Текст книги "Комфортность среды как фактор инновационного развития города"

3.5. Влияние городской среды на субъекты инновационного развития

С одной стороны, индивиды выбирают места проживания, и города, чтобы быть притягательными для креативного класса, вынуждены приспосабливаться к их требованиям. С другой стороны, городская среда, воздействуя на сознание индивидов, участвует в формировании запросов, системы ценностей и ориентиров. С этой точки зрения две во многом альтернативные модели подобного воздействия представляют собой Пермь и Новосибирск.

С точки зрения качества образования Новосибирск и Пермь имеют различный бэкграунд. Если Новосибирск считается образовательным и научным центром, располагающим широким профилем дисциплин фундаментальной и прикладной направленности, то образовательный потенциал пермских вузов более узок, нацелен в основном на прикладные дисциплины, необходимые для пополнения кадрами экономики промышленного города. В результате Новосибирск привлекает молодежь возможностями получения качественного образования, в том числе на этапе старших классов школы[18]18
  В частности, физико-математическая школа Академгородка активно привлекает старшеклассников из других регионов


[Закрыть]. Однако приобретение современных компетенций – языковых, предпринимательских – носит вторичный характер по сравнению с ценностью «классического» образования.

Представитель областной администрации в качестве основного места получения студентами предпринимательских компетенций называет технопарк Академгородка: здесь организована летняя и зимняя школа инноваторов, а также проводится целый ряд образовательных мероприятий. С одной стороны, формат школы инноваторов – это целостный подход к целенаправленному формированию команд под проекты и профессиональному курированию стартапов. Тот факт, что технопарк и бизнес-инкубатор начинают формировать некую «тусовку», мало кто опровергает. С другой стороны, школы инноваторов – это реализующийся «сверху» проект, в большей степени ориентированный не на студентов, а на выпускников и молодых специалистов. Школы инноваторов – это ограниченное по времени и количеству участников формализованное мероприятие. В НГУ на некоторых технических специальностях также читаются отдельные курсы по теории предпринимательства, однако в целом подобное направление не воспринимается стратегически важным.

Пермь уступает Новосибирску в части богатства академического наследия, однако компетентностный подход к образованию, судя по всему, получил гораздо большее развитие. Так, в 2012/13 учебном году в Пермском национальном исследовательском политехническом университете открылся набор на программу магистерской подготовки «Менеджмент технологических инноваций», подразумевающую проектную работу на протяжении всего обучения. Идея проектной магистратуры в том, чтобы обучить студентов созданию бизнеса на основании своего проекта.

«Магистрам даются компетенции в области предпринимательства, инновационной деятельности. Это курс по выбору для всего университета».

При том же университете функционирует так называемый Инновационный кластер – самоорганизация студентов вуза, стремящихся к формированию предпринимательских навыков среди студенческого сообщества. Руководство вуза поддержало проект.

«Трудоустроили ребят, загрузили некоторой рутинной работой – и оставили свободу для своей деятельности. Инновационный кластер создает “тусовку”. Так их и называем. Где люди думают и говорят о ценностях, которые нужны институту1, где было бы модно заниматься инновациями, предпринимательством. Мы не ждем от них исчисляемого эффекта, но потом это выстреливает».

Здесь большая ставка делается на инициирование процессов молодежью, а официальные институции, скорее, поддерживают начинания.

В подтверждение этому достаточно очевидным индикатором различия среды в городах стал возраст людей, играющих ведущую роль в организации инновационных процессов в двух городах: если в Перми это в основном молодые люди примерно 30 лет, то в Новосибирске их возраст тяготеет скорее к 50-ти. То есть в Перми инновационный процесс организуется молодежью и для молодежи, в Новосибирске люди старшего возраста создают для молодых (которых до последних курсов вузов называют «дети») условия для занятий инновационной деятельностью.

В ходе проведения исследования создалось впечатление, что городская среда Новосибирска формирует людей, гораздо менее склонных к риску, чем в Перми. Перспектива создания собственного дела студентами престижных новосибирских вузов практически не рассматривается как предпочтительный путь карьеры, гораздо большей привлекательностью обладает вариант встраивания в существующие бизнес-структуры. Ситуация в Перми складывается иначе – среди студентов предпринимательство рассматривается как ценность, причем задумываться об этом начинают уже со студенческой скамьи. Так, при Высшей школе экономики функционирует бизнес-инкубатор, который представляет собой не только вузовскую, но и городскую площадку коммуникации людей, заинтересованных в развитии собственного бизнеса и инновационных проектов. Участники проводимых бизнес-инкубатором мероприятий – это студенты и аспиранты различных вузов города, а также уже работающие специалисты. Бизнес-инкубатор является местом формирования междисциплинарных команд.

