Текст книги "Непонятный роман"

8:17 Депрессия – 2

– А потом у меня была депрессия настоящая.

Хотя нет, надо начать чуть более издалека. Я до этой настоящей депрессии один раз ходил к психотерапевту, но такому, ненастоящему. Кто-то на работе мне подарил разовый бесплатный сеанс. Вот тоже, да? – как надо общаться с коллегами, чтобы они подарили тебе поход к психотерапевту? Но ладно. Пошел.

Женщина – ненастоящий психотерапевт – спросила, в чем моя проблема. А это вообще-то главный вопрос человека: в чем его проблема. Ну, сразу понял, что она не очень как психотерапевт, и просто из любопытства стал с ней болтать. Сеанс-то бесплатный. Сказал, что мне не очень нравится моя жизнь. Извините – какой вопрос, такой и ответ. И она предложила что-то вроде… разложить свою личность на «облачка» и посмотреть на них со стороны. Ну, не повезло мне с психотерапевтом тогда. Это же вообще главная проблема человека: найти своего психотерапевта.

С психиатром зато потом повезло. Он был настоящий. И он мне сказал, что депрессия у меня настоящая. Тоже на работе мне его нашли, но на другой уже работе. И опять: что же я такого там делал, что коллеги отправили меня к психиатру… Да нет, ничего такого, конечно, не делал. Тоже, видимо, кому-то пожаловался на состояние. И меня по блату отправили к очень крутому врачу. Я не буду его называть. Его имя слишком известно, чтобы его называть. Ладно, пошел. Бесплатно же тоже.

Начал ему рассказывать вот это все стандартное – бессонница, раздражительность, слабость, дисфория. Более того, ангедония. У меня уже психосоматика тогда началась: я однажды выключился на работе. Сидел на стуле, с открытыми глазами, но никого не слышал и не видел. Через пару минут пришел в себя – коллеги руками машут, тормошат, беспокоятся. Так и не понял, что это было за состояние.

Потом я утром встал с кровати и упал, такая слабость была в ногах. Трезвый был, да. Ну, с похмелья, но трезвый. Я когда к этому врачу шел, уже знал, что у него главная специализация – наркология. И боялся, что он сразу поймет, что я бухаю. И просто скажет мне, что нужно просто перестать бухать. Но нет.

Он меня послушал меньше минуты и мягко так остановил: в стационар наш лечь хотите? Я испугался: не хочу. «А как вы поняли, что мне нужно в стационар?!» В общем, он меня сразу раскусил, но не в том смысле, в каком я боялся. Объяснил, что я могу рассказывать все что угодно, и он с удовольствием меня еще послушает. Но он не столько слушает мои слова, сколько смотрит на мою мимику, моторику, темп речи. Смотрит, как я зашел, как сел, как я говорю. И он сразу понял, что у меня депрессия, и мне нужно в стационар. Вот что значит настоящий врач!

И я горячо, вдохновенно ему сказал, что я хотел бы полечиться дома. Что я интроверт и домосед, и что дома мне точно будет лучше, чем в незнакомом и страшном месте – стационаре. И врач со мной согласился: раз так, лечитесь дома. Вот что значит попасть по блату к очень крутому врачу. И он выписал мне два рецепта: на пакзил и зонапакс. Сказал, по какой половинке какой таблетки когда принимать, звонить с жалобами ему в любое время, приходить через три дня показаться. И отпустил. А, не сразу отпустил: спросил, есть ли у меня деньги на таблетки. И предложил, если нет, дать. Я смог себя пересилить и ответил, что деньги у меня есть. Хотя денег у меня не было. Врач меня отпустил. Денег на таблетки я занял у коллеги. Купил, принял и сел ждать эффекта.

И эффект не заставил себя долго ждать. Это было вечером, а на вечер у меня был зонапакс, снотворное и легкий антипсихотик. И он меня усыпил. Сразу же. После месяца ежедневного бухла, когда я должен был неделю не спать, этот зонапакс меня просто и сразу усыпил. И уже на следующий день я проснулся и почувствовал себя лучше. И в этот же день меня уволили с той работы, где мне нашли этого хорошего психиатра. Сказали, что устали терпеть мои опоздания. Но я уже не переживал из-за работы. Потому что я уже начал пакзил.

