Текст книги "Рассказы северных ветров, или По пабам и паркам"

Под конец я открою ужасные вещи: например английское воскресенье – это нечто страшное. Говорят, воскресенье существует, чтобы ездить на лоно природы; это неправда – на лоно природы едут, чтобы в дикой панике скрыться от английского воскресенья. В субботу каждого британца одолевает темное инстинктивное стремление бежать куда глаза глядят, подобно тому, как темный инстинкт заставляет животное спасаться от надвигающегося землетрясения. Кто не мог сбежать, прячется хотя бы в церковь, чтобы в молитвах и пении переждать грозный день. Это день, когда не готовится пища, никто никуда не ездит, никто ни на что не смотрит и ни о чем не думает. Не знаю, за какие невероятные преступления осудил Господь Бог Англию на еженедельное наказание воскресеньем.

Английская кухня бывает двух родов: хорошая и посредственная. Хороший английский стол – это попросту французская кухня; посредственный английский стол в посредственном отеле для среднего англичанина в значительной степени объясняет английскую угрюмость и молчаливость. Никто не может с сияющим видом выводить трели, прожевывая pressed beef,[97]97
  Прессованную говядину (англ.).


[Закрыть] намазанную дьявольской горчицей. Никто не в состоянии громко радоваться, отдирая от зубов липкий пудинг из тапиоки. Человек становится страшно серьезным, и, если он поест лосося, политого розовым киселем, получит к завтраку, к обеду и к ужину нечто, бывшее в живом виде рыбой, а в меланхолическом меню называемое fried sole,[98]98
  Жареная камбала (англ.).


[Закрыть] если трижды в день он дубит свой желудок чайным настоем да еще выпьет унылого теплого пива, наглотается универсальных соусов, консервированных овощей, custard[99]99
  Желе из молока и яиц (англ.).


[Закрыть] и mutton[100]100
  Баранины (англ.).


[Закрыть] – этим, видимо, и исчерпываются все телесные услады среднего англичанина, – и начинает постигать причины его замкнутости, серьезности и строгости нравов. Напротив, гренки, запеченный сыр и жареное сало – это, безусловно, наследие старой веселой Англии. Я убежден, что старый Шекспир не вливал в себя настоя таннина, а старик Диккенс не услаждал свою жизнь мясными консервами; что же касается старины Джона Нокса,[101]101
  Джон Нокс (1505–1572) – шотландский церковный реформатор, заложил в 1560 году протестантскую церковь в Шотландии.


[Закрыть] то тут я не так уверен.

Английской кухне недостает этакой легкости и цветистости, радости жизни, мелодичности и грешного чревоугодия. Я сказал бы, что этого недостает также и английской жизни. Английская улица не веселит. Обыкновенная, заурядная жизнь лишена веселых звуков, запахов и зрелищ. Обыкновенный день не искрится приятными случайностями, улыбками и зародышами происшествий. Вы не можете слиться с улицей, с людьми и звуками. Ничто не подмигнет вам дружески и общительно. Влюбленные молча целуются в парках, упорно, плотно стиснув зубы. Пьяницы в одиночку пьют в барах. Средний человек едет домой, читая газеты, и не глядит по сторонам. Дома у него камин, садик и неприкосновенность частной семейной жизни. Кроме того, он культивирует спорт и weekend.[102]102
  Отдых в конце недели (англ.).


[Закрыть] Больше ничего о его жизни я выяснить не мог.

Континент более шумен, менее упорядочен; он грязней, несдержанней, пронырливей, страстнее, сплоченнее, влюбленней, сластолюбивей; он шумлив, груб, болтлив, распущен и как-то менее совершенен. Прошу вас… дайте мне билет прямо до континента.

Человек, находящийся на берегу, хотел бы очутиться на пароходе, который отчаливает от пристани; человек, находящийся на пароходе, хотел бы очутиться на берегу, который виднеется вдали. Будучи в Англии, я беспрестанно думал о том прекрасном, что осталось дома. А дома я, вероятно, буду думать, что в Англии лучше и приятнее, чем где бы то ни было.

