Текст книги "4 жизни и 2 казни. Часть I"

Сын шамана

Советский Союз развалился, и это был результат множества факторов. Проиграна десятилетняя война в Афганистане. Чернобыльская катастрофа имела самые серьёзные последствия. «Сухой закон». Сейчас вот в исследованиях доказывают, что определённая игра была проведена против СССР на нефтяном рынке, а в XX веке советское хозяйство последовательно и планово затачивалось под сырьевой нефтяной заказ. Провал цен на «кровь войны» в 80-е годы был ещё одним сокрушительным ударом по колоссу.

Как известно, в Росфедерации колониальный тип народного хозяйства был ещё более развит, углублен, расширен и усилен. Не так давно вот умер «папа» нефте-газового монстра «Газпрома». Все политиканы, олигархи и прочие «уважаемые люди» в компрадории РФ так или иначе нажились на этой отрасли. Самая кровавая война в истории Российской Федерации произошла тоже по причинам, вытекающим из нефтяных скважин. Которые, может быть, изливаются из каких-то несусветных адских глубин, где хозяйничают анчутки, беспятные, черти да и вообще рогалики хвостатые?

В нашем крае нефти нет, проекты, связанные с этим источником богатства имеют отношение к нашим местам только в плане потребления или транспортировки нефти и газа. А в богатых нефтью регионах жизнь совсем другая.

В самом начале 2000-х годов довелось мне как-то в одном общежитии жить, соседом по комнате там был несколько дней Михаил, ненец по национальности. С его то слов я и понял тогда, чем отличается жизнь на его малой родине от жизни на моей.

Вообще то он жил в Читинской области, в городе Краснокаменске. Город этот был типичным моногородом, горняцкого типа. Необычно было то, что там добывали урановые руды. С его слов, это имело немалые биологические последствия для коренных жителей города. Около 70 процентов мужчин там страдают заболеваниями, осложняющими нормальную жизнь с противоположным полом. Он сказал, что это не шутки, на дискотеках и в прочих местах потенциальных знакомств с прекрасной половиной человечества он имел сногсшибательный успех. Много позже от разных людей, которые там бывали или какое-то время жили, слышал я точно такие же мнения о ситуации на этом фронте в тех местах. Производство на комбинатах там действительно опасно для здоровья. Собственно, Михаил переехал туда из родных краёв, поскольку жена у него была из этого города. А на родине у него жизнь была простая и бесперспективная: упоминал он про колдырей, которые за бутылку водки работать согласны были – знаем мы, таких у нас хватает тоже. В общем, тоже было тоскливо там. До поры до времени.

Пора-время пришли примерно в конце 90-х годов. В 98-м году хлопнул кризис, как известно. Михаил говорил, что в их городе один успешный и состоятельный коммерсант, очевидно, заранее знал о надвигающейся катастрофе и вовремя вывел в наличность деньги, а также набрал долгов-кредитов у своих партнёров. И аккурат перед кризисом исчез. Прихватив с собою много миллионов долларов. Предположительно скрылся он за границей, где-то в Европе. Искали его «крутые», кредиторы, которые верили на слово ему, уверенному и успешному бизнесмену, да толку нет. Только слухи ходят: то ли он в Европе где-то живёт, то ли его нашли таки да якобы за долги порешили.

Я ему отвечаю, что история эта как две капли похожа на историю в нашем городке. Тоже был там у нас коммерсант, тоже все ему на слово верили, тоже он много миллионов набрал, основал многие предприятия, которые и по сегодня лихо лес в Китай перегоняют. Японцы ему на слово поверили, выдали в 1993 году кредит на 500000 долларов (на строительство завода по экологической утилизации авторезины). Он со всеми этими миллионами в один прекрасный день исчез, подозрительно, это тоже произошло точно аккурат перед кризисом. Бросил он жену и детей, они ничего не знали о его подковёрной дипломатии, а он капиталы ловко перевёл куда-то без их ведома и сам был таков. Тоже ходили слухи, что он то ли в Австрии обосновался, то ли в США, то ли ещё где за рубежом. То ли его отыскали кредиторы да на иглу посадили, и он, чрезмерно дородный когда-то мужчина, попадался где-то кому-то на глаза на обочине дороги в одном посёлке, уже якобы худой и вожделеющий только денег на дозу. Сказки это всё, конечно. Говорят, даже «всесильная» ФСБ его не смогла найти и пристрелить. А наивные японцы написали в милицию заявление о возбуждении уголовного дела по статье «мошенничество» против него. Очевидно, дело это так и лежит где-то в сейфах ГОВД.

