Текст книги "Сказка Востока"

– О Повелитель, объявился Малцаг, красно-белый флаг, он напал на нас в горном ущелье.

– Коня, коня! – взревел Великий эмир.

Как и юный гонец, он так же лихо хотел оседлать подведенного серо-белого жеребца, ногу до стремени не дотянул, его охранники чуть подсобили, он их грубо отпихнул, хотел сам, поднатужился и не смог, вновь ему помогли, а он как сел в седло, со злостью хлестнул их кнутом по лицам. Никто руки не поднял, даже не шелохнулся.

– Эй ты, дряхлый старик, – свысока бросил он Молле Несарту, – ты, видать, нашу сказку забыл: волк козленка не съест – сам заблеет. Понял? – молодой жеребец рвал удила, в исступлении бил копытами. – А башка этого рыжего урода, впрочем, как, быть может, и твоя, тоже будет в этой помойке скоро валяться.

– Всевышний не скор, – хочет, да не может голос Моллы быть твердым, по-старчески слаб, но он продолжает. – Вот и снег пошел, – он блаженно ухмыльнулся, развел руками, словно молясь. – А твою сказку забыл, зато про твой сон вещий и твою башку, Тамерлан, вспомнил.

– Ах ты, подлец! – свистнул кнут. Хватаясь за голову, старик упал. Следующий свист – по крупу коня. – Вперед, за мной! Ура!

– Ура-а-а! – многотысячный дикий вопль, аж снег с деревьев пал, вновь черной тучей вороны взлетели.

* * *

«Мой дорогой сын, Великий Тимур, – писал из Самарканда духовный наставник Саид Бараки, – Всевышний, хвала ему, сказал: „Прояви снисходительность, вели творить добро и отвернись от невежд“. Я разъясню тебе этот аят8787
  Аят (арабск.) – знамение, стих Корана (часть суры).


[Закрыть]. Это когда ты прощаешь того, кто был несправедлив к тебе, даешь тому, кто обделил тебя, не прерываешь связи с тем, кто забыл, и хорошо относишься к тому, кто обижал тебя… Помни, прощать того, кто был несправедлив к тебе, – верх мягкости и смелости. Давать тому, кто обделил тебя, – верх великодушия. И продолжать отношения с тем, кто порвал с тобой, – верх милости…».

– Видать, мой учитель совсем состарился, – почему-то заключил Повелитель, плотнее кутаясь в новую меховую шубу, присланную ему ханом Едигеем с далекого холодного севера.

Именно туда, на север, к большой реке Волге рвутся все его военачальники, родня и все визири-советники. Там, в столице Золотой Орды, скопились огромные богатства монголов, которые они награбили за три столетия своего господства на евроазиатских просторах. Теперь там правит Едигей, который не без помощи Тимура пришел туда к власти и письменно обещал выплатить положенную половинную часть из всех богатств и такую же часть от доходов. И Едигей с караваном немало богатств прислал и еще больше, говорят, напрямую в Самарканд отправил, но все равно это не то, чем он мог, чем он должен обладать. И следовало Тимуру не мелкими селениями в горах Кавказа заниматься, а на Сарай-Берке идти. Да никто не знает, что он теперь боится на север идти – вещий сон предостерегает. И все советники, родные, а теперь даже духовный наставник Саид-Бараки, будто зная его душевный порыв, умоляют простить, забыть, смилостивиться, согласиться с предписанной Богом судьбой. Но это не для него, Великого эмира – Властелина мира. Он не уйдет отсюда, пока не отомстит за сына, пока не обезглавит этого рыжего Малцага, пока еще есть хоть один живой горец-кавказец. Всех под корень! С этим заклинанием Тимур двинулся в горы Кавказа.

