Текст книги "Заклятие Лусии де Реаль (сборник)"

Все мы люди, все мы человеки…

– Да-а! Вот это па-арень! – восхищённо шепчет на ухо своей подруге Рива Рольф, симпатичная брюнетка лет двадцати с короткой стрижкой и карими, пылающими неподдельным восторгом глазами. – Вот это действительно революционер! Вот кто по-настоящему ненавидит богачей! Остальные только сюсюкают да сопли растирают. С таким я пошла бы, не задумываясь, на что угодно – хоть в огонь, хоть в воду. Почему я раньше не видела его?

– Потому что ты редко бываешь на наших собраниях, – шепчет в ответ подруга. – Совсем отбилась от рук. Закопалась в своих книгах и света Божьего не видишь.

– Всё! Отныне я буду самым активным членом организации. Только теперь я начинаю видеть смысл в нашей деятельности. Раз есть ещё такие люди, как этот парень, значит, дело наше небезнадёжное. Кстати, как его зовут? Я была невнимательной вначале.

– Марк Болтон. Он работает слесарем-сантехником в мастерской городского коммунального хозяйства. А признайся-ка, подруга, уж не влюбилась ли ты в него?

– А что, в такого и влюбиться можно. Тем более что и с виду он вроде бы ничего…

Разговор этот происходит на нелегальной сходке молодёжной секции городской организации Союза рабочих социалистов-революционеров, сокращённо СРСР, в небольшой столярной мастерской под названием «Всё для кухни», которую любезно предоставил в распоряжение молодых социалистов её хозяин Барри Штурм – давний, несмотря на своё буржуазное происхождение и положение, приверженец идей свободы, равенства и братства и один из руководителей морионских социалистов-революционеров.

Девушки, болтая свисающими ногами, сидят на широком пыльном подоконнике. Остальные – а всего народу в мастерской собралось около полусотни человек – тоже располагаются где кому пришлось: на верстаках, на штабелях досок, а то и просто на полу. Повезло пришедшим первыми: они вальяжно восседают на новеньких, ещё не отправленных заказчикам табуретах, стульях и столах.

На импровизированном возвышении из двух поставленных вместе табуретов – оратор, невысокий стройный парень лет двадцати пяти с правильными волевыми чертами лица и выразительными серыми глазами, которые смотрят прямо и твёрдо.

Голос у Болтона не очень громкий и даже несколько глуховат. Да и говорит он не так уж складно, не всегда находит нужное слово. Но зато его речь полна энергии, огня и молодого задора. И говорит он горячо, взволнованно и, что важнее всего, убедительно. Чувствуется, что выступает человек, искренне верящий в то, о чём он говорит. Да и слова его просты, без зауми, и потому всем без исключения понятны.

– Посмотрите вокруг себя, – говорит Марк Болтон, указывая рукой в сторону улицы Флотской, которая видна из окон мастерской. – Всё, что вы видите перед собой, создано нашими руками, руками трудящихся. Но вот парадокс: ничего из созданного нами нам не принадлежит. Оно является собственностью тех, кто меньше всего трудился над его созданием. А точнее будет сказать, вовсе ни над чем не трудился. Так разве это справедливо? Нет, конечно! Но, как ни странно, все спокойно смотрят на эту несправедливость, как будто так и надо. А они, эти ненасытные живодёры, пользуясь народной пассивностью и бездельем, только-то и знают, что увеличивать за наш счёт свои богатства да купаться в роскоши: отдыхают на Гавайях и Сейшелах, ездят на «линкольнах» и «мерседесах», одеваются у самых знаменитых кутюрье, пьют исключительно дорогие коньяки и вина, едят то, что нам и не снилось. И это в то время, когда работающие на них тысячи бедняков Мориона ютятся в хибарах и каморках, задыхаются и исходят потом в переполненных трамваях и троллейбусах, одеваются во что придётся и едят что Бог послал. А эти живоглоты без зазрения совести эксплуатируют их, на каждом шагу обманывают и обворовывают, платят этим горемыкам за их тяжёлый труд несчастные центы. Сами же столько нагребли, что уже бесятся от жира, не знают, куда девать отнятые у нас деньги, на что их потратить. Вы только посмотрите, какие они возводят себе загородные дворцы. Недавно мне привелось поработать недельку в одном из таких «домиков», чинил там кое-какую сантехнику. Я имею в виду известный вам дворец «Орлиное гнездо» владельца мотоциклетного завода Дона Пиллерса, выстроенный этим кровопийцей-миллионером в Платановой роще у подножия холмов Соларе. Так там одних жилых комнат я насчитал больше тридцати. Зачем столько комнат нормальному человеку? Даже если у него большая семья? А сколько там различных залов и других непонятного назначения помещений! И, куда ни глянь, антикварная, из дорогих пород дерева мебель, картины знаменитых художников, настенные росписи, лепнина, литьё, мрамор, фарфор. Золото, наконец! В этом дворце – можете себе представить! – унитазы в уборных золотые. Ну… может, позолоченные – чёрт их там разберёт. Прислуга в ливреях с галунами из чистого золота ходит.

