Текст книги "Истоки возникновения новизны"

2). Безосновность Бытия

Далее мы постараемся отметить еще одну принципиальную особенностей Бытия, а именно, безосновность: Бытие не имеет основания.

Вот что пишет Хайдеггер о безосновности Бытия в «Положении об основании»:

«… бытие никогда не может обладать уже неким основанием, которое должно было бы его обосновывать. В соответствии с этим основание бытия отсутствует. Основание отпадает от бытия. В смысле такого от-падения основания бытия бытие является без-дной. Поскольку бытие как таковое в самом себе является основывающим, само оно остается безосновательным. Под ту область, где властвует положение об основании, подпадает не „бытие“, а лишь сущее». (Там же, 96).

Причем Хайдеггер, сам не зная того, как назвать то, что находится в самой основе Бытия, определяет его в «Заметках» – с большой буквы – как «То же самое»:

«… «лучшее понимание» развивается только в одновременном осмыслении Того же самого. Высокая способность – познавать в Том же самом единственное богатство и осмыслять То же самое. Но как мало тех, кто знаком с горными кряжами Того же самого с его без-донными расщелинами»¹⁹.

Кроме того, этот загадочный исток всего существенного Хайдеггер называет еще и «обиталищем тиши»:

«Обиталище тиши есть загадка Того же самого (для) мира и вещи.

То же самое (…): взаимосвязность – совместная принадлежность друг другу (…) в событии различия». (Там же, 608).

Вот эта присущая «Тому же самому», – а вместе с тем и Нужде – «взаимосвязность» как «совместная принадлежность друг другу», по нашему представлению, есть не что иное, как нерасчлененность (в нашем мышлении) всех объектов Хаоса, из сферы которого нами в дальнейшем процессе продуктивного мышления могут быть получены уже структурированные (низкоэнтропийные) ансамбли определенного числа сущих, которые мы и называем идеями. Но опять же, явление этих идей в наше сознание носит не сознательный, логикой определенный характер, а характер интуитивно-инсайтный, то есть независимый от нашего сознания бытийственный характер.

Иначе говоря, не наше сознание является творцом идей на завершающем этапе их творения – таковым является бессознательное, выступающее полномочным представителем Бытия самого по себе. Тогда получается, что наступление инкубационной фазы созревания идеи в нашем бессознательном как раз и является свидетельством того, что наше мышление вышло на бытийственную стезю-колею творения того или иного сущего, то есть оно вышло на осуществление бытия сущего в процессе раскрытия нами смысла идеи, обнаружения недостающего идеального искомого сущего и материализации последнего в подручное средство.

Вот в это «То же самое», по Хайдеггеру, и должно быть нацелено бытийно-историческое мышление-вопрошание:

«Мышление есть прицеливание: прицеливание в бесцельное. Здесь требуется предельная внимательность, чтобы не промахнуться и не сбиться с пути. Прицеливание: … означает: возделывать поле – зачинать, рождать; производить; приводить к данному состоянию; … Мышление нацелено на не-помысленное». (Там же, 558).

То есть оно нацелено, как мы постараемся показать далее в подразделе «Мышление, по Хайдеггеру», на вопрошание того, чего от нас хочет получить Нужда.

Все дело в том, что в Нужде взыскуемая социумом, а вместе с ним и нами, новизна находится в неструктурированном и как бы неразбавленном состоянии. И эту «концентрированность» Нужды мы не можем воспринять целиком – нам нужно каким-либо образом расщепить ее, чтобы она могла быть «переварена» нашим интеллектом удобовоспринимаемыми частями. И это расщепление Нужды на части происходит тогда, когда мы воспринимаем Необходимость в новизне (Нужду) в виде каких-либо воздействующих на наши чувства и ум негативных факторов.

Негативные факторы в той или иной степени конкретны. И наши чувства, и ум уже могут «зацепиться» за то или иное смысловое содержание, всего лишь маячащее в этом содержании. Вот только после такого «зацепления» мы уже можем на этапе рефлексии-1 начать мыслить в более или менее определенном (конкретном) направлении. А отсюда, как мы показали ранее, уже недалеко и до инкубационной фазы, и до инсайта, и до раскрытия смысла внове явленной идеи, и до обнаружения недостающего идеального искомого сущего, и до материализации последнего в новое подручное средство.

