Текст книги "Наш человек за границей. Путешествия крупного коммерсанта с Никольской улицы по Европе, Азии и Америке, описанные им самим"

Нас попросили подождать несколько минут, пока арестантов разведут по работам. В это время надавили кнопку – и во всех пяти этажах тюрьмы моментально щелкнули железные двери одиночных камер, откуда быстро вышли арестанты и выстроились попарно на галереях. Затем начался выход 1-го этажа, потом 2-го, 3-го и так далее. Когда прошел последний, 5-й этаж, нас пригласили за решетку, где мы оставили свои палки и с помощником начальника тюрьмы начали ее осмотр с одиночных камер. Последние довольно просторны и светлы; в каждой из них стоит кровать с матрацем, подушкой и одеялом, стол, стул и клозет. В них арестантам разрешается курить табак и читать книги; то и другое выдается им в изобилии тюремной администрацией; безусловно запрещается арестантам разговаривать и перестукиваться. Если из них кому что нужно, он должен поднять руки кверху, к нему подходит надзиратель и выслушивает его.

Во время нашего осмотра в тюрьме находилось арестантов 630 человек, но в ней могут поместиться 1700 человек.

Снаружи тюрьма охраняется тремя «мистерами», находящимися на трех башнях, снаружи их не видно.

Внутри тюрьма охраняется десятью человеками, одетыми в штатское платье, без оружия; меня это крайне удивляло.

Затем мы осмотрели больницу, аптеку, столовую, кухню, хлебопекарню, кладовые, прачечную и прочее; повсюду чистота, и во всем образцовый порядок.

Далее нам показали особое отделение – для приговоренных к смертной казни. Это две большие камеры за массивными железными решетками; рядом с ними помещается большая и высокая комната, посредине ее стоит виселица. Здесь вешает преступника не палач, которого тут нет, а сам начальник тюрьмы; это исключительно его «привилегия», никто другой делать этого не имеет права.

Начальник здешней тюрьмы – красивый господин лет сорока, с добродушной физиономией и атлетического сложения, – когда мы ему представились, сказал нам по поводу этой «привилегии», что после каждой смертной казни, которая бывает в год одна и не более двух, его трясет лихорадка и он три дня ничего не ест.

Затем нам показали женское отделение тюрьмы, в котором находилось только 17 арестанток. Они в это время были заняты починкой белья.

Женские одиночные камеры обставлены даже с некоторым комфортом: в коридорах стоят корзины с живыми цветами, камеры светлые и чистые, убраны портьерами, занавесками, на стенах висят карточки и картины; в общем, очень уютно. Отсюда мы прошли через двор в фабричные двухэтажные корпуса, в которых арестанты вырабатывают с помощью новейших электрических машин белье, платье, обувь и прочее. Изделия их хороши и недороги, и поэтому тюремные фабрики всегда имеют много заказов. Здесь нам показали электрическую кройку белья: положили полотно в 150 полотнищ – и машина их кроила и резала сразу так же легко, как лист писчей бумаги.

При поступлении арестанта в тюрьму его тотчас же начинают обучать фабричному производству. Все они без исключения должны работать и при этом делятся на три разряда: первый – ведущие себя хорошо, одеты в синий костюм, второй – среднего поведения и вновь поступившие, [одеты] в серый костюм и третий – совершившие в тюрьме какой-либо проступок, одеты в полосатый костюм.

Для первого разряда бывает сокращение срока заключения, а последний разряд лишается некоторых прав – курения табака, чтения книг, свидания с родными и прочего.

Все арестанты работают бесплатно, но при выходе из тюрьмы им выдается небольшая сумма денег и полный комплект нового белья, платья, обувь и шляпа.

