Текст книги "Нефтяной принц"

– Эй, вы только посмотрите! – повысила голос женщина, поймав на себе взгляд вестмена, и продолжила на родном ей саксонском диалекте: – И не надейтесь на иное: нормальные люди путешествуют днем, а по ночам спят! Так всякий может заявиться и устраивать свой порядок!

– Но я предлагаю вам это ради вашей же безопасности, дорогая… – ответил Сэм.

– «Дорогая»? Не надо тут сказки рассказывать! – женщина резко махнула рукой. – Порядочный человек здесь, в Америке, никогда не станет будить людей среди ночи. Дома я, может, еще и стерпела бы, но на чужбине надо вести себя учтивее! Понятно вам?

– Я вас очень хорошо понимаю, дорогая, однако думаю…

– Опять «дорогая»? – она прерывала малыша. – Я не ваша дорогая! Вы знаете, кто я, собственно?

– Конечно. Вы супруга одного из этих четырех джентльменов.

– Джентльменов?! Говорите по-немецки, когда перед вами стоит настоящая немецкая фрау! Я – фрау Эбершбах, урожденная Моргенштерн и овдовевшая Лейермюллер. Вот это, – она указала на одного из трех молодых поселенцев, – мой теперешний супруг, герр Шмидемейстер Эберсбах. Обратите внимание: так только пишется, а произносится Эбершбах! Он не станет плясать под вашу дудку, а сначала подойдет ко мне, потому что я на одиннадцать лет его старше и имею больше разума и опыта, нежели он! Я остаюсь здесь, и он, следовательно, тоже. Во время сна никто никуда не поедет!

Поскольку никто из поселенцев не возразил разбушевавшейся мадам, старый Сэм, хитро прищурившись, окинул взором людей в кругу и произнес:

– Раз господа привыкли подчиняться этой очень энергичной леди, мне остается только одно: просто попросить вас сделать исключение…

Сэм хотел договорить, но суровая фрау не дала ему это сделать:

– О, да что вы там говорите! Исключение! Будто я позволю… Вы меня плохо знаете! Что вы уставились на меня? Не нужно корчить такие гримасы! Видели мы и не таких, понятно? Кто за все платил? За переправу, за весь путь сюда, а? А кто будет это делать дальше? Я, и только я! Теперь вы знаете все, и мы спокойно пойдем спать.

Снова никто из мужчин не сказал ни слова против. Даже Шмидт промолчал, хотя и был вожаком или, скорее, хотел им казаться. Тогда Сэм встал и сказал совершенно равнодушно:

– Как пожелаете. Пожелаем друг другу спокойной ночи, если не ошибаюсь. Это последнее, что вы сделаете, ибо я убежден, что сегодняшний сон станет для вас роковым, хи-хи-хи!

Старик развернулся, готовый уйти, но тут женщина быстро вскочила, крепко вцепилась ему в руку и воскликнула:

– Наш последний сон? Что вы имеете в виду, маленький человечек?

Стоя, она возвышалась над стариком Сэмом на целую голову. Хокенс сделал вид, словно не расслышал последних слов и ответил:

– Думаю, что утром вам уже не проснуться.

– Но почему? – искренне сделала круглые глаза фрау Эберсбах.

– Все вы будете мертвы.

– Такое мне на ум еще не приходило! Фрау Розали Эбершбах умрет еще нескоро!

– Полагаете, что двенадцать бродяг, с которыми вы имели несчастье встретиться, откажутся от удовольствия разобраться с фрау Розали Эберсбах?

– Как это у них получится, если они, как вы говорите, пойманы и связаны?

– Они снова будут на свободе и нападут на вас, как только я с моими спутниками покину это место.

– Хотите удалиться от нас?

– Естественно!

– И куда?

– В Тусон.

– Но почему? Ваш долг охранять этих разбойников, пока мы не окажемся в безопасности! Что же я о вас подумаю, если вы бросите нас на произвол судьбы, исчезнув, как масло на горячей сковороде?

– Думайте что хотите.

– Прекрасная речь, поистине прекрасная! Разве вы не знаете, что мужчины должны быть внимательны к женщинам и обязаны их защищать? А фрау Розали Эбершбах настоящая женщина, понятно?

