Текст книги "Кавказский узел в геополитических приоритетах России"

Подобные позиции получили определенную популярность и в наши дни. Однако, как уже указывалось, на Кавказе претензии на исконность тех или иных территорий ссылками на историю зачастую имеют под собой весьма зыбкую почву и не всегда могут служить достаточным основанием для претензии на легитимность или нелегитимность того или иного государства. Мы можем повторять о том, что Азербайджан как государство не существовал вплоть до провозглашения Азербайджанской Демократической Республики в 1918 г., что он есть «искусственное создание муссаватистов и коммунистов» и т. д. Но никуда не деться от того неоспоримого факта, что в настоящее время Республика Азербайджан существует как самостоятельное независимое государство, признанное всем мировым сообществом в качестве суверенного и равноправного субъекта международных отношений и, соответственно, международного права.

Если исходить из подобных установок, причем принимая их в качестве весомого аргумента за или против, то Азербайджан, возможно, не имеет право на существование, поскольку, как уже говорилось, на территории нынешнего Азербайджана до ее присоединения к России существовало 15 ханств и ряд других феодальных владений. Однако хотелось бы увидеть и слышать того человека, который назвал бы в современном мире хотя бы одно «неискусственное» государство. Профессиональный историк прекрасно сознает, что такого самопроизвольно, естественным образом образовавшегося государства просто не существует. Чтобы убедиться в этом, достаточно обозреть исторические вехи и перипетии формирования политической карты современного мира. Кто может утверждать, что Соединенные Штаты Америки, Германия, Франция, Италия, Россия не искусственные образования, созданные волей и гением сформировавшихся в их границах народов и их руководителей путем переселений, миграций, завоеваний, вторжений, войн, насилий, порабощений, слияний, ассимиляций (как добровольных, так и принудительных) и т. д. Латиноамериканские и африканские государства, Индия, Пакистан (вообще такого названия не существовало), Венгрия, Израиль… Одним словом, этот список в общем и целом совпадает со списком стран – членов Организации Объединенных Наций.

Можно сказать, что такими же искусственными образованиями являются все три южнокавказские республики. Суть вопроса состоит в том, что в реалиях современного мирового порядка нужно исходить не только из исторических или каких-либо иных прав и преимуществ, но и из самого факта существования государства. Поэтому рассуждения относительно легитимности или нелегитимности того или иного государства не всегда корректно обосновывать ссылками на исторические или иные подобные им аргументы.

Что касается Кавказа, то ни регион в целом, ни Южный Кавказ и Северный Кавказ в отдельности никогда не были политическими понятиями. Контуры политической карты Кавказа почти всю его историю зависели от исхода борьбы между различными сопредельными с ним империями. Регион действительно обладает определенными, исторически обусловленными устойчивыми особенностями политического, социокультурного, языкового характера, типологически отличающими его от соседних регионов. Это прежде всего близость исторических судеб, национально-культурных традиций, менталитета, путей эволюции составляющих его народов. Причем независимо от осознания этого самими странами и народами.

Свою специфику имел в регионе процесс консолидации и образования этнонациональных групп и народов. Одна из важнейших особенностей этого процесса состояла в том, что формирование и выживание этих групп и народов не всегда напрямую были связаны с государственными образованиями.

Здесь в силу комплекса факторов медленно изживались феодальные, патриархальные, клиентелистские и иные элементы социокультурной матрицы и политической культуры, существенно тормозившие развитие экономики и политической системы. Они значительно позже, чем большинство народов Европы, вступили на путь капиталистической модернизации. Живучесть позиций полуфеодальных групп и аристократии в политической жизни, устойчивость консервативных ценностей, конфессионального начала в общественном сознании обусловили особую противоречивость и затянутость процесса утверждения ценностей, институтов отношений гражданского общества, рыночной экономики и правового государства.