По окончании осмотра тюрьмы мы были приглашены в кабинет к начальнику тюрьмы, который нас встретил очень любезно, предложил нам сигары. Мы его благодарили, и в заключение я сказал ему, что всем виденным я очень доволен, особенно мне понравились удивительная дисциплина и во всем образцовый порядок. На это он мне ответил улыбаясь: «Если вам нравится, оставайтесь здесь». Я поблагодарил его за столь лестное предложение, но воспользоваться им не мог, так как это в мою программу не входило.

Все американские тюрьмы поставлены на коммерческую ногу и приносят хорошую пользу как правительству, так и арестантам; последние выходят отсюда наученные какому-либо фабричному производству или ремеслу, вполне исправленные и способные к честному труду. По выходе из тюрьмы они немедленно находят себе занятия и их охотно берут на фабрики, но и там за ними продолжает следить их тюремное начальство, и поэтому в Америке рецидивов почти не бывает.

Филадельфия – главный город штата Пенсильвания, в нем считается жителей полтора миллиона. Это старый фабричный город, довольно грязный; в нем особенно интересны его маленькие домики-особняки, которых здесь насчитывают более 200 тысяч. Это не что иное, как бесконечные ряды клеток, разделенные брандмауэрами, в них живут семьи фабричных и рабочих.

В Филадельфии, в квартире священника, я встретил русского путешественника, молодого человека – барона Остен-Сакена, который на пари в 50 тысяч рублей взялся обойти пешком вокруг света в течение семи лет, выйдя из Петербурга без копейки денег. Существование свое в дороге, по его словам, он поддерживает лекциями, которые читает в больших городах. Последняя лекция его в Филадельфии дала ему 107₂ доллара. Он к нам вышел без галстука и даже без воротничка. На наши вопросы ответил, что путешествует он уже 17 года и успел за это время пройти Сибирь, Китай и Японию. Из последней прибыл в Америку по бесплатному билету, который, по его словам, получил от микадо, у которого он имел аудиенцию. В доказательство своих слов показал нам свою книгу, в которой мы нашли много фотографических карточек разных высокопоставленных лиц: тут были японские принцы, генералы, наши архиереи – Николай и его викарий; все карточки с факсимиле.

Он нам много сообщил интересного про Китай и Японию, которые ему понравились. Про Америку он говорил другое, называл ее страной воров, шантажа, подкупных судей, эксплуатации рабочих и прочего и в заключение добавил, что его здесь, где-то на дороге, сочли за бродягу и сильно поколотили. Я на это ему ответил, что с его заключением об Америке не согласен, потому что, живя в ней целый месяц, я ничего подобного не видел и не слышал, а, наоборот, наблюдая за американской жизнью, я находил в ней более положительных, нежели отрицательных сторон; я здесь не видел пьяных, нищих, ни от кого не слышал предостережений беречь карманы и тому подобное. На эту тему мы с ним долго и горячо спорили и остались каждый при своем мнении.

Уезжая из Америки, я выношу о ней следующее заключение: это страна здорового практического ума и тяжкого т^уда. В ней жители таких больших городов, как Нью-Йорк, Чикаго, Филадельфия и другие, похожи на грешников, кипящих в котле, без всякой надежды когда-нибудь оттуда выскочить. Все их колоссальные предприятия, фабрики, заводы, большие роскошные магазины, 40-этажные дома, воздушные железные дороги и прочее не облегчают и не удешевляют жизни, а, наоборот, делают ее очень дорогой и поэтому многим не под силу тяжелой.

Мне невольно пришло на мысль сравнить здешнюю жизнь с жизнью в России. Нигде нельзя жить так хорошо и недорого, как в России, и особенно в Москве; прелесть последней еще увеличивается тем, что это единственный во всем мире город по своей красоте и патриархальности.

Столичные города Европы и Америки все похожи один на другой; Москва похожа только сама на себя.

15 октября в 10 часов утра я уехал из Нью-Йорка на французском пароходе La Provence («Прованс») в Гавр. За билет 2-го класса заплатил 124 рубля. На пристани меня провожали священники отцы Букетов, Александров, Корчинский и инженер Константинов. Проводы были очень сердечные.