Пакзил, антидепрессант и легкий стимулятор, прекрасно на меня подействовал. Через несколько дней пакзила я, прекрасно высыпаясь под зонапаксом, почувствовал, что хочу двигаться, гулять, есть. И еще, что безумно хочется секса. Понимаешь? Депрессия начала отступать! Половинка пакзила – и я ожил. Часами гулял по району под нового «Мумий Тролля», «Пиратские копии». Заходил в «Верный» возле дома и брал там мороженое в вафельных стаканчиках по тринадцать рублей. Набирал целый пакет, который не помещался в морозилку – стаканчиков пять я съедал сразу. Мой друг Кирич, с которым мы тогда снимали ту прекрасную квартиру на «Добрынинской», потом ругался, что утром он открывает морозилку, а на него вываливается мороженое по тринадцать рублей. И радовался за меня, что я ожил, что я не бухаю, что я что-то делаю. Врач, к которому я раз в неделю ездил и отчитывался о своем состоянии, тоже радовался за меня. И, как я уже понимал, он снова не верил моим словам, а смотрел на мою мимику, моторику, темп речи. Смотрел, как я зашел, как сел, как я говорю. А ходил, сидел и говорил я очень хорошо, красиво, бодро! И врач тоже за меня радовался и сказал снизить дозировку пакзила с половинки таблетки до четвертинки.

Я спал под зонапаксом, а под пакзилом гулял, ел, без конца наводил порядок в комнате и очень хотел секса. И вот тогда я завел «Тиндер». Но это отдельно надо рассказывать.

– Подожди. Извини, но что ты ел и на что собирался водить девушек из «Тиндера» на свидания? Раз тебя уволили, и накоплений, судя по всему, у тебя быть не могло.

– А это целая загадка. Мне те два счастливых месяца, март и апрель пятнадцатого, продолжала приходить зарплата с той работы, откуда меня уволили. У меня есть теория на этот счет, но такая, шаткая. Рассказать?

– Знаешь, я тоже не верю твоим словам. Пойду схожу за мороженым. Не за тринадцать рублей, конечно. Возьму «Мовенпик». А ты пока рассказывай, что ты там делал под пакзилом.

– Под пакзилом, кстати, лучше ничего такого не делать. Потому что да, пакзил стимулирует либидо. Но у зонапакса есть неприятная побочка – он затрудняет…

– Пацаны, это можете не записывать.

– Но это же твой коронный вопрос.

– Ты немножко застрял в семнадцатом году.

– Хороший был год, кстати…

– Да. Но теперь на нашем канале мы говорим о серьезных вещах.

– Еще под пакзилом я бесконечно смотрел мультик «Барашек Шон».

– Нет, ты меня не разжалобишь.

– Еще я потом пожаловался врачу, что депрессия прошла, а грусть постоянная осталась. А он мне сказал лишь: «Ну, такая у вас личность».

– Не жалко!

8:45 Вы ушли с маршрута

– Ну вот дорога. Давай, вызывай свое такси. Правда, я не знаю, как ты собрался.

– Приложение не находит, конечно.

– Конечно. Откуда ночью в подмосковном лесу приложение найдет тебе такси. Пешком пойдем. До утра, может, дойдем до МКАДа. А там уже спросим.

– Оно нас самих не находит.

– У тебя специальное приложение, «Яндекс. Иван», которое никогда не находит ничего, и в первую очередь не находит Ивана.

– Я в поддержку сейчас позвоню, и хорошая женщина пришлет нам машину.

– Лимузин с шариками и с шампанским. Нет, лучше сразу с коньяком.

– Да ладно тебе. Не отвечает поддержка почему-то.

– Интересно, почему. Хорошая женщина спит, наверное. Ты как хочешь, а я пойду, чтоб не замерзнуть.

– А в какую сторону?

– В эту.

– А почему не в ту?

– Потому что я знаю, где Москва.

