Текст книги "Личное дело Жанны Бичевской"

Жанна, будьте благословенны!

Творческий путь Жанны Бичевской никогда не был устлан цветами. Она никогда не чувствовала себя в искусстве, как принято говорить, «в шоколаде».

Один из первых концертов в ее творческой судьбе состоялся в Белгороде. Жанна пела в программе несколько песен, одна из которых – «Матушка» – настолько покорила зрителей, что они не скрывали слез. За кулисами Жанна услышала: «Это надо так постараться спеть, чтобы весь зал плакал». А после концерта ее позвали, она вышла к краю сцены, там стояла 60-летняя бабулька, она протянула записку, в которой были написаны такие слова: «Жанна, будьте благословенны!»

Так и идет по своему непростому творческому пути Жанна Бичевская – с благословением Божиим! Не боится отстаивать свою позицию, не боится давать жизнь самым смелым песням.

«В самом начале 70-х я отказалась петь в одном концерте в Кремлевском дворце съездов. Причина была проста – я не хотела петь под фонограмму, для меня это было неприемлемо. В наказание меня отправили на несколько месяцев колесить по глубокой провинции. Петь приходилось в обшарпанных домах культуры, без аппаратуры. Это была месть за мой отказ: „Раз не нравится аппаратура в Кремле, будешь петь вообще без всего“. Это было испытание, которое нужно было выдержать. Но мстители вошли во вкус, и когда я вернулась с тех гастролей, то узнала, что меня направляют петь в ресторан гостиницы „Националь“. Они решили, что я буду развлекать местную публику. В этом ресторане многие артисты работали, но все они представляли развлекательный жанр. А я была брошена на амбразуру жующей публике со своей гитарой и в скромном черном платье. Плясать и петь разухабистые песни „под водочку“ я не умела, да и не хотела. И решила – буду собой, и будь что будет! Я пела – и в зале переставали стучать вилками по тарелкам. Я пела, не глядя на людей, но, когда чуть приоткрыла глаза – увидела, что люди в ресторане меня слушают и не едят» (Ж. Бичевская).

Изучая материалы советской прессы о первых выступлениях Жанны Бичевской на профессиональной сцене, убеждаешься, что даже на первом этапе творчества о ней писали как о подлинном и настоящем явлении в искусстве. Вот, например, отзывы прессы о выступлении в концертной программе «Будем знакомы», проходившей в концертном зале «Октябрь»:

«Особо хочется сказать о Жанне Бичевской. Думается, что это – подлинное явление на эстраде. Есть в ее манере исполнения что-то раздольное, задушевное» («Вечерняя Москва»).

«Для Жанны Бичевской важно сосредоточить все внимание зрителя на песне. Она и выступает не в ярком костюме, а в строгом черном платье, и сопровождение у нее скупое – только гитара, на которой играет сама артистка. Играет талантливо: в ее руках гитара то звучит как целый оркестр, то очень бережно поддерживает голос. А в голосе этом великое богатство красок и оттенков: страсть, нежность, удаль, извечная тоска и необъятный простор. Какие же песенные сокровища таятся еще в недрах русского народа! Вот ведь звучала где-то на Саратовщине старинная бурлацкая „Долюшка“, и, может быть, знали ее считанные единицы людей. Счастливый случай и неутомимость исследователя привели в этот край худенькую, стройную девушку, артистку Московской эстрады. И теперь старинная песня потрясает своей красотой тысячи людей» («Музыкальная жизнь»).

Собирательница песен

 
Замело тебя снегом, Россия,
Запуржило седою пургой,
И печальные ветры степные
Панихиды поют над тобой.
 
 
Ни пути, ни следа по равнинам,
По равнинам безбрежных снегов,
Не пробраться к родимым святыням,
Не услышать родных голосов.
 
 
Замела, замела, схоронила
Все святое, родное пурга.
Ты – слепая жестокая сила,
Вы – как смерть, неживые снега.
 

Филарет Чернов

Во многих домах по сей день хранятся пластинки, на обложках которых написано: «Собирательница и исполнительница русских народных песен – Жанна Бичевская». С понятием «исполнительница» все предельно ясно, а вот какой смысл несет в себе понятие «собирательница»? Любой певец, ищущий себе репертуар, находится в постоянном поиске песен, но тем не менее далеко не каждого исполнителя называют собирателем песен.