После великолепной «Мавритании» двухтрубный пароход «Прованс» казался маленьким и грязным, но зато стол на нем был безукоризненно хорош.

Наше маленькое общество «второклассников» состояло из французов и итальянцев, англичан было мало.

18 октября в яме, то есть посредине океана, нас встретила мертвая зыбь, от которой пострадало много пассажиров и почти все пассажирки; я все время чувствовал себя прекрасно.

В три часа дня спустился густой туман, «Прованс» убавил ход, и на нем ежеминутно печально гудела сирена. К вечеру разыгралась большая качка, пошел дождь. Пассажиры в унылом настроении сидели в салоне, сел и я там на диван. Кто-то из пассажиров играл на пианино бравурный марш. В салон вошла молодая красивая дама; в этот момент пароход сделал большой крен – и она полетела прямо на меня. Я ее схватил и усадил рядом с собой на диван. Разумеется – общий хохот. Случай этот развеселил всех находившихся в салоне. Не прошло и двух минут, как вдруг новый крен – ну моей соседки на коленях оказался плешивый испанец!.. Я быстро схватил испанца и водворил его на место (он свалился со стула с противоположной стороны салона). Эта сцена заставила публику хохотать до слез!.. Благодарна была мне и соседка…

20 октября на «Провансе» был интересный «diner d’adieu» («прощальный ужин»), который прошел особенно весело. В конце обеда французы поднесли всем пассажирам сувениры: дамам – булавки, а кавалерам – цепочки с брелоками и в заключение всем дали конфеты с бумажными колпаками. Последние тотчас же очутились на головах у присутствующих: дамы надевали колпаки кавалерам, а кавалеры – дамам. Это привело всех в особо веселое настроение, все хохотали и резвились как дети!..

Ночью мы любовались фосфорическими звездами, которые тысячами выбрасывались пароходными винтами, – зрелище очень красивое.

22 октября в 3 часа ночи меня разбудил необычайный шум и крик многих голосов. Я встал, оделся и вышел на палубу, откуда увидел оригинальную картину. «Прованс» стоит в Гавре, у пристани, атакованный со всех сторон лодками, на которых стоят торговки с длиннейшими бамбуковыми шестами и громко выкрикивают название товаров, лежавших у них в лодках, освещенных фонарями: лимонад, апельсины, яблоки, копченая рыба, хлеб и прочее, которые у них покупали пассажиры 3-го класса. Это делалось таким образом: торговка с лодки поднимала свой длинный шест с привязанной корзинкой кверху, к покупателю, который бросал в корзину монету; торговка быстро опускала шест в воду, вынимала деньги из корзинки, клала туда требуемое и снова поднимала шест кверху, к покупателю. Тут много было комических сцен, так как покупатели с продавщицами говорили на разных языках.

В Гавр мы прибыли ровно через семь суток, откуда я тотчас же по железной дороге отправился в Париж, где меня с большой радостью встретил Н.И. Архангельский. После Нью-Йорка, Чикаго и других американских городов Париж мне показался настоящим раем. Я здесь с удовольствием отдохнул четыре дня и затем поехал в Ниццу.

Английская набережная в Ницце

Насколько хорош Париж, настолько же мерзки французские железные дороги – я ничего не знаю хуже французских вагонов. Это нечто архаическое: они малы, грязны и пыльны до последней степени, качаются и трясутся на ходу, как одержимые пляской святого Вита, и, в заключение всего, в каждом купе, куда всовывают по восьми человек, устроена «инквизиция»: посредине пола, вдоль диванов приколочена железная доска, которая нагревается до белого каления и буквально обжигает пассажирам ноги… так что последние приходится держать согнутыми под диваном в самом неестественном положении.

