Текст книги "Принципы коммунизма"

Во второй день прений наш друг Уэстон облек свое старое утверждение в новые формы. Он сказал: при общем повышении денежной заработной платы, для того чтобы выдавать эту заработную плату, потребуется больше наличных денег. Если количество денег является неизменным, то как же можно с помощью этой неизменной суммы денег выплачивать большую сумму денежной заработной платы? Раньше затруднение состояло в том, что приходящееся на долю рабочего количество товаров, несмотря на увеличение его денежной заработной платы, оставалось неизменным; теперь затруднение состоит в том, что денежная заработная плата увеличилась, несмотря на неизменность количества товаров. Разумеется, если вы отвергнете первоначальную догму гражданина Уэстона, отпадут и производные затруднения.

Тем не менее я вам покажу, что этот вопрос о деньгах не имеет к рассматриваемому предмету ровно никакого отношения.

В вашей стране механизм платежей гораздо совершеннее, чем в любой из стран Европы. Благодаря широкому распространению и концентрации системы банков, для того чтобы привести в обращение ту же самую сумму стоимостей или совершить то же самое или даже большее количество сделок, требуется гораздо меньше денег. Например, с заработной платой дело обстоит так: английский фабричный рабочий еженедельно отдает свою заработную плату лавочнику, который еженедельно отсылает ее банкиру, тот еженедельно возвращает ее фабриканту, который вновь выплачивает ее своим рабочим, и так далее. Благодаря такому механизму, годовая заработная плата рабочего, скажем в 52 фунта стерлингов, может выплачиваться с помощью одного-единственного соверена[86]86
  Соверен (sovereign – монарх) – это английская, а затем британская золотая монета достоинством в 1 фунт стерлингов (20 шиллингов). Названа так по изображению короля на троне. С начала чеканки нового соверена в 1817 году и до настоящего времени монета чеканится из золота 917 пробы.


[Закрыть], который каждую неделю проделывает один и тот же кругооборот. Но даже в Англии этот механизм менее совершенен, чем в Шотландии; к тому же он не везде одинаково совершенен, и поэтому мы наблюдаем, например, что в некоторых сельских округах, по сравнению с чисто фабричными округами, требуется гораздо больше денег для обращения гораздо меньшей суммы стоимостей.

Если вы переправитесь через Ла-Манш, то увидите, что денежная заработная плата на континенте гораздо ниже, чем в Англии, а между тем в Германии, Италии, Швейцарии и Франции для выплаты ее требуется гораздо большая сумма денег. Там каждый соверен не столь быстро перехватывается банкиром и не столь быстро возвращается промышленному капиталисту, поэтому вместо одного соверена, который необходим в Англии для того, чтобы обслужить ежегодное обращение в 52 фунта стерлингов, на континенте требуется, быть может, 3 соверена для выплаты годовой денежной заработной платы в 25 фунтов стерлингов. Таким образом, сравнивая континентальные страны с Англией, вы сразу заметите, что низкая денежная заработная плата может потребовать гораздо больше денег, чем высокая денежная заработная плата, и что фактически это – чисто технический вопрос, который совершенно не связан с нашим предметом.

