Текст книги "Клубный маньяк"

Все стало только хуже

Тяжело делать выводы, когда не хочешь их делать.

Первым желанием Тимофея в субботу было включить классическую музыку – чтобы «очиститься». Но потом он понял, что даже этого сделать не может. В голове было настолько пусто, будто «ничто» дошло в нем до своего абсолюта, а затем материализовалось в пробковую субстанцию, не пропускающую внутрь ничего живого.

Четыре часа дня. Так поздно он еще не просыпался. Даже когда приходилось работать ночью, сон не затягивался дольше полудня, состояние могло быть разбитым, но душа при этом оставалась живой. А сейчас даже ее не было: она то ли спала, то ли была отправлена в нокаут.

Восемь часов электронной музыки – это можно вынести только в юности. Либо нужно обладать какими-то сверхспособностями, которых у него, московского полицейского, точно не было.

Бетховен, Шопен, Моцарт – все они были сложными людьми: один неврастеник, другой – развратник, третий – доведенный до отчаяния вундеркинд. Но сейчас, все вместе, они казались ему чуть ли не святыми, а их музыка – песней ангелов. Не нужно строить иллюзий: большинство шедевров, относящихся к классике, были работами, которые композиторы делали на заказ, или, как бы сейчас сказали, для заработка. Бизнес. Но, черт возьми, это был вполне нормальный «бизнес». От их музыки не возникает желания исчезнуть с планеты Земля или превратиться на какое-то время в невидимку. А именно такое настроение у Тимофея было сейчас.

Интересно, Варвара ощущает то же самое? Она, конечно, классику не слушает и как личность чуть менее чувствительна, но и Варвара под утро казалась уставшей и измученной. Им обоим было непонятно: они работают или занимаются самоистязанием?

Только в один момент – где-то в самом начале – Тимофею показалось, что его коллега получает удовольствие. Звучала простенькая мелодия, которая повторялась десятки раз, а на фоне были ударники и какие-то непонятные скрежетания. Возможно, на нее нахлынули какие-то воспоминания. По крайней мере, ее покачивания головой и легкие движения телом перестали вдруг выглядеть «задачей, которую нужно выполнить», а стали ее собственными. Она пробовала танцевать.

И все же. Выводы. Именно ради них они надели на себя разноцветные одежды. И только ради этого поместили себя на несколько часов в темный зал, где из освещения были только мельтешащие зеленоватые лучи, которые словно сканировали посетителей. А зал оказался темным настолько, что Тимофей даже себя перестал видеть. А к тому, что вокруг, оставалось только приглядываться.

1. Пара сотен мужчин и женщин. В основном до тридцати лет. Большей частью подростки.

2. 99 % – в состоянии опьянения. К середине вечеринки число «перебравших» перевалило за половину. Не только алкоголь, конечно же. Поэтому на танцполе то тут, то там появлялись персонажи, которых и людьми-то было назвать сложно – в лучшем случае роботы, выполнявшие однообразные механические движения. Именно что механические.

3. В ходе всей вечеринки происходила миграция публики. Часть пришла только ради первых 3–4 часов и потом ушла. Некоторые пришли позже и остались до закрытия. Были и те, кто умудрился пробыть в клубе с открытия и до последнего трека, который прозвучал в семь утра. Смешно, конечно, но они с Варварой входили в их число.

4. Агрессии у публики почти не было. Это казалось удивительным. Только один раз Тимофей стал свидетелем небольшого конфликта возле туалета, да и тот довольно быстро разрешился: охранники вывели троих молодых людей, которые продолжили выяснять отношения на улице. Тимофей тогда поймал себя на мысли, что хочет выйти и понять, что происходит, – он же полицейский. Но быстро погасил в себе это желание. Вездесущим быть невозможно, а его работа сейчас – быть здесь, внутри.

5. В туалеты лучше было не заходить.

Если же уйти от лирики, а сопоставить ситуацию с задачами расследования, то она за ночь не стала лучше. Скорее, хуже.