В общем, кризис ударил крепко по сумасшедшему дому, который бурлил в пределах нашего отечества. И те, кто остался в нём, стали вдруг потихоньку работать. Да заработали предприятия, которые стояли и на которых люди без зарплат сидели по полгода. Так это было и у нас тоже.

У Михаила на родне, а это район реки Таз, тундра, его предки-родственники традиционно живут оленеводством. И вот там-то, оказывается, в конце 90-х – начале 2000-х годов одна крупная нефтяная компания начала разрабатывать нефтяное месторождение (чуть ли не единственное разведанное и разработанное в истории Росфедерации, все остальные были заделами с советских времён). Если мне не изменяет память, название этого месторождения – «Новый Уренгой».

Михаил поведал мне, что было это не просто так, не с бухты барахты – компания по закону должна была с местной общиной оленеводов согласовать условия разработки. Вопрос о деньгах – сколько платить общине с дохода, какой процент. Грубо говоря, компания предлагала 0,002%, их совет старейшин настаивал на 0,004%. Разница означала многие сотни миллионов рублей. Кажется, со слов Михаила, компания уступила требованиям совета. С тех пор у оленеводов пошла красивая жизнь. Стали они состоятельными людьми, квартиры в городе, тёплые места и выгодные дела. У Михаила родственник в милиции стал работать – говорит, что в год «заработок» 300000 рублей. Разумеется, имелись в виду откаты на лапу да взятки, деньги, которые варятся на кухне этой неофициально. Михаила на родину подтянули родственники – после кризиса в Краснокаменске жизнь была не фонтан, полно колдырей, которые за бутылку будут вкалывать, как выразился Михаил. Это я знаю, могу представить по своему городишке. Заводы заработали, но зарплаты людям платят крошечные. Американцы, европейцы называют такие «зарплаты» рабским трудом. И они абсолютно правы. А Михаил переехал на родину и зажил после этого припеваючи – родня у них не бросает своих, люди помогают друг другу. Если кто-то пробился в жизни, то обязательно протянет руку помощи родичу, устроит на место, на хорошую работу. Это, вообще говоря, правильно.

Происходит Михаил из рода шаманов, все отцы-праотцы у них этим делом занимались потомственно, уважаемые в их народе люди. У отца его стадо оленей в 800 голов, и состоит он, естественно в совете старейшин, который решал вопрос о величине процента.

Отпуск

Туалет. Общественный. В аэропорту, в Артёме. Я собираюсь из него выходить, а взгляд задерживается на надписи на стенке туалета, вычерченной чем-то чёрным и не сошедшей за долгие 8 лет: «Шали 1995 Живой». Память о прошлом. О жестоком прошлом. Выхожу из туалета и жду моего рейса. Я еду в отпуск.

Мой гостеприимец, Михалыч, – человек общительный и бывалый. Мало того – художник! Мало даже этого – сюрреалист! Никогда мне не доводилось особенно вникать в такие художества: что это такое? Тем более до того времени мне не доводилось никогда особенно с художниками общаться или дружить.

Сюрреализм. Сейчас уже я представляю что это такое: прыжок с парашютом может быть написан в сюрреалистическом стиле, это была бы картина! А тогда имя Сальвадора Дали мне не говорило ни о чём. Так, что-то где-то когда-то слышал. Он уважает этого художника, и готов постоянно про него что-то рассказывать. Есть у Дали картина, «Предчувствие гражданской войны», пожалуй, все 90-е годы мы жили с этим вот предчувствием. Тем не менее, общаемся мы на самые разные темы. Вот он мне объясняет что же такое этот «сюр». Наверное, это художественный стиль, конечно, согласен. Дома при случае посмотрю.

Вот он переходит к армии. Нагорный Карабах. Слышал я про него, сам же там и рядом не бывал. Их конвой вёз «гуманитарку», засада была внезапной и традиционной для «бородачей». Он говорит, что почти никто не выжил, «бородачей» с ножами, разгуливающих по полю битвы и добивающих наших, он запомнил на всю жизнь. Ему повезло, он был только ранен, «борода», проходивший мимо, думал, что это труп, а он был просто залит кровью. Это его от ножа Гамаюн спас, пролетевший над ним в самый, казалось бы, безнадёжный и смертный час. С тех пор он ненавидит «хачей». С евреями у него никаких проблем.