Вот я и спрашиваю вас: до каких пор мы будем впустую молоть языками, провозглашать красивые и умные слова о равных правах и социальной справедливости и спокойно смотреть на то, как кучка лишённых всякой совести мошенников жирует за наш с вами счёт? И при этом за людей нас не считает. Для них мы ведь всего лишь рабсила. Не рабочие, не трудящиеся, а рабсила. Слово-то какое придумали! Вы только вслушайтесь – раб-сила! Рабы мы для них, получается, вот кто. Так, может, пора уже показать этой зажравшейся своре кем мы в действительности являемся? Не на словах показать, а на деле. Демонстрациями, митингами, протестами, всякими там пикетированиями их уже не прошибёшь. К этому они давно привыкли. Надо что-то более действенное, радикальное. Надо такую акцию провести, чтобы эта нечисть поняла наконец, что в один прекрасный день она может в одночасье лишиться всех своих богатств. Пусть эти упыри и кровососы не думают, что будут вечно прятаться за выдуманный ими закон о частной собственности. Найдётся и на них управа! И этой управой должны стать мы – работяги, пролетарии. Словом, пришло время переходить от слов к конкретным действиям. Иначе какие мы социалисты-революционеры? Болтуны мы после всего этого, которые только и знают, что упражняться в красноречии. И если наше руководство, – Болтон бросает вызывающий взгляд в сторону стола, за которым сидят хозяин мастерской Барри Штурм и пожилой плечистый мужчина с львиной гривой седых волос – председатель городского комитета СРСР Пабло Рохас, – не может или не хочет заниматься организацией настоящих революционных выступлений против богачей, нам, молодёжи, ничего не остаётся, как взять инициативу в свои руки. Мы и сами сумеем показать всем – и народу, и его эксплуататорам, – что такое боевая революционная молодёжь Мориона.

По мастерской лёгким ветерком проносится одобрительный шум. Кто-то даже выкрикивает:

– Вот это по-нашему! Браво, Марк!

Марк Болтон кивком головы благодарит выкрикнувшего и продолжает:

– Я твёрдо убеждён и, думаю, вы согласитесь со мной, что только активная борьба может принести какие-то ощутимые результаты. Пусть мы не сможем пока ничего отобрать у этих бездельников – сила в лице полиции и армии сегодня ещё на их стороне, – но зато уж разрушить что-нибудь или сжечь мы сумеем! Думаю, у нас хватит смелости бросить открытый вызов нашим угнетателям! И чем скорее они узнают силу нашего гнева, тем хуже для них и лучше для народа. Нас и больше, и дело наше правое! И потому рано или поздно победа будет за нами! Вот тогда-то и воцарятся в стране равноправие, справедливость и демократия. Но начинать надо уже сегодня. Завтра может быть поздно. Даёшь настоящую борьбу с богачами!

Мастерская взрывается грозным гулом:

– Молодчина, Марк! Правильно! Пора действовать! Хватит брюзжать и возмущаться, пора переходить к конкретным действиям! Мы с тобой, Марк! Веди нас на буржуев!

– Мне кажется, этот малый далеко пойдёт, – наклонившись к уху хозяина мастерской, шепчет Пабло Рохас.

– Вы имеете в виду арестантские роты? – интересуется Барри Штурм.

– Роты само собой. С таким темпераментом рот ему не миновать. Я о другом. Я вижу в этом юноше будущего лидера СРСР. Если б ему в придачу к его темпераменту, убеждённости и ненависти к эксплуататорам да ещё какое-никакое образование, цены ему не было бы. Через десяток-другой лет это был бы председатель ЦК нашего союза. Вот о чём я подумал. Х-м… Это же надо, – вертит от удивления львиной головой Пабло Рохас, – так ненавидеть богачей! В его-то годы… Что вы знаете о нём?

