Текст книги "Наша Светлость"

Глава 20
Ближе к народу

У нас в стране всего хватает, другое дело, что не всем…

Из дискуссии о справедливости распределения материальных благ, разгоревшейся в трактире «Кот и ключи» между подмастерьями гильдии кузнецов и гильдии ткачей

Я снова нервничала.

И грызла ногти. Отчаянно уговаривала себя прекратить – где это видано, чтобы высокопоставленная особа ногти грызла? – но, прекратив, нервничала еще сильней.

Главы гильдий – это не благотворительницы. Это суровые, умудренные опытом мужи. С сединами. Морщинами. И твердыми убеждениями, среди которых, подозреваю, центральное место занимает постулат, что женщине вредно много думать.

А тут я со своими идеями.

И Кайя не возвращается… он рядом, я чувствую, могу позвать, но это – полная капитуляция. Выходит, что без Кайя наша светлость ни на что не способна.

– Ты выглядишь более чем достойно. – Ингрид помогла надеть цепь и корону. – Спасибо.

– За что?

– За сына… я его несколько лет не видела. Совсем большой стал. И меня не помнит.

Макферсон сдержал слово, но вряд ли его можно уважать за это. Он откупился ребенком, как и собственной помощью от наказания, умудрившись при этом остаться в рамках закона. И, честно говоря, меня пугает одномерная гибкость этих рамок.

– Тебе не позволяли с ним видеться?

– Иза, у нас это… скорее нормально. – Ингрид поправляет волосы, которые и вправду отросли к вящему огорчению куафера. Он все еще не может понять, чем нашей светлости парики не угодили. Парик – это ведь так удобно.

Не говоря уже о том, что красиво.

Он как-то принес мне клетку, сплетенную из чужих волос, с канарейкой внутри.

И дерево, украшенное живыми розами. Их можно менять по мере увядания, но прическа останется свежей и оригинальной.

Или вот корабль…

Вариантов тысячи, а наша светлость упорствует. И многие дамы следуют ее примеру, лишая куафера законного дохода.

– Дети принадлежат мужу. Или родственникам мужа. Или родственникам жены, если ее род более знатен. Поэтому у нас не принято привязываться к детям.

Интересно, как это у них получается? Что-то я не представляю, чтобы можно было не привязаться.

И… вот мы с Кайя больше как-то не поднимали эту тему, но я вдруг представила, каким будет наш ребенок. Рыжим. Определенно рыжим. И хорошо бы спокойным, как Кайя. Возможно, станет морщить нос, задумавшись над Очень Важной Проблемой. Или вздыхать горестно, когда эта самая проблема представится вдруг неразрешимой.

Уж совершенно точно, что не привязаться к нему не выйдет.

– От женщины требуется исполнить свой долг. – Ингрид смотрит на меня с насмешкой, словно ей удалось заглянуть в мои мысли и они ее развеселили наивностью. – Детьми занимаются няньки. Кормилицы. Гувернантки и гувернеры. Я видела сына лишь по вечерам, когда мне разрешали подниматься в детскую. Но многих это устраивает…

Не меня. Я уж точно не собираюсь отдавать ребенка кому бы то ни было.

Представляю, чему его здесь научат из самых благих побуждений.

– Однако я рада, что мой сын теперь со мной. Хотя бы ненадолго.

– Почему ненадолго?

– Ему пора учиться. Мальчики рано уходят из дома… так принято. И если Деграс ответит на мое письмо, то Нияр отправится на Север.

– А ты… хотела бы поехать с ним?

Мне будет не хватать Ингрид, но имею ли я право удерживать ее?

– Конечно, – она безмятежно улыбнулась, – но меня не поймут. Он должен взрослеть, как взрослеют другие, иначе не сможет выжить потом.

А моему сыну тоже придется однажды уехать? Так принято. Так правильно.

– Не думай о том, чего нельзя изменить. Будущее наступит в свое время… а тебе пора.

Пора?

Уже?

А где Кайя? Я не смогу одна… я не справлюсь.

Хотя куда нашей светлости деваться?

Подбородок выше, улыбку шире, и от короны руки убрать. Тяжелая, глядишь, не свалится… и, главное, побольше уверенности в себе. Знать бы еще, где ее берут.