Я видел величие и силу, богатство, благоустройство и зрелость, ни с чем не сравнимую. Но ни разу я не пожалел, что Чехословакия – маленький, неустроенный кусочек земли. Быть небольшим, недоделанным и незаконченным – это хорошая, мужественная миссия. Существуют огромные великолепные трехтрубные трансатлантические пароходы с первым классом, ваннами и сверкающей медью, и существуют небольшие дымящие пароходики, которые пыхтят по океанам; друзья, сколько надо мужества, чтобы быть таким маленьким и неудобным средством передвижения! И не говорите, что у нас мелкие масштабы; вселенная вокруг нас, слава богу, так же необъятна, как и вокруг Британской империи. Маленький пароходик не вместит столько, как большой корабль, но, друзья, он может доплыть так же далеко, а то и еще дальше! Все зависит от команды.

В голове у меня еще все гудит, как у человека, который, выйдя с огромного завода, оглушен тишиной за его стенами; а то вдруг начинает казаться, будто у меня в ушах продолжают звонить колокола всех английских церквей.

Но в эти ноты уже все время врываются чешские слова, которые я скоро услышу. Мы небольшой народ, и поэтому мне будет казаться, что я со всеми лично знаком.

Первый, кого я увижу, будет полный, крикливый человек с виргинской сигарой во рту, человек чем-то недовольный, холерического темперамента, возбужденный, болтливый и с душой нараспашку. И мы встретимся как старые знакомые…

Узкая полоска на горизонте – это уже Голландия со своими ветряными мельницами, аллеями и черно-белыми коровами, плоская, прекрасная страна, демократичная, сердечная и привольная.

А белый английский берег тем временем скрылся из виду. Жаль, я забыл с ним попрощаться. Ладно, дома переварю все, что видел, и, о чем бы ни зашла речь – о воспитании детей или о транспорте, о литературе или об уважении к человеку, о лошадях или креслах, о том, каковы люди или какими они должны быть, я начну с видом знатока: «А вот в Англии…»

Но никто не станет меня слушать.

Путешествие на север[103]103
  Последнюю поездку, на Север, в скандинавские страны, Чапек совершил вместе с женой, известной актрисой Ольгой Шейнпфлуговой, и в текст очерков «Путешествие на Север» («Cesta na sever») ввел ее стихи о путевых впечатлениях. Эта книга была издана в Брно, в 1936 году, в издательстве «Книговна» «Лядовых новин». Перевод Ю. Молочковского.


[Закрыть]

Введение

Давно, очень давно начал я свое путешествие на Север, еще в самые юные годы. Где те времена, когда мы мысленно выплывали на «Веге»[104]104
  «Вега» – судно, на котором совершал путешествия полярный шведский исследователь Адольф Эрик Норденшельд (1832–1901).


[Закрыть] из Гётеборга или на «Фраме»[105]105
  «Фрам» – судно, на котором совершал путешествия крупнейший норвежский исследователь Арктики и океанограф Фритьоф Нансен (1861–1930).


[Закрыть] из Варде и «перед нами расстилалось спокойное, открытое море…». Да, это были чудесные деньки! Жизнь непостижима и полна неожиданностей: только по чистой случайности я не стал полярным исследователем. Ведь тогда, среди вечных льдов, на 89 градусах 30 минутах северной широты, ждал своего первооткрывателя неведомый остров, такой теплый благодаря вулкану, что там вызревали апельсины, плоды манго и процветала другая, еще не известная даже ботаникам растительность, и жил на этом острове высококультурный народ, питавшийся молоком морских коров. Нынче, видно, никто уже не откроет этот мой остров…

Второе мое путешествие на Север было более длительным и, видимо, никогда не закончится. Его порты и остановки называются Кьеркегор[106]106
  Кьеркегор Серен (1813–1855) – датский философ-идеалист, считается предшественником современного реакционного философского течения экзистенциализма.


[Закрыть] и Якобсен,[107]107
  Якобсен Иене Петер (1847–1385) – датский прогрессивный писатель-реалист.


