Текст книги "Дневники Сигюн"

P.P.P.S. Разве что возвести свою возлюбленную на царский трон Асгарда?

Часть 2
Балансируя во тьме

 
Было душно от жгучего света,
А глаза его – как лучи.
Я только вздрогнула – этот!
Может меня приручить.
 

Как она могла знать обо мне с такой точностью? Как сумела описать тот далёкий асгардский вечер со всеми его деталями, будто сама на нём присутствовала? Я всё больше удивляюсь мидгардской поэзии. Я прихожу сюда и читаю вслух стихи, хотя и знаю, что мой голос будет звучать в одиночестве, пока я не захлопну книгу. Я буду приходить и читать, пока не настанет срок… А там будь что будет. Столько уже всего передумано за это время, столько бессонных ночей проведено рядом в безмолвии. Я почти переселилась сюда из нашего дома. У меня здесь даже поставлен диванчик на случай, если не захочется идти обратно в спальню. На нём уютный плед и множество мягких подушек. Я подсовываю их себе под поясницу и кладу ноги на круглый пуфик. Здесь я чувствую себя уютно и спокойно. Наш малыш толкается всё чаще и всё сильнее, и я зову Локи разделить со мной мои ощущения. Он осторожно кладёт голову мне на живот. Я знаю, что он также переполнен ожиданием и любовью к нашему ещё не родившемуся ребёнку, как и я.

– Ничего, любимый, я верю, всё будет хорошо.

Он кивает, шумно вздыхая, и снова кладёт голову рядом со мной. Я обнимаю его за шею, открывая наугад ещё одну книгу. Я могу читать ему с любой страницы – и всё это будет про нас.

Открывается дверь, ведущая из дома. Неслышными шагами подходит Хель, садится возле меня:

– Госпожа Сигюн, почему ты читаешь стихи лошади? И почему эта лошадь плачет?

– Плачет?..

Я обеими руками пытаюсь развернуть к себе голову лошади, но она не поддаётся, отворачивается от меня, чтобы скрыть слёзы, катящиеся из изумрудно-зелёных глаз. Я зарываюсь обеими руками в чёрную густую гриву, прижимаюсь к вороной шее. Лошадь тяжело и напряжённо дышит, мягко отстраняется от меня, поднимается на ноги, начинает медленной рысью кружить по деревянной пристройке, которую мы соорудили вплотную к нашему дому, когда всё это началось.

– Почитай те руны, которые написал тебе папа, Хель.

Она кивает и достаёт из кармана сложенные вчетверо листы. Бумага успела обтрепаться по сгибам. Детский голос, произносящий заклинания, звучит слишком необычно, но мы обе уже успели к этому привыкнуть. Хель то шепчет, то почти кричит, но она этого не замечает. Лицо отстранённо, взгляд сосредоточен и повёрнут внутрь себя. Лошадь начинает бить дрожь…

Наконец всё закончилось. Хель убирает листки с письменами и оглядывается на меня. В её взгляде нет уже и следа транса, в который она впадает всякий раз, когда читает написанное Локи.

– Госпожа, а когда вернётся папа?

Я обнимаю Хель, она доверчиво смотрит на меня, и мне неловко обманывать её, однако и сказать ей всю правду я тоже не могу. Я глажу её ладонью по волосам, она склоняет голову, поворачиваясь ко мне синей половиной своего лица.

– Нам надо подождать, – шепчу я ей на ухо, – скоро все мы будем вместе. И я просила тебя называть меня просто Сигюн, помнишь?

Она улыбается, смущённо поднимает на меня свои чудесные зелёные отцовские глаза:

– Хорошо, госпожа… то есть хорошо, Сигюн.

Мы молчим, прижавшись друг к другу, и я чувствую, как она успокаивается, перестаёт вздрагивать под моей рукой.

– Ёрмунганд уже почти не возвращается из моря… – тихо говорит она, – и Фенрир всё чаще и всё дальше уходит в лес…

– Так и должно быть, папа говорил, так и будет, – стараюсь я её успокоить, но она не слышит меня.

– Нет, нам уже никогда не быть вместе, как прежде, – заключает она и вздыхает в созвучье своим мыслям.

– Мы же с тобой вместе. Не грусти, Хель. Папа не хотел бы, чтобы ты грустила.

– Скажи мне правду, Сигюн, только честно-честно, обещаешь?