Согласно лучшим исчислениям, какие мне только известны, годовой доход рабочего класса Англии может быть оценен в 250 млн фунтов стерлингов. Эта громадная сумма выплачивается с помощью приблизительно 3 млн фунтов стерлингов. Допустим, что происходит повышение заработной платы на 50%. Тогда вместо 3 млн фунтов стерлингов наличных денег потребуется 4 1/2 млн фунтов стерлингов. Так как рабочий для весьма значительной части своих ежедневных расходов пользуется серебром и медью, – то есть простыми знаками, стоимость которых по отношению к золоту так же произвольно устанавливается законом, как и стоимость неразменных бумажных денег, – повышение денежной заработной платы на 50% в крайнем случае потребует дополнительного обращения соверенов, скажем, на сумму в один миллион. Один миллион, который сейчас в форме слитков или монет покоится в подвалах Английского банка или частных банкиров, поступит в обращение. Однако можно избежать даже тех незначительных затрат, которые связаны с чеканкой или снашиванием в обращении этого дополнительного миллиона, и их действительно избегают в тех случаях, когда пополнением средств обращения вызывается какое-либо затруднение. Вы все знаете, что в Англии деньги, находящиеся в обращении, делятся на два больших вида. Один из них состоит из всякого рода банкнот и употребляется в сделках между торговцами, а также при сравнительно крупных платежах, совершающихся между потребителями и торговцами; другой вид, состоящий из металлических монет, обращается в розничной торговле. Хотя эти два вида обращающихся денег и различны, однако они переплетаются друг с другом. Так, золотая монета весьма широко применяется даже и при сравнительно крупных платежах для уплаты дробных сумм меньше 5 фунтов стерлингов. Если бы завтра были выпущены банкноты в 4, 3 или 2 фунта стерлингов, то золотые монеты, наполняющие эти каналы обращения, сразу были бы оттуда извлечены и устремились бы туда, где в них ощущается нужда вследствие повышения денежной заработной платы. Таким образом, требующийся вследствие повышения заработной платы на 50% дополнительный миллион мог бы быть доставлен без добавления хотя бы одного соверена. Того же результата можно достигнуть и без увеличения числа банкнот, увеличив обращение векселей, как это в течение весьма значительного времени практиковалось в Ланкашире[87]87
  Переводной вексель (тратта) – это приказ кредитора заемщику заплатить в оговоренный срок указанную сумму денег третьему лицу или предъявителю векселя. Переводной вексель можно использовать в качестве средства оплаты в торговых сделках, в том числе международных. В XIX веке в графстве Ланкашир (Северно-Западная Англия) имел место интересный случай использования переводных векселей. К тому времени уже давно были изобретены банкноты, являвшиеся популярным платежным средством. Обычно эмитируемые небольшими частными «провинциальными банками», банкноты были централизованным платежным методом, поскольку их стоимость зависела от хорошей репутации единственного эмитента – банка. Обитатели Ланкашира относились к этим инструментам с особой подозрительностью, чем объясняется то, почему в графстве почти не было банков, эмитирующих банкноты. А раз так, то в Ланкашире имели хождение переводные векселя, и они преобладали настолько, что славились своим замаранным внешним видом. По оценкам, в 1820-х годах примерно 9/10 дел в Манчестере совершались с использованием векселей и только 1/10 – с использованием золота или бумаг Банка Англии. Векселя использовались даже в небольших номиналах, например, для сдельной оплаты рабочим. Это удивительно, ибо обычно переводные векселя использовали купцы и оптовые торговцы, и, следовательно, они обычно эмитировались в больших номиналах. Ланкаширские переводные векселя вышли из употребления из-за повышения гербового сбора, что сделало экономически более выгодным использование форм платежей, эмитируемых банками и не требующих гербовой печати.


[Закрыть].

Если общее повышение уровня заработной платы, – например на 100%, как предположил гражданин Уэстон для заработной платы сельскохозяйственных рабочих, – вызывает значительное повышение цен на предметы первой необходимости и требует, согласно взглядам Уэстона, добавочной суммы денег, которых нельзя добыть, общее падение заработной платы должно было бы вызвать те же последствия, в той же самой степени, но в обратном направлении. Прекрасно! Все вы знаете, что 1858–1860 годы были годами наибольшего процветания хлопчатобумажной промышленности и что в особенности 1860 год в этом отношении не имеет себе равного в летописях торговли, причем в это время наибольшего расцвета достигли и все другие отрасли промышленности. Заработная плата рабочих хлопчатобумажной промышленности и рабочих всех других связанных с нею отраслей в 1860 году была выше, чем когда-либо раньше. Но вот наступил американский кризис, и заработная плата всех этих рабочих была внезапно снижена приблизительно до четверти ее прежних размеров. При противоположном движении это означало бы повышение на 300%. Если заработная плата повышается с 5 до 20, мы говорим, что она повысилась на 300%. Если она падает с 20 до 5, мы говорим, что она упала на 75%. Но сумма повышения в одном случае и сумма понижения в другом случае была бы одной и той же, а именно 15 шиллингов. Итак, это было внезапное, небывалое изменение уровня заработной платы, распространившееся к тому же на такое число рабочих, которое, – если считать всех рабочих, не только непосредственно занятых в хлопчатобумажной промышленности, но и косвенно зависящих от нее, – в 1 1/2 раза превышало число сельскохозяйственных рабочих. Но упала ли цена пшеницы? Нет, она поднялась со среднего годичного уровня в 47 шиллингов 8 пенсов за квартер[88]88
  Квартер (quarter) – английская мера сыпучих тел и жидкостей. Равна 290,949 л, или 8 бушелям.


