Текст книги "Формула Джина"

– Ну! Продолжай! – сосредоточенно и тихо спросил майор, глядя в глаза Победитову и сжав кулаки, напряженно лежавшие на столе, наливаясь ненавистью и мясной сталью.

– Мне бы колбасы и хлеба, маленький бутербродик для смертника! Уж больно у вас колбаска пахучая, живот сводит, – тихо попросил узник. – Это, может быть, последняя моя услада в жизни моей задрипаной.

– На, жри, но только продолжай, – снова тихо сказал майор, достал хлеб, колбасу, три маринованных огурца и налил полстакана перцовки. – Махни рыженькой за погибель свою, все равно не жилец, такие уж правила у нас. Давай, колись дальше, полезный!

– Сегодня двадцатое июля, ровно в ночь с двадцать второго на двадцать третье июля нам всем здесь и кирдык! Вот! Я-то понимаю, что мы приговоренные, но вы-то…, вы-то за что? Вы же на государственной службе, а вас на тот свет, просто так, как собак! Странно! Я решил все рассказать вам одному, потому что только вы свой личный состав можете спасти до вашего приговора! Вы, так сказать, стоите сейчас перед божьим деянием, новыми погонами и должностью. Вы же понимаете, что это государственная программа и ради нее пойдут на все при минимальных потерях и выполнением плана ихнего выполнения! Водичкой затопили долину и реально концы в воду, было пару тысяч человек – и нету, подумаешь, в стране живет больше миллиарда народу. Родине надо будет – бабы еще нарожают за девять месяцев! А если будет кто дотошный с варварским любопытным носом, а такой будет обязательно расследовать эту трагедию, то напишут, что авария случилась на плотине и напишут некролог майору Пекло и его сослуживцам, «до конца выполнившим свой долг» и еще медаль посмертно «За Заслуги перед Родиной 3 степени». Или же другой расклад, более красивый, майор Пекло успел свой личный состав спасти, за что ему и звезда на грудь золотая! Вот такой вот фильм черно-белый или цветной! – Победитов хрустнул огурцом, незаметно прихватив со стола шариковую ручку мизинцем, и отодвинул стакан с водкой в сторону. Увидев вопросительный взгляд майора, Победитов заметил: «Я пить не стану, хотя и хочется, сокамерный люд неправильно поймет, где это я опрокинул водяры и, главное, с кем в этих казематах? Удавят быстро! Так что за колбастер спасибо, а пить не стану, не тот расклад жизненный, не то застолье, не тот случай». Майор пропустил его слова мимо ушей и думал уже о своем, меняя мысли, как рулетку и видя некролог со своим именем в черно-белом цвете, а затем золотую звезду на груди среди сияния огромных хрустальных люстр.

– Б…ь! – вывел Пекло со смыслом и призадумался, глядя на календарь. – За такую информацию тебе, конечно, спасибо, я и о тебе позабочусь, – вымолвил он безразлично, – а пока двигай в Камеру и молчи как памятник. Все понял, Победитов?

– задумчиво сказал начальник.

– Так точно! Товарищ майор, все уразумел! Только вы помните, что это я вас спас и еще людей ваших, а мне на том свете зачтется, а может, еще и на этом! Хотите – верьте, хотите – нет, что слышал, то и сказал без преувеличений, за что купил, за то и продал, так сказать! – На запрещенное слово «товарищ» начальник лагеря уже не реагировал, он еле успевал за каруселью собственных мыслей в голове и водил глазами по сторонам в растерянности и злобе.

– Нечитайло! Сашка! – заорал он. – Заводи его в Арлекину на солнечную сторону. Так будет правильно! – Развернувшись к выходу, Джин посмотрел в бегающие глаза прапорщика Нечитайло и быстро снял информацию с его беспокойства. Его уже приговорили на быструю сегодняшнюю смерть!

Майор сидел за столом и напрягал мозг, прокручивая разговор с новеньким. Он понимал только один расклад: если все это правда, а на правду очень похоже, то нужно хоть как-то перепроверить и собрать факты. С другой стороны, какой смысл приговоренному сочинять такой водевиль? Смысл? Он не сбежит ни при каких обстоятельствах и никогда. А на шутника или идиота-пересмешника он не похож. Майор считал, что он очень разбирается в людях за столько лет рассматривания уголовных лиц разных калибров. Взяв трубку телефона, он набрал номер.

