Текст книги "Духи Рождества на Трэдд-стрит"

– Ему вовсе не обязательно здесь оставаться, если вам он не по вкусу. И мне нравится Гарри Стайлс. – Я гордилась тем, что знаю, кто это, хотя бы потому, что Джек взял нас с Нолой в кино посмотреть «Дюнкерк», и она упомянула, что актер еще и пел.

Греко слегка растерянно улыбнулся, но задумчивые морщинки на его носу не разгладились.

– Нет, это действительно очень красивая вещь, и если она понравится вашей дочери, мы, безусловно, можем включить ее в новый дизайн. Просто…

Джек подошел к спальне и схватился за дверную ручку.

– Это такая жуткая мешанина бус и безделушек, что непонятно, как она умудряется в ней что-то найти.

Он толкнул дверь и отступил, пропуская нас в комнату.

Мы с Джеком застыли на пороге.

Мы с Нолой начисто отскребли стены. Остались лишь слабые следы еле различимых букв, но, к счастью, новых надписей не появилось. Но сундучок для драгоценностей, опустошенный Нолой, когда она переехала в гостевую комнату, теперь стоял в углу. Все его ящики были выдвинуты, а крышка откинута назад, напоминая разинутый рот.

– Вы хотите использовать его скорее как скульптуру, нежели по назначению? – предположил Джек. Я улыбнулась своей самой располагающей улыбкой, как будто подумала о том же, а вовсе не о том, что собирался нам сказать Греко.

– Я ценю ваш творческий подход, – сказал он Джеку. – Но, похоже, с ним что-то не так. Я закрываю все ящики и крышку, поворачиваюсь спиной, а в следующий момент все открыто снова.

– Как странно, – сказали мы с Джеком в один голос.

Греко скрестил руки на груди и исподлобья посмотрел на нас.

– Что-то подсказывает мне, что нет.

Джек сделал шаг к шкафчику с драгоценностями, словно проверяя, выдвинул и вновь задвинул ящик.

– Ну, вы знаете эти старые дома, то неровный пол, то разная влажность…

Греко протянул руку ладонью вверх, как будто умоляя Джека умолкнуть.

– Прошу вас. Не надо. С момента моего первого визита сюда я ощущал странные волны, исходящие от всего дома и от этой комнаты в частности.

Я затаила дыхание, готовясь услышать, что он сейчас откажется.

– Мне это отчасти нравится, – сказал он. – Наполняет творческим вдохновением. Я сам вырос в доме на Брод-стрит, где по ночам вечно что-то стукало и гремело. У меня это скорее вызывало любопытство, нежели страх, а поскольку я не мог видеть источник этих звуков, то особенно не брал в голову.

– Неужели? – спросила я, испытывая легкую зависть, что странные звуки никогда не беспокоили его, потому что он ничего не видел. Пока я не научилась блокировать образы и звуки, я все детство спала с открытыми глазами. – Это ведь старый дом, а Чарльстон считается одним из самых густонаселенных привидениями городов мира, поэтому разумно предположить, что то здесь, то там может обитать странный дух.

– Уф-ф, – сказал он, делая вид, будто вытирает лоб. – Я боялся вас напугать. Рад узнать, что напугать вас не так-то просто.

Джек обнял меня за плечо и притянул к себе.

– Кого, нас? Никогда.

– Отлично. Потому что я нашел кое-что еще, что наверняка покажется вам… любопытным.

Он подошел к большой кровати с балдахином. Замысловатая резьба вилась вверх по столбам до макушек в виде желудей. Слегка пригнувшись, он указал на ножку в виде когтистой лапы и шара и постучал пальцем по какому-то месту около нижнего края. Как обычно, я была без очков и сколько бы ни щурилась, так и не разглядела, на что он показывает.

Джек покачал головой, но затем наклонился и посмотрел.

– Резной павлин.

– Павлин, – повторила я, пытаясь вспомнить, почему это казалось мне важным.

Дизайнер выпрямился в полный рост.

– Я не уверен, что это связано между собой, но павлин был тайным символом, который много значил здесь, в обеих Каролинах, во время Войны за независимость. Я немного занимаюсь исторической реконструкцией этой войны – на британской стороне, – и потому мне знаком этот факт. Впрочем, это могло быть что-то совсем другое.

