Текст книги "Конкуренция и предпринимательство"

Собственность, предпринимательство и корпоративная фирма

В обширной литературе, оценивающей уместность ортодоксальной теории цены в свете современного господства корпоративной фирмы, на удивление мало усилий было направлено на «локализацию» корпоративной фирмы на языке фундаментальных категорий теории. Обсуждение предпринимательства и его отношения к собственности на фирме могут оказаться очень полезным. Номинально корпорация находится в собственности акционеров, которые нанимают менеджеров для ведения дела. Давайте попытаемся, не обращая внимания на юридический фасад, определить (а) капиталистов и (b) предпринимателей как экономические категории.

Кроме держателей облигаций, которые явно являются капиталистами, акционеры также всеми признаются капиталистами. Не отвечая заранее на вопрос, следует ли считать акционеров предпринимателями, очевидно, что, когда акционер покупает новые выпуски акций, он обеспечивает предприятие капиталом. (Если мы желаем считать его также и предпринимателем, то мы должны считать, что он занял капитал у самого себя.) Тот факт, что акционер является частичным владельцем фирмы, не умаляет того, что было заявлено. Его положение аналогично положению человека, который занял капитал у самого себя, чтобы купить ресурсы; он владеет ресурсами, но тем не менее является также и капиталистом, так как он «занял» инвестированный капитал.

Когда акционер получает «прибыль», его иногда описывают как «собственника», получающего «свою» предпринимательскую прибыль. Но, разумеется, собственность не имеет ничего общего с предпринимательской прибылью. В той мере, в какой акционер считается капиталистом, он получает скрытый процент; в той мере, в какой он считается собственником, он получает квазиренту. Если акционер является предпринимателем, тогда любую предпринимательскую прибыль, которую можно обнаружить, нельзя приписывать ни его роли капиталиста, ни его роли собственника.

Частично понимание этого нашло отражение (в не совсем удовлетворительной форме) в статье Р. Гордона, опубликованной в 1936 г.[20]20
  Gordon R. A. Enterprise, Profit, and the Modern Corporation // Explorations in Economics. N. Y.: McGraw-Hill, 1936, reprinted in Felner and Haley, eds. Readings in the Theory of Income Distribution. N. Y.: Blakiston, 1949. P. 558 ff. См. также: Peterson S. Corporate Control and Capitalism // Quarterly Journal of Economics 79 (February 1965). P. 1—24; Williamson O. E. Corporate Control and the Theory of the Firm и Corporate Management and Property Rights // Economic Policy and the Regulation of Corporate Securities. H. G. Manne, ed. Washington, D. C.: American Enterprise Institute, 1969.


[Закрыть] Рассмотрев разные теории предпринимательской прибыли, Гордон отвергает их, так как они отождествляют предпринимательскую прибыль с доходом от собственности. Рассмотрение функции управления в корпорации, утверждает Гордон, показывает, что собственность не совпадает с предпринимательством. Он определяет предпринимательство как «направляющую, интегрирующую и инициирующую силу» производства, которую можно определить одним словом – «управление» [control]. Так как, по мнению Гордона, корпорацией управляют менеджеры, а не акционеры, то именно первые, а не последние, являются предпринимателями. Поэтому предпринимательскую прибыль необходимо определить и объяснить таким образом, чтобы никакая ее часть не отходила акционерам. Любые остаточные, неконтрактные поступления акционерам можно объяснять как кому нравится – вознаграждение за риск, результат трения, все, что угодно – но не как предпринимательскую прибыль.

Дискуссия в этой главе поддерживает Гордона в его выводе, что нельзя считать, что предпринимательская прибыль идет собственникам в роли собственников. Но для нас это следует просто из определений соответствующих аналитических категорий; мы ни в коем случае в этом выводе не полагаемся на его вряд ли удовлетворительное определение предпринимательства как «управления»[21]21
  Однако см. с. 88–89.


[Закрыть] или на столь же сомнительное основание, что акционеры никак не могут считаться предпринимателями. (Наоборот, в той мере, в какой прежде всего акционеры учредили корпорацию, по крайней мере часть их доходов от фирмы должна, вне всякого сомнения, рассматриваться как предпринимательская прибыль, если вернуться к их первоначальному предпринимательскому решению начать дело.)