[Закрыть] Стринберг, Гамсун[108]108
  Гамсун Кнут (1859–1952), – норвежский писатель. Наиболее известны его ранние произведения; уже в раннем творчестве Гамсуна проявлялись крайний индивидуализм, натуралистические и импрессионистские тенденции. В дальнейшем произведения писателя приобретают открыто антидемократический характер. Во время фашистской оккупации Норвегии Гамсун сотрудничал с нацистами.


[Закрыть] и так далее. Пришлось бы исписать именами всю карту Скандинавии, такими именами, как Брандес[109]109
  Брандес Георг (1842–1927) – известный датский критик и историк литературы.


[Закрыть] и Гьелеруп,[110]110
  Гьелеруп Карл (1857–1919) – датский писатель, произведения которого проникнуты пессимистическими и мистическими настроениями.


[Закрыть] Гейерстам,[111]111
  Гейерстам Густав (1858–1909) – шведский писатель, испытавший влияние натурализма.


[Закрыть] Лагерлеф[112]112
  Лагерлеф Сельма (1858–1940) – известная шведская писательница, ее лучшие произведения проникнуты гуманизмом и глубоко поэтичны.


[Закрыть] и Гейденстам,[113]113
  Гейденстам Вернер (1859–1940) – шведский писатель, в творчестве которого сильны тенденции эстетизма и декаданса.


[Закрыть] Гарборг,[114]114
  Гарборг Арне (1851–1924) – норвежский писатель, представитель критического реализма.


[Закрыть] Ибсен, Бьёрнстон,[115]115
  Бьёрнсон Бьёрнстъёрне (1832–1910) – известный норвежский писатель-реалист, наибольшей популярностью пользовались его социально-критические драмы.


[Закрыть] Ли,[116]116
  Ли Юнас (1833–1903) – норвежский писатель, наиболее известен как автор романов и повестей из жизни простых людей Норвегии.


[Закрыть] Кьелланд,[117]117
  Кьелланд Александр (1849–1906) – норвежский писатель, один из создателей реалистического романа в норвежской литературе, остро критиковал пороки буржуазного общества.


[Закрыть] Дуун,[118]118
  Дуун Олаф (1876–1939) – норвежский писатель, автор романов из деревенской жизни.


[Закрыть] Унсет,[119]119
  Унсет Сигрид (1882–1951) – норвежская писательница. Наиболее известна ее историческая трилогия «Кристин, дочь Лавренев», ярко изображавшая средневековье в Норвегии.


[Закрыть] и мало ли еще какими – например, Пер Гальстром.[120]120
  Пер Гальстром (1866–1901) – шведский писатель и критик.


[Закрыть] А Ола Гансон,[121]121
  Ола Гансом (1860–1925) – шведский поэт и критик.


[Закрыть] Иухан Бойер[122]122
  Иухан Бойер (р. 1872) – норвежский писатель, автор романов из жизни крестьян и рыбаков.


[Закрыть] и еще, и еще, например? Андерсен Нексе и другие! Разве я не жил вместе с их героями на Лофотенских островах или в Даларне, не бродил по проспекту Карл Иоганс Гатс? Что поделаешь, надо же когда-нибудь взглянуть на те места, что так хорошо знал заочно. И тогда изумляешься и колеблешься между двумя крайностями: то ли ты уже видел все это, то ли не можешь никак постичь, что все это выглядит именно так. В этом особенность большой литературы: она – самое национальное из всего, чем владеет нация, и вместе с тем понятна и близка другим народам. Никакая дипломатия, никакие объединения наций не могут быть такими всеобъемлющими, как литература. Только люди еще недостаточно ценят ее, вот в чем беда; вот почему они все еще могут чуждаться и ненавидеть друг друга.