Немаловажный отпечаток на политический ландшафт и состояние умов народов Кавказа накладывало то, что для него почти во все времена было характерно существование весьма сложного и запутанного клубка проблем и противоречий, которые слишком часто становились причиной ожесточенных споров и кровавых конфликтов и войн между различными народами и странами региона. В то же время он был в некотором роде яблоком раздора между соперничающими великими державами, граничащими с ним на западе, востоке и юге. Тысячи лет регион составлял либо буферную зону между конкурирующими империями, либо составную их часть. С незапамятных времен в регионе были проложены границы, разделяющие ареалы обитания этносов, принадлежащих порой к различным культурно-цивилизационным кругам, нередко враждебным друг другу: Византия, Парфия, арабы, монголы, тюрки, Персидская, Османская и Российская империи, христианство и ислам, суннизм и шиизм, народы, принадлежащие к кавказско-иберийской, тюркской, семито-хамитской семьям, различным ответвлениям индоевропейской семьи, сталкивались здесь, порождая почти неразрешимые противоречия и конфликты. В результате Кавказ стал рубежом военного противостояния сначала Византии и Персидской империи, затем Византии, арабов и тюрков, а в новое время России, Османской Турции и сефевидского Ирана, театром многочисленных войн между ними.

Что касается непосредственно нынешнего положения Кавказа, то нельзя не обратить внимание на тот факт, что само понятие «Кавказ» не имеет четкого определения, более того, этнонациональные границы здесь не совпадают с государственными и даже с государственно-административными. В пространстве Кавказа можно выделить несколько подпространств – сугубо географическое, культурно-языковое, историческое, этнонациональное, конфессиональное, экономическое, политическое, которые, налагаясь друг на друга и дополняя друг друга, создают многомерное, сложное, обремененное противоречиями, конфликтами и нестабильностью геополитическое пространство, соприкасающееся на юге с Ближним и Средним Востоком, на востоке с прикаспийской Центральной Азией, на западе с Причерноморским регионом.

В политическом плане Кавказ разделен на две части: Северный Кавказ, который входит в состав Российской Федерации, и Южный Кавказ, включающий в себя три независимых государства: Азербайджан, Армению и Грузию. Необходимо учесть и то, что с Кавказом теснейшим образом связано и Предкавказье, в состав которого входят Ставропольский и Краснодарский края и Ростовская область. Поэтому нет единого понимания границ Северо-Кавказского региона. К этому вопросу существует несколько подходов. Ряд авторов включает в данный регион как территории, занимаемые северокавказскими национальными республиками Российской Федерации, так и территории Ростовской области, Краснодарского и Ставропольского краев. Другие же, руководствуясь только этнодемографическими критериями, ограничивают его территориями, заселенными коренными горскими народами, политически оформленными в национальные республики. В этом плане, как правило, от собственно Северного Кавказа отделяют южнорусский регион, составляющий Предкавказье, в которое включают Краснодарский и Ставропольский края, а также Ростовскую область, а иногда также Волгоградскую, Астраханскую области и Республику Калмыкию. Это в некотором роде переходная зона, по ряду признаков тяготеющая к «коренной» России, а по другим – к Северному Кавказу.

Но все же весьма трудно, если не невозможно, провести четкую границу между Предкавказьем и Северным Кавказом, если исходить, например, из такого критерия, как ареалы расселения русских и собственно кавказских этносов. Эта связь станет особенно очевидной, если учесть этнодемографический состав населения этих регионов.

Как говорилось ранее, территории Предкавказья и Северного Кавказа в течение XVII–XIX вв. интенсивно заселялись русскими, украинцами и представителями других народов. Одновременно в Предкавказье шли миграционные потоки представителей как закавказских народов – армян, грузин, азербайджанцев, так и горских народов Северного Кавказа. В Ставропольском и Краснодарском краях значительную часть населения составляют выходцы из северокавказских национальных республик и стран Закавказья, сохраняются этнические анклавы автохтонного населения, которые в начале 90-х гг. преобразованы в Республику Адыгею и Карачаево-Черкесскую Республику. В четырех субъектах Российской Федерации – Ставропольским крае, Дагестане, Чечне и Карачаево-Черкесии расселены ногайцы. С другой стороны, в северокавказских республиках проживают довольно большие массы русского населения. Более того, в Карачаево-Черкесии и Адыгее русские численно превосходят автохтонное население. Эти реалии нашли отражение, в частности, в том, что в послевоенный период все северокавказские республики, Ставропольский и Краснодарский края, а также Ростовская область с сохранением ими административной самостоятельности были объединены в Северо-Кавказский экономический район.