Дело в том, что искушение определить предпринимательство просто как управление, возможно, стало причиной некоторой путаницы в вопросе о локализации предпринимательства в корпоративной фирме. Эта точка зрения заключается в том, что управление текущей деятельностью корпоративной фирмы явно осуществляется конкретной группой лиц. Поскольку случайный эмпиризм (основанный на таких «доказательствах», как посещение акционерами корпоративных собраний и т. п.) подсказывает, что «управляют» именно менеджеры, а не акционеры, то предпринимательство приписывается менеджерам. Для нас же простого управления ни в коей мере недостаточно для установления предпринимательства: роббинсианские экономически рациональные субъекты, в конце концов, могут «управлять» соответствующими сферами принятия решений. И при определении «долгосрочного» предпринимательства, вызвавшего к жизни фирму, текущее управление не является необходимым условием предпринимательства. Для нас ключевой вопрос заключается в том, чье видение и бдительность к ранее незамеченным возможностям определяет эффективные решения корпоративной фирмы. Понятно, что невозможно априори дать ответ на этот вопрос, но осторожные размышления могут прояснить альтернативные варианты и указать на некоторые из их скрытых смыслов, которым часто не придается значение. Далее мы рассмотрим простой гипотетический пример.

Гипотетический пример

Представим экономику, в которой высокая цена на мясо делает охоту, по оценке А, очень выгодным предприятием (для которого требуется только ружье и услуги охотников). Представим, что А в связи с этим решает заняться охотничьим промыслом и приобретает или арендует ружье (по текущей рыночной цене). Очевидно, что эта покупка является предпринимательской. И если недельная «прибыль» – т. е. недельная выручка от охоты за вычетом заработка охотника – превышает стоимость аренды ружья, тогда этот излишек, безусловно, является чистой предпринимательской прибылью, приписываемой покупке ружья. Как только люди осознают прибыльность охоты, станут появляться другие охотничьи «фирмы», повышая затраты на ружья и снижая рыночные цены на мясо до тех пор, пока этот вид чистой предпринимательской прибыли для вновь создающихся фирм не исчезнет. Недельная стоимость аренды ружья вместе с недельным заработком охотника исчерпает весь недельный доход от охоты.

Важным случаем является ситуация, где А не только был впереди всех других бизнесменов при открытии своей охотничьей фирмы, но также способен лучше чувствовать, где существуют лучшие возможности для охоты, так что экспедиции, в которые он посылает своего охотника, приносят больший охотничий доход за неделю (чем экспедиции, снаряженные другими фирмами с охотниками равных способностей). Тогда А также получает предпринимательскую прибыль, и в это время недельная аренда ружья и недельная зарплата охотника не исчерпывают валовую недельную выручку от охоты.

Но для целей нашей работы все же важнее рассмотреть другой случай. Предположим, что А не более бдительный предприниматель в осознании лучших возможностей для охотничьих экспедиций, чем другие фирмы. А вместо этого предположим, что он нанял охотника В; и хотя в охотничьем ремесле, для выполнения которого В, собственно, говоря и нанят, он не лучше других охотников, оказывается, что он при этом исключительно бдителен к возможностям необычайно ценных охотничьих экспедиций. В более ценных экспедициях В затрачивает не больше труда, чем требуется в средней экспедиции; так что его наниматель А может обнаружить, что он все еще имеет излишек после вычитания (из валовой недельной выручки от охоты) недельной аренды ружья и обычной заработной платы охотника, которую получает В. Этот излишек мы будем предположительно описывать как предпринимательскую прибыль, относимую на счет проницательности (или удачи) А при найме В, а не других охотников. В сущности, кажется почти естественным рассматривать способность охотиться как неотделимую от бдительности к относительным достоинствам различных вариантов охотничьих возможностей, и описать В просто как лучшего охотника и предсказать, что рыночная цена услуг В будет в результате конкуренции между работодателями постепенно повышаться до тех пор, пока излишек А не исчезнет. Но давайте на мгновение представим, что мы можем разделить способности В на две части: способность использовать ружье там, где ему говорят стрелять (в этом он не превосходит остальных охотников), и способность чувствовать неожиданно хорошие места для охоты (в чем он превосходит других). Затем мы должны спросить, для чего именно нанят В за обычную зарплату охотника. Если В нанят только для того, чтобы стрелять там, где ему скажут, тогда, конечно, у В вообще не будет возможности реализовать свою вторую способность, наниматель не получит прибыли, и его зарплата не повысится. Если В разрешат охотится там, где он захочет, но не вменят в обязанность обнаружение наилучших мест для охоты, тогда только случайно его охотничья выручка будет больше, чем у других. Если В нанят, чтобы охотиться там, где, с его точки зрения, охотиться лучше всего, то мы склонны сказать, что В нанят, чтобы реализовать обе свои способности, в то время как в результате общей рыночной неосведомленности о его второй особой способности его зарплата не больше, чем у других охотников, обладающих только первой способностью. Таким образом, снова кажется, что нам следовало бы ожидать, что конкуренция среди работодателей, заинтересованных в использовании обеих способностей В, повысит его общий заработок. Но прежде чем мы некритически согласимся с этим, давайте проанализируем наш пример.

