Текст книги "Нефтяной принц"

– И вы собираетесь вогнать в нее пулю из вашей железяки?

– Да.

– Вздор! Этот ствол разлетится на куски при первом же выстреле, а если нет, то согнется так, что ваши пули уйдут за угол дома.

– Давайте попробуем.

– Итак, стреляем на спор? Деньги у вас есть.

– Не только деньги, но и желание.

– Ваша ставка?

– Как и ваша.

– Тогда один доллар.

– Согласен.

– Значит, по рукам! Но мы не будем стрелять в ту хижину – владелец едва ли потерпит такое, а я…

– Стреляйте по моей! – неожиданно прервал их хозяин. – Я приклею сзади листок бумаги как раз с мою ладонь. Она и будет мишенью.

Предложение было принято, и все отправились за дом. Бумагу приклеили, после чего Батлер отсчитал двести шагов. Он поставил один доллар, Сэм дал свой. По жребию первым выпало стрелять Батлеру. Он стал на условленном удалении, быстро прицелился, спустил курок и первым же выстрелом пробил бумагу.

Настала очередь Сэма. Он расставил свои кривые ножки как можно дальше друг от друга, вскинул Лидди, весь наклонился вперед и начал целиться.

Целился он долго, издалека напоминая фотографа, склонившегося над своим аппаратом. Все вокруг смеялись от души. Наконец грохнул выстрел, и Сэм отпрянул в сторону. Ружье выпало из его рук, стукнув старика прикладом по правой скуле. Смех искателей превратился в вой.

– Что, большая отдача? – заботливо осведомился Батлер.

– Даже по уху получил! – ответил малыш грустно.

– Штука строптивая! Давайте посмотрим, куда вы попали.

На бумаге не было никаких следов от пули. Искали долго, пока наконец кто-то, удалившийся в сторону, с хриплым смехом не закричал:

– Скорее сюда! Вот она, вот! Смотрите – из дырки течет спирт!

Примерно в десяти шагах от дома стояла большая бочка, наполненная водкой. Пуля пробила дерево, и теперь сквозь дыру толщиной в палец хлестало крепкое зелье. Снова раздалось разноголосое ржанье. Но хозяину было не до смеха, он выбежал и потребовал возмещения убытков. Когда Сэм пообещал ему это, ирландец успокоился и быстренько загнал молотком в отверстие деревянный колышек.

– Вы даже в дом не попали! – крикнул Батлер совершенно озадаченному малышу. – Я же сказал вам, что ваши пули все углы обойдут. Доллар мой. Может, вы хотите еще раз рискнуть, мистер Гринелл?

– Да, – кивнул Сэм.

Второй пулей он все же попал в дом, но где-то внизу, в углу, в то время как цель находилась сверху, в центре стены. Потом Сэм выстрелил еще четыре-пять раз и облегчил свой карман на такое же количество долларов. Старик разозлился:

– Все это оттого, что спорим на один доллар. Если поднимем ставку, мой результат станет лучше.

– Охотно, – усмехнулся Батлер. – Сколько ставите?

– Как и вы.

– Скажем, двадцать?

– Пойдет!

Сэм снова проиграл, попав в тот же угол. Батлер сгреб деньги и спросил:

– Снова случайность, мистер Гринелл?

При этом он едва заметно подмигнул своим людям и с удовлетворением вздохнул.

– Да, – ответил Сэм, как и прежде. – Должен же я попасть хоть раз.

– Я тоже так думаю. Сколько?

– Сколько хотите.

– Пятьдесят долларов.

– Да.

– А может, сто?

– Это слишком. Я хоть и убежден, что теперь наконец попаду, но у меня рука не поднимется отнять у вас столько денег, мистер… как вас зовут?

– Батлер, – слишком быстро прозвучало в ответ.

Вряд ли он назвал бы настоящую фамилию, если бы вопрос Сэма не был бы столь неожиданным. Остановиться Батлер уже не мог:

– Я всегда держу слово. Вопрос только в том, хватит ли у вас мужества…

– Мужества? У портного его всегда в избытке.

– Значит, сто?

– Хорошо.

Батлер был так уверен в победе, что целился совсем небрежно, а может быть, высокая сумма вскружила ему голову. Так или иначе, но пуля пробила стену рядом с листком. Настроения это ему не прибавило, однако он не сильно расстроился, зная, что противник выстрелит еще хуже.

Настала очередь Сэма. Но куда он целился? В угол стены, куда он до сих пор вкладывал все свои пули.

– Что это вам взбрело в голову, мистер Гринелл? – удивился Батлер. – Вы целитесь в угол?

