Текст книги "Полководец Соня, или В поисках Земли Обетованной"

Греки, сербы, болгары под почти пятисотлетним «игом» Османской империи оставались православными.

Евреи, бежавшие к туркам от испанских костров, благоденствовали: султан Мехмед Второй[172]172
  Султан Мехмед Второй (1430–1481 г.г.).


[Закрыть] специальным указом освободил их от налогов, чтоб облегчить устройство на новом месте. Турки заступались за «своих» евреев даже перед правителями Европы. Султан Сулейман Первый[173]173
  Султан Сулейман I (1520–1566 г.г.).


[Закрыть] с возмущением сообщал Римскому Папе о каждом случае притеснения «турецких» евреев в папских владениях, куда те ездили по делам, и добивался восстановления справедливости, наказания виновных. Дожа Венеции турки вынудили выплатить компенсацию двум еврейским торговцам из Стамбула – Шломо Бен Иозефу и Шломо Бен Якобу, у которых венецианский шкипер украл товар. По данным переписей, проведённых в пятнадцатом и шестнадцатом веках, почти половина жителей Стамбула не была мусульманами.

Путешественники отмечали то же соотношение и через сто лет – то есть иноверцев не убывало, никто не обращал их насильно в ислам, не резал, не гнал. А ведь Стамбул переводится с турецкого как «Город ислама»!

Правда, случился нетолерантный конфуз – когда Стамбул был ещё Константинополем, и турки при взятии города поубивали много православных, пограбили Софийский собор, поуничтожали книги, рукописи, иконы. Но даже православные учёные признают, изучив свидетельства очевидцев: «турки обошлись с Константинополем гуманней, чем до того братья по вере – крестоносцы в 1204-м году».

Война есть война. У неё – свои законы. У мира – свои. Дети Аллаха были гениями не только войны. Они были гениями мира.

Возможно, потому что не заморачивались идеологией, как это практиковали христиане. Дети Аллаха любили земную жизнь – поесть, поторговать, поиграть в нарды-шахматы, потрепаться-посплетничать. Главенствовал принцип «живи и жить давай другим». И лень. Знаменитая восточная лень, без которой не достичь истинного наслаждения – растворения в сущем без суеты его переустройства. Что потом и оставило Восток позади трудящейся в поте лица Европы.

Про нравы, бытующие в Сарире, средневековом аварском царстве в горах Дагестана, сохранились почти анекдотичные записи в сочинениях арабо-персидских историков того времени – Ибн-Руста и Гардизи: мол, жители Сарира, следуя мусульманскому обряду, ходили по пятницам в мечеть, по субботам, согласно еврейскому обряду, – в синагогу и, как христиане, по воскресеньям – в церкви.

Отголоски тех давних традиций Соня наблюдала в Баку, когда была девочкой. В дни Курбан-Байрама, Ураза-Байрама азербайджанцы кормили весь двор сластями. Евреи в дни своих праздников – мацой, медовыми пирогами, селёдкой под шубой. Армяне и русские дарили на Пасху всем куличи и крашеные яйца. Традиция дружно отмечать «чужие» праздники и вместе радоваться оказалась настолько живуча, что возродилась даже после отголосков геноцида армян в Турции и взаимной резни азербайджанцев-мусаватистов и армян-дашнаков в беспокойные годы революции, просуществовав до полного разрыва наций в годы перестройки.

Статистика переписей, свидетельства очевидцев много веков подтверждали толерантность арабов и турок. Хотя раздоры среди самих мусульман начались весьма рано, когда шииты и сунниты отказались считать друг друга правоверными.

Позже поле битвы расширилось.

Османская Турция, долго жившая духом дервишского вольнодумства, одна из первых стала в политических целях насаждать воинствующий ислам.

На пороге семнадцатого века в 1593-м году во время одной из войн было вынесено в бой «зелёное знамя Пророка», будто бы найденное в Дамаске, хотя, по утверждениям исследователей, в более ранних источниках такое знамя не упомянуто.

Увы, документы об истории стран европейских говорят о том, что не только латиняне-католики, но и православная Византия, и Киевская Русь куда раньше – с момента принятия христианства! – стали бороться с инакомыслием, не отличаясь христианской гуманностью. И делали это куда дольше!

