Текст книги "Как понять ребенка. В сердце эмоций: слезы, смех, испуг, удивление"

3. Какое послание я хочу ему передать?

Мы уже говорили о том, что не всякий поступок ребенка следует толковать как бессознательную попытку передать родителям тот или иной сигнал. Если ребенок рисует на стенах, заполняет своими «каляками-маляками» вашу записную книжку, отрезает кусок тюлевой шторы, чтобы смастерить себе платье «как у невесты» или чертит фломастером «классики» на новом ковре в гостиной, это вовсе не означает, что в его действиях содержится закодированное послание родителям. Скорее всего, он просто исследует границы своих возможностей. При этом им не обязательно движет намерение забраться на «чужую» территорию и все там порушить. Здесь все зависит от возраста и нюансов поведения.

Ваша трехлетняя дочь разрезала ножницами новые мамины бусы? Ваш восьмилетний сын сделал то же самое? Очевидно, что два эти поступка неравнозначны. В первом случае девочка исследует, что можно делать с помощью ножниц. Она пока не знает, что некоторые действия необратимы, и в глубине души уверена, что не делает ничего дурного: все равно «папа все починит». Во втором случае перед нами совсем другая ситуация. С большой вероятностью речь идет о том, что мальчик хочет кому-то за что-то отомстить. Кто-то – один из родителей, брат или сестра, учитель в школе – чем-то очень сильно его обидел. Впрочем, если девочка не просто изрезала шторы, а действительно соорудила из них себе платье, не спешите ее ругать – может быть, в ней дремлет будущий великий кутюрье! Японская художница и дизайнер одежды, кстати, обладающая многомиллиардным состоянием (она известна тем, что заказывает себе любые вещи, от автомобиля до мячей для гольфа, исключительно своего любимого розового цвета), именно так начинала свою карьеру и еще ребенком шила свои первые модели из родительских занавесок.

Юлис, в чьей комнате только что постелили новое зеленое ковровое покрытие, старательно начертил на нем разметку, как на футбольном поле. Он понятия не имел, что делать этого нельзя, – в конце концов, это была его комната. Мать восхитилась его творчеством, а вот отец разозлился и потребовал, чтобы сын немедленно все отмыл. На самом деле отец не пожалел бы никаких денег, чтобы у них в гостиной лежал ковер с футбольной разметкой, но ему была невыносима мысль, что сын взял и начертил ее своими руками. Поэтому он видел только «испорченный» ковер и не желал признавать за сыном творческого порыва.

Наша реакция на детское творчество формирует веру ребенка в свои силы. Какое послание мы хотим им передать?

«У тебя богатое воображение и здорово все получается, только в следующий раз постарайся использовать более подходящие материалы».

Или:

«Ты что, с ума сошел? Как тебе не стыдно? Ты ничего не умеешь и все только портишь!»

Ребенок, получивший первое послание, сохранит веру в свои способности и будет искать возможности для их дальнейшего развития. Ребенок, услышавший послание второго типа, убедится, что его считают ненормальным и бессовестным, и… будет вести себя соответственно. Мало того, ему захочется отомстить, испортив уже не ковер, а, например, разбив дорогую вазу или сломав ценные безделушки из отцовской коллекции. Если только чувство ущемленности не заставит его причинить вред самому себе!

Вы хотите, чтобы он бережно относился к вещам? Проявите бережное отношение к его потребности самовыражения.

Обнаружив следы фломастера на стенах своего кабинета, я сначала сильно рассердилась. «Рисуют в альбоме, а не на стенах!» – сурово объявила я детям. Но «граффити» продолжали появляться. Тогда я предложила каждому из детей нарисовать на стене рисунок, но в углу, отведенном специально для этой цели и на пространстве шириной сантиметров тридцать, не больше. Они с энтузиазмом взялись за дело, и, должна сказать, их художества и правда украсили мой кабинет. После этого случая рисование на стенах прекратилось.