– Что вы имеете в виду под «тайным символом»? – спросил Джек. У него было хорошо знакомое мне выражение лица. Такое обычно бывало, когда он препарировал горы информации, пытаясь свести ее к чему-то, о чем он мог бы написать.

– Шпионскую сеть. Судя по тому, что я читал, она сыграла такую же важную роль в достижении американской победы, что и шпионская сеть Калпера, но гораздо менее известна. В основном потому, что до сих пор историки не совсем уверены, кто были главными игроками и на чьей стороне были те, чьи личности известны.

– Неужели? – спросил Джек, и я почти услышала, как у него в голове крутятся шестеренки.

Греко кивнул.

– Помнится, вы говорили, что эта кровать здесь уже давно, но знаете ли вы, откуда она взялась?

Я уже собралась покачать головой, но передумала.

– Раньше ее владельцами были Вандерхорсты. – Я даже улыбнулась собственной сообразительности. – И еще они владели плантацией Галлен-Холл. Моя свекровь сказала, что кое-какая мебель этого дома, скорее всего, была привезена сюда с плантации, поскольку большая ее часть старше самого дома. И держу пари, что кровать в том числе, потому что на ней есть изображение павлина.

Греко приподнял брови.

– Что ж, тогда в этом есть смысл. Вероятно, она не имеет никакого отношения к шпионской сети.

Джек наклонился, чтобы получше рассмотреть резьбу, и с уважением потрогал ее. Он повернул голову, чтобы посмотреть на меня, и улыбнулся, но глаза его были невеселыми.

– Или, может, все же имеет.

Потому что совпадений не бывает. Никто из нас двоих не сказал этого вслух, но в этом и не было необходимости.

Мне внезапно вспомнились запахи, наполнившие комнату, когда мы обнаружили написанное на стенах слово «Предан», запах лошадиного пота и кожи, стойкую вонь пороха. Я вспомнила, где уже ощущала их раньше. В Галлен-Холле, когда британский солдат наставил на нас с Джейн мушкет. Прямо перед тем, как изо рта отца вырвался холодный мертвый голос.

Внезапно ощутив слабость, я прислонилась к кровати.

– Да, имеет, определенно имеет, – сказала я, опускаясь на матрас. Меня мучил вопрос, не почудилось ли мне холодное дыхание на моей щеке.

Глава 11

В красно-зеленом шелковом платье-футляре, хотя ради этого поединка упрямства и воли ей следовало бы облачиться в судейскую мантию, наша мать стояла в детской между Джейн и мной. Я держала на руках довольную Сару в красном бархатном платьице с белым кружевным воротником в стиле «Питер Пэн» и замысловатой сборкой на лифе. Пухлые коленки были затянуты в колготки с крошечными карамельными тросточками, а на пухлых ножках на кнопочки были застегнуты очень маленькие черные лакированные туфельки от «Мери Джейн». Время от времени малышка поглаживала мягкий бархат своего платья и улыбалась, и даже вертела головой, пытаясь увидеть огромный бант, на который я потратила добрые полчаса, чтобы довести его до совершенства.

А вот очень несчастный Джей-Джей был на пике истерики: голова запрокинута, все четыре конечности напряжены, как будто он не мог вынести красных бархатных панталон и жилета им в тон с кружевным галстуком. Его любимый венчик был крепко зажат в маленьком кулачке, словно этакий неисправный световой меч. Наша мать что-то говорила, но очень спокойным голосом, отчего ее было трудно расслышать из-за крика Джей-Джея.

– Они не должны быть одеты в одном стиле, Мелли. Они близнецы, но очень разные личности. Пусть надевает то, что хочет.

– Но ведь это для фото на рождественскую открытку, – возразила я. – Они должны гармонировать.

Джейн с укоризной посмотрела на меня. Чаша ее терпения была явно переполнена.

– Вовсе не обязательно. Если это не вопрос безопасности ребенка и не полное несоответствие случаю – то есть не включает в себя другие цвета, кроме красного и зеленого, – он должен иметь право выбрать, что ему надеть.