– Вот как ты это знаешь? Мы стоим в лесу на дороге ночью. Как понять, куда идти?

– Тебе – никак. Просто пошли.

– Ха-ха-ха. Пожалуйста – едет кто-то. Сейчас он нас добросит.

– Слушай, ты уверен, что?.. Давай-ка в лес назад спрячемся.

– Он останавливается уже.

– Тебе мало было этой волшебной полиции?

– Которая нас отпустила? У тебя слишком много скепсиса. Этот мужик нас довезет до Москвы. У меня предчувствие хорошее. Как говорится, говорить буду я. Здравствуйте!

– Здравствуйте. Что, заблудились?

– Да нет, гуляем просто. Вы же в Москву?

– В Москву. Садитесь.

– Спасибо. Меня Иван зовут. А это мой друг Леонид.

– Я Василий. Ребята, а вы курите?

– А что?

– Я остановился, как увидел, что вы курите. Я бросаю, но сейчас ломает, аж уши сводит. Дайте сигаретку.

– Конечно. А вы остановились, потому что увидели, что мы курим?

– Ну не только поэтому. Я что, брошу людей ночью в лесу? Вдруг у вас беда. Надо же по совести жить.

– У нас беда, да…

– Какая?!

– Василий, у нас нет никакой беды. Иван иногда преувеличивает.

– Да мне все равно. Главное, по совести жить. Вот я, думаете, как живу?

– Все мы живем как можем.

– Вот, правильно, Иван, говорите. Ох, как хорошо! Аж голова закружилась, как после первой сигареты. Я, говорю, стараюсь жить по совести. Я раньше людей обманывал, но все равно старался хотя бы честно обманывать. А сейчас уже все, завязал. Стараюсь честно делать свою работу.

– А что у вас за работа?

– Доставка всякая. Ночная в том числе. По Подмосковью в том числе. До дач в том числе.

– А что доставляете?

– Ну, всякое. Вещи разные специальные.

– Которые нельзя купить в обычных магазинах?

– Да. Я доставляю людям то, что им нужно прямо сейчас, но что они не могут купить сами прямо сейчас.

– Например?!

– Василий, не обращайте внимания на Ивана. Он иногда бывает излишне любопытен.

– Да я сам такой же! Ну, например: бойлер на дачу. Я сам куплю, сам привезу и сам же установлю. Я в основном электрик. Раньше я сантехникой занимался, но это было скорее хобби, для души. И там я людей обманывал. А сейчас стараюсь честно.

– А как обманывали?

– Дайте сигаретку еще.

– Не стоит винить себя за срыв.

– Да я особо и не виню. Ну как… Приезжаю к какой-нибудь бабе богатой. А у нее один смеситель тысяч пятнадцать. И таких смесителей у нее пять. Ну там, на кухне кран питьевой. В ванной две штуки. Плюс биде. Я ей все ставлю, выставляю ценник конский: тридцать тысяч за всю работу. На следующий день она звонит: потекло. Ну я приезжаю опять, переделываю, еще сверху пятнашку беру. Вот это я обманывал. Но это потому что баба богатая. Но старался и честно: с дедушки какого-нибудь возьму по-божески, по рынку. И сразу нормально делаю, чтоб не потекло на следующий день. Вот это по совести я называю. Я же в церковь теперь пошел. И доставкой занялся. И курить вот бросаю. Кстати, вот моя визитка, если что.

– Церковь и доставка хорошо. Вы только бойлеры, значит, доставляете?

– Нет, не только. Разное могу найти и доставить.

– А вы можете найти и доставить…

– Иван, перестань пытать Василия. Он уже сказал: бойлеры, на дачу.

– Бойлеры сейчас основной профиль, да. Но и кое-что еще тоже можно. Ребята… Мне заказ срочный упал только что. Я вас могу только досюда добросить. Вон там МКАД. А мне надо туда налево. Срочный заказ в СНТ.

– Спасибо, Василий! Мы с Иваном дойдем, да. Пойдем, Иван.

– Спасибо, Василий…

– Визиточку мою не забудьте.

– Обязательно. Спасибо.

– Дверью посильнее хлопните, а то она не закрывается.

