Текст книги "Ген Огинского"

Александр заменил немногословного генерала Барклая де Толли более воинственно настроенным генералом Кутузовым, бывшим военным губернатором Литвы и другом Михала Клеофаса. Кутузов совершенно очевидно стремился дать сражение Наполеону. 7 сентября в битве под Бородино у реки Москвы каждая из сторон потеряла по 50 тысяч человек убитыми, и Наполеону открылся путь на Москву, в которую он вошел 14 сентября. Город оказался сожженным, а жители его эвакуировались дальше на восток.

Для капитана Залуского месть была сладостной. «Не без боли, нужно признать, которую преодолевало сильное чувство враждебности, я бродил по сгоревшим улицам, принадлежавшим народу, который наделал столько пожарищ на нашей земле, от Балтийского моря до Татрских гор, от Черного моря до Вислы и даже до Померании! Подойдя к мосту через Москву-реку за Кремлем, я задержался, охватил взглядом открывшуюся здесь широкую перспективу и вспомнил, как казнили в Москве моих соотечественников в 1612 году, ровно два столетия тому назад». Капитан Залуский имел в виду взятие Москвы польскими войсками и последовавшую расправу московитян над польским гарнизоном в Кремле. Некоторое время спустя он и майор Доминик Радзивилл с бокалами в руках будут праздновать свершившуюся месть в Кремле.

Через месяц Наполеон, понимая, что его победа обернулась тяжелым бременем, двинулся на запад. 18 октября армия Мюрата, стараясь на обратном пути двигаться южнее, чтобы миновать разграбленные и опустевшие села, потерпела поражение от русских в сражении под Малоярославцем, которое нанесло сильный удар по и без того подорванному боевому духу и морали наполеоновского войска. Мюрат был вынужден отступать уже проторенным маршрутом.

Михал Клеофас в то время находился с царем в Санкт-Петербурге. Понимая, что война практически выиграна, оба они обсуждали наметившуюся возможность восстановления Польского государства и предоставления полной амнистии всем, кто был вынужден – в том числе Михал Клеофас – идти на компромиссы и даже сотрудничать с неприятелем. 1 ноября император Александр недвусмысленно пообещал – Михал Клеофас после беседы с царем тут же записал его слова в своем дневнике, – что независимая Речь Посполитая, включая Литву, будет восстановлена. Торговые проблемы конца 1780-х годов, которые привели к образованию безуспешного Тройственного союза и угрозе балтийской торговой войны, также обсуждались на встрече, и их признали безосновательными. Михал Клеофас подчеркнул, что конкуренция между польскими и российскими экспортерами станет только содействовать развитию промышленности и тем самым росту благосостояния – дальновидный и пророческий подход для того периода, который очень даже приемлем для европейской экономики XX века.

Русская зима обрушила свою месть на отступавшие наполеоновские войска 6 ноября, когда выпал снег и температура опустилась до 37 градусов мороза. Великая армия побросала свое снаряжение, съела своих лошадей и, изнуренная, замерзшая и оборванная, тащилась на запад. По пути смерть косила тысячи, многие отставали и вверяли свою судьбу русским. 9 ноября отступавшая армия подошла к Смоленску. 28 ноября Наполеон, у которого осталось только 40 тысяч солдат, переправился через ледяные воды реки Березины, в которых едва не погиб.

3 декабря Наполеон бросил свои войска и прямиком устремился в Варшаву. Прибыв туда пять дней спустя, он остановился в английской гостинице вместе с Потоцким и Матусевичем, которые на себе прочувствовали всю язвительность его тирад насчет Польши и всего польского. Затем французский император взгромоздился на свои сани и отправился в Париж без оглядки – его российская кампания на этом закончилась.

6 декабря отставшие войска пробирались по занесенным снегом дорогам, в том числе через Молодечно Францишка Ксаверия, где температура упала до наинизшей отметки за всю кампанию – 45 градусов мороза. Еще пару дней понадобилось, чтобы пройти Залесье и Сморгонь и добраться до Вильно. 13 декабря 18 тысяч человек, переживших величайшее поражение в мировой истории, перебрались через замерзший Неман на наполненную хаосом ничейную землю, когда-то звавшуюся Польшей, и побрели куда глаза глядят, поближе к дому.

Среди выживших в войне был капитан Залуский. Вернувшись в Ясеницу, спустя какое-то время он женился на Зофье Пшерембской, а в 1817 году у них родился единственный сын и носитель генов Залуских – Зыгмунт.