Признаюсь, запрет пачкать стены дался мне с трудом. Дело в том, что моя сестра – художница, и она расписала стены у нас в подъезде изумительными картинами. Почему ей можно, а детям нельзя? По их мнению, это была бы жуткая несправедливость. Но, получив в свое распоряжение небольшое пространство для творчества, они полностью удовлетворились, а я избавилась от необходимости без конца делать в комнате ремонт.

Мы, родители, можем реагировать на детские выходки подобного рода двумя способами. Первый основан на любви. «Я тебя люблю, и ты очень талантливый» – таков «месседж», который мы передаем ребенку. Второй месседж – деструктивный, он подразумевает: «Ты полное ничтожество, ты не способен ни на что хорошее».

Единым фронтом?

У каждого ребенка два родителя. Следовательно, теоретически у него вдвое больше шансов получить позитивный месседж. К сожалению, часто родители считают необходимым выступать «единым фронтом» и при этом выбирают самую репрессивную стратегию. Но задумаемся: почему вообще в отношениях между родителями и детьми возникает образ фронта? Мы ведь не на войне. И дети вовсе не стремятся пробить брешь в родительской обороне. Чего они хотят, так это правды. Они хотят быть счастливыми, хотят развиваться, а не искать хитроумный способ «воспользоваться» родительскими разногласиями. Поэтому, если один из родителей настаивает на негативном месседже, второй имеет полное право противопоставить ему свой, позитивный. У детей обостренное чувство справедливости, и логичная картина мира страдает в их глазах гораздо больше, если они видят, что один родитель присоединяется ко второму вопреки собственным убеждениям, просто потому, что «так надо».

Ваш супруг (супруга) унижает или оскорбляет вашего ребенка? Не бойтесь сказать об этом прямо, не бойтесь выразить свое отношение к происходящему. Не бойтесь встать на сторону ребенка и, если надо, его защитить! Он поймет, что может вам доверять. И наоборот, если вы молчите или добровольно присоединяетесь к супругу, даже если тот не прав, вы предаете ребенка. После этого не стоит удивляться, что вы утратите его доверие.

Точно так же, если ошибочную позицию занимаете вы, признайте за супругом право отстаивать собственное мнение. Никто из нас не идеален, и всем нам случается заблуждаться. Порой мы говорим что-нибудь резкое не подумав, под влиянием усталости или дурного настроения. Не бойтесь, что ваш родительский авторитет пошатнется: ребенок видит вас «насквозь», для него важна не маска, которую вы пытаетесь на себя нацепить, а ваша истинная сущность. Признавая свои ошибки, вы и его научите этому трудному искусству.

Родители – живые люди, и они вовсе не обязаны всегда и во всем соглашаться друг с другом. Пусть ребенок принимает это как нечто нормальное – зачем навязывать ему узкий взгляд на жизнь и окружающий мир? Многообразие точек зрения на один и тот же предмет предполагает дискуссию, обогащает ее участников и в конечном итоге способствует мирному разрешению конфликтов.

Поэтому не надо никакого «единого фронта»! Родителям ни к чему соревноваться друг с другом, кто из них лучше, тем более – переносить свои трения по другим вопросам в сферу воспитания ребенка.

Если родители спорят, демонстрируя взаимное уважение, они тем самым показывают ребенку, что можно жить вместе и любить друг друга, даже придерживаясь противоположных мнений по тому или иному вопросу.

Дети наблюдают за нами и слышат, что мы говорим

Каждым своим поступком, не обязательно прямо затрагивающим ребенка, мы адресуем ему определенное послание.

Задумайтесь, какой образ жизни вы ведете. Всегда ли вы поступаете так, как учите поступать его? Случается ли вам лгать, утаивать правду, приукрашивать действительность? Всегда ли вы соблюдаете все законы и правила? Например, переходите улицу исключительно на зеленый свет или по «зебре»?

В более общем плане, насколько оптимистично вы воспринимаете жизнь? Счастливы вы или нет? Вы любите свою работу или «тянете лямку»? Вас с супругом связывают отношения искренней привязанности или вы давно охладели друг к другу и остаетесь вместе только из чувства долга? Всей своей жизнью вы передаете ребенку послание о том, что такое для вас работа, свобода, любовь и т. д.