– До свидания, Василий! Уехал наш шанс…

– Ты чего докопался до мужика?

– Ну он же кладмен!

– С чего ты взял, что он кладмен?

– Ну по нему сразу видно, что он кладмен!

– По нам тоже сразу видно, что мы кладмены. Хотя мы наоборот.

– Да… Это во мне говорит нетерпение. Пойдем до МКАДа? Там уже такси вызовем нормально.

– А куда мы пойдем? Ты видишь этот туман? И карты по-прежнему не работают.

– Туман вижу, да. А МКАД уже нет.

– И кроме него ничего. Только что был МКАД. А теперь туман. За минуту заволокло.

– Это предутренний туман. Мы в низине.

– Может, нам надо спуститься в прогал и разогнать туман лапником?

– Ну на пригорок поднимемся, оттуда увидим, куда идти.

– Завез твой Василий нас куда-то.

– Никуда не завез, вон там МКАД, ты же сам видел.

– А теперь не вижу.

– Потому что туман. Но вообще Василий может мне пригодиться не только для этого. Мне теперь в любой момент может понадобиться бойлер. Мы же дачу купили.

– Ты не рассказывал.

– Хотел сделать сюрприз, позвать вас туда, когда там все готово будет. Но ладно, сейчас расскажу.

– Сейчас самое время и место рассказывать про дачу. Коньяк-то где?

– У меня. Интересно, почему Василий попросил сигарету, но не попросил выпить, хотя пахло же от нас и тем и другим.

– Потому что Василий за рулем, в отличие от меня, не пьет.

– Вот видишь, ты уже начинаешь видеть в Василии положительные плюсы. Короче. В январе мы с Соней сидели на каникулах.

– Я уже упустил нить этой новой истории.

– Это про дачу.

– Оок. Слушай, вообще ничего не видно, только дорогу.

– Ну и пойдем по дороге. Если идти, никуда не сворачивая с пути, обязательно куда-нибудь придешь.

– Так, карты наконец-то заработали. МКАД там.

– …Сидели, и что-то заговорили про загородные домики и дачи. Я говорю: хочу загородный домик. А Соня говорит: хочу дачу.

– Я не хочу дачу.

– У тебя квартира есть.

– Она не моя же.

– Но все равно. И стали искать дачу.

– Я бы не хотел с тобой искать дачу.

– В интернете.

– Да я понял. МКАД почти пустой, надо же.

– Как в локдаун.

– Да, но сейчас-то не локдаун.

– Ночь потому что и туман.

– Все, меня рубит уже, не могу.

– Меня тоже уже подрубает. Но я вызвал такси.

– И что, оно приедет?

– Едет уже.

– Интересно, откуда здесь такси. Других машин нет.

– Но Василия же мы встретили.

– Главное, чтобы такси не было такое же, как Василий.

– Я странное такси сразу распознаю.

– И что будешь делать?

– Отменю заказ.

– Приехать бы уже хоть куда-нибудь, поспать пару часиков.

– Сейчас приедем ко мне и поспим. Вот оно!

– Нифига себе, правда. Такси из тумана.

– Здравствуйте! Мы поспим по дороге, а вы нас разбудите, как приедем, хорошо?

– Как вам будет удобно.

9:11 «Пепси Черри»

– Прости, что заставил тебя бухать. Мне правда неловко после твоих историй про депрессии.

– Не, сейчас нормально.

– Поэтому давай сейчас ляжем поспим, а потом продолжим по трезвяку.

– Нормально, я говорю.

– Пацаны, примите у нашего гостя коньяк.

– Что значит «примите»? А, тебе, наверное, кажется изысканным процитировать «Собачье сердце».

– Я, честно говоря, даже не знал, что цитирую «Собачье сердце». И я не претендую на такое знание литературы, как у тебя.

– Вот и на коньяк мой не претендуй.

– Я, собственно, и не претендую. Хорошо. Пацаны, сделайте мне кофе. А нашему гостю что-нибудь на запивку принесите.

– «Пепси Черри», если можно, пожалуйста.