27 октября я прибыл в Ниццу, которая мне очень нравится. Прежде всего я нашел здесь дивную летнюю погоду; все деревья одеты в изумрудную зелень, а множество больших, роскошных пальм, агав, кактусов и целое море чудных цветов довершают прелесть этого дивного уголка.

Город очень красив и чист; в нем много прекрасных вилл и роскошных магазинов, а его широкая и длинная набережная под названием «Променад дез Англе» – верх изящества и красоты. Я поселился на этой набережной в первоклассном отеле «Люксембург», где меня прекрасно кормили.

Каждый день, утром, я ходил на рынок любоваться рыбой, зеленью, фруктами и цветами; последних здесь великое изобилие, и они крайне дешевы. Я каждый раз покупал себе за 17 франка два больших, роскошных букета чудных роз и других цветов. Мой номер был весь в цветах. Затем я послал отсюда в Россию 20 коробок с цветами, за что с меня взяли, вместе с пересылкой, всего только по 2 франка за коробку.

Здесь я познакомился с настоятелем русской православной церкви заслуженным протоиереем отцом Сергием Гавриловичем Любимовым.

8 ноября я сделал прогулку на автомобиле в обществе нескольких туристов в Канн и Сан-Рафаэль; последний находится от Ниццы в 60 верстах. Дорога туда идет все время берегом моря и чрезвычайно живописна. Обратно мы ехали горами. Эта прекрасная прогулка мне стоила только 20 франков и продолжалась с 9 часов утра до 6 часов вечера.

Ездил на «кэрри» в Монте-Карло. Дорога туда очень красивая, она тянется по берегу моря среди роскошных вилл и дивных садов, где сейчас спеют лимоны, апельсины, померанцы и другие [плоды], воздух напоен их ароматом.

На пути лежат две маленькие бухточки, в которых расположились два крошечных городка, Вилльфранш и Больё. В последнем находится роскошное имение покойного бельгийского короля Леопольда, где он для своей морганатической супруги, баронессы Воган, построил очаровательную белую виллу под названием «Две чайки».

Казино

Монако расположено на высокой скале, куда ходит «кэрри». Там находится резиденция бутафорского монакского князя Альберта, которого содержит рулетка. Тут же, рядом, немного далее, и Монте-Карло. Это небольшой чистенький городок со множеством фешенебельных отелей, в которых останавливаются игроки. Рулетка помещается в большом роскошном дворце, вход в который обставлен с некоторой строгостью и формальностью.

У подъезда и в вестибюле стоит несколько опереточных солдат. Каждый посетитель в первый раз должен предъявить свой паспорт, который записывают в книгу, и [затем] тотчас же выдают бесплатно входной билет. В последующие посещения паспорт не требуется, но билет каждый раз нужно менять на новый, другого цвета.

Когда я вошел в казино, там было много публики, которая скучилась вокруг столов. Я сначала сделал беглый осмотр всех роскошных залов, из коих в одном шла игра в trente-et-quarante. Ставки здесь были крупные и исключительно золотом. В остальных залах на семи столах играли в рулетку, где минимальная ставка – 5 франков. Последняя игра более интересная и доступная, и поэтому здесь всегда много играющих.

Видя рулетку с тридцатью семью цифрами и с массой различных комбинаций, в первый раз я не мог ее сразу понять и стал играть втемную – проиграл 40 франков. Сознавая, что делаю глупость, я остановился и решил более не играть. На следующий день я приехал сюда с целью посмотреть, как стригут «двуногих баранов», и начал внимательно изучать игру. Поняв ее тонкости, я составил себе систему, стал играть – и выиграл 110 франков. На следующий день я опять приехал играть и по этой же системе еще взял 225 франков. А на четвертый день выработанная мною система мне изменила, и я проиграл 120 франков. Я бы проиграл и более, но предусмотрительно все деньги оставил в Ницце, в отеле. Таким образом, у меня осталось выигранных денег 175 франков, с которыми я и уехал из этого золотого омута, где почти все играющие проигрывают все до последнего сантима. Из них некоторым администрация выдает на дорогу небольшие суммы денег. Другие не переживают позора и тут же пускают себе пулю в лоб. Последних быстро и ловко спускают в катакомбы, находящиеся под казино, и там хоронят.