Традиция собирания песен возникла в России еще до революции, а если быть совсем точным, то с XVII века. Началось с того, что историк В. Н. Татищев написал программу, в которой советовал описывать народные обычаи, обряды, записывать устные произведения – причитания, песни, сказки. В XVIII веке очень повезло песенному жанру: в 1770–1774 годах вышел в свет в четырех частях сборник М. Д. Чулкова «Собрание русских песен», в котором был богато представлен репертуар русских песен того времени: обрядовых, крестьянских, солдатских и др.

После революции 1917 года собирательство песен продолжилось, но изменились темы: собиратели обратили свое внимание на фольклор каторги и ссылки, фольклор политзаключенных. Революция 1917 года изменила не только подход к собирательству русского фольклора. Изменился и сам фольклор, а если говорить точнее – началась целенаправленная акция по уничтожению исконного русского фольклора и подмена его новоиспеченным советским, а-ля русским, а-ля деревенским.

Студентка ГУЦЭИ Жанна Бичевская. Фото из архива автора

По сей день материалы фольклорных экспедиций, собранные в царское время, окутаны мраком тайны. Огромная часть материалов, пылящихся в архивах, лежит там «мертвым грузом», никто не занимается их расшифровкой, переведением фонографических записей, сделанных до революции, на ноты.

Вот что пишет Юрий Воробьевский в своей книге «Путь в Апокалипсис. Точка Омега»:

«Раньше в песне купалась вся деревенская жизнь. Одному действию соответствовала одна песня, другому – другая. Где еще осталось ощущение священного времени? В храме. На Рождество не будут петь успенскую. До революции темы песен были: жнивные, свадебные, погребальные, плачи, духовные канты.

Бабушки часто не знают, что поют даже в соседней деревне. Они говорят: у вас свое, у нас – свое. На территории одной области поют по-разному. В одной деревне двух одинаковых голосов нет. Между тем в отделениях хорового пения музыкальных училищ всех под одну гребенку учат петь под Зыкину. Получается усредненное звучание и унифицированные „народники“.

Когда знаменитый Пятницкий вынужден был уйти из своего хора, новое руководство запретило исполнять русские песни. Их заменили городские, фабричные, колхозные. Их и стали называть народными. Богоборческий режим не мог терпеть настоящую русскую, Богом данную песню. Разрушить можно, подменив. Подменили русскую песню – на колхозную. Заменили душу песни.

Постепенно из хора Пятницкого убрали замечательных бабушек, которых он собирал по всей России. И зазвучали по радио орущие голоса. Шло стирание национального лица. Влияние на генотип.

Здесь же корни явления, называемого сейчас патриотической песней. Это тоже подмена того пения, что превозносило Бога. „Патриотическая“ песня возносит какое-либо чувство или мысль. Основная идея – уничтожай врагов до победного конца. Во имя чего? Сказано: за Родину. Значит, в традиционном понимании – за Русь Святую, за Царя, за веру православную».

Наедине с гитарой и природой. Фото из архива Жанны Бичевской

Жанна всегда чувствовала неприятие к псевдонародной песне на каком-то духовном уровне. Ей казалось, что песни можно выбирать интуитивно, но с годами она поняла, что все они в ее репертуаре – Богом данные. Среди спетых ею русских народных песен много таких, которые пелись до революции. В поездках по российской глубинке Жанне удавалось найти бабушек, которые по памяти восстанавливали песни царской России. Такие встречи были редкостью, в основном на просьбу спеть что-то народное бабушки в деревнях начинали петь колхозные и псевдонародные композиторские песни, которые слышали по радио.

Во многих интервью Жанна касается темы русской народной песни, отношения к ней и уничтожения души русской песни:

«По указке партийного аппарата истинный фольклор намеренно и планомерно уничтожался, на смену ему пришел псевдорусский фольклор, лубок для интуристов. Я не признаю в фольклоре лубочность, наигранное веселье. Когда поют бабушки в деревнях – там все настоящее. Но когда вижу разнаряженных „под народ“ городских певиц, я не ощущаю в их песнях ничего, кроме фальши. А главный мой упрек этим псевдодеревенским песням – отсутствие слов. Слов практически нет. А слова ох как нужны. Нужна глубина, слеза нужна. Разве вся наша история не заслуживает того, чтобы, слушая песню, мы немного взгрустнули? Разве все было так весело? Разве исконно русские песни – всегда прибаутки, развеселое уханье, этакое разгулье? Вы возьмите нашу Россию – она же вся на глубоких чувствах. Не на надрыве и истерике, а на величайшей сдержанности. Если печаль – то глубокая, не шумная – а молчаливая.

К народному искусству надо относиться с трепетом, с большой осторожностью. Тем более если говоришь о народных ценностях современным языком, тем более если в руках у тебя не балалайка, не гармошка, а гитара».