– Пацаны, сбегайте ему за «Пепси Черри», пожалуйста.

– Спасибо, пацаны.

– Давай наконец поговорим серьезно.

– Так я только за.

– Сейчас те, кого условно можно отнести к нашему поколению, тридцатилетние, родившиеся в конце восьмидесятых – начале девяностых, постоянно говорят о некой травме, причем связывают ее с детством. Что ты об этом думаешь?

– Я думаю, что травма есть у каждого, что любая травма идет из детства и необязательно пытаться придать ей какие-то поколенческие черты. В общем, никого не хочу обидеть, но эти постоянные разговоры о травме кажутся мне тривиальными. Это как если бы я сейчас пожаловался, что ты меня заставляешь пить, и мне потом будет плохо. Не хочешь, не пей. Есть просто неизбежные вещи.

– Подожди. То есть, «не хочешь, чтобы у тебя была травма – не говори о травме»?!

– Не совсем. Мне всего лишь не нравится тривиальность. Травма преподносится как некое открытие нашего поколения. У Чехова был персонаж, который говорил только то, что и так всем известно. Травма была и будет у всех и всегда. Сегодня стало принято вдохновенно и искренне говорить – это парадокс – очень стертые, общие слова, в которых нет никакой собственной, новой мысли. И мне неинтересно.

– А ты, соответственно, претендуешь на оригинальность?

– Я пока претендую только на этот коньяк. И на «Пепси Черри».

– Попытка отшутиться не засчитывается. Все тривиальны, а ты оригинален?

– Я просто молчу, когда не могу сказать ничего, что не сказали бы уже другие.

– Но ты же бесконечно можешь говорить.

– Да. И моя болтовня не претендует ни на какую новизну. Это просто выражение радости от жизни, почти физиологическое, как совместная прогулка, еда, обнимашки.

– Обнимашки. Тогда какая травма у тебя?

– У меня нет травмы.

– Подожди. «Травма есть у каждого человека» – это твои слова.

– У меня травма просто выключена. Как и политика, кстати.

– О политике чуть позже. Значит, если у всех травма вклю́чена…

– Включена́.

– …Включена́, а у тебя вы́ключена – то ты претендуешь на то, чтобы быть единственным оригинальным представителем поколения сплошь тривиальных тридцатилетних, которые стертыми и общими словами ноют о травме?

– «Ноют» – я так не говорил. Это твои слова.

– Высказываются. О травме.

– Вот я за то, чтобы каждый высказывался о чем хочет и как хочет и чтобы никто никого ни за что не упрекал и тем более не призывал наказывать.

– Я не верю, что ты действительно такой единорог. А слиться с темы через такую, прости, тривиальность, у тебя не получится.

– Браток, это называется свобода слова и совести. Не все могут знать.

– Мне кажется, если тебя, извини, стошнит, то не коньяком, а радугой.

– Ну хорошо, не свобода слова, а «свобода слов»! Есть слова интересные, а есть нет. И я люблю слушать и читать слова интересные, а…

– …А говорить и писать интересные слова можешь только ты один.

– Смотри. В «Анне Карениной»…

– Не получится слиться.

– Я подхожу к этому! Одно из моих любимых мест – итальянские главы, когда Анна с Вронским в Италии познакомились с русским художником Михайловым. Через него Толстой формулирует свое отношение к искусству. Ненастоящий художник Вронский считает хорошей ту картину, что как можно больше походит на другие, уже известные хорошие картины. И так же считают примерно все вокруг, даже Анна. А настоящий художник Михайлов просто не понимает, какое значение имеет похожесть или непохожесть картины на что-то, если она вдохновлена непосредственно тем, что есть в душе, и фигуры в ней живые и невыразимо сложные. Сейчас ты меня подколешь, что я сравниваю себя с Толстым.

– Нет. Я тоже не люблю тривиальность. Я правильно понимаю, что, по-твоему, все современные произведения о травме похожи на другие, уже известные и хорошие произведения о травме, а ты хочешь написать что-то, вдохновленное только тем, что есть в душе, сложное и невыразимо живое…

– Наоборот.

– …Живое и невыразимо сложное?