Чтобы быть уверенным, что в каждом конкретном случае вы поступаете с ребенком правильно, задайте себе вопрос:

Какое послание я хочу ему передать?

4. Почему я это говорю?

– Марго, Адриен, мы уезжаем!

Я стою возле машины, а мои дети собирают на тротуаре каштаны. Они делают вид, что ничего не слышали.

– Чур, этот мой!

– Да бери! Хочешь еще вот этот?

Я чувствую, как во мне закипает злость. Но тут же задаю себе вопрос: «Какого черта я к ним лезу?» Почему я решила, что нам пора? Сегодня воскресенье, я с ними одна, и я пообещала им и себе, что проведу этот прекрасный день с ними, и только с ними. Ну да, на часах уже двенадцать дня, вроде бы пора обедать, но… По ним не видно, чтобы они проголодались. Так зачем куда-то спешить? Какая разница, чем они будут заниматься – играть в сквере, кататься на карусели или собирать каштаны? Почему не дать им делать то, что им нравится? Тем более это совершенно бесплатное развлечение. В результате мы добрых двадцать минут стояли на месте и собирали красивые, гладкие и блестящие каштаны.

Я уверена, что и вам не раз приходилось сталкиваться с похожей ситуацией. Мы часто действуем автоматически, хотя было бы полезно спросить себя:

«Почему? Что заставляет меня отвечать на детские просьбы «да» или «нет»? Чем продиктована моя позиция?»

Когда Марго в первый раз попросила дать ей мороженое перед обедом, я, что называется, на автомате сказала: «Нет. Мороженое едят на десерт, после обеда». Но тут же задумалась: «Почему я так сказала?» Потом вспомнила научное объяснение процесса пищеварения и рекомендации диетологов… Сахар способствует выработке инсулина, который необходим для переваривания пищи… Обычно мы едим сладкое после трапезы потому, что нам хочется съесть что-то еще, хотя больше не чувствуем голода. Мы «обманываем» собственный организм, успевший насытиться. Это культурный обычай, а для большинства из нас – приятная привычка, хотя, если разобраться, не такая уж она и полезная. Короче говоря, я разрешила дочке съесть мороженое. Обед она тоже съела, и с большим аппетитом. С тех пор она иногда просила что-нибудь сладкое на закуску – фрукты, мороженое, пирожное, – но потом с удовольствием уплетала макароны или зеленую фасоль. Со временем подобные просьбы я слышала от нее все реже – она росла и, естественно, усваивала пищевые привычки, принятые в нашем обществе. Случалось, она просила дать ей десерт посреди обеда или ужина, между двумя блюдами, а то и в процессе еды откусывала кусочек пирожного или съедала дольку мандарина. Я не запрещала ей это делать – с какой стати, если она хорошо ест? Тем более что и наука на ее стороне (за исключением мандаринов – они слишком кислые и плохо сочетаются со вкусом других продуктов).

Так чем же обусловлено мое отношение к пищевым пристрастиям дочки – соображениями здоровья или заботой о соблюдении принятых норм? Как мать, я отвечаю не только за ее здоровье, но и за ее социализацию. Можно объяснить ребенку, что сладкое едят на десерт потому, что так принято. Не надо только морочить ему голову, утверждая, что есть мороженое перед обедом вредно для здоровья.

Очевидно, что ребенок не может питаться одним мороженым. Кроме того, если мороженое достаточно калорийное, есть риск, что после него ребенок откажется есть овощи. Одним словом, не думайте, что я уговариваю вас приучать детей начинать обед со сладкого!

Родители часто боятся, что, отвечая согласием на необычные просьбы детей, потворствуют их «капризам». Капризы – это родительское изобретение. Они появляются тогда, когда родители заигрываются в свою власть над детьми. Когда Марго в первый раз попросила дать ей мороженое перед обедом, это был не каприз, а исследование нового. Если бы я ответила ей отказом, решив применить свою власть, она, скорее всего, тоже включилась бы в эту игру и стала еще упрямее добиваться своего. Мне кажется, что инициатива всех этих игр исходит не от детей, а от родителей. Вспомним, что иногда говорят молодым мамам многочисленные добровольные «советчики»: если будешь с первых дней во всем потакать малышу, он тебе на голову сядет! И это – о совершенно беспомощном существе, полностью зависящем от матери и не умеющем еще не только говорить, но и связно мыслить.

