Текст книги "Седой Кавказ. Книга 1"
Автор книги: Канта Ибрагимов
Жанр: Современная русская литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 13 (всего у книги 42 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]
– Какое теперь это имеет значение… Хм, – усмехнулся приезжий. – Ты ведь бросишь свои карты, ты проиграл.
– Вскройся или лучше дальше дай ход, – на чеченском просил Зайнди.
Теперь за непонятный язык Арон никого не одергивал.
– Я прошу тебя, Арон, покажи свои карты, – взмолился снова Домба.– Я проиграл. Просто покажи, что у тебя на руках.
– Нет, – твердо ответил Арон.
– Тогда я играю! – взбесился Домба. – Пятнадцать тысяч, – крикнул он. – Я вскрываю. Три короля.
– Ты это записал, Зайнди? – вытянулся Арон к записям – А у меня три туза. – И он небрежно бросил на королей Домбы свои карты. – Я думаю, что на сегодня хватит… О-о-о-й, – потянулся он, смачно зевнул. – Ну и игра! Просто класс! Зайнди, посчитай ваши долги.
Арон, громыхнув стулом, встал, умелым движением сунул пистолет за пояс, прикрыл рубашкой.
Докуев дрожал в злобе и бессилии. Он рванулся к маленькому столу, схватил недопитую Ароном бутылку водки и прямо из горла сделал несколько глотков.
– Так это не водка – вода! – вскрикнул он.
– Ну и что? – невозмутимо ответил Арон, – мы что, взяли обязательство пить водку?
– Так, может, и карты?.. – на полуслове замер Докуев.
– Карты настоящие, можешь проверить, – с насмешкой парировал Арон. – Так сколько вы мне должны, Зайнди?
– Домба должен сорок восемь тысяч рублей, а я… – продолжения Докуев не слышал. В безумии сжал голову, за две игры он проиграл шестьдесят четыре тысячи.
До машины Домбу провожал Зайнди. Уже светало. Чуточку просветлел восток, на чисто-лиловом небосводе меркли звезды. С Карпинского кургана, где сейчас находился Домба, отчетливо раскрылась панорама утопающего в темной зелени Грозного. Блестящей змейкой через весь город извивалась Сунжа, по широким проспектам ровными рядами горели ночные фонари. Город пробуждался, со стороны Старопромысловского шоссе доносился гул мощных моторов.
– Домба, ты не задерживайся с расчетом, – сочувственным голосом говорил Зайнди, открывая услужливо дверь машины перед проигравшим другом. – После трех дней начнут капать проценты,.. сам знаешь картежный долг – святое… Только ты не огорчайся, в следующий раз тебе повезет. Ну, не переживай, видимо, так было Богу угодно.
От горечи и обиды, Домба, даже не мог смотреть в сторону Эдишева, однако кощунственность последней фразы окончательно взбесила его.
– Зайнди, – с белесой пеной в уголках рта, прошипел в лицо шулера Домба. – Не думай, что Бог будет всегда писать под твою диктовку.
– Что ты хочешь сказать? – вяло возмутился Зайнди.
– Посмотришь! – Докуев с силой захлопнул дверь машины. Он только теперь понял, что Зайнди намеренно втерся к нему в друзья-товарищи и, воспользовавшись услугами такого же мошенника, ловко обчистил его.
Конечно, крупный проигрыш бесил Домбу, но это было не главное, его бесило, что какой-то проходимец, манерами, повадками и даже внешне схожий с ним, его же методами – цинизмом, коварством и вероломством – сумел его одурачить, унизить, обокрасть.
«Нет, я этого так не оставлю» – решил он, и спонтанно, прямо по дороге в город, выработал очень простой и привычный план противодействий.
В первую очередь он поехал к Мараби. Именно отсутствие верного нукера привело его в логово нечестивцев.
«Если бы Албаст накануне вечером не вступил в спор с Мараби, то ничего бы не произошло», – оправдывал свои действия Домба, звоня на рассвете в свою, тайно от семьи купленную для похотливых утех квартиру, где обитал и Мараби.