– Да. Все так.

– Так какая у тебя травма?

– У меня нет травмы. Просто нет.

– Так о чем же ты собрался писать?!

– Пацаны принесли «Пепси Черри»! Пацаны! Давайте ее сюда скорее! Она пропала же везде еще зимой, а я ее так любил! Где вы ее нашли?!

– Пацаны, подождите. В чем твоя травма?

– Ну что ты со мной как с ребенком?

– Вот давай и поговорим о детстве. Травмы же все оттуда.

– Теперь мне неловко за тебя. Такой дешевый прием…

– Почему. Я тоже люблю «Пепси» без углей. Пацаны, давайте сюда одну баклажку. Я даже опять выпью с тобой коньяка. Давай вместе поищем интересные слова о травме.

– Да у нас вообще довольно благополучное поколение. Было. Но ты сейчас скажешь, что это тоже единорожество.

– Не скажу. Объясни.

– Сначала мы росли в мире, где главной ценностью считалась еда. Это девяностые.

– Так.

– А потом еды стало много, и мы, уже подростками, стали задумываться о других ценностях, более, так сказать, ценных. Более лучших, нестыдных.

– Словами «нестыдных» и «более лучших» ты погрузил меня в атмосферу сначала нулевых, а потом десятых.

– Ну это моя работа – погружать в атмосферу… Мы были не травмированы, а лишь хорошо знакомы с бедностью и недостатком еды, что придало нам некую нервность и тонкость.

– Таак. Пацаны, давайте сюда всё «Пепси Черри».

– И еще коньяка, если можно, пожалуйста.

9:51 Вы приехали

– Приехали. Просыпайтесь, приехали.

– Да… А куда это мы приехали?

– На адрес, который вы указали.

– Так мы же в СНТ.

– Какой адрес указали, туда и приехали.

– Я указывал адрес в Москве!

– Вот. В приложении вы указали этот адрес. Назовите мне хоть одну причину, по которой я привез бы вас в СНТ, если бы вы указали адрес в Москве.

– Это я ошибся, наверное… Тогда давайте по новому адресу, в Москву.

– Это была моя последняя поездка.

– Лёнич, пойдем. Я все тебе сейчас объясню. Спасибо…

– Пожалуйста.

– Иван, что происходит? Где мы?

– Это сложно объяснить… Ты знаешь, у меня не очень хорошие отношения с картами.

– Сейчас у тебя со мной будут не очень хорошие отношения. Где мы?!

– У нас на даче.

– Как?!

– Наверное, вместо адреса дома подставилась дача… Я когда адрес вбивал…

– Реально, мы на даче вашей?

– Да… Но, с другой стороны, это даже лучше! Мы поспали по дороге, освежились. Можем сейчас еще немного поспать и отсюда опять двинуть. А с таксистом этим лучше было не спорить. Он странный, я сразу понял. Но спасибо, что хотя бы не стремный.

– «Сразу» – это когда он вместо твоего дома привез нас на вашу дачу?

– Но привез же. А стремный таксист нас привез бы вообще куда-нибудь не туда.

– Главное, что сейчас «туда» привез. Ну пойдем.

– Я очень ценю, что ты не сердишься.

– Открывай. У тебя ключи-то есть?

– Что характерно, да. Меня Соня научила не выкладывать из рюкзака самое важное. Я раньше всегда все выкладывал, но теперь все свое ношу с собой. Вот, значит, такой у нас участочек. Тут я уже не косил, так что все заросло. Криво все, конечно. Плюс у нас только одна косилка работает, триммер, который для больших площадей, для лужаек. А есть еще другая, чтобы окашивать клумбы и в углы залезать, но она сломанная. Починю ее, и будем…

– Красиво у вас тут.

– Да. Когда все цветет, прямо вообще красиво. Пойдем. Вот это главный домик. Там отдельно – ванная. С душевой кабиной, как в гостинице. Туалет, все нормально. Вот там, видишь, сарайчик.

– Не вижу.

– Да, туман никак не уходит. Я тоже не вижу, но чувствую. Ну, потом посмотрим. Но мы быстро стали называть его «кладовка». «Сарайчик» как-то пренебрежительно.

