Текст книги "Ген Огинского"

За исключением полуразрушенной бани, построенной более сорока лет тому назад Михалом Осташевским, Залуские не нашли других следов широкого использования местных вод – приезжие и местные жители пользовались источниками только тогда, когда они попадались им на пути. Кароль Теофил стал обдумывать план по оценке этих природных ресурсов и способам их эксплуатации. Амелия между тем посвящала свое время обустройству для мужа и детей домашнего очага, который зижделся на любви, порядке и заповедях католической церкви. В течение всего периода ее замужества она никогда не считала восстание, бурные перемены, эмиграцию или болезнь причинами, позволяющими не соблюдать обычные часы приема пищи, время для сна, молитвы и общения с Богом, не уделять внимания воспитанию моральных и интеллектуальных качеств детей.

Для этой литвинской четы настала совсем другая, новая жизнь. Пышные дворцы и светская жизнь в Вильно и Санкт-Петербурге остались в прошлом; о ярких годах, проведенных в Залесье, и о романтической идиллии жизни в Гульбине остались лишь блеклые воспоминания.

Кароль Теофил и Амелия занялись расчисткой Ивонича от наносов времени и природы, нанимая для помощи местных жителей, меблируя и украшая усадьбу, приводя в порядок парк и сады – чтобы создать уютную и полную любви атмосферу для воспитания детей; еще четверо их родилось прямо друг за другом: Станислав в 1838-м, Иво в 1840-м, Ида в 1841-м и Францишка, или просто Фанни, в 1843 году. По мере возможности дети, засучив рукава, трудились вместе с родителями и крестьянами. Как и ее отец, Амелия ко всем, кто у нее служил, относилась с равным уважением и быстро приобрела доверие и даже любовь местных жителей. Они видели в ней вполне простого и необыкновенно доброго человека, которому не зазорно было засучить рукава и трудиться вместе с ними, выслушивать их проблемы и заботиться о них в случае болезни.

В воспитании детей большая роль отводилась музыке. Амелия играла на фортепиано, пела для них и учила их основам гармонии и мелодики. Дети, особенно Марыня, Эмма и Кароль Бернард, очень любили музыку. У Марыни был красивый мелодичный голос, и она любила петь. Эмма и Кароль Бернард с увлечением учились игре на фортепиано: как только они достаточно подросли, чтобы улавливать мелодии, Амелия начала давать им регулярные уроки. У обоих открылся незаурядный талант, особенно у Кароля Бернарда, у которого имелся природный дар к импровизации. Амелия познакомила детей с сочинениями их дедушки, особенно с полонезами. Она также сочиняла для них собственную музыку. Вдохновленная новой жизнью, Амелия сочинила серию вальсов, объединенных названием «Эхо Ивонича». Их анонимная публикация была осуществлена на благотворительной основе Густавом Альбрехтом в Вене в 1847 году и сопровождалась надписью «publies au profit dеs pauvres» [38]38
  Доходы от публикаций в пользу бедных (франц.).


[Закрыть]. Среди дошедших до наших дней сочинений Амелии следует отметить полонез ля мажор (кроме полонеза до минор для игры в четыре руки, который Амелия написала еще в Залесье в честь своей сестры Эммы), мазурку ре-бемоль мажор, польку до мажор, два вальса ре-бемоль мажор и фа мажор и «Кавалерийский марш». Маленькой Эмме особенно нравился марш «Les Adieux a Joseph», который Амелия написала в Мемеле и посвятила своему мужу. Кароль Теофил, которому далеко не чужды были фортепиано и скрипка, также нередко присоединялся к домашним и играл вместе с ними, в том числе танцы для скрипки и фортепиано собственного сочинения.