Есть для меня и еще одно путешествие, или даже паломничество, на Север: к природе Севера, к ней одной. Ибо там растут березки и леса, зеленеет трава и журчат обильные животворные воды. Ибо там серебристая изморозь и росистый туман, и краса природы там нежнее и строже, чем в любом другом краю. Ведь и наша родина – уже Север, и в глубине души мы всегда носим частицу этого прохладного и сладостного Севера, которая не тает даже в знойные дни жатвы. Комок снега, лоскут березовой коры, белый цветок подснежника, и мы совершаем паломничество к белому Северу, к зеленому Северу, к Северу пышному и грозному и отрадному! Не лавры и оливы, а ольха, береза и ива, мохнатые кисточки вербы, цветок вереска, колокольчики и аконит, мох и папоротник, тальник над ручьем и черника в лесу – никакой жаркий Юг не бывает столь обильным, щедрым, как сочный от росы и живительных соков, как благословенный бедностью и красотой полночный край; если уж путешествовать – а ведь путешествие хлопотное дело, друзья мои, хлопотное и утомительное! – если уж путешествовать, говорю я, то сразу в самый прелестный рай. И тогда скажи: то ли это, чего ты искал? Да, слава богу, именно то! Я видел свой Север, и это было хорошо.

И еще одно путешествие на Север. Нынче так много говорят о народах и расах; надо хоть взглянуть на них. Я, например, поехал посмотреть на чистокровную нордическую расу[123]123
  Нордическая раса. Чапек намекает на расистские теории нацистов, провозгласивших северную, «нордическую», расу высшей расой человечества, будто бы создавшей всю цивилизацию.


[Закрыть] и вынес впечатление, что это отличный, смелый народ, который любит свободу и мир, высоко ставит личное достоинство, не очень-то позволяет командовать собой и совсем не нуждается в том, чтобы кто-нибудь руководил им. Если хочешь познать чужие народы, выбирай самые счастливые и духовно зрелые. Я ездил поглядеть на самый северный уголок Европы и вижу, что, слава богу, дела там еще не так плохи.

Дания

Вот вы пересекаете германскую границу и продолжаете путь по ютландской земле. На первый взгляд почти никакой разницы. По обеим сторонам границы – та же равнина, лишь слегка волнистая, словно для того, чтобы нельзя было сказать, что она плоская, как стол. Одинаковые черно-белые коровы на той и на другой стороне; только там, в Германии, почтальоны ходят в темно-синих куртках, а здесь – в красных. Там начальники станций похожи на начальников станций, а здесь они напоминают старых и добродушных морских капитанов. Лишь люди со своими правительствами и всевозможными режимами создают в мире большие и резкие различия. Наблюдая этих коров, которые мирно разглядывают вас своими датскими глазами, хочется засвистать веселый мотивчик.

Дания – страна светло-зеленого цвета, каким на картах обозначают низменности; зеленые лужайки, пестрые стада, зеленые пастбища, темная листва бузины с белыми кистями цветов, голубоглазые девушки с молочно-белой гладкой кожей лица, неторопливые и рассудительные люди. Равнина всюду такая, словно ее вычертили по линейке. Говорят, правда, где-то тут есть гора, которая называется даже Химмельбьерг.[124]124
  Поднебесная вершина (датск.).


[Закрыть] Один мой знакомый долго искал ее, разъезжая в автомобиле, и наконец осведомился у местных жителей, как ее найти. Ему ответили, что он уже несколько раз въезжал на Химмельбьерг… Но это не беда, зато перед вами расстилаются необъятные просторы, а если стать на цыпочки, то, пожалуй, увидишь и море. Что поделаешь, маленькая страна, даже если перечислить все ее пятьсот островов. Маленький ломоть, зато густо намазанный маслом. Так пусть же будут благословенны эти мирные стада, полные амбары и тучные вымена, церковные башенки в зеленых кронах и мельничные крылья, крутящиеся на свежем ветерке…

По красивому новому мосту мы переехали Малый Бельт и оказались на острове Фюн, больше похожем на сад, чем на обычный остров. Хотелось бы мне побродить вон по той тихой дороге, обсаженной ивами и ольхой, по дороге, что ведет к островерхой колоколенке на горизонте. Но мы здесь только мимоходом, милая дорога, и путь наш лежит на север, на север.