1. Как и ожидалось, в клубе легко остаться незаметным – тихо прийти и невзначай уйти.

2. Легко стать объектом наблюдения. По большому счету, убийца спокойно сливается с толпой, тихо «на своей волне» двигается и при этом не сводит глаз с жертвы. Либо, постепенно перемещаясь по танцполу, выискивает таковую.

3. На месте барменов запоминать лица нет никакой возможности. Все слишком разнообразные и все слишком одинаковые. К тому же тут, у стойки, нет никаких посиделок: люди подходят, покупают напитки и уходят. Есть, конечно, пара столиков и пара высоких стульев, но люди на них постоянно сменяют друг друга. В любом случае бармены слишком заняты, чтобы наблюдать за кем-то, потому что торговля идет бойко.

4. Камеры. Конечно же, они есть: Тимофей увидел пару в районе барной стойки и еще одну на входе. Но, как показывает практика (и расследование Антонова), они, когда нужно, внезапно ломаются, или данные с них неожиданно оказываются стертыми.

5. Люди выходят курить. Обратно их пускают по браслету, который выдается при покупке билета. (Иногда это бывают печати, которые наносятся на запястье, так объяснила Варвара.)

6. Люди действительно держатся поодиночке – даже те, что приходят парами или в компаниях. Под такое невозможно танцевать вдвоем. Под такое вообще никак танцевать невозможно.

И все-таки. Он же выбирал их. Как-то оценивал, прежде чем следовать за ними до дома.

Сотни людей: половина из них мужчины, половина женщины.

Забавное дело. Проще простого было бы взять и назвать это «танцем мертвецов». Но оказалось, что там, посреди шума и бог знает чего еще, люди не становились толпой. Каким-то непонятным для него, Тимофея, образом танец обнажал индивидуальность каждого. Вот что поразительно. Это во время политических манифестаций или спортивных зрелищ тысячи людей становятся безликой массой. А тут танцпол оказывался россыпью мелких частиц, каждая из которых светилась по-своему. Лишь под конец, когда даже самые крепкие начинали уставать, в происходящем начала появляться какая-то пассивность. Но в целом, и особенно в первой половине вечеринки, это все были люди. И, по правде сказать, их всех можно было рассматривать и изучать. И о каждом можно было сложить какое-то впечатление.

Именно этим и занимался убийца – кем бы он ни был.

А кем он мог быть?

Тимофей с трудом постарался припомнить свои ощущения на вечеринке. Нет, он не пытался вжиться в роль злодея. Но он пробовал понять, что именно мог видеть этот человек, лишающий жизни женщин.

Конечно, все они навеселе. Но какие разные лица – зрелые и несозревшие, красивые и не очень. Каждый вкладывал в танец что-то свое. Музыка объединяла всех и, даже правильнее сказать, подчиняла себе. Но она делала и еще одно: позволяла людям проживать самих себя. Выплескивать то, что в каждом скрыто. Быть, как бы это банально ни звучало, абсолютно естественными.

И от того еще обнаженней становилась природа каждого.

Тимофей продолжал лежать на кровати и вспоминать свой «молчаливый допрос», который он проводил этой ночью, наблюдая за тенями и фигурами, вылавливая в лучах разноцветных прожекторов то одно, то другое лицо.

Вот девушка, для которой такие вечеринки наверняка стали привычкой. Настолько отлаженными выглядят ее жесты и позы, которые принимает тело. Она танцует не впервые и не в десятый раз. И одежда у нее характерная – сплошь разноцветная, и волосы сплетены в дреды. Счастлива ли она? Это другой вопрос, и не об этом сейчас речь. Хотя, возможно, счастье той или иной женщины и было для него определяющим фактором.