Эмма Высоцкая, урожденная Огинская

Нередкой гостьей в Ивониче была сестра Амелии Эмма. После развода с Ипполитом Бжостовским Эмма вышла замуж за Антонина Высоцкого, довольно известного художника из Кракова. У них сложилась хорошая, но с чертами богемности семья; пока муж рисовал, Эмма, как и прежде, в годы, прожитые в Залесье, играла на фортепиано. Во время посещений Ивонича тетя Эмма привносила в атмосферу дома оттенки собственной музыкальности. Наименее музыкальный из всех членов семьи Михал особенно подружился со своей кузиной Леной – старшей дочерью тети Эммы от первого брака с Ипполитом Бжостовским. Это была та самая Лена, лобик которой как бы крестом осенил Михал Клеофас Огинский во Флоренции перед своей смертью – тогда ей был всего один месяц от роду.

Все больших успехов в этой доброй, любящей и образованной семье добивался Кароль Бернард. Амелия пробудила в нем страсть к знаниям, искусству, литературе и географии, не говоря уже о музыке. Среди его наставников был поэт Ян Гнатковский, который привил ему трепетное отношение к письменному слову, сохранившееся на всю жизнь.

Благодаря тому, что Амелия была поглощена семейными заботами, ее муж смог найти время и возможности, чтобы заняться благоустройством имения и превращением его в действующий курорт. Он построил новые купальни, здравницы и гостиницы – все по чертежам Амелии, проявившей в этом свой художественный талант. Постепенно Ивонич приобрел хорошую репутацию, и из всех частей Австрийской империи сюда стали съезжаться на воды отдыхающие. Как и у Амелии, у Кароля Теофила было обостренное чувство социальной справедливости и уважения к крестьянам, чья судьба и условия жизни в Галиции были самыми незавидными во всей Австрийской империи. Он стал готовить официальный меморандум на имя львовского окружного полицмейстера Мильбахера, копию которого предполагалось направить в Вену. Кстати, во Львове когда-то губернаторствовал юридический отец Кароля Теофила. В меморандуме излагались пути, которые могли бы облегчить судьбы крестьян, не ущемляя при этом права землевладельцев. В этом дальновидном документе Кароль Теофил ратовал за освобождение крепостных и отмену барщины.

Однако напряженная работа, связанная с развитием Ивонича, отрицательно сказалась на здоровье Кароля Теофила, которое, как и у его жены, и без того было слабым. Летом 1845 года он серьезно заболел. Одиннадцатилетний Кароль Бернард, имевший особенно развитое чувство семьи, большую часть времени проводил у постели отца. В конце концов было решено отвезти Кароля Теофила в Карлсбад попринимать ванны. Однако горячие воды Карлсбада не дали желаемого эффекта.

Между тем над мирной передышкой, наступившей после Венского конгресса, вновь нависла угроза. Она уже была в значительной степени сорвана в Польше, Франции и Бельгии в беспокойные 1830–1831 годы, а сейчас замыслы новых восстаний возникали по всей Европе. Австрийское правительство, обеспокоенное, как бы волнения не охватили Галицию, если поляки вдруг отважатся еще на одно восстание образца 1830–1831 годов, решило упредить проблемы и стало подавлять любое инакомыслие еще до того, как оно начинало активно проявляться. Сильнодействующим средством в рамках такой политики стало вознаграждение крестьян, которые выдавали потенциальных инакомыслящих или подозреваемых в инакомыслии лиц.

Власти не ошибались, чувствуя, что империя под угрозой. Всюду слышался ропот несогласия, ползли разные слухи, сновали какие-то люди, явно занятые не своим делом. С Каролем Теофилом, чей послужной революционный список выглядел впечатляюще, вновь вступил в контакт эмиссар повстанцев. Однако у Кароля Теофила не осталось сил, чтобы вновь пройти через такие испытания; духовная энергия в нем угасла, и 28 ноября 1845 года он скончался. Кароль Бернард, вспоминая впоследствии о событиях того года, с убежденностью доказывает, что именно визит того анонимного эмиссара окончательно добил отца.

Кароль Теофил Залуский оказался первым, кого похоронили в семейном склепе на кладбище при костеле Всех Святых в центральной части Ивонича.