Гильдийные старейшины ожидали нашу светлость в зале, главным украшением которого являлся стол из черного мрамора. И колонны… куда ж без колонн-то? Сводчатый потолок. Массивные люстры. Свечи. Камин. Жерла воздуховодов черными пятнами. У этого замка есть уши, и он не стыдится следить за обитателями.

…Иза. Я скоро буду. Ничего и никого не бойся.

Я не боюсь. Я паникую и от паники никого и ничего не вижу. Ну, кроме стола и пары высоченных стульев, украшенных гербом дома Дохерти.

Мне на тот, который чуть поменьше.

И снова без подушечки. Да уж, чтобы усидеть на троне, нужна не только голова, но еще и свинцовая задница. Ничего, со временем обретем.

Старейшины при моем появлении встают. Кланяются. Не мне, Изольде, но короне и цепи, символам власти.

– Добрый день, многоуважаемые мэтры! – Я сажусь, и старейшины следуют моему примеру. – Я бесконечно рада приветствовать вас в моем замке.

Именно так. Это мой дом. И мой город.

Лучше бы им согласиться.

Нестройный хор голосов уверяет, что многоуважаемые мэтры также счастливы лицезреть нашу светлость. Их с полсотни. Гильдий первого круга всего двадцать пять, но некоторые прислали двоих или троих представителей.

Количество мест за столом ограничено. Ранг определен давным-давно. И символы, вырезанные на граните, словно говорят, что ничто и никогда не изменит этого порядка.

Даже сам этот зал не используется для иных целей.

Нерационально как. Но символично.

По правую руку Кайя – мэтр Ортис, глава гильдии оружейников, дебелый мужчина с несколько женскими чертами лица. На нем застыло выражение растерянное и даже несчастное, словно мэтр не понимает, почему и как оказался в этом престранном месте. Его можно было бы принять за человека недалекого, которого легко обмануть, и полагаю, находились глупцы, которые пытались. Но вот жесткий цепкий взгляд мэтра разрушал образ. Слева от меня – старейшина золотых дел мастеров, мэтр Эртен. С ним мы уже знакомы, и я улыбаюсь этому человеку вполне искренне. Он кивает в ответ.

– Я пригласила вас, чтобы обсудить некоторые проблемы…

…боги, где Кайя? Я не умею произносить речи!

Меня не учили быть политиком!

– …которые, как выяснилось, имеют место быть. И попытаться вместе найти такое решение, которое пойдет на пользу городу.

Глава гильдии врачей, мэтр Далли, степенный старик с длинной бородой, заплетенной в косу, хмурится. Трое купцов, одинаково тучных, неповоротливых и бородатых, косятся друг на друга с явной враждебностью. А ткачи и вовсе словно бы дремлют…

– Будем рады служить дому Дохерти, – отвечает за всех мэтр Ортис. И голос у него женский, высокий с визгливыми нотами. – Мы рады, что ваша светлость обратили внимание на нужды города.

Любезность в ответ на любезность. Обольщаться не стоит, но я успокаиваюсь. Эти люди охотно или нет, но выслушают меня. Они настроены скептически, но все же не спешат отворачиваться, обдав презрением. И значит, бояться нечего.

– Насколько я слышала, у всех гильдий есть общая беда. Не хватает талантливых учеников. Таких, из которых со временем выросли бы мастера, равные учителям…

Лестью дело не испортишь.

– …и вы вынуждены брать в ученики всех, кто имеет достаточно денег, чтобы заплатить за учебу. Вне зависимости от наличия таланта. Верно?

– Да, ваша светлость. – Мэтр Далли обладает неожиданно звучным басом, что никак не увязывается с общей хрупкостью фигуры. – Мы все находимся в сложном положении. Гильдия не имеет права отказать тому, кто жаждет знаний и готов за них платить.

– …даже если платит криворукая бездарь… – добавил мэтр Ортис.

– …или глупец, уверенный, что в торговле нет ничего сложного…

– …а к нам идут мечтатели…

Тема и вправду оказалась довольно болезненной. Я позволила им говорить, вслушиваясь в обрывки фраз. И лишь мэтр Эртен молчал, словно происходящее вокруг его не касалось, но когда страсти накалились – кажется, на противоположном конце стола кто-то на повышенных тонах доказывал, что пекари ничем не лучше мясников, – поднял руку. Кулак мэтра Ортиса тотчас ударил по столу, заставив покачнуться посеребренные канделябры. И воцарилась тишина.