Или вот еще одна. Ростом повыше. Стройная, почти мальчишеская фигура. Короткая стрижка. Но нет в ней той цельности, что у предыдущей женщины – она с танцполом не на «ты». Возможно, даже в первый раз попала сюда. И одета попроще: белая блузка и черные штаны. По всему видно, что пытается не столько танцевать, сколько забыться. И если понаблюдать за ее лицом, то можно заметить: ее губы не привыкли улыбаться. Хотя нет. Ее лицо начинает расслабляться. Это еще не улыбка, а только попытка высвободить себя из своих же оков. Возможно, в течение ночи ей это удастся, но Тимофей не может сосредоточиваться на ней слишком долго, она всего лишь персонаж, а он – всего лишь сорокалетний полицейский.

Или вот: очень красивая девушка. Светлые волосы, словно из мрамора выточенная фигура. Но ее движения слишком энергичны. Она сама, по сути своей, слишком энергична. Есть ли в этом агрессия? Она скрыта в любом человеке, но какая тональность конкретно у этой женщины? Тимофей ловит себя на мысли, что ему не очень приятно смотреть на такой танец. Возможно, зимой она катается на сноуборде, а летом изматывает себя бегом. Возможно, она, в принципе, не чувствует в себе женственности, хотя Господь и наградил ее внешностью красавицы. И куда уходят эти дары? Ну вот, он начинает осуждать.

Короче говоря, нет лучшей возможности наблюдать за людьми, чем делать это тут, в клубе. На улице так себя вести не получится: это будет преследование. А здесь все на ладони. Совсем молодые и постарше, прошедшие огонь и воду, и совсем нетронутые. Завзятые тусовщики и те, кто зашел из любопытства. С каждого можно написать портрет и почти о каждом книгу. И каждый не знает, что будет с ним через несколько часов. Скорее всего, все они вернутся домой и лягут спать. Дай бог, именно так и будет. И упаси господи, чтобы с кем-то случилось иначе.

Из раздумий его выводит сообщение от Варвары:

«Ты живой?»

«Нет», – отвечает он.

«Держись», – приходит тут же ответ.

И ничего о себе.

Варвара. И ее покрытая тайной жизнь.

И их короткая попытка побыть хотя бы на людях парой.

До понедельника они не обменяются больше ни одним сообщением.

Вид города сверху

Накануне рабочей недели, то есть в воскресенье, Тимофей всегда старался проводить время исключительно с пользой для себя. Немного прогулок, немного поездок за город – подышать воздухом. Немного книг.

У читателей детективных романов складывается неверное представление о жизни следователей. Ситуации, когда их вызывают на работу в выходные, случаются редко. График рабочих дней в их отделе четко отлажен: есть те, кто работает в будни, есть те, кто по субботам и воскресеньям. Должна сложиться совершенно безвыходная ситуация, чтобы у следователя пропал выходной. За это он должен быть «благодарен» начальнику: тот прекрасно понимал, что его подчиненные и так находятся под постоянной угрозой выгорания, а если их лишить еще и отдыха, то в какой-то момент и раскрывать преступления окажется некому. Разве что искусственному интеллекту, которым так активно пользуются в IT-бригаде Варвары.

Опять он вспомнил о ней.

И вспомнил о нескольких письмах, которые она отправила ему незадолго до похода в клуб. Это была ее привычка: знакомить Тимофея с жизнью тех, кто так или иначе оказывался в поле их зрения – будь то убийцы или их жертвы.

Это были краткие выжимки из переписок или данных, которые удавалось найти на компьютерах во время расследования. На 99 % это был настоящий мусор, но и там порой попадались жемчужины.

Например, это стихотворение. Его за пару дней до смерти опубликовала на своей стене в ВК Мария Храповец – первая из «клубных жертв» этого года.

в жару

ветер поднимает следы, прилипшие к асфальту,

и уносит к пригородным полям,

где местные жители

под палящим солнцем

складывают из них песни и тянут распевы до вечера;

а позже,

закрыв тучами крыши домов,

оставляет гадать:

что да как

и каков он теперь – вид города сверху.