Фанатично преданные Наполеону уланы Понятовского, которым пришлось все время сражаться в арьергардных боях против мародерствовавших казацких частей, перегруппировались на немецкой земле, откуда они еще раз пойдут в бой за Наполеона. Это будет так называемая Битва народов около Лейпцига 19 октября 1813 года – последнее сражение Юзефа Понятовского. Он снова приведет на помощь императорский арьергард, но Наполеон совершит свое последнее предательство против польского народа и прикажет сжечь мост через реку Эльстер, их единственный путь отступления. Понятовский со своими уланами окажется блокированным у излучины реки, они будут сражаться до последнего человека, и все погибнут в воде под градом союзнических пуль.

В том же 1813 году у Огинских в Залесье родилась дочь Ида, а старый дядюшка Францишек Ксаверий умер в Молодечно, оставив свои имения там и в Ретове Михалу Клеофасу.

Мария де Нери с дочерью Идой

В Санкт-Петербурге младшего сводного брата капитана Юзефа Залуского, Кароля Теофила, фактически принадлежавшего к семье Игельстромов, готовили к карьере дипломата. В 1814 году его, двадцатилетнего, направили в Берн в качестве атташе российского посольства. Он прослужил там пять лет, постепенно продвигаясь по карьерной лестнице, иногда замещал своих шефов и исполнял дипломатические обязанности во Франкфурте.

Между тем Наполеон был разгромлен, отрекся от трона и сослан на остров Эльба, а победоносные державы созвали в Вене в 1814 году конгресс, на котором предполагалось перекроить заново карту Европы. Этого момента Михал Клеофас ждал со дня своего возвращения в Литву: он помнил об обещании Александра восстановить независимое Польское государство. Более того, он надеялся, что приедет в Вену и будет рядом с царем. Этим надеждам не суждено было осуществиться. Царь взял с собой в качестве советника Чарторыйского и вместе с министром иностранных дел Австрии (страны – устроительницы конгресса) князем Клеменсом Меттернихом, французским министром Шарлем Талейраном, лордом Каслреем, герцогом Веллингтонским, представлявшими Великобританию, и прусским королем Фридрихом Вильгельмом III принял участие в многомесячных дискуссиях и пирах, часто похожих на кутежи. В следующем году, когда на Венском конгрессе еще продолжалась казавшаяся бесконечной говорильня, Наполеон отважился на свою последнюю крупную авантюру, повергнув в настоящее оцепенение участников конгресса. Он бежал с острова Эльба и после короткой трехнедельной военной кампании вступил в Париж. После окончательного поражения на поле под Ватерлоо Бонапарт был сослан на остров Святой Елены.

На конгрессе наконец договорились, как разрешить хлопотливый польский вопрос: создать небольшое королевство, главным образом на базе Варшавского герцогства, но без присоединения Познаньского края. Царь Александр был титулован королем рожденного конгрессом Королевства Польского. О Литве не упоминалось ничего, она так и осталась в составе России.

Михал Клеофас был глубоко разочарован и подавлен: перечеркнут весь смысл его деятельности по созданию свободной, независимой Польши на базе ранее существовавшей польско-литовской унии. В ноябре с отважным видом он возглавлял делегацию Литвы на коронации в Варшаве царя Александра королем польским. Существовавший только на бумаге брак Михала Клеофаса усугублял его депрессию: жизнь стала казаться ему пустым миражом, и он потерял всякий интерес к дальнейшему развитию событий.

15 октября 1817 года умер Костюшко – в швейцарском городе Золотурне, где он проживал после своего освобождения царем Павлом.

В 1819 году, незадолго до своего шестидесятилетия, граф Теофил Залуский стал тайным советником при дворе императора Франца в Вене, а в 1822 году его назначили губернатором галицийского города Львова, или Лемберга, как его называли по-немецки. Он женился вторично; спутница его преклонных, но вовсе не немощных лет жизни Марианна Гурская родила ему сына Яна Конрада.

В том же году двадцатипятилетний граф Кароль Теофил Залуский получил назначение в российское посольство в Берлине – после относительно скучного Берна этот город показался ему обворожительным. Там были самые разнообразные возможности для общения: салоны, опера, концерты, дипломатические приемы. На одном из таких приемов он познакомился с князем Антонием Радзивиллом и князем Михалом Клеофасом Огинским, сенатором санкт-петербургского императорского двора.