– Совершенно верно. Но тот, кто находится под моей защитой, должен считаться со мной. Вам это понятно? Они должны напасть. Если это произойдет здесь, после того как вы снова заснете, вы пропали. Если не произойдет, то мы не сможем ничего доказать. Чтобы иметь доказательства, нам необходимо добраться до Тусона, где я хочу упросить коменданта дать нам в помощь отряд солдат. Тогда мы будем превосходить бандитов и спокойно разоружим их, не сделав ни единого выстрела. Поэтому мы должны тотчас ехать, чтобы уже утром быть в Тусоне и подготовить западню для искателей, прежде чем они обо всем догадаются. Поймите вы это, наконец, фрау Эберсбах, урожденная Лейермюллер!

– Что же вы сразу-то не сказали? – спросила она совершенно другим тоном. – Впрочем, я овдовела, будучи Лейермюллер, а не родилась с этой фамилией. Если вы так же благоразумно будете говорить со мной и впредь, я тоже стану благоразумной. Я еще не выжила из ума, если вы успели заметить. Итак, мы запряжем быков и подготовимся к отъезду. Шмидт, конечно же, один с вами не пойдет. Я сама хочу взглянуть на этих искателей. Подождите чуть-чуть, я схожу за флинтом.

Эберсбах отошла к фургону, где находилось ружье. Когда она вернулась, ее муж впервые подал свой голос:

– Останься, Розали! Это не для женщин. Я могу пойти вместо тебя.

– Ты? – ответила она. – Тебя там только не хватало! Героя хочешь разыграть? Ты же знаешь, что я терпеть этого не могу! Останешься здесь и будешь ждать моего возвращения!

Она вернулась к Сэму, тихо посмеивающемуся себе под нос, и зашагала с ним и Шмидтом в сторону поселка. Когда они вошли в кабак ирландца, связанные искатели уже шумно галдели, а Батлер с яростью кричал на Стоуна и Паркера.

– Чего он хочет? – спросил Сэм Хокенс у обоих.

– Чего он может хотеть? – усмехнулся Стоун. – До сих пор удивлен, что это мы их, а не они нас поймали. Говорит, что с нашей стороны это чудовищная неблагодарность за еду и выпивку.

– Именно! – рявкнул Батлер, силясь разорвать веревки и освободить хотя бы верхнюю часть тела. – С чего это вдруг вы хватаете нас во время сна? Мы вас гостеприимно приняли, мирно беседовали и не сделали ничего такого, что…

– К чему так много слов? – прервал его Сэм. – Мы отлично знали ваши бандитские помыслы и намерения, а потому сейчас повезем вас к судье!

Батлер не выдержал и громко заржал, после чего спросил:

– Думаете, он поверит вам на слово? Где доказательства?

– Вы проболтались, будучи под хмельком.

– Ха, даже если и так, ни один судья не станет слушать ваш пьяный бред. Ваши доказательства слишком шатки, мистер. Хорошо! Пусть будет судья, и мы его спокойно подождем. Но что мы вам сделали? Ни один волосок не упал с ваших голов!

– Только потому, что мы вас опередили. Однако понятно, что поход к судье сейчас – полная глупость. Хотя мы и смогли бы доказать нашу правоту, все же не хочется тратить на это наше драгоценное время, так что к правосудию мы обращаться не будем.

– Отличная мысль. Надеюсь, вы и веревки с нас снимете.

– А вот с этим торопиться не стоит, мистер! Прежде немного потолкуем.

– Только поскорее! Что вам еще надо?

– Заплатите за вола, которого вы убили.

– А вас это касается?

– Еще как! Отныне мы вместе с этими немецкими переселенцами. Они тоже собираются в горы – хотят поохотиться на медведей и бобров, как и мы. Стало быть, они наши спутники, и наш долг заботиться о том, чтобы им возместили убытки.

– Вас это не касается! – вскричал Батлер. – Мы ничего не дадим!

– Не хотите – не надо, мы сами возьмем.

– Хотите нас обокрасть?

– Нет, хотим, чтобы вы остались в нашей памяти честными людьми. Сколько стоит бык, мистер Батлер?

– Нам все равно. У нас нет больше денег. Вы же знаете, что мы все проспорили.

– Однако это вас не сильно расстроило, вы ведь собирались основательно пошарить по нашим карманам. По нашим расчетам, с вас за вола около ста пятидесяти долларов. Или я не прав?