Мария была студенткой филфака МГУ. Больше всего ее занимала проза, она даже принимала участие в литературном конкурсе, и ее рассказ занял третье место. Тимофей его тоже прочитал. Про одинокую женщину Сюзанну, которая ждет не дождется момента, когда наконец встретит своего мужчину. Сюзанна бродит по дому и представляет, какого цвета у нее душа и какого цвета могла быть душа у ее избранника. И кем он вообще будет – космонавтом, слесарем или учителем музыки. Рассказ без сюжета, но оставил приятное впечатление.

А стихотворение все равно понравилось больше. Особенно начало. Тимофей даже повторил несколько раз про себя: «Ветер поднимает следы». Каким глубоким ощущением мира должен обладать человек, чтобы сочинить такое! И какими загадочными оказались законы вселенной, что именно эта девушка попалась в руки палача.

А что касается того, каков на самом деле вид города сверху, то… Кажется, Бродский говорил, что лучше всего об этом могут рассказать пилоты бомбардировщиков. А может, такое сравнение подобрал кто-то другой… Сам-то Тимофей на самолетах летал очень редко и только один раз подлетал к Москве ночью. Тогда столица представилась ему гигантским овальным полотном, в котором было подсвечено все – от улиц до домов. И только в некоторых местах оставалось мрачно и темно – в больших лесопарках, что раскинулись то тут, то там возле МКАДа…

Деньги Булгакова и чувства Лотоцкого

– Вот бы скучная книжка была, будь мы ее персонажами, – произнес Антонов, заходя в кабинет к Тимофею.

Там уже сидела Варвара. Утро понедельника. Все выглядели достаточно бодро. Утренние часы становились все более теплыми, словно природа ускорила свой ритм и готовила горожан к раннему лету.

– Антонов, ты же оптимист, – рассмеялась Варвара. – Вселенная слушает наши голоса. Вот обидится на твою неблагодарность, мы и правда все со скуки помрем.

Варвара – живее всех живых и светлее всех просветленных.

Луч света золотого.

– Мне пришли очередные отчеты, – сказала она. – В двух клубах из трех удалось снять данные по транзакциям. Пять человек были и там, и там в нужные нам дни, но четверо из них – это дружная компания, которая бродит по клубам почти каждые выходные. Я поговорила с ними вчера – неофициально. Они слишком юны и совершенно безалаберны. К тому же, если брать в расчет 2012 год, то на тот момент им было семь-восемь лет. А вот пятый вариант – это мужчина, 1988 года рождения. Данных о нем удалось собрать немного, но известно точно: он москвич и работает программистом в банке. Не женат. Если брать официальные счета, то небогат. Чистит свои следы в интернете – мои ребята не смогли найти по нему почти ничего. Возможно, его стоит навестить. Борис Булгаков. Как писатель, но только Борис.

– Ваш поход в клуб, – спросил Антонов, – дал нам что-то?

– Толком ничего, – ответил Тимофей и бросил взгляд на Варвару. – Мы увидели ровно то, что и ожидали. Ночные клубы – это место, где можно затеряться, и площадка, где тебя может поймать каждый. Про свои личные впечатления я промолчу. Вообще, конечно, по всем этим заведениям полиция плачет.

– Булгаков. Его, наверное, любили учителя в школе, – произнес Тимофей, пока они с Варварой ехали в машине.

– Он был порядочной свиньей. Писатель.

– Грабил людей?

– Такого не знаю, но то, что унижал свою супругу, – это факт. Заставил ее жить в отдельной комнате, а всю остальную квартиру занял со своей новой любовницей. Кажется, так. По крайней мере, именно это я запомнила из одной телепередачи и с тех пор решила, что ни «Мастера и Маргариту», ни «Собачье сердце» открывать не буду.

– Гении – тяжелые люди, – вздохнул Тимофей, а про себя подумал, что и глупцы не легче.

– Не хочется читать того, кто в жизни был подлецом. Что он хорошего может дать миру? Возможно, книги его великие, но написаны они «духом неверным».

– Тогда нужно сжечь 90 процентов библиотечного фонда. Святых среди писателей было раз-два и обчелся.