Убитая горем Амелия писала Эмме Высоцкой как раз накануне рождества: «Дети – это моя поддержка и утешение. Ты не можешь себе представить, как утешал меня Кароль [Бернард] в первые часы после постигшего нас горя. Слова, с которыми он обращался ко мне, могли идти только от Бога. Он вставал среди ночи, чтобы посидеть около меня и утереть мне слезы. Все мои дети унаследовали от моего Кароля необычайно добрые сердца».

Управление Ивоничем Амелия взяла в свои руки. Ее поддерживали верные ей домочадцы и особенно генерал Юзеф, который часто наезжал из Ясеницы и оказывал большую практическую и духовную помощь. Она привела в порядок меморандум Кароля Теофила и затем спешно оправилась в Вену, где вручила его канцлеру, графу Карлу-Людвигу Фикельмону. Однако в то время в Галиции как раз стали наблюдаться первые признаки смуты, и правительство не было настроено обсуждать с женой ветерана-повстанца какие-либо реформы или читать ее меморандумы. Перед ним стояла задача подавить недовольство любыми необходимыми средствами, то есть силой. Вполне возможно, что Каролю, будь он жив, грозил бы арест из-за его меморандума, если не что-нибудь похуже. Итак, Амелия возвратилась в Ивонич ни с чем. Вдобавок ко всему у нее появились на свет мертворожденные близнецы.

Рождество 1845 года в ивоничской усадьбе было малорадостным.

Через три месяца после смерти Кароля Теофила в Галиции вспыхнули серьезные беспорядки. Не все землевладельцы разделяли взгляды Кароля Теофила Залуского. Крестьяне, недовольные обращением многих таких землевладельцев, начали бунтовать. Австрийское правительство цинично поддержало бунт, увидев в нем средство контроля над мелкими дворянами Галиции, которых подозревали, и во многих случаях небезосновательно, в подготовке восстания. Власти решили хитро сманипулировать, чтобы получить возможность не посылать официально войска на подавление мятежа местного масштаба: крестьяне, мол, сами сделают всю грязную работу, небольшого количества взяток для них будет достаточно. Крестьяне клюнули на приманку, и первые месяцы 1846 года были отмечены разгулом насилия. Многие поместья разграбили, сожгли, а их владельцев жестоко убили вместе с семьями. Генерал Юзеф находился во Львове, когда толпы бесчинствовали в Ясенице, устроили погром в усадьбе и разорили земли.

Ивонич также стал объектом грабежа. 5 марта Амелия писала своей сестре Эмме в Краков: «В воскресенье утром 22 февраля, перед рассветом, в комнату, где спали дети, ворвались вооруженные крестьяне с криками «Теперь мы господа!». Второпях набросив на себя одежду, я бросилась к ним и стала спрашивать, чего они хотят. Дом был полностью окружен. В первых лучах утреннего солнца я заметила только отблески лопат и кос».