– Не очень много. Знаю, что детство его было трудным, вырос без отца, мать всю жизнь работала прислугой, окончил начальную школу, трудиться начал в пятнадцать лет. Вот, пожалуй, и всё…

* * *

Воскресенье. Время приближается к полудню. День тёплый, тихий, безветренный. В изумрудно-голубом небе неподвижно висят то там, то сям пухлые ватные облака. В такой день отдыхать бы на берегу залива. Но не тут-то было…

Могучие раскидистые платаны наконец расступаются, и взорам молодых людей предстаёт во всей своей дивной красе дворец Дона Пиллерса «Орлиное гнездо». Облицованный белым мрамором, издали он похож на опустившееся к подножию Соларе белое облако – невесомое, воздушное, как бы тающее в жаркой предполуденной мгле. Кажется, достаточно лёгкого дуновения ветерка, и всё это эфемерное сооружение поднимется в воздух и улетит.

– Да-а… – только и может произнести поражённая открывшимся перед ней видом Рива Рольф. – Глазам смотреть больно. Неужто нам придётся уничтожать такую красоту?

– Рива, слабодушие, а тем более слюнтяйство не к лицу настоящему революционеру! – наставительно провозглашает Марк Болтон. – Чаще вспоминай, кому всё это принадлежит, и тогда тебя не будут мучить сомнения.

Марк и Рива идут впереди большой группы решительно настроенных молодых людей – социалистов-революционеров. Об их решительности красноречивее всяких слов говорят орудия разрушения – завёрнутые в газеты топоры, кирки, молотки, ломы и просто арматурные прутья, – которые несут с собой все без исключения молодые люди: как парни, так и девушки.

А идут они, как нетрудно догадаться, громить дворец «Орлиное гнездо». Идут, последовав призывам Марка Болтона, которому своими пылкими речами удалось разжечь в сердцах молодёжи огонь ненависти к богачам, к уничтожению их богатства.

Подождав, когда подойдут отставшие, Марк Болтон говорит, указывая на дворец:

– А вот и «Орлиное гнездо» – конечная цель нашего боевого похода, о котором завтра будут писать все газеты и рассказывать все радиостанции.

– Какая прелесть! – восхищённо восклицает самая молодая революционерка – простодушная конопатая девчушка с двумя торчащими в стороны толстыми рыжими косичками. – Вот бы где пожить хоть недельку!

– И это говорит революционерка!.. – осуждающе кивает головой Марк Болтон. – Странные, если не сказать сомнительные, желания! Может, ты хотела бы ещё стать хозяйкой этого дворца, построенного за украденные у трудового народа деньги?

Девушка, смутившись и покраснев до корней рыжих волос, спешит спрятаться за спинами товарищей.

Марк Болтон, желая удостовериться, не смалодушничал ли ещё кто-нибудь, обводит испытующим взглядом обступивших его тесным кругом товарищей. Однако на всех лицах, кроме не успевшей ещё оправиться от смущения девушки с рыжими косичками отчётливо читается непреклонная решимость довести задуманное до конца.

Для разгрома дворца этот день выбран не случайно. Во-первых, согласно сообщениям газет, хозяин дворца Дон Пиллерс находится в отъезде: принимает участие в каком-то симпозиуме производителей мотоциклов в американском Детройте. Во-вторых, поскольку сегодня воскресенье и отсутствует хозяин, то большая часть прислуги осталась дома, в Морионе. За «Орлиным гнездом» присматривают лишь несколько престарелых лакеев.

Поэтому Марк Болтон нисколько не сомневается, что разгром дворца пройдёт успешно. Смущает его лишь одно: поход на «Орлиное гнездо» предпринят без ведома и санкции руководства городского комитета союза. А это грубейшее нарушение партийной дисциплины со всеми, как иногда пишется в партийных документах, вытекающими отсюда последствиями… Хотя, размышляет Марк, если всё пройдёт гладко, в чём он нисколько не сомневается, то комитету ничего не останется, как смириться со случившимся и, возможно даже, объявить им благодарность за риск и смелость.

Напутствует Марк Болтон своих товарищей на революционный подвиг такими словами:

– Бейте, громите, разрушайте всё, что видите! И пусть вас не мучают совесть и сомнения. Совесть ваша чиста. Дворец этот построен на народном поту. Значит, принадлежать он должен или народу, или никому. Народу он принадлежать не может, значит, он не будет принадлежать никому. Но не вздумайте брать что-нибудь с собой. Мы не воры, не разбойники и не частники какие-то там. Мы – революционеры! Помните об этом постоянно.