Продолжавшиеся в течение многих поколений миграционные потоки с севера на юг и с юга на север, по сути дела, постепенно сделали неопределенной и весьма условной границу между Предкавказьем и Северным Кавказом. Последний, в свою очередь, служит связующим звеном между Закавказьем и Предкавказьем. Все три зоны как с севера на юг, так и с юга на север плавно переходят друг в друга, стирая существующие между ними границы и обеспечивая единство основополагающих характеристик и проблем.

Поэтому при анализе места и роли Кавказа как в мировой политике, так и в политической стратегии России весь регион следует рассматривать как единое целое безотносительно к государственным, административным, этнонациональным и иным границам, разделяющим его изнутри. Обоснованность такого подхода определяется общностью целого ряда основополагающих проблем, таких как тесные многовековые экономические, культурные, политические и иные связи, общность исторических судеб, близость форм, стандартов и стереотипов поведения, особенности менталитета и др. У народов Кавказа есть целый ряд общих целей и интересов, особенно в плане обеспечения и поддержания в регионе мира и стабильности, преодоления последствий войн и конфликтов, предотвращения нового витка конфронтации, защиты его этнокультурного и природно-экологического своеобразия.

Однако при всем единстве и однородности стоящих перед Кавказом как единым регионом проблем приходится говорить также о значительных различиях между населяющими его народами и отдельными государствами с точки зрения как природно-географических условий, наличия тех или иных ресурсов, факторов и видов хозяйственной деятельности, транспортной инфраструктуры, так и интеллектуального потенциала, качества рабочей силы.

В свете всего изложенного возникает вопрос: можно ли считать Кавказ особой цивилизацией или неким единым культурно-цивилизационным ареалом и говорить об особой кавказской цивилизации? Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо определить, что именно понимается под цивилизацией применительно к Кавказу.

После введения во второй половине 80-х гг. в обиход понятия «цивилизационный подход» в нашей научной и околонаучной литературы появились некоторые неувязки и расплывчатость в трактовке понятия «цивилизация». Большую помощь отечественной пишущей братии в этом плане оказал известный у нас американский политолог С. Хантингтон, который в 1993 г. выступил с нашумевшей статьей «Столкновение цивилизаций». Идеи, сформулированные в данной статье несколько позже были доработаны и переизданы в довольно объемистой книге. Изложенные в них мысли вдоль и поперек были изучены как в отечественной, так и зарубежной литературе. Здесь отметим лишь то, что лейтмотивом этих идей стал тезис, согласно которому, если XX столетие являлось веком столкновения идеологий, то XXI столетие станет веком столкновения цивилизаций или религий, поскольку противоречия, сложившиеся столетиями, «более фундаментальны, чем различия между политическими идеологиями и политическими режимами». Из этих рассуждений выводился сакраментальный вывод: «следующая мировая война, если она разразится, будет войной между цивилизациями». Разумеется, в доводах Хантингтона, который является весьма эрудированным и серьезным исследователем, есть много здравого и соответствующего реальностям современного мира. Но с некоторыми его позициями можно согласиться лишь с определенными оговорками.

Как показывает исторический опыт, нередко войны и конфликты оказывались и оказываются наиболее опустошительными не столько на разломах цивилизаций или между различными цивилизациями, сколько в пределах одной и той же цивилизации, одной и той же страны, одного и того же народа, между соседними, зачастую близкими по крови, культуре, языку народами. Как справедливо отмечал Г. Зиммель, «на почве родственной общности возникает более сильный антагонизм, чем между чужими. Взаимная ненависть мельчайших соседних государств, у которых вся картина мира, локальные связи и интересы необходимым образом весьма сходны и нередко должны даже совпадать, часто намного более страстна и непримирима, чем между большими нациями, пространственно и по существу совершенно чужими друг другу».[53]53
  Зиммель Г. Избранное Т. 2. Созерцание жизни. М., 1996. С. 505


[Закрыть] Постоянные греко-персидские войны отнюдь не мешали столь частым внутригреческим столкновениям, одной из которых явилась Пелопонесская война, блестяще описанная Фукидидом. Как свидетельствуют источники, эти войны велись с неменьшим ожесточением и свирепостью, чем войны с персами. Так было и в последующие периоды. Сегодня обоснованность данного тезиса подтверждают нескончаемые арабо-израильские войны и конфликты, в которые вовлечены два семито-хамитских народа. Как известно, особой жестокостью, как правило, отличаются гражданские войны. По некоторым данным, в ходе тайпинского восстания в Китае, начавшегося в 1851 г. и продолжавшегося 13 лет, число погибших достигло 20 млн человек – просто непостижимая для того времени цифра. В ходе Гражданской войны в США погибло около 600 тыс. человек, а в Гражданской войне в нашей стране число погибших и умерших от голода и других лишений перевалило за несколько миллионов человек.