Мемориальная таблица графу Каролю Залускому – основателю курорта Ивонич-Здруй

Кароль Бернард никогда не смог забыть ужас, пережитый в те часы. 60 лет спустя он напишет: «Грустно тянулись дни в некогда оживленной ивоничской усадьбе. В феврале стали расползаться слухи о волнениях среди крестьян. Едва они достигли Ивонича, как вдруг однажды утром, на рассвете, вооруженная косами и цепами толпа окружила дом вдовы и ее детей, а человек с десяток ворвалось внутрь. В дверях детской, одетая в траур, но спокойная и собранная, стояла графиня Залуская, преграждая им путь. Взывая к отцовским чувствам незваных гостей, она попросила их не шуметь, чтобы не разбудить спящих малышей, и спросила, чего они хотят. «У нас имеется приказ, – ответили они, – найти и арестовать всех вооруженных людей, спрятавшихся в усадьбе». Не так давно, – напомнила им графиня, – вы похоронили графа, и кроме нашего камердинера, комната которого расположена в другом конце дома, здесь нет других мужчин и нет никакого оружия. Во флигеле живет наставник детей [Ян Гнатковский] и старик-литвин Томаш. Вам они хорошо знакомы, и вы знаете, что они никогда не будут делать ничего незаконного. Если вы хотите проверить, говорю ли я правду, пусть два-три человека пойдут со мной, и я им покажу каждый покой. Но в любом случае кто дал вам право обыскивать мой дом? У вас имеется письменный приказ? Если да – покажите мне его. Крестьяне постарше начали смущенно переглядываться, затем сорвали шапки с голов своих дерзких молодых сотоварищей. «Признаем-с, ваше высокородие, – сказал один из них, – что нам никто не дал никакой бумаги, но нам растолковали, что приказ сей сам государь-император отдал». Я также, – тотчас парировала она, – почитаю приказы Высочайшего Его Величества, и я знаю, что Господин [Амелия с верой и мольбой во взгляде умышленно взывала к императору, словно к Господу] защищает всех нас и что вы будете поступать согласно воле Его, чтобы защитить меня и детей моих от зла, к чему я вас также призываю. «Мы не желаем причинить никакого вреда вашему высокородию, но с других деревень тоже сбегутся люди, и за них мы не в ответе». Тем более вы не должны оставлять меня и детей моих – я вам дам лошадей, и вы должны выставить караул вокруг наших земель и не пускать никакого чужака в городок или в усадьбу, ведь мы вместе строили их целых восемь лет. Столь убедительными словами и доверительным тоном ей быстро удалось покорить сердца предводителей бунтовщиков».

Вполне вероятно, что «талант языка» Амелии помог спасти жизни членов ее семьи.

На пасху Амелия отвезла детей к тете Эмме в Краков – они пробыли там до лета, когда восстание закончилось. Ивонич оказался одним из немногих галицийских поместий, которым удалось избежать серьезных бед и кровавых убийств того года. Однако в результате бунта Амелия была фактически разорена. Хуже того, на Галицию в течение последующих месяцев обрушились эпидемии холеры и тифа – одна за другой. Никто на воды Ивонича больше не приезжал, и вся работа совсем остановилась. Несмотря на это, Амелия навещала больных крестьян; с помощью Марыни и маленькой Эммы и опираясь на свой прошлый опыт (ведь она столкнулась с холерой в Мемеле) графиня ухаживала за ними и создала так называемые «суповые кухни», где готовились известные и целительные Румфордовы супы [39]39
  Румфордов суп – одно из кулинарных изобретений графа Румфорда (1753–1814), английского физика. Он готовился из костей, крови и других дешевых питательных веществ.


[Закрыть].

Пришла пора дать мальчикам достойное образование. Самого старшего, Михала, готовили к управлению курортом как наследника. Каролю Бернарду предстояло пойти по стопам отца на дипломатической службе. Являясь представителями австрийской «этнической» аристократии, Залуские решили отправить своих сыновей учиться в Вену в Терезианум, где получил образование их дядя, генерал Юзеф, и еще раньше – его отец. К счастью для Амелии, имелась возможность получить стипендии, а плата за обучение для студентов-отличников была значительно меньше или вообще отсутствовала. Михал провел в стенах Терезианума шесть лет, с 1840 по 1846 год, поэтому потрясения от крестьянских волнений обошли его стороной. По окончании учебы он получил офицерский чин и был направлен в драгунский полк канцлера, графа Карла-Людвига фон Фикельмона.

В 1846 году в Терезианум был принят и Кароль Бернард. Он находился в Вене вплоть до окончания в 1855 году Венского университета, где изучал юриспруденцию. Молодой Залуский успешно прошел полный академический курс и зарекомендовал себя одним из самых блестящих студентов. Почти по всем предметам он показал отличные знания: по классическим дисциплинам, истории, географии, языкам, искусствоведению, спорту и музыке. Его сверстники с удовольствием слушали, как блестяще он исполнял на фортепиано и общеизвестные произведения, и свои собственные импровизации.