– Само собой, – со знанием дела ответил малыш. – Теперь я понял свою старушку.

– Что?

– Она меняет настроение по собственной воле. Если я целюсь в бумагу, в центр, пуля летит вниз, в угол. Теперь я прицелюсь в угол, и она, пожалуй, попадет в мишень.

Сэм спустил курок, и пуля пробила листок в самом центре.

– Вот видите, я выиграл! – засмеялся малыш. – Победа! Как насчет сотни, мистер Батлер?

Но тот не торопился. Он, похоже, думал, как отказаться от выплаты. И вдруг ему на ум пришла идея, которую он тотчас же решил воплотить в жизнь.

Он вытащил из кармана золотые монеты, протянул их Сэму и спросил:

– Может, закончим?

– Как хотите.

– Или поставим еще раз?

– Не возражаю.

– Тогда не сто, а двести!

– Но это очень много.

– Не для меня. Или вы боитесь?

– И в голову не приходило.

– Тогда двести! Ставим сразу.

– По рукам! Пусть мой спутник, мистер Берри, станет нашим поверенным и возьмет наши деньги, а мы возьмем новый листок бумаги и нарисуем в центре круг. Чья пуля окажется ближе к центру, тот и победил.

– Согласен, – несколько подозрительно кивнул Батлер. – Но стреляем не с двухсот, а с трехсот шагов.

– Тогда я не попаду.

– Ерунда. Вперед, мистер Гринелл, ставьте двести долларов!

Сэм передал деньги Дику Стоуну. Батлер, не имевший, похоже, такой суммы, подошел к своим, чтобы собрать деньги у них. Наконец он тоже передал доллары Стоуну, который хорошо знал, почему Сэм сделал его поверенным. Затем прикрепили новый листок, отсчитали триста шагов, и Батлер приготовился к выстрелу.

– Целься лучше! – крикнул один из его людей.

– Помалкивай! – грубо ответил Батлер. – Этому портняге меня не обшить.

Теперь он целился гораздо дольше, нежели прежде. Пуля пробила бумагу, хотя и не в центре.

– Отличный выстрел! – послышались одобрительные возгласы.

Батлер окинул своих победоносным взглядом, совершенно не обращая внимания на Сэма. Последний, готовясь поднять ружье, прокричал противнику:

– Мистер Батлер, раскройте же глаза! Раз, два, три!

На «раз» старик встал наизготовку, на «два» – прицелился, на «три» – грохнул выстрел. Из глоток искателей чуть ли не разом вырвался дикий крик ужаса – Хокенс попал в самый центр. Дик Стоун поспешил к нему, протянул деньги и сказал:

– Бери скорее, старина, иначе ничего не получишь.

– Ладно, возьму, но кое-что они мне еще должны.

Он спрятал деньги и зашагал к хижине.

– Просто невероятно, черт возьми! – вырвалось у Батлера. – Никогда не видел таких случайностей!

– У меня случайностей не бывает! – признался Сэм и был недалек от истины, ибо являлся превосходным стрелком.

Но Батлер расценил слова иначе и сказал:

– Тогда верните деньги!

– Вернуть? Это еще почему?

– Вы только что признали, что это не ваш случай.

– Хм! Случай не мой, а вот рука и флинт – мои. Случай поразил цель, стало быть, он и победитель. Деньги теперь его. Я при встрече передам их ему.

– Что за дурацкая шутка? – насупил брови Батлер.

Его люди уже успели окружить обоих спорщиков. Их круг начал сужаться. Однако Сэм, не выказывая ни малейшего опасения, ответил совершенно спокойно:

– Сэр, портные не шутят, когда речь идет о деньгах. Это я говорю вам серьезно! Стреляем дальше?

– Нет, я спорил с вами, а не с вашим «случаем». Или вам всегда фортуна благоволит?

Батлер украдкой подал знак своим спутникам, чтобы те пока не торопились с враждебными намерениями. Заметив это, Сэм сказал:

– Если речь идет о паре вшивых долларов – это не по мне. Лучше уж пальнуть в «молоко».

Не успели оба свернуть за угол, чтобы вернуться к фасаду хижины, как нос к носу столкнулись еще с одним персонажем. Им оказалась… мулица Хокенса, решившая проследить за своим хозяином. Батлер, шедший первым, чуть было не упал от неожиданности.

– Чертова скотина! – выругался он и обрушил на голову Мэри свой кулак. – Поистине кляча для портного!

Никому другому и в башку не придет сесть на такую развалину!

– Совершенно верно! – согласился Сэм. – Вы просто не в состоянии скакать на ней…

– Что? Это вы говорите мне? Да лучшего всадника между Фриско [4]4
  Фриско – Сан-Франциско


[Закрыть] и Новым Орлеаном не найти! Вы спятили!