Я киваю, улыбаясь как можно ласковей. Она изучающе смотрит мне в лицо, словно оценивает, насколько мне можно доверять.

– Папа оставил нас? Он к нам не вернётся, так?

– Конечно нет! Откуда такие мысли?

Она прячет глаза, потом отвечает глухо, словно нехотя:

– Мы уже оставались одни, там, в Железном лесу, пока нас не забрали в Асгард слуги Одина.

Лошадь коротко ржёт в своём тёмном углу, мечется от стены к стене. Мы обе поднимаем на неё глаза, провожаем взглядами её судорожные движения.

– Но как же ваша мама, Ангрбода, она ведь оставалась с вами?

Хель долго молчит, будто не знает, как ответить.

– Пока мы росли, с нами всё время был папа. Он заботился о нас, приносил нам еду и разговаривал с нами. Однажды он сказал нам, что должен покинуть нас… ненадолго. А потом за нами пришли из Асгарда и забрали нас. Ангрбода, она… совсем другая, не такая, как папа. Она молчит и уходит в лес. У неё там какая-то особенная жизнь, мы для этой жизни чужие.

Дитя толкнулось в моём животе, я это чувствую, и Хель чувствует тоже.

– На этот раз всё будет не так, милая, я тебе клянусь. Папа никогда и ни за что не оставит нас. Он всё время думает о тебе и о мальчиках. Он вернётся, как только сможет. Но его мысли всегда с нами. Скажу тебе по секрету, он постоянно видит, как мы все здесь живём. И придёт к нам на помощь, если что-то случится. Он ведь Повелитель Магии. Он сумеет нас защитить.

Она кивает, доверчиво и сонно, уже совершенно успокоенная.

– Иногда мне кажется… я хочу сказать, у меня такое чувство, что папа здесь, что он никуда и не уходил…

– Так и есть, Хель.

– Можно, я сегодня буду спать вместе с тобой?

– Ну конечно. Ляжем прямо здесь или пойдём в спальню?

– Я бы хотела лечь здесь. Но если Фенрир вернётся?

– Он присоединится к нам.

Она, успокоенная, ложится, укрывается пледом и скоро засыпает.

Я подхожу к лошади, нервно бьющей копытом и всхрапывающей в дальнем углу пристройки. Я обвиваю её шею со всей нежностью, на которую только способна.

– Я люблю тебя, Локи, – говорю я, целуя морду лошади. – Я каждый день буду говорить тебе об этом.

Лошадь ржёт отрывисто и горько. Я научилась различать интонации в её голосе.

– Идём спать. Беременным женщинам нужно больше отдыхать, слышишь? Хватит уже ходить из угла в угол.

Мы ложимся, как обычно: я на краю дивана, вороная лошадь рядом, с моей стороны на полу. Я могу обнимать её за шею, пока не засну, и от этого прикосновения мне становится тепло.

Но сегодня я долго лежу без сна. Этот разговор с Хель разбередил мне душу. Мне тревожно. «Он сумеет защитить нас», – сказала я девочке. Но кто защитит его самого?

Заключённый в тюрьме чужого тела, мой муж пытается держаться спокойно, чтобы не пугать нас. Но я вижу, как то и дело прорываются наружу с трудом сдерживаемые человеческие эмоции. И тогда лошадь вздымает на дыбы своё отяжелевшее тело и в ярости бьёт копытами деревянную перегородку. Сознание, запертое в бессловесную оболочку, бунтует и восстаёт против собственной беспомощности и ищет, ищет выход. Но выхода нет. Мы должны ждать, только это нам и остаётся. У лошади глаза человека, наполненные невыразимой болью. И я не могу помочь моему Локи ничем, кроме слов моей любви.

В каком бы обличье ты ни представал передо мной, я люблю тебя, я буду с тобой до конца. И я буду шептать и кричать об этом каждую минуту, если тебе это будет нужно, чтобы держаться.

Лошадь рядом со мной тоже не спит, я слышу. Поднимает голову, настороженно прядает ушами. Вслушивается в ночную тишину. Там, в ночи, таится угроза – мы оба об этом знаем.

Я потихоньку, чтобы не разбудить Хель, спускаю ноги с постели, соскальзываю вниз, всем телом прижимаюсь к боку лошади. В темноте матово светятся её большие влажные глаза.

– Спи, Локи, спи, любимый.