Михалу Клеофасу понравился элегантный молодой дипломат, которого литератор и мемуаристка Габриэля Пузынина описала как «богатого и хорошо воспитанного человека». Являясь любителем музыки, неплохо играя на фортепиано и скрипке, Кароль Теофил увидел, что между ним и Михалом Клеофасом есть много общего, и поэтому они часто беседовали о музыке, политике, навещали друг друга и решили поддерживать контакты между собой в России и Литве.

Кароль Теофил Залуский

Кароль Теофил был хорошо знаком с сочинениями Михала Клеофаса. Они, как и раньше, пользовались большим успехом в Санкт-Петербурге, где вот уже тридцать лет на балах аристократов непременно исполнялись известные полонезы Огинского. Козловский даже перекопировал «Венецианский полонез до минор» Михала Клеофаса в музыкальный альбом царевны Елизаветы и добавил туда его зажигательный и очень популярный марш до мажор, хотя многие с иронией отмечали, что он был сочинен для повстанцев – литовских отрядов Михала Клеофаса времен Польской революции.

В 1822 году в Санкт-Петербурге в возрасте 64 лет умерла мать Кароля Теофила Хонората.

С начала 1820-х годов отношение царя Александра к Варшаве стало резко ухудшаться. Рост экономических показателей Королевства Польского с тревогой воспринимался русскими, которые отставали от него по уровню жизни. Кроме того, внимание властей привлекала некоторая политическая опрометчивость молодых людей, особенно в Виленском университете.

Николай Новосильцев, принадлежавший к тесному кругу «просвещенных провидцев» императора Александра, был назначен руководить стражами порядка в Варшаве, в результате чего Королевство Польское превратилось в запуганное полицейское государство. По его приказу общество Варшавы и Вильно подверглось чисткам. Шпионов Новосильцева можно было видеть сидящими среди молодых радикалов в кофейне мадам Бжезинской на Козьей улице в Варшаве, они слонялись возле университетского городка и Ботанического сада за Казимировским дворцом, где размещались лицей и университет, чтобы подслушивать разговоры. Большую вину за патриотические умонастроения Новосильцев возлагал на масонов, на которых он обратил свое пристальное внимание. Михал Клеофас Огинский, сам принадлежавший к числу масонов, опасался, что длинные руки Новосильцева когда-нибудь дотянутся до него в Залесье, особенно если учесть его «патриотическую» наследственность. Именно для Михала Клеофаса естественнее всего было бы состоять в патриотическом обществе или создать его. В этом фактически и заключалась одна из причин его выезда за границу в 1822 году. Кроме того, здоровье его ухудшилось (он страдал подагрой), брак окончательно распался, а вопрос о восстановлении польско-литовского государства попал на свалку истории, настроение же определялось глубоким упадком духа – он решил взять длительный отпуск, чтобы отправиться в милую его сердцу Флоренцию.

Фактически речь шла о добровольной ссылке: он знал, что домой больше не вернется. Оставив на попечении Марии Амелию, Эмму, Иренеуша и Иду, в сопровождении своего секретаря Леонарда Ходько он отправился из Залесья во Флоренцию. Для своего путешествия Михал Клеофас выбрал длинный окружной маршрут; первой остановкой в нем был Париж, после чего странник направился в Дрезден. В прекрасную столицу Саксонского Королевства, несколько обветшалую после Венского конгресса, он прибыл в 1823 году. Здесь можно было увидеть бесчисленные издания его полонезов, выпущенные в Праге, Берлине, Вене и Невшателе. «Большая часть этих изданий содержала только три полонеза, – писал он в своих «Письмах о музыке», – из которых первый обычно назывался «Любимый полонез»…

Речь идет о полонезе № 1 фа мажор, который все еще называют «Полонез Огинского», «Полонез смерти» или «Любимый полонез». Тема смерти совсем не потеряла своей притягательной силы, особенно во французских изданиях, в которых образы смерти, чумы и мора в их апокалиптическом величии имели отблеск парижского романтизма и были подняты до готических высот. Многие горели желанием познакомиться с легендарным воином-князем, который, как утверждалось, написал полонез на грани самоубийства, влюбившись без взаимности. Сам же автор произведения воспринимал все это с известной долей иронии. Михала Клеофаса позабавило, что легенда о его смерти, пересказываемая теперь уже как слушок, оказалась столь живучей в течение тридцати лет. В одном богато иллюстрированном французском издании можно было увидеть графический рисунок, изображавший композитора с пистолетом в руках, готовым вышибить себе мозги, а на заднем плане виднелась танцующая пара. Надпись гласила: «Полный отчаяния, Огинский, видя, с каким равнодушием отвергают его любовь, лишает себя жизни под звуки полонеза, который он когда-то сочинил в честь своей неблагодарной возлюбленной – той, которая сейчас танцует под музыку этого полонеза с любовником». Некоторые люди, склонные верить в рассказы об этой трагедии, были весьма удивлены (и разочарованы), лицезрев Михала Клеофаса живым.