Чем продиктовано ваше поведение в отношении ребенка – вашим воспитанием, стереотипами, которых вы придерживаетесь, даже не сознавая этого, или разумом? Под разумом я имею в виду не семейные предрассудки и не рекомендации знакомого доктора, а выводы из ваших собственных размышлений, сделанные на основе достоверной информации.

Сегодня информация окружает нас со всех сторон, и нам приходится буквально продираться сквозь навязываемые рекламой потоки ее искажений.

Одна мама рассказывала мне, как она билась, пытаясь убедить сына каждый день есть йогурт. Жертва рекламы, она искренне верила, что йогурт не просто полезный, но и необходимый для роста и нормального физического развития продукт. Голоса производителей йогурта звучали так назойливо, что заглушали для нее голос собственного сына. Лишь когда она нашла более нейтральную, а следовательно, более объективную информацию, то убедилась в своей ошибке. Она буквально заставляла ребенка есть йогурт, высокая кислотность которого плохо действовала на его пищеварение, хотя по содержанию кальция этот продукт уступает миндалю и фундуку, а как раз их мальчик ел с огромным удовольствием. Иначе говоря, продукт, который она считала чрезвычайно важным для здоровья, на деле оказался не таким уж полезным.

Совсем недавно я стала свидетельницей одной поразительной сценки. Мы проводили отпуск и питались в ресторане отеля, где действовала система шведского стола. В тот день, о котором я рассказываю, в меню значилось два основных блюда: франкфуртские сосиски и шницель кордон-блё. К столу, на котором были выставлены блюда, подошли отец с дочерью, и девочка сказала, что хочет взять себе сосиски. «Нет, – ответил тот. – Мама сказала, что ты будешь шницель». Я согласна, что сосиски не слишком диетическая еда. Но шницель кордон-блё (бройлерная курица с ломтиком ветчины и сыром, жаренная в сухарях) вряд ли намного полезнее. Кому-то он нравится, не спорю. Но сразу три богатых белком продукта… Сосиски, о которых мечтала девочка, в этом смысле ничуть не хуже. Так почему не разрешить ребенку съесть то, чего ему хочется? Девочка – на вид я дала бы ей лет десять – не стала спорить. Очевидно, она привыкла к тому, что мать во всем ею командует, не задаваясь излишними вопросами о смысле своих приказаний.

Мы не можем знать все на свете. Но когда ребенок о чем-то нас просит, почему бы не выслушать его и не спросить себя:

Почему я это говорю?

5. В чем мои потребности противоречат потребностям детей?

Мы хотим, чтобы наши дети не плакали «из-за каждого пустяка», чтобы они не злились, когда им что-то запрещают, и не брыкались, когда мы меняем им памперс.

Нам бы хотелось, чтобы наши дети проявляли больше стремления к сотрудничеству, одевались, когда надо одеваться, без лишних напоминаний садились за стол, вовремя ложились спать, убирали свои игрушки, вешали на место куртку и ставили уличную обувь туда, куда ее положено ставить.

Мы мечтаем, чтобы они росли спокойными и послушными, не носились по дому с дикими криками, вежливо вели себя за столом, быстро съедали все, что лежит у них на тарелке, не пачкались, не опрокидывали на себя стакан с водой или соком и не устраивали за едой потасовок.

Одним словом, мы хотим, чтобы наши дети перестали быть детьми.

Но все-таки они дети! Когда они вываливают на пол все игрушки, ходят босиком по кафельному полу в ванной, просыпаются ни свет ни заря, громко кричат, прячутся в шкафах и топают по коврам в грязных ботинках, они ведут себя как дети.