Как я скучаю по его голосу, его улыбке, его гибкому сильному человеческому телу! Я не была готова стать опорой, в которой нуждаются все в этом доме. И чтобы не было так страшно, я начинаю шутить:

– Ну, Локи, кто родит первым, на что будем спорить?

…Наконец смыкаются усталые веки. Лошадь опускает сонную голову. Я переползаю на кровать. Хель разметалась во сне, чуть подрагивают ресницы, полуоткрылись припухшие детские губы. Уже далеко за полночь, и я сворачиваюсь калачиком на краю постели, не снимая ладони с лошадиной шеи. Засыпая, я слышу осторожные шаги по дому – это Фенрир возвращается в свою спальню. Всё спокойно в эту ночь. Я позволяю себе короткий вздох, прежде чем окончательно погрузиться в глухой омут сна без сновидений. На сегодня довольно. Завтра, когда я проснусь, в моей голове вновь начнётся мучительный круговорот мыслей – как могли мы попасться в такую ловушку? И был ли у меня хоть шанс сделать что-нибудь, чтобы это предотвратить? Самое гнетущее для меня то, что я не могу ни с кем этими мыслями поделиться. Я должна быть сильной или хотя бы такой казаться, чтобы сохранять веру в благополучный исход для всех нас. Несмотря ни на что. Даже на то, что моей собственной веры почти не осталось. Никто не должен об этом знать.

Конечно, я понимала, что наше уединение в ссылке на краю Асгарда не означает, что нам с Локи радушно предоставили медовый месяц. И я ни на секунду не допускала мысли, будто в Вальяскьялве о нас забыли. Отсутствие гостей из царского дворца меня не радовало, а скорее настораживало. Но ещё больше удручало меня то, что не было вестей из Ноатуна.

– В твоих рисунках в последнее время преобладают слишком тёмные тона. – Локи подтащил к моему мольберту стул и уселся на него верхом.

Я отложила в сторону кисти и смущённо улыбнулась:

– Ты, как всегда, прав.

– Не надеялась же ты обмануть Бога обмана?

– Локи! – Я укоризненно покачала головой. – Мы не в Мидгарде.

– Я из-за этого утратил в твоих глазах свою божественную сущность?

– Всё бы тебе твои шуточки! – Я бросила в него тряпку для протирания кистей, он, конечно же, увернулся с неподражаемым изяществом. Если бы только мне удалось ухватить в набросках ускользающую красоту этих движений, похожих на танец, и запечатлеть их на холсте! Я пыталась, и не раз, но как передать в застывших линиях само живое совершенство?

– Ты грустишь, Сигюн. – Его лицо становится серьёзным.

– Я всё время вспоминаю об отце, Локи. – Я не могу удержаться от вздоха. – Мне думалось, он приедет нас навестить.

Он отходит к окну, стоит заложив руки за спину, смотрит, как море катит свои волны, одну за одной, лижет берег и отступает, просачивается сквозь песок. Потом, крутанувшись на каблуках, разворачивается ко мне. На лице сияет улыбка.

– Он приедет, милая, как только узнает, кто у нас здесь… – Его рука бережно гладит мой живот. – Наберись терпения, не скучай! Мы найдём способ послать Ньёрду весточку. Давай, Сигюн, отложи свои краски и карандаши, пойдём прогуляемся вдоль берега, как ты любишь… Уныние нам вредно, да, малыш?

Он прикладывает к животу ухо, при этом строит такую мину, что приговорённый к казни рассмеялся бы. Конечно же я не могу удержаться от смеха. Он, довольный, помогает мне подняться.

– Локи, – протестую, – я ещё не такая большая и могу вставать и ходить без поддержки. А если я надену голубое платье, вообще ничего не будет заметно…

– Так вот ты что задумала? К приезду Ньёрда наденешь голубое платье и введёшь отца в заблуждение, чтобы через пару месяцев потрясти его сюрпризом! О, коварная обманщица… Впрочем, – он лукаво подмигивает мне, – говорят же, с кем поведёшься…

Мы спустились с террасы и, разувшись, пошли босиком по песку. Солнце пригревало совсем по-весеннему, нас быстро разморило, и мы присели на выбеленную ветрами и морем корягу, которую давным-давно выбросило на берег штормом. Маленькая жёлтая птичка выпорхнула откуда-то из зарослей ивняка, поблёскивая быстрыми чёрными глазками, уцепилась коготками за высохший корень невдалеке от меня. Я склонилась к Локи на плечо, смотрела, как он играет бахромой на моём поясе. Мы молчали, мы слушали прибой, мы растворялись друг в друге. Сонное движение ветерка, застывшие башни облаков на ослепительном синем небе. Не всегда людям удаётся осознать момент, когда они счастливы. Но этот полдень был как раз таким. Я запомнила его…

Колесница неспешно катила по дороге, петляющей вдоль берега.