– Ваша светлость, – мэтр Ортис поднялся и поклонился, – вероятно, хочет сказать, что гильдии могли бы брать талантливых учеников из тех, кто не имеет денег на уплату взноса. Однако ваша светлость должны понимать, что, сделав исключение один раз, мы вынуждены будем делать его снова и снова…

– Всецело согласна с вами. И хочу предложить немного… иной вариант. Учить не бесплатно. Учить в долг. Гильдия заключит с перспективным учеником договор, где будет прописана сумма и срок возврата этой суммы по окончании учебы…

– А в случае, если он не сумеет вернуть долг? – поинтересовались откуда-то издали.

– Мэтр Ортис, что происходит с должниками?

– Они сами становятся имуществом. – Глава оружейников вернулся на место. – Стоимость обученного раба в любом случае покроет затраты гильдии…

– Даже при условии ограничения срока рабства. – Кайя все-таки появился, и старейшины поспешили приветствовать их светлость.

…вижу, у тебя все прекрасно получается.

…о да, я натолкнула людей на мысль, как законным образом обратить других людей в рабство. Ты считаешь, что это замечательно?!

…сердце мое, это же было очевидно с самого начала.

…не для меня.

Чувствую себя полной дурой. Действительно, удачно получается: гильдия вкладывается в образование людей, а потом эти образованные люди становятся имуществом гильдии.

…Иза, не сердись. По нашим законам должник сам является имуществом. Чем больше он знает и умеет, тем большую представляет ценность. Это стандартный риск. И те, кто решатся воспользоваться договором, будут о нем знать. Нам лишь останется пресекать злоупотребления. То есть проследить, чтобы цены не завышали, а сроки возврата долга были реальны. И ограничить предельный срок рабства.

В его изложении все выглядит просто. Я же… чувствую себя так, словно предложила раздавать детям конфеты с ядовитой начинкой. Будут злоупотребления.

Люди, сидящие за столом, не плохи, не злы, но умеют считать деньги. И найдут обходные пути.

Со временем.

И Кайя ввяжется в очередную войну за справедливость, уже на новом фронте.

…я этого не боюсь.

Его прикосновение ободряет. И я нахожу в себе силы успокоиться. В следующий раз наша светлость учтет некоторые особенности местных реалий.

– Добрый день, многоуважаемые мэтры. – Кайя садится, накрывая мою руку ладонью. – Рад вновь видеть вас здесь. Смотрю, вы уже приступили к обсуждению.

– Надо полагать, ваша светлость поддерживают эту идею?

– Да. Более того, дом Дохерти готов взять на себя часть расходов. Мы испытываем постоянный дефицит оружейников, докторов, стекольщиков, портных, сапожников, лудильщиков, аптекарей… список огромен.

Молчат. Смотрят. Ждут. И по лицам не понять, считают ли упрек справедливым.

– Мы выплатим гильдиям суммы, необходимые для обучения нужного нам количества специалистов. Позже лорд-казначей свяжется со старейшинами. Мы не берем на себя труд определять степень таланта, доверяя это мастерам.

Ох как тихо стало…

– Мы надеемся, что они воспользуются возможностью, чтобы найти тех, кто действительно достоин вашего времени.

– А взамен?

– Взамен – до выплаты долга мастер работает там, где, по моему мнению, он нужен.

– Бесплатно?

– Нет.

В общем, как-то разговор пошел… хорошо так пошел. Бурно. Временами до крика, но без кулаков, хотя, подозреваю, многие были бы не против.

– Терпишь?

– Терплю. – Урфин подал чистую тряпку, которую Магнус спустя секунду швырнул в угол. Там уже собралось изрядно таких, вымазанных в крови, краске и ароматном гаяровом масле. Оно успело пропитать кожу, придав ей специфический желтый оттенок, а заодно и невыводимый аромат роз. На отдушку алхимики не поскупились.

Хорошую сделали. Сутками держится. Урфин уже успел возненавидеть розы.

– Не кривись. Были еще лилии. И эти… цветы страсти. Хочешь цветами страсти пахнуть? – Магнус вернулся к иглам и ножам.

– Я ничем не хочу пахнуть!

Гаяровое масло способствовало заживлению ран и закрепляло рисунок. С годами краски не поблекнут, а рубцы не разгладятся. Но вот другая особенность масла, которую многие считали основной, делала сам процесс нанесения рисунка невыносимо мучительным. Каждое прикосновение ножа отзывалось такой болью, что Урфин начинал понимать, почему гаяры судят о воине по количеству татуировок.