– Барэв зес! Оганесян! Как поживаешь, хранитель нашей воды и электричества? – громко и весело сказал майор, мобилизовав слух.

– Здравствуй, Валентиныч! Нормально все, нормально! А че званышь, давно не званыл! – ответил голос с легким акцентом.

– Да вот минута свободная появилась, решил позвонить. Мы же соседи, как-никак. Как у вас там, все механизмы исправно работают? Мы ведь под вами сидим и от вас питаемся водой, может, помощь какая-то нужна?

– Нет, помачь не нужна. Все харашо, как обычно, я вот в отпуск собрался! – после слова «отпуск» в груди у майора что-то стрельнуло и вжалось в организм, почувствовав близкую опасность.

– В отпуск, а какого члена в отпуск, ты же осенью собирался по графику? – с едва заметной дрожью в голосе спросил Пекло.

– Да ты знаешь, сам не понимаю, не я решал, пришел приказ на отпуск прямо завтра! Сам удивляюсь такому чуду! В летнем отпуске не был уже семь лет, вот это мне повезло! – восхищенно ответил Оганесян.

– Ну, поздравляю, Ашот, поздравляю! Точно повезло, не иначе! Не забудь презервативы взять в Сочи, там девок, ищущих приключений, больше, чем на пляжах Акапулько. Счастливой дороги! – майор, не дождавшись ответа, положил трубку и вытер пот со лба вонючей ветошью для чистки пистолета. – Вот тебе самый реальный факт, вашу мать! Убирают Оганесяна прямо перед акцией уничтожения, ублюдки, он-то не знает, будет исполнять кто-то другой, тот, кто его заменит, кого пришлют специально из Москвы! Правду поведал зек! Сегодня двадцатое, завтра Оганесян уезжает в отпуск, это будет двадцать первое, и еще сутки на подготовку и исполнение. Б…ь! Я должен придумать свой план спасения жизни! – вслух, но шепотом, сказал Пекло сам себе, глядя на чистую пружину от пистолета. – А как же Любочка? А я и ее прихвачу, карты у меня, кто предупрежден, тот вооружен, вашу мать! Хрен вы замочите майора Пекло, я в вашу государственную программу не вписался уже, уроды продуманные! – прошептал он и стал запихивать толстенькие патрончики в длинную обойму. Собирая пистолет, он думал о спрятанном мешочке с золотыми зубами – коронками сожженных зеков, умерших своей или насильственной смертью в разное время. И хотя это золото не гарантировало ему завтрак с шампанским на Барбадосе, все-таки оно было его пенсионным фондом и гарантией завтрашнего дня с яичницей и пивом на многие лета. Когда есть надувная лодка, о крейсере уже никто не думает! В соседней комнате ухо карлика медленно отодвинулось от дверной щели.

