была наглаженная темно-синяя футболка и джинсы.

– Привет, – тихо сказала я.

Никакой реакции. Я снова стала для него пустым местом. Ну что же, мне так даже лучше, ведь тем самым он избавлял меня от печальной необходимости обучать его. Я не знала, что сделать, чтобы выйти из неловкого положения. Стол для завтрака был накрыт на четыре персоны, и мне стало интересно, придет ли еще кто-то, кого я не видела. Я подумала о том, что, находясь долгое время в бассейне с Ноем, так и не спросила его, почему он был слеп, что он делает в этом отдаленном месте, где его семья и друзья. Возможно, четвертая тарелка даст ответ.

Я посмотрела вокруг. Эта восьмиугольная комната была удивительна. Вчера она была залита чудесным светом вечернего солнца, а сегодня утром солнечный свет пробивался уже через другие окна. Свежие розы стояли в серебряных вазах. Из угла доносилась скрипичная музыка – там играла пластинка, и я вспомнила передачу «Ты, нежное искусство», которую слушали мои родители по радио по воскресеньям во время приготовления завтрака. Дух эпохи феодализма витал в комнате. Неожиданно передо мной возник яркий образ наследного принца и его жены Цецилии, сидящих в столовой и беседующих о предстоящей войне. Вошла сестра Фиделис. Она выглядела пугающе свежо и бодро.

– Доброе утро.

Она коснулась спины Ноя.

– Доброе утро, – сказал он сухо и вяло.

– Доброе утро, Ирина. Как прошло первое занятие?

– У нас было несколько… эээ… начальных трудностей, – вылетело у меня. – Но мы что-нибудь придумаем.

Я действительно сказала это?

– Да, я знаю, мы пробовали уже не раз. Этому непросто научиться, если человек никогда не видел. Поэтому мы думали, как профессионал вы поможете нам. Садитесь, пожалуйста.

Дверь открылась снова. С любопытством я подняла голову, однако вошли лишь Ансельм и Виктор. У Ансельма в руках были две серебряные фляги. При утреннем свете он выглядел еще дряхлее, чем накануне вечером. Виктор, напротив, был свеж и энергичен, как будто уже провел несколько часов в лесу. Его грубая клетчатая рубашка была потной, елочные иголки торчали в его волосах. С шумом он занял свое место и спросил меня, как дела.

– Отлично, – сказала я, хотя не понимала, как все обстоит на самом деле. У меня снова возникло ощущение, что это уже не я.

Все в этом месте было так странно, и дом, и его окрестности буквально излучали какую-то энергию, и я поймала себя на мыслях о том, что я не хотела бы покидать это место, что я желала любым образом остаться здесь, хотя Ной просил меня об обратном. Видимо, он не переносил меня, но это не очень беспокоило меня: по правде говоря, я не могла себе представить ничего более волнующего, чем пробыть пару недель в этом волшебном доме в роли Ирины Павловой. Хотя, конечно, это была всего лишь красивая мечта.

Итак, здесь нет никаких обитателей особняка, которых я еще не знала. Сестра Фиделис спросила Ансельма, не хочет ли он присесть. На столе уже стояло все, чего только мог пожелать человек: клубника в хрустальной вазе, гора взбитых сливок, лосось, омлет, бекон, ветчина, сыр, серебряный кувшин с молоком, мед в сотах, варенье, хрустящие круассаны и свежий фермерский хлеб. У меня потекли слюнки. Однако Ансельм отказался: деловито обходя стол кругом, он думал о том, чем еще может быть полезен.

Я пыталась понять выражение лица Ноя, однако он казался подобным черепахе, спрятавшейся в панцире.

– Пожалуйста, Ной! – сказала сестра Фиделис и сложила руки. Ансельм сел. Он и Виктор опустили свои глаза.

«Мы посвящаем Тебе, Господи, этот начинающийся день…»[5]5
  Слова утренней молитвы.


[Закрыть]

Я не участвовала в этом. Как Ной терпит эту болтовню перед каждым приемом пищи? Ведь он не ребенок, которого можно принудить к молитве под страхом наказания.

Он монотонно повторял слова, напоминая автомат, который выдает молитву, как только вы опускаете в него монету. Я наблюдала за ним и была уверена, что он думал о чем-то совершенно другом.

Звучание его голоса было наполнено волшебством. Хрустальная люстра над столом отражала его. Окна были открыты. Ветер трепал шторы и раскачивал створки окна. Всеми цветами радуги играли солнечные лучи, отбрасывая яркие пятна на стены и потолок, подобно вращающемуся диско-шару.

«Я прошу Тебя, поддерживай меня всюду, здесь и везде. Аминь».

Сестра Фиделис улыбнулась:

– Спасибо, это было очень красиво.

– Мед или джем? – спросил Ансельм, который еще не встал после молитвы.

– Мед, – ответил Ной.

С некоторым смущением я наблюдала за тем, как Ансельм разрезал булку, толстым слоем масла и меда намазал обе ее половины и протянул тарелку сестре Фиделис, которая поставила ее перед Ноем.