Первые гонения на еретиков начала как раз-таки Византия после Халкидонского Собора, когда в 451-м году отцы Церкви вместе с властями империи объявили веру делом имперским.

Еретиков (в частности, монофизитов, которых было много на Востоке) кидали в темницы или изгоняли, сочинения их сжигали, распространителей ереси – казнили.

Первые массовые костры для иноверцев загорелись тоже в православной Византии – после V Вселенского Собора, который в 553-м году подтвердил курс Халкидонского Собора на подчинение жителей всех многоконфессиональных стран Византийской империи жёстким догматам одной веры.

Потом православные историки назовут византийский тоталитаризм «подвигом любви материнского сердца Восточной Церкви». А император Юстиниан[174]174
  Юстиниан I Великий, император Византии в 527–565 г.г.


[Закрыть], первый в мире приказавший сжигать еретиков живьём, будет причислен к лику святых. Как же – ведь он создал «великую византийскую симфонию двух властей – духовной и светской, где первая оберегает вторую, а вторая поддерживает первую»!

Участники Соборов много говорили о Природе Христа – и заталкивали в колодки законодательства Его учение, сжимая до неузнаваемости. После чего признали: сожжение и утопление соответствуют христианским запретам пролития крови. Тем более, если это – во имя спасения души сжигаемого, утопляемого и свидетелей, получающих от созерцания казни «духовный урок».

Соня недавно встретила на одном из форумов в интернете любопытный кульбит похожей «христианской» мысли: «Еретик – конечно, человек. И поэтому, если необходимо лишить его жизни, то надо делать это без ненависти, даже с любовью».

«И стремясь державу светом веры святой просветить, послал Владимир людей в города крестить народы, а на отказавшихся большую дань налагал»…[175]175
  «Житие великого князя Владимира».


[Закрыть] «Ярослав же, услыхав о волхвах, пришел к Суздалю, одних волхвов изгнал, других казнил»…[176]176
  Лаврентьевская летопись.


[Закрыть] «Новгородцы сложили великий огонь, связали волхвов, бросили в огонь – и тут они все сгорели»[177]177
  Никоновская летопись.


[Закрыть].

Глубоко верующая Анна Комнина[178]178
  Анна Комнина (1083–1148 г.г.), дочь византийского императора Алексея I.


[Закрыть], дочь византийского императора, писательница, живописует сожжение на костре духовного лидера секты богомилов Василия: она боялась, что демоны вызволят его, но с чувством глубокого удовлетворения вздохнула, когда казнь свершилась, ибо душа еретика была спасена.

Соня помнила ужас и обиду за Христа, когда будучи студенткой и почти живя в библиотеках, читала в летописях, как обращали на Руси иноверцев – чувашей, мордву, северные народы, татар. Монашеское перо поистине иезуитски выписывало жуткие подробности с наивной простотой, леденящей кровь. Автор «Казанской истории», участник взятия русскими Казани в 1552-м году, с восторгом повествовал, как «чудесно» свершилось обращение в христианство пленённого татарского хана Едигера-Магмеда, лишь только тот услыхал слова Ивана Грозного, переданные через митрополита Макария: «Если проклянёт хан магометанскую веру и уверует в господа нашего Иисуса Христа, примет русскую святую веру, то избавится от заключения. Если же не захочет, то умрёт страшной смертью в заточении, в цепях и оковах. И коснулась сердца казанского царя благостная искра святого Духа – и принял он нашу истинную православную веру».

Новгородские летописцы сообщали о судьбе пленённых казанцев: часть после двухлетнего заточения согласились креститься, «а которые не захотели – тех метали в воду».

«В Казани тридцать человек сожгли, в Сибири столько же, во Владимире – шестерых, в Боровске – четырнадцать человек, – это уже сто с лишним лет спустя скорбно писал о казнях единоверцев-старообрядцев протопоп Аввакум, пока самого не сожгли. – Наших на Москве жарили да пекли… много погублено. Огнём да виселицею хотят веру утвердить! Которые-то апостолы научили так? Мой Христос не приказал так учить…»

К сонму святых причислен «божий» человек – злой фанатик Иосиф Волоцкий[179]179
  Св. Иосиф Волоцкий (1439–1515 гг.), церковный деятель, обличитель ересей.