Солнце медленно исполняло свою работу, натыкаясь на высокие стены, деревья и холмы. Оно подсвечивало листьям с сидящими на них божьими коровками, обогревало всех дрожащих, будоражило муравьиные легионы и просеивало земные перистые облака. Все живое, имевшее глаза, наслаждалось свободой, древним светом и приятным теплом. Ягодные кусты отодвигали свои листочки, для максимального попадания солнечных фотонов на разноцветные плоды, впитывая в себя остатки росы и улыбаясь собственному росту и отсутствию человека с корзиной. Свободные волки лежали под кустами и деревьями, отдыхая после удачной ночной охоты и отпугивая скверных мух быстрыми взмахами хвостов. Тоже свободные ночные совы дремали в полукруглых дырах стволов, иногда поворачивая большие уши и прислушиваясь к звукам тайги. Они ожидали тьму, для которой были созданы, они разбирались в привидениях большого леса и в бесшумных полетах мохнатой лесной моли. Свободные черви медленно продвигались в подземных казематах, взрыхляя землю и не думая ни о чем. Все грибы продолжали бесконечное деление спор, не споря ни с кем. За высокими бетонными стенами, окутанными колючей проволокой седьмого поколения, в закрытых корпусах с грязными помутневшими окнами и толстыми решетками щелкали замки кормушек, гремели миски и разливалось пойло из кипяченой воды, кислой брюквы и глазастой картошки, это было там, внутри, куда свету Желтой звезды путь был искусственно закрыт изобретениями самих людей. В похоронном марше Фредерика Шопена есть только мелодия, слов нет и никогда и не было, они не нужны, но все, кто находился в казематах, знали слова похоронного марша, каждый свои, наизусть! Причудливые облака, вовсе непохожие на белокрылых лошадок или девичьи подушки, медленно продвигались по воздушному руслу. Они насыщались водными испарениями водохранилища не понимая, что это за белые казематы лежат в низине, где все время так тихо и никто не дышит. «Там нет людей!» – думали облака, собирая водные испарения старой тайги. Облака готовили гром и молнию для глухих обитателей бетонных стен. Гулкие шаги кованых ботинок разносились каменным эхом по коридорам бетонного здания. «124, 125, 126, – отсчитывал новый узник про себя. – Пятый поворот налево, ориентир – отбитая штукатурка на высоте два метра десять сантиметров, – чеканил про себя идущий человек. – 187,188,189…» – ботинки прапорщика Нечитайло производили очень характерный визг-скрип, похожий на апофеоз дерущихся на мусорнике крыс.

– Рожей к стене! – пронеслось сзади угрожающим эхом. Победитов стал лицом к стене и улыбнулся. Он размышлял о великом русском языке, передающем эмоциональные нюансы внутри каждой души, раскрывшей рот и выбросившей в воздух цепочки звуковой информации.

– Гнус! – позвал майор, разглядывая предохранитель пистолета.

– Я здеся! – приоткрыв дверь, ответил карлик.

– Томатного сока хочу!

– Бу зделано! – ответил Гнус с улыбкой и ушел к холодильнику в глубину второй комнаты. Налив высокий хрустальный стакан помидорного сока, он подошел к столу начальника и, неумело сыграв идиота, вылил весь сок на стол. Майор не шелохнулся, он держал в руке заряженный агрегат и внимательно смотрел в глаза карлику. Толстые капли помидорного сока шумно падали на пол, исполняя подлый закон всемирного тяготения. Майор быстро посмотрел на красные капли, которые вот-вот должны были упасть на его брюки. Отдернув колено в сторону, он улыбнулся. Капли пролетели мимо и разбились об пол.

– Тебя сожрут сегодня заживо, придурок! Я не знаю, зачем ты это сделал, но через пару часов твои остатки будут вылетать из трубы пустым пеплом. Горбулин! – закричал он. В кабинет ворвался прапорщик Горбулин с лицом угольного экскаваторщика без работы.

– Я здесь!

– Отведи урода в камеру к Арлекину и скажи ему, что это его обед. Неделю нелетные дни! Так и передай!

– Так точно! – заорал Горбулин, схватив карлика за шиворот синей робы и улыбаясь во весь свой железный рот, результат бездарного дантиста надомника. Сильно ударив его ногой в живот, он потащил его по коридору, как мешок с огурцами.

Дверь камеры сухо щелкнула несмазанным замком, заныла истерзанной струной и медленно отворилась.

– Граждане заключенные, открываю огонь без предупреждения при малейшем движении внутри камеры! Пшел! – рявкнул Нечитайло и отошел в сторону, держа пятидесятизарядный автоматический пистолет стволом к двери и готовый открыть огонь на любую провокацию из помещения. Сделав три шага внутрь, Победитов ощутил позвоночником закрытые двери. Все так же щелкнул замок, и кто-то поставил либо точку, либо запятую в очередном эпизоде его жизни. Вдохнув воздух камеры, он поморщился от невыносимого зловонья. «Именно таким должен быть запах смерти. Это именно то самое место, где я никогда не был раньше! «– подумал он. Воздух не вонял, он растворял любую мыслительную деятельность, он был наполнен вирусами, микробами, перемолотой заразой, злобой, нищетой страха, предсмертными муками и экспериментами доктора Абста. Слева был туалет, прикрытый наспех кирпичной стенкой и только с одной стороны. С двух сторон унитазной дырки на двух матрацах лежали четыре худых узника с глазами загнанных животных, жадно разглядывающих Победитова. Внутри камеры уже с шести шагов, свет единственной лампы терялся в пространстве и переходил в легкий сумрак, за которым кто-то сидел, стоял и лежал. Камерой владела вонючая тишина, ждущая криков, стонов, крови и развлечений.