Когда подошла очередь Иренеуша, его не стали отдавать в Терезианум из-за хронического заболевания, поэтому он обучался дома под контролем матери. У него открылся редкий талант к скульптуре, который Амелия всячески поощряла и поддерживала. В 1847 году на учебу в Терезианум были отправлены два младших мальчика. Иво, которого окрестили так в честь Ивонича, пробыл там до 1853 года. Прогресс, достигнутый им во время учебы в этом наилучшем образовательном заведении Европы, оказался не столь значительным, как у его братьев, – единственными документально подтвержденными его талантами были пение и скромное умение разбираться в финансовых сделках. Кроме того, немало проблем в процессе учебы юноше доставляло его слабое зрение. Станислав учился в Терезиануме до 1856 года. Как бы мы ни оценивали индивидуальные учебные успехи отпрысков Залуских, нужно сказать, что Терезианум был для них шагом в надежное и эмансипированное будущее в качестве полноправных граждан Австрийской империи – большинству их галицийских сверстников такая перспектива не улыбалась.

Глава 8
Мужество и музыка

В 1841 году в Санкт-Петербурге арестовали и бросили в тюрьму брата Амелии Иренеуша Огинского. Сведения о характере совершенного им преступления затерялись в потемках истории и доселе не обнаружены. В Залесье мать Иренеуша непрестанно ходатайствовала о его помиловании, обращаясь к разным министрам с письмами, в которых просила их вступиться за сына. В ответах они все заявляли о своей готовности оказать ей всевозможную помощь, и в результате Иренеуш был освобожден. Не исключено, что эта апокрифическая история, вследствие которой Иренеуш оказался у царя в больших должниках, имеет какое-то отношение к событиям вокруг Ольги Калиновской, произошедшим несколько лет спустя.

Портрет Иренеуша Огинского. Художник Я. Каневский

В тот период Иренеуш Огинский был женат на Юзефине Калиновской – она умерла в 1844 году. В 1848 году он женился на сестре Юзефины – Ольге Калиновской, любовнице царевича Александра. Этот брак состоялся с благословения царя Николая I, так как Ольга была беременна. Вскоре после свадьбы Ольга родила сына Богдана – Огинского если не по генам, то по фамилии. Богдан родился от брачного союза и был, следовательно, признан законнорожденным. Таким образом, смерть первой жены Иренеуша оказалась весьма кстати. Важно то, что фамилия Огинский, вполне достойная и абсолютно приемлемая для императорского отпрыска, попала в поле зрения именно тогда, когда это оказалось нужно. Иренеуш тотчас стал безгрешным, его правонарушение в 1841 году было объявлено недоказанным, и он вновь вернул себе императорское расположение.

Портрет Ольги Калиновской. Художник Ж. Корт

В 1848 году Европа вновь стала театром войн и революций. Как ни парадоксально, но в Австрийской империи на передний план вышли не национальные восстания, а классовая борьба, инспирированная главным образом представителями интеллигенции среднего класса разных национальностей, хотя в конечном итоге хватало и того и другого, ибо националистические группировки воспользовались смутой, чтобы отстаивать собственные интересы. Правление слабовольного Фердинанда стало эпохой болотного застоя, поддерживаемого деспотичными чиновниками-бюрократами, которые упорно не желали перемен и давно назревших реформ. Как следствие такой ситуации – поляки, венгры и австрийцы, объединенные одной социальной идеей, а также национальными интересами, часто сражались бок о бок против других поляков, венгров и австрийцев. В Северной Италии и Богемии поднялось восстание против власти австрийцев, которое отвлекло значительные военные силы Австрии. В огне восстания пылала Венгрия, и многие польские ветераны и горячие головы, стараясь не упустить свой главный шанс, присоединились к повстанцам в войне против австрийских сюзеренов.