[Закрыть], автор «Духовной грамоты» и сборника наказов «Просветитель». Власть приняла наказы к исполнению: «Заключать в темнице до смерти еретиков, о ком нельзя рассудить, ложно или истинно их покаяние, и тех, кто покаялся после осуждения. Православные, узнавшие об отступниках, но не предавшие их судьям, подлежат смертной казни».

Не это ли аукнулось церковным служителям через четыреста с лишним лет ленинскими и сталинскими репрессиями?!

В 1689-м году, когда английский парламент официально признал протестантство, в Москве на Красной площади в специально сооружённом для этого срубе сожгли протестантского пастора Квирина Кульмана, квакера.

Через двадцать пять лет на той же Красной площади в таком же деревянном срубе сожгли еретика Фому Иванова, члена лютеранского кружка профессора Тверитинова, где отрицали чудеса и почитание икон. Причём, – по рекомендации отцов Церкви, – жгли вероотступника на медленном огне! И это в год, когда шли вовсю петровские реформы, в Петербурге основана первая библиотека – впоследствии знаменитая библиотека Академии наук, созданы первый русский музей, первый бесплатный театр!

Ещё через полтора десятилетия, когда в России открылась знаменитая хореографическая школа, положив начало Академии русского балета, и служил в России немецкий барон Карл Фридрих Иероним фон Мюнхгаузен, ставший позже прототипом известного литературного героя, и жил Ломоносов, и учился говорить маленький Державин, публично сожгли еврея Боруха Лейбова и «совращённого им в иудаизм» флотского капитан-поручика Александра Возницына. Неосмотрительно совершив обрезание, новообращённый иудей был изобличён супругой, «доброй» христианкой, которая получила от властей сто душ с землями – «за правый донос».

Наконец, взошла на престол Елизавета Петровна, давшая обет никого не казнить. Но и при ней успели сжечь мордвина Несмеянко-Кривого за возврат в язычество. На дворе стояла середина восемнадцатого века – балы, менуэты, спектакли, праздники, фейерверки, куртуазные барышни и кавалеры.

Век девятнадцатый принёс в Россию просвещение и смягчение нравов: насильно крещёных татар и башкир, вернувшихся в ислам, теперь просто ссылали на каторгу, а позже обходились ещё мягче, заменяя каторгу ссылкой в Сибирь – навечно, с лишением прав. Эпоха либеральных реформ!

Эпоха либеральных реформ… «с облавами в лесах, с побоями, истязаниями даже беременных женщин… их совершала полиция по требованию духовенства, когда члены иркутской православной миссии решили устроить наследнику подарок – крестить бурятских мужчин-буддистов именем Николай», – писал в дневнике 11-го февраля 1892-го года князь Мещерский. Акция!

А это уже начало двадцатого века, свидетельство адвоката Кони: «О какой веротерпимости может быть речь, когда турки лишь не позволяли звонить в колокола, а мы силою и обманом обращали в православие униатов, проливая их кровь, если те не хотели отдавать имущество, описанное за недостаточно поспешное обращение в лоно вселюбящей матери-Церкви?»

Обращаемые часто не понимали смысл крещения. Отчёт Красноярской миссии от 1904-го года повествует, как миссионер иеромонах Платон отбирал у колдунов «всяких чертей и шайтанов, и парки, и бубны», а язычники думали, что «он, верно, сам хочет шаманить, наибольшим шаманом быть»[180]180
  «Православный благовестник». 1916 г., № 2–3.


[Закрыть], – и были недалеки от истины. Синод настаивал: преимущества (как и имущество) должны быть лишь у православной Церкви, и право свободного распространения веры – принадлежать ей одной.

Это была борьба за власть земную.

И только в 1905-м году приняли в России Указ о веротерпимости, признавший равенство религий и даже право быть атеистом.

Через двенадцать лет это право станет господствующей идеологией – и снова начнутся гонения на инакомыслящих.