– Добрый день, каторжане! – как можно дружелюбней сказал Победитов.

– Сифон! – раздался громкий приказ из сумрака камеры вместо ответа, – Пакет этого пассажира сюда неси! – Слева появился давно не бритый крепкий парень с длинной шеей, очень похожей на сифон без газировки. Он подошел к Победитову и, не глядя ему в глаза, бесцеремонно протянул руку к пакету. Мгновение, и он получил сильнейший удар в горло, от которого опустился на колени, схватившись за шею рукам, хрипя и выбрасывая остатки воздуха. Задыхаясь от тройного перелома трахеи, он повалился на пол и быстро затих, выпуская пузыри рваного воздуха и тонкую струйку крови изо рта.

– Ну вот, снова убили человека моими руками, вурдалаки, б…ть! Закон жизни номер 2: «Кто-то скоро умрет!» Закон работает, как видите, его никто и никогда не отменял. Это тебе привет от моих китайских учителей Дим Мак, глупый парень без нейронов! – громко и весело произнес Победитов. Еще раз повторяю для всех! Добрый день, каторжане, добрый и никакой больше, я сказал! – более радостно произнес Победитов и, пошелестев пакетом, поставил его у стены, разминая кости правого кулака и похрустывая шеей вправо и влево. Затем он быстро присел на корточки и поднялся снова, всем своим видом демонстрируя хорошую физическую форму, готовую к кровавой работе одного против большинства.

– Шахтер! Метнись, проверь Сифона! – крикнул тот же голос, снова не ответивший на приветствие. Высокий и худой парень медленно подошел к Сифону, с опаской поглядывая на новичка, и, потрогав его за шею, пнул ногой, повернулся к окну и сказал:

– Готовченко! Новый индеец его завалил!

– Сограждане! Я не понял! Какой-то новый инфект заехал в хату и уже завалил Сифона, а мы тут зырим на его наглый хавальник и не роем, что за тифозную крысу нам сюда запустили? Это же Пушкин, «Пир во время чумы». Не пора ли…

– Засохни, Лопата, не взлетай! – в камере сразу же повисла тягучая тишина. – Пассажир! Рубаху сними, мы почитаем, что у тебя там нарисовано, что-то мне знакомое мелькает в голове!

– Рубаху я сниму, только роман для умеющих читать у меня не под ней! – сказал Победитов и быстро снял рубаху, под которой не было ни одной татуировки.

Дверь за спиной Победитова неожиданно щелкнула несколько раз уже знакомым звуком, и снова медленно отворилась.

– Граждане заключенные! Открываю огонь без предупреждения на любое движение внутри камеры! – повторил стандартную фразу новый конвойный, предусмотрительно отойдя на три шага от двери. – Арлекин! Козлодоевская твоя рожа! Начальник передает тебе, что летных дней не будет неделю, а это тебе на обед! Псина! Пшел! – скомандовал он, и в камеру влетел перепуганный карлик с большой головой, толстыми ушами и с разбитым, запекшимся лбом. Дверь снова хрустнула и медленно закрылась, мягко вонзив толстые скобы в бетонную стену.

– Ну, так что там у тебя за роман? – с любопытством произнес кто-то из глубины камеры, игнорировав появление нового человека.

– А вот малой, сейчас вам прочитает! – сказал Победитов и, повернувшись к Гнусу спиной, присел на корточки. Он положил ладонь на затылок и медленно провел по волосам прямо перед глазами карлика. Под ними четко виднелись четыре большие и жирные буквы «Д.Ж.И.Н.», написанные знаменитым шрифтом старинной газеты «Правда». Гнус не контролировал свою челюсть, которая медленно открылась от удивления.