11 ноября я уехал в Женеву, где меня очень радушно встретили настоятель здешней православной церкви заслуженный протоиерей отец Сергий Иоаннович Орлов и диакон Дмитрий Михайлович Поповицкий. С последним мы сделали прогулку на «кэрри» по живописным берегам Женевского озера, вода в котором чистая как кристалл, изобилует массой рыбы. Мы осмотрели красивое местечко Монтрё и знаменитый Шильонский замок.

После посещения двух прекрасных православных храмов в Женеве и Веве я 16 ноября отправился чрез Париж в Берлин. Тут пробыл только один день, так как с нетерпением спешил домой, куда и прибыл благополучно 22 ноября, пропутешествовав ровно три месяца.

На Востоке

В своей книге я хотел поделиться с читателем путевыми заметками, которые я набрасывал во время своего путешествия по Италии, Египту и Палестине.

В моем изложении нет последовательности, да ее и не могло быть, так как у меня не было никакой определенной цели, я путешествовал только для своего удовольствия и записывал все, что для меня казалось интересным…

В средине января 1911 года я выехал из Москвы с курьерским поездом в Египет; путь избрал через Варшаву, Вену, Рим и Неаполь.

В день моего отъезда была ясная погода при 10-градусном морозе.

Пассажиров было мало: в купе вагона я ехал один.

Ничто не мешало мне любоваться в окно красивыми пейзажами русской зимы, которая в этом году была довольно снежная; попадавшиеся на пути в некоторых местах села и деревни с покосившимися домишками были засыпаны снежными сугробами до крыш.

Деревья в своих зимних уборах, осыпанные инеем и снегом, красиво блестели, освещенные красноватыми лучами заходящего солнца. Любуясь зимним пейзажем, я невольно заинтересовался вопросом: где будет конец русской зиме и где я встречу весну и лето?

Но недолго пришлось ожидать разрешения этого вопроса, так как на другой же день в Варшаве пришлось познакомиться с польской грязью и осенним холодным дождем.

В Вену поезд наш прибыл в 4 часа дня. Пробыв там несколько часов, я в тот же день, вечером, поехал далее.

На другой день, утром, поезд уже проходил живописным Тиролем: высокие горы, покрытые снегом и освещенные солнцем, рельефно выступали на фоне бирюзового неба; вершины их ярко сияли ослепительной белизной…

Железная дорога со множеством тоннелей проходит зигзагами по красивому ущелью, посредине которого протекает горная речка, быстро катящая по каменистому дну свои воды, чистые и прозрачные, как кристалл. По берегу ее тянется узкая шоссейная дорога, около которой, по склонам высоких гор, лепятся маленькие каменные домики с красными черепичными крышами. Местами, между гор, видны небольшие чистенькие городки-курорты, которые в летние месяцы бывают переполнены туристами; последних привлекает сюда чистый, здоровый воздух, масса лесов, прозрачные горные речки и множество живописных мест для прогулок – все это, вместе с дешевизной, простотой и веселым нравом тирольцев, делает пребывание в этих курортах приятным во всех отношениях.

Но вот горы становятся ниже, долина шире – мы приближаемся к итальянской границе Понтебба, где нас встречает уже ранняя весна. Ярко сияет солнце, зеленеет травка; чем ближе мы подъезжаем к Венеции, тем становится теплее, деревья и кустарники одеты в молодую изумрудную зелень, на лугах попадаются целые площади красивых полевых цветов.

Вот вдали показался собор Сан-Марко, палаццо Дукале.

После получасовой остановки в Венеции поезд-экспресс, быстро проскочив длинную венецианскую дамбу, окруженную с двух сторон красивыми спокойными лагунами, с ползающими по ним гондолами, помчался далее в Рим.