[Закрыть] в трехлетие 1858–1860 годов до среднего годичного уровня в 55 шиллингов 10 пенсов за квартер в трехлетие 1861–1863 годов. Что же касается денег, то на монетном дворе в 1861 году было отчеканено монеты на 8 673 232 фунтов стерлингов против 3 378 102 фунтов стерлингов в 1860 году. Иными словами, в 1861 году было отчеканено на 5 295 130 фунтов стерлингов больше, чем в 1860 году. Правда, банкнот в 1861 году было в обращении на 1 319 000 фунтов стерлингов меньше, чем в 1860 году. Вычтем эту сумму, и все-таки для 1861 года обращающихся денег окажется больше по сравнению с годом процветания, 1860, на 3 976 130, или около 4 млн фунтов стерлингов; а золотой запас Английского банка за это время сократился, правда, не в той же самой пропорции, но близкой к ней.

Сравним 1862 с 1842 годом. Кроме того, что колоссально увеличились стоимость и количество находящихся в обращении товаров, один только капитал, регулярно уплачивавшийся за акции, облигации и т.п., за ценные железнодорожные бумаги, доходил в 1862 году в Англии и Уэльсе до 320 млн фунтов стерлингов, суммы, которая в 1842 году показалась бы баснословной. И все же общее количество денег, находившихся в обращении в 1862 и 1842 годах, было приблизительно одно и то же. И вообще наблюдается тенденция к прогрессивному уменьшению денег, находящихся в обращении, несмотря на огромный рост не только общей стоимости товаров, но и размеров всех денежных сделок. С точки зрения нашего друга Уэстона, это – неразрешимая загадка.

Если бы он вник в дело несколько глубже, то нашел бы, что стоимость и масса находящихся в обращении товаров и сумма заключенных денежных сделок вообще ежедневно меняются – даже если совершенно оставить в стороне заработную плату и допустить, что она неизменна; что ежедневно меняется количество выпущенных банкнот; что ежедневно меняется сумма платежей, реализуемых без помощи денег, посредством векселей, чеков, жиро-кредита[89]89
  Жиро (от итальянского giro – оборот, обращение) – это письменный приказ, поручение банку со стороны клиента о необходимости перечисления определенной суммы денег со счета этого клиента на счет третьего лица, которому клиент желает передать деньги. Соответственно, жиробанк – это общественный обменный банк, производящий безналичные расчеты между своими клиентами. Жиробанки были созданы для того, чтобы защитить клиентов от потерь, связанных с порчей монет. Например, Берлинский жиробанк был основан в 1765 году. Потом жиробанки стали функционировать в Барселоне, Неаполе, Милане, Роттердаме, Стокгольме. Постепенно безналичные жирорасчеты стали проводиться не только между вкладчиками одного банка, но и между вкладчиками, которые пользовались услугами банков в разных городах и странах. Жиро-операции были предшественниками клиринговых операций.


[Закрыть], расчетных палат; что, поскольку требуются действительные металлические деньги, ежедневно изменяется соотношение между количеством обращающихся монет, с одной стороны, монет и слитков, находящихся в запасе или покоящихся в подвалах банков, – с другой; что ежедневно меняется количество золота, поглощаемое национальным обращением, и количество его, отсылаемое за границу для международного обращения; он понял бы, что его догма о якобы неизменной сумме денег представляет собой чудовищное заблуждение, несовместимое с нашей повседневной жизнью. Вместо того чтобы превращать свое непонимание законов денежного обращения в аргумент против повышения заработной платы, гражданину Уэстону следовало бы изучить законы, позволяющие денежному обращению приспособляться к столь непрерывно изменяющимся условиям.