Кстати сказать, в мышлении самого Хайдеггера – а, следовательно, и в его текстах – как раз недостаточно четко выражен связующий момент между Бытием самом по себе, – осуществляемом самим Бытием, тем Бытием, к которому непричастен человек как разумное и сознающее существо – и бытием сущего, осуществляемым мыслящим человеком: создающим идею, раскрывающим ее смысл, выявляющим вид недостающего искомого сущего и преобразующего это идеальное сущее в материальное подручное средство.

И произошло это, скорее всего, только потому, что Хайдеггеру не была известна сама методология возникновения новизны в виде идеи. А если нет таковой, то становится не совсем понятной взаимосвязь Бытия самого по себе и человека, все же способного уловить – через воздействующие на него негативные факторы – смысл бытийственной Нужды, и через создание идеи удовлетворить потребность социума в притоке новизны в его структуры.

Как видим, создание идеи является непременным связующим звеном и условием осуществления как Бытия самого по себе, так и бытия сущего, каковым является бытие человека, вместе со становлением в его уме нового сущего в виде подручного средства. Потому что явление идеи в наше сознание одновременно принадлежит и Бытию самому по себе – как завершающий его этап – и бытию сущего, как началу раскрытия смысла внове явленной идеи.

Все дело в том, что если бы мы достаточно ясно представляли себе, что такое бытие сущего, а именно, что оно есть наше, человеческое бытие, а не бытие какого-либо объекта, предмета, у которого нет никакого бытия, а есть только становление в нашем уме и существование в соци-уме, то нам легче было бы понять, тот факт, что бытие сущего, как возникновение идеального объекта в уме человека, должно иметь основание и причину своего возникновения. А отсюда уже недалеко до понимания Бытия самого по себе, того Бытия, которое является всеобщим для всего и для всякого объекта-сущего.

Но здесь имело бы смысл отметить один не совсем очевидный момент. Дело в том, что вопрос взаимосвязи указанных родов бытия, конечно же, усугубляется еще и тем, что в процессе бытия сущего, то есть в процессе его осуществления в уме человека, в методологию возникновения любого нового предмета-сущего, всегда непременным образом «вкраплен» акт спонтанного, независимого от нашего сознания, явления идеи в наше сознание, то есть «вкраплен» акт Бытия самого по себе, того Бытия, которое свершается помимо сознания, а, следовательно, и без привлечения бытия сущего. Вот эта вкрапленность Бытия самого по себе – в виде спонтанного акта инсайта – в методологию возникновения сущего, то есть в бытие сущего, как раз и «путает карты» с идентификацией как Бытия самого по себе, так и бытия сущего.

Потому что внедрение акта инсайта в методологию возникновения сущего происходит в срединном участке этой методологии: а именно, после восприятия человеком какого-либо негативного фактора, после этапа рефлексии-1, после инкубационной фазы, но до допонятийной фаза и последующего раскрытия смысла идеи на этапе рефлексии-11, в процессе которого (раскрытия) обнаруживается недостача (в комплексе сущих) идеального искомого сущего, преобразуемого далее в материальное подручное средство.

Выход из этого положения в том, что нам надо просто-напросто смириться с переплетением судеб Бытия самого по себе с бытием сущего, и принять указанную «вкрапленность» как факт нашей социальной и личностной действительности. Ведь не будь столь тесной сочетаемости обоих родов бытия, не было бы преемственности между Бытием социума (самого по себе) и бытием продуктивно мыслящего человека. А не будь такой преемственности, то не было бы и притока новизны в социум, а значит, не было бы самого социума: он бы деградировал до состояния стада, прайда, стаи и т. д., все развитие которых заключалось бы в поисках средств пропитания и в размножении.

Как мы теперь понимаем, только совместное творчество Бытия самого по себе с бытием сущего-Человека есть Природный процесс как возникновения самого социума, так и его существования как живого видообразования самой Природы.

И еще о преемственности двух родов бытия. Бытие как Вынужденность изменения, то есть возникновения Новизны есть, скорее всего, процесс зарождения, созревания и возникновения Необходимости в новизне. (Смотри цитату выше из «Записок», стр. 558). Но возникновением последней Бытие не заканчивается. Оно только преодолевает горный хребет своей неизвестности (для человека), вершиной которого является воздействие на человека каких-либо негативных факторов на чувства и ум человека, а результатом которых может стать создание идеи, завершающий этап которого есть акт спонтанного явления ее смысла в наше сознание.