Основная проблема касается степени, в которой можно сказать, что работодатель А нанял способность В быть бдительным к ранее незамеченным возможностям необычайно успешных охотничьих экспедиций. Допустим на мгновение, что мы признаем это описание обоснованным. Это будет означать, что в обмен на фиксированную зарплату В обязуется использовать свои исключительные способности (в отношении бдительности) в интересах А. Если В честно выполняет свои обязательства, то мы могли бы сказать, что А тоже имеет выдающуюся бдительность к исключительным охотничьим возможностям (поскольку, в конце концов, именно А сумел использовать бдительность В в собственных [A] целях). Мы действительно можем ожидать конкуренцию, преследующую А, постепенно повышающую заработок В и тем самым истребляющую прибыль А. В то же время мы вынуждены спросить, почему, зная свое преимущество (в бдительности к исключительным охотничьим возможностям), В не откроет собственное дело и сам не получит предпринимательскую прибыль. Ответ на этот вопрос должен, при наших допущениях, заключаться в том, что какой бы бдительностью В ни обладал, по той или иной причине это не является предпринимательской бдительностью; то есть осведомленность В о лучших возможностях достаточна для того, чтобы продавать свои услуги за зарплату, но недостаточно убедительна для него самого, чтобы вдохновиться на поход за прибылью, которую, как он полагает, он чувствует. Если этот ответ верен, то вывод должен быть таким, что только А продемонстрировал обладание наивысшей бдительностью к исключительным охотничьим возможностям, которая делает предпринимателем. А является единственным предпринимателем в фирме; В проявляет другой вид способностей; благодаря им он – более хороший охотник, но он – не предприниматель.

Но что если В не выполнил добросовестно свою часть обязательств? Что если В нашел способ каким-то образом использовать свою выдающуюся бдительность в отношении охотничьих возможностей в целях собственного обогащения? Что если мораль В (или ее отсутствие) толкает его к личному обогащению, вместо обогащения своего работодателя, к повышению собственного престижа, к обеспечению своего существования удобствами (как дома, так и во время работы), вместо того, чтобы увеличивать прибыль своего работодателя? И что если обстоятельства делают А бессильным, чтобы заставить В в точности выполнять все договоренности (или даже заметить то, что не так уж он их и выполняет)? Здесь А не получает предпринимательскую прибыль от выдающихся способностей В; он не смог заставить В подчинить эти способности своим (А) целям. В этом отношении А, безусловно, не проявил предпринимательства: он не обнаружил способов применения своего ружья, которые были бы лучше методов, используемых другими фирмами. А не удалось нанять способность В быть бдительным к возможностям. Понятно, что в этом случае у нас нет причин спрашивать, почему В не откроет собственное дело и тем самым сам не получит предпринимательскую прибыль от своей бдительности. Он пожинает эту прибыль для себя, используя ружье А самым лучшим способом (что отражается в желании потребителя обеспечивать ему больший доход) прямо здесь. По существу, делая это, В ведет себя по-предпринимательски в своем положении. Неэтичны ли его действия в этом отношении в свете трудового соглашения с А – может быть важным вопросом. Но если совесть не тревожит В и если А бессилен вмешаться, то ситуация такова, как мы ее описали. А, действовавший по-предпринимательски (первоначально приобрел ружье), сейчас просто распоряжается им лучшим из известных ему способов (наняв обычного охотника за обычную плату); его текущие повседневные решения (продолжать нанимать В) не приносят предпринимательской прибыли. В, знающий исключительно выгодный способ использования ружья (неизвестный А и другим охотникам), обнаруживает, что для того, чтобы получить предпринимательскую прибыль, которую он видит, нет необходимости арендовать ружье и открывать собственную фирму. Он может получить эту прибыль, нанявшись в качестве охотника за обычную плату, а затем отдавать своему работодателю стандартную еженедельную выручку охотника, а дополнительный доход, который только он может получить от использования ружья, класть в свой карман.