«Нашел команду через бизнес-инкубатор “вышки”. Программист из ЛГУ пришел в вышкинский бизнес-инкубатор и предложил программу, которую он разработал для курсовой, за советом. Сформировали команду. Легко людей найти через знакомыхчтобы сформировать команду для начала бизнеса».

Однако материальная база, а также квалификация сотрудников инфраструктуры поддержки предпринимательства не во всем удовлетворяет потребности начинающих предпринимателей Перми, что не способствует их закреплению на территории города. Например, молодых предпринимателей из Перми приходилось встречать в IT-парке Набережных Челнов. Ситуация в Новосибирске в чем-то противоположна: существующие объекты инфраструктуры (в первую очередь Академпарк) обладают хорошей материальной базой, но слабо формируют вокруг себя предпринимательское сообщество.

Включенность города в глобальный мир

Включенность города в глобальные потоки, с одной стороны, является необходимым условием развития инновационной экономики, с другой – в городах – участниках исследования такая включенность ограничена, а запрос на нее не до конца сформирован, хотя некоторые респонденты отмечают значимость этого процесса.

«Есть ощущение, что если реализовать какой-то стартап – здесь в Перми – он будет локальный. Не верится, что выйду на мировой рынок. Здесь меньше инвесторов, хуже развита инвестиционная среда, их нет вообще. А как представляешь себе Калифорнию – видишь, что можешь стать вторым Марком Цукербергом».

Однако сама среда городов слабо нацелена на международную включенность. Индикатором этого становится низкий уровень языковых компетенций школьников, студентов и научных работников. Очевидный тезис о том, что высокий уровень знания иностранного языка является одной из важнейших задач интеграции города в глобальные процессы, повышает мобильность населения и интенсивность обмена знаниями, в реальности сталкивается с логикой последствий реализации подобной политики: языковые компетенции снижают барьеры миграции молодых людей, и, соответственно, риски оттока наиболее востребованного слоя молодежи увеличиваются.

«Человек, который в школе выучил несколько языков и интересуется различной культурой – у него нет привязки к месту. Вот у меня большая привязка – я не знаю языков, и реально не хочу уезжать».

Осознание этих рисков может служить барьером к институциональным преобразованиям в сфере обучения языковым компетенциям.

Можно обозначить несколько ключевых проблем развития языковых компетенций в городах – участниках исследования.

Во-первых, низкий охват качественной языковой подготовкой в общеобразовательных школах. Например, из интервью со студентами, преподавателями вузов, а также директорами общеобразовательных школ Перми выяснилось, что в городе есть только три школы, которые дают хорошую языковую подготовку. Некоторые выпускники этих школ поступают в зарубежные учебные заведения, остальные владеют языком в достаточной мере, чтобы рассматривать варианты прохождения зарубежной магистратуры или получения дополнительного образования.

Во-вторых, как следствие снижается доступность качественного языкового образования для широких слоев населения. Так, директор одной из городских школ говорит, что основной контингент детей (из тех, кто не приписан к школе по месту жительства) – это дети чиновников. Один из выпускников такой школы, положительно отзываясь об уровне языковой подготовки в ней, говорит о проблеме резкой элитизации учащихся:

«Сейчас тенденция – моя школа превращается в школу для богатых людей. Раньше принимали исходя из знаний. Когда я заканчивал школу, я уже видел много ребят, которые поступали туда не из-за знаний, а потому что у них влиятельные родители».

В-третьих, система вузовского образования не рассматривает преподавание языка как обязательный компонент программы. Понимание необходимости языковых компетенций как базового профессионального навыка существует, однако это выражается в точечных проектах – отдельные элективные курсы, отдельные кафедры. Представитель Пермского политехнического университета:

«Проблема языковая, и с точки зрения преподавания, и выездов. Мы не ограничены – кто хочет, тот ездит, а кто-то ни разу не выезжает, потому что нет языка. Это беда, конечно. Сейчас с трудом можно найти ребят, которые могут на год уехать – с английским или немецким языком. Школы не дают. Массово мы все равно готовить не можем. Качество преподавания английского низкое».