– Ну, что там? Дичь! – кто-то крикнул со стороны окна, почесывая ладони от нетерпения.

– Здесь написано «ДЖИН»! – громко произнес карлик, рассматривая крепкий затылок с черной татуировкой, дрожа и вспоминая лицо старой цыганки Мехе, курящей трубку и постоянно трогающей немытое влагалище.

– Теперь моя очередь задавать вопросы! – уверенно произнес Джин тоном герцога Аосты, подойдя к унитазу и громко высморкавшись в него сначала левой, а затем и правой ноздрей. – Кто тут у вас офтальмолог закрытого коллектива в этой консервной банке, вурдалаки? Я так понимаю, если кто-то еще хочет мой пакет, подходите, я облегчу вам дорогу в Парагвайские пещеры! У вас тут кислая и прыщавая среда, дышать невозможно, давно пора проветрить помещение от микробов рукам самих микробов! Гы-гы! Сразу видно, что беспределите, кто дизелит, тот мочит слабого, и слыхал я на пересылке, что вы тут и человечинкой не брезгуете! Кровомешалки блиноидные! Но я знаю, что здесь это не позор, не в падлу, так сказать! Говорить со всеми не буду, только с Арлекином, потому что я Джин, всем понятно, плесень? А люди бывалые знают, там, где Джин, начинают происходить тюремные чудеса! Че вылупились, демоны небритые? Подтянули челюсть к носу! Я жду Мафусаила, еханый штос! – медленно и настойчиво произнес Джин и улыбнулся в сумрак камеры. Сделав шаг вперед, он наклонился и демонстративно пошарил рукой в карманах мертвого Сифона, ничего не найдя, Джин поставил ботинок на его лицо, сурово поглядывая боковым зрением на сидевших на корточках справа и слева.

– Ну вы просто крокодилы Коста-Рики! – сказал он. Возле закрытого окна скрипнули доски, и кто-то медленно вышел из полутьмы. Это был Арлекин. Его лоб и щеки были полностью покрыты татуировками разноцветных звезд и фейерверков невидимого праздника. Одного глаза не было, и верхнее веко полностью соединилось с нижним в одном лоскуте кожи, в том самом месте, где когда-то росли ресницы-разлетайки. Он был в чистой майке с портретом красивого старика с мудрыми глазами, и с явными признаками скорой смерти на лице. В его глазах читалась безысходность, бесконечная пулеметная лента чужих проклятий, черный наркотический путь и знак кармического убийцы из зеркальных звуков Баха. Вокруг его шеи, была татуировка толстой пеньковой петли и старинный пионерский девиз двухсотлетней давности: «Всегда Готов!» Его внимательный единственный глаз смотрел Джину в оба глаза с восхищением и читал там уверенность, новую жизненную струю и скорые, неизвестные никому перемены амальгамной текучки. Он закончил думать и пошел на сближение.

– Здоров, Джин! – произнес он и протянул руку вперед. – Ну мы всех так встречаем, ты же в курсах! – Сзади него стояли три молодых парня с признаками частого посещения спортзала. Они были худы, небриты и голодны, плюс кефирный тестостерон ежеминутно молотил им в головы и между ног тяжелым гормональным ксилофоном и маятником женского запаха. Обыкновенное молодое, приговоренное государством зверье на пороге смерти, с первобытным духом выживания в среде под названием «путь в никуда».

– Здоров, Арлекин! – они пожали друг другу руки.

– Тут разный народ, многие о тебе слышали отрывками, но я слышал подробно от правильных и очень лихих людей, особенно ту историю, когда ты угнал поезд с танками. Я очень рад, что ты здесь, хотя звучит это тривиально, глупо и безнадежно. Шампанского с ананасами нет, но отрезанными сушеными ушами проигравших мне в карты я могу тебя угостить! Не побрезгуй свежаком, бывшие хозяева ушей здесь сидят и дышат, вон, суки, рожи потупили! Мы тут сыро еды все, так уж нам судилось, ни плиты, ни кострика, ни электричества. Проходи, местечко для тебя найдется, там все и обсудим. Коллектив! – обратился Арлекин ко всей камере. – Нас посетил настоящий ворлок и чистодел правильный! Надеюсь, ваше дальнейшее поведение меня не разочарует, никому не дизелить! Карлика сюда на удушение и на разделку, сейчас освежуем и пообедаем быстро… Слышали, что майор Пекло сказал: неделя нелетных дней, полкамеры может передохнуть, это в масть, это хорошо! Чем болеешь, Карлуччо, признайся, маленький? Признавайся, чтобы мы не потравились тут все от твоей печенки, отвечай мертвый Чирк, отвечай, пока ты живой! Гы-гы!