В воскресенье утром, ровно через 84 часа после выезда из Москвы, мы прибыли в Рим.

По приезде я тотчас отправился в русскую православную церковь к обедне, которую служил епископ Владимир.

После обедни владыко поехал со мной в автомобиле показывать достопримечательности Рима, обозрение которых мы начали с собора Святого Апостола Петра.

При входе в собор туриста прежде всего поражают колоссальные размеры храма и целый океан света; внутри собор имеет 36 алтарей. 164 колонны, множество статуй святых, пап и другое. Главная статуя святого Петра вылита из бронзы; одна ступня статуи святого совершенно стерта поцелуями паломников.

Прекрасные алтари с дивными картинами и статуями, великолепные мраморные барельефы над усыпальницами пап, чудная мозаика, цветные стекла вместе с необычайным размером храма и массой света производят очень сильное впечатление.

Посредине собора помещается главный алтарь; под ним находится капелла с гробницей, в которой почивают мощи святого апостола Петра. Перед капеллой поставлена мраморная статуя молящегося папы Пия VI. Вниз, в капеллу, ведет великолепная мраморная лестница в два хода. Кругом алтаря – изящная мраморная балюстрада с множеством неугасимых лампад в виде факелов. В главном алтаре мессы совершаются только папой.

Из собора Святого Петра мы отправились в Колизей.

Это титаническое сооружение, частью сохранившееся до нашего времени, занимает площадь в 2 тысячи квадратных футов, вышина его 200 футов.

Колизей состоял из четырех этажей и громадных подземных помещений, предназначавшихся для диких зверей. Он вмещал в себя более 75 тысяч мест для зрителей, которые здесь любовались мучением христиан; иногда вся арена Колизея наполнялась водой и здесь устраивались морские бои.

Рядом с Колизеем находится подземная тюрьма, в которой, по преданию, были заключены и прикованы к каменному столбу апостолы Петр и Павел. Столб хорошо сохранился и до сего времени; он огражден от расхищения железной решеткой.

Затем посетили мрачные катакомбы, которые находятся глубоко под землей; осмотр происходил с зажженными восковыми свечами в сопровождении монаха-иезуита.

Катакомбы состоят из множества низких проходов и ниш в стенах, где молились и спасались от гонений первые христиане. На стенах много древних надписей и символических рисунков в виде голубя, рыбы, корабля пальмы и прочего; под ними видно множество углублений – это древние могилы христиан.

Отсюда мы поехали в церковь Святого Павла, в которой имеется большая базилика с многочисленными мраморными колоннами, над капителями которых, в медальонах, помещаются портреты апостола Петра и всех пап; у второго папы, Лина, в глаза вставлены два крупных бриллианта.

После обозрения Троянской колонны и Триумфальной арки Константина мы поехали в монастырь капуцинов, в котором в светлых подвалах с земляными полами монахами устроено нечто в виде выставки целых человеческих скелетов и костей; скелеты одеты в монашеские сутаны и поставлены у стен, а из костей, по стенам и на потолках, выведены довольно замысловатые орнаменты. На мой вопрос, для чего все это сделано, сопровождавший нас монах-капуцин ответил: «Земля, которую вы здесь видите, привезена из святого града Иерусалима, в этой святой земле желает быть похоронен каждый из братии, живущий в нашем монастыре».

Деревянные кресты поставлены над могилами недавно погребенных монахов; когда тела их истлевают, тогда кости вынимают из гробов и размещают по стенам и потолкам, а на их место хоронят новых кандидатов…

Вид этого безобразного, никому не нужного склада человеческих скелетов и орнаментов, в связи с отвратительным запахом тлеющих костей, производит на посетителя крайне неприятное впечатление… мы поспешили отсюда удалиться.