– Хм, мы не сможем заплатить.

– Речь не о деньгах. У вас много сумок при себе, как я погляжу. Явно они не пустые.

– Черт возьми! Хотите заглянуть в них?

– Почему бы и нет?

– Но это грабеж!

– Нисколько. Только так мы сможем перечеркнуть ваши бандитские планы!

– Мы вовсе не грабители, и если вы хоть чуть-чуть разбираетесь в тех вещах, что есть у нас, мы охотно вам их покажем.

– Какая любезность! Хотя, признаюсь честно, с удовольствием послушал бы судью, выносящего вам приговор. Итак, к делу, Дик и Уилл! Осмотрите их сумки.

Оба вестмена с радостью исполнили приказание старика. Связанные искатели пытались воспрепятствовать этому, как могли, но тщетно – все их сумки были проверены. Обнаружилось немало предметов, происхождение которых вызывало большие сомнения. Особенно это касалось дорогих часов, несомненно, украденных. Сэм взял их, показал: Шмидту и сказал:

– У этих парней нет наличности. Может, возьмете эти часы?

– Если у них нет монет, то возьмем, – кивнул Шмидт. – Вопрос только в том, не прогадаю ли я? Уверен, что если я захочу продать эти часы, то не найду ни одного торговца, который заплатит за них приличную сумму.

– Не беспокойтесь. Вы не ничего не потеряете. Часы эти стоят четырех ваших быков. Можете быть уверены!

– А моя совесть, мистер?

– Что?

– Она позволит мне взять такую вещь?

– А почему нет?

– Часики-то краденые!

– Скорее всего.

– Значит, они мне не принадлежат.

– Верно, но прежние хозяева уже никогда не получат их назад. Думаю, что они убиты. Даже если это не так, вы все равно смело можете забрать их. Запомните: здесь совсем другие отношения, нежели там, в Германии!

– Что бы там ни случилось с владельцем, я просто обязан передать эти вещи куда следует.

– Кого вы имеете в виду, говоря «куда следует»? Ни один здешний служащий палец о палец не ударит, чтобы разыскивать владельца потерянной вещи. Он просто прикарманит эти часы, а в душе посмеется над вами. Забирайте их спокойно, а в случае каких-либо проблем всю ответственность я беру на себя.

– Ну, если так… пожалуй, соглашусь.

Шмидт спрятал часы в карман. Увидев это, Батлер в ярости заорал:

– Что это значит? Почему этот тип забирает наши вещи? Я…

– Тихо, мошенник! – прикрикнул на него Сэм. – Он возместил свой ущерб. Скажите лучше спасибо, что этим для вас все и кончилось. Вам просто повезло, что вы встретились с тремя портными, которые знают, как кроить костюмы на таких мерзавцев, как вы. Вряд ли вам захочется снова спорить с мастерами швейного дела, да еще на деньги! Впрочем, мы вовсе не хотим иметь проблемы из-за этих часов. Мы едем в Тусон и уже завтра вечером разобьем лагерь у железнодорожной станции, которая расположена там поблизости. Вы можете приехать туда вместе с полицией, и мы охотно потолкуем обо всем со стражами порядка. Если все будет хорошо, получите часы обратно.

– Да, да, мы обязательно это сделаем, обязательно! Мы заявим в полицию, что вы нас обокрали, приедем в ваш лагерь и разберемся. А сейчас развяжите нас! Мы требуем, чтобы вы покончили наконец с этой унизительной процедурой!

– За дураков нас принимаете? Если мы освободим вас, вы уже сегодня выкинете какой-нибудь фортель, а это не входит в наши планы. Нет уж, лежите здесь тихо. Утром кто-нибудь из нас придет и освободит вас.

– Вы ответите за все в аду!

– Благодарю, мистер! А чтобы вы не смогли больше нам ничем навредить, мы заберем ваши боеприпасы. Может быть, получите их завтра назад вместе с часами.

Хокенс, Стоун и Паркер разрядили ружья искателей, забрали порох и патроны, чем привели связанных в бешенство.

Фрау Эберсбах наблюдала за происходящим молча, похоже, у нее были проблемы с английским. Однако позже быстро все поняла после короткого объяснения. Была и еще одна немая свидетельница – старушка Мэри, мулица Сэма, всегда следовавшая за хозяином по пятам. Все это время верное животное стояло у двери и одним глазом сквозь щель с величайшим вниманием наблюдало за движениями старика.