Виктор засмеялся, когда увидел мое лицо.

– Тебе лучше не видеть, как сам Ной намазывает мед, – сказал он без обиняков.

Ной никак не отреагировал. Усмехнувшись, он принялся за хрустящую булочку.

– Я обучала его на протяжении долгих лет, – сказала сестра Фиделис.

Я прислушалась. Долгих лет? Значит, она была кем-то вроде воспитательницы слепого? Или же учительницей, как я подумала еще вчера? И все же теперь я узнала, почему он не ходил в обычную школу.

Сестра Фиделис продолжала:

– С маргарином было бы определенно лучше.

Она бросила укоризненный взгляд на Ансельма.

– Маргарин?.. Только через мой труп, – сказал Ансельм и затем налил в мою фарфоровую чашку кофе из серебряного кувшина.

– Пожалуйста, не надо опять этих дискуссий, – прервал их Виктор, показывая на меня ножом. – Ты знаешь, сколько лет мне приходится слушать все это? В какой-то момент я сам стал намазывать Ною булку. И наступила тишина.

– Почти, – сказал Ной. – До тех пор, пока сестра Фиделис не посчитала, что ты кладешь на нее слишком много масла. Затем она взяла все это в свои руки, а после – Ансельм, который решил, что варенья недостаточно.

– Ему давали слишком мало варенья, – сказал Ансельм. – Мальчику нужна энергия, много энергии.

Ной рассмеялся. Я почувствовала, что мои уши накалились, как лампочки незадолго до того, как перегореть. Этот смех! Я отчаянно пыталась остановить покалывание в животе и обдумать ситуацию. Мне уже не тринадцать. То, что человек засмеялся, еще не повод краснеть. К счастью, он не видел этого.

– Вы должны всегда помнить об этом, – сказала сестра Фиделис, хихикая, как маленькая девочка, и аккуратно положила ложечку сахара в чай.

– После этого я полгода ел кукурузные хлопья, – сказал Ной. – И в какой-то момент Ансельм начал намазывать мне булочки.

– Хотя я все еще думаю, что ты должен сам научиться делать это, – сказала сестра Фиделис строго.

– Зачем? – спросил Ной.

Он вдруг показался мне бесконечно грустным. Таким грустным, что я готова была его обнять. Другие, кажется, тоже заметили это. Некоторое время все молчали. Пока Ансельм не нарушил тишину:

– Мне нужно помыть окно.

Он встал, и завтрак был закончен.

– Мне нужно починить несколько оград, – сказал Виктор, пригладил светлые волосы на лбу, протянул ноги и, несмотря на свое заявление, не собирался вставать. – У нас серьезные проблемы с крышей.

Сестра Фиделис сложила салфетку и спросила меня:

– Как вы провели утро?

Я сделала глубокий вдох. Сейчас. Сейчас была возможность поговорить с ней. Я должна просто объяснить, что произошла ужасная ошибка. Что могло бы случиться после этого? Наверняка она была бы недовольна, но, в конце концов, Виктор отвез бы меня назад.

– Хм… – начала я, разминая пальцы. – Мне срочно нужно написать письмо. Есть здесь что-то вроде почты?

Я не знала, откуда взялись эти слова. Они просто текли у меня изо рта.

– Конечно. Просто положите письмо в прихожей в корзинку на тумбочке, рядом с дверью…

– Я возьму его, – сказал Виктор и зевнул.

Сестра Фиделис сняла салфетку и вытерла свою одежду.

– Наслаждайтесь прекрасным днем. Прогуляйтесь вокруг озера, осмотрите стеклянный дом. Здесь много интересного.

Ансельм собрал посуду на подносы, а затем поставил их на подъемник, который скрывался за ящиком в деревянной стене. Вероятно, кухня находилась этажом ниже.

– Я должна помочь? – спросила я.

– Нет, что вы, – сказал Ансельм и одним нажатием кнопки привел подъемник в движение. – Наслаждайтесь днем, а если вам что-то потребуется, я всегда к вашим услугам.

Сестра Фиделис давала поручения Виктору, и в то время, как они увлеченно разговаривали друг с другом, Ной, проходя мимо, слегка коснулся меня. Он как будто сделал это специально.

Почувствовал ли он, как у меня зашевелились волосы?

– Скажи, что ты должна вернуться домой, – прошептал он мне на ухо очень тихо и очень отчетливо.

Я вздрогнула. Почему он хотел во что бы то ни стало избавиться от меня? Я вспомнила о том, что он говорил ранее. Я не знаю, кто ты и откуда ты пришла сюда. Значит, он понимает, что я играю фальшиво?

– Время, Ной! – сказала сестра Фиделис, заканчивая разговор с Виктором.

Время для чего? Для уроков? Куда они пошли? Виктор быстро допил кофе из чашки, с шумом поставил ее на блюдце и вытер рукой рот:

– Пойдем, я покажу тебе стеклянный дом. Крыша может подождать.