– Этот Карлик со мной, он мой личный звеньевой и носитель моего арсенала, на уважении в моем коллективе уже девять лет! Он вместе со мной угонял поезд с танками, ходил за нефтью и грабил филиалы Банка «Олигарх», это он вылез в окно на девяносто пятом этаже и сфотографировал миллиардера Сволочевского с блядями для его же миллиардерской жены перед ее днем рождения. Гнус – серебряная втулка в моей большой музыкальной машине. Полчаса назад он послал Пекло в Ад и остался жив! – быстро и уверенно врал Джин. – Все слышали? Он не мясо и не салат, он мой локоть и мой доризо! Оскорбивший его оскорбит меня, кишки выпущу на колбасу! Но граждане смертники, хватит лирики, врач уже здесь, за работу! Сейчас начнем проветривать помещение и делать аквариум для турбинных кашлоидов. Начнем создавать, так сказать, оазис в пустыне, а потом… В общем, все по очереди, сутенеры фантазий!

– Повезло тебе, Гнус! Ой, как повезло! Карефан тебя спас! Молись за его здоровье! – с улыбкой ответил Арлекин. Гнус смотрел на Джина и трясся всем телом, ему только что спас жизнь незнакомый человек, несмотря на ад местных отношений, спас, возвеличил и озвучил легенду. – А скажи, Джин! Как же ты проветришь наш каземат, если за разбитие окна полкамеры по их законам расстреляют сразу во дворе корпуса. Мы бы еще пожили бы на этом свете.

– А мы не будем разбивать стекло! Это путь неверный. Я аккуратно вырежу треугольную дыру в стекле, а затем поставим круглосуточного дежурного с тряпкой. Как вы все до сих пор не заметили, дверь открывается ровно 7 секунд, там механизм, а не человеческие руки с ключами, и этот механизм запрограммирован именно на это время, не меньше и не больше. Всего 7 секунд – это постоянная константа! С другой стороны, семь секунд – это целая гора времени для того, чтобы подскочить к окну и закрыть его курткой или тряпьем.

– А зачем дежурный с тряпкой? – спросил парень позади Арлекина.

– От е…! Повторяю, единственный показатель, что окно разбито или вырезано, – это сквозняк, который может почувствовать конвой, открыв дверь в очередной, неизвестный нам раз. Замок начинает работать громко, и нашего дежурного поднимают два высоких качка, и он запихивает в стеклянную дыру куртку. Результат, сквозняка нет и быть не может, окно со стороны дверей не просматривается, его никак не видно, потому что эта лампа затемняет всю панораму. Внутрь они никогда не зайдут, не тот расклад по контролю за нами. Результат: свежий воздух, вентиляция, и мои помощники, которые ждут за окном моих сигналов. Так что наши жизни от трех человек будут зависеть: поднимающих альпиниста домкратов и самого альпиниста с тряпьем.

– Твои помощники? Ждут сигналов? – с удивлением переспросил Арлекин. – Какие помощники? Ни хрена себе! – камера загудела.