– А «кладовка»?

– А «кладовка» уютненько.

– Оок.

– Вот под навесом для машины мы в уголке сделали зону для пикника. Может, мангал сейчас разожжем?

– Не думаю.

– А это моя отдельная любовь – кухня! Она отдельная, и она очень похожа на летнюю кухню, как у нас в деревне были. Может, там посидим? Я рассказывал про летние кухни наши? Или ты спать хочешь?

– Да прошел уже сон. Дом покажи.

– На веранде мы с Соней сидим вечерами и едим макарошки. Если не сидим в зоне пикника и не едим шашлык. Тут виноградом еще все зарастет. Вот это у нас такая непонятная первая комната. Полугостиная, полуприхожая, ни туда ни сюда, пока непонятно, как ее приспособить. Потом придумается. Тут детская.

– Уютненько.

– Ну а как ты хотел. Вот это спальня. Ну так, чисто спать. А это кабинет. Роман писать, как Соня говорит.

– Ты писал уже здесь роман?

– Не, да мы пока здесь особенно и не жили. Видишь, не доделано еще все. Соня тут все покрасила. Углы она доделает, будет ровненько. Ну и по мелочи, уют навести.

– Уже, мне кажется, уют.

– А будет еще больше. Но главное, грязь вывезли.

– Это что значит?

– Ну у меня в детстве дома так говорили: «грязь вывезти». Окончательно убраться после ремонта. Но еще кое-что осталось, детали.

– На пол в спальне что-то положите?

– Пол такой и должен быть. Не смотри на меня, это Соня его так покрасила. Цвет «вчерашнее какао» я его назвал.

– Ооок.

– В общем, вот так.

– Круто, поздравляю. Как все доделаете, в гости нас зовите.

– Так ты уже у нас в гостях.

– Мы тут случайно вообще-то оказались.

– Да… Ну что, ляжем? Я на гостевой диван могу лечь, а ты в спальне ложись.

– Да не уснем уже сейчас. Давай на кухне посидим.

– Да! Взбодримся, коньяка с кофейком, и двинем.

– Кофеек ты где возьмешь?

– А у нас гейзерная кофеварка тут есть. Пойдем.

– Кухня уютная тоже.

– Да. Я тут отмывал все, «порядки наводил», как в детстве про меня сестра говорила. «Ваня опять порядки навел, ничего не найдешь». У нас такое разделение труда: Соня красит и занимается деталями, а я все отмываю и навожу общий порядок. Теперь косить начал, но, блин, вторую косилку сначала починить надо. Клумбы окашивать и в углы залезать. Просто триммер для больших лужаек, а…

– Да успокойся ты уже с косилкой. Красиво там выкошено.

– А будет еще красивее. В общем, у нас такое разделение труда, что каждый делает, во-первых, то, что ему нравится, а во-вторых, то, что у него получается лучше. Соня покосить попробовала, но ей не понравилось. Я ей проводил мастер-класс. Да в косьбе один мастер-класс: идешь медленно и ровно, и все. Толстого не читали, что ли? Потому что трава высокая, ее прокашивать…

– Может, хватит уже про косьбу?

– Да. Просто мне очень хочется, чтобы все было ровненько и аккуратно. Так, кофе я поставил. Бойлер включить надо.

– Зачем тебе бойлер?

– Посуду мыть.

– Вот не лень тебе.

– Нормально. Коньяк у меня в рюкзаке… В холодильнике, конечно, ничего нету. О! Мы помадки в прошлый раз забыли. Отлично, на закусь. Интересно, они не ушли еще?

– Куда ушли?

– Ну, не испортились?

– Да что им будет-то.

– Ну все, мой руки, садись. А знаешь, что самое главное здесь на кухне и вообще на этой даче?

– Зона для шашлыка?

– Мафон. Вот этот магнитофон. Я тебе сейчас про него расскажу. Я на нем «Арию» слушал.

– Старый мафон, прикольно.

– У меня в детстве был такой же. Мне его подарили за то, что я гнал самогон.

– Оооок.