Когда с искателями наконец разобрались, Сэм и сотоварищи покинули кабак и прижали дверь снаружи большим, тяжелым камнем. Потом все пятеро направились в лагерь. Мэри гарцевала сзади. Она давно привыкла быть верным псом своего хозяина и обычно была рядом, если только старый Сэм неуловимым для непосвященного знаком не требовал от нее иного.

Глава 3
Отъезд в Тусон

Приготовления в лагере закончились, и можно было выступать. Проводник поскакал вперед, с ним – оба юноши, которым нравилось возглавлять ночью этот странный отряд. Следом Дик Стоун и Уилл Паркер вели фургоны, а замыкали шествие Сэм Хокенс с кантором. Спутника себе Хокенс выбрал умышленно – он хотел получше узнать об отношениях между поселенцами. Увиденное и услышанное до сих пор Сэму казалось очень странным, как, впрочем, и сами собравшиеся в караван люди. Весьма экстравагантный кантор; эта фрау Розали Эберсбах, к которой все, похоже, относились с большим почтением и которая посмела даже возражать ему, опытному вестмену; приехавший из Германии сын индейского вождя; молодой немец, его друг, сторонившийся остальных поселенцев, – все эти люди возбуждали его любопытство. Кантор, как только фургоны тронулись в путь, первым задал вопрос:

– Наша фрау Розали ходила к этим искателям и что-то им наговорила. Я-то знаю, как она умеет воспользоваться языком, когда захочет. О чем она там болтала?

– Да ни о чем.

– Странно. Я-то как раз подумал, что она общалась с ними весьма фортиссимо [23]23
  Фортиссимо – очень громко, громче, сильнее (ит. fortissimo)


[Закрыть].

– Разве она знает английский или испанский?

– Пару слов по-английски она помнит еще со школы.

– Но этого мало для долгой беседы. К тому надо обладать немалой долей мужества, чтобы вести разговоры с такими людьми, как эти искатели.

– Почему? Они же были связаны, и фрау Розали нечего было опасаться. Да и вообще она не дрожит перед мужчинами, за словом в карман не полезет и привыкла, что все идет по ее желанию.

– Это я успел заметить. Ваши разом прикрыли рты, когда она начала мне возражать.

– Да, да, иначе разразилась бы буря! Но фрау Розали добродушна: стоит только позволить ей говорить, и тогда ее можно обвести вокруг пальца. Но возражений она не терпит.

– А зря, если не ошибаюсь. Когда чего-то не разумеешь, лучше прислушаться к мнению других.

– О, фрау Розали знает почти все!

– Чепуха! Она понятия не имеет о здешних условиях и о том, как себя вести. Если подобные сцены будут повторяться, если она и дальше будет такой упрямой, это может плохо кончиться для всей вашей компании.

– Это вы зря. Даже когда она чего-то не знает, чрезвычайно быстро находит верное решение. Дайте ей волю, и все в конце концов будет хорошо.

– Похоже, вы ее очень уважаете, герр кантор.

– Кантор эмеритус, нижайше попрошу! Да, я отношусь к ней с почтением, и она этого заслуживает. Это порядочная и музыкально образованная женщина.

– А-а, музыкально образованная… Хи-хи-хи… Может, она и сочиняет?

– Нет, но она умеет играть.

– На чем же?

– На гармонике.

– Превосходный инструмент, если не ошибаюсь! Можно и вправду испытывать почтение к тем, кто на нем поигрывает. Только я что-то не слышал, чтобы женщины играли на гармонике.

– И я не слышал, пока не встретил фрау Розали. Своей игрой она заработала немало талеров [24]24
  Талер – старинная серебряная немецкая монета; впоследствии испорченное произношение этого слова дало название американской валюте – доллару


[Закрыть].

– Что, она руководила дамским оркестром?

– Нет, играла на танцах.

– Браво! Значит, танцы для нее – явление обычное?

– Для меня тоже, хотя здесь условия несколько иные. Ее девичья фамилия Моргенштерн…

– Я об этом знаю, – прервал кантора Хокенс, – она мне сама сказала.

– Она вышла замуж в Лейермюле под Хеймбергом. К мельнице примыкало питейное заведение с небольшим зальчиком для танцев. Дела шли плохо, пока за них не взялась фрау Розали.