Наш друг Уэстон придерживается латинской поговорки: «repetitio est mater studiorum», что значит: повторение – мать учения, и потому он еще раз в новой форме повторил свою первоначальную догму, утверждая, что вызываемое повышением заработной платы уменьшение денег должно повлечь за собой уменьшение капитала и так далее. Так как мы уже говорили о его фантазии насчет денег, то я считаю совершенно излишним подробно разбирать те воображаемые последствия, которые, по его мнению, вытекают из выдуманных им потрясений денежного обращения. Я лучше прямо попытаюсь свести его догму, – которая остается все той же, хотя он и повторяет ее в столь разных видах, – к ее простейшему теоретическому выражению.

Его некритический подход к трактовке своей темы станет очевидным из одного-единственного замечания. Он возражает против повышения заработной платы или против высокой заработной платы, как результата ее повышения. А я спрашиваю его: что же такое высокая и что такое низкая заработная плата? Почему, например, 5 шиллингов в неделю составляют низкую, а 20 шиллингов в неделю – высокую заработную плату? Если 5 – низкая заработная плата по сравнению с 20, то 20 – еще ниже по сравнению с 200. Если кто-нибудь, читая лекцию о термометре, начнет разглагольствовать о высокой и низкой температуре, то этим он никому никаких знаний не сообщит. Он, прежде всего, должен сказать, как определяется точка замерзания и точка кипения, и сообщить, что эти отправные точки устанавливаются естественными законами, а не прихотью тех, кто продает термометры или изготовляет их. Гражданин же Уэстон, говоря о заработной плате и прибыли, не только не сумел вывести из экономических законов такие отправные точки, но даже не почувствовал необходимости искать их. Он удовольствовался тем, что принял ходячие обывательские выражения низкого и высокого, как нечто имеющее точно определенный смысл, хотя совершенно очевидно, что заработную плату можно назвать высокой или низкой лишь по сравнению с некоторым масштабом, с помощью которого измеряется ее величина.

Он не сможет мне сказать, почему за определенное количество труда дается определенная сумма денег. Если он мне ответит – это определяется законом предложения и спроса, то я тотчас же его спрошу – а каким же законом регулируются сами предложение и спрос? – и подобный ответ сразу же поставит его в тупик. Соотношение между предложением труда и спросом на него подвергается постоянным изменениям, а вместе с этими изменениями меняются и рыночные цены труда. Если спрос превышает предложение, заработная плата повышается; если предложение превышает спрос, заработная плата падает, хотя при подобных обстоятельствах может оказаться необходимым прощупать действительное состояние спроса и предложения, например, путем стачки или каким-либо другим способом. Но если законом, регулирующим заработную плату, вы признаете предложение и спрос, то с вашей стороны будет ребячеством и бесполезным делом ратовать против повышения заработной платы, потому что, согласно тому высшему закону, на который вы ссылаетесь, периодическое повышение заработной платы столь же необходимо и законно, как и периодическое ее падение. Если же вы не признаете предложение и спрос законом, регулирующим заработную плату, то я еще раз повторю свой вопрос: почему за определенное количество труда дается определенная сумма денег?

Но посмотрим на дело с более широкой точки зрения: если вы вообразите, будто предложением и спросом в конечном счете определяется стоимость труда или какого-либо другого товара, вы весьма ошибетесь. Предложение и спрос регулируют только временные колебания рыночных цен[90]90
  Закон спроса и предложения гласит: цена устанавливается в точке равновесия между предложением и спросом. При прочих равных условиях снижение цены на товар увеличивает спрос (готовность покупать) и уменьшает предложение (готовность продавать).


[Закрыть]. Они могут объяснить, почему рыночная цена товара поднимается выше его стоимости или падает ниже его стоимости, но они никак не могут объяснить самое эту стоимость. Предположим, что предложение и спрос взаимно уравновешиваются или, как говорят экономисты, взаимно покрываются. Ведь в тот самый момент, когда эти противоположные силы становятся равными, они взаимно парализуют друг друга и перестают действовать в том или другом направлении. В тот момент, когда между предложением и спросом устанавливается равновесие и потому они перестают действовать, рыночная цена товара совпадает с его действительной стоимостью, с нормальной ценой, вокруг которой колеблются его рыночные цены. Поэтому при исследовании природы этой стоимости нам нет никакого дела до временных воздействий предложения и спроса на рыночные цены. Это относится как к заработной плате, так и к ценам всех других товаров.