– Вот и первые гости к нам, Сигюн.

Локи поднялся, вглядываясь вдаль, но в облаке пыли, поднятой копытами лошадей, вряд ли можно было что-то различить. Он сделал несколько медленных, будто неуверенных, шагов вперёд, положил руки на деревянные перила.

Я впилась взглядом в его застывшую спину. У меня потемнело в глазах. Весь окружающий мир странно вытянулся, и Локи вдруг оказался так далеко, далеко от меня. Я хотела встать и подойти к нему, но у меня так дрожали колени, что я испугалась, что упаду. Тошнота подступила к горлу, поэтому я не позвала, я выдавила из своей груди:

– Локи…

Он обернулся и… одним быстрым движением скользнул ко мне, упал передо мной на колени, прижимая к себе.

– Ну что ты, глупая… – Горячее дыхание на моих губах, короткие, торопливые поцелуи. – Сигюн, девочка моя, не бойся!

Я судорожно цеплялась за его одежду.

Колесница подкатила к самым ступеням. Я неимоверным усилием воли подавила тошноту, выпрямилась в кресле. Локи налил и поднёс мне стакан воды. Я пила и слышала отчётливый стук зубов о стеклянный край.

– О небо, Сигюн, милая, тебе плохо? – знакомый певучий голос прямо надо мной.

– Фрейя, – только и смогла изумлённо выдохнуть я.

Моя сестра, моя дорогая сестра встревоженно склонилась передо мной. Я вновь ощущала такой знакомый аромат её золотистых волос и, не веря своим глазам, всматривалась в дорогие мне с детства черты её лица.

– Что с моей сестрой, господин? – обратилась она к Локи, испуганно переводя взгляд своих прозрачно-голубых глаз с его лица на моё. Её фарфоровая кожа от волнения совершенно побелела.

– Ничего, Фрейя, это просто нервы, – поспешила я успокоить её, – Локи, в самом деле мне уже лучше.

– Может, приляжешь? – Он всё еще стоял на коленях. – Я помогу тебе дойти до постели.

– Не нужно, Локи, правда. – Я поцеловала возлюбленного, и его напряжение, кажется, начало спадать. На всякий случай я завладела его рукой. – Вот, познакомься, это моя младшая и самая дорогая сестра, Фрейя. Мы не виделись с тех самых пор, как я с отцом отправилась в Асгард. Фрейя, это Локи Лафейсон, мой возлюбленный муж.

Локи наконец поднялся и, всё еще поглядывая на меня, поклонился Фрейе.

– Приветствую тебя в нашем скромном жилище, Госпожа, – сказал он. – Мы с Сигюн рады таким гостям, как ты. Моя жена уже начала беспокоиться, что никто из родных её не навещает.

– Я приехала, как только смогла, Сигюн. – Фрейя виновато взглянула на меня. – Локи, мой господин, я очень рада видеть вас обоих. Но… – она запнулась, губы её дрогнули, – не знаю, должна ли я говорить, учитывая твоё положение…

– Что, так заметно? – подняла я брови, не удержавшись от ироничной улыбки.

– Да, то есть нет. – Фрейя, совсем запутавшись, покраснела. – Ты всё такая же стройная, Сигюн, уверяю тебя.

– Уже немного не такая, – засмеялась я, переглянувшись с Локи. – Но мой муж, кажется, об этом совсем не сожалеет.

– Она хорошеет с каждым новым днём, – отозвался Локи, нежно прикасаясь к моему животу. – Можешь поверить мне на слово, Фрейя, это абсолютная правда.

– Так о чём ты хотела нам рассказать? – напомнила я. – Говори скорее, до нас тут не доходят никакие столичные сплетни, не говоря уж о новостях.

Фрейя потупилась, кусая губы.