– Да, я тоже об этом подумала. Не о сжигании, а о том, что весь институт художественной прозы – это, по большому счету, исповедь тех, кому лучше бы сходить к психологу. Вот взять Паустовского. Вообще, я его обожаю: никто не смог так хорошо описать природу, как он, даже Пришвин. Но, господи, какое же напряженное у него лицо на фотографиях! Тяжело поверить, что этот человек находился в гармонии с собой.

– Фотографии лгут.

– Не все сразу.

– Напряжение может быть разным. Например, от внутренней борьбы.

Варвара на какое-то время замолчала. А потом ответила:

– Внутренняя борьба может опираться на разные вещи. Если акценты внутри человека верные, то и в душе будет не напряжение, а сосредоточенность. Напряжение – это пружина, которая рано или поздно «сорвется». Но это не значит, что Паустовский был плохим. Мне вообще кажется, что люди, которые так глубоко видели природу и так тонко умели различать ее нюансы, не могли быть ничтожествами. Скорее всего, ты прав: у него просто была тяжелая жизнь, как и у всех в то время. Как и у каждого, кто не прячется в своем коконе, а соприкасается с реальностью.

О вечеринке в клубе они пока не обменялись ни словом. О самом клубе и говорить было нечего. А об остальном? Тимофею казалось, что он немного скучает по той Варваре, что пробовала танцевать.

Нет, молчать об этом невозможно.

– Ты была очень красива на вечеринке, – сказал он наконец, а сам уперся взглядом в ветровое стекло, как будто внимательно следил за дорогой.

– Спасибо, – ответила Варвара. И добавила: – Кажется, кому-то все сложнее работать с незамужней коллегой?

И что на это ответишь? Поэтому он промолчал. Никакого напряжения в машине не ощущалось, но тема возникла и сама собой уже не исчезнет.

– Тимофей Александрович, – сказала наконец Варвара, – мы с тобой не сможем жить вместе, и просто «встречаться» не сможем тоже. Я только развелась, мое сердце – бетонный куб. К тому же служебные романы в полиции – тупик. Даже в фильмах такого не бывает, а уж там-то мастаки напридумать волшебных миров.

– Я не приглашал тебя на свидание, – ответил Тимофей, а сам подумал, что именно это и готов сделать: вот прямо сейчас, в машине. Но не сделает. И непонятно, кто он после этого – мудрец или тряпка.

– Ради тебя я готова на многое. Если хочешь, буду приходить на работу без косметики и одетой кое-как. Хочешь?

Оба рассмеялись. Конечно, Варвара так делать не будет, да и он, Тимофей, не разрешит ей так поступать. Пусть все остается по-прежнему. Иногда на события нужно смотреть «вдолгую». Он же не сходил с ума, пока она была замужем и делила с супругом постель? Или, что еще важнее, – открывала супругу самые сокровенные свои стороны. Обнажалась перед ним душой. Другое дело, что ничего из этого не вышло.

Возможно, им все-таки суждено стать коллегами, которые создадут семью, и надо просто потерпеть? Он-то давить на нее не будет и чувства свои постарается скрывать. А душа Варвары не «глухая», она все почувствует и оценит. И вряд ли прямо сейчас бросится искать новые отношения. Во-первых, потому что сама сказала про бетонный куб, а во-вторых, она не жестокосердная.

– Я создам тебе анкету и найду тебе подружку, – сказала Варвара. То ли в шутку, то ли всерьез. На что он, конечно же, рассердился.

– Ты с ума сошла? В эти вещи не лезь!

– Почему же? Я не смогу вечно смотреть, как ты, неприкаянный, маешься. Ты прекрасный человек, и дело за малым: найти тебе такого же прекрасного человека. Готова организовать. У меня чутье.

– Пожалуйста, прекрати!

– Ни в коем случае. – Варвару, кажется, забавлял этот разговор. На самом деле она просто играла с ним. Внутри любой женщины всегда остается девочка, которой нравится раззадорить мальчишку, даже если это неуместно.