Причем под «знанием языка» может скрываться различное содержание: как умение работать с профессиональной литературой, так и навыки профессионального личного общения – возможность понимать собеседника, презентовать проект и участвовать в его обсуждении. Знание языка как компетенции общения не распространено. Конкретный пример приводит руководитель бизнес-инкубатора Академпар-ка в Новосибирске:

«Для меня удивлением является то, что люди, как правило, не знают языка даже на разговорном уровне. Технопарк и бизнес-инкубатор – это место, куда приходят самые активные, перспективные <…> должны были бы приходить. Часто люди не могут поговорить. На одно из первых мероприятий к нам привезли иностранных специалистов, для меня было само собой разумеющимся, что представить проект на английском языке, поговорить с гостями. Оказалось, что из 35 команд способны на это только две. Человек было около 80, 4–5 человек могли что-то рассказать. Причем они все учили английский, просто не знают его так хорошо».

В-четвертых, актуальность проблемы можно проследить по косвенным признакам. Так, руководители наиболее динамично развивающихся пермских IT-компаний признают, что языковые компетенции являются одним из основных конкурентных преимуществ при приеме на работу. «С образованием дела не очень в плане языков. Очень сложно бывает найти кандидатуру, которая обладает специальными знаниями и языком. Очень сложно найти людей с английским. Как правило, мы берем людей с опытом [языковым]. Знания языка берем как базис – обучаем новой профессии». Универсальным способом решения данной проблемы для компаний, участвовавших в исследовании, является проведение дополнительных занятий английского языка для сотрудников.

3.6. Креативная городская среда в российских городах

В российской практике концепция формирования креативной городской среды все чаще слышна на публичных обсуждениях[19]19
  В частности, на новосибирском форуме Интерра в 2012 г. этому вопросу была посвящена отдельная секция.


[Закрыть]. Однако понимание сути этой концепции не просто далеко от однозначности – оно имеет принципиально разное наполнение для участников таких дискуссий. Для одних роль культуры заключается в формировании атмосферы, когда ценность самореализации и самовыражения ставится во главу угла и человек может делать собственный выбор из огромного разнообразия культурных продуктов. Второй подход к пониманию «культурной среды» видит своей целью «окультуривание масс», и основная дискуссия строится вокруг того, как «помочь людям понять, где настоящее искусство». В российских условиях понимание культуры как способа формирования открытого новому сознания существенно менее представлено в пространстве общественной и даже профессиональной дискуссии, однако именно такая трактовка лежит в основе всех зарубежных теорий креативных городов.

Необходимость формирования открытости, так же как и встроенности в глобальные процессы, постулируется в дискуссии об инновационном развитии очень часто, однако фактически под этим могут пониматься принципиально различные смыслы. Можно обобщенно выделить два подхода к пониманию открытости: технологический и культурный.

В рамках технологического подхода открытость понимается как доступность любой информации, включенность в глобальный мир посредством разнообразных средств связи. Согласно данной позиции с развитием телекоммуникаций становится доступной любая сфера, будь то бизнес, образование, культурная жизнь, общение с друзьями: «Все можно узнать через Интернет в силу специфики области. Все можно узнать не сходя с места». Открытость среды определяется виртуальной доступностью внешнего мира. В таком случае единственным условием, которому должна соответствовать городская среда, является возможность доступа к телекоммуникациям. Как уже было отмечено, определенная часть участников исследования придерживаются именно такого подхода.

В рамках культурного подхода под открытостью среды понимается толерантность сообщества. В исследовании «Аспекты психологического восприятия современной городской среды» [Шемелина, 2009, с. 72–89], проведенном среди студентов новосибирских вузов, отмечается, что «характеристики городской среды способны вызывать определенную эмоциональную реакцию у человека» и «они, вероятно, влияют и на проявление личностной толерантности». При этом «толерантность предполагает личностную и интеллектуальную гибкость, готовность к изменению позиции относительно объекта» [Шемелина, 2009, с. 72–89]. Такое видение выдвигает на первый план несколько иные характеристики городской среды.

Во-первых, город должен предоставлять возможность выбора культурного продукта, его разнообразие, что служит инструментом, стимулирующим иной взгляд на привычное. Во-вторых, значимой составляющей культурной жизни города являются площадки, создающие околокультурную среду, пространство неформального общения.

«В этом городе нет арт-кафе, дома актера, музея современного искусства, где можно было бы организовывать различные чтения, презентации. Во многом провинциально. Сфера культуры застоялась, по крайней мере не совершает каких-то радикальных вещей».

Наконец, важнейшей составляющей среды является менталитет населения города, толерантность городского сообщества к новым формам самовыражения и образа жизни.

«Тесно [в городе] – это еще отношение людей. Там [за рубежом] даже взрослый человек, если он танцует, это такая же серьезная работа. У нас – это воспринимается несерьезно. Ты все еще пляшешь? Если человек сидит на секретарской должности, это считается серьезнее, чем иметь свою школу танцев. Идет массовое давление».

