Текст книги "Сказка Востока"

* * *

Еще двое суток продолжался этот пир – дикая оргия. Тимур занемог, но некогда – под его пятой империя, масса дел, с чего начать не знает. Как спасение, требует в первую очередь зачитать письмо Саида Бараки из Самарканда. И будто знал духовный наставник, следующее написал:

«Знай, о Великий Эмир, что бренная жизнь и то, что накоплено людьми в миру из порочного ради наслаждения и удовольствия и будет предъявлено им на том свете, как это бывает с человеком, который переел жирной и сладкой пищи до такой степени, что его пищеварение расстроилось, и заболел желудок. Потом он осознал всю глубину своего позора по боли в желудке и неприятному запаху, исходящему из него, а также по большому количеству испражнений, и раскаялся после того, как прошло наслаждение, и остался один лишь стыд… Чем больше человек наслаждается земной жизнью, тем мучительнее будет его кончина. И этим же он будет наказан во время отнятия его души и выхода ее из тела, потому что каждый, у кого было много богатства – золота, серебра, рабов, рабынь – его мучения во время ухода души будут тяжелее, чем у того, кто не имел ничего, кроме малого. И воистину то, что мучение и наказание не проходят после смерти, а, наоборот, увеличиваются, потому что привязанность людей к земной жизни – свойство сердца, а сердце само по себе не умирает».

– О-о! – лежа на диване, стонал Тимур.

У него болит сердце, нестерпимо ноет все тело. Он кается, его мучает стыд. Пора бы самому задуматься о душе, пора грехи замаливать, да некогда. Надо решать государственные дела, а он не в состоянии думать. Но такое с Повелителем не в первый раз.

– Шахматы! – вот что мысли его в порядок приводит. – И этого строптивца Моллу Несарта сюда.

– Брошен в зиндан, – ответ визиря.

– Кто посмел, моего святошу?!

– Твой указ, тебе перечил.

– Хм, – этого Повелитель совсем не помнит и своих решений не меняет. Но тут особый случай: другого такого соперника нет. – Срочно Моллу ко мне.

В сырой и вонючей яме, под открытым небом, снегом и дождем за пару суток старый Молла совсем зачах. Да лекари Тимура знают свое дело: Моллу скорым образом отмыли, возбуждающим дурманом пропарили, каким-то зельем напоили, приодели, выставили пред Повелителем, и теперь, хмельной, он пуще прежнего осмелел, ставит свои условия:

– Выиграю – пощади, отпусти юнца – Малцага.

– Этого рыжего? А где он?

– В зиндане, со мной был.

– Хе, – призадумался Тимур. Он силится вспомнить, кое-что в памяти всплывает. – Согласен… Только играем по моим правилам, без контроля времени, а проиграешь – эта «солнечная» башка рядом с башкой братца окажется, – доволен он своим решением.

Как известно, в шахматах, изобретенных Тимуром, как и в его жизни, все грандиозно: в два раза больше, значит много ходов, и эта баталия может длиться и день, и два. За это время он будет делать все что угодно: и есть, и, если захочет, спать и решения принимать, а главное, правильно думать.

С первых же ходов напряжение. Вот это ему как раз необходимо, ведь он воин-боец, и лишь сражение его стихия. Играя в шахматы, он умеет одновременно принимать неординарные решения. И эта комбинация еще во время пира осуществлялась, а теперь ее продолжение – дипломатия!

Первыми приглашаются посол мамлюков Сирии и Египта и сын султана – Фарадж.

– Я сожалею, и в то же время очень рад, что волею судьбы мы так близко сошлись, – Тимур придерживается этикета, строг. – Верю, что меж нами впредь будет только мир и согласие – это в наших интересах: нужно обезопасить и склонить на свою сторону столь могущественную силу, как мамлюки. – Передай Высокочтимому отцу Великому султану Баркуку мои скромные дары. А это тебе и послу. – Дары, несомненно, баснословные. Это не столько откуп за плен, а более демонстрация его силы, богатства, щедрости.

Следом, уже не приглашаются, а вызываются посол Византии и другой пленник – принц Иоанн.