Деревень, как у нас, тут нет, только хутора, обособленно стоящие на зеленых пастбищах, – домики с красными крышами. От хутора к хутору едет на велосипеде почтальон в красной куртке. Каждый хутор стоит посреди своих зеленых полей и с западной стороны, откуда налетают ветры, до самых труб закутан густыми деревьями. Все лужайки огорожены проволочной изгородью, и на них пасутся медлительные белогривые кони или бурые коровы. Они привязаны к колышкам, но этого не видно, и мы удивляемся, как хорошо здесь воспитаны коровы – пасутся такими ровными рядами. Иногда все они ложатся как одна, принимая одинаково величественные позы, и в такт жуют свою жвачку. Встречаются стада овец, и среди них – ни одной черной или паршивой овцы, все овечки избранные, те самые, что пасутся одесную Господа Бога. Так же недвижно и блаженно пасутся здесь и кусты бузины, круглый приземистый ивняк и сочные упитанные деревья, мирно пережевывающие соки земли, ветер и серебристый свет дня. Сплошные стогны Господни, огромный божий хутор, где даже не заметна работа человека, так споро и чисто она сделана.

Похоже, что все здесь вынуто из гигантской коробки с игрушками и красиво расставлено на гладкой равнине: вот вам, дети, играйте! Вот домики и хлевики, вот коровки и белогривые кони. Вот белая церквушка, и я вам скажу, почему на башенке у нее тринадцать зубцов: это двенадцать апостолов, а над ними сам Иисус Христос. А теперь расставьте все это на зеленых лужайках рядами и квадратиками, чтобы все было аккуратно и радовало глаз. Сюда поставьте ветряную мельницу, а сюда почтальона в красной куртке, сюда кудрявые деревья, а вот тут пусть будут фигурки детей, которые машут вам (надо бы сюда еще игрушечный поезд!); а теперь скажите, разве не чудесная игрушка? Ах да, ведь здесь Оденсе, родина Андерсена.[125]125
  Выдающийся датский писатель, автор всемирно известных сказок Ганс Христиан Андерсен (1805–1875) родился и жил в Оденсе.


[Закрыть] Вот почему игрушки живые, коровки помахивают хвостами, кони поднимают красивые головы и фигурки людей передвигаются с места на место, пусть медленно и. беззвучно. Вот какой этот остров Фюн.

Ну а если остров, значит, должно быть и море. Вон оно, гладкое и ясное, и на нем игрушечные лодки, белые треугольнички парусов и черный дым пароходов. А поскольку все это игра, давайте поставим наш поезд на корабль и переедем через море, не выходя из вагона. Не говорил ли я вам, что это игра? Вот и на корабле одни только дети, пароход, дымя, везет через Большой Бельт груз детишек – синеглазых, веснушчатых, непоседливых и писклявых мальчуганов, девчонок, рыжих малышей. Они кишат на палубе, как цыплята в птичнике; бог весть куда везут этот товар! Чайки со всего Большого Бельта слетелись поглядеть на человеческий выводок и провожают пароход стаей, похожей на огромный, кричащий, трепещущий флаг. Вон те прямые, узенькие полоски на горизонте – это Дания. За нами Фюн, а перед нами Съеланд, Спрогё и Агерсё. Не верится, что на такой тонкой полоске умещаются люди, коровы и лошади. Видно, вся Дания состоит из сплошного горизонта; зато сколько у датчан неба над головой!

Съеланд – зеленое пастбище для коров, овец и лошадей. Погляди, какая красивая местность, и всюду коровы, коровы. Благословенное коровье царство! На межах – бузина и ветла, на лужайках – ольшаник и ивняк. И над каждым хутором – тяжелые, раскидистые кроны деревьев, могучих, как храмы. Все вместе похоже на парк, однако это фабрика масла, яиц и свинины. Но можно подумать, что коровы здесь только для украшения и умиротворенной благости пейзажа. Людей совсем мало. Если и увидишь кого, то разве огородника в соломенной шляпе или белогривого коня, который умным, серьезным взглядом провожает поезд. Похоже, что он пожимает плечами: «Куда вы все спешите?» – «Да вот, едем на Север, коняга». – «А зачем?» – «Поглядеть, узнать, как там живут люди, лошади и олени». – «Олени? А что это такое?» – «Это такие рогатые звери, на них надевают упряжь, и они возят сани, как и ты, коняга». – «Я ничего не вожу, человек! Разве ты видел здесь лошадей в упряжке? Мы только пасемся да размышляем, оттого и поседели наши гривы».