«В Новосибирске нам не с кем поговорить – люди не понимают, что это за явление [краудфандинг], это связано с низким уровнем культуры. Здесь мало примеров, среда должна быть толерантной ко всему новому, в Новосибирске это развито не так сильно».

Индикатором толерантности сообщества становится отношение к любым новым ярким проектам как в традиционно понимаемой сфере культуры (например, выставки Гельмана в Новосибирске и ребрендинг театров и проведение фестивалей в Перми), так и точечным уличным «культурным интервенциям» (как «морковные революции» в Челябинске, красные человечки в Перми и монстрации в Новосибирске). В каждом из городов – участников исследования подобные примеры существуют, хотя и в единичных случаях. Интересно, что инициаторами этих «интервенций» в каждом городе являлись представители совершенно разных сфер. В Новосибирске процессы инициировали представители сферы культуры – музейщики и галеристы, занимающиеся современным искусством. Более неожиданны инициаторы из других городов. Так, в Челябинске основным организатором уличных интервенций стал представитель IT-бизнеса, преследующий в том числе свои коммерческие цели. В Перми основным инициатором стала региональная власть. И этот случай стоит рассмотреть особо.

3.7. Пермский культурный проект

Культурный проект в Перми, который еще называют «культурной революцией», стал уникальной попыткой применения зарубежных идей формирования креативной среды с целью развития города. В определенном смысле подобный проект можно поставить в ряд проектов зарубежных городов, последовательно создающих «креативную среду» под кальку рецептов классиков «креативного» жанра. И зачастую он именно так и рассматривается местной интеллектуальной элитой в дополнение к тезису о «разворовывании» средств. Однако, на наш взгляд, на пермскую «культурную революцию» стоит смотреть шире – как на реальный эксперимент внедрения постиндустриальных концепций в условиях индустриального российского города.

Пермский эксперимент демонстрирует как раз тот случай, когда власти пытались формировать факторы комфортности современного мира (культурное разнообразие, бурлящую жизнь), не создав комфортные условия в более традиционных формах, например, благоустройство.

В реальности результаты, на которые был нацелен проект, оказались важны очень ограниченному кругу аудитории – представителям культурных индустрий (и то далеко не всем), а также узкой части городской интеллигенции. Причем обе категории относятся преимущественно к молодому поколению жителей.

Более того, даже среди этой аудитории культурный проект неоднозначно сказался на миграционных стратегиях.

С одной стороны, проект, судя по всему, сдержал миграцию из Перми части специалистов креативных индустрий.

«Народ, который принимает участие в культурной жизни – они бы разъехались уже давно. Сферы, в основном журналисты, писатели, дизайнеры, режиссеры, видеооператоры – творческие люди. Политика дает им возможность самореализации. Творческие мастерские, движуха – позволяет думать, что ты живешь не в заднице. Это для творческих специалистов»[20]20
  В то же время неопределенность перспектив культурного проекта, связанная со сменой руководства края, по имеющейся у нас информации, провоцирует противоположную тенденцию – творческие люди начинают уезжать.


[Закрыть].

Кроме того, Пермь стала привлекать представителей креативных индустрий из других российских городов, в частности из Новосибирска.

С другой стороны, для некоторых представителей креативных индустрий эти позитивные сдвиги не являются сдерживающим фактором переезда.

«Для меня лично все, что происходит в городе – это интересно, это приятно, это весело, но это не то, что удержит. Основной целью культурного проекта было поднятие региона, но эти процессы должны долго очень идти. За 3 года невозможно совершить тут культурную революцию».

На миграционные стратегии других представителей креативного класса Перми культурный проект также не оказал существенного влияния.

«Мне город, скорее, нравится, чем не нравится, именно потому, что я как раз тот, кто потребляет культурные услуги со скоростью поедания гамбургеров в “Макдональдсе”. Сейчас у меня есть выбор, может сформироваться какой-то вкус. <…> Главным плюсом города я считаю именно культурную его насыщенность. <…> Если свернется культурная политика – я заскучаю, видимо, стану больше работать. Менять город лично я все равно не собираюсь… Придется себе искать развлечения – те же онлайн-игры».

В то же время значительную часть образованной молодежи как в студенческой среде, так и среди работающей молодежи «культурная революция» вообще не затронула.

«А есть ребята которые не интересуются культурным проектом в принципе. Они вот учатся очень хорошо. Это больше для узкого круга. Очень много народа в принципе не информировано».

«Если говорить о последних изменениях в культурной политике, то оно нас не задело. Определенный склад ума у людей: половина в выходные сидит в офисе, в основном увлечения – это спорт, не связано совсем ни с культурой, ни с развлечениями, которые может дать город».