Сэм смерил противника придирчивым взглядом и с недоверием спросил:

– Вы – хороший всадник? Что-то не верится. У вас слишком длинные ноги.

Батлер засмеялся, после чего добавил:

– Да что портной смыслит в лошадях? Еще когда вы только подъезжали к дому, я заметил, как вы повисли на своей кляче, будто обезьяна на верблюжьем горбу. И вы рассуждаете о верховой езде! Не смешите меня. Я так сдавлю бока вашей кляче, что она через пять минут издохнет.

– Либо сбросит вас через минуту.

– Вы серьезно?

– А как же!

– Что, может поспорим? Мулица никогда меня не сбросит!

– Ставим по десять долларов.

– По рукам!

Сэм вынул деньги и отдал их Дику Стоуну. Батлер взял взаймы у кого-то из своих спутников и тоже передал их Дику.

– Жалкая ставка! – усмехнулся хозяин-ирландец и сказал Батлеру: – На этот раз вы выиграли.

Батлер взял старушку Мэри под уздцы и вывел ее во двор.

– Если я усижу на кляче больше минуты, вы проиграли, – заявил он.

– Можно мне переговорить со скотиной? – неожиданно спросил Сэм.

– Почему нельзя? Если вам больше не с кем перекинуться парой фраз, то поговорите с ней.

Снова образовались две группы. С одной стороны находились Сэм, Дик и Уилл, с другой – хозяин дома с искателями. Мулица стояла спокойно и неподвижно, словно деревянная фигурка с карусели. Сэм шепнул животному:

– Покапризничай, моя дорогая упрямица!

В тот же миг мулица выгнула спину, как кошка, высоко подскочила на месте и тяжело приземлилась вместе с Батлером. Правда, последний был уже не в седле, а на земле, рядом со старушкой Мэри. Искатели рванулись к нему на помощь, но их предводитель уже вскочил и в ярости закричал:

– Дьявольская скотина! Прикидывалась кроткой овцой, а тут вдруг взлетела ввысь как воздушный шар!

– Похоже, воздухоплавание вам ближе, нежели скачки. Деньги мои, – ухмыльнулся Сэм, пряча купюры в карман.

– К черту! Может, я чего не понял, но, кажется, вы что-то шепнули этой кляче?

– Да.

– Я этого не потерплю!

– Хо! Разве не вы тут говорили, что я могу общаться со зверем как хочу?

– Но не настраивать его против меня!

– Как раз наоборот! Все сделал для вашей же пользы. Вам остается только послушать, что я говорю мулице, и вам станет ясно, как вести себя с ней, если вы и вправду хороший всадник.

– Ладно, давайте еще раз. Ставьте ваши десять долларов!

– Охотно.

Батлер снова одолжил денег и, передав их Дику Стоуну, обратился к Сэму:

– Ну, говорите же этой мерзавке, что она должна делать!

Сэм усмехнулся и весело прокричал мулице:

– Сбрось его, моя дорогая тигрица!

Мэри с места рванула галопом, и, несмотря на все усилия Батлера, по широкой дуге понеслась к ближайшему углу хижины. Едва не воткнувшись в последний, она шарахнулась к дальнему углу, да так близко к стене, что Батлер не успел убрать правую ногу, зацепился за угол и, чтобы не переломать себе кости, сам выпрыгнул из седла и снова приземлился на землю в сидячем положении.

– Тысяча чертей! – заорал он в ярости, вскочив на ноги и потирая ушибленное колено. – Настоящая адская бестия!

– Деньги мои! – не моргнув глазом объявил Сэм и спрятал их в карман.

Растерянный Батлер повернулся к хозяину, после чего вполголоса проговорил:

– Дай мне двадцать долларов. У моих людей больше ничего нет.

– Снова спор? – с недоверием спросил ирландец. – А кто вернет мои деньги?

– Я, мерзавец, я!

– Но когда?

– Да завтра утром, дурья башка! Разве мои люди стали бы спокойно смотреть на это безобразие, если бы не были уверены, что завтра вернут не только мои деньги, но и гораздо большие.

– Две тысячи долларов этого портного?

– Конечно.

– Поосторожнее, мистер! Этот парень не так глуп, как мы думали.

– Чепуха! Просто ему повезло.

– Со стрельбой – да, а вот с мулицей, пожалуй, нет.

– Это старая цирковая кляча, которую он где-то прикупил за пару долларов. Все это случайность. Просто эта гадюка дрессированная. А теперь давай сюда деньги. Я должен вернуть хоть эти доллары!