– Зачем же она приехала в Америку?

– Эту великолепную мысль подал ей я.

– Вы? Хм! Фрау вполне могла оставаться на родине. Она же там не бедствовала.

– Если бы не Вольф… Я вам не рассказывал? Хорошо, у некоего Вольфа, хеймбергского лесничего, здесь, в Америке, был бездетный брат, владевший большими стадами, лесами и серебряным рудником. Так вот, этот богач попросил брата прислать из Европы сына, которому можно было бы оставить в наследство все имущество. Сын Вольфа, тогда учившийся в Тарандской лесной академии, с радостью согласился. Только попросил отсрочить поездку до выпускного экзамена. Семья у лесничего была большая, и отец шел на жертвы, чтобы дать своему первенцу образование. Потому-то Адольф, его сын, и принял приглашение дяди. Ему, правда, пришлось оставить родину, зато, сказал он себе, из наследства он сможет выделить деньги для помощи младшим сестрам и братьям.

– Где же сейчас этот парень?

– Вы можете видеть его во главе каравана.

– Что? Такой молодой? И уже закончил лесную академию?

– Притом с хорошими оценками. Отсюда вы можете заключить, какой это достойный человек. Он принесет дяде большую пользу своими знаниями. Была, впрочем, еще одна причина его столь скорого отъезда за океан: Ши-Со.

– Но ведь так зовут сына вождя.

– Конечно. Я слышал, что вы знакомы с этим вождем. Может быть, вам известно, зачем он посылал своего сына в Германию? Или это секрет?

– Никакого секрета. Когда вождь был совсем молодым, враждебное племя напало на караван переселенцев и уничтожило всех белых, кроме одной девушки, немки. Вождь спас ее и привез в свое племя. Там за ней хорошо ухаживали, и она оправилась от потрясения. Но ни родных, ни даже знакомых у нее не осталось, поэтому ей пришлось остаться у навахо. Ее спаситель – вождь Нитсас-Ини, или Сильный Гром, стал ее мужем. Она сильно полюбила его, в чем никогда не раскаивалась, и прожила счастливую жизнь.

– Возможно ли такое? – удивился кантор. – Красный с белой женой?!

– Красный, вы сказали? Звучит пренебрежительно! Скажу вам, что цвет кожи не играет никакой роли. Я знавал индейцев, перед которыми тысячам и сотням тысяч белых было бы стыдно. Нитсас-Ини – один из них. Конечно, его белая жена не блистала образованием; муж был ее первым и самым усердным учеником; позже он нисколько не возражал против того, чтобы она говорила по-немецки с детьми, которых подарила вождю. Она обучала их, покупала книги. Позже она познакомилась с Виннету, великим апачем, вместе с которым пришел Олд Шеттерхэнд, знаменитый друг и защитник всех краснокожих доброй воли. Они с радостью наблюдали, как идут дела у белой скво, как она счастлива; долго оставались они в этом племени и часто туда возвращались. Никогда больше это племя навахо не начинало войны, а оружие применяло разве что в целях самозащиты. Эти индейцы стали друзьями белых, и те не гнали краснокожих с их земель: племя сумело сохранить за собой свою территорию, хотя и вынуждено было подчиниться определенным правилам. У этих навахо были плодороднейшие луга и обширные леса; богатства их год от года росли, и, хотя скваттеры [25]25
  Скваттер – человек, занимавший пустующие земли без законного разрешения


[Закрыть] с завистью поглядывали на их угодья, пока не осмеливались трогать индейцев. Благодаря Шеттерхэнду правительство Соединенных Штатов признало эти земли частной собственностью, которой законно владеют хозяева. Со временем Сильный Гром понял, что ему не хватает знаний, а потому его наследник уже ничему от него не сможет научиться. По настоянию белой жены он решил послать сына в школу бледнолицых. В то время снова приехал Олд Шеттерхэнд. Вместе с белой скво они убедили вождя отправить сына для получения настоящего образования именно в Германию.

– Знаю, о каком учебном заведении вы говорите, – вмешался кантор. – Это же известный институт Арно Кригера под Дрезденом, в Кётцшенброде.

– Откуда вам это известно?

– Об этом мне сказал Ши-Со. В том же институте учился Адольф Вольф.