– Боюсь, я принесла для тебя дурные вести, Сигюн, – наконец заговорила она, присев рядом с нами на краешек скамьи. – Милая, ты знаешь, если бы я только могла хоть что-нибудь изменить… Отец не хотел, чтобы я вообще ехала сюда. Но я понимала, что лучше тебе выслушать всё от меня, твоей сестры, которая любит тебя, чем от чужого человека, кто, возможно, будет втайне злорадствовать, видя твоё падение. А таких, я подозреваю, окажется немало. Мы чуть не поссорились, но я настояла на своём…

Она умолкла, словно воспоминания охватили её целиком, а когда вновь заговорила, произносила слова медленно, как бы подбирая и взвешивая каждое из них:

– Наш отец был вне себя от гнева, сестра, когда ты прилюдно объявила, что уходишь, чтобы разделить судьбу Локи, каковой бы она ни была. Он счёл, что ты преступила законы ванов, нарушила договоры, чтимые в нашем мире свято, как нерушимые клятвы. – Фрейя машинально вертела в руках узорный веер, разворачивая и складывая его, и я невольно следила за движением её рук. – Мне кажется, отец вначале просто не мог осознать до конца, что произошло. Он сразу же отправился в Ванахейм, чтобы собрать на Совет вождей нашего народа и глав наших самых уважаемых родов. Я присутствовала на Совете, он велел мне явиться и слушать. Скажу тебе честно, я никогда ещё не видела его таким. Многие были потрясены и смущены его решением, но возражать не посмели и вынуждены были с ним согласиться. Сигюн, родная, ты больше не являешься одной из ванов и дочерью Ньёрда. Твоё имя должно быть забыто, вычеркнуто из памяти нашего народа, словно ты никогда и не рождалась…

Последние слова она произносила почти шёпотом, у неё перехватило дыхание, на глазах выступили слёзы. Я молчала окаменев. Каждое её слово было словно ударом наотмашь. Локи обнял меня за плечи, притянул к себе. Я дрожала у него на груди, а он ничего не говорил, только, не переставая, гладил, обнимал, как маленькую потерявшуюся девочку.

– Отец приказал мне собраться и как можно скорее отправляться с ним в Асгард, – продолжала сквозь слёзы Фрейя. – «Твой дар любви и миротворчества очень пригодится сейчас нам всем», – сказал он. Это были сборы, похожие на бегство, Сигюн. Мне дали один вечер…

Она взяла меня за руки, попыталась заглянуть в лицо, но я сейчас была не в состоянии встретиться с ней глазами.

– Честно говоря, я подозревала, что гнев царя Одина – причина столь необычной жестокости отца, – заговорила она вновь после паузы, умоляюще взглянув на Локи. – Как бы ни были священны клятвы, в конце концов, речь ведь идёт о судьбе собственной дочери. К тому же история Ванахейма знала примеры нарушения договоров – отцу и Совету об этом хорошо известно… Но оказалось, что я ошиблась.

Она в волнении встала, начала ходить вдоль террасы, прижимая руки к груди.

– Локи, – умоляюще обратилась она вдруг к нему, – ты не мог бы налить мне стакан воды? У меня совершенно пересохло в горле…

Локи поднялся, но я жестом остановила его.

– Он принесет тебе воды, чаю, даже вина, если пожелаешь, – свистящим шёпотом проговорила я. – Асгардцы держат нас в ссылке, но не впроголодь. Однако если ты хочешь что-то сказать мне, пока он выйдет, не стоит и пытаться. У меня нет и не будет от него секретов. Мы оба знаем цену недомолвкам. Локи должен слышать и знать то же, что и я.

У Фрейи дрожали губы.

– Ты права, сестра, совершенно права. – Ей потребовалось время, чтобы продолжать, казалось, силы совершенно оставили её. Она буквально рухнула обратно на скамью. – Прости меня, Локи, я бы не хотела ни слышать, ни повторять вслух то, что я вынуждена сейчас произнести. Когда мы прибыли в Асгард и отец огласил решение Совета ванов Одину, мне показалось, что даже сам царь асов пребывает в некотором замешательстве. И сам он, и его супруга Фригг, да, особенно Фригг, просили отца не проявлять излишнюю суровость по отношению к тебе. Однако отец оставался непреклонен. Лишь спустя некоторое время мне удалось узнать истинную причину происходящего.