Из-за непроходимых лесов в горы идти было трудно. И только вдоль больших рек может продвигаться армия Тимура. И до Повелителя, и после него главной артерией, по которой передвигались захватчики, была река Аргун. Раз в десять иль в двадцать лет в горах Кавказа выпадают обильные дожди, тают снега, и тогда накапливается в Аргунском ущелье неудержимая масса воды. Вырываясь меж гор на равнину, она сметает все на своем пути. Так возникла широкая равнинная пойма, где и сейчас располагаются села Атаги, Белгатой и Чечен-аул. Именно в этой стратегически удобной пойме расположился стан Тимура перед штурмом гор.

А вокруг, в лесу, беспрестанный барабанный бой, по ночам на вершинах гор маячат огни факелов – это горцы передают тревожные вести: враг пришел, всех кличут на ратный бой для защиты родины.

Надеясь застать противника врасплох, горцы средь ночи совершили отчаянную вылазку. Да у кочевников многовековой опыт захватнических войн, строгая дисциплина и боевой порядок. Каждый день, а тем более ночь, они строго охраняют свой лагерь, и для этого, даже если и останавливаются ненадолго, вкруговую роют защитный ров, строят заграждения, ставят охрану, разведка кругом.

А горцы и смелые, и отчаянные в бою, и готовы насмерть постоять за свой очаг, но не искушены они в боевом порядке, и в оружии уступают, и численностью. Словом, из ночной атаки ничего не выгадали. И тогда, на следующий день, стали фронтом, защищая в горы проход. А во главе их тот же дерзкий Малцаг, и по-прежнему вьется над его головой красно-белый стяг.

– В бой, в бой! – закричал Тимур, сам руководил сражением.

В этом месте произошло не одно сражение, и до сих пор сохранились курганы – захоронения и есть легенды, связанные с ними. Но после Тимура здесь курган не остался, не отдал он последнюю дань уважения ни своим, ни чужим. После упорного боя, многочисленная армия Тимура разгромила горцев и, не найдя на поле брани красно-белого нахского знамени и Малцага, Великий эмир заторопился вслед за отступившими в ущелье горцами, приказав быстрее расчистить путь, всех убитых сбросить в мутные воды Аргуна.

Теперь проход к горам открыт, и нет больше здесь силы, способной противостоять стотысячной армаде варваров. Но они явились сюда не для того, чтобы попусту выискивать в горах какого-то сорванца. Этим дикарям, этим отважным и выносливым воинам далеких степей за труды и пролитую кровь нужна добыча, и не та, что имеют от грабежа небольших городов, а та, что они заслужили, разгромив хана Тохтамыша. Почему все сокровища Золотой Орды достались одному Едигею и его родне? А чем хуже остальные военачальники и их доблестные воины?

Только кажется, что всесилен Великий эмир. Он велик до тех пор, пока способен удовлетворить непомерную алчность чревоугодие своих своих дикарей. К тому же склоняются дети и внуки. Ведь убитый Омар-шейх, хоть и брат, но не по матери, а был старший, значит – главный претендент на трон стареющего Тимура. Погиб – такова судьба. И нечего в зимние холода по заснеженным горным тропам лазать, выискивая какого-то Малцага.

Каким бы деспотом и тираном Тимур ни был, а не считаться со своим окружением он не мог. И он тоже решил, что благоразумней будет, пока зима и приволжские болота льдом скованы, атаковать богатый Сарай-Берке, насытить армию несметной добычей, а потом вернуться на Кавказ.

Под нажимом приближенных Тимур склонился к этому решению. И никто не знает, как тревожно у него на душе. Он панически боится идти на север. Как ему объясняют новые знахари, он недаром благословлен Всевышним. Становясь спиной, а тем более удаляясь от священных религиозных мест, он уходит из поля тяготения благословленной ауры. Однако всемогущие знахари и почтенные евнухи и визири знают свое почтенное дело, они обезопасят его сон и покой, и для этого все чудесное создано и готово. Этот роскошный передвижной гарем, этот неземной рай Властелина прекраснее всего, что описывается в «Тысяче и одной ночи», – это настоящая сказка Востока, о которой лишь можно мечтать!..