Признаемся честно: разве мы стали бы счастливее, если бы они постоянно вели себя как маленькие взрослые, никогда не шалили и всегда поступали разумно? А наблюдая за такими «юными старичками» в других семьях, в первый момент мы, наверное, испытали бы восхищение и даже зависть, но уже через несколько минут содрогнулись бы, пораженные фальшью происходящего.

Скажем сразу: потребности детей и родителей диаметрально противоположны. Большинство родителей любят в доме порядок и тишину, не одобряют разговор на повышенных тонах и мечтают подольше поспать хотя бы в выходные. Большинство детей обожают кавардак, громкие звуки и просыпаются с рассветом, особенно в субботу и в воскресенье. Другое дело, если надо вставать в детский сад или в школу!

Перед нами очевидный конфликт интересов, осложняющий взаимоотношения. Игнорируя это обстоятельство, мы рискуем запустить механизм игры «кто кого?», а это игра такого рода, что в ней только на первый взгляд всегда есть победитель и проигравший. На самом деле проигрывают обе стороны. Разве можно чувствовать доверие к человеку, который отрицает твои потребности?

Быть родителем – значит на некоторое время отодвинуть в сторону собственные потребности, чтобы удовлетворить потребности того, кто слаб и беспомощен. Это совсем не просто и не легко. Одна молодая мама как-то жаловалась мне, что совсем выбилась из сил и порой испытывает непреодолимое желание хорошенько отшлепать своего малыша. Раньше дети представлялись ей ласковыми ангелочками, вызывающими одно умиление, но, когда у нее родился свой ребенок, она поняла, что иногда его поведение доводит ее до белого каления.

Да, так и есть: они способны нас жутко злить и выводить из себя. Все родители страдают от этого, если только не заставляют страдать своих детей.

В зависимости от возраста ребенка он будит вас по ночам, потому что проголодался, или ему надо пописать, или ему приснился страшный сон. Днем маленький ребенок требует постоянного пригляда, а дети постарше без конца ссорятся и выясняют отношения. Разве тут можно спокойно почитать книжку, или поболтать с подругой по телефону, или утром поваляться в постели? Да что там говорить, в туалет не сходишь! Жить с маленьким ребенком действительно трудно. Отказываясь признавать этот факт, мы копим в себе недовольство, которое при любой возможности изливаем на детей: «Тристан, ты просто невыносим!», а то и: «Господи, и за что мне такое наказание?!»

Быть родителем – это работа по типу «полной занятости», только рабочий день длится 24 часа в сутки без выходных и праздничных дней. Работающие родители получают передышку продолжительностью 8–10 часов, но, возвращаясь домой, снова окунаются в бесконечный водоворот забот о ребенке. Давно признано, что ходить на работу – это здорово; там никто не кричит, не плачет, не дерется… Можно чуть-чуть передохнуть. У мам, которые сидят дома с детьми, такой передышки нет и не предвидится. Кроме того, профессиональная деятельность позволяет человеку чувствовать себя знающим и компетентным специалистом, уважаемым коллегами, что немаловажно для сохранения самооценки. Даже если работа не очень интересная, она дает возможность общения с другими людьми, что само по себе ценно.

Отказываясь признавать, что у нас есть свои потребности, мы лишаем себя стимулов к дальнейшему развитию, из чего с большой вероятностью вытекает, что нам будет трудно обеспечить и растущие потребности детей. Следовательно, родительский долг заключается в том, чтобы признавать наличие собственных потребностей и по мере возможности стремиться к их удовлетворению.

Даже если возникает конфликт интересов, он не обязательно должен разрешаться по принципу «кто кого». В долгосрочной перспективе гораздо эффективнее стратегия сотрудничества, основанная на честном признании за каждым его потребностей и на взаимном уважении. Признайте, что у детей есть определенные потребности, и не забывайте о своих.

Потребности грудного ребенка – абсолютный приоритет, это бесспорно, но, по мере того как он растет, учитесь вступать с ним в переговоры.

Если вы скажете ребенку: «Я хочу спокойно поесть. Чем ты займешься, пока я ужинаю?» – это сработает гораздо лучше, чем если вы в раздражении бросите ему: «Помолчи хоть немножко, у меня от тебя уже голова кругом идет!»