Пока ирландец ходил за деньгами, Батлер крикнул Сэму Хокенсу:

– Спорим еще раз!

– Ладно, но в последний раз.

– Согласен. По двадцать!

Сэм кивнул, а Батлер заверил его, что теперь мулице ничего не удастся сделать. Искатель сел в седло, крепко взял Мэри за поводья как можно ближе к морде и сдавил бедняжку шенкелями, прислушиваясь, что же на этот раз скажет старик своей кляче. Малыш спокойно произнес:

– Покатай его, моя дорогая артистка!

Мулица тотчас присела и начала кататься по земле, словно на роликах.

Неудачливому Батлеру ничего не оставалось, как поскорее освободиться от стремян. Едва почувствовав себя неуправляемой, Мэри подпрыгнула и с торжествующим ржаньем кинулась к хозяину, чтобы уткнуться мордой в его плечо.

Батлер медленно поднялся с земли и ощупал себя, словно проверяя, все ли на месте. Он был в ярости от многократного позора, хотя изо всех сил пытался скрыть это. Все его тело ныло и болело. Еще бы: оказаться под Мэри – все равно что попасть под каток!

– Хотите еще раз поспорить? – осведомился у него Сэм Хокенс.

– Катитесь к дьяволу вместе с клячей!

– С дьяволом у меня нет никаких дел, поэтому, мистер Батлер, я отправлюсь туда, куда захочу.

– В Прескотт?

– Да.

– Сегодня?

– Нет. Сегодня останусь здесь, в Сан-Ксавьер-дель-Бак.

– Успели найти, где заночевать?

– Нет. Это ни к чему. Буду спать на свежем воздухе.

– А перекусить?

– Мы полагали, что здесь что-нибудь перехватим.

– Со жратвой тут проблемы – вся кончилась. Накормят вас сытно только при одном условии: если вы будете нашими гостями. Так что будьте благоразумны и принимайте наше приглашение.

– Не откажусь. Когда вы будете обедать?

– Когда мясо привезут. Я сообщу вам.

На этом споры закончились и обе стороны разошлись.

– Ты провернул чудное дельце! – обратился к Сэму Дик Стоун. – Жаль, что мне не удалось поучаствовать.

– Нет нужды – я поделюсь, если не ошибаюсь. Будем и дальше «портными», хи-хи-хи!

– Итак, двенадцать искателей. Дрянная компания, особенно к ужину.

– Приглашение их нам не нужно – провианта в седельных сумках нам хватит на целый день, как раз до Тусона. Но у меня есть хорошая идея: мы схватим их всех без борьбы.

– Каким образом?

– Скоро поймешь.

– По-моему, лучше делать ноги отсюда, да поскорее. Слишком опасно. Они наверняка уже решили, как отобрать твои деньги. Сам знаешь, церемониться не станут. Для того нас и пригласили отобедать.

– Ты прав как никогда, но это им боком выйдет. Бояться нечего – их легко обвести вокруг пальца. Считать нас портными, нас – Троицу!

– Сначала они что-то заподозрили и вроде узнали…

– А этот Батлер даже осматривал ваши головы. Если бы он добрался и до моей башки, недолго бы сомневался, хи-хи-хи! Ни один адвокат не рискнул бы оспаривать мое право на обладание собственными волосами вместе с кожей, которые были при мне с самых малых лет, пока дюжина пауни [5]5
  Пауни – племя, сначала кочевавшее между Скалистыми горами и Миссури, не переходя реку Арканзас, а потом мигрировавшее к северу. Есть предположение, что название племени взято из языка сиу, где «пани» означает «красные птицы», что связывают с головным убором пауни из птичьих перьев красного цвета.


[Закрыть] не срезали их с моей макушки. Потом в Текании я купил парик, стоивший мне трех толстых связок бобровых шкурок, если не ошибаюсь. Жаловаться мне незачем – новая шевелюра лучше, чем старая, особенно летом. Ведь ее можно снять, когда пот прошибает, или причесаться, не скобля башку. А потом, если вдруг краснокожим захочется снять мой скальп еще раз, я их уважу – отдам без сожаления, хи-хи-хи!

– Только идиот мог поверить, – вставил Уилл Паркер, – что мы у Гилы будем ловить бобров и гризли!

– Не только, – покачал головой Сэм. – Они уже поняли, что ты чистой воды гринхорн. А гринхорну все прощают, даже его желание поохотиться на тюленя с китом. Кажется, они говорили, что ждут, когда им привезут мясо. Откуда? Может из Тусона? Что-то не верится. Какое-нибудь мошенничество или воровство, не иначе! Эй, а вот и их добыча.