Я с ужасом посмотрела на наряд, который выбрал Джей-Джей. Джейн уже разложила его на кровати.

– Джинсы? И кроссовки? Для нашей рождественской фотографии? – Я не стала упоминать сумму, которую я выложила за панталоны и жилет. Я боялась, что, поступи я так, мы все запрокинули бы головы и зашлись в истерике.

Когда Джейн поставила Джей-Джея на пол – слава богу, она не уронила его, хотя он дергался и вырывался, – ее улыбка была больше похожа на гримасу. Он тотчас же лег лицом вниз на ковер и принялся стучать по полу руками, ногами и венчиком. Джейн слегка повысила голос, чтобы ее услышали:

– Бульдозер на свитере красный, понятно? Так что он отлично подходит. И мы можем позаимствовать для его кроссовок красные шнурки Сары. Таким образом, мы все будем в одной цветовой гамме.

Сара потянулась к моей матери, не иначе как желая потрогать нитку жемчуга, длинную, как унылая опера, на шее у ДжиДжи – так Сара и Джей-Джей называли свою бабушку. Эта нитка когда-то принадлежала моей бабушке, которую тоже звали Сара, и когда моя дочь играла с этими бусами, она лепетала на языке, который я не могла понять, но ее лепет определенно имел интонации разговора. Время от времени она делала паузу, как если бы с ней разговаривал другой человек, а иногда улыбалась от уха до уха и радостно смеялась. Я давно смирилась с этим, и Джек тоже. Но это не значит, что меня это радовало.

Мать посмотрела на меня поверх большой заколки с бантом на голове Сары.

– Это фото на рождественскую открытку, Мелли, а не прослушивание для участия в «Южном очаровании». Не то чтобы я была в восторге, но ты понимаешь, о чем я. Это должно быть весельем, а не пыткой. Близнецы будут отлично выглядеть, даже одень мы их в мешки из-под картошки. Я вынуждена согласиться с Джейн, что мы должны позволить Джей-Джею одеться так, как он хочет, иначе мы все лишимся слуха.

– Прекрасно, – сказала я, глядя на моего несчастного сына, который катался по полу и дергался, как рыба на крючке. – Может, ты заодно найдешь тюк сена, чтобы положить его в холле перед рождественской елкой, чтобы джинсы гармонично смотрелись на его фоне.

Мое раздражение рассеялось, стоило мне опуститься на колени рядом с Джей-Джеем и, положив руку ему на затылок, почувствовать жар напряжения под его темными волосами.

– Дорогой? Хочешь надеть свитер с до-до? – Мой сын с тех пор, как научился говорить, называл бульдозеры «до-до», и это слово незаметно проникло в словарный запас всей семьи.

От моего прикосновения он притих, рыдания сменились икотой, а сам он перевернулся на спину, широко раскинув ноги, руки и венчик, отчего стал похож на выброшенную на берег морскую звезду, которая любит взбивать тесто. Его голубые глаза – глаза Джека – смотрели на меня с болью и праведным гневом, а по его круглым щекам текли слезы.

– А дзинсы?

– И джинсы тоже, – сказала я, подхватив сына на руки. Он тотчас обвил ручонками мою шею и прижался мокрой щекой к моему лицу. Мое сердце мгновенно растаяло. – Как жаль, что тебе не понравился костюм, который я выбрала. Может, в следующий раз я возьму тебя с собой, и мы выберем его вместе.

– Папа выберет! – заявил Джей-Джей, отстраняясь с широкой улыбкой, как будто пять секунд назад это не он рвал на себе одежду, словно кающийся грешник во власянице. Что отчасти напомнило мне имевшее место накануне резкое перевоплощение Джека из обезумевшего писателя на грани запоя в этакого змея-искусителя. Должно быть, ДНК определяет не только цвет глаз и овал лица. Или же мужчины семейства Тренхольмов умели ловко манипулировать женщинами, зная, как их отвлечь или получить то, что им нужно. Я покачала головой, отгоняя эту мысль.