Им бы определенно понравилось.

– А я тебе предлагал Кайя позвать. – Дядя действовал быстро и точно. Прикосновение зубила. Удар молоточка. И снова прикосновение. Удар. Прикосновение… расслабиться не выходит. И боль воспринимается чередой вспышек. Когда кажется, что терпеть дальше не выйдет, Магнус возвращает инструмент в стакан со спиртом и берется за краски.

Сам смешивал.

Да, среди гаяров ему цены бы не было, стал бы великим тохунга-та-моко.

На верхней части, которая начала уже подзаживать, образовывались рубцы, аккуратные, ровные.

– Сегодня-завтра закончим. Потерпи уж, хорошо?

Терпит. Что ему еще делать остается? Только терпеть и мечтать о чудесном моменте избавления… знал же, на что соглашался.

– Сейчас перерыв, отдышишься и продолжим. На вот. – Магнус прикладывает к коже полотенце, пропитанное травяным составом. Прохладное. Снимающее боль. – Держи, держи… сейчас отойдет немного.

Хуже боли только зуд заживающей кожи. И Урфин уже не уверен, что все это когда-нибудь закончится. Магнус разливает остывший чай, добавляет мед и еще что-то, но только в один стакан, который протягивает Урфину.

– К вечеру отойдешь, – обещает дядя. И Урфин соглашается.

Если позвать Кайя, то боли не будет. Вообще.

– Мне придется уехать. Я бы уже уехал, но…

…но возится с Урфином и, значит, считает это дело важнее прочих.

– …с тобой закончить надо. А эти обождут. Ты пей чаек, пей. Он не сразу подействует.

Горький. И запах такой, смутно знакомый.

– Дело в пушках?

– В том, кто и где их делает. Капитан мало знает. Его дело – забрать груз, доставить и обменять. Забирал на Кишаре…

…Урфин знал это место. Опасная вода. Иглы рифов. Отмели. Сильные течения. И удобные тайные бухты, найти которые может лишь свой человек. На берегу не проще – плоскогорья. Пещеры. Козьи тропы… хотя по козьей тропе такой груз не протащить. Значит, пользовались большой дорогой. Такие тоже имеются. К Кишару сотни дорог идут.

– Вряд ли бы везли совсем уж издалека. – Дядя задумчиво пощипывал бороду. Пальцы его окрасились лазурью и серебром, частицы которого оставались на бороде. – Интересно, что неподалеку от Кишара ферма одна находится, из тех, к которым приглядеться бы надо… и городок примечательный. Маленький городок. С плавильнями… шаесская бронза. Ортис так и сказал. Он жук хитрый, но тут врать не станет.

Боль и вправду отступала, а вот чай, похоже, не действовал. Только вяжущая горечь осталась во рту.

– Если ты прав, – язык сделался непослушным, – то они давно уже убрались оттуда.

– Не скажи, мальчик мой. Ты недооцениваешь жадность человеческую. Свернуть ферму не так-то просто. Там же бабы. Беременные. Родившие. Младенцы. Молодняк… не кривись, тебе придется с этим дело иметь. И уже пора учиться злость сдерживать.

– Это чай.

– Ага, конечно, чай. Не тронут их до последнего, убытков побоятся. Да и с пушками тоже… для литья много чего надо. Был бы Тень, он бы не поскупился, вырезал всех. А эти пожадничают. Ты ж корабль видел? Что, голова кружится? Бывает. Покружится и на место вернется… вот правильно, приляг.

– Я… должен… ехать.

– Нет, дорогой. Ты тут останешься. Не обижайся, но так надо.

Крепкий был у дяди чаек. И вроде бы понятно все, что происходит вокруг, а тело легкое, чужое.

– Плавильни Кормаковы, – тихо добавил дядя, возвращаясь к инструментам. – И ферма, через третьи руки, но его. А если получится найти хоть что-то…

…то сбудется заветная Урфинова мечта: избавиться от старой сволочи.

– …но надо действовать очень аккуратно. А ты пока не умеешь. И нет, я не думаю, что Кормак действительно с этим связан. Он слишком умен, чтобы так подставляться. Но если уж случай выпал… закрывай глаза, дорогой. И думай о чем-нибудь хорошем…

Прикосновения ощущались. И боль была, но какая-то очень далекая, несерьезная. Скорее уж, она мешала окончательно провалиться в сон, позволяя слушать спокойную дядину речь.