– А вы что, собрались тут подохнуть от болезней и пить кровь друг друга вместо водки с пивом? Я в таком раскладе пас! Мне и марьяж не нужен, мне нужен сытый и ленивый Инсбрук с австрийскими свиными сосисками и развратной фрау Винкель! – игнорировал уточнение Джин. Это очень неправильный путь, закогтиться на тюрьме и бесславно исчезнуть в государственном мясном цеху, это без меня. Мы же люди-человеки, граждане горячо любимой страны, мы все должны жить дальше с маленькой оговоркой, если на то будет и есть воля Божья! На земле 510 миллионов квадратных километров, нам местечко найдется обязательно. Кроме Бога никто не может отнять у нас наши жизни! Я слышал, давеча, сказал один подсобный на разделке капусты: «Кто родился свободным, тому и за решеткой свобода!» Я бы пересказал, не нарушая гармонию сказанного: «Кто родился свободным, обязан жить на свободе, а не за решеткой!» Вам здесь нужно проводить дезинфекцию… дезинфекцию тюремных понятий! Вы сложили руки и сдались, плывете по течению, как португальский кораблик с эруканджи, это неправильно! Слушайте меня, мы создадим коллективный разум, который сносит стены, завоевывает города и прорывается из любых лагерей на волю. Только коллективный разум решает все для самого себя – это закон, забытый людьми. Герой всех времен – это одиночка! Полная белиберда и чушь! Со времен вразумительных людей с копьями на пещерного медведя и мамонтов ходил только коллектив с единым разумом, улицы Вашингтона и Нью Йорка двести лет назад тоже рвал коллективный разум, и еще две тысячи примеров всеобщих побед, потому что любая война – это коллективный разум. Все, как один, один, как все! У нас коллектив единства судьбы и никак не меньше, потому что все хотят сбежать отсюда и жить по-человечески, но в планы самого государства это не входит. Сыграем с Империей в покер, если мы что-то сделаем не так, подохнем все разом и это не обидно и не западло! Однажды умный еврей с седыми усами и шевелюрой сказал: «Только те, кто предпринимает абсурдные попытки, могут достичь невозможного!» Я думаю, пора нам всем на свободу, тем более что завтра ночью плотину верхнюю откроют и затопят весь лагерь по приказу беспредельщиков у власти к едреной фене! – После этих слов наступила полная тишина, а затем камера зашумела, многие подвинулись поближе к говорящему Джину, не смотря на грозное лицо Арлекина, который тоже был удивлен не меньше остальных. Со всех сторон посыпались одни и те же вопросы, приговоренные перебивали друг друга и были обеспокоены точным временем их конца.

– Коллектив! Если вы позволите, я продолжу! То, что я вам сказал, это не шняга, это реализм, который я слышал своими собственными ушами. У нас с вами самая праведная и мощная мотивация – помочь себе и сделать все правильно, как я скажу. Нет мотивации, начинается бардак в голове и в поведении, есть мотивация, люди обречены на успех всегда! Организовать подводную лодку с нашим экипажем и уплыть в сталагмитовые пещеры под водой мы не сможем, это цель глупая! Правильная цель – свалить отсюда до прорыва плотины… Знаю, знаю, вы все сидите на стуле под названием «скепсис» но я вас уверяю, что ничего невозможного в жизни не бывает, нужно только быть художником. Но если мы все смертники здесь, приговоренные Империей, значит мы все тут художники! Вы вообще представляете себе, что могут нарисовать тридцать семь Леонардо да Винчи вместе? Это будет не картина, это будет бесценное шедевральное полотно семь на семь метров в самом крутом музее мира! Словом, пора валить отсюда и поскорей, гребаная тетя! Кто за, поднимите одну ласту вверх, только медленно, чтобы воздух чумардосный не гонять по помещению. – Все подняли одну руку вверх, кроме Арлекина, который сидел на краю шконки и улыбался всем своим изуродованным лицом так, что господину Виктору Гюго с его резаным мальчиком Г. и не снилось. – И вообще, чтобы выбрать правильную дорогу, нужно сначала заблудиться! Мы все здесь заблудились, между прочим…

– Джин! Но у нас нет стеклореза и веревки! Как же мы… – сказал кто-то сбоку.

– Скажу сразу, через окно мы уходить не будем, мы уйдем через дверь, как нормальные люди! Окно нам нужно, чтобы не дышать этим вирусным компотом с зараженными турбиной. Здесь в каждой щели микробы и молекулярная чмарь. А насчет стеклореза, так он есть в кармане у каждого, кто курит сигареты с фильтром! У кого найдутся сигареты с фильтром и спички? Насколько я знаю, они разрешены, чтобы вы травили себя и других и скорее подохли.