– Его Величество император Византии Мануил II, – отойдя от шахматного стола, властным голосом обращается Тимур к вошедшим, – просил меня, и я слово дал, что принц Иоанн более света Божьего не увидит. Я свое слово держу.

В те времена почти при всех дворах были мастера по ослеплению (а при Тимуре – это искусный уйгур), которые весьма быстро справлялись с этим почти что повседневным делом.

– Вот, передайте императору мой обещанный дар, – на золотом подносе два светло-карих глаза. – И пусть в порту Константинополя поднимут, как представительство, мой туг6969
  Туг (монг.) – знамя.


[Закрыть], и впредь ту дань, что платят самозванцу Баязиду, выдавать мне.

Затем очередь посла того же Баязида:

– Султан Османов Баязид – прославленный полководец, и я горжусь, что мы с ним одних тюркских кровей. Мир велик, так что есть где ему, а где мне миром править. Просьбу султана я уважил: вот ему Иоанн, как и было обещано, живой. А что без глаз – на чужую власть зариться не надо, всем заговорщикам урок… Хе-хе, а чтобы султан особо о слепце не печалился – шахиншахский дар – весь мир знает, что Баязид питает слабость к красивым женщинам, коллекционирует в своем гареме – Шадому отдаю.

В тот же миг Сабук бросается на колени:

– О Великий Властелин, Шадому ты мне подарил, не разлучай, люблю!

– Ха-ха, что значит «люблю»?! Любить надо Бога и меня. Ты за меня жизнь отдашь? Вижу, что отдашь. А какую-то девчонку не уступишь?.. Идем на Кавказ, здесь таких – здоровья не хватит.

Следующий на очереди – посол Золотой Орды. При его появлении Тимур двинулся навстречу.

– Передай Великому хану Тохтамышу мои сожаления, – усыпляет он бдительность врага. – Это все коварный Едигей и его брат Иса-бек натворили. С ними я разберусь. А хана, как чингисида, как сына, люблю, ценю и уважаю. Вот ему от меня дары в знак искренности моих чувств. В добрый путь!

Вслед за ним перед Повелителем предстал посол Грузии.

Тимур вновь восседает на троне, тон его властен и груб:

– В течение трех дней выдать мне всю положенную дань, не то сотру все с лица земли, всех в полон угоню.

– Позвольте, о Великий Эмир! – в три погибели согнулся посол, – ведь ты грамоту дал.

– А кому я грамоту дал?

– Азнауру Тамарзо.

– Хе-хе, ты видел башку Тамарзо? Вот если она воскреснет, то я данное ему слово сдержу. Вон! Исполнять!

От этих встреч Тимур изрядно устал, но настроение у него приподнятое. Да приемы надо закончить.

– Теперь, где этот сыночек царя страны Симсим? – и пока его доставляют, он обращается к Молле Несарту, – как этого ублюдка зовут?.. А-а, Тума, – тот уже в зале, целует край ковра. – Иди сюда, иди, мой родной Мухаммед, – Повелитель его по-отечески обнимает. – Приняв истинную веру, ты даже лицом похорошел. Молодец! А как тебе мой подарок? Береги золотого ягненка из Багдада, ему более тысячи лет.

– Да благословит Бог твой щедрый закат7070
  Закат (арабск.) – милостыня – один из пяти священных столпов («рух») ислама.


[Закрыть], – доволен Мухаммед.

– Это не все. Еще получишь дары, ты ведь будущий правитель всего Кавказа, – при этом он отводит его от шахматного стола, шепотом, – направляйся на Северный Кавказ, готовь почву для нашего наступления. Всех призывай в нашу веру, под мои знамена, расскажи, как я щедр, силен и справедлив, в отличие от этого выродка Тохтамыша. Для этого у тебя будут деньги, люди, оружие… В бой, под знамена веры!

Следующим вызывается Едигей:

– О-о! Идико! Славно сослужил, славно… Идем на Тохтамыша! Ты в авангарде войск… Твой брат Иса-бек не подведет?

– Повелитель, есть закладная. А мы, мангыты, люди слова и чести.

– Верю, доказал.

– Золотая Орда – моя?

– Твоя… Только не забудь, половина барыша7171
  Барыш (тюркс.) – мир, соглашение, т.е. выгода.


[Закрыть] моя.