Не лучше обстояло дело у католиков. С девятого века казни идут по всей Европе, чуть позже – по освоенной европейцами Латинской Америке. Пламя костров инквизиции поглотило около полумиллиона человек. Инквизицию упразднили лишь в девятнадцатом веке! Уже жил Пушкин…

Конечно, и на Востоке случалось всякое. Однако подданные прозвали Безумным иерусалимского халифа Хакима за то, что разрушил храм Гроба Господня и выгнал из города христиан. Преемники безумца повинились и потратили много динаров, чтоб возвратить изгнанников, компенсировав золотом их страдания. И взялись восстанавливать храм. Правда, на деньги византийского императора Константина Мономаха, но своими силами. Не погнушались сотрудничать с вражеской Византией, искупая вину. Через сорок лет храм был воссоздан.

Увы, это не остановило крестоносцев, кинувшихся «освобождать» уже открытый для паломников Гроб Господень, истребляя именем Христа не только сарацинов, посягнувших на святыню, но и евреев, и других иноверцев.

Беспредельной была жестокость крестоносцев, сумевших летом 1099-го года взять Иерусалим, как беспредельна была радость победы. Они не знали ещё, что это всего на восемьдесят восемь лет. О «подвигах» рассказали в хвастливых записках, оставив преступные признания потомкам – чтобы гордились.

Одним из тех, кто упоённо описывал зверства, был «добрый» католический капеллан – провансалец Раймунд Ажильский, автор «Деяний франков, взявших Иерусалим», исповедник и секретарь графа Раймунда Тулузского. Божье войско, в составе которого шёл капеллан, славно потренировалось уже по дороге к Святой Земле, выкалывая глаза, отрезая носы-уши, отрубая руки-ноги мирным жителям Далмации на Балканах за нежелание отдавать добро Христовым защитникам.

Не гнушались и каннибализма. Участник взятия сирийского города аль-Маара молодой романтичный историк Рауль Канский со слезой пишет о душевных воспарениях, о мыслях послужить Господу – и тут же буднично о том, как «взрослых язычников варили в котлах, детей насаживали на колья и ели поджаренными»[181]181
  Из труда «Gestes de Tancrede» историка Рауля Канского, участника похода.


[Закрыть].

А уж в Иерусалиме оттянулись во всю.

«Сарацины, арабы, эфиопы укрылись в башне Давида, в храме Гроба Господня. Многие бежали на крышу храма Соломона, откуда падали, застреленные лучниками. Тысячи были убиты в храмах. Наши ноги были по щиколотки в их крови. Ни женщин, ни детей мы не жалели. Входили в дома и брали, что находили. Многие стали богатыми», – писал священник Фульхерий Шартрский, назвав свои хроники «Деяния франков, совершивших паломничество в Иерусалим». Ну и паломничество!

Воинам Христовым – в отличие от «диких мусульман» – было плевать на чужие и свои святыни. Богомерзкие деяния во имя Бога совершали в храмах, не вникая в то, с какими событиями культуры или библейской истории они связаны. Плохо знакомые с Библией, не знали, что храм Соломона давно разрушен. В «исторических» записках упорно называли «храмом Соломона» построенную на его месте мечеть Омара – Куббат ас-Сахра («Купол Скалы»), внутри которой – скальный выступ, откуда, по преданию, Пророк Мухаммед совершил мирадж (взлетел по сияющей лестнице сквозь семь небес к трону Аллаха – и Аллах передал Ему наставления). Но скала – ещё и святыня Ветхого Завета, отеческого для христиан:

– Отсюда Иаков говорил с Богом – и назвал скалу Небесными вратами. Здесь строй свой храм, чтоб и мусульмане имели правильное место для вознесения молитв Единому, – сказал халифу Омару иерусалимский патриарх Софроний, когда халиф попросил присоветовать площадку для возведения мечети.

Православный Софроний чтил традиции восточного добрососедства и заветы общего Бога-Отца.