Старик указал вперед, туда, где на открытой равнине неожиданно появилась большая фура, запряженная четверкой волов. За фурой тянулись еще три такие же. Впереди скакал хорошо вооруженный всадник – скаут. Рядом с фургоном ехали двое юношей, имевшие при себе ножи, револьверы и двустволки.

Погонщики быков шли пешком. Из фургонов выглядывали любопытные лица переселенцев.

Скаут поначалу имел намерение остановиться, однако, рассмотрев, что за общество собралось у хижины, изменился в лице и направил коня мимо. Фуры потянулись следом.

– Проклятье! – вырвалось у одного из искателей, вот просительно уставившегося на хозяина. – Сдается мне, жаркого сегодня вечером нам не видать.

– Почему?

– Кто знает, как далеко отсюда они сделают привал.

– Далеко не уйдут. Видно, что волы устали. Обратил внимание на скаута?

– Нет.

– Он что-то заподозрил, когда вас увидел. Не надо было его раньше так много расспрашивать. Только из-за вас он и не стал останавливаться. Одно радует – они остановятся не дальше того места, где кончается трава для скота.

– Пойду прослежу.

– Не делайте этого. Если вас заметят, это только усилит их недоверие.

– Верно, – согласился Батлер. – Мы должны ждать, пока не стемнеет. Я сам пойду к ним вместе с парой человек.

Они обязательно отправят волов пастись, мы уведем одного и зарежем.

– И обнаружите себя! – усмехнулся хозяин.

– Что значит «обнаружите»? Если кто и заявится, то сразу увидит, как мы спокойно сидим и уплетаем жареное мясо, и все. Туша вола валяется где-то за поселком, пусть даже и освежеванная. Кто докажет, что это наша работа?

– А кусок мяса, что у нас в руках? Не тот ли, что срезали с быка?

– Это еще не доказательство. Мы могли его купить у какого-нибудь краснокожего. А если объяснений недостаточно, у нас хватит ружей и ножей, чтобы отделаться от любого приставалы.

– Трое портных тоже сядут с нами?

– Конечно. Чуешь, Пэдди, к чему я клоню? Мы их напоим.

– Чтобы потом…

– Да, ты правильно понял.

– У меня в доме?

– Да, там, в комнате. Не здесь же, на улице. Чужой глаз не дремлет.

– Но для меня это слишком опасно.

– Тихо! Твоя доля – триста долларов. Хорошая компенсация, не так ли?

– Ладно, куда денешься… Но боюсь, что этих парней так просто не споить.

– Легче, чем ты думаешь. Не видел что ли, как они твою водку выплеснули?

– Такое каждый хозяин увидит.

– Отсюда следует, что они не выпивохи и после пары стаканов будут готовы.

– По-моему, отсюда следует, что они вообще пить не станут. Как же их споить?

– Хм, может и так. Есть у тебя что-нибудь, кроме водки? С улыбкой пройдохи Пэдди ответил:

– Для хороших друзей и при честной оплате попробую отыскать где-нибудь бочку крепкого калифорнийского вина.

– Калифорнийское? Черт возьми, тащи его сюда! – вдруг осенило Батлера. – Этим портным за глаза хватит одного литра. Да и мы будем на верху блаженства. Сколько оно стоит?

– Сорок литров – шестьдесят долларов.

– Дорого, ну да ладно. Получишь триста шестьдесят долларов из той добычи, что ждет нас ночью.

– Зачем столько возиться с портными? Приглашать их, ужинать с ними, болтать, потом грабить и… Неужели нельзя сделать все быстрее и лучше?

– Можно, но, Пэдди, я же говорю тебе: у этой троицы есть нечто, что заставляет меня сомневаться в их принадлежности к простому клану портняжек. Я уже все обдумал. Этот маленький старик стрелял как настоящий мастер. О том говорят даже его первые неудачные попытки. Мы видели, как он целился в листок, но едва уловимым движением, которое и не заметишь, ловко вкладывал пулю за пулей в угол. Взгляни на них, как они сидят! Думаешь, они не смотрят за нами? Говорю тебе, они все видят, будто только сюда и глядят. Я знаю эти штучки! А их вид? Да они в любую секунду готовы схватиться за револьверы. Если хоть один из них носил бы парик, я бы не сомневался, что перед нами та самая дьявольская Троица! Но даже если это не они, нам надо держать ухо востро. Напасть на них или захватить врасплох не так-то легко, по крайней мере за оружие они успеют схватиться.

– Но двенадцать или тринадцать против троих… Похоже, будут проблемы.