После всех встреч Тимур дал знак обедать. Тут же возле шахматного стола накрыли и обеденный. Блюд не сосчитать, но Повелитель, по традиции кочевника, налегал в основном на молодую конину, запивая кумысом.

– Ешь, Несарт, не стесняйся, где ты еще такой еды попробуешь? Так… А на что мы играем?

– Юноша, Малцаг.

– Ах, да, … Но башки ему не видать… Шах!

– Мат! – ответил Молла Несарт.

– М-да, – после раздумья ответил Тимур, – за болтовней не уследил… Но я слово держу. Пойдем освобождать, заодно и я проветрюсь… Коней!

Солнечный день шел к закату. Был легкий мороз. С севера, с кавказских гор дул холодный ветер. Всюду снег, бело, лишь Кура змейкой уходит, да лес вдоль нее и сад с виноградником темнеют.

Тимур лихо сел на подведенного гнедого коня, с насмешкой смотрит, как то же самое пытается сделать и Молла Несарт. Однако конь норовист, и Молла не может даже до стремени больную ногу поднять.

– Ах ты, бедняга! – сердоболен Тимур. – Может, тебе осла подарить? Хе-хе, а может, денег? А хочешь, вот ту отару овец или тот сад с виноградником?

– Дай денег, – в тон ему ответил Молла Несарт, – да столько, чтобы я их уложил в кушак7272
  Кушак (тюркс.) – широкий пояс-сумка.


[Закрыть], сел на подаренного тобой осла, погнал перед собой пожалованных овец в дарованный тобой сад, чтобы там прожил остаток дней в благоденствии, не видя тебя.

– Ха-ха-ха! Ну наглец, ну старый хрыч! Благодари Бога, что я сегодня в хорошем настроении.

– Буду вечно благодарить, если Малцага отпустишь.

– Ну-ну, слово – святое! А осел тебе подходит, заслужил.

Молла Несарт на все согласен, осел и впрямь сподручней. Проскакали они верхом по чистому, заснеженному, наклонному к реке полю на довольно приличное расстояние.

Тимур обожает всякие зрелища, сам их организует. Здесь, у самой реки, на развилке каменного моста, что к Тбилиси ведет, сооружено из снега подобие постамента. На его вершине, чтобы все видели, голова азнаура Тамарзо. Сюда же притащили измочаленного Малцага.

– Гм, был солнечным джигитом – стал мокрой курицей, – выдал Тимур. – Да я сегодня щедр. Башку брата дарю и прочь с моих глаз.

Словно пьяный, на перебитых ногах, Малцаг медленно подошел к постаменту и, упав на колени, горько зарыдал.

– Бери голову, захорони. У-хо-ди! – на нахском закричал Молла.

В страхе, отворачивая лицо, Малцаг снял голову, трепетно держа ее в руках, направился к реке. Вдруг повернулся, что-то на родном, сквозь рыдания, произнес.

– Что он сказал? – спросил Тимур у Моллы.

Несарт молчал, но после настоятельного требования ответил:

– Обещал, что и твоя башка будет так же в снегах стоять, … вечно.

– Гм, – совсем сузились губы Повелителя, – ну и неблагодарные же вы все, гады, кавказцы. А чьи головы полетят, вскоре увидишь. Сегодня я устал – такую комбинацию прокрутил, заслужил покой.

Но покоя не получилось. Тимуру опять приснился ужасный сон: вновь среди ночи стан в огнях, вновь подняли придворных мудрецов, ясновидящих и шейхов, вновь Повелитель их гонит, называя тупицами и льстецами. Призвал Моллу Несарта.

– О-о! – обеими руками Тимур сжимает полысевшую голову. – Было страшно… Объясни, Молла, что есть сон, что есть смерть?

– Сон – легкая смерть, а смерть – глубокий сон, – бесстрастен голос Несарта.

– О-о! – глубоко и скорбно вздохнул Повелитель. – Молла, я знаю, ты не льстец, как думаешь, когда покину этот бренный мир, где будет мое место, в раю или в аду?

– Хм… Ты погубил столько невинных людей, что, думаю, рай их душами уже переполнен. Наверное, для тебя места там не осталось. Но ты, Повелитель, не огорчайся, водрузишь себе трон на самом почетном месте, … в преисподней.