– Тогда вы знаете и то, что произошло дальше. Олд Шеттерхэнд согласился сопровождать молодого индейца в институт. Он и жена вождя были очень рады снова увидеть родину. Мальчик оправдал ожидания Шеттерхэнда; его оценки были всегда самыми высокими, и, когда он перебрался из Кётцшенброда в Тарандт, в академию, его учителя убедились, что этого краснокожего ученика не может превзойти ни один белый. Собственно говоря, он и не очень-то похож на краснокожего – материнское влияние особенно заметно в цвете волос и глаз… Теперь и я понял, как они познакомились с сыном лесничего. Вы ведь сказали, что тот тоже учился у доктора Кригера?

– Да, и они были закадычными друзьями, а потом одновременно уехали в Тарандт. Именно в момент отъезда Ши-Со и пришло письмо дяди Вольфа. Вот только зачем Ши-Со поехал в Тарандт?

– Да ведь племя его владело огромными лесами. И он как будущий вождь хотел получить знания, необходимые для того, чтобы не только сохранить богатства, скрытые в этих лесах, но и приумножить их. Не секрет, что в Соединенных Штатах лесное хозяйство поставлено скверно. От убытков, возникающих по этой причине, и должен был уберечь свое племя Ши-Со. Ну, ладно, идем дальше! Кажется, вы хотели сказать, какое влияние оказали два этих воспитанника института доктора Кригера на бывшую жительницу Лейермюле, герр кантор?

– Да, но будьте любезны запомнить, наконец, что я уже оставил эту должность и для полноты титула зовите меня repp кантор эмеритус. Или вы не хотите употреблять эту латынь, потому что я не называю вас по имени и званию? Но вы до сих пор мне ни того ни другого не сказали!

– Ну, это я просто позабыл, если не ошибаюсь. Что до имени, то раньше меня звали Самуэль Фальке, но здесь я стал Сэмом Хокенсом. Впрочем, хватит и того, что вы будете обращаться ко мне просто «Сэм».

– Это не слишком вежливо. Давайте так: раньше вы были Самуэль Фальке, точно так, как я был кантором, и вот теперь, сообразно обстоятельствам, я буду вас называть бывшим Самуэлем или бывшим Фальке. Что вам больше нравится?

– Ни то ни другое. Имя – не должность. Зовите меня либо Сэмом, либо Хокенсом.

– Ну, как вам угодно! А почему искатели не должны были знать, что вы Сэм Хокенс?

– Потому что под этим именем я хорошо известен. Нам, то есть мне, Дику Стоуну и Уиллу Паркеру, дали прозвище Троица, поскольку мы постоянно вместе. Нас считают людьми бывалыми, знающими и не позволяющими ни оскорбить себя, ни обмануть. Я хотел обхитрить искателей, но мне это не удалось бы, если бы они узнали, с кем имеют дело. Тогда они сразу бы от нас отвязались либо держались бы так, чтобы я не достиг своей цели. Но я очень хочу сделать этих парней безвредными для честного человека.

– Очень хорошо, теперь я знаю, в чем дело, и могу спокойно вернуться к Тарандту. Так вот, Ши-Со и Вольф часто приезжали из этого городка в Хеймберг, курортное место, знаете ли, и направлялись в Лейермюле, а потом и в кузницу, когда мельничиха вышла за кузнеца. Я их обоих хорошо узнал. И как раз тогда, когда Хромой Фрэнк уговорил меня ехать в Америку на поиски его героев, пришло письмо от дяди, а также стало известно, что Ши-Со возвращается в свое племя. Дядя этот был необычайно богат и проживал, как вскоре выяснилось, совсем недалеко от навахо. А дело-то было в деревушке, заселенной одними бедняками, так что мне нетрудно было уговорить некоторых из них эмигрировать.

– Значит, вы, так сказать, соблазнили этих бедных людей! – с укоризной произнес Сэм.

– Соблазнил? Что за выражение! Кантор эмеритус, тысячи раз игравший на органе во время церковных служб, становится наполовину духовным лицом, то есть переходит в то состояние, в котором нельзя и мысли держать ни о каком соблазнении! Я – путеводитель, а не соблазнитель [26]26
  В подлиннике игра слов: Fuehrer – предводитель, путеводитель; Vertuehrer – соблазнитель


[Закрыть], я хочу привести этих людей к счастью и убежден, что дядюшка Вольф с радостью их примет. А деньги на покупку земли или на обустройство есть.