– Мы можем поговорить об этом позже. – Я посмотрела на мать и Джейн. Обе были заняты тем, что вытаскивали красные шнурки из кроссовок Сары и заменяли ими белые в кроссовках Джей-Джея. Позади них мне был виден шкаф с вещами близнецов и полка, где я хранила их аксессуары: справа банты и заколки Сары, слева галстуки-бабочки и подтяжки Джей-Джея. Все вещи аккуратно помечены моей рукой, за что я еще ни разу не слышала ни слова признательности. – Как насчет красного галстука-бабочки?.. – начала было я.

– Нет! – крикнули в один голос Джейн и мама.

– Ладно, ладно, – сказала я. – По крайней мере, Генерал Ли и щенки не прочь принарядиться в костюмы.

Словно по команде, дверь приоткрылась, и в комнату вошли все три собаки. Правда, вместо обычных прыжков и скачков они медленно прошествовали внутрь, а следом за ними Джек.

– Папуля! – в один голос взвизгнули близнецы, протягивая к нему руки. Джек подхватил обоих детей, я же осталась на полу и похлопала себя по коленям, подзывая к себе собак. Они посмотрели на меня новым для меня взглядом, их пышные хвосты, которые они обычно гордо поднимали вверх, теперь свисали у самой земли между задними лапами. Головы тоже были низко опущены. Они не двигались с места, сколько бы я ни хлопала себя по коленям или ни просила их подойти.

– По-моему, они бойкотируют свои костюмы, – сказала Джейн.

– Что ты имеешь в виду? Они в них просто душки!

На Генерале Ли был вязаный костюм Санта-Клауса с капюшоном с помпонами и блестящим черным поясом. На Порги и Бесс – одинаковые зеленые наряды оленей, но их капюшоны венчали рожки, украшенные рождественскими гирляндами.

– Ой, погодите. Я знаю, в чем проблема. – Я потянулась к щенкам и, нащупав на батарейном блоке кнопку, нажала подсветку рогов. – Вот! – с гордостью сказала я. – Согласитесь, что так лучше?

Генерал Ли с резким визгом выскочил из двери, Порги и Бесс бросились за ним следом.

– Вот тебе и ответ, – сказал Джек с легкой улыбкой в голосе.

– И ты, Брут? – осознав свое поражение, я медленно встала. – Отлично. Пойду сниму с них костюмы и извинюсь. Хотя, если бы мы все сказали им, как очаровательно они в них выглядят, они бы наверняка обрадовались своим костюмчикам. – Эти последние слова предназначались матери и Джейн, но они обе лишь печально качали головами, как будто я несла бред. Я между тем продолжила: – С тем же успехом мы могли бы сфотографироваться на нашу рождественскую открытку в июле или октябре, раз уж не имеет значения, что мы не все одеты в костюмы рождественской тематики.

– По крайней мере, фотография не может быть использована против вас, когда сюда нагрянут защитники прав животных, – сказал Джек с напускной серьезностью.

Я подняла отвергнутые красные бархатные панталончики и швырнула их ему в лицо, зная, что он не сможет их поймать, потому что держит в каждой руке по ребенку.

– Я спускаюсь вниз. Дайте мне знать, если вы все полностью измените тему и мне для фото нужно будет надеть купальный костюм и шлепанцы.

Когда я спустилась вниз, собак нигде не было. Либо миссис Хулихан угощала их на кухне, либо они избегали меня. Почувствовав позади себя в коридоре наверху какое-то движение, я повернулась, чтобы взглянуть, но, несмотря на внезапный холод, коридор был пуст. По крайней мере, я знала: собаки прячутся не от меня.

Набравшись того, что, как я надеялась, было храбростью, я повернулась и начала подниматься по ступеням, стараясь не задеть гирлянду из листьев магнолии, которую Вероника этим утром помогла мне смастерить для рождественского фото. Гирлянда была украшена пластиковыми гранатами, лимонами, разнообразными сосновыми шишками и палочками корицы так, чтобы пластиковые стебли листьев магнолии не слишком бросались в глаза. Я заставила Веронику пообещать, что она не скажет Софи, что все фрукты на гирлянде поддельные, а чтобы их прикрепить, мы использовали суперклей. По крайней мере, я обошлась без молотка и гвоздей, понимая, что проделай я в дереве старинных перил хоть одну крошечную дырочку, Софи бросит меня в цистерну. Лично мне было все равно, как жители колоний украшали свои лестницы. Еще меньше меня прельщала перспектива в течение месяца вдыхать разносящееся по дому зловоние гнилых фруктов.