Маленькая чистенькая милая страна. Вместо заборов – ряды молодых елок, как будто хозяйки нарезали бумажных зубчатых салфеточек, какие стелют на кухонные полки. Коровы, опять коровы, старинные городки и новые хутора, церковь и ветряная мельница – все это расставлено далеко друг от друга, чтобы казалось маленьким, как игрушки. Здесь все еще больше чувствуется Андерсен, чем Кьеркегор. Да, страна благоденствия, страна молока и масла, страна мира и спокойствия. Но скажите, почему здесь самый высокий процент самоубийств?… Может быть, потому, что эта страна создана для довольных и спокойных людей? Пожалуй, несчастному здесь не место – он так стыдится своего горя, что в конце концов умирает…

И еще одно: датские леса. Вернее, не леса, а рощи. Буковые рощи и лесные храмы дубрав, толпы ольшаника, кудрявые рощицы, друидские[126]126
  Друиды – жрецы у древних кельтов.


[Закрыть] капища – тысячелетние лесные великаны.

Одни рощи словно созданы для влюбленных, другие – для поклонения, но нет той могучей, шумной стихии, которая называется «лес». Во всем милая, приветливая, ласковая, спокойная и благопристойная страна. Даже не назовешь ее страной, а скорее большим, хорошим имением, которое сам Творец постарался благоустроить и наладил там исправное хозяйство.

Упитанный крестьянский ребенок со слишком крупной и умной головой – вот что такое Дания. Подумать только: миллион жителей столицы на три миллиона населения страны! Столица – красивый королевский город, обновленный, просторный и оживленный. Каких-нибудь сто лет назад Копенгаген запирали на ночь, и ключи от городских ворот клали королю на ночной столик. Сейчас городских ворот уже нет, а Копенгаген называют Северным Парижем (на Лофотенских островах и на Вестеролене Парижем Севера считают Тромсё, но там совсем другие мерила). Нынешний Копенгаген слывет городом легкомысленным и даже распутным, посему ему предрекают плохой конец. В городе есть конная статуя какого-то короля. Она сделана из свинца. Под тяжестью свинцового государя свинцовый конь понемногу прогибается, и его живот медленно, но верно опускается к земле. Говорят, когда он коснется ее, настанет гибель столицы. Я сам видел, как около этой статуи подолгу, до ночи, сидят на скамейках старые и молодые датчане: видимо, ждут этого знамения. Говоря о Копенгагене, вспоминаешь копенгагенский фарфор. Но там есть много других достопримечательностей, и в первую очередь:

1. Велосипедисты и велосипедистки. Их здесь не меньше, чем в Голландии; целыми стаями, косяками, иногда более или менее тесно соединившись в пары, они шуршат шинами по улицам столицы. Велосипед здесь перестал быть только средством передвижения, он превратился в одну из стихий, как земля, вода, огонь и воздух.

2. Магазины готового платья. Нигде я не видел столько магазинов готового женского платья, как в Копенгагене. Это здесь массовое явление, как трактиры в Праге или кофейни в портах Заполярья.

3. Ни одного полицейского на улицах. «Мы смотрим за собой сами».

4. Королевская лейб-гвардия в огромных меховых шапках. Я видел двенадцать таких гвардейцев – импозантное зрелище! «Перед вами половина нашей армии», – гордо сказал наш гид.

5. Художественные коллекции. Кто хочет видеть работы французских скульпторов, Фальера,[127]127
  Фальер Александр (1841–1900) – французский художник и скульптор.


[Закрыть] Карпо,[128]128
  Карпо Жан-Батист (1827–1875) – французский скульптор.


[Закрыть] Родена, кого интересуют картины Поля Гогена[129]129
  Поль Гоген (1848–1903) – французский живописец, особенно известен своими картинами, изображающими экзотическую природу и жизнь на острове Таити.