– О-о! Издеваешься! – Тимур от боли жалок. – Неужели рай так мал?!

– Рай не мал, просто бедных и несчастных на земле гораздо больше, чем богатых и могущественных.

– Хватит болтать!.. Сон растолкуй.

– Повелитель, я не Харут и Марут7373
  Харут и Марут – великие маги и колдуны, упомянутые в Коране. Аллах покарал их за то, что они были колдунами, обманывали людей.


[Закрыть], но ты сон расскажи.

– О-о! Не впервой, не впервой я этот страшный сон вижу… Свирепый север в снегах лют, а я на постаменте. Народ тамошний мной любуется, с трепетом прикасается, порой гладит по голове, а я рыдаю, покоя прошу.

– Ну, ты ведь на постаменте, – съязвил Несарт.

– Молчи! В зиндан, сгноить!

Моллу Несарта схватили, потащили, а он изо всех сил кричит:

– Зато ты не сгниешь! И по жизни везет, видишь… вещие сны, Тамерлан!

Часть II

На отвесно-высоком правом берегу реки, там, где быстрая, горная Мартанка впадает в мутную Сунжу, раскинулся большой, светлым камнем вымощенный, древний город Магас – столица страны Симсим и всей кавказской Алании.

Многоликий и многоголосый Магас пережил не один период расцвета и упадка. Захватчики-варвары то с севера, то с юга не раз зарились на его закрома – закрома не хилые, обильные. Ведь Бог этому краю дал почти все: климат мягкий, умеренный; почвы тучные, гумусные – обильный чернозем, так что жир земли черной лавой сам собой в изобилии из-под трещин вытекает, огонь поднесешь – никогда не потушишь… И к этому природному изобилию такой же многоязычный трудолюбивый местный народ, кто кавказцами зовется. Правда, не все так гладко, ибо, как явствует след Пера иностранных историков-современников: «в Алании сколько диалектов, столько и местечек, сколько местечек, столько и местных князей, из которых никто не считает себя подчиненным другому. Здесь постоянно война и распри князя с князем, местечка с местечком».

Однако в последнее время аланские князья перед лицом внешней агрессии пытаются объединиться. Чувствуется, что время наступает очень тяжелое. И мало, что почти вся Алания, за исключением горных районов, находится под игом монголов Золотой Орды; так с ними, вроде, уже сжились, откупаются посильным образом, обычно натурой поставляя в Сарай дань. А тут новая угроза, уже с юга: Грузия, Армения и Азербайджан вновь покорены, жестокий тиран – хромой Тимур – рвется на северные просторы, к солнечной Алании и Золотой Орде.

А в самом Магасе только и говорят, что, разорив Грузию, войска Тимура уже дошли до верховьев Терека и с помощью подкупленных предателей-проводников добрались до Дарьяльского ущелья. Хроника того времени гласит: «Прибыло войск Тимура столько, что не могли вместить теснины ущелья, спешились. И спустились им навстречу горцы и стали метать стрелы, затем обнажили сабли. И не могло напасть одновременно все войско, и повернули передовые воины Тимура, ибо убиты были многие из них. И ушло все войско».

Это лишь сухие строки придворного историка Тимура. И хотя в них почти что все правда, в самом Магасе об этом бое слух иной шел. И может, преувеличений и не мало, но суть легенды, дошедшей до нас, такова. Некто Малцаг, дерзкий, смелый молодой человек, по воле судьбы уже побывавший в лапах самого косоногого Тимура, потеряв от его коварства друга-побратима, поклялся отомстить Хромцу. Собрал вокруг себя немногочисленную, но боеспособную дружину и всякими способами начал нападать на воинов-захватчиков. В одну из зимних ночей Малцаг смог внезапно разбить многочисленную охрану Тимура и даже ворвался в его личный шатер. Но не судьба – Повелителя мира там не оказалось, потому что он в это время находился в завоеванном Тбилиси и, наверное, поэтому лагерь не так тщательно охранялся.