Ветеран наполеоновских войн Юзеф Залуский, дослужившийся к тому времени до генерала, отложил на время свою помощь Амелии в управлении Ивоничем и сформировал в Польше национальную гвардию. В то время он жил в Седлишовицах, к северу от Тарновы, рядом с польской границей. Имение в Ясенице, уже отреставрированное и приведенное в порядок после крестьянских погромов в 1846 году, Юзеф оставил на попечение своему 32-летнему сыну Зигмунту и его жене Хенрике Руцкой. Позднее у них родились две дочери – Зофья и Ядвига.

Амелия, помня о том, что ей пришлось пережить в отрезанном от мира Ивониче два года тому назад, решила укрыться в суетной Вене, но, едва прибыв в австрийскую столицу, увидела, что город объят пламенем волнений. Она оставила дочерей у их тети Эммы Высоцкой в Кракове, хотя и там было неспокойно. Слишком поздно Амелия поняла, что ситуация складывалась наихудшим образом именно в Вене, причем особая трудность заключалась в том, что ей необходимо было отвезти своих мальчиков в Терезианум к началу осеннего семестра. Город фактически стал эпицентром беспорядков: повсюду сновавшие группы бунтовщиков устраивали баррикады и устанавливали свой контроль над улицами. Мятежная толпа ворвалась в здание министерства обороны, вытащила оттуда военного министра генерала Латура и повесила его на фонарном столбе. Был создан революционный управляющий совет, который организовал патрулирование улиц, чтобы хоть как-то поддержать порядок. В число патрульных входили студенты университета и Терезианума, но 13-летний Кароль Бернард, 10-летний Станислав и 8-летний Иво вряд ли примкнули к ним. Тем не менее из окон своей школы они могли хорошо видеть все происходящее на улице.

По-другому дело обстояло у их брата Михала. 14 октября император Фердинанд со своим двором выехал для безопасности в Моравию, в Оломоуц, а фельдмаршалу принцу Альфреду Виндиш-Грацу было приказано восстановить в Вене порядок. Ближе других частей к столице располагался драгунский полк, в котором служил Михал Залуский.

Амелия собственными глазами видела, что происходило на улицах Вены, но главной ее заботой была безопасность сыновей. Каждый день этой смелой женщине приходилось под градом пуль и снарядов бежать по забаррикадированной Фаворитенштрассе в Терезианум и назад, чтобы удостовериться, что с ее сыновьями все в порядке. Амелия – единственная женщина, оказавшаяся в исключительно мужской среде Терезианума, – тотчас вызвала к себе огромный интерес, воспитанники и весь персонал школы с восхищением наблюдали, как она грациозно взбиралась на крышу, чтобы лучше разглядеть, что творилось внизу на улице. Ей повезло, что она никак не пострадала, – любого человека с аристократической внешностью классовые борцы могли принять за представителя правящей верхушки, кроме того, Терезианум получил несколько прямых попаданий снарядов. В начале ноября Амелия увидела с высоты, как через городские ворота Бургтор в город входил драгунский полк и как он затем отступал под огнем мятежников. Той же ночью с крыши дома напротив церкви Святого Августина (в нем находилась ее венская квартира) она наблюдала, как от снарядов орудий императорских войск высоко в холодное зимнее, окрашенное заревом пожаров небо взметались тучи пыли и осколков разрушенных зданий. На следующий день императорские войска мало-помалу продвинулись к центру города и, наконец, отняли у мятежников Вену.

Между тем в Оломоуце надо было что-то предпринимать на высочайшем уровне, чтобы спасти Габсбургскую империю. Главной проблемой в императорской семье являлось скудоумие императора Фердинанда и его младшего брата Франца, ставшее последствием близкородственных браков. Реальной властью за троном обладала жена Франца София Баварская – она сплачивала династию, не давая ей распасться окончательно. 2 декабря София призвала к себе весь двор и добилась отречения от престола Фердинанда в пользу своего собственного сына, 18-летнего Франца Иосифа.