Да, это мечты и желания, но никакой опийный дурман, никакие внушения, никакая роскошь, а тем более дрожащее юное тело, не спасут от выбранной самим человеком судьбы, ибо жизнь не обманешь… Вновь, как и предчувствовал, приснился Тимуру кошмарный сон. Вновь посреди ночи вокруг шатра Повелителя людской переполох. На помощь зовут всех и, конечно, Моллу Несарта.

Тимура зимой мучает подагра, болят израненные рука и нога, поэтому в царском шатре натоплено как в бане. Не зная, чем угодить и помочь Великому эмиру, суетятся кругом главные визири и евнухи. Сам Тимур, подперев отяжелевшую голову рукой, сидит горестный посреди роскошного, расписного огромного дивана, где белье – нежнейший шелк нежно-розового цвета, такого же, как дрожащее юное тело на ковровом полу. И на это маленькое тело никто не обращает внимания: оно не ублажило страсть Властелина. Не повезло – утром будет умерщвлено. Свита Тимура сочувствует страданиям Повелителя, не знает, как и чем помочь. Ведь видно, что хозяин напуган, ветра пустил, да так, что улетучился весь аромат восточных благовоний. А главный визирь, кто обязан более всех о здоровье Повелителя беспокоиться, приказал:

– Откройте поддув, нечем дышать, – поморщился он.

– Тебе неприятен мой запах? – прорычал Тимур. – Нос, вместе с башкой отрубить, – скорый приказ.

Тут же охранники скрутили самого важного визиря, связав по рукам и ногам, бросили бревном рядом с юным, по-прежнему дрожащим телом.

– Ну-с, кому еще показалось, что здесь нечем дышать? – Тимур пронзил взглядом главного евнуха, который не смог обеспечить его ночной покой.

– Мой Повелитель, мой господин, – подобострастно залебезил тонкий его голосок, – здесь стоит аромат роз и фиалок. А еще благородный твой богатырский дух!

– Ты подхалимничаешь! – непреклонен Повелитель. – Отрубить и ему голову.

От этих действий Великий эмир несколько воспрянул духом, грозно оглядел всех, остановился на скромно стоящем Молле Несарте:

– А ты, мудрец, что скажешь? Смердит в моем покое или благоухает?

Вся свита притихла в испуге: любой ответ – головы нет.

Молла Несарт медленно подошел к ложу Тимура, сдержанно поклонился и вроде смиренно, да твердо сказал:

– Повелитель, по твоей милости я давно под арестом, в шалаше, который не топят, насморк замучил. Откуда мне знать, какие запахи в твоем почтенном покое?

– Гм, – заерзал на своем месте Тимур, – ну ты и плут.

– Зато я знаю, – словно не слышит, продолжал Несарт, – как навести покой и в твоей почтенной душе, – наверное, надоело и ему в холодном шалаше томиться.

– Это как же? – заинтересовался Тимур.

– Прояви милосердие, вели творить добро, отвернись от невежд.

– Что?! Ты читаешь мои письма?

– Нет, Повелитель, я читаю Коран.

– И что же там вычитал?

– О Повелитель, прояви свою мягкость и доброту к этому юному созданию, – он указал на скрюченное у дивана существо, – да и этих, – пнул он небрежно обрюзгшее тело одного евнуха, – не вели казнить… Новые будут не лучше.

– И как, по-твоему? – явно сдался Тимур.

– Ну, хотя бы вели им яички отрезать.

– Что?! – заорал Тимур. – Ты издеваться надо мной, задумал? Откуда же у евнухов яички?

– Боже, как они несчастны! – вознес руки Молла. – А ты, о Властелин, хочешь и последней округлости их лишить.

– Хе-хе, – усмехнулся Повелитель, сделал царственный жест, – прощаю всех, – и вновь, строго глянув на Моллу, – я видел тот же сон.

– Видать, ты хотел идти на север.

– Да, – склонил голову Тимур, – но теперь продолжу путь на юг.