– Думаю, эти трое – бедняки.

– Да, у Шмидтов, Штраухов и Ульманов ничего не было, но Эберсбахи, как вы слышали, семейство состоятельное, и фрау Розали лично одолжила всем остальным необходимые суммы. Надеюсь, вам понятно, что это за женщина. Она могла бы спокойно остаться дома, но поехала – просто из участия к тем трем семьям да еще по причине непреодолимого желания повидать чужие края. Особенно ее тронуло, что в Америке с таким почтением относятся к дамам.

– Ах, вот оно что, – Сэм довольно усмехнулся. – Значит, фрау Розали Эберсбах, урожденная Моргенштерн, вдова Лейермюллер, считает себя дамой! Это мне кое-что объясняет. Стало быть, вы все намерены поселиться у дядюшки Вольфа?

– Так они рассчитывают, но если он откажет, поедут дальше.

– Ну, а вы сами?

– Я обязательно разыщу Шеттерхэнда, Файерхэнда и Виннету, а потом, разумеется, Хромого Фрэнка.

– Слишком просто вы это себе представляете, а между тем годами можно скитаться по Западу и не встретить ни одного из этих джентльменов.

– Стало быть, придется побольше расспрашивать.

Волы медленно шли всю ночь, и только часа через два после рассвета поселенцы увидели перед собой город, хотя Сан-Ксавьер-дель-Бак расположен не так уж далеко от Тусона. Вид столицы [27]27
  Тусон был столицей Аризоны в 1867–1877 гг.


[Закрыть] их мало обрадовал. Было еще очень рано, но солнце уже вовсю заливало голые глинобитные хижины и обломки стен почти невыносимым жаром. На путешественников тотчас набросились омерзительного вида брешущие собаки, долго не отстававшие от каравана, а у дверей домов и на перекрестках лениво стояли исхудалые людишки, едва прикрывшие тело какими-то пестрыми тряпками.

По распоряжению Сэма караван остановился на пустыре, где вскоре образовалось целое скопище лающих псов, кричащих детей и любопытствующих воришек, сразу окруживших фургоны. Больше всего их внимание привлекали два колоритнейших персонажа: Сэм Хокенс и кантор.

Поскольку немецкие переселенцы за время пути очень мало обучились английскому, а испанскому – и того меньше, Сэм взял бразды правления в свои руки и осведомился, можно ли здесь найти корм для животных и запастись водой. Оказалось, что сено и воду добыть можно, но качество их неважное, а цены высокие. Десять, двадцать или еще больше лоботрясов тотчас выразили готовность взяться за эту работу, которую и работой-то нельзя было назвать, чтобы получить пару сентаво [28]28
  Сентаво – мелкая мексиканская монета


[Закрыть].

Покончив с вопросами снабжения, малыш отправился к коменданту, чтобы изложить тому свою просьбу. От военных Хокенс услышал, что этот офицер выступил с многочисленным отрядом в направлении Прескотта и занял проход Гуаделупе, намереваясь наказать хозяйничающих в том районе мятежных мимбреньо. Старика привели к капитану, исполнявшему обязанности коменданта. Тот пил свой утренний шоколад, уткнувшись в старую газету, которую здесь, в Тусоне, считали свежей. Увидев входящего, капитан сначала изобразил на своем лице удивление, но потом его физиономия все больше и больше растягивалась в улыбке, и наконец он разразился веселым смехом. Поднявшись со стула, офицер сказал тоном, в котором не чувствовалось никакой дерзости:

– Послушайте, кто вы? Чего хотите? Такого паяца я еще ни разу не видел!

– Я тоже, – спокойно ответил Сэм, всем своим видом намекая на самого капитана.

– Хм! Что вы хотите этим сказать? – продолжал тот уже совсем другим тоном. – Не хотите ли вы оскорбить меня?

– Разве это оскорбление, если я соглашаюсь с вами? – искренне удивился Сэм.

– Ах, так! Тогда хвалю вашу самокритику. Повторяю, что никогда в жизни я не встречал такого клоуна, каким вы сейчас нарядились. Вы, похоже, явились, чтобы получить разрешение на цирковое представление?