– Мои дети с жиру бесятся, – констатировал Докуев горькую правду разбуженному молодому человеку. – А ты мне нужен… К тому же, как-никак, ты мне тоже не чужой – родственник, однофамилец. Собирайся, у нас много дел.
От необузданного возбуждения Домба даже не чувствовал усталости и сонливости. Дома он тщательно выбрился, принял душ, как всегда, строго оделся, несмотря на предстоящий дневной зной, натянул на шею галстук для официальности.
– Мы на две недели улетаем, – за завтраком сообщила Алпату.– Ты хоть присматривай за Анасби: каждую ночь где-то шляется, как бы что не натворил!
– Что за ним следить? – проворчал в ответ муж. – Не маленький. Ему пора за нами смотреть, как-никак сам милиционер, говорит, на днях капитана получит.
– Мараби нас проводит? – интересуется Алпату.
– Нет, он мне сегодня очень нужен.
– А кто тогда нас отвезет в аэропорт? У нас столько сумок.
– А где твои сыновья? Вы ведь вчера выгнали этого «оборванца» со двора. Закажи такси, – бросил он жене, торопливо покидая дом.
В семь тридцать Докуев на работе. От прежней расхлябанности и заносчивости нет и следа. Он лично контролирует каждый выписываемый наряд, тщательно пересчитывает количество вывозимого с комбината спиртного, ко всем строг и требователен.
Он понимал, что совершил недопустимую в его положении ошибку. О его крупном проигрыше знают не только Зайнди Эдишев и картежник-гастролер Арон, но и все присутствовавшие в ту ночь в доме люди. А это, судя по обуви в сенях, человек шесть-семь, если не больше. В любом случае молва по городу пойдет нешуточная, а если он к тому же отдаст долг, то все подумают, сколько у него еще осталось. И он тогда, с вероятной очевидностью, станет жертвой угроз, шантажа, просто домогательств не только каких-то шулеров, но и отпетых воров и, что еще страшнее, так называемых органов правопорядка.
В одиннадцать Докуев выезжает с комбината и на глухой улице из телефона-автомата звонит своим покровителям на Московскую. До этого звонка он с досадой несколько раз вспоминал покойного Денсухара Самбиева. В данной ситуации этот невольный зэк очень мог бы помочь, но раз его нет, то пришлось обратиться к официальным властям.
В полдень он обедает с двумя русскими, в уединенном кабинете отдаленного от центра ресторана «Терек». Во время обильного застолья сообщает сотрапезникам о своем горе. О поездке в Пятигорск молчит, сумму проигрыша уменьшает ровно на порядок. Основной аргумент, что шулера его споили и, главное, поддался он азартной игре под угрозой оружия. Словом, Докуев готов с удовольствием отдать эту сумму (пять-шесть тысяч) своим друзьям-покровителям, тем более, что они много и полезно трудятся, а мало получают, нежели каким-то ублюдкам. Работники никак не реагируют на щедрое предложение Домбы, но в подробностях требуют описать обоих картежников и вид имеющегося у них оружия. После обеда Мараби везет отяжелевшую хмельным питьем, едой и разговорами троицу к месту злачных ночных встреч.
Еще только вечерело, когда, попросив Мараби остаться с ним в опустевшем доме, истерзанный горестными событиями последних дней, изнемогающий от усталости Домба прямо в одежде повалился на постель и моментально заполнил прерывистым, давящим храпом роскошно обставленную, до удушья раскаленную летним зноем комнату.
– Домба, проснись, – вывел Докуева из блаженного забытья голос нукера. – Тебя к телефону.
– Кто? Сколько времени? – тревожным спросонья голосом спросил Докуев.
– Три часа ночи. А звонит, по-моему, один из тех русских, что с тобой днем общались.
– Товарищ Докуев, – услышал Домба знакомый сухой, твердый голос.– Срочно приезжайте на Московскую. Служебный вход в торце здания, вас встретят.
– Есть, – хриплым со сна голосом выдавил Докуев.