В Биробиджане завод по производству портвейна, и во всех магазинах развалы этого портвейна, самых разных марок и отменного качества – это вам, батенька, не палёная резина, разведённая в денатуратах. Мы выпиваем портвешок, вперемежку с водкой. К Михалычу приходят друзья, периодически мы ходим в гости. Один – служивый, отгромыхавший и Первую, и Вторую Чеченскую, катала профессиональный – карты ходили ходуном, сами в его руках, не верилось, что человек так ими может владеть. Соседский парень Михалыча, 15-летний мальчуган, которого выгнали из школы за то, что он пытался зарезать там своих обидчиков. Были как-то в бане, в Кирге, это пригород Биробиджана, города на слиянии двух рек, Бира и Биджан. Там был самогон преимущественно. Гостевали у женщин, у мировой подруги Леночки Ильиной, редко встретишь таких людей, светлый был человек, светлая ей память – через несколько лет узнал я, что она переехала в Москву и пропала без вести. Наташенька – как мы с нею целовались! – 18-летняя евреечка. Алёнка, действительно страстная женщина, глаза-алмазы горят чертятами среди вьющихся шикарных чёрных волос, она показывала нам своё оружие личной самообороны на случай, если вечером кто попробует к ней приставать – алюминиевая цельного литья расчёска с длинной узкой рукояточкой. Пожившие в советское время наверняка помнят такие. У неё эта рукояточка-жальце заточена. Говорит, не постесняется такой занозой сунуть в печень, если дело примет серьёзный оборот. О том, что дела тут могут получиться оборотистые свидетельствует жизненный опыт Михалыча. Он по художественной части официально работает дизайнером рекламы, но заказов мало, город то – «спальный пригород» Хабаровска. Гораздо больше заказчиков среди уголовников, желающих себе набить матёрые татуировки. Однажды Михалычу не повезло, вечером отбомбили его гопники, сняли куртку и кроме денег в ней был и его паспорт. Пренеприятнейший инцидент был исчерпан так: к Михалычу пришли очередные клиенты за наколками, увидев его разбитое лицо, выяснили обстоятельства происшествия и обещали помочь. На следующий день всё, куртка, паспорт и деньги были возвращены Михалычу с извинениями.

Дома у Михалыча в туалете практически сразу же замечаешь, что сливной бачок спрятан за куском оргалита, доходящего до потолка, а в этом оргалите на определённо удобной высоте два выреза, где-то 10 на 5 см, и подписано: «Место для рук». Когда я возвращаюсь из этого заведения, Михалыч спрашивает меня, обратил ли я внимание на это удобство. Я отвечаю, что обратил и даже догадываюсь о его предназначении. Мы оба смеёмся, он отмечает, что приспособление это весьма практично для пользования с утра пораньше. Это верно, проверено действительным опытом – при использовании гарантировано 100% попадание, мимо гальюна ничего не пролетит.

Покидаю я этот чудный городишко через неделю пребывания у Михалыча, страшно уставший от хронического недосыпания и выпитого. Еду в междугородном автобусе, как-то незаметно втягиваюсь в разговор с впереди сидящими общительными женщинами. Они о чём-то чирикают, оглядываются на меня, я поддакиваю, какая-то манящая музыка-песня льётся, и я никак не могу понять, откуда, и почему этого не слышат мои собеседницы. Посмотрев по сторонам, вижу в окне птичку, летящую точно со скоростью автобуса, это она поёт песню, улыбаясь и посматривая на меня. Да она не одна, их, этих Алконостов, там целая стайка, они и подпевают, создавая музыку для главной исполнительницы: «…делайте па, гардемарин, пока, вы ещё вместе с ней круженьи дней и ночей! И ночей! Из Петербурга уходит отряд, из Петербурга уходит отряд, из Петербурга уходит отряд!.. Всем ли судьба возвратиться назад?..» Вся стайка отлетает от автобуса, въезжающего в Хабаровск. Когда рейс закончен, и мы прибываем на автовокзал, осознаю вдруг, что моя беседа с соседками спереди – это не более, чем галлюцинация. Видимо от недосыпания. Мда, непросто с этими художниками! Позже я в этом неоднократно убеждался. Непросто, но и интересно.