«Чиновники презирали все, что несло нужную этногенетическую информацию. На смену чистому национальному богатству вытаскивалась жуткая многоголовая гидра, ничего общего с нашей культурой не имевшая. Она создавала свой собственный корм, которым и питалась. Вот и появились песни, которые не сердцем – только желудком воспринимать. Парнокопытный жанр…»

«Впрочем, странно было бы, если бы в тотальной борьбе со всем настоящим исконная русская песня вдруг уцелела. И не только русская – украинская, к примеру, подверглась не меньшему геноциду. Результат – новый тип песен, новый жанр – советский. Дешевка, визг, истерика. Чем шумнее и глупее – тем лучше! Но ведь это не русская песня! Она всегда в основе несла глубокую печаль, балладность, даже в шутливых есть какая-то грусть. Потому что Россия никогда не была счастливой землей. Она всегда подвергалась мукам, страданиям, гонениям. И как на такой земле могли родиться такие бодренькие песенки, которые пелись в сталинско-брежневское время? Это ложь была.

Репертуар особо не подбираю – верю в случай, волю и милость Божью. В советское время фольклорные экспедиции, к сожалению, проводились больше для галочки. Ездят все, пугают людей – любое музучилище, консерватория. А как они это делают! Многие бабушки просто крестятся и святой водой избу кропят после них. Я делала совсем иначе. Я пыталась жить с этими людьми. Первая моя „экспедиция“ была еще в училище. На рефрижераторе – из Москвы в Ростов, дальше в станицы Калитвенская, Новочеркасская. Потом так и пошло – песня к песне» (Ж. Бичевская).

Жанна не расставалась с гитарой даже в сплавах по рекам. Фото из архива Жанны Бичевской

На протяжении долгих лет свои летние поездки по российской глубинке Жанна Бичевская посвящала собиранию забытых народных песен. Эти песни записаны в нашей генетической памяти, и несмотря на то, что после революции они оказались забыты или опорочены, в 70–80-е годы, когда они вновь зазвучали в исполнении Жанны Бичевской, – люди их приняли, как родные люди принимают своих родных.

Песни, собранные по крупицам

«Народное песенное искусство – это такое искусство, когда народ поет не по предложенному ему сложившемуся стереотипу, а так, как чувствует, – индивидуально и неповторимо. И когда люди поймут это, они выйдут за рамки условностей и догм и будут творить легко, свободно и возвышенно, не растрачивая свою энергию в спорах. Народная песня потому и дожила до наших дней, что, изменяя свои внешние формы и отвечая требованиям времени, никогда не теряла своей главной ценности – духовности. И только когда она, подчиняясь неуемной воле и равнодушному сердцу, превращается в раскрашенную матрешку, рассчитанную на экспорт, она, народная песня, теряет всякий смысл и становится не национальным искусством, а коммерцией, обедняющей культуру и ее корни» (из аннотации к виниловой пластинке Ж. Бичевской «Старые русские народные и деревенские, городские песни и баллады», 1987 год).

«Сила народной песни – в ее истоках, в народе». Певица после концерта в Волгограде.

Будучи студенткой эстрадно-циркового училища, Жанна жадно искала в библиотеках и архивах старинные русские народные песни, но пыльные книги не давали живого ощущения, которое могло бы дать непосредственное соприкосновение с песней. Возможность прикоснуться к живому была только одна – поехать в деревню, услышать ее живой голос, почувствовать душу народа, душу песни.

Первая «поездка за песнями» состоялась летом 1970 года в Карелию. До одной из деревушек Жанна добралась поздно вечером. Нужно было где-то переночевать, девушка постучалась в ближайший дом.

«Открыла дверь немолодая женщина, с удивлением посмотрела на меня. А вид у меня был явно „нездешний“ – джинсы, рюкзак, гитара. Но в дом пустила, накрыла стол – картошка, квашеная капуста. Слово за слово – повели мы разговор о погоде, о урожае, о жизни. Хозяйку звали баба Граня, она была вдовой, мужа в войну убили. Заговорив о нем, женщина заплакала, а потом вдруг лицо ее прояснилось. Она встала, набросила на плечи платок и пошла легко и степенно – по кругу и запела песню, с которой замуж выходила:

 
Хожу я, гуляю, вдоль по хороводу,
Цве-е-е-тик мой а-а-аленький.
Хожу я, гуляю, хожу выбираю,
Цве-е-е-тик мой а-а-аленький.
 