Домба ожидал любой развязки событий, но то, что узнал, прибыв на Московскую улицу, потрясло его. Оказывается, задержан на месте преступления его сын, старший лейтенант линейной милиции Грозненского отделения железной дороги Докуев Анасби Домбаевич, 1955 года рождения, член КПСС, старший оперуполномоченный. Утром задержанного перевели в следственный изолятор МВД республики, и районный прокурор выдал ордер на арест Докуева А. Д. с обвинением «в умышленном убийстве при отягчающих обстоятельствах». Тогда же отец арестованного Домба Докуев выяснил всю картину произошедшего.
Оказывается, группа лиц – преступная шайка во главе с профессиональным картежником Грозного – Эдишевым Зайнди, выбрала в жертвы соблазна богатенького винодела – Докуева. По ходу вовлечения Домбы в азарт крупной картежной игры выяснили, что объектом мошенничества может быть не только он, но и его младший сын, повеса Анасби. На путь картежного искушения Докуева-младшего вовлекал племянник Эдишева Зайнди – некто Аслан, ровесник Анасби. Вокруг обоих Докуевых параллельно велись одинаковые хитросплетения. Выпотрошив как следует отца, взялись основательно за сына. Но профессиональные мошенники не учли разной психологии и мироощущения отца и сына Докуевых. Старший, своим горбом, трудом, лестью и обманом выползший в люди, часто был бит, он всю жизнь надеялся только на себя, на свою хитрость, изворотливость, ум. У него в жизни не было точки опоры, на которую он мог смело и безоглядно опереться. Поэтому Домба никогда на рожон не лез. Обходил все острые углы, а если столкновение было неизбежно – подкупом, предательством или просто доносом выставлял впереди себя кого-нибудь из окружения. Так он использовал Денсухара Самбиева, еще некоторых «бедных родственников и знакомых» типа Мараби, а в особо тяжелых случаях со страхом в груди мчался под всемогущее крыло мощных покровителей.
Тяжелейшая жизненная судьба Докуева Домбы превратила его в вечного раба и доносителя советского строя. Надломившись раз, предав в тяжелую минуту земляков, еще в Казахстане, он уже никак не мог выпрямиться в достойной позе, а всегда чувствовал свою ущербность и низость существования. И хотя власти сытно вознаграждали его активность и преданность, и хотя он и стал одним из обеспеченных людей республики, внутреннего спокойствия и уверенности он так и не обрел. Он вечно всего боялся и всех остерегался. И даже когда какой-то шулер – Зайнди – явно его облапошил, он не посмел открыто противостоять его обману, даже грубым словом не обмолвился, а просто донес, явно рискуя попасть под пресс органов безопасности с одной стороны, и бандитов – с другой.
Кстати, под прицелом шайки Эдишева был и Албаст, но вскоре выяснилось, что старший сын никак не идет на сближение со всякой мелюзгой. Его интересы – всевозможные контакты с преуспевающими людьми республики и с их дочерьми – девицами на выданье (с последними больше общается по телефону, в этом плане он маньяк, может часами говорить в трубку, а для выработки солидной дикции во рту вечно играет вишневой косточкой).
В итоге мошенники стали в первую очередь загонять в ловушку Анасби, по ходу дела обрабатывали и Домбу. Но так получилось, что первым в «сети» влип «мудрый» отец, а следом, прямо на следующий день, точнее, в те же сутки, на блат-хату картежников заманили и Анасби. В тот день Докуев-младший отпросился со службы, чтобы проводить мать и сестер в Москву. В аэропорту он встретил Аслана, племянника Зайнди Эдишева, который попросил подвезти его до дома. По дороге заговорили о картах, к тому времени Анасби уже «вкусил» сладость побед в азартных играх, и, поддавшись незатейливым уговорам нового друга, махнул рукой на службу и поехал играть, тем более что в городе объявился какой-то сильный игрок-профессионал, который, по словам Аслана, опасен пока не напьется, а после этого «продует» все до копейки. Однако сразиться с таким асом (это тоже со слов друга) великое дело, этим можно будет всю жизнь гордиться.