– Эй? Есть тут кто-нибудь? – Я подождала какое-то время, а когда ничего не услышала, начала спускаться по лестнице, радуясь, что выполнила свой долг и могу доложить Джейн и нашей матери, что кто бы ни таился в коридорах наверху, ему не нужна наша помощь.

От холодного дыхания на затылке волоски на моих руках встали дыбом. Я схватилась за перила, готовая к тому, что меня в любой момент столкнут с лестницы. Вместо этого мне в левое ухо подул женский голос, пронзительный и холодный: «Ложь». Звук «ж» задрожал в воздухе, словно змеиное шипение.

Я резко повернула голову и едва не потеряла равновесие. На верхней ступеньке стояла женщина и сердитыми глазами смотрела на меня. Цвет ее глаз скрывала тень. На ней было изумрудно-зеленое бальное платье с глубоким вырезом – талия затянута в корсет, юбки пышные, по моде конца восемнадцатого века. Ее густые каштановые волосы, не припудренные, были зачесаны высоко на макушку, где их удерживало переплетение лент того же цвета, что и ее платье. Лицо обрамляли длинные локоны. На лифе сверкала большая брошь в форме павлина, глаза и перья которого были украшены разноцветными драгоценными камнями. У меня сложилось отчетливое впечатление, что она хотела, чтобы я это заметила.

Пока я смотрела, она повернула голову и наклонила ее под странным углом, и я увидела ее маленькое идеальное ушко и длинную шею. И малиновый рубец, ярко выделяющийся на ее бледной коже.

– Кто ты? – прошептала я. За мной открылась входная дверь. Видение задрожало, а затем и вовсе исчезло, но не раньше, чем я увидела, как гнев в ее глазах сменился печалью. И вновь заметила грубый красный рубец, петлей обвивавший ей шею.

– Мелани! – раздался за моей спиной голос отца.

Я схватилась за перила. У меня тряслись поджилки, и я испугалась, что упаду, когда повернусь.

– Привет, пап, – сказала я, медленно спускаясь, и случайно задела гранат. Он упал с лестницы, с глухим стуком приземлился на полу внизу и, откатившись на несколько футов, остановился. Отец даже не улыбнулся в ответ.

– Что случилось? – спросил он, глядя на лестницу позади меня.

– Ничего, – сказала я. – Просто спорю с Джей-Джеем о том, что ему надеть для фотографии.

После инцидента в склепе на плантации у отца вошло в привычку таращиться в темные углы и прислушиваться к лепету Сары. Но я сомневалась, что он уверовал в существование духов. Мне казалось, что он либо решил, что его семье суждено устроить шоу уродов, либо просто собирал необходимое количество улик, чтобы полностью опровергнуть наши экстрасенсорные способности. Несмотря на всю искренность, которую он проявил к Джейн, выслушивая ее объяснения, я до сих не могла полностью простить ему мое смущение на протяжении всей моей жизни и его нежелание признать мои способности. Я до сих пор видела в них недостаток, этакий уродливый шрам, который не хотела демонстрировать широкой публике. Или же таким, как он, упертым скептикам.

– Ты бледная, как привидение. – Он улыбнулся, как если бы пошутил. – Я ведь могу так сказать, правда?

– А почему нет? – все еще потрясенная встречей, я еще не была готова отпустить свое негодование. – А где же фотограф? – спросила я, желая сменить тему.

Словно отвечая на мой вопрос, в дверь постучали. Когда отец ее открыл, я с удивлением увидела перед собой нашего мастера на все руки Рича Кобилта.

– Извините, я пару раз звонил в дверь, но не думаю, что звонок снова сработает. – Он посмотрел через плечо отца и встретился со мной взглядом. – Буду рад взглянуть на него еще раз…

– Нет, – резко сказала я. Рич уже настраивал звонок несколько раз по цене, за которую, если бы Софи позволила, я могла бы купить около сотни новых современных дверных звонков, но я знала, что с дверным звонком что-то не так и его нельзя починить обычными средствами. И я подозревала, что Рич тоже это знал. Однажды он признался мне, что у него немного развито шестое чувство, и я продолжала ублажать его, не показывая, что он был абсолютно прав.