«…За ним обычно следовал полонез до минор, который я назвал «Прощание» [№ 6, первый венецианский полонез], и соль мажор, причем мое изложение этого полонеза для игры в четыре руки переделали для исполнения в две руки» [№ 12].

В Дрездене Огинский познакомился также с Каролем Курпинским, который поставил там «Золушку» Россини. Курпинский записал в своем дневнике в 1823 году: «Случайно я оказался рядом с господином Огинским; и я, и он обрадовались тому, что познакомились».

Кароль Курпинский

Кароль Курпинский родился во Влошаковицах, в Великой Польше, в 1785 году. Прослужив музыкантом в разных частях Польши, он в 1810 году приехал в Варшаву, где постепенно стал известен как создатель польских опер. Преподавал музыку в Школе драматического искусства в Варшаве, в 1819 году стал капельмейстером придворной капеллы и заместителем Эльснера в Варшавской опере. В 1820 году Курпинский стал учредителем и редактором журнала «Музыкальный еженедельник», в котором в том же году написал следующее: «После разделов Польши появились меланхолические и пленительные полонезы Огинского, у которых за короткое время нашлось столько подражателей, что до сегодняшнего дня никто больше не пишет веселых полонезов для танца». В редакторской колонке он добавил, что в Варшаве выпущено полное издание полонезов – подробностей Курпинский не касался. Издателем, по-видимому, был Летронн – один из многих, кто обосновался на Медовой улице после Венского конгресса.

До того как Михал Клеофас покинул Залесье, он написал полонез в минорном ключе, проникнутый глубокой грустью и тоской и, несмотря на это, включавший оптимистическое, почти воинственное трио в до мажоре. Через десять с лишним лет произведение, которое в течение тридцати лет было известно как «Полонез Огинского» («Полонез смерти»), в сознании людей трансформировалось в полонез № 13 ля минор «Прощание с Родиной» и до сего дня известно под названием «Полонез Огинского». Глубоко отражая славянскую душу, это творение оставалось и по сей день остается, возможно, самым известным музыкальным произведением на широких просторах от реки Одер до Берингова пролива, но нигде его так не любят и не лелеют, как в сердце милой для Михала Клеофаса Огинского Литве – там, где сегодня расположена Республика Беларусь. Белорусский посол в Лондоне в последние годы XX века Владимир Счастный заметил на приеме, устроенном автором этой хроники в 1999 году, что «тогда как для поляков Огинский – композитор, для белорусов он – герой».

Где и когда был опубликован впервые этот полонез – неизвестно. Возможно, он появился сначала как музыкальное приложение к несохранившейся иллюстрации, изображавшей сцены из восстания 1830–1831 годов в Польше, Беларуси и Литве.

После почти двухлетних странствий по Европе Михал Клеофас в один из дней 1824 года прибыл во Флоренцию и обосновался вместе со своим секретарем Леонардом Ходько в доме по улице Торнабуони, 10.

Между тем по всей Польше продолжали процветать фабрики и магазины музыкальных инструментов. Музыкальный магазин Бжезины на Медовой улице в Варшаве стал местом встреч музыкантов, занятых поисками новейших публикаций, выпущенных в Париже, Вене, Берлине и Санкт-Петербурге, а также произведений местных музыкантов, публиковавшихся в журналах под редакцией Эльснера и Курпинского. В начале 1820-х годов среди посетителей магазина можно было встретить молодого пианиста-виртуоза, князя Францишка Ксаверия (называемого также Ксавье) Огинского. Он приехал в Варшаву со своим старшим братом Тадеушем, чтобы поступить на государственную службу. Братья Огинские закончили Виленский университет, где они были знакомы с членами патриотического общества филоматов, в которое входили все художники и интеллектуалы, включая поэтов Адама Мицкевича и Томаша Зана. Оба брата являлись пианистами и композиторами, которые живо чувствовали и сохраняли дух своего отца. Их часто можно было видеть в блистательных салонах богачей, где они развлекали публику исполнением собственных транскрипций полонезов своего легендарного отца. Оба женились на сестрах фон Рённе: Ксавье женился на баронессе Теодоре, а Тадеуш на баронессе Марии. В порядке отступления не лишним будет заметить, что барон Феликс фон Рённе, брат Марии и Теодоры, женился на Францишке Залуской, старшей сестре Кароля Теофила, которая, с генетической точки зрения, была первым ребенком Хонораты и Игельстрома.