На фоне нейтрального отношения широких слоев молодежи и положительного отношения крайне узкого слоя в городе формируется реальный протест со стороны части интеллигенции и широких масс населения. Представляется, что здесь как раз сыграл мотив, звучащий в критике теории Флориды, о «социальной несправедливости» подобной политики, когда крайне специфические интересы узкой части населения, не играющего существенную роль в городской экономике, удовлетворяются за счет «локомотивов» городского развития. Более того, такая политика, по-видимому, не отвечает интересам не только рабочего класса, но и существенной части городской интеллигенции. «Опишем пермского инженера, носителя индустриальной рациональности, в его отношении к культуре. В целом оно сходно с позицией советской интеллигенции: искусство – высшая сфера, область духовного, требующая дистанции и почтительного к себе отношения. Лучшее искусство – классическое, новации в нем чреваты скандалом», – таково описание культурных потребностей «типичного» интеллектуального пермяка в одной из статей, посвященных культурной революции [Шушкова, 2012]. Среди образованной молодежи также можно встретить негативные отзывы о политике.

«Отношение, скорее, негативное, очередной распил бюджетных средств. Если их распилят на дороги и больницы, то останется чуть больше жителям, чем распиливать на фестивале, который сейчас прошел, а завтра не будет».

«Зачем все эти вливания, если по Ленина рядом с торговыми центрами улица уже 10 лет как разбита?»

Разрыв культурных потребностей тех и других в городе ощущался достаточно остро.

«С пермяками очень тяжело работать. Есть открытая для всего нового молодежь, а есть <…> мне кажется, что это истинное пермячество” – люди какие-то рамки себе поставили и не хотят иным образом думать».

Тем не менее однозначно говорить о провале культурной политики преждевременно. «Культурная революция» вызвала достаточно много позитивных прямых и косвенных эффектов, повлиявших на притягательность города для креативных людей.

Экстерналии культурной политики заключаются в том, что участники культурных проектов, вращаясь в этой среде, нарабатывают социальный капитал и менеджерские компетенции.

«Лично я за: я участвую в организации, я заинтересован. Это возможность не столько заработать денег, сколько попробовать себя в организации проекта, в котором участвуют 60 человек и который стоит больших денег. Для меня не было принципиально, культурный это проект или нет».

Местные инновационные компании стали ориентироваться на этот социальный капитал при приеме на работу. Языковые, коммуникационные и прочие современные компетенции, нестандартный взгляд на мир для инновационной экономики во многих случаях важнее, чем знания в узких профессиональных областях. «Немало приходит сотрудников, которые работают в новой культурной сфере. Там же много всяких фирмочек. До того – для ребят менеджерского склада стало привлекательным работать в новой культурной политике. Сейчас появилось что-то более яркое. Из десятка резюме нескольких человек. Их можно оценить по их культурным проектам. У нее [кандидата] есть язык, у нее есть коммуникационные навыки. А искать человека, который разбирался бы в [профессиональной] сфере – бесполезно». То есть для динамично развивающейся современной компании важен в первую очередь менталитет людей – их открытость. Культурный проект способствовал формированию и выявлению таких людей.

«Культурная революция» выполняет функцию открытия города миру, демонстрации новых современных видов искусства и творчества, новых для пермяков моделей жизни. «Культурная политика медленно, но верно начинает менять что-то в отношении людей. Сейчас начали приезжать Москва и Питер. У них высокие запросы – не на любой чемпионат поедут. Поэтому пришлось серьезный уровень мероприятия задавать. Мы танцоров привозим за счет бюджетных денег, сами они вряд ли бы поехали». В некоторой степени она становится механизмом изменения сознания жителей, привыкших к определенным рамкам и сценариям.

«Каждый раз, открывая свой арт-проект, мы хватались за головы „А что же про это скажут “ позитивного изначально нет. Потом привыкают, начинают осваивать красных человечков – с ними фотографируются».

В результате «культурной революции» Пермь заработала определенную репутацию среди других российских городов. Имидж города важен для представителей бизнес-сообщества.

«Я меньше стал депрессовать по поводу Перми, когда появилось это культурное движение. Из промышленного района город начал превращаться. Если до Гельмана приехать в Пермь значило приехать тепло одетым с охраной, то теперь по problem, может даже вызвать интерес». Неоднозначную оценку дает политике представитель креативных индустрий другого города: «Можно создать искусственную движуху, можно научить студентов туда ходить, можно звать людей из других городов, но это не постоянно, это очень правильные шаги, это повышает уровень, и я уверен, что Пермь уже никогда не будет такой, как прежде, но само по себе это нежизнеспособно».

Но прежней Пермь все-таки не будет.