Но здесь мошенники явно просчитались. По их умозаключению, все Докуевы «из одного теста сделаны», а младший Анасби – так совсем вырос на дармовых дрожжах. Однако это оказалось далеко не так. И хотя гены – неоспоримое предназначение личности, однако, есть еще и внешние факторы, под воздействием которых формируются психические свойства человека. Домба и Анасби были полной противоположностью друг другу. Между ними, как водораздел характеров, стоял старший сын Албаст.
Конечно, было много общего, чисто докуевского: алчность, жажда власти, карьеризм, вследствие чего все трое в довольно раннем возрасте приобрели «путевку в жизнь» в виде учетной карточки члена КПСС. Однако личностные судьбы определяли внутреннюю философию жизни каждого по-разному. Домба родился и вырос в страшную эпоху становления и развития советской власти на Кавказе, со всей ее жестокостью и уродством. Беспощадный гнет большевиков надломил его, и так он в этой сгорбленной позе и остался. Албаст был продуктом своего времени. Все детство, до десяти лет, он рос, будучи дитем депортированных и прекрасно успел осознать, что такое жажда, голод и холод в пустыне Кара-Кумы. По несколько лет он носил одни и те же штаны, пока они не становились выше колен, а из-за множества латок, из разного тряпья нельзя было определить, какого они были цвета, да и были ли они вообще когда-либо штанами. В четырнадцатилетнем возрасте Албаст после обучения в казахской школе, а потом в горной Чечне становится единственным учеником-вайнахом в грозненской школе. В русском языке он слаб, еле читает, по остальным предметам ситуация аналогичная, и классная руководительница – преподаватель русского языка и литературы – обращается к нему при всем классе: «Докуев, русский язык и русскую литературу тебе не одолеть. Да, я думаю, тебе это и не надо, и чтобы не нарушать общий фон подготовки класса, я буду ставить тебе тройки, но на мои занятия ты не ходи. Я не могу позволить так коверкать великий язык на своих уроках».
В тот первоначальный период возвращения вайнахов из ссылки подобное можно было услышать повсюду: и в очередях магазинов, и в больницах, а на танцы или в кино «дикарей» вовсе не пускали. И дело не всегда ограничивалось простыми оскорблениями, часто все заканчивалось драками и поножовщиной. Особенно сильно запал в память Албаста один эпизод. Как-то ехал он с матерью в трамвае. Алпату на русском говорила еле-еле, поэтому они общались на своем языке.
– Что это за речь? – возмутилась одна солидная женщина. – Как вы смеете в общественном месте болтать на непонятном языке?
– Совсем обнаглели, – поддержал ее мужчина. – Разносят здесь вонь и заразу.
– Пусть в горах на своих ишаках разъезжают.
– Да надо их обратно в Сибирь гнать!
– Нечего нашу Сибирь ими поганить, на Шпицберген их, и баста.
– Кондуктор! Остановите трамвай! Высадите их!
На полпути движение остановилось, и под не прекращающиеся, а наоборот, все возрастающие вопли возмущений и оскорблений Алпату и Албаст, как нагадившие на ковре котята, вылетели из трамвая…
Так что Албаст знал что почем. Это только позже, когда отец обогатился, занял плотно свою благодатную нишу, Албаст стал вальяжным, капризным, чопорным. Однако время от времени он невольно вспоминал годы своего неласкового детства и ущемленной юности.
Другое дело Анасби… Младший Докуев был на семь лет моложе брата. И хотя и он родился в Казахстане, тех тягот не помнил, был мал, а когда повзрослел, стал оценивать окружающий мир, вайнахи силой, упрямством или просто нахальством, пользуясь не только дверьми, но и окнами, а иногда и люком, – отвоевали себе место в трамвае грозненского общежития. И может быть, они еще ютились где-то на подножках или в хвосте вагона, стоя на одной ноге, однако перемещались с одной скоростью со всеми, а жадные, истерзанные взгляды впивались в далекий горизонт, и уже тогда, только-только став полноправными участниками движения, они считали, что трамвай – не транспорт, и надо стремиться к более маневренному средству передвижения… Позже выяснилось, что это чрезмерное рвение оказалось и счастьем и горем. А в целом свобода без берегов – просто лужа, а может, даже лажа – моча на асфальте…
Словом, хотя Домба и его сын Анасби и были односортными ягодками, у них были разные условия созревания, и поэтому один оказался вялым, но сладким, а другой – с виду сочным, но терпким. И думали картежные шулера, что вслед за отцом и сына они обставят, но оказалось совсем иначе.