Теперь я посмотрела на него со страхом.

– Почему вы здесь? Неужели я забыла оплатить счет?

Счетов от ремонтно-строительной фирмы Рича было так много, что я бы не удивилась, что пропустила какой-то из них, несмотря на всю мою сложную и запутанную систему регистрации, которая гарантировала, что каждый счет строго учтен и в соответствующий день направлен для оплаты. Джек однажды похвалил меня за мою систему, сказав, что по сравнению с ней бледнеет даже план высадки союзников в Нормандии в «День Д».

Рич подтянул штаны.

– Нет, мисс Тренхольм. Не сегодня. Ваш отец искал фотографа, и я предложил свои услуги.

Даже не пытаясь скрыть ужас на лице, я посмотрела на отца.

– Ты сказал, что нанял своего знакомого, профессионального фотографа!

– Да, и он позвонил мне сегодня утром и сказал, что у него грипп и он не хочет никого заразить. Я сказал об этом Ричу, и он предложил свои услуги.

Рич откашлялся.

– Да, мэм. Я официальный фотограф на всех наших семейных торжествах, в том числе на свадьбах. Я умею выбрать удачный кадр, уж поверьте мне на слово.

Я попыталась заблокировать в голове образ полной комнаты Кобилтов, все как один в мешковатых штанах и без ремней, и невольно вздрогнула. Но тут же вымучила улыбку: последняя надежда на красивую рождественскую открытку была полностью стерта картинкой размытых лиц и разношерстных нарядов.

– Что ж, тогда я рада, что вы согласились нам помочь. Я не уверена, что смогу снова собрать нас всех в одном месте.

– Я понимаю, – сказал Рич. – Это настоящий спектакль для большой семьи, особенно если задействованы маленькие дети и домашние животные. Моя невестка ради рождественского фото даже наряжает своих собак в самые комичные костюмы. Они выглядят настолько несчастными, что я отказался впредь их фотографировать. Но несчастные собаки еще не означают, что у меня нет таланта фотографа, верно? Я сказал ей, что в следующий раз, когда она сделает такое с бедолагами, я позвоню в общество защиты животных.

Три моих пса выбрали именно этот момент, чтобы выскочить из своего укрытия в кабинете Джека, и бросились к Ричу, как будто он пришел вызволить их из тюрьмы. Нола, одетая в красное бархатное платье, взрослый вариант платья Сары – я не стала настаивать, чтобы она нацепила бант или воротник Питера Пэна, – последовала за ними. Рич бросил на меня укоризненный взгляд.

– Пожалейте бедных животинок.

Три пары печальных собачьих глаз смотрели на меня так, будто они тренировались для пресловутой рекламы общества защиты животных. Я почти ожидала, что Рич запоет: «В объятиях ангела…».

Нола наклонилась, чтобы снять с собак костюмы.

– Я думаю, что мистер Кобилт прав, Мелани. Как думаешь, что, если я попрошу папу присобачить на передний бампер твоей машины этот круглый набитый красный олений нос, а на боковые окна рога? Давай сойдемся на этом, хорошо? Вряд ли машина расстроится.

– А следовало бы, – пробормотал Рич, снимая со спины большой рюкзак, и принялся вытаскивать фотоаппарат, чтобы установить его на треноге на полу в холле.

Признавая свое полное поражение и чувствуя немалое раздражение по этому поводу, я скрестила на груди руки.

– Я думала, мы сфотографируемся у елки рядом с лестницей. По-моему, она самая высокая и красивая. Кроме того, она единственная из шести, которая, полностью украшена для рождественского ужина. Но, конечно, мое мнение здесь ничего не значит, так что, если вы предпочитаете сделать фото посреди цистерны, действуйте.

– Нет, – сказал Рич с небольшим нажимом. – Мне кажется, что елка рядом с перилами со всей этой гирляндой будет смотреться идеально. Что вы думаете, мистер Тренхольм?

Я обернулась и увидела на лестничной площадке Джека. Держа в каждой руке по ребенку, он спускался вниз, а когда остановился рядом со мной, нежно поцеловал меня в висок.