Разумеется, предпринимательская конкуренция заработает вне зависимости от того, каким путем В идет к прибыли. О возможностях, которые В узнал первым, узнают другие, и рыночные цены на ружье и мясо будут двигаться в направлении ликвидации предпринимательской прибыли. Наш пример показал, что если В обладает исключительной бдительностью, то мы можем иметь одну из двух (но не обе сразу) ситуаций. Либо А удается нанять бдительность В, – в этом случае А является единственным предпринимателем, а бдительность В вообще не предпринимательская, – либо А не удается нанять бдительность В, и В сам использует возможности, которые он видит, – в этом случае бдительность В, безусловно, предпринимательская, а А не является предпринимателем в отношении бдительности В. В обоих случаях прибыль идет предпринимателю. Если прибыль получает А, то он ведет себя как предприниматель, а не просто как собственник. Если прибыль получает В, то он действует как предприниматель для себя, а не просто как нанятое средство производства.

Этот пример также показал, что проявление чистого предпринимательства необязательно включает приобретение всех факторов производства. Предприниматель (В) может овладеть одним фактором производства (скажем, трудом), продать его другому предпринимателю (А), который приобрел другой фактор производства (скажем, ружье), и тем самым иметь возможность получать прибыль, которую он видит (путем использования комплекса факторов производства, способами, которые другие не заметили). Если ружья не монополизированы фирмой А, то прибыль В, в конце концов, исчезнет в результате конкуренции. (Даже в том случае, если фирма А монополизирует ружья, прибыль В все равно будет уменьшаться по мере того, как другие предприниматели будут приобретать труд и конкурировать за место В в фирме А. Как я покажу в следующей главе, чистое предпринимательство по определению не монополизируемо.) Давайте применим то, чему научил нас этот пример, к корпоративной фирме.

Снова корпоративная фирма

Пример показал нам, что если институциональная обстановка в корпоративной фирме такова, что менеджеры, руководя работой фирмы, имеют возможность извлекать личную выгоду, то мы вполне можем приписать им предпринимательство – не в смысле «управления», а в смысле использования ресурсов в наилучших (и «прибыльных») возможностях, не замеченных другими. Ничто в этом примере не предполагает, что это стремление представляет собой какое-то серьезное отклонение от системы свободного предпринимательства, предусмотренной в ортодоксальной теории цены.

Случайному наблюдателю не просто определить элементы внутри сложной корпоративной фирмы, соответствующие простым категориям, которые используются в теории цены, отличающейся простотой видения максимизирующего прибыль предприятия. Но мы убедились, что какой бы сложной ни была корпоративная фирма, какими бы сложными ни были «политический», «организационный» или «социологический» аспекты отношений между акционерами и наемными управляющими, без особого труда можно разглядеть присутствие предпринимательства на нескольких уровнях и последующее получение прибыли бдительными, принимающими решения субъектами. Ничто здесь не говорит в пользу того, что в рыночной экономике, характеризующейся корпоративными фирмами, решения об использовании ресурсов будут приниматься исходя из каких-либо иных мотивов, помимо цели заставить их работать самым прибыльным образом, известным соответствующим принимающим решения субъектам[22]22
  См.: Manne H. G. Insider Trading and the Stock Market. N. Y.: Free Press, 1966, являющуюся первой иллюстрацией того, что «инсайдерская прибыль», получаемая высшими руководителями корпораций, является чисто предпринимательской прибылью.