Все доводы нашего друга, если привести их к простейшему теоретическому выражению, сводятся к следующей единственной догме: «Цены товаров определяются или регулируются заработной платой».

Для опровержения этого устаревшего и уже опровергнутого заблуждения я мог бы сослаться на практический опыт. Я мог бы указать вам на то, что продукция, являющаяся делом рук английских фабричных рабочих, горняков, судостроительных рабочих и т.д., труд которых оплачивается относительно высоко, продается дешевле соответствующей продукции других наций, тогда как, например, продукты труда английских сельскохозяйственных рабочих, труд которых оплачивается относительно низко, дороже, чем эти же продукты почти у всех других наций. Я мог бы показать путем сравнения различных изделий одной и той же страны или товаров разных стран, что за некоторыми, скорее кажущимися, чем действительными, исключениями, в среднем высокооплачиваемый труд производит дешевые товары, а низкооплачиваемый – дорогие. Это, конечно, отнюдь не доказывает, что высокая цена труда в одном случае и низкая его цена в другом являются каждый раз причинами этих диаметрально противоположных результатов, но это, во всяком случае, доказывает, что цены товаров не определяются ценами труда. Однако нам совершенно нет надобности прибегать к этому эмпирическому методу.

Но, быть может, кто-нибудь станет отрицать, что гражданин Уэстон выдвинул догму: «Цены товаров определяются или регулируются заработной платой». Действительно, он ни разу не давал такой формулировки. Даже напротив, он говорил, что прибыль и рента тоже образуют составные части товарных цен, так как из цены товаров приходится выплачивать не только заработную плату рабочих, но и прибыль капиталистов и ренту земельных собственников[91]91
  Земельная рента – это доход, получаемый владельцем земли от арендаторов земельных участков.


[Закрыть]. Но из чего, по его мнению, складываются цены? Прежде всего, из заработной платы. Затем прибавляется процентная надбавка в пользу капиталиста и другая процентная надбавка в пользу земельного собственника. Предположим, что плата за труд, который применяется при производстве товара, составляет 10. Если норма прибыли составляет 100% к выплаченной заработной плате, то капиталист надбавит 10, и если норма ренты также составляет 100% к заработной плате, то будет сделана еще одна надбавка в 10 и вся цена товара будет равна 30. Но подобное определение цены означает просто, что цена определяется заработной платой. Если в упомянутом случае заработная плата повысилась бы до 20, то цена товара повысилась бы до 60 и так далее. В соответствии с этим все старые авторы по вопросам политической экономии, выдвигавшие догму, будто цены регулируются заработной платой, пытались доказать это тем, что рассматривали прибыль и ренту лишь как процентные надбавки к заработной плате. Никто из них, разумеется, не был в состоянии свести границы этих процентных накидок к какому-либо экономическому закону. Напротив, они, по-видимому, полагали, что прибыль устанавливается традицией, обычаем, волей капиталиста или каким-нибудь другим столь же произвольным и необъяснимым способом. Утверждая, что прибыль определяется конкуренцией между капиталистами, они тем самым ничего не говорят. Правда, эта конкуренция, несомненно, выравнивает различные нормы прибыли[92]92
  По Марксу, «отношение прибавочной стоимости к переменному капиталу называется нормой прибавочной стоимости», а «отношение прибавочной стоимости ко всему капиталу называется нормой прибыли». Это – два различных измерения одной и той же величины. Маркс писал: «Превращение прибавочной стоимости в прибыль следует выводить из превращения нормы прибавочной стоимости в норму прибыли, – а не наоборот. И в самом деле, исходным пунктом исторически была норма прибыли. Прибавочная стоимость и норма прибавочной стоимости есть нечто относительно невидимое, существенное, подлежащее раскрытию путем исследования, между тем как норма прибыли <…> обнаруживается на поверхности явлений».


[Закрыть] различных отраслей производства, то есть сводит их к одному среднему уровню, но она никак не может определять самого этого уровня или общей нормы прибыли.