В Вене Амелия продолжала разыскивать Михала. В конце концов в обычном лагере воинов посреди замерзающего, топкого поля около Швехата ей удалось встретиться с немало удивленным и, надо сказать, немного смущенным Михалом; ее высочайшее мужество и непритязательность расположили к ней и вызвали восхищение всех его товарищей по взводу; нужно также заметить, что, отбросив женское стеснение, она с ними вместе питалась, вместе делила невзгоды, словом, была им равной. Спустя некоторое время, в Вене, когда мир и порядок был восстановлен, драгуны специально пригласили ее на свои состязания на звание лучшего наездника, организованные Испанской венской школой верховой езды.

На следующий год, когда русские войска через Галицию двинулись усмирять Венгрию, генерала Юзефа арестовали в Седлишовице по особому распоряжению царя. Созданная им Польская национальная гвардия была для российского императора как бельмо на глазу, которое следовало убрать. Генерала тайно и нелегально переправили через близлежащую границу на территорию русской Польши, затем отвезли в Варшаву и заключили в цитадель. Он был обвинен в измене и приговорен к расстрелу.

Когда до Амелии дошла эта новость, она пришла в ужас и тотчас стала действовать. Сначала поспешно отправилась в Седлишовице, чтобы найти документы, подтверждающие права генерала Юзефа как австрийского подданного. Найдя, что искала, Амелия выехала в Вену, где стала добиваться аудиенции у Франца Иосифа, уже почти год занимавшего престол императора. Не зная еще о замечательном и ставшем уже легендой «таланте языка», присущем графине Амелии Залуской, император удостоил ее аудиенции, прочел поданное ходатайство и выслушал с открытым ртом приведенные ею аргументы. Способность графини убеждать вновь принесла желаемый результат. На поданном ходатайстве император сделал свою приписку: «Рассмотреть немедленно». Неизвестно, правда, что явилось причиной такой резолюции: то ли раздражение, то ли искренняя убежденность. Затем император приказал передать документ графу Феликсу Шварценбергу, занимавшему пост премьер-министра со времени прихода Франца Иосифа на трон. Амелия не замедлила нанести визит ему также и обрушила на ошеломленного политика очередную порцию искусно сформулированных и убедительных доводов.

Через некоторое время на дипломатической конференции высокого уровня в Варшаве Шварценбергу удалось переговорить на сей предмет с царем Николаем. Прошло еще несколько дней, и генерал Юзеф Залуский был прощен, благополучно возвращен в Галицию, за ним сохранилось подданство и покровительство Австрии.

В 1849 году у Ольги Огинской и ее мужа Иренеуша родился их собственный драгоценный сын Михал. В том же году две старшие дочери Амелии одна за другой повыходили замуж. 15 апреля в древнем соборе Святого Руперта в Вене состоялось венчание 18-летней Эммы и ее избранника Теофила Осташевского, чье имение Вздув находилось недалеко от Ивонича. Теофил приходился сыном Михалу Осташевскому, бывшему владельцу Ивонича. Теофил очень любил музыку, увлекался коллекционированием книг и рукописей и был знаком со многими ведущими музыкантами Европы. Говорят, что в январе 1848 года к нему во Вздув, расположенный между Львовом и Краковом, заезжал Ференц Лист, как раз возвращавшийся после своего последнего и самого изнурительного концертного турне, во время которого он объездил все Причерноморье, от Южной России до Константинополя. Хотя о подробностях данного визита и об отношениях, связывавших композитора с Теофилом, ничего не известно, это событие (в связи с которым в нашем рассказе впервые упоминается Лист) прочно вошло в семейную историю Осташевских.

Портрет Эммы Осташевской. Художник Л. Бжезинский

Через два дня после свадьбы своей сестры 20-летняя Марыня вышла замуж за Владислава Голашевского, который также жил неподалеку. Хотя в этом краю ему принадлежало несколько поместий, супруги обосновались к северу от Ивонича во Вроцанке, доставшейся Марыне от Амелии в качестве приданого. Амелия очень радовалась, что Марыня и Эмма жили поблизости. «У меня нет никаких сомнений, – писала она своей сестре Эмме в Краков, – что мужья обеих моих дочерей весьма достойные люди. Я уверена, они принесут им большое счастье».