Здесь, на горной вершине Бытия передается эстафета возникновения еще неведомой нами новизны из рук Бытия самого по себе в руки бытия сущего – человека продуктивно мыслящего. А потому, раскрытие смысла внове явленной идеи, обнаружение недостающего звена – идеального искомого сущего – и преобразование последнего в материальное подручное средство – все это мы уже вправе отнести к процессу бытия сущего, то есть к процессу наших умственных усилий к становлению нового сущего, того сущего, которого еще не было ни в нашем представлении, ни в реальной действительности.

Как видим, Бытие само по себе (Нужда), зарождаясь и постепенно возникая, трансформируется в бытие сущего и, в конечном счете, в существование того подручного средства, которое оказалось результатом этого бытия. Так что взаимосвязь между двумя этими родами бытия можно себе представить в виде сообщающихся сосудов, из одного из которых, а именно, из сосуда Бытия самого по себе, совершенно неизвестная нам новизна перетекает – и одновременно проявляется в своем смысловом содержании – в новизну, становящуюся нам известной сначала в виде смысла идеи, затем в виде найденного нами недостающего звена, а именно, идеального искомого сущего, а затем уже и в виде материального подручного средства. И этот процесс перетекания чего-то нам совершенно неизвестного (сокрытого, как сказал бы Хайдеггер) – из сферы Бытия самого по себе – в известное (не-сокрытое) необратим, как необратимо и само время. (Если время – иллюзия, то оно есть бытийственное путешествие из неизвестного нам и неупорядоченного в известное и упорядоченное).

Причем, следует заметить, что Хайдеггер кардинальным образом отделяет бытие, направленное на решение махинационных (а по нашему, меркантильных) запросов человека, от Бытия, направленного на разрешение стратегических исторических – а не историографических – запросов развития социума самого по се6е.

Связывая проявление Бытия/бытия с внезапностью «употребы», то есть с интуитивно-инсайтным характером освоения мира, Хайдеггер пишет следующее:

«Бытие есть во внезапностях употребы …. Всякая внезапность освояет ширь мира.

Внезапность махинации сама по себе многообразна: порождение; изготовление; собирание-сосредоточение; установление; … при-ведение в движение ….

Внезапность поворота забвения.…

Внезапность захода простоты в употребу различия. Внезапность одино-чества загадки … (Там же, 481).

Внезапность подразумевает (…) наряду с этим сущностно непредвидимое игры, в качестве какового скрывается загадка. (Там же, 496).

Что мы можем усмотреть из этого достаточно смыслоемкого отрывка?

Во-первых, то, что проявления Бытия носят внезапный характер, определяемый, как мы полагаем, инсайтным (спонтанным, внезапным) характером явления смысла идеи из нашего бессознательного в наше же сознание.

Во-вторых, то, что в этом акте внезапности является не что иное, как новизна, поскольку только новизна «освояет ширь мира», только она способна раздвинуть границы нашего понимания этого мира.

В-третьих, то, что эта «внезапность» явления новизны одинаково характерна как для махинационного (рассчитывающего) мышления, так и для мышления сущностного (мышления бытия). А из этого можно усмотреть следующее: только человеку принадлежит привилегия осуществления результатов мышления толи в направлении удовлетворения интересов социума в целом, толи в направлении удовлетворения своих собственных, по большей части меркантильных, интересов

В-четвертых: различие этих двух родов бытия, скорее всего, в том, что если первый из них охватывает все многообразие (рассчитывающих, рефлексивных) манипуляций в нашем уме над известными нашему сознанию объектами, то второй вид Бытия имеет дело только с тем, что нами еще не помыслено, что является загадкой для нас самих – именно отсюда «сущностная непредвидимость игры». И эта непредвидимость вытекает, скорее всего, из вероятностного характера угадывания того направления, в котором нам надо мыслить.

Иначе говоря, если при махинационном мышлении мы, оперируя известными объектами, получаем то, что мы задумали сами, то при мышлении Бытия (самого по себе) нам неизвестно, что мы можем получить, оно для нас загадка.

В. Мышление, по Хайдеггеру

Итак, мы постарались высветить Бытие само по себе с точки зрения как вынужденности характера его проявления, так и безосновности. Теперь же переходим к рассмотрению другого не менее загадочного термина Хайдеггера: что означает слово «мышление» или фраза «мышление бытия»?