Неофиты-латиняне таких традиций не имели, а заветов не знали, ибо были невежественны. Даже одного из своих Пап – Сильвестра Второго – считали колдуном за то, что освоил арабский и математику, астрономию, медицину, химию под руководством мавританских учёных в Толедо. Колдун, не иначе! «Колдун» знал Слово Божье – потому стал Папой. Но передать его смысл безграмотной пастве и даже братьям по вере не мог. Не понимали те ни Слова, ни слов. Неразвитым умам достаточно слоганов. Слоганы, а не Слово, возбуждают и ведут на бой.

«Объявили какого-то гуся вдохновлённым Божественным Духом и козу – исполненной им; и их поставили над собой вождями святого пути в Иерусалим…»[182]182
  Из «Иерусалимской хроники» участника крестового похода Альберта Ахенского.


[Закрыть] Под водительством козы и гуся победа была неминуема.

«…наши люди залезли на крышу храма Соломона и атаковали сарацинов – мужчин и женщин, и отрубали им головы мечами. Остальные сарацины бросались вниз с крыши. Город заполнился мёртвыми телами. Они разносили ужасный смрад. Живые сарацины по нашему приказу вытаскивали мёртвых за ворота и сваливали в кучи – огромные, словно дома. Погребальные костры были высоки, как пирамиды. Такую резню нехристей ещё никто никогда не видел»[183]183
  «Gesta Francorum» («Деяния франков»).


[Закрыть]. Сколько гордости в этих словах!

Не пощадили и евреев – они были перебиты или заживо сожжены в синагоге, часть взяли в плен и продали как рабов в Италию. В мечетях сделали конюшни. Резня и грабежи перемежались с истовыми молитвами перед Гробом Господним.

Не обошли «любовью» и братьев по вере – православных. Латинянин Арнольд, провозгласив себя иерусалимским патриархом, «стал пытать православных монахов, вызнавая, где хранятся реликвии. Сменивший Арнольда на престоле Даймберт из Пизы изгнал местных христиан из храма Гроба Господня и допускал туда только латинян, а остальных лишил церковных зданий в Иерусалиме и около него…»[184]184
  С. Рансимен, «Восточная схизма» (S. Runciman, «The Eastern Schism»).


[Закрыть]

Сумевшие бежать разнесли весть о зверствах. Мусульмане были потрясены. Ведь они позволяли христианам мирно здесь жить, паломникам – посещать Палестину!

Когда через восемьдесят восемь лет Иерусалим осадили многотысячные войска египетского султана Салах ад-Дина, несущего в себе тюркскую, армянскую и курдскую кровь, «дикие» мусульмане повели себя куда благороднее, сдержав кипенье крови, толкающее на месть!

Салах ад-Дин обещал повременить со штурмом год и даже поставлять осаждённым пищу, чтоб крестоносцы-католики спокойно собрали пожитки и сами ушли восвояси, заплатив выкуп за каждого. Православным позволено было остаться в Иерусалиме – султан гарантировал им неприкосновенность жизни, имущества, святынь. Амбициозные католики, приняв великодушие султана за слабость, решили не сдавать Иерусалим. Да и жаль было расставаться с награбленным.

Тогда султан сказал:

– Раз не удаётся взять Святой город милосердием, которое так ценят христиане (знал Писание!), я добьюсь этого мечом.

И добился. К православным, как обещал, был милостив. Но и папских людей, сдавшихся без боя, не обидел – отпустил. Только с каждого потребовал расписку, что с арабами воевать тот больше не станет.

А изгнанных католиками евреев и прочих иноверцев пригласил вернуться в Иерусалим, гарантируя, что всё будет, как прежде.

Вот такая история об «агрессивных мусульманах» и «возлюбивших врага христианах», хотя некоторые христиане ощутили величие Салах ад-Дина – и сделался он героем европейских поэм как «благородный Саладин».

Расписки отпущенных с миром латинян предусмотрительный султан сохранил, а перед смертью передал наследникам. Это они, «дикие» арабы, всегда держали слово, но знали, что за латинянами такого не водилось. И как только авторы расписок попадались при повторении военных действий – головы летели с плеч. Чтоб другим неповадно было идти против честных понятий, бытующих на многоконфессиональном Востоке, где не перемешиваясь жили в согласии народы.

Подобных историй множество.