Она замолчала, прижала ладони к горлу, преодолевая спазм. Я понимала, как невыносимо трудно для неё рассказывать нам об этом. Моё сердце сжималось, когда я видела, как она, чья душа с детства была такой нежной и ранимой, пытается смягчить удар, который теперь ей приходилось нанести мне и Локи. Ах, Фрейя, моя бедная сестра, само олицетворение любви ко всему, существующему в мире! Одно её присутствие смиряло самые ожесточённые сердца, заставляло самых заклятых врагов делать шаг навстречу друг другу.

– Отец сказал, что вы оба прибыли в Асгард как посланники мира. В этом, по его разумению, заключалась самая суть вашей миссии. А ты, Сигюн – о, небо, помоги мне! – ты перешла на сторону того, кто пытался разрушить один за другим два мира, Ётунхейм и Мидгард…

Она закрыла лицо ладонями и сидела так, совершенно обессиленная.

– Мне так жаль, Сигюн, – прошептала она срывающимся голосом. – Мне не удалось смягчить его. Нам остаётся лишь надеяться, что его гнев со временем остынет… Надо ли говорить, что моё отношение к тебе навсегда останется прежним… Что бы ни происходило, ты возлюбленная сестра моя, а ты, Локи, отныне мой возлюбленный брат.

Я глядела прямо перед собой немигающим взглядом.

– Отступница своего племени, от которой отрёкся собственный отец, – проговорила я наконец, запрокидывая голову, чтобы слёзы не хлынули потоком из глаз. – Значит, вот какая назначена цена…

Локи успел как раз вовремя, чтобы подхватить меня, чтобы я могла ткнуться лицом в его живот, зарыться в его одежду, спрятавшись хоть ненадолго от слишком немилосердного мира. Я закрыла глаза, чтобы во Вселенной осталось только тепло его тела, только надёжность его рук, его объятий.

– Я не хотел, чтобы и ты через это проходила, – донёсся до меня его голос, и я очнулась, услышав в нём нескрываемую боль. – Нет, только не ты.

– Им не удастся, Локи, – вытирая глаза и выпрямляясь, проговорила я. – Если они хотели вбить клин между нами… Это у них не выйдет.

Фрейя бросилась к нам, протягивая руки.

– Прости меня, Сигюн, родная, что именно я принесла тебе такие вести, – сказала она, робко касаясь меня. – И ты, Локи, прости меня, если можешь.

Я благодарно ответила на её пожатие. Мои плечи ещё вздрагивали от рыданий, но лицо Локи уже успел осушить своими поцелуями.

– Мы преодолеем, Сигюн, – сказал он, – я с тобой, и я тебя ни за что не оставлю.

– Храни её, мой возлюбленный брат, – откликнулась эхом Фрейя. – Береги мою сестру от жестокого мира.

– Ты так трогательно ко мне обращаешься, – усмехнулся Локи. – Значит ли это, что ты на нашей стороне против воли своего отца?

– Я всегда на стороне любви, – ответила она очень серьёзно. – А вашу любовь не увидит только слепой.

– Останься, переночуй с нами, – предложила я, – дорога у тебя была слишком дальняя, а переживания слишком сильные.

– С удовольствием, милая, – откликнулась она. – По правде сказать, я чувствую себя совершенно разбитой.

Мы зажгли свечи на террасе и сидели вдвоём, пока Локи укладывал Фенрира и Хель. Ёрмунганд, похоже, всё-таки предпочёл на сегодняшнюю ночь море человеческому жилью. Ночные мотыльки летели на огонь и, зачарованные им, кружились в границах света, который колебался от ночного бриза, отбрасывающего на наши лица неверные извивающиеся тени.

– Знаешь, я завидую тебе, Сигюн. – Фрейя доверительно склонилась ко мне, улыбнулась мечтательно. – Я видела, как ОН смотрит на тебя. Я бы хотела когда-нибудь встретить мужчину, который будет так на меня смотреть.

Плеск волн, сонные вскрики потревоженных чаек на скалах. Лунная дорожка у наших ног.

– Даже если тебе придётся, как и мне, стать изгнанницей, а твоему избраннику – изгоем?

Мы сидели рядом, тесно прижавшись друг к другу, переплетя пальцы рук, щека к щеке, как в детстве. Луна зашла за тучи, ночной сумрак сгустился, с моря наползала сырость; туман заклубился у наших ног.