– Ты прекрасно знаешь, что ни с кем нормальных отношений я построить не сумею. Одних будет пугать, что я полицейский. Других – что я по жизни угрюмый молчун. А третьих – что мне безразлична вся эта мирская суета. Ну представь: кому такой нужен?

За такими разговорами и прошла их поездка. Вскоре они притормозили перед высоким стеклянным бизнес-центром. На входе показали удостоверение, прошли в лифт и поднялись на тридцатый этаж.

Слишком хороший человек

Борис Булгаков был похож на Бориса Булгакова. Высокий, крепкого телосложения. Разрушающий мифы о том, что программист должен быть невзрачным человеком с засаленными волосами, в помятой рубашке или нестираной майке.

Напротив них сидел, скорее, не программист, а фитнес-тренер. Человек, во всем излучающий спокойствие и уверенность. Возможно, это php-коды его подпитывают так? Тогда почему других не подпитывают?

В принципе, в его облике было ровно то, что они искали. Умные глаза. Приятная внешность. Если бы Тимофей был женщиной, то наверняка доверился бы такому мужчине – особенно если позади только что осталась вечеринка, а голова еще одурманена алкоголем и верой в прекрасное.

Самое главное – в Булгакове не чувствовалось агрессии. Агрессия – понятие более широкое, нежели просто грубость или бестактное поведение. Это неумение чувствовать природу момента. Борис Булгаков ее чувствовал. Поэтому сейчас, когда все трое сидели в переговорной комнате, ничто не походило на допрос. Просто три человека: двое мужчин, одна женщина. Они о чем-то будут говорить. «Разрулят проблемки».

– Борис Леонидович, – произнесла Варвара, – мы расследуем серию убийств. И ищем тех, кто может нам помочь.

Парадоксальное начало беседы? Возможно. В подобных случаях лучше начинать издалека, чтобы человек не ушел в «глухую оборону». Но Тимофею почему-то казалось, что он и сам поступил бы так же. По большому счету, никак иначе на конкретный разговор с Булгаковым не выйдешь, а ходить вокруг да около с такими типами опасно. Вот он какой: весь из себя спокойный. Все наверняка просчитывает, и все-то у него под контролем. Пусть сразу поймет, в чем дело и что напротив него «конкретные» полицейские, которые будут держаться с ним без всяких экивоков. В конце концов, у подобной прямоты тоже есть плюсы: может сложиться впечатление, что у полиции есть что-то, кроме домыслов, раз пришли именно к нему, то есть смогли выцепить иголку из стога сена.

Борис Булгаков изобразил заинтересованность.

Дальше все будет зависеть от того, какие именно вопросы станет задавать Варвара и что ему, Тимофею, удастся за всеми этими словами почувствовать.

– Убиты несколько девушек. Мы анализируем улики и возможные связи между преступлениями.

И снова Варвара дает понять, что у полиции все под контролем. Даже про улики упомянула, хотя ни одной прямой до сих пор нет.

Но напротив них все та же заинтересованность – что на самом деле подозрительно. Любой непричастный начал бы беспокоиться. Убийства, непонятная и неожиданная встреча – что там у этих полицейских на уме? Если они вот так заявились на работу и так прямо говорят, значит, у них что-то есть, а это уже опасно, потому что перебороть уверенность полицейского бывает трудно – даже если ты невиновен. Сколько времени на этом будет потеряно.

Короче, Варвара с самого начала создала стрессовую ситуацию, для которой «заинтересованность» – самая странная реакция из возможных. Только если напротив них действительно не кристально чистый человек, который смотрит на жизнь мудро и безоговорочно доверяет судьбе. Но таких почти не бывает.

– Две ночи: с 17-го на 18-е февраля и с 9-го на 10-е марта. Вы помните, где вы были в это время? В обоих случаях речь идет о пятнице и субботе.

Борис Булгаков даже не задумывается.