Осмотру Ватикана я посвятил целый день. Он занимает площадь в 60 тысяч квадратных метров и состоит из множества зданий, соединенных между собой многочисленными внутренними садами и 20 дворами; колоссальный дворец с 10 тысячами комнат, кроме помещения папы и различных папских учреждений, вмещает в себя множество зал с дивными картинами, гобеленами, скульптурой и библиотекой. Здесь есть произведения Рафаэля, Тициана, Рубенса, Леонардо да Винчи и другие.

Особенное внимание обращают [на себя] картины Рафаэля, его фрески, которыми расписана одна из многочисленных галерей Ватикана, а равно его громадные панно в Сикстинской капелле (в которой папа совершает свою обычную мессу).

Посещающие ежедневно Ватикан многочисленные туристы, среди которых большинство англичан с неизбежными красными бедекерами в руках, при осмотре картинных галерей, Сикстинской капеллы и другого, чтобы не поднимать головы кверху, пользуются обычно маленькими ручными зеркалами, в которые и рассматривают картины.

Рядом с Сикстинской капеллой находится большая, богато отделанная золотом приемная комната, в которой (после предварительной записи) папа принимает многочисленных паломников.

Далее идет целая анфилада обширных зал, стены которых увешаны чудными гобеленами необычайно больших размеров поразительной красоты.

Затем следуют залы со скульптурой, среди которой статуи Аполлона, Венеры, Сократа и другие работы гениального Кановы.

Посвятив весь день осмотру памятников искусства, вечером отправился в оперный театр «Аполло», где шла опера «Манон».

Исполнение было очень плохое – артисты и хор ниже всякой критики. Но кто особенно был смешон в этой опере, [так] это… суфлер: представьте себе человека, стоящего посредине сцены; ног его не видно (они находятся в углублении под сценой), тогда как торс, руки и голова (которыми он отчаянно махал по направлению действующих лиц) – над сценой.

Мне остается сказать несколько слов о Риме. Он расположен на высоких холмах, вследствие чего езда по его узким и кривым улицам и переулкам, не отличающимся особой чистотой, представляет большие неудобства; приходится часто взбираться на гору и спускаться вниз.

На некоторых центральных и очень бойких улицах совсем не имеется тротуаров – публика ходит на них рядом с экипажами; без привычки ходить по таким своеобразным улицам крайне неудобно и небезопасно – меня на них несколько раз задевали колесами.

Из новейших сооружений выделяется грандиозное стильное здание – монумент Виктора-Эммануила, который поставлен на высоком холме в центре города и виден со всех сторон Рима. На площадях разбиты скверы с тропической зеленью и красивыми бассейнами и фонтанами.

В Риме мне пришлось видеть берсальеров, которые с музыкой поднимались очень быстро на высокий холм, – это любимое войско короля Гумберта; они все на подбор здоровые и коренастые молодые люди; берсальеры известны как отчаянные донжуаны и пожиратели женских сердец, преимущественно римских горничных, модисток и портних.

Пробыв в Риме три дня, я поехал далее в Неаполь.

Ни в Европе, ни в Америке мне не приходилось видеть еще такого города, где бы природа представляла такой полный аккорд красоты, как в Неаполе. Живописные горы, лазурный залив, величественный Везувий, очаровательные окрестности, утопающие в тропической зелени садов, залитых золотыми лучами южного солнца, – все здесь соединилось, чтобы создать из этого города картину необычайной, поразительной красоты.

Неаполь расположен амфитеатром на высоком берегу залива; в нем много роскошных вилл и дворцов, окруженных дивными садами с растущими в них мандаринами, померанцами, персиками и другими деревьями теплого климата.

Но рядом с выдающейся красотой природы Неаполь отличается… своею грязью, вонью и неряшливостью… на его узких, грязных, вонючих улицах никогда не просыхают лужи грязи, повсюду развешивается для сушки белье, все потребности человеческого обихода совершаются на глазах у всех.