– Точно, – усмехнулся Сэм. – Вы догадались, сэр, и должны помочь мне, если не ошибаюсь.

– Помочь? Я? Вы считаете заместителя коменданта города, офицера армии Соединенных Штатов, таким же шутом, как вы?

– В данном случае – да, – ответил Сэм, хладнокровно пододвигая к себе стул и усаживаясь.

– Эй, еще одно такое слово, и я прикажу посадить тебя в тюрьму, а перед этим хорошенько высечь! – пригрозил офицер, сделав несколько шагов к малышу. – Как ты мог усесться без моего позволения? Перед главным лицом города полагается стоять. А ну, встать! И немедленно!

Рука военного потянулась к гвоздю, на котором висел хлыст. Однако на Сэма это движение не произвело ни малейшего впечатления. Он невозмутимо произнес:

– Перед главным лицом, говорите? Ну что ж! Ничего не имею против. Но предстану я перед ним как равный.

– Вы что, офицер?

Сэм дружески кивнул:

– Вы когда-нибудь слышали о Троице?

– О какой Троице идет речь?

– О трех охотниках прерий, если не ошибаюсь.

– А-а, они мне известны. Это Дик Стоун, Уилл Паркер и Сэм Хокенс, о котором рассказывают…

– Великолепно, сэр! – прервал его вестмен. – Значит, вы о них слышали, чем меня очень обрадовали. Может быть, тогда вы знаете, что во время последней войны Сэм Хокенс служил скаутом?

– Да, в войсках генерала Гранта. Своей хитростью и смелостью он многого добился и даже был произведен в капитаны. Но при чем здесь вы?

– Хм, во всяком случае, я гораздо ближе к нему, нежели к вам… В настоящее время Троица находится здесь.

– Как? В Тусоне?

– Вот именно, сэр. А Сэм Хокенс, прославленный капитан армии Соединенных Штатов, находится еще ближе – в данный момент он сидит перед вами.

– Что? – лицо заместителя коменданта озадаченно вытянулось. – Но ведь здесь никого нет, кроме меня и вас!

– Совершенно верно, сэр!

– Значит… значит, вы и есть Сэм Хокенс?

– Не похож разве?

– Но… офицер… в таком наряде…

– Получается, что офицеру запрещено одеваться по своему вкусу, сэр? Речь идет о вкусе Сэма Хокенса! Впрочем, если кто-нибудь вздумает посчитать меня безвкусным, это его дело. Не буду возражать, но только пока такой храбрец молчит, однако если он раскроет рот, сразу же получит достойный ответ прямо из первых рук! – И Сэм недвусмысленно похлопал ладонью по своему длинному ружью, добавив: – Вообще-то я бы и тыквенной корки не дал за свое тогдашнее офицерство. Быть достойным вестменом значит для меня гораздо больше офицерской субординации, а я – вестмен, сэр, и если не верите, то готов это доказать. Хотите проверить, чья пуля точнее попадет в сердце другого? Если да, то я сей же час выполню ваше пожелание.

Слова Сэма, несмотря на шутливый тон, произвели на вояку определенное впечатление. Он отрицательно махнул рукой, ответив на этот раз очень вежливо:

– Не стоит, сэр! Зачем же офицерам, товарищам по оружию, без всякого повода лишать друг друга жизни на дешевой дуэли?

– Хм! Ну, повод-то найдется… Но раз вы признали в предполагаемом паяце товарища по оружию, вот вам моя рука. Давайте теперь спокойно поговорим об одном веселеньком дельце, в котором нам обоим скорее всего предстоит участвовать.

После дружеского рукопожатия Сэм рассказал о встрече с двенадцатью всадниками, в которых он признал искателей. Капитан слушал очень внимательно; лицо его все больше напрягалось, а когда малыш закончил, он в возбуждении вскочил:

– Только бы вы не ошиблись, Сэм! Только бы это на самом деле были искатели! Вот это был бы улов!.. Но почему же вы не притащили их сюда из Сан-Ксавьер-дель-Бак? Ведь они же были связаны и находились полностью в вашей власти?

– А мог ли я доказать, что они воры, разбойники, убийцы, что они на самом деле искатели? Доказательство надо еще получить, потому я и решил предоставить им возможность помочь нам в этом деле. Когда мы застанем их на месте преступления…

– Застанем? Значит, вы намерены позволить им совершить очередное нападение?