– Вы, главное, здесь глупостей не натворите. Это в первую очередь тебя, дорогой мой, касается. Не геройствуй. Сиди тихо. Наблюдай. Думай. Будет кто любопытствовать, дай понять, что у меня очередной срыв. Займись Советом. Пора их проредить… используй Макферсона. У него наверняка имеется, что Кормаковым людям предъявить. Собирай. Ищи свидетелей. Бумаги. Исполнителей. Кайя говорить не стоит. Незаконно это… но давно пора было сделать. Вычисли, кого надо убрать, чтобы остальные присмирели. И думай, мальчик мой.

Урфин думал. Каждую минуту прокручивал в голове список, пытаясь понять, где именно ошибся, его составляя. Пяток имен, но все несерьезные. Урфин к каждому присматривался и… отбрасывал.

Возвращал.

Снова отбрасывал.

Составлял список наново, понимая, что идет тем же путем.

Тень умен. Хладнокровен. Состоятелен. Его денег хватает на типографии. И на наемников. На пушки… или здесь равноценный обмен? Или те, кто предложил такой обмен, рассчитывают на смуту?

Смута выгодна.

Недолгая. Долгую Кайя не допустит, но даже временное ослабление власти дает простор для действия. Потери спишутся. А рабы всегда в цене. Особенно если грамотно использовать ресурс.

Работорговцы поддержат бунт…

– Спокойно лежи, что ж ты… – Дядя не позволяет подняться, хотя вряд ли у Урфина хватило бы сил. Надо сказать. Это важно. Пока помнит.

С памятью в последнее время что-то не так.

Но это важно.

Нельзя уезжать. Бунт состоится. Слишком рискованно откладывать. И на месте Тени Урфин рискнул бы. Пушки – для устрашения. В условиях города от них толку мало. Разве что как демонстрация силы. А вот реальная сила – это наемники.

И толпа.

– Конечно, дорогой, я слышу. Бунт – это временная неприятность. Да и… если не выйдет предотвратить, то используем. Народное недовольство – хороший повод, чтобы обрезать полномочия Совета. И приписать пару-тройку трупов. Но лучше, если не допустить крови.

Как? Кажется, Урфин говорит вслух.

– Учись использовать ресурсы. В твоем распоряжении гарнизон, городская стража, рыцари…

Это верно, но…

Дядя подносит чашку, заставляя допить остатки травяного варева.

– Не все ж тебе по воронам из рогатки… пора и за серьезные дела браться.

А если Урфин не справится. Не получится… получится… нельзя было пить чай. В голове пустота, хотя и думается на редкость легко. Никто из пятерки не подходит. Надо шире.

Тень…

…девушка с пустыми глазами. В них любовь…

…женщины одинаковы…

…если посредник… Тень беспола… нельзя было упускать. Урфин попытался поймать мысль, которая была невероятно важна. Но дядино бормотание спугнуло ее.

Нож вскрывает кожу. Будет чесаться. Мысль ушла. Важная. Урфин вспомнит.

Ему очень надо вспомнить.

Встреча со старейшинами шла именно так, как планировал Кайя. Шумно. Бурно, но в целом скорее толково. Эти люди нравились ему больше Совета, хотя бы тем, что не замыкались в собственной значимости, отвергая все и вся, что расходилось с их представлениями о правильности мира.

Они слушали.

Спорили.

И все-таки готовы были идти на уступки, если таковые казались разумными.

…Иза, ты очень устала?

…немного.

Кайя и сам слышал, но ему нравилось спрашивать просто потому, что он мог говорить с ней, а Изольда – отвечать. И ответы ее несли отпечатки ее же эмоций. Усталость. Сомнения. Предвкушение скорой свободы. И много-много мыслей о том, что еще нужно сделать. Слишком уж много.

…сейчас все закончится, но мне придется остаться.

…надолго?

Сожаление. И понимание.

…ужин. И возможно, дольше. Надо решить некоторые вопросы, но в твоем присутствии они не станут говорить.

…потом расскажешь?

…обязательно.