У Анасби уже выработался профессиональный взгляд милиционера, и, как известно, у преступника и его ловца психология нравов одна.
…После двух часов игры Анасби понял, в чем дело, к тому времени он уже изрядно проигрался, но отступить без боя, просто так оставить себя в дураках он позволить каким-то шулерам не мог. К тому же он еще считал, что Аслан, действительно, играет в его пользу и никаким образом не связан с другими картежниками: Зайнди и Ароном.
– Мне надо быть на службе, – встал из-за стола Анасби. – Я там отмечусь и часа через два-три вернусь.
– В игре так не поступают, – возмутился Зайнди и как бы невольно повел взглядом в сторону поясницы Арона, где чуть уловимо поблескивал черным металлом пистолет.
– Я ведь сказал, что вернусь, – твердо отчеканил Анасби, – а в знак верности моих слов с вами останется мой друг Аслан.
Возвратился Анасби через четыре часа, ровно к десяти. Только теперь он предстал в милицейской форме, с кобурой на поясе. С собой он привез пятнадцать колод игральных карт.
– Я с ментами не играю, – скривил лицо Арон.
– Если тебя смущают погоны, то я сниму форму, – с усмешкой, хладнокровно парировал Анасби.
– Ну, разве можно так грубо? – на чеченском языке беспокоился Зайнди. – Ведь он старше.
– За карточным столом – как в бане, – в прежнем тоне, на русском парировал Докуев.
Договорились играть до двух ночи, раздавать попеременно карты хозяев и привезенные Анасби. Вскоре Докуев заметил, что во время раздачи его карт хозяева избегают острой игры, даже пасуют с явно выигрышной картой на руках, а когда мечут их карты, постоянно выигрывают. Анасби не выдержал и пару раз намекнул на эту закономерность.
– Ты что хочешь сказать, что наши меченые? – процедил сквозь зубы Арон, демонстративно поправляя за поясом пистолет.
– Пока не говорю, но предположение есть, – поправил кобуру Анасби.
К полуночи случается одна сека, следом, как и в игре с Домбой, вторая, в банке огромный куш. По очередности должны раздаваться карты Анасби, но Зайнди утверждает, что нет. После долгого спора Докуев доказывает свою правоту. Арон тасует его колоду. И здесь следует отметить, что в те времена особым разнообразием товаров людей не баловали, все в основном выпускалось по одному Госту, и таким образом рубашки карт были в целом одного внешнего вида – в диаметральную сеточку двух цветов. То есть карты, привезенные Анасби, и хозяев блат-хаты были схожи.
Арон все еще упорно тасует колоду Анасби, разыгрывается огромный куш. В это время Зайнди просит подать ему пива с маленького стола. Внимание всех отвлекается, и только краем глаза Анасби заметил, как Арон ловко сфокусничал.
– Ты подменил карты, скотина! – вскричал Анасби вскакивая, чуть не опрокидывая стол, его спокойствие вмиг улетучилось. – Я все видел!
– Что ты орешь, как резаный, – злобная усмешка застыла на лице Арона. – Если боишься играть, то пошел вон, а обвинения твои пусты, вот пусть они подтвердят.
– Я видел, как он подменил колоды, – нервно дрожал Анасби, ища поддержки, его глаза в растерянности блуждали от Аслана к Зайнди.
– Ты, наверное, ошибся, – тихо вымолвил друг Аслан.
– Нет, – с силой стукнул Докуев по столу.
– Ты нам мебель не ломай, – спокойно среагировал Эдишев Зайнди и чуть погодя добавил, – игру тоже… Проигрывать тоже надо с достоинством.
– О каком достоинстве ты говоришь? – еще громче вскричал Докуев. – Пусть распечатает новую, мою колоду и раздает.
– Если ты мент, то тебе можно всюду командовать? – налились кровью глаза Арона. – Я сейчас вышибу из тебя всю спесь.