Более восьмисот лет мусульмане владели Испанией, но изгонять оттуда евреев начали христиане. После того, как выгнали мусульман. Испанцы до сих пор называют Святой королеву Изабеллу, при которой больше всего было уничтожено еретиков, евреев, мавров.

Этнические и «духовные» чистки провели во Франции, в Англии, Австрии, Германии, Силезии. И опять, как не раз бывало, евреев приняли арабы и Османская империя, не изменившие за века традициям.

Увы, наученные Европой, страны мусульманского Востока вскоре тоже установят власть религии, нарушив хадисы[185]185
  Хадисы – слова, письма и воспитывающие действия Пророка Мухаммеда.


[Закрыть] Пророка в обманной надежде, что религиозный тоталитаризм укрепит их, – ведь вывело же это к процветанию Европу, как думалось. Хотя европейцы вырвались вперёд, как раз-таки отказавшись от этого. Да и трудолюбие их, обусловленное более суровым климатом, сыграло роль, превратив постепенно труд из проклятия в самостоятельную духовную ценность, в нравственную потребность, чего никогда не было на Востоке.

Утратив былую мудрость, Восток потеряет былое могущество, ибо лишится поддержки других народов. На неприятие придётся отвечать агрессией. В лучшем случае – изолироваться от мира, ставшего враждебным. Конфликты будут всё кровопролитней. Водораздел между цивилизациями – шире.

Но до тех пор продолжался расцвет Востока, до тех пор его силу питали разные народы, пока правители не сделали ислам орудием политики, позабыв, что «мухи отдельно – бульон отдельно» и «дух свободен – веет, где хочет».

Когда скованная феодализмом Европа создавала основы будущего правопорядка, втискивая народы в прокрустовы рамки церковно-светских законов, Восток продолжал жить «по понятиям».

Понятия не сочинялись – они прорастали из естественной почвы каждодневного быта. И, обусловленные самой жизнью, принимались большинством как справедливость и разумный уклад, становясь устоями – тем, что само собой сложилось и устоялось в сердцах.

Понятия были гибче законов, не ломали людей, позволяя дышать, как дышится, – только не мешай соседу! Удобные, не слишком стесняющие, они работали на государства лучше, чем насильственные законы.

Но западный рационализм победил расхлябанность Востока, где жили, как живётся, – в поэтичной неспешности, не заморачиваясь идеологией, гражданскими обязанностями и трудом до седьмого пота.

Структура победила Поэзию.

А победив, уже не боялась её позволять. И та, вырвавшись на свободу, стала осваивать такие пространства, какие не снились многим странам Востока, где попытались тоже структурировать жизнь с помощью того, что предназначено только детям Аллаха, – шариата. Свод его правил накрыл всех – и придавил, не оставив места для вольного дыхания, которого здесь не боялись прежде, будучи сильными. Сильный не опасается чуждых веяний, используя чужие ветры для работы своих мельниц, чужие ароматы – для наслаждения, чужие микробы – как естественную прививку для улучшения иммунитета.

Восток и Запад поменялись местами.

И уже Запад отделил религию от государства, провозгласил свободу совести, слова, собраний. Стал открыт, либерален, веротерпим. Охотно вступает в диалоги, увеличивая число их участников, ибо вынес из мусульманского опыта: это, оказывается, рационально!

Однако переняв инструментарий Востока, не перенял восточную независимость от инструмента, восточную мудрость. Восточную лень в конце концов, спасающую от неосмотрительного рвения.

Гражданское право, регламентировав все сферы жизни, стало убивать её живую природу, сводя и страсти к технологичной целесообразности – к удовлетворению потребностей. Любовь всё чаще заменяется сексом, дружба – партнёрством, совесть – социальными приличиями.

«Знаю твои дела: ты ни холоден, ни горяч. О, если б ты был холоден или горяч! А как ты тёпл – не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих… Ибо говоришь: я богат и ни в чем не имею нужды, а не знаешь, что ты несчастен, жалок, нищ и слеп»[186]186
  Библия, Новый Завет, Откровение. Гл 3, ст. 15–17.


[Закрыть]. Запад настигла новая болезнь от которой нужны новые лекарства.