Спрашивается, что имеет в виду Хайдеггер, когда из текста в текст употребляет термин «мышление»?

Мышление в контексте приведенной фразы, по Хайдеггеру, – это мышление не о том, что некогда уже было сказано и сделано, а о том несказанном, которое только еще ожидает того момента, когда оно может быть высказанным. То есть мышление Хайдеггера печется о той новизне, в которой нуждается Мир, социум и любая открытая система, и которая (новизна) готова явиться, но о которой пока что ничего не известно, поскольку она является загадкой и Нужда в которой является самим Бытием.

Вот что он пишет о предсказательном характере мышления-вопрошания-Бытия:

«Мышление. – Мы никогда не приходим к мыслям. Должны к нам приходить они. (Главное,) чтобы они нашли нас подготовленными; для этого и существует мышление, заботящееся о такой готовности». (Там же, 178).

И далее:

«Никто не должен тешить себя иллюзиями, будто что-то предсказал и „это“ (…) „уже“ „давно“ знал; … насколько сегодняшние люди к этому не принадлежат и тем не менее только они должны обратить внимание не на культурные течения и мировоззрение, а на судьбу Бытия, чтобы быть судьбе под стать…., не для того, чтобы улучшить мир, а скорее всего, напротив, чтобы дать Бытию возможность быть истиннее». (Там же, 187).

Но что значит для Хайдеггера мыслить:

«Мыслить, – а именно то, что надлежит осмыслить, значит: понять неосмысленное, которое ждет мышления. Неосмысленное есть, однако, не что-то новое, но древнейшее из древнего, для которого мы всегда слишком молоды. Это древнейшее идет за нами и все же к нам». (Там же, 259).

Попытаемся по пунктам разобраться в смысле приведенной цитаты.

1. Так в чем же заключается понимание неосмысленного? Неосмысленное, по нашему мнению, – это то, что приходит к нам в виде Нужды, Необходимости в обновлении, которая каждый раз проявляет себя в виде какого-либо негативного фактора: лишенности, недостаточности, неудобства и т. д. Именно поэтому мысль Хайдеггера бьется как волна в прибое об одно и то же, а именно, она бьется об утес Нужды в обновлении

Неосмысленное – это то, что должно зародиться и созреть до осмысления и мышления. Но путь от еще «неосмысленного» к мышлению самому по себе лежит через пропасть угадывания характера Нужды в обновлении, то есть угадывания, так в чем же все-таки нуждается не сам человек, – как существо, по большей части, меркантильно настроенное – а тот социум, который предоставил перед продуктивно мыслящим человеком бытийную задачу обновления той среды (социума), которая нуждается в обновлении.

2. Так что же «ждет мышления»? Единственно чего оно ждет, так это того, так в каком же направлении ему следует начать мыслить, чтобы удовлетворить Нужду Бытия. И это направление должно определяться исходя из тех негативных факторов, которые способны воздействовать на чувства и ум человека и тем самым направить его мышление в нужном направлении. Негативные факторы – скалярные величины. Они указывают не на конкретную мысль, а на вероятностное направление продуктивного мышления.

3. И далее: что означает в приведенной цитате «древнейшее из древнего»? Скорее всего, это и есть само Бытие, то есть Нужда в обновлении того, что есть, а именно, Нужда в притоке новизны. Эта Нужда является единственнейшей потребностью любой открытой системы. Без обновления последняя деградирует и приходит в упадок. И только сам приток новизны делает систему открытой. Можно даже сказать, что именно приток новизны есть тот ключик, который открывает, от-творяет систему и делает ее тем самым открытой. (Отсюда возникает фундаментальный вопрос: как возникают открытые системы и что такое система сама по себе?).

4. А что значит «мы всегда слишком молоды»? Скорее всего, то, что каждый из нас приступает к осмыслению непомысленного каждый раз заново: у нас никогда нет опыта ни осмысления, ни мышления, поскольку Нужда каждый раз затребывает нечто новое, то новое, к восприятию которого мы никогда не бываем готовы, мы всегда бываем застигнуты врасплох Нуждой в обновлении. А все потому, что Бытийная Нужда никогда не повторяется, она всегда нова для нас, она принципиально неповторима, мы к ней никогда не бываем подготовлены. Говоря словами древнего мыслителя, мы вступаем в поток бытийно-исторического мышления лишь однажды, или не вступаем никогда.