Словом, как утверждали кавказцы, хромому Тимуру в очередной раз просто повезло, а Малцаг, разгромив стан самого Повелителя, заимел доблестное имя и славу, а вместе с этим богатую добычу и заложников. Среди них оказались старец Молла Несарт, что был почти что при смерти, и сказочно-красивая гурия по имени Шадома, которую бравый Малцаг присвоил лично себе, нарекая то ли принцессой, то ли спутницей. В общем, не жена, не наложница, а, как часто в мифах бывает, романтическая любовь под конец побеждает. Да, это в мифах, а земной жизни конца нет, как и счастья, в круговороте времени все вращается… А историческая реальность такова, что не мог какой-то «мальчишка», как его назвал Тимур, с полутысячной конницей отчаянных горцев противостоять двухсоттысячной армаде Повелителя. И если бы не горы и леса, давно бы Малцага изловили, а пока идет его поиск, преследуют по пятам, и он достойно противостоит.

И может, правда, а может, нет, да говорят, где-то в Алазанской долине на рассвете сошлись лоб в лоб отряд Малцага и небольшой разведывательный отряд Тимура. И выхватил юный, соколиный глаз Малцага в рядах врага кряжистого полководца Сабука, рукой которого и был обезглавлен азнаур Тамарзо.

Закричал во весь свой созревающий, высокий голос Малцаг, эхо гор разнесло его клич – звал он теперь на честный поединок, один на один, закаленного воина Сабука.

Тюрко-монголы совсем не трусы, и это в традициях времени, чтобы сильнейшие бохатуры7474
  Бохатур (тюрк.) – богатырь.


[Закрыть] перед боем сошлись, померились силами, воодушевили бы своих воинов.

Друг детства и ровесник Тимура, закаленный в боях Сабук, без колебаний вызвался на поединок, тем более что у него личный счет к Малцагу. Его любимую красавицу Шадому Тимур, вопреки просьбам, подарил Османскому султану Баязиду Молниеносному. А Сабук тайком, за большие деньги, выкупил вожделенную обольстительницу у султановых послов, отослав в Анкару другую наложницу. Тимуру об этом доложили. Сабуку он пригрозил, а Шадому с удовольствием вернул в свой гарем. И оттуда, вроде бы никому не доступного места, ее увели. И вновь Сабуку представилась возможность ее отвоевать, сразившись с «мальчишкой» Малцагом. Однако командир передового отряда не он, а рослый, смелый Мухаммед-Султан. О грезах Сабука Мухаммед-Султан не ведает, а посылать на поединок старика тоже опасно. Сам Мухаммед-Султан вызывается на поединок, тем более что лично хочет к ногам Великого деда башку «мальчишки-босяка» швырнуть.

В каменистой пойме реки стали воинские дружины друг против друга. Хоть и зима, а день в Закавказском предгорье теплый, солнечный. Многочисленные и изощренные в боях воины Тимура заняли более благоприятные позиции. Горцы, как всегда, понадеялись на свою удаль и лихачество.

Вот, выехали на середину два молодых воина, застыли на мгновение, сверля друг друга ненавидящим взглядом, и, словно по команде, одновременно ринулись навстречу друг другу.

Из-под копыт резвых коней полетели камни, заскрежетали копья о щиты. Когда обломались копья, отважные воины спешились и заблестели сабли в солнечных лучах. Как гласит народная мудрость, какой бы ни был сильный петух, не одолеет он петуха в чужом курятнике… Под неистовым натиском Малцага не выстоял кичливый Мухаммед-Султан, меч обронил, на колени пал, в предсмертном ужасе закрыл голову руками.

А разъяренный Малцаг, предвкушая упоение местью, двумя руками вознес высоко меч и крикнул:

– За брата Тамарзо! – и в тот же миг просвистели в воздухе арканы, потащили Малцага к тюркским рядам.

Ринулись на выручку предводителя горцы. Завязался жестокий бой. И тут подоспел к полю боя сам Тимур с несметным полчищем.

Многие кавказцы полегли, многих захватили в плен, мало кому удалось спастись в горах. А любимый внук Мухаммед-Султан бросил к ногам деда живого Малцага. Пред такой удачей Повелитель мира спешился, пнул поверженного горца и грозно спросил:

– Куда дел старика, Моллу Несарта?

– А Шадома где? – не сдержался полководец Сабук.