Но избавившись от старых болезней, по-прежнему высокомерно относится к «дикому» Востоку, по-прежнему его не понимая, считая вполне достаточной вежливую толерантность. И совершает новые ошибки.

А мусульмане подняли брошенное европейцами знамя клерикализма, покрасили его в зелёный цвет, – и, мечтая о реванше, почти остановились в развитии, делаясь всё агрессивнее.

– Ах, Боже мой! – воскликнула про себя Соня. – Если б не крестоносцы – может, не было бы Бен Ладена?! Если б не многовековая религиозная нетерпимость христиан и высокомерие европейцев, заставившие мусульманский Восток сплотиться под знаменем ислама… И тут – круги по воде от брошенных давным-давно камешков!

Однако сотни лет на магометанском Востоке пышно цвели, взаимоопыляясь и скрещиваясь, разные культуры, наука, экономика, рождая удивительные плоды!

Восток был первой творческой лабораторией человечества.

Когда Америку ещё не открыли, а Европа и Россия пребывали во тьме невежества, в Багдаде – столице Халифата – работало сто(!) книжных лавок, публичные библиотеки, куда после дневных трудов захаживали ремесленники, торговцы, чиновники, пахари, почти поголовно владея грамотой, интересуясь науками и поэзией. Книги были востребованы и умножались – труды разноязыких учёных сегодня известны благодаря багдадским переводчикам. Ещё не мутировала в сторону разделения общая генетика с братьями-семитами, с иудейским коленом детей авраамовых, которые почитали знания главной ценностью – превыше богатства, в то время как в империи Карла Великого, простёршейся по всей Европе, где чересчур уважали блага материальные, было грамотным лишь духовенство да три десятка образованных людей, собранных по одному из разных стран при дворе Карла и гордо именовавшихся «Академия». Образование они получили на Востоке.

Огромные библиотеки таскали за собой по миру султаны и халифы. «Всё, что имею, ношу с собой» – книги были их всё. И прививали культуру чтения покорённым народам, открывая бесплатные школы и читальни. В испанской Гранаде в эпоху омейядских халифов функционировало семьдесят (!) публичных читален. В Кордове построили гигантскую библиотеку – один только список книг составлял сорок четыре тома!

Халиф регулярно отправлял своих людей в Персию, Египет, Сирию для приобретения новых трудов и привлечения ко двору новых авторов. В это время на Руси ещё не было принято христианство, грамотных – единицы, писали на бересте. А библиотека султана Марокко, с которой тот передвигался по миру и давал читать воинам на привалах, насчитывала более трёхсот тысяч книг! Уже в седьмом веке в Самарканде, Бухаре, Багдаде производили бумагу, переняв технологию у китайцев. Лишь четыре столетия спустя бумажные мельницы появятся в Европе.

Арабы делали сложные приборы, механические игрушки. Из хроник известно: для приготовления прохладительных напитков доставляли лёд с гор Сирии – это при постоянной-то жаре, а путь неблизок! Как?! В 827-м году измерили географический градус – погрешность на 111 километров составила всего километр! Такой точности сумели достичь в Европе лишь через семьсот лет. Ещё в первом тысячелетии Джабир бен Хайан, названный Британской энциклопедией «отцом химии», написал об энергии, скрытой внутри атома, которая при его расщеплении «может разрушить Багдад». Перс Абу Мансур аль-Харави опубликовал «Трактат об основах фармакологии» – о лечебных свойствах природных и химических веществ.

В одном Багдаде – около шестидесяти аптек! В России первая аптека появилась спустя восемь веков при царе Петре. Мусульманские хирурги использовали анестезию, когда европейские врачи «отключали» пациентов ударом по голове. В 707-м году в Багдаде построили городскую больницу с бесплатным лечением в ней больных любого вероисповедания за счёт казны. Арабы мылись с мылом в банях с горячим и холодным водопроводом, строили десятиэтажные дома с канализацией и вентиляцией, а европейцы всё ещё дурно пахли и гадили в своих замках.