Он не желает ложиться спать? Объясните ему, что сейчас наступает время для отдыха родителей и вы в любом случае больше не будете с ним возиться. Не надо никаких угроз или наказаний – просто защитите свои потребности.

Родителям необходимо отдыхать, чтобы не довести себя до полного изнеможения. Забота о ребенке требует много сил, и их надо восстанавливать. Кроме того, отец и мать должны поровну делить между собой родительскую нагрузку – иначе в подсознании «обиженного» копится справедливое негодование. Если один из родителей «увиливает» от своих обязанностей – по причинам внешнего характера, из нежелания заниматься ребенком или в силу того, что после развода живет отдельно, – второй не должен делать вид, что так и надо, и скрывать от всех и в первую очередь от себя свои негативные эмоции.

Родитель, отказывающийся признавать, что испытывает оправданную злость, рискует перенести это чувство на детей, взвалив на них ответственность за то, в чем они совсем не виноваты.

Патрисия воспитывала двоих сыновей одна. Отсутствие отца она пыталась «компенсировать», удвоив заботу о детях, пока не осознала одну простую мысль: от нехватки в доме мужчины страдала в первую очередь она сама. Ей долго не хотелось себе в этом признаваться, и она еще старательнее опекала своих детей. В результате ей так и не удалось приучить их к самостоятельности, и сегодня, уже повзрослев, они по-прежнему во всем зависят от матери.

Какой бы внимательной к детям ни была мать, она не сможет заменить им отца. У них разные роли. Дети ждут от матери не того, чтобы она компенсировала им отсутствие отца, а того, чтобы она прислушивалась к их чувствам и не подавляла своих. Будь Патрисия внимательнее к собственным потребностям, ее сыновья выросли бы более свободными. Возможно даже, она встретила бы человека, с которым заново построила бы семью. Если бы даже он не стал ее детям отцом, он внес бы в их воспитание элемент мужского влияния, уравновешивающий влияние матери.

Помнить о своих потребностях не значит быть эгоистом. Это значит адекватно оценивать конкретную ситуацию и стараться в каждом случае находить правильное решение. В общем и целом в этом нет ничего невозможного.

Когда наши родители начинают мешать нашим детям

Каждый день приносит нам массу привычных забот, но самые острые и самые сложные проблемы порождаются не повседневностью. Труднее всего поддаются контролю потребности, уходящие корнями в наше собственное детство. Если в прошлом они не только не были удовлетворены, но даже не осознавались, в настоящем от них остается ощущение пустоты, и порой достаточно самой малости, чтобы они вступили в противоречие с потребностями наших детей, мешая нам слышать и понимать их.

«Ну что она вечно ко мне пристает?» В детстве родители никогда не брали Маризу на руки, и теперь она не способна приласкать свою дочь. Умом она понимает, что ребенку это необходимо, да ей и самой этого хочется, но зажим настолько мощен, что ей не удается его сбросить. Стоит Еве приблизиться к маме, чтобы та ее хотя бы погладила, как Мариза ее отталкивает. Если она ее обнимет, то на миг почувствует себя маленькой девочкой, которую обнимает мама, но… это ведь невозможно! Мариза так страдала в детстве без материнской ласки, что не позволяет себе расслабиться – из страха, как бы чего не вышло. Она предпочитает отрицать собственную потребность: «Меня никто не гладил, и ничего, не померла…» Одновременно она отрицает потребность дочери и мечтает об одном: чтобы эта тема вообще не поднималась. Ведь если она признает, что Ева нуждается в ласке, ей придется также признать, что в ласке нуждается любой маленький ребенок, а ее-то в детстве никто ни разу не приласкал…

Вытесненные детские эмоции мешают нам объективно оценивать потребности своих детей. Мы либо проецируем на них свои собственные, чаще всего преувеличенные в силу пережитой фрустрации потребности, либо просто отрицаем их, чтобы избавить себя от страданий.

Если это ваш случай, задайтесь вопросом: «Я действительно собираюсь конкурировать с собственным ребенком?»