– Будут. Кому-то из наших, может, придется распрощаться с жизнью, а уж без раненых точно не обойтись. Споить их – гораздо надежнее и безопаснее.

Батлер вдруг прервал разговор, указал рукой за дом и воскликнул:

– Эй, что это там еще за странная фигура? Кажется, она отстала и не знает, куда дальше двинулись фургоны.

Сказать «странная фигура» – это практически ничего не сказать. К дому приближалось нечто из ряда вон выходящее. Незнакомый всадник методично раскачивался в седле подобно маятнику. Движения этого нечто были, мягко говоря, странными: когда ноги уходили далеко назад, голова едва ли не падала вниз, а когда она откидывалась вверх, ноги выносились далеко вперед. Все это повторялось снова и снова. Тело «странной фигуры» прикрывал длинный, долгополый плащ, а лицо было укутано в большой венский платок, нижний угол которого касался лошадиного хребта. Ноги торчали из дорожных сапог, за спиной болтался флинт, а из-под серого плаща, похоже, выглядывала сабля. Красное круглое лицо, выглядывающее из платка, как из дупла, не имело никаких следов растительности и даже не позволяло определить, кто же восседал на сухопаром жеребце, мужчина или женщина. А возраст «странной фигуры? Если это особь мужского пола, то ей не больше тридцати пяти, а если женского – за сорок. Нечто остановило коня прямо у столиков и фальцетом поприветствовало всех присутствующих:

– Добрый день, господа! Вы не видели здесь четырех фургонов, запряженных волами?

До сих пор все разговаривали исключительно по-английски. Но эта леди мужского рода или джентльмен женского почему-то воспользовался немецким.

Естественно, никто не ответил. Когда вопрос прозвучал снова, первым поднялся Хокенс. Он подошел к лошади и спросил тоже на немецком:

– Вы не говорите по-английски?

– Нет, только по-немецки.

– Могу я узнать, кто вы?

Тут странный голос зазвучал еще выше:

– Я кантор эмеритус [6]6
  Кантор (лат. cantor – певец) – в католической церкви певчий, в протестантской – учитель и дирижер хора, органист, автор духовной музыки. Под словом «эмеритус» подразумевается человек, уволенный в отставку со специальной государственной пенсией (лат. emeritus – заслуженный).


[Закрыть] Маттеус Аурелиус Хампель из Клоцше под Дрезденом.

– Клоцше под Дрезденом? Черт побери, так вы саксонец?

– Да, коренной, а теперь вышедший на пенсию.

– Я тоже, хотя уже так давно в Америке, что почти забыл, откуда я родом. Так вы из тех четырех фургонов, герр кантор?

– Конечно, но нижайше попрошу, говорите лучше «герр кантор эмеритус»! Тогда каждый поймет, что я уволился с церковной и органной службы, чтобы посвятить все свои способности исключительно гармоничной богине музыки.

Глазки Сэма весело вспыхнули, но заговорил он серьезно:

– Хорошо, герр кантор эмеритус, ваши фуры уже давно проехали и, полагаю, остановятся там, у поселка.

– Сколько тактов [7]7
  Такт – специфическая форма и единица музыкального метра (метр – порядок чередования сильных и слабых долей, система организации ритма). В соответствии с типами метра различают простые (2– или 3-дольные), сложные (4-, 6-. 9-, 12-дольные), смешанные (например, 5-дольные) такты.


[Закрыть] мне еще скакать?

– Тактов?

– Хм-хм, шагов, я хотел сказать.

– Едва ли скажу, ибо сам тут впервые. Позволите проводить вас?

– Охотно, мистер. Мое дело – мелодия, а ваше – сопровождение. Если мы по дороге не сделаем ни одной четвертной паузы [8]8
  Пауза – перерыв в звучании одного, нескольких или всех голосов музыкального сочинения, а также знак в нотном письме, обозначающий этот перерыв


[Закрыть] или ферматы [9]9
  Фермата – остановка темпа, обычно в конце музыкального произведения или между его разделами; выражается в увеличении длительности звука или паузы


[Закрыть], то, пожалуй, к финалу прибудем на место.

Сэм закинул свою Лидди на плечо, свистнул Мэри, последовавшей за ним преданной собакой, взял лошадь кантора за поводья и зашагал в направлении, в котором исчезли фургоны. Не прошло и минуты, как с высокого жеребца снова послышался фальцет:

– Теперь, когда вы про меня кое-что знаете, могу я спросить ваше имя?

– Позже.

– Почему не сейчас?

– Потому что здесь есть люди, которые не должны его знать. Я вам позже все объясню.