[Закрыть] – пусть едет в Копенгаген. Все это там есть благодаря пиву! Большая часть дохода громадной карлсборгской пивоварни поступает в знаменитый карлсборгский фонд поощрения науки и искусства. Господи, если бы и у нас пили на благо искусства, то-то было бы в Праге изваяний и полотен! Но не в каждой стране рождается Карл Якобсен и его супруга Оттилия.[130]130
  Карл Якобсен и его супруга Оттилия – датские фабриканты, основатели Карлсборгского фонда поощрения наук и искусств.


[Закрыть] Куда там! Это было бы слишком хорошо.

6.Свенд Борберг.[131]131
  Свенд Борберг (1888–1947) – датский литературный и театральный критик.


[Закрыть] Журналист, писатель, танцор, актер и скульптор, женатый на правнучке Ибсена и Бьёрнсона, превосходный человек с худощавым лицом дипломата времен Венского конгресса.

Кто побывал в датской столице и не познакомился с Борбергом, тот не знает ничего и понапрасну бегал вокруг Тиволи, от Вестербогада до Амалиенборга. И все-таки сходите в Тиволи, ибо…

7. Тиволи – это столица Копенгагена, город качелей, тиров, фонтанов, трактиров и аттракционов, это город детей, влюбленных и вообще – народа, огромный парк отдыха и развлечений, быть может, единственный в мире по популярности простонародной сердечности и наивного, веселого, праздничного буйства.

8. Что же еще? Ах да – каналы и рыбные базары, королевские дворцы и портовые таверны, где до поздней прозрачной ночи не умолкают гармоники, и респектабельные старые дома почтенных негоциантов, и каменные руны, и веселые девушки в пестрых платьицах из магазина готового платья, и толстые, здоровые дети…

9. Да, толстые и здоровые дети, вскормленные на молоке и сыре, как, например, юная жительница Копенгагена Аннеке из светлого датского домика, которую я для наглядности нарисовал…

10. И нигде нет нищих, вообще ни следа грязной нужды; недавно, под Рождество, в целой Дании насчитали только шестнадцать бездомных. Никто здесь не смотрит на тебя с недоверием. Закажи в трактире виски, и тебе принесут целую бутылку: пей, потом скажешь, сколько рюмок ты себе налил. Что и говорить, хорошо бы здесь пожить, но ничего не поделаешь, друзья, мы здесь только мимоходом, так будьте же здоровы!

11. Прозрачной северной ночью пройдемся в последний раз по Лангелинии, полюбуемся на сияющие огнями пароходы, что идут в Гёте-борг или из Мальме. Странное дело, почему-то всегда завидуешь отходящему пароходу и удаляющемуся берегу.

Еще мы увидим Хельсингёр и гамлетовский Эльсинор[132]132
  Эльсинор – старинный замок, место действия трагедии В. Шекспира «Гамлет».


[Закрыть] – замок Кронборг. Мы минуем датские пляжи на перламутровом взморье, коттеджи, сплошь увитые ползучими розами, буковые рощи и стада бурых коров. И вот он, Кронборг, или Эльсинор. Правда, трудно себе представить, чтобы он мог повергнуть принца в меланхолию – разве что своими громадными размерами; на бастионе, где орудовал призрак, теперь стоят восемь орудий и одинокий датский солдатик грозно поглядывает на противоположный шведский берег. Когда-то тут взимали морскую пошлину, а теперь только дают салют, если мимо проходит военный корабль. Битвам тут уже не бывать.

Вон та синеватая узкая полоска впереди – это уже шведский берег. Попрощаемся же с милой и приветливой Данией по датскому обычаю: это значит, надо поднять рюмку, стать очень серьезным, губы поджать и сосредоточить взгляд, словно в эту минуту у вас рождается глубокая мысль. Затем выразительно, горячо, почти влюбленно взглянуть в глаза Свенда Борберга, воскликнуть «Skale!»[133]133
  «Ваше здоровье!» (норв.)


[Закрыть] и с грациозным поклоном опрокинуть в себя содержимое рюмки. Это довольно трудно, особенно если проделывать такую церемонию неоднократно и осушать рюмку до дна. И долго еще добросовестный путешественник будет вспоминать единственные горы в Дании, которые он преодолевал стеная, в поте лица, – горы еды.