Что мы подразумеваем, когда говорим, что цены товаров определяются заработной платой? Так как заработная плата есть название для цены труда, то мы подразумеваем, что цены товаров регулируются ценой труда. Так как «цена» есть меновая стоимость[93]93
  Меновая стоимость – это количественное соотношение, выражающее стоимость одного товара через стоимость другого. Например, на рынке можно приравнять друг к другу (цифры условные) 10 м хлопчатобумажной ткани и 40 кг мяса. Категория «меновая стоимость» – одна из наиболее сложных в экономической науке. Она была известна еще до Карла Маркса. Научное обоснование этой категории дал в своих работах Давид Рикардо, однако он не считал, что в основе ее лежит качественно однородный, абстрактный труд: меновая стоимость представлялась ему как отношение, индифферентное к стоимости, как нечто совершенно безразличное и даже внешнее по отношению к природе товара. При этом Рикардо, по словам самого Маркса, фактически подошел к пониманию категорий «абстрактный труд» и «общественный труд», однако стоимость, меновая стоимость и деньги у него логически не были связаны друг с другом. На самом деле, меновая стоимость – это не самостоятельное свойство товара, она лишь форма проявления в обмене его стоимости, то есть воплощенного в нем общественного труда. Зависит меновая стоимость от величины стоимости обоих обмениваемых товаров, а также от спроса и предложения.


[Закрыть], – а говоря о стоимости, я всегда имею в виду меновую стоимость, – меновая стоимость, выраженная в деньгах, то это положение сводится к тому, что «стоимость товаров определяется стоимостью труда» или «стоимость труда есть общая мера стоимости».

Но как в таком случае определяется сама «стоимость труда»? Тут мы заходим в тупик, разумеется, мы попадем в тупик, если попытаемся рассуждать логически. Между тем защитники этой доктрины не очень-то заботятся о логике. Возьмите, например, нашего друга Уэстона. Сперва он нам сказал, что цены товаров определяются заработной платой и что, следовательно, когда повышается заработная плата, должны повышаться и цены. Затем он стал доказывать нам, что, наоборот, повышение заработной платы не принесет никакой пользы, так как повысятся цены товаров и так как заработная плата на деле измеряется ценами тех товаров, на которые она расходуется. Итак, мы начинаем с заявления, что стоимость товаров определяется стоимостью труда, а кончаем заявлением, что стоимость труда определяется стоимостью товаров. Таким образом, мы поистине вращаемся в порочном кругу и не приходим ни к какому выводу.

В целом очевидно, что если мы делаем всеобщей мерой и регулятором стоимости стоимость одного товара, например труда, хлеба или какого-нибудь другого товара, то мы лишь отодвигаем затруднение, так как определяем одну стоимость другой стоимостью, которая в свою очередь нуждается в определении.

Догма, согласно которой «цены товаров определяются заработной платой», в своем наиболее абстрактном выражении сводится к тому, что «стоимость определяется стоимостью», а эта тавтология[94]94
  Тавтология – это фигура речи, при которой в предложении повторяются одинаковые или однокоренные слова.


[Закрыть] означает, что фактически мы вообще ничего не знаем о стоимости. Если принять эту предпосылку, то все рассуждения об общих законах политической экономии превращаются в пустопорожнюю болтовню. Поэтому великой заслугой Рикардо[95]95
  Давид Рикардо (Ricardo) (1772–1823) – английский экономист, последователь и одновременно оппонент Адама Смита (1723–1790). В своей капитальной работе «Начала политической экономии и налогового обложения» он, по выражению Маркса, проанализировал саму основу, «исходный пункт физиологии буржуазной системы». Именно в этом труде Рикардо дал определение стоимости рабочим временем, именно в нем и раздался, по выражению Маркса, крик «стой!», обращенный к буржуазной науке. В «Началах политической экономии» Рикардо дал доказательство «научной недостаточности» метода буржуазной политэкономии, показав с полной очевидностью, что «классическая политическая экономия подходит очень близко к истинному положению вещей, однако не формулирует его сознательно». Но, как отмечал Маркс, «этого она и не может сделать, не сбросив своей буржуазной кожи».


[Закрыть] было то, что в своем сочинении «Начала политической экономии», изданном в 1817 году, он совершенно разрушил старое ходячее и отжившее ложное представление, будто «цены определяются заработной платой», представление, которое Адам Смит и его французские предшественники отвергали в подлинно научной части своих исследований, но тем не менее воспроизводили в более поверхностных и вульгаризаторских главах.