Где правда, а где вымысел, даже Перо не ведает, да народное сказание гласит, будто из-под земли вдруг, откуда ни возьмись, на ближайшей опушке появился Молла Несарт, закричав, махнул рукой, двинулся прямо к Тимуру.

– Хвала Повелителю, – почтительно склонился Молла. – Долгих лет здравствовать!

– Ты как всегда вовремя, – сухо отвечал ему Тимур. – Казнь строптивого – блаженное зрелище.

– О Повелитель, – развел руками Несарт. – зачем тебе эта жертва?

– Он – враг.

– Нет, не враг, а противник… И подумай, о Властелин, если ты сегодня истребишь таких юнцов, с кем ты будешь воевать лет через тридцать.

– И тогда я буду воевать? – смягчился голос Тимура.

– Ты вечен! – постановил Несарт и вкрадчивым голосом, – Лучше сразимся в шахматы.

– Ух! – издал Тимур, – истосковался, …нет соперника.

– На него, – указал старик на Малцага.

– Стол сюда! – сумасшедший азарт игры с достойным соперником уже давно довлел над Тимуром.

Результат игры очевиден, ибо вновь в горах Кавказа объявился Малцаг, его образ теперь стал героико-мифическим, и он опять сколотил вокруг себя боеспособную рать. Не в открытом бою, а неожиданными выпадами снова затерзал он войска Тимура. Главную ставку обосновал в самом Дарьяльском ущелье, так что этот путь для войск Тимура стал непроходимым. И тогда Великий эмир обратился к излюбленным ухищрениям.

Вокруг Малцага люди отчаянные, да по языку, нравам и целям – разношерстные. А, как известно, у Тимура богатств не счесть, значит, везде свои агенты есть. Подкупил он, кого смог, из ближайшего окружения Малцага. А сам Малцаг то ли поднаторел в жестокости, то ли в конец разнуздался: захватил он богатый гостиный двор, что стоял на высокогорном перевале торгового пути, и расположился в нем. А этот дом, как строили тогда в горах, небольшой, с толстыми каменными стенами, одна дверь, что накрепко изнутри закрывается, и со всех сторон по узкому окну, словно бойницы.

И вот в одну зимнюю темную ночь, когда в высокогорье разгулялась свирепая пурга, так что ничего не видно и не слышно, ублаженный прелестями красавицы Шадомы, под вой стихии, молодой богатырь спал мертвецким сном и не слышал, как снаружи кто-то осторожно подпирает дверь. Вот последнее усилие и они вломятся. А в это время Шадома не спит, о своей горестной судьбе думает.

Молодой Малцаг с первого взгляда был очарован наложницей Тимура, и когда проник в стан врага, первым делом бросился ее искать. После освобождения Шадома еще несколько дней пребывала в опьяняющем дурмане, почти беспамятстве, а когда очнулась, горько зарыдала и стала умолять Малцага отвести ее в родной дом. Как это ни было опасно, а Малцаг решил спасти свою девушку, повез ее в самое сердце захваченной Грузии. Замка Шадомы, ее родительского очага, уже нет – одни руины. И близких никого нет, а те, что остались, с презрением отвернулись, потому что слух до них дошел: она – желанная наложница хромого Тимура, и уже не княжна, а рабыня.

Глухо, сдавленно зарыдала Шадома, упала на колени, склонив голову, но та земля, по которой отец ее носил на руках, где мать, ласково напевая, заплетала ей толстые косы, где братья ее берегли и лелеяли, теперь была сырой, холодной, чужой. И впервые она пожалела, что ее не убили. А может, самой на себя руки наложить? Тогда в ад попадет и в загробной жизни родных не увидит. Так что же делать? Как же дальше жить? Неужто она действительно отныне рабыня?.. И в это время сильные спасительные руки оторвали ее от отторгающей земли, и жаркий, с горским акцентом голос Малцага над ухом:

– Будь навечно моей, царицей!

Царица – не царица, а условия далеки от гаремных, по-горски суровые: всегда на коне, в походе, и она уже сама участвовала в бою и так привязалась к этому бесшабашному, дерзкому, почти что демоническому молодому человеку, что теперь и жизни без него не представляет, а тут, сквозь вой пурги в диких горах, кто-то в дверь среди ночи пробирается.