…тогда ладно. Нам с Акуно есть чем заняться… знаешь, кажется, я ненавижу балы. Мне всегда казалось, что это красиво, а тут… кошмар полный. Кайя, послушай, ты мог бы узнать осторожно, это Урфин запретил Тиссе на бал идти? Мне просто сказали, что она отказывается шить платье. А времени уже почти не осталось. И если он, то почему? Это как-то… неправильно. И вообще он моего портного напугал! Отелло фигов. Единственного, между прочим, вменяемого портного на весь этот город! Где я второго найду? Я не хочу опять в корсеты!

Она хмурилась, скорее от общей усталости, чем от злости. Кайя знал это состояние, когда для отдыха уже не хватает просто сна, а нужно что-то большее.

Уехать.

На Север.

И плевать, чего хочет Мюррей, – Ледяной дворец понравится Изольде. Сделанный из стекла и белого мрамора, он оживает именно зимой. Кайя помнит серое зеркало озера, замерзающего в первые же дни. Молчаливую стражу елей. И обындевевшие березы, ветви которых украшают бумажными фонариками. Скрытые зеркала, отражающие лунный свет, в котором дворец кажется выше, изящней.

Хрустальный флюгер.

Урфин еще мечтал добраться до него…

Алые грозди рябины.

А потом дальше, по санному пути. Чтобы наст скрипел под полозьями, кони взбивали снег в мелкую труху, и время от времени летело над трактом залихватское:

– С дороги!

Непременные бубенцы на сбруе. И одеяла из медвежьей шкуры. А в ногах – печка.

У Кайя получается передать ощущение тепла и дороги.

…всегда мечтала на санях покататься. Извини, что злилась. Ты-то ни в чем не виноват. Это у меня не выходит справляться.

…выходит. Ты слишком строга к себе. Ты хочешь всего и сразу, а это тяжело, особенно когда остальные против.

Потом будут фьорды. Изрезанный берег. Море, которое в грозу становится черным и стелет волны на скалистые простыни дна, готовое принять обессиленные схваткой корабли. Замки с высокими стенами, узкими бойницами и редкими окнами в донжоне. С длинными очагами, вдоль которых стоят столы. И места хватает всем, от баронов до слуг. На открытом огне жарят кабанов и быков, кур, перепелов и прочую живность, а старики поют песни о былых временах.

В этих песнях много правды.

Кое-что Кайя узнавал из них.

…не жди меня сегодня, ладно? Ложись спать. Я действительно не знаю, когда все закончится.

…это из-за листовок?

Да. А еще – пушек, которые доставили в город. И проповедников, что появлялись на улицах, говоря, что Ушедший создал всех людей равными. А если так, то правильно будет и все, что люди имеют, поровну делить. Гильдии не могли их не слышать.

И надо бы, чтобы услышали другое мнение.

Остаются трое. Мэтр Эртен, мэтр Ортис и молодой еще – относительно молодой – мэтр Вихро, глава гильдии кузнецов. Эти-то и принимают решения. Рано или поздно, но остальные пойдут за ними. Разве что кроме докторов и алхимиков, вечно считающих себя непричастными, стоящими выше прочих.

Старейшины не торопились говорить.

Они приняли приглашение, как принимали прежде, с достоинством и без душевного трепета, что, по мнению Совета, свидетельствовало о неспособности осознать ту высокую честь, которая им оказывается.

Ужин шел своим чередом.

Неторопливая беседа о посторонних вещах. Осторожные шутки. И вежливый смех. Похвала повару… и лишь по окончании трапезы мэтр Эртен заговорил:

– Городу лечебница нужна. Это хорошее дело.

Для него Кайя велел принести особый стул с твердой спинкой. У старика еще тогда спина побаливала, а после дня в Каменном зале и вовсе должна была бы разболеться.

– Мы поддержим. – Ортис занял место напротив Кайя.

Он не стеснялся смотреть в глаза, и, пожалуй, Кайя это нравилось. А Совет считает, что гильдиям не место в Верхнем городе, забывая, что гильдии этот город и построили, кормят и способны обрушить, хотя под обломками погибнут сами.

– И мы поддержим. – Кузнецы не отстанут от оружейников. Вечное соперничество, расколовшее некогда единую ветвь.

– Спасибо.

– С учениками другое дело… – осторожно начал Вихро. – Кто-то может решить, что ваша светлость вмешивается в дела гильдий. Ваша светлость платит сейчас ученикам, чтобы через несколько лет иметь собственных мастеров, которым будут больше прислушиваться к вашей светлости, чем к старейшинам.