– Но почему? Такая неизвестность для меня сродни неопределенной септиме или ноне [10]10
  Септима – интервал в музыкальном произведении шириной в семь ступеней звукоряда. Нона – интервал в девять ступней.


[Закрыть].

– Неосторожность может не только мне, но и вам принести беду. Вы находитесь в опасности, герр кантор!

– Кантор эмеритус! В опасности? Это не про меня. Сыновьям музы грозит только одна опасность – непризнание их творений. Но мне здесь не станут аплодировать, поскольку никто не знает моих композиций, которые, впрочем, сидят пока еще в моей голове и даже не разложены в партитуры [11]11
  Партитура – нотная запись многоголосного музыкального произведения, в которой одна над другой даны в определенном порядке партии всех голосов


[Закрыть].

– Так вы, значит, сочиняете?

– Да, и днем и ночью. Большую оперу для трех театральных вечеров в двенадцати актах, по четыре на каждый вечер. Знаете ли, такая трилогия, как, например, «Кольцо нибелунга» у Рихарда Вагнера [12]12
  Вагнер Рихард (1813–1883) – немецкий композитор, дирижер и музыкальный писатель; будучи реформатором оперного искусства, слыл новатором в области гармонии и оркестровки. Большинство его музыкальных драм основано на мифологических сюжетах. Одно из значительных произведений Вагнера – тетралогия «Кольцо нибелунга».


[Закрыть]… Только в этот раз не у него, а у меня, герра кантора эмеритуса Маттеуса Аурелиуса Хампеля из Клоцше под Дрезденом.

– Разве вы не могли сочинять дома? Что погнало вас в Америку, да еще в Аризону, самый опасный район Дикого Запада?

– Душа, муза, что же еще? Одаренный любимец муз обязан прислушиваться к вдохновению богини.

– Не понимаю. Я прислушиваюсь к голосу разума.

– Потому что природа не одарила вас. С чистым рассудком не сочинишь оперу, да еще с новыми героями, которые никогда раньше не стояли между кулисами и софитами [13]13
  Софит – театральная осветительная аппаратура, укрепленная на металлических фермах и предназначенная для освещения сцены спереди и сверху.


[Закрыть]. Там, недалеко от Дрездена, живет мой друг и покровитель, которого здесь прозвали Хромым Фрэнком, и он…

– Хромой Фрэнк? Живет там? Вы его знаете? – неожиданно вырвалось у Сэма.

– Да. Вы тоже?

– А как же!

– Именно он и обратил мой взор на таких героев, которые мне нужны.

– Пожалуй, себя он тоже не забыл. А на кого еще, герр кантор?

– Я прошу вас теперь уже в четвертый или в пятый раз: «герр кантор эмеритус»! Для пущей точности! Чтобы никто не подумал, что я приписываю себе славу заведения, в котором не бываю вот уже два года. Итак, Хромой Фрэнк, о котором дальше пойдет речь, обратил мое внимание, во-первых, на себя самого и, во-вторых, на трех других господ, с которыми он раньше на Диком Западе совершал свои невероятные подвиги, а теперь наверняка встретился снова.

– Кто они?

– Некий вождь апачей Виннету и двое белых охотников прерий: Олд Шеттерхэнд и Олд Файерхэнд.

– Вот так удача! Это же самые знаменитые джентльмены, которых я знаю. Да кто их не знает! А кто еще не имел счастья увидеться с ними – будь он кто угодно – все равно знает о них столько, словно сам всегда находился рядом.

– Так, может, вы мне расскажете о них?

– С величайшим удовольствием! Никто другой не знает о них больше, нежели я, хи-хи-хи! Уверяю вас, вы можете от меня услышать о них столько, что вам хватит на двадцать опер. Правда, музыку к ним вам придется сочинять самому.

– Конечно, конечно! Хромой Фрэнк рассказал мне обо всех приключениях, которые пережил вместе с этими героями, но если я услышу от вас что-нибудь еще, то это несомненно обогатит мой материал.

– Вы узнаете больше, нежели ожидаете. Но вы обмолвились о том, что Фрэнк снова должен был встретиться с ними?

– Да, я это говорил и так полагаю, хотя и не могу утверждать точно. Когда-то я надолго покинул дом, а когда вернулся, обнаружил письмо с парой строчек от Фрэнка. Он приглашал меня как можно быстрее приехать к нему, если я еще не расстался с намерением махнуть с ним в Америку, чтобы лично познакомиться с героями моей оперы. Я тотчас отправился в дорогу, но прибыл слишком поздно. Вилла «Медвежье сало», где он обитал, оказалась на замке, там не было ни души. От соседа я смог узнать только то, что Фрэнк уехал надолго. Само собой, я предположил, что он отплыл в Америку, и вот теперь я здесь собственной персоной.