Две молодые семейные пары Огинских были между собой очень дружны. Из двух братьев наибольшего успеха добился Ксавье. Его репертуар состоял из собственных сочинений в модном тогда новом романтически-бравурном стиле Мошелеса и Гуммеля, проникнутом, однако, польским национальным духом. Ксавье идеализировал своего отца и очень сожалел, что никогда не знал его: когда мальчики едва научились ходить, Михал Клеофас покинул семью. Особая привязанность к отцу Ксавье, по крайней мере в мыслях, выражалась в стремлении добиться еще более широкого признания его произведений – когда в салонах Огинский играл Огинского, это, несомненно, способствовало такому признанию.

Сочинительством Ксавье стал заниматься еще в Вильно, примерно с 1820 года. В его первых полонезах присутствует некая экспериментальность. № 1 ре мажор назван «Фантазией в польском стиле». Формально он состоит из ряда последовательных тем в разных тональностях, что свидетельствует о предназначении этого произведения для бальных залов. Полонез № 2 до мажор написан в традиционной трехчастной форме и включает фа-мажорное трио. В полонезе № 3 ми минор весьма выражено чувство меланхолии, с которым контрастирует бравурное трио в ми мажоре. В полонезе № 4 ми-бемоль мажор есть любопытная особенность: между трио и репризой звучит фрагмент мазурки в ля-бемоль мажоре. Указанные произведения были выпущены в Санкт-Петербурге примерно в 1820 году.

После приезда братьев Огинских в Варшаву их последующие полонезы публиковались Бжезиной на Медовой улице. Среди них был полонез для фортепьянного дуэта, написанный Тадеушем. Ксавье написал в Варшаве еще шесть, более зрелых, полонезов, три из которых он посвятил своему отцу. Эти произведения были опубликованы в 1826 году. В основу изысканно-элегантного полонеза № 5 соль минор положены два романса Огинского-старшего: № 6 «Quand tu m’aimais»[28]28
  Когда любим был я тобою (франц.).


[Закрыть] и № 7 «Doux Souvenir»[29]29
  Сладкое воспоминание (франц.).


[Закрыть]. Оба эти романса Михала Клеофаса были опубликованы издательством «Рикорди» в Милане в феврале того же года, хотя «Quand tu m’aimais» впервые был выпущен в Санкт-Петербурге в 1814 году. В полонезе № 6 фа минор задумчивая и элегантная тема одного из квинтетов Дуссека контрастирует с мажорным трио, основанным на чрезвычайно популярной венецианской канцонетте «Блондинка в гондоле» Анджело Колонны. Полонез № 7 ми-бемоль мажор, отличающийся искрометной бравурностью, основанной на теме оперы Гаспаре Спонтини «Весталка», в стилистическом плане уже является предвестником первых зрелых баллад Шопена или же последнего из написанных им в молодости полонезов (в зависимости от точки зрения критика) – «Большого блестящего полонеза ми-бемоль мажор», соч. 22, который был закончен (без Andante spianato) в 1831 году.

Полонез № 8 ми-бемоль мажор, также в искрометном бравурном стиле, посвящен жене Ксавье, баронессе Теодоре фон Рённе. Он был опубликован в 1827 году. Самый меланхоличный из полонезов младшего Огинского, полонез № 9 ре минор, напоминает Polonaise Funebre № 8 фа минор его отца, написанный в Венеции. Он посвящен невестке Ксавье баронессе Марии фон Рённе и опубликован в 1828 году. В величественном и энергичном полонезе № 10 до мажор (дата его написания неизвестна) есть фрагмент, в котором октавный пассаж, исполняемый правой рукой, эффектно переносится через левую руку в самый низ басового регистра. Аналогичный прием используется в раннем шопеновском полонезе соль-диез минор, написанном примерно в 1823 году.