Через две недели после родов Натали уехала кататься на горных лыжах, оставив новорожденного сына бабушке. Свое решение она оправдывала необходимостью отдыха и восстановления сил после столь тяжелого испытания. О том, какие чувства может испытывать ее малыш, она даже не думала. Как выяснилось, сама Натали очень рано лишилась матери, которая ее бросила. Она заглушила в себе боль, гнев и страх, а подвергая тому же ребенка, словно бы говорила матери: «Ты все сделала правильно: вот видишь, со мной все в порядке, и я тоже не собираюсь позволять ребенку осложнять мне жизнь».

Ирен на два месяца уехала по работе в США, когда ее сыну едва исполнилось три месяца. Она оставила его на няню – вполне квалифицированную, но совершенно незнакомую ребенку женщину. Вернувшись, Ирен не могла понять, почему ее малыша словно подменили: он отказывался есть и плохо спал по ночам. Врачи констатировали у него заметное отставание в развитии. Вопреки видимости Ирен, соглашаясь на длительную командировку, вовсе не стремилась к удовлетворению своих истинных потребностей. Скорее она поддалась зову «сирен» из собственного детства – мать оставила ее в том же самом возрасте.

У Клер трое детей, у Ива – двое, но и тот и другая постоянно задерживаются на работе. Оба признались, что все разговоры о срочной работе, которую нельзя отложить на завтра, – не более чем отговорка. На самом деле им не хочется идти домой и заниматься детьми. Конечно, проводить время на работе легче и комфортнее. Дети, предоставленные сами себе, вечера напролет просиживают у телевизора или играют в компьютерные игры. Почему родители так себя ведут? По всей видимости, их пугает контакт со своими детскими воспоминаниями о пережитой когда-то заброшенности.

Младенцы не в состоянии самостоятельно удовлетворять свои потребности. Если взрослые, от которых они зависят, не спешат к ним на помощь, они погружаются в отчаяние. Чтобы выжить, расположить к себе и не вызывать отторжения, они готовы на что угодно: приучаются не плакать, если к ним долго никто не подходит, приспосабливаются под запросы взрослых. Младенец может даже начать медленнее сосать грудь, если замечает, что причиняет матери боль. Такие дети с раннего возраста подавляют свои потребности и чувства. Став чуть старше, они поражают окружающих своим послушанием – родители ими гордятся. Но одновременно они усваивают, что доверять никому нельзя, потому что они живут во враждебном мире.

И напротив, если родитель внимателен к своим подлинным потребностям, уважает в супруге человека – мужчину или женщину, если ему удалось исцелить свои детские травмы, то он сумеет распознать, в чем действительно нуждаются его дети, и постарается их этим обеспечить.

Ни одна книга и ни один эксперт не даст вам универсального ответа, пригодного на все случаи жизни. Каждый ребенок – это личность, отличающаяся от всех остальных. Кроме того, со временем ребенок меняется. Он развивается. Он не будет всю жизнь носить обувь одного и того же размера, но точно так же он не будет постоянно испытывать одни и те же потребности. В два года он будет с удовольствием есть лук-порей, а в три наотрез от него откажется. Не существует никакой раз и навсегда заданной стратегии, которой следует придерживаться родителям – они вынуждены приспосабливаться и каждый день находить решение все новых проблем. Тому, кто забыл свое детство, делать это особенно трудно.

Чтобы семейная жизнь была счастливой, мы должны научиться ограничивать детские шалости теми рамками, которые считаем приемлемыми, но стараться по мере возможности расширять эти рамки. Давайте не забывать, что дети во всем зависят от нас: мы снабжаем их всем необходимым для жизни. Только излечив собственные давние травмы, мы позволим детям свободно развиваться. Тогда в выигрыше окажутся обе стороны.

Если поведение детей приводит вас в отчаяние, если вы не знаете, что делать, если вы замечаете за собой склонность к чрезмерной опеке, если ваши дети «чересчур послушны» или, напротив, совсем вас не слушаются, задайте себе вопрос:

В чем мои потребности противоречат потребностям детей?