На сегодняшний день существует множество противоречащих, а то и исключающих друг друга определений понятия «цивилизация» при всей его распространенности и общепринятости. В 1952 г. американские культурологи А. Кребер и К. Клакхон выделили 164 определения культуры, указав при этом, что в большинстве случаев данное слово употребляется как синоним слова «цивилизация». Это свидетельствует не только о разности подходов к формулировке определений цивилизации, но и об их нечеткости, неструктурированности и некой зыбкости. По-видимому, эти качества нельзя однозначно считать недостатком, поскольку социальная жизнь настолько многообразна и сложна, что ее невозможно охватить какими бы то ни было, даже самыми совершенными теориями и концепциями.

Необходимо отметить, что сами авторы теорий цивилизации, получивших наибольшую популярность, прекрасно понимали это и не всегда претендовали на законченность, завершенность своих теорий. Так, показательно, что у Ф. Броделя цивилизация – это «пространство, культурный ареал, собрание культурных характеристик и феноменов»;[54]54
  Braudel F. On History. Chicago, 1980. Р. 177, 202.


[Закрыть] у А. Кребера – модели культуры, основанные на высших ценностях; у П. Сорокина – большие культурные суперсистемы, обладающие центральным смыслом или ментальностью. А.Дж. Тойнби, идеи и концепции которого во второй половине XX в. получили большую популярность, характеризовал цивилизацию как наднациональное «постигаемое поле исторического исследования», как «движение, а не состояние, странствие, а не убежище».[55]55
  Toynbee A.J. A Study of History. Vol. I. Oxford. Р. 569.


[Закрыть]

Но на этом основании было бы не совсем корректно делать вывод, что цивилизация есть некий миф, искусственная конструкция, лишенная какого бы то ни было позитивного содержания и смысла. При всей неопределенности, дифференцированности и внутренней противоречивости цивилизация и культура, как справедливо отмечал А. Боузмен, представляют собой понятия, относящиеся к самому образу и стилю жизни народов, цивилизация – это культура в широком смысле слова. Оба понятия включают в себя «ценности, нормы, институты и способы мышления, которым сменяющие друг друга поколения придают первостепенное значение».[56]56
  Bozeman À.D. Civilizations Under Stress // Virginia Quarterly Review. Vol. 51. Winter. 1975. Р. 1.


[Закрыть] И действительно, в любом сообществе людей и народов, обозначаемом как цивилизация, можно обнаружить некий комплекс идей, идеалов, ценностей и норм, составляющих в совокупности духовную ось, к которой тяготеют, особенно в центре, важнейшие устои данного сообщества. Речь, в сущности, идет об основополагающей парадигме или системе мировоззрения данной цивилизации, определяющей параметры самосознания, жизненный уклад, стереотипы поведения людей, всю систему их социальной регуляции. Ключевую роль в большинстве исторических цивилизаций играет та или иная вероисповедная система. В совокупности все эти элементы составляют некую базовую инфраструктуру, способствующую преодолению приверженности местническим, родовым, племенным, этнонациональным и иным партикулярным началам и обеспечивающую универсальность общественных связей.

В этом смысле исторический Кавказ (не считая Предкавказье) можно рассматривать как некий культурно-цивилизационный круг, состоящий из множества в чем-то взаимосвязанных, а в каких-то важных направлениях противоречащих, конфликтующих друг с другом субкультур, этнонациональных, конфессиональных, лингвистических, национально-культурных, региональных и иных элементов и пластов, каждый из которых включает множество групп с собственной индивидуальностью.