Растормошила Шадома богатыря, и пока он, обнажив кинжал, соображал, что случилось, она, как свирепая кошка, с криком бросилась навстречу вломившемуся предателю. И пока в дверном проеме завязалась какая-то кутерьма, не раз битый Малцаг воспользовался ходом, о котором он уже думал. Подпрыгнув, он ухватился за деревянную балку и, подтягиваясь, ногами выбил каменистый настил крыши. Вряд ли в этот момент он думал о своей царице. Правда, сторону побезопасней и со снежком он точно высматривал и резво бросился кубарем вниз. Через несколько дней Малцаг объявился на другой, северной стороне Кавказа, в стольном городе Магасе. Никто даже не подозревал, что удалой Малцаг, под которым конь лихой, оружие серебром да золотом блестит, а одежка, хоть и куцеватая на его покатых плечах, все равно роскошная; всего неделю назад, бросив на произвол судьбы любимую Шадому, бежал от своих же соратников-предателей.

И теперь рядом с ним всего десятка два ратников, на вид – дикие, обросшие горцы-головорезы, так что их и в ворота города не хотели впускать. Да имя Малцаг на Кавказе уже гремит, с самим Тимуром, и не раз, встречался, оружие скрестил и даже, пусть в эпизоде, да одолел. Сам правитель Магаса и страны Симсим Гайрах посчитал за честь молодого воина, закавказского соплеменника, как почетного гостя принять.

Малцаг еще молод, но, всюду сопровождая азнаура Тамарзо, уже побывал во многих странах и городах. Конечно же, Магас – не Константинополь, но Тбилиси, Карсу, а тем более Мцхете, он мало чем уступает. Малцаг представлял совсем иное: он помнил рассказ деда о том, как прадед еще полтора столетия назад откликнулся на зов северных соплеменников и со своей дружиной направился защищать земляков от монгольских завоевателей.

Это случилось зимой 1238—1239 годов, когда внуки Чингисхана: Гаюк-хан, Менгу-хан, Кадан и правнук Бури со своими несметными туменами окружили хорошо укрепленную столицу Алании – город Магас. Город долго не могли взять. Не помогали и стенобитные орудия. После долгой осады, продолжавшейся более трех месяцев, столица с помощью переметнувшихся на сторону пришельцев некоторых аланских феодалов (в частности, некоего Матарши), была взята и полностью разрушена. (О том, какое значение имел этот город для завоевателей говорит хотя бы тот факт, что из всех намеченных для покорения и разрушения городов Восточной Европы и Кавказа в китайской и монгольской хрониках упомянуты лишь Киев и Магас.)

Теперь же, по мнению Малцага, Магас должен был представлять собой жалкий городишко. Однако к концу XIV века город неузнаваемо изменился. В архитектуре и культуре здесь чувствовалось влияние православной Византии, отжившей свой век Хазарии, мусульманского Востока и даже далекого Китая. В самом центре – православная церковь, рядом золоченые купола мечети с парящими в небе минаретами. Отстроены синагога и буддийский храм.

Магас занимал исключительно выгодное стратегическое положение: контролировал проход между Каспийским и Черным морями. Он служил неким постом между Европой и Азией. Располагаясь на плодороднейших землях в живописных предгорьях Кавказа, Магас привлекал к себе многих людей и был средоточием красоты и роскоши.

Согласно золотоордынской исторической хронике подымного налога, в Магасе было около шести тысяч семей, три пятых из них – местные кавказцы. Однако многонациональность была главной отличительной чертой города. Кроме кавказцев, здесь проживали турки, персы, монголы, евреи, армяне, цыгане, а также в особом квартале венецианцы и генуэзцы, которые промышляли торговлей, в основном, людьми…

Как почетного гостя Малцага пригласили во дворец правителя. Сам дворец, или как его называли на хазарский манер «сераль», находился вдали от центра. За его высокими каменными стенами располагались главные учреждения, суды и апартаменты семьи правителя. Внутреннее пространство дворцового комплекса делилось на несколько секций с воротами и стражей при каждой. В каждой секции несколько одноэтажных зданий, меж которых уютный дворик, сад и даже фонтан. Здесь же площадь собраний, где проводятся не только праздники и всякие торжества, но и спортивные соревнования, а также казнь преступников.