Бабуля сняла со стены икону, перевернула ее и стала оттуда считывать слова. Оказывается, тексты песен, которые полагалось петь на свадьбах и похоронах и которые были трудны для запоминания, иногда писались острым предметом на обратной стороне деревянных икон. Во время определенного сельского ритуала девушки переворачивали их и читали тексты песен.

Долго мы тогда с ней проговорили. А наутро я вышла с гитарой на берег реки и, вспоминая мелодию, стала записывать ее в тетрадь» (Ж. Бичевская).

Маршруты поиска песен всегда складывались произвольно. Сердце подсказывало: раз поется здесь твоей душе, наверняка пелось там и другим, а значит, надо искать. Даже во время сплава на байдарках она искала в деревнях песни. Просто приходила в деревню и спрашивала – а кто здесь поет, кто знает старые песни. Народ подсказывал нужный дом. На контакт шли не все, некоторые даже выгоняли: «Ходят тут всякие…» А некоторые не сразу, но соглашались поговорить о песне. Ну а уж если начинали петь – то непременно тихонечко, скромно. А Жанна слушала и фиксировала в памяти. А потом садилась где-нибудь под дерево, вынимала тетрадку и записывала туда – и слова, и форму песни, и тут же на гитаре аккорды подбирала. Интересно, что в одном и том же селе одну и ту же песню бабульки по-разному пели. В одном доме был один вариант, в другом – другой. Но это и естественно – в народном творчестве единого варианта быть не может. Иногда бывало даже так, что одна бабуля пела песню, а когда просили ее повторить, чтобы получше записать, она ее повторяла уже с другой мелодией и слова меняла. То, что Жанна находила у бабушек, позже формировалось в готовую песню, с народной основой и личными коррективами.

В поездке по Мещерскому краю, с одной из тех бабушек, которая подарила Жанне очередную песню… Фото Герда Руге

«Я много ездила по деревням, плавала по рекам на байдарке и видела, как здесь и там стояли друг против друга большие крепкие дома без окон – как пустые глазницы. Редко встречала старых бабушек, которые напевали песни, слышанные ими в детстве. Это очень грустно – смотреть на уходящую Русь, на умирающие деревни. Это вызывало такую печаль, которая сказывалась и в моих песнях. В них нет театрализованности. Они рассчитаны на людей понимающих и умеющих чувствовать, переживать и страдать» (Ж. Бичевская).

«Казачья притча», или «Ой, да не вечер»

Эта песня – знаковая в творческой судьбе Жанны Бичевской. О таких песнях принято говорить – «визитная карточка», «хит». Но эти слова мало отражают роль, которую сыграла эта песня в судьбе певицы. Да и не подходят творчеству этой певицы пресловутые словечки «хит» и «шлягер». Появилась песня «Казачья притча» необыкновенным образом. В одну из станиц под Новочеркасском Жанна приехала… на товарном поезде, который перевозил песок. В каждой станице она останавливалась на день, просилась к кому-нибудь переночевать и продолжала свой путь на перекладных. В одной из таких казачьих станиц Жанна встретила бабулю, которая начала рассказывать ей старую песню. Именно рассказывать, а не петь. Текст она не помнила наизусть и поэтому читала обрывки про казачьего атамана… Жанна попросила напеть, но и мелодия у бабули не выходила. «Придумай сама, у нас ее тут все по-разному поют», – сказала она девушке, и Жанна поняла: этот текст дан ей не случайно. Так появилась песня «Ой, да не вечер». В ту летнюю поездку по станицам Ростовской области Жанна услышала много народных песен. Казалось бы, мелодии должны были перемешаться в голове, но великолепная музыкальная память зафиксировала все нюансы. Помогал, конечно, блокнот, куда карандашом певица вносила пометки, записывая тексты песен и нотную строчку.

 
Ой, да не вечер, да не вечер,
Мне малым-мало спалось,
Мне малым-мало спалось,
Ой, да во сне привиделось…
 
 
Мне во сне привиделось,
Будто конь мой вороной
Разыгрался-расплясался,
Разрезвился подо мной.
 
 
Ой, налетели ветры злые,
Ой, да с восточной стороны
И сорвали черну шапку
С моей буйной головы…
 
 
А есаул догадлив был,
Он сумел сон мой разгадать,
Ой, пропадет, он говорил,
Твоя буйна голова…
 

Доработав текст до полноценного стихотворения, Жанна принялась за музыку. Родиться она могла только в сердце. Посещение Ростовской области наполнило ее душу эмоциями, которые выразились в музыке. Она сама не заметила, как руки начали подбирать нужные аккорды, а голос запел мелодию. В этой мелодии соединились напевы, услышанные во время поездки, и появилось что-то личное. Жанна не сразу поняла, что стала соавтором этой песни. Соавтором народа.