Здесь при общей численности населения не более 30 млн человек не просто разные этносы и народы, а этносы и народы, принадлежащие к разным языковым семьям, – грузины, горские народы Дагестана, вайнахской и адыгской групп и другие, относящиеся к иафетической или кавказско-иберийской семье; азербайджанцы, кумыки, ногайцы, карачаевцы, балкарцы – к тюркской; осетины, талыши – к иранской ветви индоевропейской; армяне – к индоевропейской; таты – к семито-хамитской и т. д. Народы Кавказа исповедуют большинство существующих в современном мире религиозных верований: грузины – православие, армяне – монофизитскую ветвь христианства, горские народы Дагестана и народы вайнахской и адыгской групп – суннизм, азербайджанцы – шиизм, таты – иудаизм и т. д.

Поэтому естественно, что установки, ориентации, ценности в отношении тех или иных жизненных вопросов, например, у азербайджанца из Баку, грузина из Тбилиси, армянина из Еревана, лезгина из Дербента могут существенно различаться, равно как и установки, ориентации, ценности самих представителей каждого из этих народов, проживающих в разных районах. Этим объясняется тот факт, что для Кавказа в течение почти всей его истории было характерно наличие весьма сложного и запутанного клубка проблем и противоречий, которые слишком часто становились причиной ожесточенных споров и кровавых конфликтов и войн между народами и странами региона.

Тем не менее не следует считать, что на Кавказе существует две, три, четыре, множество цивилизаций. Даже признавая, что здесь сохранились фрагменты прежних – древних или средневековых цивилизаций, нельзя не признать также то, что длительный опыт совместного проживания, общая историческая судьба в значительной степени подвергли нивелировке многие различия сугубо цивилизационного характера. На протяжении всей своей истории кавказские народы подвергались давлению со всех сторон. Но испытывая на себе эти чужеземные влияниям и по-своему борясь с ними, Кавказ не терял своей индивидуальности, возможно, даже еще больше усиливая ее.

В этом плане Кавказский регион отличается, например, от ближневосточного или центральноазиатского культурно-исторических сообществ. Причем его, по-видимому, следует характеризовать скорее как фрагментированное и конфликтное, нежели как единое и целостное. В отличие от западной христианской или восточной конфуцианской цивилизаций, базирующихся на единой для каждой из них историко-культурной и конфессиональной инфраструктуре, многообразие и разломы коренятся в самой инфраструктуре кавказского культурно-цивилизационного круга. Этим, по-видимому, в значительной степени определяется преобладание в регионе конфликтных, центробежных, дезинтеграционных, сепаратистских начал над консенсусными, центростремительными, интеграционными.

Проанализировав особенности географической среды обитания, системы экономических и политических отношений, религиозных и духовных ценностей, можно утверждать, что ни Кавказ, ни Северный Кавказ никогда не составляли единого целого, поскольку большей частью вели обособленный друг от друга образ жизни. В этом вопросе нельзя не согласиться с Н. Чиковани, который, проанализировав аргументы сторонников идеи единой кавказской цивилизации, сделал вывод, что «идея достижения единства Кавказа (или хотя бы одной из его частей) существует и, скорее всего, может существовать как идеал, к которому стремятся кавказские народы. Но достаточно даже беглого взгляда на историю, особенно почти десяти последних столетий, чтобы убедиться в беспочвенности рассуждений о наличии такого единства и гармонии интересов… Поэтому представление Кавказа как политической или культурной целостности относится больше к сфере мечты и желания, нежели к исторической или современной реальности».[57]57
  Чиковани Н. Единый Кавказ: исторически обусловленная реальность или политические иллюзии // Централ. Азия и Кавказ. 2005. № 5. С. 63.


[Закрыть]

Кавказ, будучи трансграничным пространством, где веками протекали сложные процессы диффузии культур, обычаев, традиций, ценностей многих народов мира, пограничной зоной между различными мирами, сформировал свойственную только ему уникальность. В течение длительных исторических периодов Кавказ выступал в качестве контактной зоны нескольких региональных цивилизаций. Горные хребты послужили этническими и политическими границами. Значительная природно-географическая изоляция, трудности дорожного сообщения препятствовали развитию торговых, хозяйственно-экономических и политических связей между жителями гор, равнин и предгорий. Обособленность общин делала чужим даже жителя соседнего села. При таком образе жизни любые посторонние, будь то культурные, технические или религиозные влияния, с большим трудом приживались в горах Кавказа. Здесь география народов, этносов, конфессий, интересов не совпадают с политической географией или географией государственных границ. Эта ситуация дополняется расхождением геополитических интересов и ориентиров южнокавказских государств, что, в частности, проявляется в том, что они помимо всего прочего расколоты в военно-политической сфере: если Армения входит в ОДКБ, то Грузия настойчиво, а Азербайджан несколько завуалированно стремятся в НАТО.