С именем Теофила Осташевского связан целый ряд любопытных музыкальных событий в период, охвативший почти полтора столетия. В 1826 году Фредерик Шопен, вдохновленный вариациями Фердинанда Риса по мотивам произведений Томаса Мура – ирландского поэта-романтика, необычайно популярного в Англии в первой половине XIX века, – сочинил аналогичные вариации для фортепианного дуэта, которые он собирался исполнить со своими друзьями. В 1842 году друг Теофила Осташевского, большой любитель музыки Корнель Кжечунович, находясь в Париже, встретился с Шопеном, и тот подарил ему рукопись (единственную из сохранившихся до наших дней) своих неопубликованных четырехручных вариаций ре мажор по мотивам стихов Томаса Мура. По возвращении в Галицию Кжечунович передал рукопись Теофилу Осташевскому, который сам страстно любил музыку и имел великолепную библиотеку – возможно, она досталась ему как свадебный подарок. Теофил добавил рукопись в свою коллекцию, и там она хранилась долгое время…

Через два года, в 1851 году, у Осташевских родился их первый ребенок – Марыня. В том же году Мария Огинская, оставившая Залесье и возвратившаяся на свою родину, во Флоренцию, после того как все ее дети сочетались браком, скончалась в Пизе. За ней осталось большое наследство, почти полностью перешедшее к Иренеушу и превратившее его в необычайно богатого российского аристократа.

Примерно тогда же начались серьезные проблемы со здоровьем у Амелии. Не в силах больше выдерживать суровых зим Ивонича, она стала проводить все больше времени в Вене, передав управление ивоничским курортом в руки своих работников. В 1853 году по совету своих венских врачей Амелия отправилась на два года поправить здоровье: сначала на термальный курорт Рекоаро, около озера Гарда в итальянских Альпах, затем в Карлсбад и, наконец, на воды в немецком Альтенбурге, у берегов Дуная к востоку от Вены. Там ее еженедельно навещали сыновья: Кароль Бернард, учившийся на факультете права Венского университета, и Станислав, который продолжал учебу в Терезиануме. В 1854 году ей пришлось сделать операцию. Амелия не строила никаких иллюзий по поводу своего здоровья и знала, что жить ей осталось недолго.

В 1857 году Амелия навсегда покинула Вену и Ивонич и отправилась доживать свои годы на остров Искья в компании со своим другом, доктором де Ривасом. Приятный климат, захватывающая панорама Неаполитанского залива с вулканом Везувием вдали, минеральные воды на Флегрейских полях вблизи Неаполя оказывали на нее благотворное воздействие. Она упрямо цеплялась за жизнь в надежде дождаться, когда ее дети прочно займут свое место в мире: Михал завершит свою армейскую службу и возьмет под свое управление Ивонич, Кароль Бернард проложит себе путь к дипломатической карьере, Иренеуш утвердится как скульптор и перерастет свой взрывной характер и анархические склонности, которые нередко становились для него источником неприятностей. Он единственный из ее дорогих мальчиков, кого не отправили на учебу в Терезианум. Учитывая слабое здоровье сына, Амелия сначала сама обучала его дома, а затем послала в Рим учиться скульптурному ремеслу у Пьетро Тенерани (1789–1869), бывшего ученика Антонио Кановы. Сейчас он путешествовал по Европе в поисках славы, удачи и приключений. Амелия горько сожалела, что «больше никогда не приструнит его». Она также переживала за Иво, который сильно отличался от своих четырех братьев и разочаровывал ее. У него не имелось никакого реального таланта и несомненного обаяния, присущего семействам Огинских, он был одержим жаждой денег и почти лишен того достоинства и чувства сопереживания, которыми должны обладать владельцы дворянских усадеб. Младшему из братьев, Станиславу, не исполнилось еще и двадцати, он только что завершил учебу в Терезиануме, поэтому, что готовит ему будущее, было пока неизвестно.