Мусульмане научили испанцев шелководству, возделыванию риса, гранатовых, финиковых, хлопковых плантаций, распространив незнакомую здесь доселе технику подъёма воды, орошения-осушения почв через систему оросительных каналов с общественным контролем за распределением влаги.

Бертран Рассел, английский учёный двадцатого века, лауреат Нобелевской премии, писал: «Европейцы с их непростительной узостью взглядов называют средневековье тёмными веками, но только в христианской Европе они были тёмными, ибо магометанская Испания имела блестящую культуру».

Её медленно перенимали соседние страны, становясь цивилизованней и быстро забывая об учителях.

Но если и раньше европейцы с американцами относились к Востоку снисходительно-высокомерно, то после 11-го сентября отшатнулись в испуге, повторяя: «Запад есть Запад, Восток есть Восток, им никогда не сойтись»…

– Новый миф! – возмущалась Соня. – Пугают себя и других, выдернув цитату. Разве баллада Киплинга про это? Разве после этих строчек нет следующих? А там так: «Запад есть Запад, Восток есть Восток. Их неизменна суть, пока не призвал облака и песок Всевышний на Страшный Суд. Но нет Востока, и Запада нет, и призрак их невесом, если двое серьёзных мужчин выходят к лицу лицом». Слышите? Нет ни Востока, ни Запада, если люди выходят друг к другу и хотят договориться! Хотят, а не делают вид, что хотят… Рассказать историю?

Эту историю Соня очень любила.

Жил в начале 13-го века в королевстве Сицилия мальчик Фридрих Гогенштауфен – будущий король острова и великий император всей Римской империи, потому что его дед – воинственный Фридрих Барбаросса, и отец – сицилийский правитель, оба были императорами.

Фридриха называли Вторым, в отличие от деда – Фридриха Первого, Барбароссы. Но стал он первым и последним, кто надолго помирил Запад с Востоком, красиво и бескровно решив вопрос о принадлежности Святой Земли. До сих пор нет равного ему, кто так же нестандартно подошёл бы к многовековому конфликту и так же деликатно вывел бы народы из политического тупика, в частности – иерусалимского.

Для решения споров нужны двое. И обнаружился на другом конце света ещё один достойный человек – внучатый племянник благородного Саладина, не менее благородный духом правитель Каира и Иерусалима султан Аль-Камиль. Как и Фридрих, он не был подвержен гипнозу бытующих мнений и умел поступать неожиданно.

Фридрих с детства любил книги больше, чем войны. Милей рыцарского пояса и золотых шпор – алгебра и телескоп. Он с грустью думал, что когда станет монархом, придётся возглавить очередной поход крестоносцев, – так положено. Но надеялся как-то отвертеться.

Сицилия, не раз переходившая от одних завоевателей к другим, была перекрёстком многих культур. Арабские и греческие лавки, еврейские и немецкие мастерские, итальянские траттории, французские пекарни, норманнские верфи, разноязыкий гомон базаров и портов. На обочине папской империи вдали от строгостей инквизиции жили шумно и просто. Скорее по-восточному, чем по-западному.

– Как в Баку когда-то, – говорила Соня, с удовольствием вспоминая свой интернациональный город. – Идеологические строгости «папской» России тоже почему-то не доходили до кавказских окраин СССР. Тут вообще не жаловали идеологию ни в каком виде. Возможно, поэтому на Кавказе много ярких людей. Когда без оглядки думаешь, говоришь, смеёшься, принимаешь чужое как родное – делаешься богаче. Чужое, становясь родным, в каждом перемешивается по-своему. Это стимулирует творчество. Не случайно выходцы из Баку, Тбилиси, Еревана и Одессы, похожей на Баку, стали гордостью не только своей, но и русской культуры – кино, литературы, музыки, эстрады, живописи, науки!

Христианин Фридрих знал и любил мусульманские обычаи. Маргинал! Дитя двух миров. Маргиналам легко с любым другим – другой их не пугает. Вероятно, поэтому Фридрих нашёл общий язык с Аль-Камилем, не подлаживаясь, не мимикрируя, а просто открывая то из многих своих «я», которое уместней. Оно было переводчиком, переводя речь остальных его «я», уже не воспринимаемых враждебно.