В настоящее время Кавказ характеризуется политической дискретностью, мозаичностью и нестабильностью. Здесь множество реальных и потенциальных этнонациональных, территориальных и конфессиональных противоречий и конфликтов проявляются в наиболее запутанной форме, чреватой далеко идущими непредсказуемыми негативными последствиями для всех стран и народов региона. Эти последние предъявляют друг другу разного рода претензии территориального и иного характера, в силу чего в один узел переплетаются весьма острые и трудно поддающиеся разрешению социально-экономические, национально-территориальные, конфессиональные, геополитические и иные проблемы. Дополнительную лепту в дестабилизацию обстановки в регионе вносит активизация политического ислама, а также разного рода радикальных движений, в том числе террористических организаций.

Другими словами, при всем единстве и однородности проблем, стоящих перед Кавказом как единым регионом, приходится говорить также о довольно широком диапазоне различий между населяющими его народами и отдельными государствами с точки зрения как природно-географических условий, наличия тех или иных ресурсов, факторов и видов хозяйственной деятельности, транспортной инфраструктуры, так и интеллектуального потенциала, качества рабочей силы. По нашему мнению, социально-экономические, этнонациональные, культурные, территориальные противоречия между различными кавказскими народами и государствами делают нереальным в обозримой перспективе формирование жизнеспособного экономического и политического пространства в регионе. На сегодняшний день, кроме трубопроводов или так называемого нового Великого шелкового пути, не прослеживаются какие-либо иные реальные факторы, усиливающие интеграционные тенденции. К примеру, экономики государств Южного Кавказа и северокавказских республик большей частью не дополняют друг друга, а наоборот, производя схожую продукцию, находятся в конкуренции между собой. В результате каждая отдельно взятая кавказская страна с точки зрения экономических связей, если не брать в расчет маршруты транспортировки углеводородов, проявляет большую заинтересованность в отношениях с Россией или иной страной ближнего или дальнего зарубежья, нежели в связях между собой.

Вполне естественно, что этническое, конфессиональное, культурное пространство Кавказа в результате смешения внутренних и внешних миграционных потоков не имеет четких границ. Оно не заканчивается на южной государственной границе Российской Федерации или северной границе южнокавказских государств, а простирается на территорию как Азербайджана и Грузии, так и Российской Федерации. В частности, это пространство включает территории, занятые такими этносами, как абхазы, проживающие в Абхазии, осетины – в Южной Осетии, лезгины – в Азербайджане и т. д. С точки зрения этнического, традиционного, социокультурного, языкового и других аспектов они могут быть отнесены к Северо-Кавказскому региону, хотя с точки зрения правового и политического аспектов они входят в состав разных государств. Для Азербайджана этот факт оборачивается наличием напряженности в районе северной границы, где в результате распада СССР лезгинский, а отчасти и аварский этносы оказались разделенными между Россией и Азербайджаном, для Грузии – конфликтогенными ситуациями в Южной Осетии и Абхазии. Такое положение привело к тому, что на Южном Кавказе наряду с тремя суверенными и признанными мировым сообществом государствами – Азербайджаном, Арменией и Грузией де-факто существуют три непризнанных государственных образования – Нагорный Карабах, Абхазия и Южная Осетия.

Тем не менее почти все этносы в условиях взаимопроникновения этнических и даже культурных границ вынуждены уживаться вместе. Тем самым они образуют уникальный многонациональный ареал жизнедеятельности, глубоко инкорпорированный в своеобразную географическую нишу. В современных условиях глобализации, роста миграций, расширения связей и так далее имеет место дальнейший рост подвижности и неопределенности границ, отделяющих различные подпростанства друг от друга.