5. А что означает предложение: «Это древнейшее идет за нами и все же к нам»? Оно идет за нами и к нам только потому, что мы единственные, кто может разгадать запрос социума в той новизне, которая ему необходима. Ведь мы не только разумные существа, но к тому же, согласно самой идее социума, являемся Подручным Средством у социума, постоянно нуждающегося в обновлении. Обновление – это то, что делает социум живым видообразованием самой Природы.

Причем, согласно Хайдеггеру, мышление принципиальным образом разделено на две части: различительное и представляющее мышление.

Первое из них, относящееся к мышлению самого Бытия Хайдеггер называет по-разному: то это бытийно-историческое мышление, то отлучающее, то различительное, то памятующее, то сущностное, то изначальное, то глубинное, то исконное и т. д., в то время как мышление бытия сущего он называет, в основном, как исчисляющее, рассудочное или махинационное мышление.

Вот каким образом он характеризует и то и другое в лекции «Что такое метафизика? Послесловие»:

«Исчисляющее мышление… рассматривает все сущее лишь в смысле пригодности для этих своих исчислений. Исчисляющее мышление само создает себе необходимость осваивать все, исходя из последовательности собственных действий. … Мышление, мысли которого не только не исчисляют, но и вообще определяются другим сущего, называется сущностным мышлением. Вместо того, чтобы исчислять сущее с помощью сущего, оно, расточая себя в бытии, стремится лишь к истине бытия»²⁰.

Выделенное Хайдеггером курсивом слово «другим» относится, скорее всего, к Бытию самому по себе, то есть к Нужде, которой определяется последнее.

И далее по тексту дается развернутая характеристика сущностного мышления:

«Мышление бытия не ищет опоры в сущем. Сущностное мышление чутко к знамениям непредсказуемого, в котором оно распознает пришествие неизбежного. Это мышление внимательно к истине бытия и помогает бытию истины найти свое место в историческом человечестве. Помощь сия не стремится к успеху, поскольку не нуждается ни в каком влиянии. Сущностное мышление помогает просто как твердое намерение, от которого – без всяких усилий и даже без всякого знания с его стороны – загорается ему подобное.

Мышление, прислушиваясь к голосу бытия, стремится выразить его в слове, через которое истина бытия входит в язык. Лишь если язык исторического человека происходит из этого слова, он адекватен. Если язык адекватен, порукой ему служит безмолвный голос тайного источника». (Там же, 46—47).

Причем, «безмолвный голос тайного источника», конечно же, есть голос Нужды в обновлении, то есть в притоке новизны в те или иные структуры социума. И этот голос, как мы полагаем, «безмолвен» до тех пор, пока он не проявит себя в форме Необходимости в новизне, выраженной в виде какого-либо негативного фактора, способного воздействовать на чувства и ум человека.

При этом в «Заметках» он специально подчеркивает, что сущностное мышление нисколько не направлено на потребности человека, наоборот, оно направлено на выговаривание сущности самого Бытия, которое характеризуется здесь автором как «бедность бережности», скорее всего, из-за отсутствия средств выражения того, что должно быть помыслено.

«Чем отлучающе мышление осмысляет употребу, чем решительнее оно отводит глаза от человека, тем сокровеннее выговаривает оно свою сущность – бедность бережности»²¹.

А вот каким образом Хайдеггер разделяет два вида мышления в тех же «Заметках:

– одно из них относится к мышлению Бытия, (которое он называет просто «Оно»), то есть к тому мышлению, которое озабочено Нуждой в обновлении (социума самого по себе);

– а другое – к мышлению рассчитывающему (махинационному, по Хайдеггеру), тому мышлению, которое находится на службе у меркантильных интересов и потребностей человека:

«Решение Бытийно-исторического мышления, которое всегда заново и всякий раз изначальнее должно вытерпливаться: это мышление мыслит для Бытия, единственно ему принадлежа как жертва, ибо Оно есть – или такое мышление мыслит ради людей, т. е. ради бездумности, в которой они хотят упорствовать и в которую они опускают мышление, полагая, что лишь это приспособленное к их рассудку мышление имеет какую-то пользу, не подозревая, что расчет на пользу уже в принципе запрещает мышление, а с ним и Бытие?

Мыслишь ли ты Бытие как Бытие —

или даешь по видимости

лишь мнимо

значимое – ибо полезное – мышление?». (Там же, 143).