Михалыч, вот, пьёт слишком много, с женщинами у него неупорядоченная жизнь. Пропадает, одним словом, человек, на просторах Рассеи, живёт в интересном месте, а место это превращают в отстойник, один из многих. Хорошо, что не в радиоактивный могильник.

Отстой

Отстой – словечко из 90-х годов. Как-то аналогия напрашивается с застоем. Был вот застой-застой, потом перестройка, а потом отстой настал, полный отстой. Нет, не везде конечно. Но в нашем типичном «моногороде» это настроение главенствующее. Что ты ни делай, как ты ни колотись – кругом тебя стенка. Половина России в таких вот отстойниках существует. Вот были в России пожары в 10-м году, так выяснилось, что во многих отстойниках ещё и радиоактивные могильники упрятаны. Можно много чего написать про то как это происходит, почему, да от чего. Все мы уже об этих вещах задумывались и не раз. В один момент приходится решать: или ты согласен с тем, что тебя засосёт в этот вот отстой, или ты из него выпрыгнешь как-то. Или ты остаёшься в отстойнике и своим существованием в нём укрепляешь его и поддерживаешь тех, кто с упыриной страстью загоняет людей в отстойники да в могильники, или ты как-то борешься против них. Голосование ногами – пожалуй, чуть ли не единственная действенная мера против них. Когти рвать, «до городу Парыжу», как говорится, – так вот, скорее вынужденно, чем по прихоти, сложилось и у меня. Город «Парыж» в наших местах – это Владивосток. Туда-то и легла моя дорога.

Воспоминание о Владивостоке

Вечер. Темно. Дует крепкий ветер с моря. Зима, и всё завалено снегом. Россия вообще, как известно, отличается одной главной стихией, и стихия эта – бездорожье. Во Владивостоке это обстоятельство усугубляется рельефом города, особенно в студёную пору. Владивосток – это город, построенный на сопках, потому, если гололёд, то транспорт встаёт. Конечно, люди ездят по необходимости. Но недалеко: во-первых, основные трассы заторены стоящим транспортом. Вот мне и пришлось топать в зимнюю ночь от «Морика» – Морвокзала – до «Клубной» – остановки перед конечным колечком трамвая «четвёрки» на «Сахалинской». Во-вторых, на самых опасных участках, где большая крутизна спусков-подъёмов «гаера» перекрывают движение для предупреждения ДТП. В основном уже после каких-то автотранспортных происшествий на них. Вот и сейчас, проходя спуск на «Луговую», я наблюдаю их посты, а также поле побоища – сразу несколько разбитых машин застыли на обледенелом полотне дороги. ГИБДДуны ходят, составляют протоколы, выясняют обстоятельства. Должно быть холодно им – не май месяц! Минус 25, повышенная морская влажность и порывистый ветер, преимущественно «в харю» – это владивостокская зима.

После «Луговой» я ныряю в уличку, которая выведет меня наконец-то к заветной цели – в Егорово обиталище. Однако уже час с лишним я потратил на эту пробежку. Ну, ничего, «мы то знаем, лучшее, конечно, впереди. Только лето пролетело, всё осталось позади…» – вспоминается навязчивый мотивчик хита 97-го года. СТДК. Что-то про них вааще ничего не слышно. Ветер сыплет в лицо снежную крошку, и потому не особенно-то в темноте усмотришь, что там впереди. Тротуары завалены снегом, потому выгоднее идти по проезжей части – всё равно никто не ездит в такие дрянные метеоусловия.

Стоп! Три шага в сторону: в темноте светящаяся карусель по дороге скатывается мне навстречу – «Ниссан» с кузовом юзом крутится по дороге, слетая под уклон вниз, в мою сторону. Оценил его полёт: он пролетает мимо. Почти как пролётка. Тока тута не Парыж. Никогда там не бывал. Доведётся ли когда-нибудь? Не знаю. Дальше, в путь. Топчу сугробы – пробираюсь сейчас в сторону предпоследнего дома перед егоровой «хижиной»: там, в нём, на первом этаже круглосуточный магазин. С мороза от меня валит пар, сразу подкатываю к прилавку: «Девушка, мне „Чёрный бархат“, пельмени „Царские“ и буханку чёрного хлеба!» – сам думаю: «Да, с такого морозца под пелиме-е-ени мона и побухать слегка». Бутылка в карман, хлеб в руку, пакет с пельменями болтается под хлебом. Я добегаю до дома, двухэтажный дом сталинской застройки, с цокольным полуэтажом, уходящим вниз, там подъезд, ныряю туда, звоню в дверь. Открывает Птица, он молчалив, улыбается, уходит в комнату, откуда слышен звук работающего телевизора.