Справедливости ради надо заметить, что сама песня про Стеньку Разина возникла еще в XVII веке, это была народная молва, переложенная на стихотворную форму. Когда у этой песни появилась мелодия – не знает никто. Но в 1899 году стихотворение «Разин видит сон» было опубликовано в книге «Песни уральских казаков» в Санкт-Петербурге. По словам авторов книги, песня была записана со слов какого-то старика в 1880-е годы. Стихотворение, похожее по содержанию, было опубликовано в 1866 году в Санкт-Петербурге в «Сборнике донских народных песен», но по форме это совершенно другое стихотворение.

Благодаря Жанне Бичевской старинные русские народные песни зазвучали на международной сцене. На фото – участие в торжественном концерте в Варшаве в апреле 1980 года. Фото Януш Соколовский

Текст, рассказанный Жанне бабулей в Ростовской области, оказался действительно текстом песни, которую пели уральские и донские казаки. Вот только никто из нас никогда не слышал, как они пели. Не сохранилось ни одной записи.

В 1971 году Жанна запела эту песню под гитару, но говорить о том, что она автор музыки, было нельзя. Она не состояла в Союзе композиторов, а была всего лишь студенткой эстрадно-циркового училища. Преподаватель Ганна Алексеевна Грановская сказала ученице: «Пой ее как народную песню, ты ее вынесла из народа и открой ее людям. Вот увидишь, ее запоют все». Так и случилось. По сей день ни один концерт Бичевской не обходится без «Казачьей притчи». На протяжении долгих лет творческой жизни именно эта песня обычно открывает концерты Жанны – как первая ласточка, первое созданное музыкальное творение.

«Я в садочке была»

«Однажды в Саратовской области пять бабушек пели по моей просьбе песню „Я в садочке была“. Песня звучала неинтересно. Они поют, а я чувствую, что в их хоре пропадает мелодия! Это мне показалось очень странным. Песня старая, как же она могла утерять мелодию – одно из главных своих достоинств? И тогда я попросила каждую бабушку отдельно спеть эту песню. И вот тут-то оказалось, что каждая пела ее по-своему! И тогда из пяти вариантов, из пяти модификаций одной и той же песни я выбрала основу. Каждая бабушка импровизировала по-своему. Что-то я взяла у одной, что-то у другой, что-то добавила от себя. Получился собирательный, очень интересный материал» (Ж. Бичевская).

«У церкви стояла карета»

В марте 1981 года певица принимала участие в съемках праздничного концерта, посвященного 20-летию полета Юрия Гагарина. Программу снимали в доме отдыха космонавтов в подмосковной Рузе. После съемки всех артистов пригласили на банкет, но Жанне это было неинтересно. Вместе со своим супругом Валентином Зуевым она села в машину и попросила: «Отвези меня отсюда подальше, поедем посмотрим окрестные деревни». Так Жанна и Валентин оказались в деревне Накипелово, на берегу Озернинского водохранилища. Не на дне водохранилища, а в одном из деревенских домов нашла певица две жемчужинки для своего репертуара. 82-летняя баба Павлина радушно приняла певицу и ее мужа у себя в избе. Потом позвала соседку бабу Нюшу, и на два голоса старушки спели песни – «Бывали дни веселые» и «У церкви стояла карета».

Жанна Бичевская и Валентин Зуев с жительницами деревни Накипелово Рузского района – бабой Павлиной и бабой Нюшей, открывшими для певицы песню «У церкви стояла карета». Март 1981 года. Фото Вячеслава Манешина

 
У церкви стояла карета,
Там пышная свадьба была.
Все гости нарядно одеты,
Невеста всех краше была…
 

Эта песня с тех пор вошла в репертуар Жанны, и редкий концерт обходится без того, чтобы зрители в зале не попросили: «Спойте „У церкви стояла карета“».

Поездка в деревню Накипелово стала очень плодотворной. Жанна привезла оттуда две забытые русские народные песни. Март 1981 года. Фото Вячеслава Манешина

«Первую фразу песни „Бывали дни веселые“ знают, наверное, все. Саму песню – почти никто. Да, знаменитая была когда-то. Но про что? О чем? Оказывается, о трагической любви. Любила добра молодца, но пошла за купца. А парень горячий оказался и ее убил, и купца убил. И попал на каторгу – за любовь. Вот такие бывали дни веселые…» (Ж. Бичевская)