Вот откуда заявление Хайдеггера:

«Мышление не должно знать никакого задания, если оно (мышление) есть». (Там же, 402).

Потому что бытийное мышление, поскольку оно и безосновно, и бесцельно, определяется не каким-либо (человеческим) «заданием» – оно определяется неизбывной в своей основе обыкновенной бытийственной Нуждой в обновлении, функционирующей вне пределов человеческого разумения. Ведь Нужда на то она и Нужда, чтобы не иметь никакого основания для самой себя, но в то же время обладать силой принуждения для всего того, что ей подвластно. А подвластно ей не только Бытие Природы и социума как такового, но и бытие такого сущего как человек с его разумной способностью создавать новизну и тем самым нейтрализовать потребность в обновлении посредством со-творения нового сущего – подручного средства. По сути дела, постулируемая Хайдеггером Нужда есть не что иное, как действующая во всей Природе Воля Шопенгауэра. Но это не воля к жизни и не воля к власти (Ницше), а воля к воле, то есть к волению самому по себе, к тому, что настолько свободно в своих проявлениях, что оно ничем не определяется и ни в чем не нуждается.

Так что насколько правильно я понял направление мысли Хайдеггера относительно мышления, то бытийное мышление – это ворошение того, что нуждается в обновлении. А потому, океан Нужды в обновлении мира никогда не должен превращаться в застойное болото. Именно поэтому необходимо бытийно-историческое мышление как ворошение, как бурление того, что должно быть помысленным. (А помысленным должно быть само вопрошание того, что находится в самом истоке Бытия самого по себе. А в нем, как мы уже не раз заявляли, находится извечная и неодолимая Нужда в изменении-обновлении, удовлетворением которой может быть только приток новизны в те регионы Бытия, которые вдруг стали в ней нуждаться).

Только из океана в подобном состоянии может зародиться и созреть та или иная Необходимость в новизне, та Необходимость, которая, по нашему представлению, может быть уловлена и воспринята человеком в качестве какого-либо негативного фактора: лишенности в чем-то, недостаточности чего-то, неудовлетворенности чем-либо, неудобством пользования чем-то и т. д.

Так что вполне можно сказать, что бытийное мышление – это ворошение постоянно тлеющих углей Бытия. Не будь этого ворошения, не будет и жара Бытия. Более того, если мышление является продуктивным, – а по Хайдеггеру, сущностным, памятующим – то оно, мышление, это подбрасывание самих «свежих» углей в топку Бытия.

Как видим, мышление имеет двойственный характер: с одной стороны, оно занимается только тем, что ворошит то, что должно быть помысленным – без цели выхода на какую-либо конкретную мысль, а с другой стороны, оно подготавливает – на этапах рефлексии-1 и инкубационной фазы – само бытийственное явление смысла идеи из бессознательного в наше сознание.

Причем, мышление в первом смысле, по Хайдеггеру, не должно приводить к каким-то конкретным мыслям, поскольку оно «бесцельно»; наоборот, оно должно приводить к новым вопросам, к вопросам, имеющим другой (новый) характер. Именно поэтому мы сопрягли мышление данного характера с метафорой ворошения того, что еще непомысленно.

Тогда возникает вполне законный вопрос: в чем цель подобного вопрошания, для чего оно необходимо? Здесь, скорее всего, цель в том, чтобы в результате такого ворошения-вопрошания извлечь на поверхность тот вопрос, который был бы адекватен вполне конкретной Необходимости в притоке новизны и который был бы разрешим на данный момент времени. Иначе говоря, само ворошение-вопрошание нацелено на вероятностный характер обнаружения того, в чем нуждается социум. (Вспоминаются слова Крыловской басни: «Навозну кучу разрывая, Петух нашел жемчужное зерно»).

Так что мышление данного характера, не будучи нацелено на какой-то вполне конкретный вопрос – а иначе, будучи бесцельным, по Хайдеггеру – подобно магниту, извлекающему из массы самых разнородных материалов только тот материал, который наиболее адекватен материалу самого магнита.

Вот почему:

«Самым непонятным во всей понимающей эпохе остается мышление.

Быть не только непонятым, но и непонятным – вот жребий мышления.

Мышлению не нужно сначала делать себя непонятным; оно есть непонятное, поскольку мыслит.

Главнейшая опасность для мышления – стараться быть понятным». (Там же, 599).