Останавливаться на том, как проникали молодые революционеры во дворец, мы не будем. Это не так уж важно. Для нас гораздо интереснее посмотреть, что они там делают…

Но прежде несколько слов о том, что представляет собой «Орлиное гнездо» изнутри. Если быть кратким, то внутреннее убранство дворца можно сравнить с дорогой шкатулкой, выложенной золотом и различными драгоценными каменьями, переливающимися всеми цветами радуги. Если же описывать вид дворца изнутри пространнее, то пришлось бы вспомнить упоминаемые Марком Болтоном и старинные картины, и настенные росписи, и дорогую антикварную мебель, и огромные зеркала в позолоченных рамах, и мозаичные паркетные полы, и мраморные лестницы и перила, и золотые унитазы, и ещё многое-многое другое, чем буквально напичкано «Орлиное гнездо» и что простые люди могут увидеть разве что в музее. Да и то не в каждом.

Оказавшись в большом круглом зале, Марк Болтон, обращаясь больше к себе самому, чем к ни на шаг не отстающей от него Риве Рольф, говорит:

– Смотри, как живут наши «радетели», которые так «пекутся» о народном благе! Будет где разгуляться моему топору…

И тут же, не раздумывая и секунды, бьёт с размаху обухом топора по ближайшей к нему статуе прекрасной обнажённой девушки из белого каррарского мрамора. От первого же удара статуя с сухим треском раскалывается на куски, и те с грохотом летят на узорчатый паркетный пол.

– Ну, что смотришь? – задорно кричит Марк девушке. – Бей всё, что видишь! Доставь удовольствие и себе, и Пиллерсу. Пусть порадуется старина, когда вернётся из Детройта.

Сам же, войдя в раж, будто одержимый крушит направо и налево всё, что попадает под руку: картины, статуи, барельефы, бра, канделябры, люстры, кресла. Рива, стараясь не отставать от своего кумира, с не меньшим рвением орудует увесистым молотком, тайком позаимствованным по такому случаю у отца-плотника.

Покончив с «Круглым залом», пол которого в одночасье становится похожим на свалку битых черепков, Марк увлекает подругу в соседнюю комнату – кабинет Дона Пиллерса. Обстановка здесь поскромнее, рабочая, но ломать тоже есть что.

Пока Рива Рольф трудится в поте лица над мраморным барельефом, изображающим суд Париса, который украшает стену напротив большого рабочего стола хозяина дворца, Марк Болтон не менее старательно крошит сам стол, представляющий собой настоящее произведение искусства: красное дерево, тонкая резьба, изящная инкрустация черепахой и драгоценными металлами и плюс к этому множество выдвижных ящиков. На пол летят какие-то бумаги вперемешку со щепками, серебряными и черепаховыми пластинами, хитромудрыми замочками и латунными шарнирами.

Остаётся один, самый нижний и самый маленький ящик. И тут, так успешно начатая работа стопорится: выломать этот ящик оказывается не так просто. Даже топором. «Должно быть, тут хранится что-то очень важное», – думает Марк и с удвоенной энергией продолжает свою «созидательную» работу. Наконец доступ к ящику прорублен. Марк Болтон находит в нём один-единственный конверт, а на конверте видит одно-единственное, написанное большими буквами слово: «ЗАВЕЩАНИЕ».

«Ну, и кому же ты всё это крошево оставляешь?» – не без злорадства думает парень и небрежно, с ухмылкой разрывает конверт. Он подносит к глазам гербовый лист бумаги с двумя печатями и подписями и, едва пробежав взглядом несколько строк текста, замирает как громом поражённый, уставившись оторопелым взглядом куда-то перед собой в пространство.

– Марк, что с тобой? – спрашивает удивлённая Рива Рольф.

Но юноша не обращает на неё внимания. Хотя в кабинете предостаточно света, он неуверенной походкой лунатика приближается к большому, в полстены окну и снова принимается за чтение завещания. На сей раз читает медленно, буква за буквой. И только теперь, судя по постоянно меняющемуся выражению его лица, до сознания Марка доходит наконец смысл написанного, и он начинает осознавать, что это не сон, не розыгрыш и не ошибка. Глаза парня загораются странным сумасшедшим блеском, а из задрожавших вдруг губ вырывается сдавленный шёпот:

– Не может быть… Неужели это правда…

– Что там написано? – снова спрашивает девушка.