– Скорее всего, в клубе, – ответил он. В начале марта – «Хатха», DJ Nommos. Хорошо помню эту вечеринку.

– Вы любите ходить в клубы?

– Хожу в них всю сознательную жизнь.

– Вы выглядите слишком свежим для человека, ведущего подобный образ жизни, – произнесла Варвара. Тимофею показалось, что на ее губах едва не заиграла улыбка. С чего бы?

– В смысле, что я не похож на наркомана или законченного алкоголика? – Булгаков широко улыбнулся, и все его лицо стало до крайности самодовольным. Прямо настоящий альфа-самец, который наслаждается эффектом, который только что произвел на собеседников. – У меня есть философия, и я ее придерживаюсь. Здоровый образ жизни. На вечеринках я почти не пью и ничего запрещенного не употребляю, если вы про это. В клубе можно выпустить пар получше, чем в спортзале. Вся сила – в духе. Физическая сила – от духа. Все кругом напитывает нас негативом, а танцуя, ты можешь выплеснуть из себя всю эту дрянь. Вы когда-нибудь были в клубе?

Варвара оставила вопрос без внимания. Пусть поймет, что не все готовы плясать под его дудку.

– Вы знакомитесь на вечеринках с девушками?

– Практически нет.

– И все же случается?

– Было пару раз. Понимаете, у меня нет с этим проблем. Моя жизнь устроена. Я не женат, но на одиночество не жалуюсь. А ночью в клубе сложно найти человека, с которым хотелось бы проводить время вне вечеринок. Я совсем не такой, как вы можете подумать, – мне важна душевная близость.

«А мы ничего и не подумали, – отметил про себя Тимофей. – Хотя, конечно же, да, подумали».

По ходу разговора роли не менялись. Варвара – сама прямота, сама сила, строгость и само очарование. Улыбка, которая едва не появилась на ее лице вначале, давно затухла, и теперь напротив самоуверенного программиста сидела красивая волевая женщина, которая щелчком пальцев могла привнести в будни того, кто ей не понравится, массу проблем. А Булгаков нравился ей все меньше и меньше.

– Вернемся к конкретике. Вы были в клубах и в ночь на 10 марта, и в ночь на 18 февраля.

– В ночь на 10-е – точно. В ночь на 18-е, скорее всего, тоже. Но это была не «Хатха». Не помню название.

– Может, «Реванш»?

– Да, точно, «Реванш». Мерзкое место.

– Почему?

– Аудитория отвратительная. Сплошь тинейджеры, которым только бы покрасоваться друг перед другом да посоревноваться, кто сильнее напьется.

– Мерзкое место, и вы про это не знали?

– Я хожу в разные места. Иногда это лотерея. Но я делаю выводы. Если вечеринка мне не понравится, в это место я больше не пойду. Как с рестораном.

Булгаков положил ногу на ногу и еще меньше стал похож на программиста. Тимофей даже засомневался, не возникла ли путаница. Может, перед ними директор департамента? Но Варвару, кажется, ничто не смущало. Она продолжала задавать вопросы, и выглядело все так, будто в ее голове уже сложилась нужная картина, которая с каждым ответом лишь дополняется необходимыми деталями.

– Не помните, во сколько именно вы уходили каждый раз домой?

– Думаю, что оба раза под утро.

– И из «Реванша»? Он же вам не понравился.

– Я подозреваемый?

– Вы наш собеседник. Но мы можем поехать в участок. Если вам так будет спокойнее.

– Нет, все в порядке. – Борис не терял обаяния, хотя самоуверенность его потускнела. Постепенно он превращался в реального персонажа из реальной жизни. – Я всегда стараюсь быть на вечеринке до утра. Важен сам факт того, что ты на всю ночь отключился от обыденности. «Реванш» – сам по себе отвратительный клуб, но в ту ночь, по-моему, играла хорошая музыка. Если музыка хорошая, то все остальное уже неважно – можно и на обломках здания потанцевать.

– А потом? Наверное, после вечеринки не остается никаких сил?