– А ну, попробуй – козел! – вызывающе надвинулся Анасби.
– Перестань, перестань, – встал на его пути Зайнди. – Что ты здесь несешь, сопляк? Мы тебя сейчас в бараний рог свернем.
– Пошел ты… – обматерил Эдишева Анасби, резко отталкивая его, и следом страшно выругался в его адрес на чеченском языке.
– Как ты смеешь оскорблять моего дядю?! – вступил в спор Аслан.
– Это твой дядя? – обернулся к приятелю Докуев, его глаза в удивлении стали круглыми. – Так, значит, ты меня подставил? Неожиданно просвистел удар кулака, и Аслан, опрокинув маленький стол, полетел в угол. Он недолго, только мгновение сидел на полу, оперевшись о стену. Выхватив глазами столовый нож возле себя, вооружившись им, вскочил и двинулся на отпрянувшего в испуге Докуева. Блеснул металл. Анасби закричал в страхе, и в тот же момент раздались подряд четыре выстрела. Кровь, мозги и еще что-то противное, слизкое разлетелось по комнате. Зайнди, в испуге сжав голову, кинулся под стол. Арон огромными ручищами схватил деньги с картежного стола и выскочил в раскрытое окно… И как раз в этот момент началась подосланная Докуевым Домбой облава блат-хаты.
Утром на железнодорожном вокзале задержали Арона и как беглого рецидивиста этапировали на место заключения.
Будучи в состоянии аффекта Анасби на первых же допросах стал давать достоверные показания, после которых задержанного вместе с ним Зайнди Эдишева переквалифицировали из обвиняемого в свидетели происшествия и освободили из изолятора временного содержания.
Оказавшись на свободе, Эдишев Зайнди первым делом послал к Домбе стариков с объявлением кровной мести. В результате Докуевы попали не просто под двойной пресс работников госбезопасности и бандитов, но и под жесточайшее давление органов советского правосудия и чеченских кровников.
Эдишев Зайнди, этот заматерелый бандит и мошенник, принял самые жесткие меры по подавлению Докуевых: во-первых, угрожал, что убьет любого из мужского пола кровников, и дал понять, что раз Анасби временно недоступен, с расправой над ним подождут, а первым делом расквитаются, убив Албаста; во-вторых, потерпевшие наотрез отказались вести любые переговоры с посредниками по урегулированию конфликта, и, наконец, в-третьих, обосновав, что убитый был единственным сыном одинокой женщины и, следовательно, опорой, надеждой и кормильцем семьи, они потребовали независимо от всего выложить в качестве компенсации огромную сумму – пятьдесят тысяч рублей.
Испугавшись угроз, Албаста отправили к дальним родственникам Алпату. Сам Домба был в полной прострации, не знал, как действовать и как дальше жить. Он, как и его жена и дочери, в срочном порядке вызванные из Москвы, боялись выйти из дома. Все контакты с внешним миром велись через Мараби. А когда верный нукер выезжал по крайней необходимости семейства со двора, Докуевы впадали в состояние беззащитности и полного упадка духа. Для охраны и обслуги семьи одного Мараби явно не хватало, а на кого еще можно было бы положиться, Домба не знал. И тут как-то вечером Мараби вроде бы ненароком бросил фразу:
– Лорса Самбиев вернулся из армии. Был ранен, служил в десантных войсках в Афганистане.
– К чему это? – встрепенулся Домба, вспоминая, что именно Лорса – кровник Албаста и всей семьи Докуевых.
– Обиды детства можно было бы забыть, – не глядя в сторону Домбы продолжал Мараби. – А Самбиевы как-никак односельчане, мои друзья, и главное Лорса владеет любым видом оружия и техникой рукопашного боя… Он надежен, смел и силен.
Домба вспомнил покойного Денсухара, призадумался. Еще одна вражда семье абсолютно не нужна, тем более что все поросло травой, а при грамотном подходе полунищих Самбиевых можно ловко использовать в качестве щита или хотя бы подспорья.