[Закрыть]. Разумеется, если мы сосредоточим внимание на корпоративной фирме как отдельной интегрированной экономической единице, то увидим, что решения, принятые в рамках фирмы, необязательно максимизируют «прибыль» акционеров, но это не повод для беспокойства. В нашем гипотетическом охотничьем примере мы видели: для того, чтобы В использовал ружье А в целях наилучшего обеспечения мясом потребителей, совсем не обязательно, чтобы решения, принятые В, предназначались для максимизации прибыли А. Кроме этого, следует согласиться, что в той мере, в какой менеджмент имеет возможность обогатиться только не-денежными способами, будет неправильно продолжить некритично использовать предположение о максимизации денежной прибыли[23]23
  С одним из интересных подходов к проблеме включения неденежного вознаграждения в обычную гипотезу максимизации прибыли можно ознакомиться в статье: Koplin H. T. The Profit Maximization Assumption // Oxford Economic Papers 15 (July 1963). P. 130–139.


[Закрыть]. Однако общее утверждение о том, что мотив получения прибыли направляет процесс принятия индивидуальных решений в рыночной экономике, и особенно следствия этого утверждения, касающиеся экономического благосостояния, могут полностью сохранять силу в экономике, где акционерная собственность и функция управления [managerial control] полностью отделены друг от друга[24]24
  По этому поводу см.: Triffin. Monopolistic competition. P. 186.


[Закрыть].

Могут возразить: вполне вероятно, что способность менеджера корпорации свить собственное гнездо в недрах фирмы может отражать вовсе не его исключительную предпринимательскую бдительность по использованию ресурсов фирмы в направлениях, наиболее выгодных потребителям. Возможно, его способность свить гнездо представляет собой просто умение обкрадывать акционеров, а работает он не лучше, чем средний менеджер. Возможно, способность В обогатиться, используя ружье А, проистекает не от того, что он использует ружье лучше других, а от его способности удерживать часть дохода от среднего, заурядного использования ружья. Если бы это было так, то ружье (и корпоративные ресурсы) действительно бы использовалось в направлении, никак не согласующемся с предположениями о максимизации прибыли.

Наш гипотетический охотничий пример поможет нам прояснить этот вопрос. Если склонность В прикарманивать часть дохода фирмы не отражает предпринимательское превосходство в использовании ружья фирмы, то А может скоро обнаружить, что его недельная выручка недостаточна, чтобы покрыть стандартный заработок В и стандартную (имплицитную) недельную стоимость аренды ружья. В любом случае очень скоро станет очевидным, что полезность В для фирмы меньше по сравнению с другим охотником с такой же зарплатой и без проблемных склонностей В. Нам не нужно бояться (мораль и полиция не в счет), что охотник со склонностью В прихватывать часть кассы, долго продержится на своем месте. Могут возразить: а что если власть, которой В как ответственный охотник обладает в фирме А, такова, что обеспечит ему постоянное пребывание в должности? Что если акционерам не хватает власти увольнять менеджеров? Тогда действительно мы предполагаем, что сила конкуренции между охотниками и между управленческим персоналом по какой-то неизвестной причине неспособна обеспечить принятие решения, максимизирующего прибыль. Разумеется, обоснованность этого допущения – вопрос институциональной реальности, ее нельзя оценить путем априорного рассуждения. (Если оно обосновано, то это означает, что настоящая должность предоставляет исполняющему ее менеджеру определенную степень монополии.) Опять же, если это предположение обосновано, то, по крайней мере в долгосрочной перспективе, люди, подобные А, будут знать, что при покупке ружья и организации охотничьей фирмы одна из будущих опасностей заключается в высокой вероятности того, что охотники будут трясти кассу регулярно. Если, зная о подобных издержках организации фирмы, А все-таки продолжает это делать, то мы должны заключить, что на его предпринимательский взгляд издержки того стоят.

Давайте подведем итог. Нашей главной целью было бросить вызов общепринятому мнению, что когда менеджеры корпорации имеют возможность извлекать собственную выгоду за счет акционеров, тогда принимаемые решения нарушают фундаментальное для теории цены предположение о максимизации прибыли. На самом деле, мы убедились, что менеджеры являются подлинными предпринимателями только в той мере, в какой предпринимательские возможности для личной выгоды в действительности существуют, и там, где эти возможности используются, это происходит в полном соответствии с принципом максимизации прибыли – рациональной основой рыночной системы. (А с другой стороны, если возможности личной выгоды управляющих не носят предпринимательского характера, то мы видели, что, несмотря ни на что, можно положиться либо на краткосрочные, либо на долгосрочные конкурентные силы, или на те и другие вместе, чтобы обеспечить общую тенденцию распоряжения производственными ресурсами в наиболее эффективном направлении, известном предпринимателям.)