– Это верное решение, – поддержал его Несарт, он думал, что «юг» – это восвояси, в Азию, а оказывается, в горы Кавказа, проход к которым уже открыт.

В самый разгар зимы, когда выпал обильный снег, в узких теснинах ущелий гор нелегко продвигаться степной кавалерии: за каждым поворотом горцы в засаде, с каждой вершины падают лавины камней и стрел. Но это не останавливает Великого эмира, он обязан отомстить за смерть старшего сына, чтобы остальным неповадно было… А путь в горы тяжел, и не сдаются просто так ни горы, ни горцы.

– Мухаммед, мой любимый сын, – прямо во время похода кличет Тимур сына Гайраха. – Что-то и твои люди не совсем расторопны… А ты меня заверял, что в этих горах твои проводники все тропинки знают. Так где же этот рыжий трус, этот ублюдок Малцаг?

– Повелитель, ты заменил мне отца, – искренне предан Мухаммед. – Ты же видишь, как я стараюсь. Ни души не осталось в горах.

– Еще бы, вся моя рать за тобой ходит.

Действительно, стотысячная армия заполонила все ущелья, все дороги и тропы. И как сообщает летопись, скопище Тимура встретило яростное сопротивление горцев. А в Аргунском ущелье было много неприступных мест, укрепленных башнями, крепостями и замками, которые Тимур не без труда одолел, разрушил, а защитников уничтожил, сбросил в бездонные пропасти.

Армия кочевников достигла таких горных высот, что не только конный, но даже пеший не мог дальше идти. Снега было много и мороз ужасный, ветер ураганный с вечных ледников, дышать тяжело, нет провианта для людей и коней. Тимур уже отдал команду спускаться с вершин, но в самый последний момент Мухаммед-Тума еще более выслужился – в урочище Тазбичи может находиться Малцаг, по крайней мере, над самой большой каменной башней еще развевается красно-белый стяг.

Вверх! Казалось, сама природа выступила на защиту горцев. С кавказских вершин надвинулся страшный буран, кони не выдерживали, дохли, снежная лавина унесла в ущелье более тысячи воинов. Лютая непогода продолжалась не один день, но даже это не остановило завоевателя. Когда все улеглось, и над горами выглянуло яркое зимнее солнце, Тимур увидел перед собой сказочно красивое высокогорное поселение, где люди издревле занимались скотоводством и разведением пчел… Эту сказку малочисленные горцы не смогли отстоять. Всех мужчин перебили, женщин и детей взяли в плен и у последних выпытали: Малцаг находится еще выше, в местности Башин-Кал.

Такого чуда даже Тимур не видел. На самой вершине остроконечной скалы гордо высилась каменная башня-крепость, над которой развевается флаг. И эта башня так высока, что, задрав голову, с головы Повелителя шапка упала. И ни одна стрела даже до основания крепости не долетела.

– В атаку! – скомандовал Великий эмир.

К башне вела лишь одна узкая тропа. Как только по ней двинулись воины Тимура, начался заготовленный камнепад. Многие погибли, этот единственный проход оказался замурованным. Кто-то из военачальников предложил поставить охрану, пусть подохнут от голода. Однако Тимур ждать не хотел. Он вызвал специальный отряд бадахшанцев. Эти люди выросли в горах и охотились на горных баранов в скалах. Бадахшанцы сумели по расщелинам пробраться почти что до самой башни, но дальше дело не пошло. Они несли потери.

– Повелитель, – докладывал их командир, – узкий проход, одна стрела и наш воин убит.

– Так сколько у Малцага в кочане стрел? – злобно рычал Тимур. – Если даже тысяча, посылайте десять тысяч воинов.

Здесь количество не помогло. За день атаки образовалась целая груда трупов, которая ночью примерзла и окончательно закрыла проход.

Тогда Тимур вызвал инженеров. Осмотрели местность и решили строить осадные сооружения. С трех сторон соорудили невероятно длинные лестницы, по которым, как бесчисленные муравьи, поползли вверх тюркиты.