Не откладывая, на следующее утро Мараби мчится в Ники-Хита, и в полдень в доме Докуевых появляются братья Самбиевы и их мать Кемса. Домба в знак верной дружбы с Денсухаром, прощает все грехи односельчанам, все это подкрепляется сытным обедом, по окончании которого безработный Лорса дает согласие на охрану дома и семьи Докуевых за ничтожную для Домбы, но не для Самбиевых сумму в двести рублей в месяц.
– Плюс обильное трехразовое питание, – ставит винодел точку в сделке.
Обратно в село Самбиевы возвращаются на простом рейсовом автобусе, это никак не сказывается на их прекрасном настроении, тем более, что в руках Кемсы переполненная сетка подарков Алпату – в виде старых платьев и туфель докуевских дочерей, да еще сверху большой кулек сладких пряников и увесистый шматок пахнущей халвы.
В один день семьи Докуевых и Самбиевых из врагов становятся друзьями. Все односельчане подчеркивают, что Домба, как взрослый человек, поступил мудро и, главное, благородно. Самбиевы чувствуют проявленное к ним снисхождение, и главный виновник бывшего противостояния Лорса с нескрываемой радостью и энтузиазмом приступает к своим обязанностям хранителя тел Докуевых. Днем он сопровождает всюду Домбу и Алпату (дочерей этому варвару не доверяют), а по ночам Лорса в полубодрствующем состоянии должен сидеть в кресле под навесом, чтобы, не дай Бог, какой-либо враг или просто вредитель не позарился перескочить через забор во двор. К рассвету охранник прямо в кресле «отключается», правда, от любого шороха моментально вскакивает.
Все равно Докуевы беспокоятся: к ночным бдениям под навесом привлекается и Мараби. Вновь недовольство: молодые люди до утра болтают, порой даже смеются. Мало того, что они нарушают и без того беспокойный сон семьи, они привлекают внимание соседей. Ведь нельзя, чтобы кто-то мог подумать и донести, что Докуевы под охраной, и тем паче, что эксплуатируют чужой труд. Кстати, и Мараби и Лорса оформлены официально грузчиками на винно-коньячном комбинате, иначе, по тем временам, их могут привлечь к правовой ответственности за тунеядство и разложение трудовой дисциплины советского общества.
…Потихоньку Домба пришел в себя и стал всеми возможными средствами воздействовать на сложившуюся ситуацию. Честно говоря, по умозаключениям Домбы, средство было только одно – подкуп. Докуев только это понимал. Но кто-то, зная его возможности, явно завышал ставку за любую услугу, кто-то никогда не брал и не хотел брать взяток, а кто-то просто брезговал общаться с ним. В этих условиях самым страшным было то, что к последним, как раз относилась женщина-прокурор, ведущая уголовное дело Анасби. И как ни пытался Домба, через кого только не лез в друзья следователя – все бесполезно.
Даже прямой руководитель этой женщины – районный прокурор, давний пайщик Докуева, не мог или говорил, что не может, воздействовать на своенравную законницу. И тогда Домба решил действовать нахрапом. Он без труда узнал домашний адрес прокурорши и в знойный день стал поджидать ее во дворе, прямо у подъезда. «Ведь должна она пойти в магазин или на базар?» – думал одурманенный жарой Докуев.
Вот здесь прямо у подъезда он ее поймает, войдет в контакт, а там была не была – хуже, чем есть, не будет.
Поджидали женщину с самого утра. Сидели в машине. Как обычно в последнее время, Домбу сопровождали Мараби и Лорса. Пот со всех тек ручьями, но страшащийся всего Докуев запрещал выходить из машины в целях безопасности, с одной стороны, и чтобы не привлекать излишнего внимания – с другой.
– Ой, а вон Арзо идет! – вдруг крикнул Лорса.
И действительно, тонкий Арзо бодрой походкой, прячась в тени деревьев, не по тротуару, а наискосок по двору направлялся в подъезд, за которым наблюдала засада Докуева.
– Арзо! – наконец-то смог вырваться из парилки машины Лорса.
За ним последовал и Мараби. Арзо удивился встрече, обрадовался, почтительно кланяясь, справлялся о здоровье и делах пожилого Домбы, который упорно не покидал автомобиль, считая салон надежным укрытием в случае непредвиденной агрессии со стороны кровников.