Я скидоваю манатки и прохожу в комнату: «В руках моих священный сосуд, неприкосновенность которого каждый должен хранить, как самого себя». Все смеются моей хохемке, и я ставлю на стол бутылку. «Чё, на сегодня у нас в программе „Бархат“?» – «Так точно, холодно однако на свежем воздухе». Егор достаёт стаканы, мы делаем телевизор потише. Кто-то варит пельмени. «Бархат» – джин, типичный для Приморья 90-00-х годов алкогольный напиток, крепостью 46 градусов. Пишут, что настаивается на сушёных ягодах Чёрного бархата, природное средство против простуд и гриппов. Если шибко много этой ягоды (у каждого своя мера – одному моему приятелю хватило 4—5 ягодок) съесть, то можно в обморок упасть, бывали такие случаи. Что он там видел в этом обмороке, где была его душа, этого никто сказать не может. Хотя естся она без особых кислотных ощущений. «Ну что, поехали? За здоровье!» Мы сдвинули стаканы – и понеслась! И прилетает Гамаюн со стайкой сопровождения, щебеча свои песни.

***

Я чувство меры иногда теряю, тогда я чрезмерно выпиваю – ведь хочется забыться иногда, не думать о проблемах бытия. Вот и сегодня праздник отмечаю – с друзьями водку, пиво поглощаем. Но голова как будто не своя – в ней вертится похабная мысля. Я внутрь злоупотребляю: очередную стопку выпиваю, смотрю на даму слева от меня, она мне улыбается, шутя. Намёк Ваш дерзкий сразу понимаю, галантно Вас на танец приглашаю, смотрю я в Ваши чудные глаза и забываю прелесть пития. У Вас в руках, как шоколад я таю, кампанию друзей своих бросаю – им говорю, сейчас я ухожу с избранницей делить свою судьбу. Прощаюсь: «Пейте дальше без меня!» – а Вас я приглашаю «в номера»: ведь очень Вам понравилось, когда я обнял Вашу талию слегка. Порок с пороком борются не зря: ведь алкоголь – отрава, понял я. И буду лучше женщин я любить, чем водочкой здоровьечко губить.

***

Наша кампания выбралась весною на Тихую. Никогда там не бывал, думал, действительно хорошее шашлычное место, слыхал пару раз. Оказывается, что преимущественно всё завалено мусором, пустыми бутылками. Не сплошняком, но тем не менее, картина примерно однообразная – весенний лес, слои прошлогодних листопадов с мелькающими тут и там следами раньших праздников.

Мы травим байки, попиваем водку, метров пятьдесят до обрывчика, невысокого, некрутого, спускающегося к береговой пляжной линии. Мы с Седым смотрим на скальник вдали, с его слов там в нём оборудована база для подводных лодок. Я ему говорю, что на работе сослуживец, бывший на службе в морской авиации, тоже рассказывал, что вот во Владивостоке масса всяческих сооружений под землёй врыта, в том числе некоторые для нужд той самой морской авиации, в которой он служил. Все они вкупе представляют собою комплекс Владивостокская крепость.

Седой вспомнил шашлыки прошлогодней давности. Один из той кампании за это время дуба дал, Егор говорит, что сердечко не выдержало у человека. Бывает. Сердечно-сосудистые заболевания, как говорят, главная болезнь XX века, успешно шагнула в век XXI. Егорова профессиональная шутка (а он за свою жизнь кем только уже ни работал, работал он и экспертом-криминалистом по трупам): вскрытие трупа показало, что в спирту крови не обнаружено. О чём-то ещё разговариваем, я решил добавить более юмористического тона нашей беседе, и в подходящий момент траванул историю про моего кореша, Костю, который работал тогда журналистом в одной местной газете:

– Он в тот раз в компании тоже выпивал, что-то типа наших шашлыков на природе. Только вот погода была летняя, в августе это было. И вот он напару с ещё одним балбесом отправился тоже на Тихую, проветриться да пивка попить. Обои, естественно, никакие. Выбрались они на пляж и пошли в море купаться. Одёжа на берегу – они в море. Потом его кореш свалил, а этот остался ещё прохлаждаться. Через какое-то время выходит он из воды, глядь, а его одёжи то и нету! Кореша тоже совсем нигде на горизонте не видно. На нём из одежды тока плавки мокрые. Кто-то своровал. Что делать? Вокруг народу особо нету. Никаких полотенец у него, само собой не было при себе. И вот решил он отправиться в обратный путь. Дошёл до автобусной остановки. Если ещё в районе пляжа как-то его вид не вызывал особого удивления у попадавшихся редких прохожих, то в автобус его пускать не хотели. Еле уговорил он водителя довезти его зайцем. Народ в автобусе таращится, но как-то он доехал. Дальше всё интереснее – это ж уже Владивосток, город, надо ему на трамвае ехать. Он босиком уже по асфальту по улицам вышагивает. Мимо проезжают машины, люди по делам идут. Встал он на «Сахалинской», конечной остановке «четвёрки-пятёрки», а ему надо на «Баляева» ехать, он там живёт. Ждёт трамвая, говорит, народ стоит, все молча на него смотрят. Благо остановка конечная, на отшибе города, людей не так много. Сел он в трамвай, сидит, говорит, трезветь начинает, но тем не менее не особенно, как-то его не очень это положение ещё волнует.

Поехали они, по пути естественно, с контролёршей пришлось объяснятся, она вошла в его положение, едет он далее. А чем глубже в город, тем народу больше, на «Клубной» уже так плотненько народу поднабилось, а его в сон кинуло. Очнулся он быстро: смотрит в окошко, народ кругом, толпы, ага, думает, вот и моя станция! Через толпу в трамвае выбрался. Глядит кругом – не его остановка, «Спортивная» это! Ну, а вы представляете себе, что такое эта «Спортивная» – базар же рядом, китайцы торгуют, толпами люди ходят, на остановке плотно народ стоит.

Он, говорит, стою, соображаю, дальше ехать не получится уже, на конечной остановке ещё были шансы воткнуться, а тут уже никак. Пошёл он через базар и далее через парк, что-то типа того бега из «Джентльменов удачи», «трудовые резервы бегут», только у него никакой обувки нету, и в плавках он бежит. По дороге потихоньку трезветь начинает. Как-то сумел он до «Баляева» добежать, домой заявляется – ключей то у него нету, всё с одёжей ушло. Дождался какого-то соседа, он подъездную дверь открыл – дома никого! Жена его на работе была, пришлось ему ещё два с половиной часа ждать под дверью её, со всеми соседями поздоровался за это время.

Вся эта забавная история, конечно, вызывает всеобщий интерес. Мы продолжаем выпивать и травить байки, уже в более юмористическом тоне. Егоров брат Боря продолжает тему уже в ключе рыбалки, что-то про рыбалку на речках там в Приморье. Обсуждаем, как по-правильному готовить уху.

Боря погибнет так. Он таксовал на межгороде, и как-то из рейса не вернулся. Пропал и всё. Месяц, два никаких вестей о человеке. И вот наш общий хороший товарищ Саня смотрел «Дежурный патруль». Там показывают фотографию неопознанного трупа человека, найденного в лесу под Шкотово. Он. Саня сразу же позвонил Егору и сказал. Они помчались в милицию, и Егор опознал его. Зарезали его. Возбудили дело и нашли и тех, кто зарезал его – пассажиры, сели к нему в авто, в Тихас, они якобы хотели ехать. А оказались на самом деле наркоманами, в дороге прирезали его, деньги, машину забрали. Тело выкинули в лесу… Экспертиза показала, что он жив ещё какое-то время был после этого. Душа его, заложного покойника, тяжело отлетала от тела, и долго она блуждала по обочинам дорог, пока не нашла её птица Сирин и не вызволила из Земного мира, унеся с собою под пёрышком. Лет по десять-пятнадцать получили те пассажиры. Если бы Саня случайно телевизор в тот момент не смотрел, то убийство это не получилось бы раскрыть.

Всё это произойдёт несколькими годами позже, а тогда мы общались спокойно, Егор как-то на тему своего таксования историю ввернул. Он тоже таксовал, тоже на межгороде, но в 90-е годы. И вот, говорит, стоит он году в 98-м на пятачке во Владивостоке, уже надежды нет клиента получить, собирался домой отправляться. Вдруг к ним мужик подбегает, одет прилично, костюм, выглядит серьёзно, «новый русский». Мужик на нерв`е, говорит, надо микроавтобус догнать, только что, полчаса назад на Хабаровск ушёл. Он там в микрике вещи забыл взять, надо догнать да вещи забрать. В общем, с Егором он договорился, поехали они. А это вечер был, самое время для пробочек. И вот они в это пиковое время и попали. Туда-сюда, а не получается по-скорому: здесь «гаера» дорогу перекрыли, там пробка, в общем, по-быстрому не получилось, тем не менее вырвались из города, дальше помчались – мужик кричит: «Гони, гони, родной! Всё оплачу!»