За территорией дворцового комплекса располагались общественные школы, больницы, библиотеки, бани, казармы, гостиницы и, в основном, деревянные, реже каменные жилые дома. Тут же огромный базар, торговые лавки, ремесленные мастерские, конюшни, столовые и, что удивительно, если, скажем, в городах Грузии имелись угольные склады, то в Магасе наряду с ними применяется жидкое топливо – это местная нефть.

Территория Магаса обширна, с севера и запада естественный рубеж – русла рек, с юга и востока город защищает высокая каменная стена и ров. За последнее время население увеличилось так, что и за городской стеной образовались пригородные поселки. Здесь же ипподром, скотный рынок, ткацкие, кожевенные и шерстопрядильные мастерские. А еще то, чего Малцаг в закавказских городах не видел – огромные крытые помещения, где хранится зерно для продажи.

Кавказцы – люди оседлые, живут в основном, за счет своего труда, на чужое на зарятся и свое берегут, а чтобы свое сберечь, надобно иметь воинов и оружие, для чего в местных горах добывают руду, есть и оружейные мастерские. Но что более всего поразило Малцага, так это то, что окна почти всех значимых сооружений застеклены. Когда-то вместе с завоевателями, монголами, сюда явились китайцы. Они-то и нашли сырье для производства стекла. Применив свою технологию, стали изготавливать не только лазурное стекло, но и цветную керамику, наладили обжиг кирпича. Благодаря этому, градостроительство процветает.

Местный правитель Гайрах уже в годах, но с виду крепкий, широкогрудый. Он – человек решительный, богатый, влиятельный, и лишь формально признает вассальную зависимость от Золотой Орды, правда, платит дань в Сарай. В соседних областях, где наряду с местными князьями, монгольскими ставленниками, управляют и следят за всем наместники Орды, гнет гораздо сильнее.

Для Магаса эти времена остались позади. Годы правления Гайраха и его отца – оккупантов-наместников в Алании нет, с ордынцами кое-как сжились, страна оживает, набирает силу, и тут другая напасть. В Азии появился новый деспот-завоеватель, какой-то хромец Тимур, он уже полмира покорил, многие народы истребил, сейчас – под самым боком, в Грузии, только горы Кавказа его от Алании отделяют. Это несметные полчища кочевников – более трехсот тысяч, и все – варвары-головорезы, о которых все говорят со страхом. Вот почему появление Малцага в Магасе стало столь желанным. Гайрах устроил в честь молодого человека прием.

Хотя Малцаг и гость, даже почетный, да, как по-кавказски положено, три дня и три ночи его потчевать не стали, слишком молод и не ко времени: враг у ворот надобно срочно собирать силы, чтобы противостоять врагу.

По зову Гайраха в Магас прибыл Баракан – хозяин страны Буриберди, что располагался в верховьях реки Кубань. Из городов Нижний и Верхний Джулат, расположенных, соответственно, у Пятигорска и реки Черек, прибыл предводитель Пулад.

Из западных областей Северного Кавказа, где проживали адыгейские племена, никто не появился. Во-первых, из-за того, что там после монгольско-тюркского нашествия начались межплеменные распри. А во-вторых, что не менее важно, от потомственного адыга, могущественного султана Египта и Сирии, получено послание: с Аланией, тем более с Золотой Ордой и ханом Тохтамышем, отношения не поддерживать, дань последнему не платить, ибо вскоре прибудет избавитель в лице истинно верующего Тимура.

Из Страны гор, что на востоке Северного Кавказа, где располагались шамхальство Казикухумское, нуцальство Аварское, уцмийство Кайтагское, майсумство Табасарское, эмират Дербентский и султанат Цахурский, тоже никого не было, и, как свидетельствовала хроника того периода, «зеркало согласия между правителями разбито было… И это разногласие было такого рода, что не обещало ничего хорошего и не давало надежды на согласие».

В такой ситуации правители земель Алании остались одни. Было ясно, что против столь многочисленной армии хромого Тимура они не смогут противостоять. Только Тохтамыш может противостоять захватчикам.