Молодые люди непринужденно болтали, Арзо сказал, что идет к другу. И тут неожиданно Домба вылез в окно на полтуловища.
– Арзо! – крикнул он. – Как, ты сказал, зовут друга?
– Дмитрий.
– Я спрашиваю фамилию.
– Россошанский.
В следующее мгновение Домба пулей вылетел из автомобиля, схватил за локоть Арзо, потащил в густую тень декоративного клена.
– Его мать – Лариса Валерьевна? – заговорщически шептал Домба на ухо Арзо и, получив утвердительный ответ, еще тише спросил, – она работает следователем прокуратуры?
– Не знаю.
– А ты знаешь, кто отец твоего друга?
– Знаю, Андрей Леонидович.
– Я спрашиваю, кем работает? Дурень… Он главный инженер объединения «Грознефть». Это по финансам – сто тысяч твоих колхозов. Понял? Он только Москве подчиняется, член бюро обкома партии, ветеран войны.
– Это я знаю, – не понимал возмущения Докуева молодой Самбиев.
Ненадолго Домба призадумался, взглядом уперся в землю.
– Поехали домой, – скомандовал вдруг Докуев. – Арзо, ты едешь с нами, у меня дело к тебе.
Буквально пару часов спустя, искренне взволнованный Арзо пересказывал семейству Россошанских о несчастье, свалившемся на плечи верного друга его покойного отца, односельчанина, даже родственника – Докуева Домбы.
– Какая нелепость! – недоумевал муж.
– Да знаю я этого Докуева, – махнула рукой жена.
– Ну, нельзя так с наскока, – расчувственно озадачился супруг. – Вот видишь, как этот товарищ… э-э-э… Как его зовут?.. А да, Домба.
– Никакой он не товарищ, а прожженый жулик. Лучше бы я не сына, а его дело вела, – все так же строго держалась супруга.
– Ларочка, нельзя так говорить о людях! – Возмутился Андрей Леонидович. – Ты посмотри, как достойно о нем Арзо отзывается.
– Мама, – вступил в диалог Дмитрий. – Если он дядя моего друга, то надо помочь.
– Чем я могу помочь? – стала сдаваться прокурор.
– Ну, хотя бы советом, – мягко попросил супруг.
– Хорошо… Только ради тебя и твоей матери, – строго, в упор смотрела Лариса Валерьевна в лицо Арзо. – И еще, главное, я лично с Докуевым Домбой ни в какие контакты не вступаю, все через тебя, Арзо… Договорились? И только в рамках допустимых законом.
В течение последующих двух недель Арзо при помощи и настоянию Домбы получает больничный и живет в Грозном вместе с Мараби на квартире, в постоянном контакте с Докуевым и Россошанской. Через день-два Арзо ходит в гости к Дмитрию, по возможности общается с Ларисой Валерьевной. Как-то при встрече он без какого-либо умысла рассказал матери друга, что Зайнди Эдишев угрожает местью да еще требует пятьдесят тысяч компенсации.
– Какая дикость! – вскричала в гневе прокурор. – Я над ним сжалилась, поверила в его крокодиловы слезы! Хм, завтра посмотрим… Ведь, насколько я помню, на блат-хате Эдишева обнаружили пистолет, анашу, порнолитературу, финку и еще кое-что. И он все это списал на рецидивиста Арона, а сам вылез сухим из воды.
После этого к Анасби Докуеву приставляется новый адвокат, и подследственный по подсказке защитника начинает полностью менять свои первоначальные показания, в результате чего выясняется преступная роль Эдишева. С санкции Россошанской, Зайнди вызывают для объяснения новых свидетельств в прокуратуру и арестовывают.
Домба ликует, в порыве счастья он обещает только за это Россошанской и Арзо большие гонорары.
В середине июля состоялся районный суд. Обвинитель в лице Россошанской требовал пятнадцать лет лишения свободы Докуеву и восьми Эдишеву. В итоге Анасби получил двенадцать лет строгого режима, а Зайнди – пять.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?