– Под утро я возвращаюсь домой, в свою квартиру. Обычно в районе пяти. Молочный переулок. Возле Остоженки.

– Дорогой район.

– Какой есть.

Район настолько дорогой, что в этих домах почти никто не живет. «Пустой квартал» – так еще называют эту часть Москвы между Остоженкой и набережной Москвы-реки. Когда-то там были обветшалые постройки XIX века, но почти все их снесли, а на их месте построили стильные многоквартирные особняки, которые проектировали лучшие российские архитекторы и западные бюро. Задумка проекта: создать внутри Садового кольца европейский квартал – никаких высоток, только самые современные и самые красивые дома, максимум пять-десять этажей. Однако сначала грянул мировой кризис 2008 года, затем санкции 2014-го, а затем ситуация только ухудшалась. В результате сотни дорогущих квартир остались либо не купленными, либо их купили только те, кто рассчитывал их перепродать, но при экономическом спаде сделать это без убытка оказалось невозможно. В общем, кто-то там, в Молочном, Бутиковском и Хилковом переулках, живет, но в целом это пустые улицы и едва ли наполовину заселенные дома. Конечно же, у всех сверхдорогие автомобили.

– А откуда у вас столько денег? – перевела тему Варвара.

– Если вы еще не посмотрели мою налоговую отчетность, то денег на квартиру внутри Садового у меня нет. Но есть отец. И квартира оформлена на него.

Ах, вот оно что. Вот откуда вся эта легкость. Человек не пожил в реальной жизни. Штамп, конечно, но Тимофей всегда осторожно относился к людям, у которых изначально «все есть». Неправильно, конечно, так рассуждать, но что поделать.

– Хорошо, – ответила Варвара. – Мы попросим вас никуда не уезжать из города ближайшие несколько дней. Вас ни в чем не обвиняют, но, возможно, нам понадобятся ваши показания.

Варвара словно «выключила» допрос. Впрочем, Тимофею было понятно почему: «мертвый район» сплошь напичкан камерами. Если Булгаков врет – данные изобличат его. Варвара уже что-то писала в смартфоне: скорее всего, просила свою бригаду помочь с данными по видео из района. Но они совершенно точно подтвердят слова красавца-айтишника. Он же прекрасно знает про камеры и не стал бы врать, понимая, что его слова будет легко проверить. Жилые комплексы в Молочном переулке – это не ночные клубы. Записи из таких мест не пропадают. А если их вдруг не окажется, то полиция с этим разберется, и Булгаков будет задержан. В общем, если оценивать все факторы и ощущения, то они действительно приехали не по адресу.

– Скажите, – спросил Тимофей, пожимая Борису руку, – а когда вы в клубе, то смотрите по сторонам? Обращаете внимание на что-то, что не касается непосредственно вас? Ну, скажем, если бы кто-то с кем-то конфликтовал или вел себя подозрительно, вы бы заметили?

Булгаков задумался и выглядело это искренне.

– Не знаю. Однажды я был свидетелем драки, но на такое сложно не обратить внимание. Иногда видно, что кто-то пытается с кем-то познакомиться и делает это неуклюже. Однажды я даже попросил парня отстать от девушки. Но, честно говоря, на техно-вечеринках людям нет дела до других – все и правда думают только о себе.

– А если, допустим, вы бы пришли в клуб найти себе подружку. Как бы вели себя? Как бы наблюдали, как бы искали «ту самую»?

Булгаков рассмеялся:

– Я бы не стал делать этого в клубе. Понаблюдать, конечно, можно, но это сложно. Во-первых, чаще всего на самом танцполе ничего не видно, и чтобы разглядеть человека, нужно подойти к нему вплотную. А в чилаут-зонах, то есть там, где не пляшут, а отдыхают, как правило, сидят компаниями, сообществами, которые уже сформировались. Да и вообще, поодиночке на вечеринки мало кто ходит. Короче, найти жену в клубе – это не вариант. Только если это не предначертано свыше.