– Я привыкла смотреть на свою старшую сестру и видеть в ней пример для себя. Мне так хочется сейчас со всем пылом воскликнуть: «Да! я пойду за своей любовью хоть на край света!» Но это ведь слишком отдаёт пошлостью, не так ли?

Мы обе рассмеялись.

– Я ведь всегда стремлюсь к примирению, Сигюн. Стараюсь сглаживать любые конфликты. Не знаю, смогла бы я пойти на открытую конфронтацию, как ты. Ты у нас старшая, ты меня всегда защищала. А теперь это пришлось делать мне…

Она поёжилась, передёрнула тонкими плечами.

– Мне бы хотелось любить и быть любимой так же, как ты. Но я бы не хотела защищать свою любовь от всего мира.

Тихие шаги позади нас, мягкое движение ласковых рук. Локи присел возле моего кресла. Я вижу, как отблеск огня свечи пляшет в его зрачках.

– Холодно уже, девочки. Всё бы вам сидеть да сплетничать до полуночи… Фрейя, можно мне похитить у тебя Сигюн? Мне без неё не спится, я уже отвык засыпать в одиночестве. Пойдём, дорогая гостья, я покажу тебе твою постель.

Фрейя встаёт, я хочу последовать за ней, но Локи вдруг одним быстрым движением поднимает меня на руки. Он уже одет по-домашнему: на нём только просторная зелёная рубашка, заправленная в чёрные брюки. Босые ступни мягко шлёпают по деревянным половицам. Я прячу свои чуть озябшие руки за расстёгнутым воротом рубашки у него на груди. Я ощущаю биение его сердца под своей ладонью, и на меня вдруг накатывает такая волна нежности, что на глаза совершенно некстати наворачиваются слёзы. Я прижимаюсь губами к тонкой пульсирующей жилке на его шее. Фрейя идёт впереди, неся в руке зажжённую свечу. Краешком глаза я замечаю, как на совершенно чёрном небе расцветают одно за другим яркие холодные созвездия.

– Как ты мог? Как ты осмелился?

Белая лошадь, на которой сидит Сиф, гарцует под своей хозяйкой. Она так и пляшет, поворачивается к нам то одним, то другим боком, ни секунды не стоит на месте, будто возбуждение всадницы полностью передаётся и ей.

– Тебя оставили в покое, дали возможность жить в доме с твоей… (я просто физически ощущаю, как трудно ей произнести это слово) с твоей женой и твоими детьми, тебя даже не заперли в тюремной камере, хотя теперь абсолютно ясно, что именно так и надо было сделать… Но ты не можешь остановиться! Ты просто не в состоянии не строить свои козни!

Великолепная четвёрка во главе с совершенно рассвирепевшей Сиф и ещё четверо всадников сопровождения, все вооружены. Неплохой эскорт для одного мятежного принца, верно?

Локи стоит в траве возле ступеней, скрестив руки на груди, и смотрит на Сиф снизу вверх.

– Могу я узнать, в чём меня обвиняют на этот раз? – ледяным голосом осведомляется он, когда Сиф наконец умолкает.

– В чём тебя обвиняют? – Сиф задыхается от возмущения. – Не знаю, Локи, на что ты надеешься, кого пытаешься обмануть… Весь Асгард видел тебя. Тебе не отвертеться. Не в этот раз.

– Я тоже видел весь Асгард, пока меня не заперли здесь, на краю Вселенной, – невозмутимо пожимает он плечами. – Насколько я понимаю, это не преступление?

– Не стоит сейчас играть словами, Локи, – вперёд выступает Фандрал. – Нам приказано привезти тебя в Вальяскьялв, немедленно. Запасная лошадь для тебя ждёт нас у заставы.

Выскочившая из дома Хель бросилась к отцу, но я поймала её за руку.

– Но они увезут папу!

– Нет, Хель, успокойся, нет…

Всадники кружат вокруг Локи, но он стоит совершенно неподвижно и смотрит на Сиф, чуть склонив голову набок.

– Госпожа Сигюн не может ехать на лошади. Ты приготовила для неё колесницу?

Сиф несколько секунд смотрит на него в немом изумлении.

– Ты предстанешь перед судом Асгарда! Это приказ, который ты должен выполнить как можно быстрее. О том, чтобы Сигюн ехала с тобой, не может быть и речи! Она останется здесь, в доме!