10 известных полонезов Ксавье соответствовали моде того времени, причем между четырьмя виленскими полонезами и шестью варшавскими есть заметная разница: последние являются ярким примером слияния польского характера и немецкой бравурности. Они более пианистичны и менее меланхоличны, чем полонезы его отца – возможно, вследствие оптимизма, пропитавшего созданное Королевство, до того как там начались раздоры. В то время, как полонезы Михала Клеофаса были рассчитаны на индивидуальную интерпретацию или переложения для оркестра, полонезы Ксавье следовало играть точно так, как их задумал автор, – на фортепиано. Хотя Ксавье еще применял отцовский метод игры скрещенными руками, он развил партию левой руки настолько, что та стала служить не только для гармонического сопровождения: в некоторых случаях мелодия фактически исполнялась именно левой рукой и включала иногда очень эффектные виртуозные пассажи, как, например, в полонезе № 7 ми-бемоль мажор.

Кроме того, Ксавье написал ряд романсов, опять же в стиле своего отца. Четыре из них дошли до наших дней. «Раненый паж в Баварии» на слова Леонарда Ходько был опубликован в Санкт-Петербурге в 1820 году. Три других опубликовал И. Домбровский в Варшаве в 1829 году: «Лилия», «Возвращение крестоносца», написанный под впечатлением романа Вальтера Скотта «Айвенго», и «Триолет». В основе последнего – стихотворение Томаша Зана – одного из лидеров, наряду с Мицкевичем, общества филоматов в Виленском университете.

В 1825 году после смерти Александра царем стал Николай I, его брат, – несмотря на неудачный заговор декабристов, задуманный в Варшаве и Санкт-Петербурге с целью посадить на российский престол великого князя Константина. Естественно, после этого Николай не доверял полякам. Чистки, изгнания с должностей и аресты продолжались с неослабевающей силой. С работы был уволен весьма уважаемый профессор истории Виленского университета Иоахим Лелевель, а некоторые его студенты арестованы. Среди них и бывший студент молодой учитель Адам Мицкевич, которого арестовали за подрывную тематику его стихотворения «Ода к молодости».

Портрет Николая I. Художник Ф. Крюгер, 1852 г.

В том же году Теофил Залуский окончательно решил отделаться от имения в Ивониче. Он поставил его на кон в венской лотерее и проиграл майору Кожибскому из эскадрона польских гусаров. Самого майора имение не интересовало – только деньги. С деньгами тогда было трудно, так как у Теофила имелись серьезные финансовые проблемы. Кроме того, желающих приобрести Ивонич не нашлось, все считали, что это имение ничего, кроме расходов, не даст. К счастью, ему помог выпутаться из этого дела собственный, с юридической точки зрения, сын Кароль Теофил, чья судьба сложилась довольно благополучно.

В 1823 году в Санкт-Петербурге умер Игельстром, завещав некоторые обширные имения Каролю Теофилу, который на следующий год вышел в отставку с дипломатической службы, чтобы распоряжаться своим богатым состоянием. Он получил в наследство имение в Гульбине в Литве и соседние имения в Михалине и Мейергофе. Кроме этого, ему досталась немалая сумма деньгами, а также произведения искусства, серебро и мебель. Кароль Теофил обосновался в Гульбине, расположенном среди березовых лесов северной Литвы, недалеко от города Паневежис. Став очень богатым человеком и желая, вероятно, как-то искупить грехи своей матери, Кароль Теофил выкупил Ивонич на свое имя. Сам он не собирался там проживать, но заверил Теофила, что тот может жить в имении до самой смерти.

Итак, Теофил Залуский со своей второй женой Марианной Гурской и их сыном Яном Конрадом переехал в Ивонич, где в спокойной пенсионной обстановке стал перебирать в памяти значительные события своей жизни, удивляясь, наверное, благодеянию человека, который, пусть не фактически, но, судя по имени, являлся его сыном.

Тем временем его молодой благодетель превратился в одного из самых завидных женихов Вильно, где, несмотря на чистки и аресты, светская жизнь шла своим чередом. Именно вращаясь в обществе, Кароль Теофил встретил и полюбил 21-летнюю княгиню Амелию, старшую дочь князя Михала Клеофаса Огинского. Они повенчались 11 марта 1826 года в костеле кармелитов в Вильно. Их свадьба стала одним из самых ярких событий того года в городе.

Отец Амелии, волнуясь за свою подагру и сочиняя полонезы и романсы во Флоренции, на свадьбу дочери приехать не смог.