– Но почему именно в глуши дикой Аризоны? Вы полагаете, что он находится где-то здесь?

– Да. Однажды он рассказал мне о несметных богатствах Аризоны и Невады, не забыв упомянуть, что сам отправится сюда, как только узнает, что кто-либо из его прежних товарищей сделает то же самое. Он переписывается с ними. Раз он так поспешно уехал, да еще и без меня, значит, получил долгожданную весть, вероятно, от Шеттерхэнда.

– И из-за этого вы предприняли такое далекое путешествие?

– Конечно, я уверен, что встречу его здесь.

– Хо! Ваша уверенность и гроша не стоит! Думаете, здесь встретиться легче, нежели там, на родине, между Клоцше и Цитцшевигом?

– А почему нет? Не все ли равно – называть эту землю Саксонией или Аризоной? А почему здесь тяжелее встретиться, чем там?

– Ну и вопрос! Во-первых, речь идет о том, что Аризона и Невада в двадцать раз больше, нежели Саксония, а потом, обстановка… Вы хоть представляете, сколько индейских племен здесь обитают?

– Мне нет до них никакого дела.

– А представляете вы вообще себе эту страну, ее дикие ущелья и каньоны, горную глушь, унылые пустыни, особенно те, что лежат между Калифорнией, Невадой и Аризоной?

– Они меня тоже не интересуют.

– Вы понимаете языки индейцев или здешних белых?

– Зачем? Мой язык – музыка!

– Но дикий индеец едва ли оценит ваше музыкальное дарование! Вы и не подозреваете, какой опасности подвергаетесь, решив разыскивать Хромого Фрэнка.

– Ничто не может угрожать дитю искусства или любимцу муз! Он возносится над обыденностью, как скрипка над контрабасом. Его дыхание – что эфир небесных аккордов, оно не подвержено земным диссонансам [14]14
  Диссонанс – сочетание звуков в музыке, вызывающее ощущение несогласованности


[Закрыть].

– Ну хорошо. Хотел бы я послушать ваши небесные аккорды, когда индсмен будет сдирать ваш скальп от самых ушей. Здесь, на этой бренной земле, есть только одна музыка! – С этими словами Сэм стукнул ладонью по ружью и продолжил: – Именно этот инструмент издает те самые звуки, под которые танцуют в Аризоне и Неваде, а…

– Танцы – тьфу! – неожиданно прервал малыша кантор. – Кто это вспоминает о них?! Кто угодно, только не истинный деятель искусства! Во время танцев теряешь точку опоры, а потом они способны выжать пот – действо, скажу я вам, весьма неэстетичное.

– Искренне желаю вам не попасть впросак, когда совершенно против вашей артистической воли можно потерять не только точку опоры, но и саму жизнь. К сожалению, есть основания опасаться, что вас очень скоро заставят станцевать гопсер [15]15
  Гопсер – немецкий народный танец, вид галопа


[Закрыть], а пот с вас польется в три ручья.

– Это кто же заставит?

– Те господа, что сидят позади нас у бара.

– Зачем?

– Это я объясню вам позже.

– Почему не сейчас?

– Потому что об этом я должен сказать еще и остальным. Дважды повторять, когда нет надобности, я не большой охотник, если не ошибаюсь.

Они покинули поселок и вышли на главную дорогу, которая вела к столице штата. На протяжении всего пути, да и во время разговоров кантор, сидя верхом, не переставал совершать странные движения, немало позабавившие Сэма, веселое настроение которого выдавал озорной блеск глаз. Вскоре они заметили четыре больших, тяжелых фургона, остановившихся впереди. Все поселенцы высыпали наружу, чтобы дать волам передохнуть и немного попастись.

Фуры стояли тесно друг к другу, с обращенными в одну сторону оглоблями, что показалось Сэму большой ошибкой со стороны поселенцев. Ставить повозки именно так в местности, кишащей индейцами и разного рода белым сбродом, – непростительная неосторожность. Мужчины с деловым видом сновали туда-сюда и чем-то занимались. Две женщины возились в тернистых зарослях акации, единственной древесной породе в тех местах, способной поддерживать огонь. Еще две хлопотали у горшков, в которых что-то варилась; несколько детей помогали им. Двое молодых парней черпали ведрами воду, третий осматривал колесо фургона, а четвертый – крепко сложенный мужчина, которому перевалило за пятьдесят и который, несмотря на это, был полон сил и энергии, – стоял в самом центре всей этой суеты, охраняя остальных и время от времени отдавая звучным голосом короткие приказы. Скорее всего он был вожаком отряда.