– Госпожа Сигюн отправится в столицу вместе со мной. Я так хочу. Дальнейшие обсуждения бесполезны.

Сиф, кажется, на некоторое время лишается дара речи, потому что только открывает и закрывает рот и в бешенстве с такой силой стискивает бока лошади, что бедное животное вздымается на дыбы. Я обмираю: копыта мелькают в каких-нибудь сантиметрах от головы Локи. Но он по-прежнему неподвижен, только досадливо морщится.

Огун подъезжает к Сиф и берёт её лошадь под уздцы.

– Сделаем так, как просит Локи, – говорит он, – никому не будет никакого вреда, если его жена отправится вместе с ним…

– Просит?! – Сиф сбрасывает руку Огуна. – Ты слышал, чтобы он просил? Нет, клянусь небесами, он не просит, он приказывает! – Она свешивается с лошади, её искажённое яростью лицо оказывается прямо напротив лица Локи. – Ты подчинишься добровольно, или мы заставим тебя следовать за нами силой!

И тогда Локи начинает смеяться. У меня по спине пробегает ледяная дрожь, так страшен этот смех. Я вижу, как у него на лбу вздуваются и пульсируют вены.

– Попробуй, Сиф, – коротко бросает он.

Огун и Фандрал переглядываются, приближаются к Сиф с обеих сторон.

– Не надо, Сиф, – начинает Огун, но она гневно отстраняет его.

– Стража! – командует она, указывая на Локи рукой. – Взять его! И если понадобится, наденьте на него те самые цепи, в которых его привёз из Мидгарда Тор!

Четверо всадников спешиваются, окружают Локи. Я слышу отвратительный лязг железных оков, притороченных к одному из сёдел. Хель едва слышно вскрикивает, я пытаюсь отвернуть её лицо, чтобы она не смотрела на эту ужасную сцену, но сделать это невозможно. Её огромные глаза с расширенными от ужаса зрачками впиваются в Локи, который вдруг плавным движением раскидывает руки в стороны и, словно танцуя, поворачивается вокруг своей оси. Лошади с громким ржанием бросаются врассыпную. Стража бросается на землю, закрывая уши руками. А я слышу только звенящий смех Локи, страшный, зловещий смех.

Сиф с трудом удерживает лошадь на месте. Та рвётся прочь, кусая удила. На её губах появляется розовеющая пена.

– Повелитель Магии! – чей-то исполненный ужаса крик.

Проекции Локи множатся одна за другой. Теперь уже он окружает Сиф, Фандрала, Огуна, и Вольштагга. Зловещий хохот разносится со всех сторон. Хель намертво вцепляется мне в руку.

– Довольно! – хрипловатый бас перекрывает крики катающихся по земле стражников. Молния сверкает в небесах, и, держа в руках разящий Мьёлнир, на берег опускается Тор.

– Отойди назад, Сиф. – Он останавливается впереди неразлучной четвёрки, отделяя своих друзей от круга хохочущих Локи. – Прошу тебя, брат, не делай этого. Ты получишь всё, о чём просил. Экипаж для госпожи Сигюн будет подан в течение часа.

Я вижу, как напротив Тора возникает фигура Локи, на ходу облачающаяся в боевой доспех и золоторогий шлем.

– Я не брат тебе. – Локи презрительно кривит губы. – И никогда им не был.

Тор делает вид, что ничего не слышал.

– Пожалуйста, Локи. Поедем с нами. Это важно. По каким бы причинам ты это ни начал, ты знаешь, как это остановить.

Он пытается положить руку Локи на плечо, но Локи резким брезгливым движением сбрасывает руку Тора.

– Я понятия не имею, о чём ты говоришь, – цедит он сквозь зубы.

– Это превышает любую меру терпения! – Сиф почти кричит. – Ты не остановишься ни перед чем, лишь бы удовлетворить свою безумную жажду мести!

Локи молча взбегает по ступеням, встаёт передо мной и Хель, заслоняя нас собой.

– Мы уже бились с тобой однажды, там, на Радужном мосту, – говорит он очень тихо, не сводя с Тора глаз. – Ты думаешь, что я побоюсь сделать это снова? Если ты хочешь мира, зачем привёл с собой цепных собак? Если хочешь сразиться со мной, я к твоим услугам. Дай только моей жене и детям уйти в безопасное место. Я не позволю, чтобы они стали заложниками наших с тобой братских отношений.