Марк молча вкладывает завещание обратно в конверт и бережно, будто это необыкновенно хрупкая драгоценность, прячет его за пазуху. Затем, по-прежнему не говоря ни слова, вырывает из рук Ривы молоток и бросает его подальше в угол.

– Ты чего? – удивляется Рива. – Что с тобой? Я же…

– Хватит! – кричит неожиданно Марк и, грубо схватив девушку за плечи, с силой толкает её к двери. – Убирайся! Убирайся отсюда прочь! Живо!

Ничего не понимающая Рива пытается ещё что-то сказать, но Марк, услышав в каком-то из соседних помещений тяжёлые удары молота, бледнеет, тут же забывает о девушке и выбегает из кабинета. В большой комнате, откуда по всему дворцу разносятся эти удары, Марк видит молодого кузнеца Анри Ламота, детину двух метров роста и ста килограммов весу, который самозабвенно трудится кузнечным молотом над остатками большущего шкафа с коллекцией древнекитайского фарфора. Плодами этого труда в виде множества белых черепков и щепок тёмного полированного дерева обильно усеян пол комнаты. Марк с разбегу набрасывается на Ламота, намереваясь выхватить из его рук молот. Но Ламот – не Рива. Лёгкий толчок руки, и Марк отскакивает от него, как мячик от стены. Но тут же снова налетает коршуном на кузнеца, пытаясь отобрать у него молот.

– Сейчас же отдай молот, идиот! Не смей бить чужое! Ты ответишь за это! Иди бей своё, дома! Вишь, размахался тут! Убирайся отсюда подобру-поздорову! – истеричным голосом взвизгивает Марк.

– Ты чего, парень? Рехнулся, что ли? То звал всё громить, а теперь… – недоуменно пожимает могучими плечами Ламот и снова легонько отталкивает от себя Марка Болтона. Но и этого достаточно, чтобы тот, поскользнувшись к тому же на каком-то черепке, отлетел, потеряв равновесие, к стене. С треском ударившись о стену затылком, он удивлённо охает и медленно сползает, прижимая обеими руками к груди завещание, на пол. Ламот бросается ему на помощь, но в помощи Марк уже не нуждается: в уголке его рта показывается, пузырясь, струйка крови, а глаза, враз помутнев, закатываются кверху и утыкаются в потолок невидящим взглядом. И в это время по дворцу разносится чей-то истошный крик:

– Братва-а! Разбегайся кто куда-а! Дворец окружает полиция-а!

Анри Ламот оставляет в покое Робера и устремляется к выходу.

* * *

Подведя задержанную девчушку с рыжими косичками к лежащему под стеной мёртвому Марку Болтону, лейтенант полиции строго спрашивает:

– Кто это? И кто его так?

– Не знаю, кто его так, – едва выдавливает из себя на смерть перепуганная девушка. – Это Марк Болтон, руководитель молодых революционеров.

– Руководитель молодых варваров… – уточняет лейтенант.

– Мы не варвары, мы социалисты-революционеры! – неожиданно осмелев, звонким от волнения голосом выкрикивает девушка.

– То, что вы революционеры, я вижу… – пренебрежительно цедит сквозь зубы лейтенант, указывая кивком головы на пол, покрытый осколками китайского фарфора эпохи династии Мин. – Вон сколько нареволюционерили…

Лейтенант наклоняется над Марком Болтоном и в поисках каких-либо документов шарит по его карманам. В карманах он ничего не находит, но зато, разведя руки, нащупывает какие-то бумаги под рубахой. Сунув за пазуху мертвеца руку, извлекает оттуда конверт с надписью «ЗАВЕЩАНИЕ».

– Э-э… Да тут не так всё просто, с этими «революционерами», – бормочет удивлённый лейтенант. Достав из конверта лист бумаги, он разворачивает его и читает вслух:

– Завещание. Я, нижеподписавшийся Дон Пиллерс, находясь в здравом уме и при полном сознании, в присутствии нотариуса Дога Квана завещаю свой дворец «Орлиное гнездо» со всем его содержимым слесарю-сантехнику Марку Болтону из Мориона, моему внебрачному сыну от бывшей моей горничной, девицы Розы Болтон. Этим самым я надеюсь искупить хоть один из многочисленных грехов моей беспутной молодости. Дон Пиллерс. Подпись Дона Пиллерса заверяю: нотариус Дог Кван.

– Дела-а! – озадаченно вертит головой лейтенант полиции. – Пожалуй, это покруче любого индийского фильма!