– Если это то, чего хочет моя любимая жена, то это то, что мы должны делать.

– Только убедись, чтобы никто не прислонялся к перилам, – сказала я, слегка успокоившись. – Клеить этот фрукт на гирлянду та еще морока.

Глаза Нолы полезли на лоб.

– Клеить? – она произнесла это слово с той же интонацией, с какой некоторые люди произносят слово «убийца». – Доктор Уоллен-Араси в курсе?

От ответа меня спасли звуки Mamma Mia на моем телефоне, доносившиеся из гостиной.

– Я отвечу, – сказала Нола и бросилась через все фойе. К тому времени, как она вернулась, телефон перестал звонить, но она смотрела на него, нервно стуча пальцами по экрану.

– Звонила доктор Уоллен-Араси, – сказала она, не поднимая глаз. – Она отправила тебе сообщение с просьбой посмотреть снимки, которые ты ей прислала из дома Линдси.

Я нахмурилась.

– Как ты узнала мой пароль?

Нола посмотрела на меня и закатила глаза.

– Ты серьезно? Ты используешь для всего один и тот же пароль: 1–2–2–1. Даже если бы я этого не знала, я могла бы легко догадаться, раз ты так помешана на квартете ABBА. – Она остановилась и, приподняв брови, посмотрела на мой телефон. – Ух ты. Это серьезно.

Я взяла у нее телефон и посмотрела на фото на экране. Это был тот самый снимок зеркала над камином в доме Фарреллов на Куин-стрит. Позади меня, в комнате, где на тот момент я была совершенно одна, виднелось полупрозрачное облако, отдаленно напоминавшее человеческий силуэт. Я прищурилась, пытаясь различить черты лица или вообще что-нибудь, что помогло бы определить, что именно перед нами.

– Это палец? – спросила Нола, указывая на нечто, похожее на человеческую руку, плывущую за размытым силуэтом. Я кивнула.

– Думаю, да. Он указывает вверх по лестнице. – Я вспомнила чердак и то, как меня вели к коробке у стены. И как кулон упал к моим ногам.

– Можно рассказать Линдси? – тихо спросила она.

– Нет. В смысле, пока нет. Я покажу это ее матери, и пусть она решает сама.

Нола повернулась ко мне лицом.

– Это ее мертвая тетя, да? То есть ты собираешься помочь им выяснить, кто ее убил?

Я выразительно посмотрела на Рича. Тот очень старательно делал вид, будто занят настройкой своего фотоаппарата, хотя явно прислушивался к каждому слову.

– Давай обсудим это попозже, – сказала я, возвращая ей телефон, чтобы побежать за Джей-Джеем. Привлеченный крупным гранатом, маленький проказник теперь устремился к перилам.

– Мелани? – Отвлекшись от погони, я обернулась, услышав в голосе Нолы странную ноту.

– Что это? – Она подошла ко мне с моим телефоном. Экран был заполнен рядами снимков, не только дома Вероники, но и комнаты Нолы, чтобы задокументировать, как было до и как стало после ремонта. Она увеличила один из снимков и поднесла его мне под нос. Движимый любопытством, Джек подошел ко мне и встал рядом. Я просто нащелкала снимков и ни разу не взглянула на них, решив, что мне не нужно их видеть до тех пор, пока проект не будет завершен. Я прищурилась, уже зная, что она там увидела. Мой желудок тотчас скрутило узлом.

– Похоже на чувака в действительно старомодной одежде, стоящего у сундука с антикварными украшениями, – сказал Джек. – И поправьте меня, если я ошибаюсь, но у него в глазницах, похоже, нет глаз.

Я ощутила на себе взгляды Нолы, Джека и Рича.

– Ты знала об этом? – сдавленным голосом спросила Нола.

Мой ответ утонул в визге Джей-Джея. Мой сын выхватил из гирлянды гранат, сдернул с перил веревку с листьями магнолии, отчего пластиковые фрукты и зелень каскадом полетели на пол фойе. Все они покатились по странной равномерной траектории и остановились, образовав вокруг меня идеальный круг. А в моих ушах, обвиваясь вокруг шеи, словно веревка, звенел свистящий звук «С».