Кто-то протянул Джину сигарету. Он медленно оторвал фильтр, осторожно зажег спичку и провел четыре раза по краешку фильтра, который стал подгорать, пускать черный дымок и видоизменяться черной окантовкой. Затем он положил горячий фильтр на пол и каблуком сильно придавил дымящий край сверху. Через несколько секунд, он поднял фильтр, сплюснутый с одной стороны и затвердевший, как камень.

– Вот вам стеклорез, рашпиль и пилка для мозгов номер один. Это подарок от химии и мною глубокоуважаемого Дмитрия Ивановича Менделеева! С учетом моего личного опыта нам нужно таких только восемь, и свежий лесной воздух прочистит нам не только легкие, но и мозг! За работу, смертники, едри вас в коляску! Жить среди леса, а дышать фекалом – это непорядок!

– Ух ты! Джин, а этот Менделеев – твой кореш тоже? Крутизна, б…ть, какая! Ты только скажи, что делать? Мы подмогнем! – зазвучало со всех сторон. Коллективный разум начал просыпаться среди сонных и приговоренных к смерти. Однажды один смертник сказал: «Приговор государства для меня ничего не значит, для меня главное, чтобы я сам себя не приговорил, остальное – драматургия моей судьбы!»

– Мне нужно два крепких высоких парня. Как вы заметили, окно находиться на высоте двух метров и тридцати сантиметров, мне нужна крепкая подставка для ног, пока мой локоть, Гнус, будет резать стекло. В этом Ноевом ковчеге давно уже пора проделать дыру! Далее, мне нужен человек, который из красного кирпича у параши соскоблит грамм двести кирпичного порошка и превратит его в пудру. Мне обязательно нужна кирпичная пудра самого мелкого помола. Перед тем, как заберут тело героически погибшего Сифона, мне нужен стакан его крови и стакан слюны здоровых парней, и газета. Все, кто болен сифилисом, раком, спидоносцы-авианосцы, чумардосные летяги, все, кому не повезло, кто не здоров, перейдите на ту сторону помещения. Турбисты, станьте отдельно от всех, мы вам аквариум соорудим! Кто из вас болен, вы знаете лучше меня, Арлекин, подсоби!

– А ну! Весь вирус, к стене напротив построиться, быстро! – рявкнул Арлекин и махнул трем культуристам. – Кашлянутые, все сюда стали. Фаза, Рекс, выдавите кирпичную крошку и несите сюда на стол в газете. Санитар, возьми стакан крови у Сифона, лезвие возьми у меня под матрасом. Штырь, собери у пацанов слюну в гильзуи неси сюда. Джин! А что такое аквариум, при данных обстоятельствах? – поинтересовался Арлекин, подражая культурному стилю изложения, на котором говорил Джин.

– Сейчас покажу! Граждане смертники! Убедительная просьба не ругаться матом, ибо дело наше, не может оскверняться вербальными заклинаниями сатане! Прошу всех соблюдать божье правило спасения душ и не сквернословить, тогда нам сам Всевышний поможет и протянет свою теплую ладонь. Арлекин! Нам нужно обсудить кое-что, идем на дальнюю вату к окну и поставь часовых против чужого уха.

– Шмыг, Дрон! Стали тут! – скомандовал Арлекин, и они ушли в дальний угол камеры, где было пусто, темно и за стенкой подвывала старая труба, пропуская воду на нижние этажи.

– У меня вопрос! – шепотом спросил Джин у Арлекина. – В каждой камере есть мышиный наушник, фискал и подлый человек, ты знаешь, кто это?

– Конечно! Он раз в два дня выходит из камеры, якобы к врачам на обследование, у него редкое сочетание красной волчанки, болезни Бери Бери и сифилиса. Так нам раскатали его болезни. Его шкон возле параши, вон он сидит и читает что-то. Мы его не трогаем, потому что за его смерть в камере расстреляют десять человек сразу! Нас предупредили громко и внятно, что он представляет интерес для науки и трогать его нельзя. Но, я-то понимаю, что он кукушка, так и живем, бля, с этим сифилитиком!