– Взять Малцага живым! Только живым брать! – отдавал приказ Тимур. – Сто тысяч тому, кто живым рыжего доставит.

Немногочисленные защитники башни сражались до последнего. И стрелы их кончились, и копья обломались, и мечи притупились, врукопашную пошли. Ворвались захватчики в башню, а там много этажей и за каждый – бой. И вдруг, на самом верху показался окровавленный Малцаг. Десятки рук тянутся к нему, отбивается он коротким кинжалом, но он его не спасет – выбит из раненных рук. И тогда он в отчаянном прыжке рванулся в сторону родного флага, сорвал его с древка, обвязался им, как спасением и с криком бросился, словно вольная птица, с головокружительной высоты. Да ему не повезло: глубокий снег и десятки вражеских рук не дали ему погибнуть. На закате короткого зимнего дня пред Тимуром выставили пленных из башни.

– Кто такая? – указал он на юную горянку. – Седа? Жена Малцага? Хороша! В мой гарем… Этих – в пропасть… А с этим, – он пнул связанного Малцага – утром разберусь, … хе-хе, может, его жена-красавица что подскажет…

На следующее утро у Тимура приподнятое настроение. Казнь врага – особое торжество. Приглашены все уважаемые люди Повелителя, в том числе и Молла Несарт.

– Ну, что? – склонился Великий эмир над Малцагом, грубо вздернул его подбородок, заглядывая в светлые глаза. – Так чья башка будет на снежном постаменте вечно стоять?

– Твоя, – сквозь окровавленный рот выдохнул пленный.

– Тьфу, – плюнул ему в лицо Тимур. – Казнить! – рявкнул он и, уступая место палачу, сделал шаг в сторону, пристально вглядываясь в измученное молодое лицо, и вдруг жестом остановил занесенный меч. – Постой-ка, – он вновь склонился к Малцагу, – эта морда, эти дерзкие глаза так жаждут смерти… Не-е-т уж, – Повелитель стал смотреть по сторонам, остановился на Молле Несарте. – Эй ты, плешивый мудрец, как ты сказал? «Прояви снисходительность, вели творить добро и отвернись от невежд»… Хе-хе, вот так я и сделаю. Проявлю снисходительность, сотворю добро, – он вновь вывернул подбородок пленного и, глядя сурово в лицо, – ты так легко не отделаешься. Будешь долго мучиться… Я знаю, как надо «отворачиваться от невежд». Ты будешь рабом!

– М-м, – как от острой боли замычал молодой горец, и когда Тимур его челюсть отпустил, выпалил, – нет!

– Ха-ха-ха, угадал. Будешь, будешь, – с этими словами Тимур вытащил из-под халата маленький подкинжальный нож и умелым, ловким движением, под тоскливый тонкий визг поверженного отрезал одно, потом второе ухо Малцага, кинул их к ногам Моллы Несарта и с явным удовольствием, вытирая руки платком, приказал евнуху кастрировать, яйцами накормить псов; его – в рабство, в пожизненное рабство, с клеймом!.. – А мы все – гулять! Накрывай дастархан! Молодое вино сюда! Женщин сюда! Музыкантов сюда!.. Так будет со всеми неверными на нашем верном пути!

* * *

Кастрация, как и рабство и все подобное в исламе, впрочем, как и во всех остальных мировых религиях, запрещены. Однако если Повелитель так повелел – этому быть. К тому же все это завершается праздником. А когда праздник, гуляют все, за исключением двух-трех телохранителей Тимура, что неотступно следуют за ним, многочисленной внешней охраны стана, а также поваров и евнухов, для которых работы во время пиршества только прибавляется.

Молла Несарт об этом порядке уже знает, посему посреди ночи, особо не таясь, засеменил в апартаменты главного евнуха. Евнух – это не работа и не призвание, это, скорее, судьба, судьба всеми презираемого человека. Евнухи существовали практически везде и всегда с самой глубокой древности. На заре ислама, когда пытались каноны религии ревностно соблюдать, будущих евнухов готовили в основном в Судане, а потом повзрослевших мальчиков-кастратов для обучения доставляли в арабские страны и далее, на север.