Догнали они микрик уже где-то после Дальнереченска. Сигналят ему, но мужик не дурак: ночь уже, ему кто-то моргает, пытается подрезать, он втопил по газам. Они за ним, стали думать что лучше сделать-то. На ближайшем посту ГАИ договорились с «гаерами», чтобы те по рации дали сигнал следующим постам остановить микроавтобус такой-то с такими-то номерами. Так и сделали – уже ближе к Хабаровску на посту ГАИ они нагнали микроавтобус. Егоров клиент сразу бегом туда, проверяют они багажное отделение – точно, его чемодан там. Он в чемодан смотрит – всё на месте, там оказывается документы на покупку акций Находкинского порта были на 28 миллионов долларов. Клиент его говорит, поехали, мол, уже до Хабаровска, у меня там бизнес, всё тебе как надо там сделаем.

Приехали они туда, поселил он Егора в гостинице крутой, три дня он там отдыхал, «крутой» заплатил тысячу долларов ему тогда, машину его взяли на техремонт. Так Егор говорит, и не узнал своего стального коня – как с заводской линии только что машина сошла, всё отрегулировано идеально, покрашена наново.

Втравливаем мы ещё байки про авто и извоз. Я вспоминаю, что Михалыч рассказывал, как-то занимался он перегоном машин, из Находки японские иномарки в 90-е годы массово перегоняли. Его случай не менее поучителен.

Это был большой бизнес. На трассах и там на находкинской трассе, особенно на «тёщином языке», тогда и бандитов паслось немало, в начале 90-х годов там чеченцы промышляли, Асланбек Хатуев был. Обычно караванами эти машины гоняли. Чтобы, если что, отбиться совместно.

Но Михалычу не повезло тогда в другом роде. У него там в Находке тётка жила, как раз он туда приехал, когда у неё день рождения был. И вот во время застолья была пауза на перекур, она вышла покурить на лестничную площадку. И как раз в это время в соседней квартире было заказное убийство. Валили какого-то «крутого», а шальная пуля попала как раз в его тётку. В день рождения. Наповал. Исполнителей не нашли, разумеется. И ещё одна заложная душа отправилась блуждать по Земному миру, не прикаянная и печальная…

Сдвигаем пластиковые стаканчики за тост Коли Чикера, предложенный в тот раз Птицей, туристом-водником по жизни до мозга костей и печёнок-селезёнок, тост это звучит так: «За тех, кто на вахте, на подвахте, за тех кого с нами нет и за тех, кого с нами не будет уже никогда». Далее обсуждается что-то уже в ключе излюбленной птицыной темы – вода своё возьмёт.

С Вовкой тогда мы пообщались насчёт походов туристов, насчёт сплавов, он загорелся идеей со мною на «кате» – катамаране – при случае сходить, так сказать сплавное туристическое крещение осуществить. Так оно и было через пару-тройку месяцев на Шкотовке. Я ему потом коньяк за это поставил.

И продолжает свой полёт Гамаюн, песня его нам не слышна, но она вещая, дающая надежду на лучшее будущее для всех блуждающих: «и малодушных в отряде том нет, гардемарины пойдут на рассвет, новые страны увидят они, ступят на край неизвестной земли».

***

А в целом и это не «Парыж». Как-то приходишь к выводу о тупиковости всей этой суеты. Поневоле напрашивается такой вывод. Поколение постарше верит в сказочки о ваучерах-ипотеках-бизнесах.

Те, кто реально деньги загребают в тех краях, скажем так, лица, приближенные к краевой администрации, как-то разъяснили мне, что все «бизнесы» там базируются на восьми отраслях – горняцкое дело, море, транспорт и т. д. Все эти базовые отрасли позволяют получать приличные прибыли. Все эти прибыли получаются только незаконным путём. Иным образом капиталистом не станешь. Нет перспектив у людей, а «шестерить» у шишек желания у меня не было, как и «восьмерить» ради небольшой дачки за прыть. Бесперспективность толкнула меня дальше, на запад России, поехал я в Питер тогда.