Неаполь в начале XX века

По улицам ходят стада коров и коз, которых доят в кружки тут же, на улицах, перед домами потребителей. На тротуарах едят макароны под красным соусом, которые вылавливают из чашек пальцами… Служанки, чтобы не бегать по лестницам с 4-х и 5-х этажей, спускают на веревках из окон корзинки, в которые разносчики кладут им хлеб, мясо, зелень, фрукты и прочее, – все это сопровождается шутками, остротами и смехом.

Уличная жизнь в Неаполе довольно шумная и веселая, – повсюду слышно пение и звуки мандолин, наигрывающих различные баркаролы, серенады и тарантеллы.

Среди неаполитанцев немало бандитов, готовых каждого туриста (которыми они только и живут) обмануть, обсчитать, обобрать, а то так и прямо ограбить… Особенным нахальством и дерзостью отличаются извозчики, носильщики и различные гиды; последние грабят туристов на основании какой-то таксы и за услуги, которые в других странах оплачиваются 3–4 франками, требуют 15–20 франков. Извозчики поступают с иностранцами еще проще – сторгуется везти за две лиры, а когда привезет на место, при расчете требует пять лир.

В Италии вообще везде широко практикуются обманы и обсчеты – в этом отношении неаполитанцы перешли всякие границы.

По приезде в Неаполь я тотчас же отправился в знаменитый аквариум, в котором чрезвычайно полно и разнообразно представлена жизнь южных морей. Особенно интересен отдел морских пальм: зеленых, красных, лиловых и других цветов. Эти растения, вышиной 8–9 вершков, имеют в воде распущенные перья, очень похожие на листья финиковой пальмы, которые при малейшем прикосновении к ним посторонних предметов быстро вбирают в свой ствол все перья; затем, через некоторое время, опять распускают их.

Рядом с пальмами, в другом отделении, растет целая подводная роща морских растений самых разнообразных форм и цветов; здесь очень красивы морские хризантемы, по сторонам которых находятся маленькие рифы из красных кораллов.

Из многочисленных морских обитателей особенно выделяются белые прозрачные рыбы с черными глазами и с большими плавниками, похожими на крылья ласточек; движутся эти рыбы поразительно быстро. Очень красивы маленькие розовые рыбки с очень длинными носами и многие другие.

Далее следует отметить отдел морских животных: электрические скаты, змеи, страшные спруты с их многочисленными щупальцами и другие чудеса подводного мира.

Поразительно красив отдел морских инфузорий, звезд, медуз, из которых последние самых удивительных форм; вот плывет живой прозрачный гриб, за ним следует веер, шар, диадема и многие другие.

Отсюда я поехал в Национальный музей, в котором помещаются предметы, найденные при раскопках Помпеев; тут есть бронзовые статуи, мраморные колонны, капители, дивные картины, фрески и прочее.

В заключение, за отдельную плату, мне показали две большие комнаты, наполненные статуэтками, картинами, фресками, различными рисунками самого эротического содержания, которыми помпеянцы во множестве украшали свои дома…

Утром 26 января в Неаполе неожиданно выпал снег при пяти градусах мороза и сильном ветре.

Неаполитанцы, застигнутые врасплох морозом в своих опереточных костюмах (которые у большинства аборигенов в дырках и заплатах), надели на себя рваные одеяла, пледы, мешки, цветные накидки и в этих нарядах на улицах, трясясь от холода, прыгали на одном месте и говорили: «Мы каждую минуту должны ждать извержения Везувия, [с] лавой, пеплом и удушливыми газами… но извержения снега… мы никогда не ждали»…

И в самом деле, очень странно было видеть тропические пальмы, лавры, мандариновые, померанцевые, апельсинные деревья: последние были все усыпаны множеством спелых плодов и в то же самое время все покрыты густым слоем снега.

Грозный Везувий, находящийся от Неаполя в 8 верстах, был спокоен; над ним не было видно ни малейшего облака.