В средние века, с широким распространением мусульманства, евнухи стали настоящим сословием. Это превратилось в определенный образ жизни со своей школой, традициями, культурой. Теперь, зачастую не насильно, а добровольно, некоторые мужчины избирали этот жизненный путь. Нельзя сказать, что он был легким и сладким, во многих случаях он заканчивался плачевно и трагически. Однако история знает и о ярких исключениях, когда евнухи уходили на заслуженный покой, приобретая солидные состояния, высокие должности, даже удачно женились, и есть факты, когда становились эмирами, султанами, королями.

Евнух – блюститель ложа, слово греческое и не продукт Востока, как представляется, а производное больших богатств. Евнухи не в каждой среде появляются и не из каждой среды воспитываются. Они – потребность своего времени, и если, скажем, из общества монголов евнухи не выходили, то тюркиты, особенно западные, к этому склонность уже имели. Однако, как в выгодном деле, в качестве евнухов во времена Тимура более других преуспели персы. Именно они, в основном, завладели этой нишей, и их было немало, если в одной регулярной армии тюркитов их было более тысячи или каждый сотый.

Евнухов все презирают, так же и они относятся ко всем. Они как старики, которые уже не могут и стыдно смотреть. Посему, все, что связано со страстью и похотью – стыд и срам. Так же и у евнухов: у них нет главного человеческого качества – они не являются продолжателями человеческого рода, поэтому живут лишь ради себя. Атрофия наиважнейшего чувства ведет к обострению других. Они зачастую властолюбивы, алчны, ревнивы, чревоугодники, да и своеобразная страсть у них тоже есть – извращенцы.

Это пухлые, холеные, надменные люди с тонким сладким голоском и особыми манерами. У них лишь один способ заработка себе на жизнь и их жизнь целиком зависит от хозяина. И если в восточном обществе мужчин категорически запрещено говорить о женах, то гордиться возможностями своего евнуха – норма. Ими торгуют, обмениваются, дарят, как ценный подарок, также и увольняют, и изгоняют, и убивают. В общем, это те же изгои рабовладельческого строя. И каково же должно быть искусство и достижение, сколько надо было в жизни услужить, чтобы стать, наконец-то, главным евнухом самого Тимура. Это мечта, это предел, это баснословное жалование и доля от каждой победы. И все это богатство главный евнух Тимура – некто Кульбачтай – уже не один год отправлял в свой родной город, надеясь, вот-вот, как в меру разбогатеет, вернуться восвояси и доживать свой век припеваючи. И тут, надо же такому случиться, в один момент из-за излишней заботливости, чуть, было, голову не потерял.

Хотя евнухов и не считают мужчинами, это особая каста людей со своими понятиями и интересами. И, конечно же, против такого владыки, как Тимур, они открыто не пойдут, да сквитаться попытаются, тем более что понятно, раз хозяин над головою уже меч занес, значит, он рано или поздно опустится. Поэтому евнух Кульбагтай уже всерьез подумывает, как бы с этой службы, пока живой да здоровый, уйти. Об этих мыслях главного евнуха примерно догадывается и Молла Несарт, и поэтому он так смело навестил его и, не как положено на Востоке, витиеватый начал разговор – на это нет времени, а сходу выпалил:

– Не кастрируй парнишку – пощади, – и, зная, что ранее оказанная услуга мало чего стоит, услащая разговор, положил в руку евнуха увесистый мешочек.

– Хе, – с удовольствием ощутил евнух тяжесть платы, вернул обратно.

У Несарта перекосилось лицо.

– Не волнуйся, отец, – усмехнулся евнух, – неужели две головы, которые ты спас, не стоят двух крупных гениталий?.. Иди, уж это я смогу. К тому же, с удовольствием, – и когда Молла уже исчез в темноте: – Э-эх! И наш народ он истребил… А за своего сынка как зверствует.