Мэтр Ортис кивнул, соглашаясь, что подобное мнение если и не высказывалось, то явно мелькало в головах гильдийцев. Они тоже боятся за власть и в этом схожи с лордами.

– Мне просто нужны люди, которые бы работали. Не на меня. На других людей. И мне странно, что гильдии этого не видят.

Видят. Но им выгоден постоянный дефицит. Он означает, что мастера не останутся без работы и работа эта будет оценена по достоинству.

Им не нужна конкуренция.

И старейшины молчат, предоставляя Кайя возможность говорить.

– Я надеюсь, гильдии поймут, что мною движет забота о городе. Но я хотел бы побеседовать о другом.

– О пушках? – Ортис потер щеки, которые год от года становились более пухлыми и розовыми. – Нехорошее дело… уходили ученики. Уходили подмастерья. Никто не хочет ждать, пока освободится место. Два-три года – это хорошо. А если десять? Или дольше? Если у него не хватает таланта мастером стать? А он думает, что хватает? И тут ему говорят – наплюй, иди и будешь свободен.

– То есть кто-то из ваших?

– Возможно. Ваша светлость, я не хочу лгать. Но и отмалчиваться не стану. Я бы все понял, но чтобы пушки… в родной дом пушки!

Он и вправду был расстроен, этот человек, которого многие считали забавным. Поговаривали, что Ортис имеет привычку наряжаться в женское платье, но при этом добавляли, что странность эта никак не сказывается на таланте. Его руки творят волшебство.

– Город звучит иначе, – сказал Кайя, обводя взглядом людей, на чью поддержку рассчитывал гораздо сильней, чем на поддержку Совета. – Он более склонен… к мятежу.

– Это чужаки. – Мэтр Эртен говорил очень медленно, видно было, что слова даются ему с трудом. А когда его не станет? Кто займет его место? И будет ли этот мастер хоть вполовину столь же талантлив? – Они приходят и говорят, что мир устроен неверно. Что многое имеют те, кто ни на что не способен. А те, кто способен, вынуждены тяжело работать. Их слушают. Кайя, я знаю, что ты не желаешь зла городу. И люди тебе не безразличны. Но в этих словах есть правда.

– С каждым годом лорды позволяют себе все больше. И закон на их стороне. – Голос мэтра Вихро срывается. – Гильдии тоже имеют право решать!

– Или быть услышанными. – Оружейник в этом вопросе солидарен с кузнецом.

Право быть представленными в Совете, вот чего они добиваются.

Говорить. Слушать.

Менять законы, кажущиеся им несправедливыми.

Но Совет категорически против, единогласен как никогда в своем нежелании делиться властью.

– Если ваша светлость хотя бы раз осудит лорда…

– Если гильдия хотя бы раз даст мне свидетеля, способного выступить в суде. Вы щедры на жалобы, но не более того. Ты, Ортис, говорил, что с тебя требуют взятку за разрешение строить новые цеха. Но стоило мне предложить расследование, как проблема уладилась. А ты, Вихро? Ты же предпочел взять деньги с того барона, который изнасиловал девушку, но не просить у меня суда. Вы требуете, чтобы я воевал, но отказываетесь дать оружие. И как мне быть?

Молчат. Уверены, что худой мир все же лучше доброй ссоры. А с лордами ссориться себе дороже. Но если оставлять все как есть, то ничего не изменится. Вот только перемены нужны, как воздух.

– Я не хочу войны в городе. И войны с городом. Те, кто к ней призывает, не будут проливать собственную кровь. Они пошлют на улицы мальчишек, которые достаточно глупы, чтобы поверить в свою силу. И мне придется этих мальчишек убивать. А те, кто уцелеет, пойдут под суд. Бунт – это измена. Измена – это смерть. Таков закон.

Эртен молчит. И Ортис отворачивается, верно прикидывая, кто из молодняка уже почти готов выступить против лордов. Наверняка говорунов гоняют. Бьют. Порой, вероятно, калечат. Но слово сложно удержать в границах.

– Гильдии не позволят своим воевать, – сказал Эртен.

– Мы удвоили количество стражи. – Вихро ерзает, ему явно хочется сказать больше, но он не решается.

– Гарнизон тоже будет увеличен. – Кайя знал, что эта мера не поможет против тех, кто твердо решил умереть во имя свободы. – Но лучше, если войны не будет.