…Великие пиры – веха в жизни Тимура. Казалось, что на этом кавказская эпопея закончится, и, как мечтали многие воины, после нескольких лет в походе они наконец-то вернутся домой. И сам Повелитель уже об этом подумывал. Да его новый сын Мухаммед-Тума прямо во время пира, под хмельком, решил еще раз выслужиться: доложил, что не все нахские племена истреблены.

– Дело в том, – преданно шептал он на ухо Властелину, – что хитрые горцы увели стариков, женщин и детей в непроходимые Черные горы, что восточнее Аргунского ущелья, туда, где нет дорог и никаких караванных и военных путей.

– А ты знаешь туда дорогу? – сразу отрезвел Тимур.

– Конечно! – на все готов Мухаммед-Тума.

– Там женщины и дети? – переспросил Повелитель и, еще раз услышав утвердительный ответ, браво закричал:

– Ох, харемин ичинэ гирмэ8888
  (Тюрк.) – проникновение мужчины в чужой гарем, внутрь.


[Закрыть]! Ты, мой любимый сын, – хан Алании и всего Кавказа! Да чего там мелочиться, назначаю ханом всей Золотой Орды! – махал руками Тимур.

– Да-да, ичгери8989
  По одной из версий, именно поэтому данный район стали называть Ичкерия.


[Закрыть], – поддержал Тума.

С военной точки зрения эта операция не вызывала особых трудностей. В горных лесах прорубили просеки и поэтапно дошли до бассейнов рек Басс, Хули, Гумс. Здесь сопротивление было минимальным. Мужского населения практически не было, оно погибло в предыдущих боях. Эти места были густо заселены, много было беженцев с равнины. Как и ранее, армия Тимура разграбила и разрушила все горные поселения. Молодых захватили в плен, остальных уничтожили.

А когда Тимур двинулся еще дальше на запад и дошел до реки Аксай и Ямансу, Мухаммед-Тума взмолился:

– О Повелитель, это мои владения.

– А разве до сих пор были не твои владения? – вроде искренне удивлен Тимур. – Ну, ничего, не огорчайся. Я тоже так начинал. Ибо надо вначале своих побить, чтобы чужие боялись… Так где твой дом, где твое гостеприимство?

– Мой замок в предгорье, на равнине.

– Молодец, жить надо на просторе. А эти горцы под стать своим горам: высокомерны и упрямы… Мы их побьем, чтобы тебе потом править легче было… Хе-хе, сынок, поверь моему опыту.

Опустошив горы, Тимур спустился на равнину. Подойдя к городу Мухаммеда-Тумы, он по-доброму сказал:

– Мой любимый сын, созови всех мужчин вон на том майдане.

– Зачем? – не на шутку встревожился Мухаммед-Тума.

– Как «зачем»? – смеется Тимур. – Я должен тебя, нового хана, представить.

Когда все мужское население собралось на огромной поляне, неожиданно появилась тюркская конница, взяла всех в плотное кольцо.

– Пощади нас, не проливай преданную тебе кровь, – пал на колени Мухаммед-Тума.

– Даю слово, преданную мне кровь не пролью, все еще мягок тон Повелителя, – если все свое богатство сюда выложите. Да еще сто девушек и двести мальчиков.

Мухаммед-Тума, может быть, и готов был требование Тимура исполнить, но его земляки – нет. Тогда их всех истребили, одного Туму оставили.

– Что ж ты плачешь, мой сын? – по-прежнему ласков голос Повелителя. – Разве может мужчина плакать? Ты лучше мне золотого ягненка верни и живи спокойно, хан Мухаммед.

В тот же день доставили Тимуру древнее искусство.

– О-о! Хорош, хорош! – любовался богатством Повелитель. – И все бы ничего, – искоса посмотрел он на Мухаммеда-Туму, – вот только какой же ты хан, и кем ты будешь править, если своих подданных сам истребил… И никакой ты не Мухаммед, ты действительно ублюдок – Тума.

– Я ведь предан тебе, Повелитель, – в ногах валялся Тума.

– Хм, ты отца предал, свой народ предал. А то, что пока еще мне предан – верю, и слово свое сдержу, не прольется твоя свинячья кровь. Повесить!

С чувством исполненного долга пребывал в этот день Тимур. Он сполна отомстил за сына, и хотелось отдохнуть, в шахматы сразиться. Вызвал Моллу Несарта.

Увидев, как пришедший Молла пристально поглядел на золотого ягненка, Тимур восторженно воскликнул:

– О-о! Бог вернул мне это сокровище!

– А разве ты не дал Туме, и Тума не взял у тебя этого козленка, как священный закат?

– Ну, – встрепенулся Повелитель, – и что ты этим хочешь сказать?

– А то, что Бог не принял твой закат, – ткнул он Повелителя пальцем. – Значит окончательно от тебя отвернулся.

– Что ты несешь, гнусный раб!

– Да, я раб Божий, но не твой раб, проклятый Тамерлан.

Наказание было жестоким, но не смертельным. Великий эмир всегда руководствовался не эмоциями, а расчетом: такой грамотный человек, как Молла Несарт, нужен ему и его империи…

На этом поход против Золотой Орды можно было считать законченным. Однако хитрый Едигей, севший в Сарай-Берке вместо свергнутого хана Тохтамыша, по мнению Повелителя и его окружения, выплачивал мало дани – всего половину, как договаривались. Надо было забрать все.

В конце зимы 1396 года произошел штурм Астрахани, затем был разграблен и разрушен Сарай-Берке. Многих жителей потопили в ледяной Волге, а Едигей9090
  За остатки разбитой Золотой Орды еще много лет вели борьбу Едигей и хан Тохтамыш, пока в 1406 году последнего не отравили. Едигей стал основателем Ногайской Орды и до конца жизни воевал с сыновьями Тохтамыша, и от их рук, будучи уже престарелым, погиб в 1419 году. Племянник Едигея (сын сестры), чингисид, потомок хана Шибана (брата Батый-хана) – Абулхаир в 1446 году уничтожил империю Тимуридов и создал в Средней Азии Узбекское государство. Потомки Едигея не ладили меж собой. Межклановая борьба раздробила Ногайскую Орду. Ханы Орды стали вассалами Московского царя, платили дань… В 1608 г. с востока пришла новая волна кочевников – калмыков. Они окончательно разбили ногайцев. Как и Золотая, Ногайская Орда «иссякла», на ее территории утверждалось новое кочевое государство – Калмыцкое ханство.


[Закрыть] и его родня спаслись бегством.

Больше грабить нечего, и Тамерлан твердо решил возвращаться на родину тем же путем, через Дербент. Передовой отряд, возглавляемый Мираншахом, встретил яростное сопротивление дагестанцев возле селения Тарки. Потеснив горцев, Мираншах стал их преследовать. В районе реки Шураозень он попал в засаду. Его отряд был разбит дагестанцами, а сам Мираншах спасся бегством. Тогда сам Тамерлан возглавил поход. Как обычно, разгромил много поселений, взял многих в плен. И есть предание, что жителей одного из захваченных сел, которые не желали ему подчиняться, уложили на чистом поле и прогнали по ним всю конницу.

А еще есть сведения, что один из кумыкских предводителей, будучи осажденным полчищами Тимура под Тарки, попросил свидания лично с Повелителем, предстал верхом на быке и заявил: «Я, слепой, приехал спросить тебя, хромого, для чего ведешь с нами войну, и что у нас есть такого, чтобы ты мог взять?». Повествуют, якобы Тимуру понравилась простота кумыка, и он простил его племя, даже одарил подарками.

…Историки по-разному оценивают поход Тамерлана на Золотую Орду. Да сам Великий эмир оценил так: вернувшись в столь любимый Самарканд, он отменил все налоги в своем государстве на целых три года – столько было вывезено богатств! А люди?!